Начала ксенобиологии

СЛЕДУЮЩАЯ ИНФОРМАЦИЯ ПРЕДОСТАВЛЕНА И ИНТЕРПРЕТИРОВАНА С РАЗРЕШЕНИЯ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ГРУППЫ ОТДЕЛА СТАТИСТИКИ И ПРОГНОЗИРОВАНИЯ НАЙТОНИИ

      Число «сто шестьдесят».       Чтобы получить это число, нужно всего лишь написать три цифры, слева направо: единицу, шестёрку и ноль.       Или, если вам нужно число, сложите несколько простых чисел. Дам подсказку: складывайте слева направо.       На карте по этому меридиану вы сможете найти три океана.       К слову, об океанах: этим числом обозначают глубокий синий цвет, почти тёмный, но и не светло синий.       В этом году, до нашей эры, родился интересный человек – Югурта, нумидийский полководец. А в наше время родился Тертуллиан, христианский писатель и публицист. Они оба старше меня на пару тысячелетий, как минимум.       А ещё это номер моего личного дела. До меня было сто пятьдесят девять главных врагов Найтонии. О каждом я мог бы рассказать, но к чему мне это?       Добавлю лишь, что мой номер последний, и самый главный.       Но не под ним я вошёл в историю.       История запечатлела меня в образе вечного противника Найтонии, «Сибальда» «Фортескью».       Почему я беру имя-фамилию в кавычки?       Потому что даже непроходимо глупый Циммерман знает, что это не моё имя. Не моё, ничейное. Выдуманное.       Как семьдесят три версии моей биографии, включая двенадцать «автобиографий», написанных от…       От моего лица.       Кто бы мог подумать?       Меня забавляет мысль, такая вот: каждый раз Оксинкнехт, как речь заходит обо мне, перечисляет названия десяти статей, по которым меня (когда поймают) будут судить.       Я думаю, что это помогает ему сосредоточиться на работе и не начать орать на всех. Он просто хочет поймать меня и перейти к следующему делу. Но дел-то больше нет, так ведь? Я последний. А если я последний, то и награда за меня его ждёт царская: отправиться в собственный кенотаф.       Не на Земле, не в эти банки с мутным мозговым рассолом.       А по-настоящему, как взрослый, куда-нибудь на Энцелад.       Но даже непроходимо тупой Циммерман понимает, что Оксинкнехт скорее отправится в биореактор, нежели поймает меня.       Вернёмся к числу «сто шестьдесят». Оксинкнехт говорит медленно, и у него уходит ровно (без пары милисекунд) две минуты сорок секунд на то, чтобы перечислить мои преступления:       «Сибальд Фортескью, обвиняется в незаконном обороте кибернетических и биологических имплантантов, проданных или купленных на суму более двух миллиардов марок; нарушениях при эксплуатации, порче и уничтожении технических устройств, повлекшие за собой материальный ущерб на сумму миллиарда марок; распространение компрометирующих материалов, повлёкших репутационные издержки и приведших к отставке ста трёх сотрудников госаппарата, высылке шестнадцати дипломатов, тюремному заключению трёхсот шестидесяти семи физических лиц и ликвидации семисот имперсонаторов; убийстве и деперсонализации сотрудников оперативных служб частного и государственного порядка, в количестве доказанных девятистах восьмидесяти семи случаев и гипотетических полутора тысячах; ликвидации крипотвалютных кошельков и их владельцев; краже и уничтожению конфиденциальных данных; курирование проектов теневого бизнеса и «dark web»; оптимизации существующих схем виртуальных преступлений и участии в планировании кибер-атак; настройке вредоносных контентных фильтров и интеграция искомых фильтров в систему гражданской дополненной реальности; разработке и внедрении вредоносного ПО».       Серьёзный я человек. Даже целое ведомство улучшил. А в благодарность уничтожение целой области вокруг меня со всеми объектами как гражданскими, так и инфраструктуры. Я планирую показаться посреди Бенефециральштадта – посмотреть, докуда дойдёт аннигиляционная волна и что заденет. Смеху будет, если повредят собственность Апрентисов и та счёт выставит, правительству.       Говорить о себе я могу много. Лучше написать и добавить кое-чего, подправить биографию. Это я мигом. Если я «Фортескью», то были какие-нибудь такие Фортескью и в истории. Пускай это будет династия мороженщиков. Почти кондитеры. «Занимались приготовлением десертов, поставляемых на стол королей, от эпохи царствования Фридриха Второго. Людьми обеспеченными их сделала торговля мороженным, смешанными с ягодами и орехами, а, позже – и шоколадом. По легенде, именно «замороженными талерами Фортескью» закусывали главы Шпица, Унтервальдена и Ури во время подписания союзного договора. Каждое последующее колено семьи считало своим долгом не только сохранить традицию приготовления «тех самых талеров», но и создать свою, уникальную формулу. Мороженное, изготовленное по этой формуле, члены семьи, не принадлежащие к поколению, чьей разработкой является формула, имели право готовить только в особенные дни. Таких дней набралось не менее тридцати, и в пятнадцатом веке Винзент II Фортескью учредил в городе Глурингенштадте фестиваль мороженного «Kühlen Sie Ihren Eife». Со всей Швейцарии и окрестных стран съезжались лучшие мороженщики и кондитеры с тем, чтобы и представить свои десерты, и привезти в родной город «то самое мороженное Фортескью». Получает недурно, не хуже, чем у каких-нибудь Апрентисов. Которые сначала были Прентисы. А потом перепрошились в Апрентисов. Но они до сих пор по документам проходят как Прентисы в количестве одной штуки. Только об этом нужно помалкивать, иначе мне за эти шалости прилетит уже по-взрослому. Так, значит, были такие Фортескью. Как они попали в Швейцарию? А наёмник привёл жену с братьями ейными, через пару лет помер, а братья те ухватистые оказались, фирму спровадили и сели в горах мороженное делать. Оформим: «Несмотря на мифологизированный налёт, клан мороженщиков Фортескью ведёт реальное происхождение от названных братьев Альмерика и Ольбрехта Фортескью, прибывших в тогдашние кантоны вместе со старшим братом ещё во времена объединения Европы Карлом Великим. Братья отличались как воинской доблестью, так и мастеровитостью и хладнокровностью, из-за чего вместо продолжения службы в качестве эсквайров, а, затем, рыцарей, выбрали мирную и редкую специализацию мороженщиков. Их выбор пал на уединённые общины Швейцарии, где они и поселились, переехав к сестре Аделонде, женатой на богатом землевладельце Ландбректе Ландере Ландау. Братья стали свидетелями кончины Ландбректа, и, согласно его завещанию, оказались наследниками обширных угодий Ландере. Очень скоро вдовая сестра отправилась в монастырь, где через пару месяцев умерла от горя. Безутешные братья назвали в её честь первую марку мороженного».       Вот чего не хватает, так это документов. Копию завещания я могу быстро изготовить, делов-то. Свидетельство о браке пригодится, а Ландбректу можно дать двойную фамилию. Мол, так уважал жену и её семейство, что решил вот так выделиться. Среди консервативного населения общины, да. Которые до сих пор говорят на романо-германской смеси и отказываются переходить на государственный язык.       «Дела Фортескью очень быстро пошли в гору, во многом благодаря франкской усидчивости и хватке. Так, известно, что изначально братья работали вдвоём, пока не довели технологический процесс изготовления замороженного десерта до совершенства, прежде чем открыли мастерскую. Некоторые современные историки Найтонии уверены в том, что сам легендарный Мерлок, создал техномагию с оглядкой на успехи Фортескью. Разумеется, этот факт всего лишь забавный анекдот, призванный отразить высокую степень доверия найтонцев к знаменитым мастерам».       Кстати, интересно: а считали ли уже тогда они себя найтонцами? То есть я бы с удовольствием записался найтонцем франкского происхождения, если бы в те времена это было возможно. Но: община терпит проходимцев с их десертами и отвратительным языком тогдашнего документооборота. А уж на такое бы они точно не согласились бы.       Поэтому братья и не отсвечивали ярко, пока не прославились.       До заключения союза между кантонами, это уж точно. А чем они всё это время занимались?       «Клан мороженщиков Фортескью переживал взлёты и падения, и не раз терял лучших сыновей в битвах на стороне швейцарских наёмников. Так, во время войны Глурингенштадта и Франконии шесть Фортескью: Эгон Мрачный, Ксейвр, Кейсер, Гофрит, Сигманд и Ольберхт служили в рядах аусцуга и все шестеро погибли в битве у Франкфурта, оставив род фактически без наследников, если бы через пару месяцев после битвы у вдовицы Сигманда не родился Винзент I».       Ясно и простому найтонцу: всё это время Фортескью усиленно роднились с коренным населением. Чтобы через восемь веков гордый я смог сказать о себе: чистокровный швейцарец-найтонец.       И даже самый консервативный найтонец не сможет возразить, потому что у него прапрадедушка немец, а у меня – швейцарец. Кто тут оригинал?       «Политическую принципиальность, а именно выбор нейтралитета, Фортескью доказывали не только словом, но и делом: так, неоднократно между немецкими княжествами вспыхивали локальные войны, и сыны Фортескью и участвовали в сражениях на правах наёмников, и поставляли замороженные угощения на стол переговоров. Мороженное марки «Бертильд» названо в честь жены германского князя Олдрича Олденвальда, помирившей мужа с его соперником, Олдричем Синклером.       Фортескью уважали не только собственных нанимателей, но и побеждённых противников. Мороженое марки «Гольбейн» названо в честь немецкого рыцаря Мейнарда Гольбейна, сражённого Мейнилом III в битве у моста через Альтмуль».       А сейчас мне пора спешить. Герр Зильбертруд со присными ждёт интересной беседы.       Я даже знаю, как закончу её:       «Вы начнёте дело».