Порочные игры

Воскресенье для Мэй началось так красочно, что она решила, что именно так, наверное, и проводят свои дни грешники в аду. Страшная головная боль, тошнота и слабость заставили ее думать о том, что бармен в «Маргариту» подливал ей что-то еще: слишком уж сильным было похмелье. С трудом разлепив глаза и оглядев свою комнату, она нашла на тумбочке у кровати заботливо оставленный стакан воды и пару таблеток с прислоненной к нему запиской, на которой рукой Айка было написано: «Выпей меня». Девушка послушно выполнила все инструкции и ощутила, как на миллиметр ей становится лучше. Она, все так же лежа, проверила свой телефон и снова с удивлением для себя обнаружила, что Себастиан вчера буквально оборвал ей телефон звонками и смс-ками, пока она была в баре. Мэй очень смутно помнила, что же вчера произошло и, конечно же, она не помнила, что дважды говорила с ним по телефону, но все это ее особо не напрягало. Напрягало ее то, что ей казалось, что прямо сейчас ее вывернет наизнанку снова, хотя выворачивать было совсем нечего. Кое-как выбравшись из кровати и придя на кухню, Мэй увидела на столе приготовленный Айком завтрак для нее и с благодарностью вяло его съела, после чего решила принять ванну: любой способ прихода в себя сейчас был хорош. Так прошло время практически до самого вечера: Мэй восстанавливалась как могла, прибегая к обильному питью и усиленному питанию, и ко второй половине дня тошнота и головная боль ушли, осталась лишь небольшая слабость в теле, но и до завтра она уже должна была пройти. Когда она в очередной раз заваривала себе чай, дверь квартиры хлопнула и послышался приветливый голос Айка: — Бэмби, рад видеть тебя на ногах, — он довольно уселся за обеденный столик все так же с одной рукой на перевязке. — Как самочувствие? — Привет, Айк, — она, улыбаясь, заварила чай и ему и поставила перед ним кружку, так же усаживаясь за столик. — Бодрячком. Сегодня работать, конечно, не буду, но вообще все отлично. Спасибо за вчера и тебе, и Рику. Я плохо все помню, но, думаю, вам пришлось со мной повозиться. — Ничего, — улыбаясь, кивал Айк, — мы квиты. Будем считать, что мы тебе вернули должок за тот раз, когда случайно с Риком перебрали на прошлое его др. Тебе-то пришлось повозиться вдвойне… Что ты помнишь о вчерашнем? — Много вкусной Маргариты, много отрицалова о том, что мы со Стэном похожи, потом, кажется, Рик приехал за мной, и все — утро. — Ну, в целом, ничего важного ты не упустила, — уклончиво ответил Айк. — Видел, у тебя билет в кино лежит на тумбочке у кровати. Почему один? Дата сегодняшняя, ты разве заранее покупаешь билеты в кино? — Нет, — помотала головой Мэй, отпивая чай. — Стэн опять прислал мне цветы, и там был вложен билет. — Пойдешь? — Я что, идиотка? — нахмурилась Мэй. — Никуда я не пойду, вот еще. — Сходи, — пожал плечами Айк. — Развеешься, воздухом хоть подышишь, пока пойдешь до кинотеатра. Тем более нет никакой гарантии, что он придет. Он же занятой что пиздец. — Надеюсь, так и будет, и он не придет. — Он тебе нравится? Как мужчина, — спросил мулат, смотря прямо в недоуменные глаза Мэй. — Я не знаю, — честно ответила она. — Он раздражает меня большую часть времени, я его иногда искренне ненавижу, но я не могу не принимать во внимание то, что он несколько раз очень сильно мне помог. Но за все время нашего общения он лишь раз был действительно хорошим. Ну, ладно, два. Так что скорее нет, чем да. — Тем более сходи для разнообразия. Чуть задумавшись над этими словами и оценив собственное самочувствие как в принципе удовлетворительное, Мэй согласилась. Сеанс был ночной, и конец второй недели сентября в Нью-Йорке означал то, что нужно одеваться уже теплее, чем летом, ведь с Гудзона дул по-настоящему ледяной ветер. Мэй надела на себя джинсы, кроссовки, свитшот и сверху легкую джинсовку вместе с рюкзаком. Когда она вышла на улицу, на город уже опустились сумерки и для воскресного вечера народу было крайне мало. Она пешком, а затем и на общественном транспорте быстро добралась до кинотеатра и, зайдя внутрь, показала контролеру свой билет, после чего ее пустили в сам зал. Время было почти двенадцать ночи, и людей внутри было практически ноль: одна женщина на задних рядах, один мужчина в самом начале и две зрелые женщины где-то посередине. Мэй, прочитав ряд и место на своем билете, уселась на свое законное место, положила рядом с собой рюкзак и взяла небольшую упаковку сладкого попкорна, купленную заранее. Она в целом не удивилась, когда поняла, что никого нет на соседних с ней местах. Возможно, Себ не придет, потому что злится на нее за вчерашнее, (хотя что в этом такого?), может, он изначально не хотел идти, а лишь хотел подарить сеанс в кино для Мэй. Девушка полулегла в кресле и лениво ела карамельный попкорн, облизывая липкие пальцы, смотря трейлеры предстоящих кино на большом экране, пока не услышала отчетливый запах такого знакомого сложносочиненного парфюма. Она чуть повернула голову вбок и уставилась на Себа, который снял с себя кепку и расстегнул бомбер. Мужчина чуть взъерошил свою длинную шевелюру, примятую кепкой, рукой и точно так же в ответ уставился на Мэй. — Что? — не слишком приветливо спросил он. — Не думала, что ты придешь, — пожала плечами она и протянула ему еще теплый попкорн. — Ты вообще плохо соображаешь в последнее время, Мэй, — раздраженно сказал он, и она тут же аккуратно поставила на свободное кресло попкорн и взяла рюкзак, поднимаясь со своего места, явно собираясь уйти, но мужчина цепко взял ее за бедро и с силой усадил обратно в кресло. — Прости, — менее раздраженно буркнул он. — Ладно, — нехотя сказала она и отложила рюкзак, вновь беря в руки сладкий снек. — Почему ты мне вчера названивал? — А ты не помнишь? — удивился он. — Что не помню? — не поняла Мэй. — Я тебе позвонил, ты мне стала говорить, что меня ненавидишь, что я сухарь с одной извилиной между ног, что мы с тобой не похожи, сказала мое имя раз двести подряд и попросила тебе больше никогда не звонить, — усмехнулся он, смотря на экран. — Ну, — она нервно сглотнула, что не скрылось от бокового зрения Себа, — в общем-то, я не отказываюсь от своих слов. — И чего ты тогда пришла сюда, раз я тебе так противен? — Я думала, это ты не придешь, потому что как раз-таки я тебе противна. — Это не так, — односложно ответил он и замолчал. Себастиан не любил открыто говорить о своих эмоциях и ощущениях и потому он, просто замолкнув, смотрел в экран. Мэй же, откинувшись на спинку кресла, оказавшись в положении позади Себа, беззастенчиво рассматривала его спину и очертания его тела в потемках. Сомнения стали потихоньку закрадываться ей в голову, и Мэй стало казаться, что Себастиан что-то от нее скрывает, причем уже давно. — На что ты так уставилась? — спросил он, так же откидываясь на спинку кресла, оказавшись с Мэй на одном уровне. — На тебя, — сказала она, понимая, что так и продолжила таращиться на него, когда он поменял позу. — Ты очень красив, я говорю это как художник. Ты действительно очень красив. — Не так, как ты, — просто ответил он и перевел свой взгляд с экрана на Мэй, — я говорю это как мужчина. Она смотрела на него слегка удивленно, потому что ожидала получить в ответ что-то более грубое, но в итоге получила… комплимент. Когда до нее это дошло, она смущенно улыбнулась и опустила голову. Стэн усмехнулся и снова уставился в экран, но Мэй, очевидно, раззадорило то, что он сказал, и она коротко чмокнула его в щетинистую щеку. — Фу, отвратительно, что это было? — цокнул языком он и тут же добавил: — Еще. — М? — не поняла Мэй. — Я сказал, что хочу еще, — с нажимом повторил Себ и снова повернулся к ней. Мэй, которая сама была совсем не против, потянулась уже не к его щеке, а к губам, нежно и осторожно его целуя, практически невинно, до тех пор пока ей на талию не легла его большая ладонь, придвигая к себе ближе, а другая его ладонь не накрыла ее щеку, поглаживая большим пальцем. Они целовались медленно, долго и с упоением изучая каждый миллиметр друг друга так, что у Мэй натерлись все щеки и губы от щетины Себа. Ей страшно хотелось зацеловать все его лицо, каждую его клеточку обласкать своими натертыми губами и, не удержавшись, после того как поцелуй закончился, она снова легко поцеловала его в уголок губ и в такую вожделенную ямочку на подбородке. — Наш третий поцелуй, практически юбилей, — усмехнулся он. — Четвертый, — поспорила она, переводя дыхание, — или вообще десятый. — Чмоки не считаются, — помотал головой он, снова легко целуя ее в губы, — только полноценные нормальные поцелуи. — Это все равно ничего не значит, — сказала Мэй и смущенно закусила припухшую губу, нехотя убирая с себя руки мужчины. — Для меня тоже, — сказал он слегка прохладно. — Но это приятно, отрицать трудно. Не знаю, как тебе, но мне было хорошо. — Мне тоже, — тихо добавила Мэй и вжалась в кресло всем телом, смотря не на экран, а на руки Себа, которые расслабленно лежали на подлокотниках. Остаток кино Мэй не помнила, честно говоря, она вообще перестала вникать в суть, как только рядом с ней уселся Себастиан. С ним она не могла думать ни о чем другом, кроме него самого, причем мысли были самые разнообразные: иногда она хотела попросить его попозировать себе, чтобы порисовать с натуры; иногда она думала, что он невероятно красив во всех планах, (даже строение его тела выглядело идеальным); иногда она думала о том, что жаждет поцеловать его в губы, а еще лучше, чтобы он сделал это сам, в своей обыкновенной грубоватой манере; иногда же ее посещали мысли о том, что она хотела бы тоже его куда-то позвать, но тут же отгоняла от себя такие затеи, ведь они и так виделись не слишком часто и только по его собственной инициативе, когда ему это было нужно, так что вряд ли бы он согласился прийти куда-то только потому, что Мэй его об этом попросила. Когда фильм кончился, Себастиан любезно подбросил девушку до дома, и как только она захлопнула дверцу его BMW, он тут же газанул вперед, уезжая по своим делам, ничего не сказав на прощание. В таком молчании прошла большая часть недели. Мэй работала, помогала что-то делать по дому Айку, (так как гипс снимать можно было только на следующей неделе). Словом, жила своей обычной жизнью. Себастиан объявлялся только косвенно: в среду пришел курьер, принес ей коробку с новыми мартинсами и молескином, которые сам же ей и обещал. В четверг он объявился лично, позвонив: — Детка, что делаешь? — Работаю, — односложно ответила она, зажимая плечом телефон и откладывая графический планшет в сторону. — Надеюсь, пальчиками в своей киске, пока слышишь мой голос, — усмехнулся он и был перебит. — Вот ты мне скажи, ты, может, нимфоман какой-то? — она устало закатила глаза. — Давно ни с кем не пежился? Причем тут я? Иди и поимей кого-нибудь. — У меня с этим нет проблем, малышка, — рассмеялся он. — Боже, надеюсь, ты пользуешься презервативами. — А ты что, волнуешься обо мне? — Мне жаль твою мать, которая охренеет, если член ее любимого сыночка возьмет и просто отвалится, — проворчала она, испытывая неприятное жгучее чувство внутри. — Я никогда не пренебрегаю защитой, — ответил он, вдоволь нахохотавшись как гиена. — Всегда только с ними за очень редкими исключениями, и то с девушками, которых я знаю от и до. У врача бываю планово, если тебя это так интересует, так что заводские настройки в норме, малышка Мэй. — То есть ты просто любвеобилен? — Очень, — хмыкнул он. — Я звоню тебе не за этим. Родители зовут нас на уикенд на три дня. — Что за повод? — она встала с дивана и неторопливо затопала к кухне. — Единственный сын обзавелся приличной, по их мнению, девушкой, — снова хмыкнул он. — Они хотят больше с тобой общаться и убедиться до конца, что мы просто до жопы счастливы. — Не знаю, малыш, сколько это будет тебе стоить, — задумчиво хмыкнула Мэй, ставя в кофемашину свою любимую чашку и нажимая на нужную кнопку. — Три дня — тройная оплата. — Я готов выслушать твои пожелания, куколка. — Сертификат в Сефору на пятихатку, оплатишь мне маникюр и педикюр в этом месяце, и я хочу право безнаказанно называть тебя Белоснежкой, — ухмыльнулась она, смотря в холодильник в поисках перекуса. — Все принимается, кроме Белоснежки, — тут же ответил он. — Тут есть поправка: сделаешь мне горловой минет — разрешу, когда мы будем наедине, называть меня так. — А я не умею, — парировала Мэй. — А вот и научишься, — холодно расхохотался он. — Ладно, вместо Белоснежки я хочу поход в книжный, тоже на пятихатку. — Очень жаль, — вздохнул Себ, — но предложение будет в силе до конца недели, подумай. — Иди сам знаешь куда, — беззлобно сказала Мэй, доставая из морозилки пиццу и запихивая ее в микроволновку. — О, детка, как я там хочу оказаться, ты даже представить себе не можешь, — снова рассмеялся он. — Ну все, я заеду за тобой завтра утром, возьми с собой какие-то вещи, мы уедем обратно только в понедельник утром. Все, конец связи, — пробормотал он под конец уже серьезно. — Подожди! — выпалила Мэй, сама не зная почему. — Что? — К-как твои дела? — неуверенно спросила она, зажмурившись, ожидая поток ледяного сарказма. — Нормально? — слегка удивленно ответил он. — А что? Хочешь испортить мне настроение? — Нет, я просто поинтересовалась, — пробурчала она. — Я тут обедать собираюсь, пиццу себе разогрела и кофе сделала. — Кто ты такая и что ты сделала с моей малышкой Мэй? — недоуменно спросил Себ. — Она бы не стала со мной любезничать. — Ой, иди-ка ты в пень! — воскликнула сильно смутившаяся Мэй и под звук хохота Себастиана отключилась. Только она села за стол, как дверь распахнулась и тут же зашел Айк. — О, я как раз вовремя! — он вытянул руку вперед в останавливающем жесте. — Сиди, я сам все себе налью, — с этими словами он достал большую кружку и поставил ее в кофемашину. — Как знала, большую мясную грела, — улыбнулась она, делая изрядный глоток из своей чашки. — Эт я на запах пришел, — хмыкнул Айк. — Что нового? Рисуешь? — Да, — кивнула она, беря один большой кусочек. — Звонил ловелас только что. — Что говорит? — Айк плюхнулся напротив, взял кусок пиццы, и тут же стал его жевать. — Что завтра мы едем на весь уикенд к его родителям, — фыркнула она. — Как я выживу там — хз. Возьму с собой планшет, буду рисовать. — Просто проводи побольше времени с Джиной и Джеймсом. Так и они поймут, что ты классная, и от Себастиана спасешься, — пожал плечами он, активно пережевывая пиццу. — Он мне за это заплатит сертификатом в Сефору, в книжный и маникюр с педикюром оплатит. — Продешевила, — хохотнул Айк. — У меня есть стойкое чувство, что он мне что-то не договаривает, — задумчиво пробормотала она. — Он стал чуть мягче ко мне, хотя я все равно чувствую его стену. Иногда я пытаюсь с ним просто дружески поболтать, и это даже выходит, но он все равно как закрытая книга. А мне так любопытно, что же внутри… — Ты думаешь, стоит к нему лезть вообще? — Это реально сильнее меня, — пожаловалась Мэй. — Мне так интересно, что меня к нему буквально притягивает. Я чувствую физически, как меня тянет к нему, и прекрасно понимаю, что делать этого нельзя. — Только хотел сказать это, — кивнул Айк, отпивая из уже поставленной на стол кружки, — даже не ради себя, а ради него. — А причем тут он? — Твой сложный характер, — сказал Айк. — Если вдруг между вами случится что-то плохое, если вдруг вы крупно поссоритесь и он тебя обидит, ты же не сможешь просто так этого оставить, будешь ему мстить. Так бывает всегда, не спорь, — помотал головой Айк, видя, как Мэй открыла рот, чтобы что-то возразить. — Чем интереснее тебе человек и чем ближе он тебе, тем сильнее ты ему мстишь, если ваши дороги расходятся не по обоюдному согласию. Ты уложишь его на лопатки, я не сомневаюсь, я знаю, что тебя лучше не злить. Терпеливые люди страшны в гневе. — Это не так, — пожала плечами Мэй. — Ничего я не страшна в гневе, я и злиться-то не умею. — Ты облила малярной краской своего школьного приятеля, когда застукала его с девицей за интимом, причем он-то тебе лил в уши, что гей, иначе вы бы уже давно были бы вместе. А после этого пришла к нему извиняться с пирогом, полным и слабаков, и закрепительных одновременно. — Я была ребенком, мне было 17, — буркнула Мэй, — и он заслужил. Я хотела в его толчок спустить дрожжей. — Когда ты узнала, что твоя лучшая подружка распускала за твоей спиной грязные сплетни, ты на защите вашего совместного выпускного проекта в микрофон сказала, что она лучше тебя справится с защитой, ведь она такая фантазерка и ее скользкая задница и в эту дырку пролезет, а потом кинула микрофон на пол и оглушила всех. Причем тебе было плевать, что у тебя самой будут проблемы с выпуском из-за этой выходки. Когда она позже пришла к тебе извиняться, ты плеснула ей в лицо лимонадом. С кубиками льда, — буднично перечислял Айк. — Это случилось в один год, на меня все навалилось, — нахмурилась она, — Я ее избегала, но она этого не поняла и решила меня выловить, сказав, что я сама во всем виновата. Дословно: «Прости, конечно, но ты сама во всем виновата». — Ты избила тяжеленной книжкой конституции США бугая Коллинза в универе. — Он тебя унизил! — сжала кулаки Мэй. — Я хотела, чтобы он перед тобой извинился, а он стал еще больше издеваться! Все равно что нанес личное оскорбление мне, я ему доходчиво об… — девушка распахнула глаза и осеклась на полуслове. — Господи. — Что? — настороженно спросил Айк. — Слушай, я не осуждаю тебя, Бэмби. Ты очень добрая и крайне терпеливая, вечно пытаешься все уладить словами, но, постучавшись пару сотен раз в закрытые двери, ты действительно звереешь и становишься страшной в гневе. Надевайте каски и спускайтесь в бункер, иначе ебанет конкретно. — Айк, — она уставилась на своего друга в полном шоке. — Я, кажется, только что поняла две важные вещи. — Какие? Что тебе нужно меньше давать людям шансов? — Мы с Себастианом действительно похожи, — не слишком весело сказала она. — Я только что поняла его чувства, когда он два раза до этого кого-то избил из-за меня. Я делала то же самое, только не так, как он, — задумалась она. — Черт возьми, это ведь ужасно. — Ну, — вздохнул Айк, — да. Но все они заслужили хорошей трепки. Да и потом, ты сама никому из них серьезного урона не нанесла: какать и мыться более тщательно из-за краски полезно, уметь выкручиваться перед всеми, а не только за твоей спиной — тоже. Холодный компресс вообще молодость кожи сохраняет, а массаж конституцией США только пробуждает патриотизм… — Айк, — улыбалась Мэй, — спасибо. Ты всегда меня оправдываешь. — Что за вторая вещь, которую ты поняла? — Одно из двух, — сказала Мэй. — Либо я Себастиану настолько напоминаю его самого, что он обо мне заботится, либо я ему нравлюсь. Он не стал бы делать всего того, что сделал для меня за все это время просто так. — Будешь наблюдать за ним с пристрастием весь уикенд? — хмыкнул Айк, благодаря небеса за то, что наконец-то эта мысль появилась в голове его подруги. — Не знаю, — пожала плечами Мэй. — Для всех будет лучше, если он максимум испытывает братские чувства. Или же у него просто дохрена обостренное чувство справедливости. — Мэй, будь аккуратна, я тебя прошу, — сказал Айк с нажимом. — Я не хочу, чтобы ты мстила еще и Стэну в случае чего. Тем более что последняя твоя месть вышла фееричной: ты целовалась со Стэном практически на глазах у Джоша, который после этого стал испытывать личностный кризис и расстался со своей девушкой. — Так ему и надо, — хмыкнула Мэй. — Все будет хорошо, Айк, не переживай. Все под контролем. — Я на это надеюсь, Бэмби. Он длинно посмотрел в ее задумчивые светлые глаза, понимая, что если что-то и произойдет, то его точно не станут слушать, а свой моральный долг он только что выполнил.