Зеленый неон заливает ярким светом танцующую толпу, липнет к телам, искушает, раскрепощает, позволяет забыться и забить на проблемы. Все, что гложет душу, остается там, за тонированными стеклянными дверьми с изображением салатовых змей, ползущих вверх. Такой безмолвный и сонный днем, Гриндевальд распахивает свои объятья для ночных ласточек, что летят сюда, словно на зимовку, в надежде расслабиться и отпустить себя.
И когда сумерки сгущаются над беззащитным городом, один из самых элитных ночных клубов Сеула вновь готов встречать гостей.
Хозяин заведения, вальяжно откинувшись на спинку роскошного дивана, обитого крокодильей кожей, неспешно потягивает мартини. На черном циферблате серебряных Romanson — одиннадцать вечера, отличное время, чтобы развлечься. Он приглаживает и без того идеально уложенные светло-каштановые волосы и скользит взглядом по толпе. Музыка грохочет в ушах, отдаваясь приятной вибрацией в груди — такое родное и любимое ощущение. За барной стойкой колдует Чжэн Бо, красуясь выбритым виском с впечатляющей татуировкой дракона. Блондинистая челка, зачесанная набок, спадает на глаза, но даже это не мешает Бо вытворять за баром что-то абсолютно немыслимое, приковывая взгляды посетителей.
Хосок закидывает ногу на ногу, подмигивая проходящей мимо официантке в характерной форме — снежно-белой рубашке и хвойно-зеленом фартуке с изображением змеи, ползущей от колена до талии, — и жестом указывает наполнить его бокал.
— А вот и хозяин этой забегаловки, — Хосок поворачивается на голос, перекрикивающий музыку, и широко улыбается — Мин Юнги собственной персоной. Это именно ему Хосок обязан таким роскошным дизайном своего заведения, ведь талантливее Юнги дизайнера не сыскать во всем Сеуле, он четко выслушал все пожелания, прислушался и, конечно же, сделал по-своему. Но это «по-своему» оказалось действительно потрясающим, поэтому Хосок злился недолго.
Чон жестом зовет присесть рядом, но Юнги отрицательно мотает головой, берет с подноса подошедшей официантки стакан с виски и, опираясь локтями на стеклянную перегородку, ограждающую второй этаж клуба, делает глоток. Хосок, закатив глаза, подходит и становится рядом.
— Чего в таком виде? Проиграл спор или с очередных переговоров? — усмехается Чон.
— Второе, — Юнги делает еще глоток, свободной рукой ослабляя галстук на шее. Он одет в темно-синий Канали, идеально подчеркивающий стройную фигуру. Но Юнги лишь морщится недовольно под смех Хосока, не желая признавать, что костюм действительно сидит безупречно.
— Что за объект? — поддерживает разговор Хосок. Учитывая громкость грохочущих басов, делать это весьма затруднительно, от природы негромкий голос Хосока тонет в оглушающем техно, и ему приходится срываться на крик. Юнги что-то отвечает, наклоняясь к Чону, но тот его не слышит. Мин залпом осушает свой стакан и, поставив его на столик, зовет Хосока следовать за собой.
Поднявшись на лифте на четвертый этаж, они оказываются на просторной террасе, где стоят кожаные пуфы и небольшие стеклянные столики, за которыми люди в основном курят и оживленно болтают. Этой частью заведения заправляет Сесилия — очаровательная американка испанского происхождения. Переехавшая из Флориды в Сеул, она устроилась в Гриндевальд барменшей и по сей день покоряет гостей своей густой, черной, как смоль, шевелюрой и пронзающими черными глазами, что сверкают точно галактики в неоновых волнах Гриндевальда.
Головки прожекторов скользят по гостям, на секунду заливая их то зеленым, то фиолетовым светом. Юнги любуется своим творением, приветственно маша Сесилии. Девушка улыбается в ответ, а потом, завидев владельца рядом с ним, уважительно кланяется и продолжает мешать коктейли. Юнги с Хосоком шествуют к угловому столику, который запрещено занимать посетителям - он только для гостей Чон Хосока - и, поудобней усевшись на фиолетовом кожаном диванчике, Юнги тянется к пиджаку, доставая из внутреннего кармана небольшой золотой хьюмидор из испанского кедра.
— Фу, опять твоя гадость, — кривится Хосок, наблюдая, как Юнги аккуратно выуживает сигару из хьюмидора и прикуривает. Хосок невольно закатывает глаза, глядя, с какой любовью и удовольствием Юнги зажимает сигару губами, поднеся пламя турбо-зажигалки к кончику, и неторопливо потягивает, продолжая вращать в пальцах.
— Вот же фетишист, — плюется Хосок. Юнги, пряча зажигалку в карман и с абсолютным счастьем на лице, заполняет рот дымом и, запрокинув голову, выдыхает.
— Я перешел на доминиканские, — многозначительно говорит Юнги, будто это способно поменять отношение Хосока к такому противному, по его мнению, но неотъемлемому элементу жизни Мин Юнги, — хотя, — машет рукой Мин, — тебе все равно не постигнуть этого искусства, черствый ты кусок камня.
Хосок от этой реплики разражается смехом, опуская голову и теребя маленький изумруд в ухе. Юнги смеется в ответ. Они дружат с тех самых пор, как Юнги подсел к Хосоку за столик в столовой на втором курсе и сказал, что у него нет денег на обед, а курочка Хосока пропахла на всю столовую.
Хосок тогда безмолвно пододвинул судочек с обедом незнакомцу и взглядом указал, мол, кушай, раз хочешь.
— Правда можно? — робко спросил студент, на что получил утвердительный кивок. Улыбнувшись, он облизался и принялся за вкусность. Хосок же, наблюдая за этим, чувствовал себя добрым волшебником, подарившим бедному студенту обед.
А потом выяснилось, что этого самого студента зовут Мин Юнги, что учится он на архитектурном и мечтает стать дизайнером интерьера. С тех пор Хосок, как хён и ответственное лицо, заботился о Юнги и не раз еще отдавал свой обед, да и просто покупал вкусняшки. И хоть Юнги он всего на четыре месяца старше, тот считает его старшим братом и, хоть и не признается, но любит называть хёном.
Сколько ночей они провели, листая портфолио Юнги, как бережно тот хранил его наброски, когда Мин вспыхивал и от неудач грозился спалить все нахрен. Хосок больше, чем друг. Хосок — брат, Хосок — душа.
Юнги с Хосоком оживленно болтают о новом проекте арт-кафе, за который взялся Мин, но, когда за столиками люди начинают восторженно ахать, а некоторые и бесцеремонно тыкать пальцем, Юнги осознает, что к ним своей фирменной кошачьей походкой приближается не кто иной, как Пак Чимин, светская львица всея Сеула.
На Чимине снежно-белая, расстегнутая на три верхних пуговицы, рубашка и приталенный бордовый костюм из бархатной ткани. На руке, слегка выглядывая из-под рукава пиджака, красуются часы от Cartier, а на шее свободно покачивается тонкая цепочка из белого золота. Чимин весь излучает роскошь, от него пахнет богатством и вседозволенностью. Он шествует по террасе с горделивой осанкой, показательно проводя рукой по идеально уложенным платиновым прядям, и улыбается так же фирменно, типичной для себя улыбкой — слегка приподнимая правый уголок губ.
— Прекрасный вечер, друзья, — Чимин подходит к сидящим за угловым столиком мужчинам и, засунув руки в карманы, направляет взгляд на великолепный вид, открывающийся с террасы: там внизу расположился город, молчаливый, мирный, такой невзрачный в лучах прожекторов Гриндевальда. Неоновые вывески, сияющие внизу и зазывающие посетителей, веселящиеся люди на улице и проезжающие машины — все это меркнет в ядовито-зеленом мерцании. Чимин слегка приподнимает брюки на бедрах и грациозно садится на диван рядом с Хосоком, пристраивая руку на спинку дивана. Часы на его руке сверкают то зеленым, то фиолетовым, красный бархат будто полыхает под ярким светом, от Пака веет уверенностью, высокомерием и пряно-древесным White Christal, и по первому взгляду на этого человека можно сказать, что он доволен и совершенно ничем не обделен этой жизнью.
— Неужто небеса пали, и ангелы спустились на землю? — приветствие Хосока заставляет Чимина усмехнуться. Юнги, с интересом скользя взглядом по все еще глазеющим людям, жестом кивает официанту. Ему нет нужды озвучивать заказ, работник знает его наизусть: мартини для Хосока, виски для Юнги и бокал Chateau Brion для Чимина.
Через полминуты алкоголь уже стоит на залитом фиолетовым светом столике. Чимин благодарно кивает, беря бокал вина и покручивая его за ножку, Хосок поднимает традиционный первый тост за «прекрасный вечер», и все пьют.
— Я слышал ты делаешь интерьер для той забегаловки на Итэвоне? — обращается Чимин к Юнги.
— Какое обесценивание моей работы, — смеется Мин, — это арт-кафе, и да, я занимаюсь этим проектом.
Чимин отпивает из своего бокала, наклоняется к Юнги, упершись локтями в колени, и чуть тише добавляет:
— Не лезь особо в Итэвон, там в последнее время неспокойно, — Чимин обратно откидывается на спинку дивана и делает глоток вина. Хосок, сдвинув брови, наблюдает за реакцией Юнги, который, судя по выражению лица, ни о какой опасности осведомлен не был.
— Я не слышал об этом, — прерывает паузу Чон. Чимин лишь пожимает плечами.
К мужчинам подходит официант, и они быстро умолкают, отдавая бокалы и прося повторить. Как только он отходит, Чимин устремляет взгляд к лифту, где появляется стройная фигура в светло-розовых брюках и белой заправленной футболке. Пак довольно улыбается и не перемещает взгляд с парня до тех пор, пока тот, с такой же радостной улыбкой не садится к нему на колено. Чимин охотно раздвигает ноги, чтобы парню было удобнее, и обнимает за талию, когда тот наклоняется и целует его в пухлые губы.
— Кихенни, — сладко тянет Чимин. Хосок протягивает руку для рукопожатия, Юнги сдержано кивает, выпуская витиеватую ленту дыма, и аккуратно кладет сигару на край пепельницы.
Кихен весь сочится счастьем, в его угольных глазах плещется веселье и беззаботность, он улыбается в поцелуй и обвивает шею Чимина одной рукой. Пак жестом указывает официанту принести бокал вина для прибывшего. — Ты давно тут?
— Давно, — отвечает за него Хосок, заметивший Кихена еще внутри среди толпы танцующих. За его розовую макушку трудно не зацепиться взглядом. Кихен поистине обворожительный, и на вопрос «что в нем нашел Чимин?» ответить не трудно.
Ю улыбается Хосоку и берет с подноса официанта два бокала с вином, протягивает один Чимину и пьет с ним на брудершафт. Юнги на это лишь глаза закатывает, посмеиваясь. Кихена он знает со времен учебы в старшей школе, и это именно он познакомил их с Чимином и Хосоком. Юнги был с ним еще тогда, когда волосы Ю были не нежно-розовыми, а натурально-черными, когда он боялся выходить в свет и упрямо углублялся в журналистику для того, чтобы избавиться от комплексов и стать более коммуникабельным.
Сейчас же Кихен — известный арт-журналист, подкинувший ему интересный объект на Итэвоне, душа любой компании и розововолосый чудик, которого Юнги все еще любит всей душой и все еще это отрицает.
— Пойдемте танцевать, здесь же скучища, — драматично поджимает губы Ю, ерзая на колене Чимина. Тот все еще обнимает его талию и, одним глотком осушив свой стакан, отвечает:
— Сейчас пойдем, малыш, — он гладит по спине, заглядывая в черные глаза, и ухмыляется, представляя, как через несколько часов будет стягивать с Кихена одежду.
— Точно, — вскакивает Хосок, спохватившись, и смотрит на часы, — уже без десяти полночь, скоро выступление АрЭма.
— И как мы могли забыть, — язвительно подмечает Юнги, осушая свой стакан и поднимаясь с дивана. Он прячет сигару в хьюмидор и возвращает коробочку во внутренний карман пиджака.
Хосок изящно шагает к лифту. Люди оборачиваются, устремляя взгляды на владельца клуба. На нем темно-зеленая оверсайз футболка с эмблемой Dior, кардиган и черные джинсы, свободно сидящие на бедрах, изумруд в ухе поблескивает в свете прожекторов, а в глазах уверенность, отличающаяся от чиминьей лишь тем, что не отдает заносчивостью. Хосок, путем огромного труда и упорства достигший того, что имеет на данный момент, никогда не забывает того юного амбициозного студента, заворожено слушающего лекции по бизнес менеджменту и представляющего перед сном, как открывает ночной клуб.
Юнги идет вслед за Хосоком, теребя ключи от Ауди, за ним, поддерживая Кихена за талию, ступает Чимин, излучая величие и пренебрежительность.
Лифт останавливается на первом этаже. На сцене уже идут приготовления к выступлению, толпа двигается в такт музыке, и атмосфера нирваны пропитывает каждую клетку тела. Тут же подбежавший официант провожает компанию из четырех человек к столику. Чимин садится в угол, прижимая к себе Кихена, Хосок усаживается на свое коронное место на диване, открывающее отличный обзор на сцену, а Юнги, закидывая ногу на ногу, присаживается сбоку в кресло, обтянутое крокодильей кожей.
— Let's start the show, — говорит, ухмыляясь, Пак с чистым американским акцентом, устремив взгляд серых глаз на сцену, куда из-за кулис уже уверено шагает АрЭм. Кихен плотнее прижимается к Чимину, закидывая его руку себе на плечи, Юнги подсаживается ближе, сцепив руки в замок и упершись локтями в колени, а Хосок, расслаблено привалившийся к спинке дивана, поднимает свой бокал с мартини и негромко говорит «за тебя, Намджун, зажги, братик».
Толпа ревет при первых же аккордах. Намджун поднимает микрофон в своем фирменном движении и кивает опущенной головой в такт музыке. Люди прыгают, размахивают руками, обливая друг друга выпивкой, излучают нереальную энергетику, кричат и подпевают. Намджун отдается полностью, выплескивает в зал бешеный драйв, превращая элитное заведение в дикую арену.
𝘴𝘰𝘰𝘯 𝘺𝘰𝘶'𝘭𝘭 𝘬𝘯𝘰𝘸, 𝘵𝘩𝘦 𝘤𝘺𝘮𝘣𝘢𝘭𝘴 𝘴𝘢𝘺𝘪𝘯𝘨 𝘵𝘩𝘦 𝘷𝘢𝘭𝘶𝘦 𝘰𝘧 𝘮𝘺 𝘯𝘢𝘮𝘦
Чимин покачивает головой в такт, пока Кихен возле него устраивает чуть ли не техно дэнс. Хосок также танцует руками, проникаясь текстом, а Юнги невольно съеживается, когда АрЭм хрипловато тянет:
𝘨𝘰 𝘱𝘭𝘢𝘺 𝘵𝘩𝘦 𝘳𝘰𝘭𝘦 𝘰𝘧 𝘢 𝘱𝘪𝘵𝘪𝘧𝘶𝘭 𝘭𝘪𝘧𝘦 𝘸𝘩𝘪𝘭𝘦 𝘐 𝘳𝘢𝘱 𝘵𝘩𝘪𝘴
Людям, кажется, совершенно плевать на смысл текста, читка Намджуна заставляет мурашки толпами носится по коже, его голос пробирает до костей своей хрипотцой, они кричат слова, суть которых до них совершенно не доходит, и, словно стая бешеных птиц, в хаотичных движениях взрывают танцплощадку.
𝘙 𝘵𝘰 𝘵𝘩𝘦 𝘔 𝘐'𝘮 𝘢 𝘮𝘶𝘧𝘶𝘤𝘬𝘪𝘯 𝘮𝘰𝘯𝘴𝘵𝘦𝘳
Колонки пульсируют, будто механические сердца, отдаваясь в груди вибрацией. Сцену заливает фиолетовый свет, выгодно подчеркивающий аутфит Намджуна, свет прожектора плавно ползет по металлической цепочке, свисающей с ремня на джинсах, сменяется на зеленый, неоном переливается на глянцевой куртке, под которой неслышно звенят кулон с цепочкой.
𝘙 𝘵𝘰 𝘵𝘩𝘦 𝘔 𝘐'𝘮 𝘢 𝘮𝘶𝘧𝘶𝘤𝘬𝘪𝘯 𝘮𝘰𝘯𝘴𝘵𝘦𝘳
Толпа выкрикивает сценическое имя Намджуна, и Хосок, подняв полупустой стакан с выпивкой Юнги, качает рукой вниз-вверх, вторя «RM». Мин присоединяется, выставляя указательный палец и мизинец в жесте «коза» и также качает, выкрикивая намджунов псевдоним.
𝘧𝘦𝘦𝘭 𝘵𝘩𝘦 𝘳𝘩𝘺𝘵𝘩𝘮. 𝘖𝘷𝘦𝘳 𝘩𝘦𝘳𝘦
Дальше Намджун выступает с треком «Moonchild». Для Юнги эта песня является очень личной, он помнит как Намджун писал ее, как приглашал в студию послушать, как Юнги прятал слезы от друга. Они просидели тогда в маленькой студии до самого рассвета, выпили по четыре чашки кофе каждый, излили друг другу душу. И больше никогда об этом не вспоминали.
𝘸𝘦 𝘣𝘰𝘳𝘯 𝘵𝘰 𝘣𝘦 𝘴𝘢𝘥, 𝘴𝘢𝘥, 𝘴𝘢𝘥, 𝘴𝘢𝘥
Юнги жестом указывает официанту принести двойную порцию выпивки и, как только стаканы оказываются на черном глянцевом столе, он осушает первый парой глотков. Мин вытирает рот тыльной стороной ладони и нащупывает хьюмидор во внутреннем кармане пиджака.
— Выйду покурить, — бросает Юнги на ухо Хосоку. Тот согласно кивает.
𝘺𝘦𝘢𝘩 𝘢𝘭𝘭 𝘵𝘩𝘦 𝘱𝘢𝘪𝘯 𝘢𝘯𝘥 𝘢𝘭𝘭 𝘵𝘩𝘦 𝘴𝘰𝘳𝘳𝘰𝘸. 𝘛𝘩𝘢𝘵'𝘴 𝘺𝘰𝘶𝘳 𝘥𝘦𝘴𝘵𝘪𝘯𝘺, 𝘴𝘦𝘦
Прохладный весенний воздух лохматит волосы. Юнги замерзает практически сразу. Голова немного кружится от выпитого алкоголя, и Мин чувствует как тело окутывает тяжесть, хочется прилечь и закрыть глаза. Он достает хьюмидор и с минуту крутит его в руках. При таком ветре и подкурить-то нормально не выйдет, думает. Мин обращает взор на курящих рядом девиц и прячет коробочку назад в пиджак.
Голос Намджуна из колонок долетает даже на улицу. Юнги не скрыться. Не важно где,
правда всегда настигает.
𝘧𝘰𝘳 𝘶𝘴, 𝘮𝘰𝘳𝘦 𝘵𝘩𝘢𝘯 𝘢𝘯𝘺𝘰𝘯𝘦 𝘦𝘭𝘴𝘦, 𝘸𝘦 𝘯𝘦𝘦𝘥 𝘵𝘩𝘦 𝘯𝘪𝘨𝘩𝘵 𝘴𝘬𝘺
— Милые леди, могу ли я попросить у вас сигарету? — обворожительно улыбается Юнги.
Девушки глядят на Мина заворожено, шатенка гуляет лисьим взглядом по его рукам, груди, животу.. Юнги чувствует исходящий от них обеих посыл, но уверенно игнорирует двусмысленные взгляды.
— Конечно, — шатенка достает с кармана пальто пачку и протягивает Юнги. Тот выуживает одну сигарету и благодарно кивает, отходя в сторону. Подруга шатенки порывается что-то сказать напоследок, но Юнги, сделав вид, что не заметил этого, решительно двигается к скульптуре вставшей на дыбы лошади с обвитой змеей лапой.
𝘵𝘩𝘢𝘵 𝘸𝘦'𝘳𝘦 𝘴𝘮𝘪𝘭𝘪𝘯𝘨 𝘵𝘩𝘳𝘰𝘶𝘨𝘩 𝘯𝘦𝘷𝘦𝘳-𝘦𝘯𝘥𝘪𝘯𝘨 𝘱𝘢𝘪𝘯, 𝘺𝘰𝘶 𝘬𝘯𝘰𝘸
𝘵𝘩𝘦 𝘮𝘰𝘮𝘦𝘯𝘵 𝘺𝘰𝘶 𝘴𝘱𝘦𝘢𝘬 𝘰𝘧 𝘧𝘳𝘦𝘦𝘥𝘰𝘮, 𝘺𝘰𝘶 𝘭𝘰𝘴𝘦 𝘪𝘵, 𝘺𝘰𝘶 𝘬𝘯𝘰𝘸
𝘥𝘰 𝘺𝘰𝘶 𝘬𝘯𝘰𝘸
Юнги усмехается. Умеет этот Намджун лирику писать, черт возьми.
— Ты окоченел уже, — слышится сзади знакомый голос, — вот, — на плечи Юнги ложится кашемировое пальто, а потом и чужой подбородок. Его обнимают сзади, легонько прижав за живот, и Юнги улыбается, когда розовая челка Кихена щекочет ему щеку.
— Ты чего вышел, Намджун же еще не закончил свое выступление?
— За тобой, — шепчет Кихен, — ну, и потому что Чимин пошел к бару и лижется там с какой-то европейкой, — Ю усмехается, и Юнги хихикает в ответ.
— Ничего нового.
— Зачем ты куришь эту гадость? — спрашивает Кихен, обходя Юнги и становясь перед ним.
Мин смеется, стряхивая пепел с сигареты. Вкус действительно мерзковатый, с сигарами не сравнить.
— Ты же сам такие куришь, — усмехается Юнги.
— Я — да, но ты же всегда говоришь, что это фу и выбрось немедленно, не позорь меня, — Кихен перекривляет Юнги, слегка шепелявя, и Мин легко бьет его кулаком в плечо. Тот показательно морщится, потирая ушибленное место, заламывает Юнги, также, как они делали в школе, и ерошит черные пряди.
— Э-эй, — тянет Юнги, — ну, прекрати, ты испортил мне прическу, — наиграно хнычет Юнги, но Кихен лишь заливисто хохочет. Мин выкидывает окурок в мусорное ведро и кивает Кихену, мол, пошли.
После того, как два года назад, Юнги превратил это место в то, что посетители могут созерцать сейчас, он бывал здесь не реже трех раз в неделю. Он любит Гриндевальд, влюбился в это здание еще тогда, когда Хосок присматривал варианты помещений, это именно он посоветовал другу остановиться на нем. Но иногда, среди танцующей толпы, веселящихся друзей и ярких огней, Юнги чувствует себя невыносимо одиноким. Наверное, это и есть его самая глубокая тайна, о которой он никогда и никому не рассказывал и вряд ли расскажет, ведь человеку с профессией Мина глупо себя чувствовать
так. Намного проще гнать эту нелепую навязчивую мысль, сосредотачиваясь на обжигающем вкусе любимого виски, принимать зияющую дыру в груди за вибрацию клубных басов и тонуть в поверхностных чувствах, нагибая очередную девчонку, которые вешаются на него, точно пчелы летят на цветы.
Кихен догоняет у самого входа в клуб, где крепкий охранник, поклонившись, охотно пускает их внутрь, приоткрывая стеклянные двери. Змеи расходятся в стороны, и пара друзей прошествует внутрь.
𝘮𝘰𝘰𝘯𝘤𝘩𝘪𝘭𝘥 𝘥𝘰𝘯'𝘵 𝘤𝘳𝘺
***
— Хэй, молодежь, — Намджун подходит к столику, протягивает руку для рукопожатия Чимину, обнимает Хосока и ерошит волосы только что подошедшему Юнги. Кихен снова роняет себя на колени Чимина, но тот вовсе не против, Пак водит ноготками по спине Ю и чувствует разливающееся по телу возбуждение от каждого содрогания стройного тела.
— Ну-у, — недовольно стонет Мин, — да что ж сегодня за день, — он снимает с шеи галстук, откидывая его на диван, и стягивает синий пиджак, — так и норовят испортить укладку.
От этой фразы Намджун чуть ли не катится по полу от смеха, он закидывает руку на плечо Мина, пару раз дружески похлопывает, но Юнги, недовольно хмыкнув, усаживается в кресло и тянется к своему стакану.
— Ты сегодня был на высоте, Намджун-хён, — улыбается Чимин уголком рта. Кихен согласно кивает, одаривая рэпера широкой дружелюбной улыбкой. Ким наиграно-высокомерно фыркает, зачесывая волосы назад в жесте «конечно, был». Все смеются, и Намджун громко подзывает официантку.
— Всем текилы за мой счет!
Девушка услужливо кланяется и удаляется. Хосок громко хохочет, чуть сжав колено Юнги для поддержки. Они все захмелели и чувствуют приливающее веселье.
— Если ты будешь каждый раз так делать, я на полном серьезе заставлю тебя мыть посуду, потому что после каждого раза, как ты всех, видите ли, угощаешь выпивкой, на утро нихрена не помнишь.
— Запишите на мое имя, Чон Хосок разрешил, — пародирует пьяного Намджуна Юнги, заражаясь звонким смехом.
Официантка приносит две бутылки любимой мексиканской текилы Хосока.
— Смотри, Намджун-хён, придется лезть в долги или брать кредит, — Чимин наиграно ежится при слове «кредит» и тянется к стаканам с выпивкой, беря сразу два.
— Да не мудрено, с такими-то ценами.. — чешет затылок Намджун, прикладываясь губами к текиле.
— Только так мы можем позволить себе таких высокооплачиваемых музыкантов, — Хосок пододвигает стаканы для себя и Юнги и подмигивает Намджуну.
— За друзей и выплаченные кредиты, — поднимает бокал Ким.
— За друзей и выплаченные кредиты! — соглашаются остальные и, чокнувшись бокалами, пьют. Текила выплескивается со стаканов при их соприкосновении, но никому нет дела. Из колонок доносятся потрясающие биты (Хосок для сегодняшнего вечера пригласил одного из лучших ди-джеев Сеула), отовсюду слышится смех, веселье витает в воздухе, и они чувствуют себя хорошо.
Время близится к двум часам ночи, когда Юнги замечает в толпе двух знакомых девушек, грациозно двигающихся в сторону их столика.
— Позволите присоединиться, джентльмены? — кокетливо улыбается шатенка, обводя взглядом пятерых друзей. Рыженькая подружка гуляет карими глазками по Чимину, а потом переключается на Кихена, закусывая пухлую губу, и всем видом показывает, что она не прочь закончить этот вечер в его объятьях.
— Милые леди, — приветственно говорит Юнги, с улыбкой кивая дамам. Намджун тянет рыженькую девушку к себе на колени, и она охотно обвивает тонкими ручками его шею. Шатенка присаживается между Хосоком и Чимином. Чон жестом указывает официанту, что нужно больше выпивки, подняв вверх руку и круговым движением обведя пальцем их столик.
— За прелестных леди, — поднимает тост Намджун, и все осушают свои бокалы. Текила приятно разливается по горлу, Чимин кладет кусочек лайма в рот Кихену, и тот морщится от кислого вкуса. Они обсуждают спорт, политику, экономику, космические исследования и черт знает что еще. Под градусом у этих ребят знатно развязывается язык, у всех до одного. Девушки радуют своим присутствием, рыженькая поглаживает Намджуна за затылок, а шатенка уже перебралась на свободное чиминово колено, и теперь тот сидит, точно султан, обнимая одной рукой Кихена, а другой черноглазую кокетку.
Спустя еще час безудержного веселья, диких танцев и разговоров обо всем на свете, рыженькая липнет к Чимину, вставая между ними с Кихеном, когда те, на шатающихся ногах, танцуют, обнимаясь. Пак уверенно проникает своим языком в ее рот, не прекращая танцевать и держать за руку Кихена. Ю, в свою очередь, гуляет руками по стройному телу лисицы, слегка прижимая к себе за талию, оглаживая небольшие груди. Девушка поворачивается к Кихену и с лукавой улыбкой увлекает того в поцелуй. Чимин в это время зарывается носом в пламенные волосы, вдыхая приятный цветочный аромат и покачиваясь в такт музыке.
Рыжая бестия тянет Кихена за одну руку и Чимина за другую к лифту, и те, кивнув друзьям, удаляются. Намджун за барной стойкой спорит с Юнги о спорткарах, доказывая, что движок Лаферрари достигает девятьсот шестьдесят лошадей, в то время, как Юнги упорно стоит на девятистах и не лошадью больше.
Хосок, уставший и взмокший от танцев, сидит на диване, попивая алкогольный коктейль на основе водки. Он, складывая указательный и большой пальцы, образующие жест «ОК», показывает Чимину, что желает хорошо развлечься, и усмехается, вытягивая трубочкой последние капли коктейля.
Чимин выходит из лифта первым. На третьем этаже их ждет услужливый швейцар, готовый провести в свободную комнату. Весь этаж составляет коридор и вип-комнаты, в которых можно отдохнуть, поспать или развлечься, чем и собирается заняться троица, шествующая к дальнему номеру для эксклюзивных гостей владельца заведения. Простым посетителям в этой комнате отдыхать запрещено, но вот Чимин является частым ее гостем и иногда в шутку называет вторым домом.
Он не прекращает обнимать девушку и целоваться с Кихеном. Когда за ними закрываются двери, Чимин, без долгих прелюдий, толкает Кихена на кровать, вырывая у того стон. Девушка удаляется в ванную комнату, оставляя Чимина наедине с Кихеном. Бордовые брюки летят на пол вслед за пиджаком, Чимин целует развязно, искустно развращая юное тело, он путается пальцами в розовых волосах, оставляет рубиновые стигмы на кихеновой фарфоровой шее, и тот хрипло стонет, горячо шепча в ухо Чимину всего одно слово — «да».
Когда девушка возвращается, она наблюдает абсолютно обнаженных парней, целующихся на кровати и ласкающих друг друга руками. Избавившись от тугого топа еще в ванной, она снимает кружевной белый бра и по-кошачьи заползает на кровать, умещаясь лицом к Кихену. Он целует лисицу, оглаживая красивую молочную грудь, чуть сжимая талию, пока Чимин выцеловывает хрупкие плечи и гладит бедра. Они оба нежны и аккуратны. Чимин обволакивает, словно бархат, рычит в тонкую шею, пока Кихен рисует круги во рту рыжей, а потом Пак резко поворачивает девушку к себе, впиваясь в черничные губы грубым поцелуем. Кихен прижимается к спине девушки, упираясь возбужденным органом меж ягодиц, и вытягивает руку, находя чиминов член и водя по нему.
Теплые волны разливаются по чиминьему телу, когда он чувствует родную руку на стволе, и продолжает целовать прекрасную леди, утопая в ее ласках. Она чуть тянет его взлохмаченные волосы, зарываясь в них длинными пальчиками. Кихен слазит с кровати и, порывшись в кармане брюк, находит два серебристых пакетика. Он довольно улыбается и возвращается к своим спутникам.
***
— Куда делся Намджун? Я же только в туалет отошел, он абсолютно не прав насчет мотора Ниссана и..
Хосок перебивает его, не дослушав.
— Он уехал с шатенкой.
— Вот черт, — раздосадовано тянет Юнги, плюхаясь рядом с Хосоком на диван. — если бы мне не так сильно нужно было отойти, я бы точно смог ему доказать, что в битурбированном моторе Nissan GT-R не три литра, а три и восемь и..
Хосок вновь прерывает Мина, подняв руку в жесте «стоп». В четыре утра он совершенно не желает знать ни о каком Ниссане, а тем более вдаваться в подробности «начинки». Толпа заметно рассосалась, на танцполе осталось не так много людей, а Бо за барной стойкой уже начинает натирать бокалы, что свидетельствует о скором приближении утра.
— Поехали домой, — предлагает Хосок, пихая Юнги локтем в бок. Тот наиграно корчится и, слабо усмехнувшись, утвердительно кивает.
Мин лениво натягивает синий пиджак, роется в поисках галстука и, не найдя его с первой попытки, равнодушно машет рукой, мол, ну и хрен с ним, и плетется вслед за Хосоком к выходу. Черный циферблат Romanson показывает 4:10. Чон совершает звонок и через минуту к ним спускается Сесилия.
— Моя спасительница, — чуть приобняв девушку за талию, Хосок целует американку в щеку. Та, смущенно улыбнувшись, забирает у него ключи от зеленого мерседеса и, обойдя авто, садится на место водителя.
Юнги залезает назад, и Хосок заваливается следом. Юнги просит Сесилию негромко включить Green Day, и девушка послушно исполняет. Мин кладет голову Хосоку на плечо и прикрывает глаза.
Moonchildren don't cry
***
— Машина, на которой они уехали, его? — хриплым голосом спрашивает мужчина, кидая под ноги окурок и растаптывая его пяткой.
Рядом стоящий молодой парень кивает. Он прячет голову под капюшоном, а руки держит в карманах. Мужчины стоят на другой стороне улицы, наблюдая вслед улетевшему мерседесу. Молодой парень кидает заинтересованный взгляд на клуб, на что-то указывая спутнику. Тот ядовито усмехается.
— Совсем скоро этот ублюдок получит, что заслужил, — сипло цедит мужчина, едко ухмыльнувшись.
— Ра уже начал свою деятельность в Гриндевальде, скоро от этой дыры останутся лишь голые стены, это вопрос времени, — мужчина сплевывает на землю и, развернувшись, двигается в сторону черного Хюндая. Младший следует за ним.
