Чудесный цветок в заброшенном саду

Чтобы доехать до маленького городка в восточном Орегоне, мне потребовалось пять часов. Спрашивая дорогу у прохожих, после полудня я, наконец, добрался до еврейского кладбища. Припарковав машину, зашёл в ворота. Кладбище было небольшим, долго искать не придётся. Я кругами ходил мимо серых памятников с шестиконечными звёздами, читал имена, и не мог найти то, которое искал. После третьего круга меня вдруг посетила ужасная мысль — что, если Нэйта никогда не существовало? Что, если я выдумал его, сходя с ума от одиночества в тюрьме? Мне нужно было о ком-то заботиться, кого-то любить, целовать на ночь, защищать... И я создал себе парня, так удивительно похожего на моего младшего брата. Но чтобы не делать совсем похожим, придал ему несколько особенностей — белые волосы, татуировку под глазом в форме слезы, шрамы на теле, даже свой портрет на груди. Возможно, сперва я где-то раздобыл книжку с притчами, только потом воспалённый мозг решил порадовать меня, додумав остальное. Вот и разгадка того, почему заключённые его будто не замечали. Как же они могли его заметить, если он был плодом моего воображения?! В данный момент я не мог понять, как оно было на самом деле. Стоя посреди кладбища под тёплым осенним солнцем, я обливался холодным потом. Полез в нагрудный карман и достал рисунок. Вот он Нэйт, всё так же смотрит на цветок своим удивительным взглядом. Да, похож на Даниэля, но это мой Нэйт! Я возобновил поиски, читая надписи ещё внимательнее. — Молодой человек, вы кого-то ищите? Недалеко от меня стояла старая еврейка с намотанным на голову платком. — Да, мэм, год назад здесь должны были похоронить… — Так вы не там ищите, — перебила она. — Здесь с прошлого века никого не хоронят. Пройдите чуть подальше. Видите, могилки за деревьями? Я пригляделся и футах в ста заметил ещё надгробия. — Новая часть кладбища, — уточнила еврейка, — попробуйте там поискать. Я поблагодарил её и почти бегом двинулся в указанном направлении. В этот раз не пришлось долго бродить. Я нашёл его сразу.

Натаниэль Ламм 2007-2032

Могила с металлической табличкой на штыре, врытом в земляной холм. Может быть, ещё рано ставить памятник и они поставят его позже? Всё-таки с его смерти едва миновал год. Но, судя по тому, что он лежал в отдалении от остальных, моему Нэйту на этом кладбище не очень рады. Ближе всех был украшенный памятник его деда. На большом надгробном камне характерными прямоугольными буквами выбит целый трактат, обрамлённый орнаментом. Он точно был уважаемым человеком. Рядом я нашёл ещё два надгробия гораздо скромнее, здесь лежали мать и отец Нэйта. Ему, как и Даниэлю, уже исполнилось бы двадцать шесть. Я смотрел на листок в руках и представлял его живое лицо. — Ну здравствуй, enano, — сказал я. — Как же хуёво всё получилось. Лучше бы я тебя выдумал, тогда тебе не пришлось бы умирать по-настоящему. Я дотронулся пальцами до таблички и упал на колени. — Прости меня, что не уберёг. Что не сумел... Господи! — Я поднял голову к небу. — За что ты так с нами? Стоя на коленях, я сквозь слёзы рассматривал рисунок. Перевернув листок, обнаружил, что на другой стороне напечатан какой-то текст. Последняя притча, которая у меня осталась в память о нём. — Нэйт, сегодня я сам почитаю тебе, — всхлипывая произнёс я. — Слушай. «У старого раввина умер сын. Ученики пришли утешить его. Они рассказывали ему о других родителях, чьи дети умерли, и говорили: «Бог дал и Бог взял. Утешься и ты, учитель». И отвечал он им: «Разве мало мне своей скорби, что вы про чужую рассказываете?» И был он неутешен. Но вот пришёл к нему самый одарённый ученик и сказал: «Учитель, Бог дал тебе сына, который благодаря твоим стараниям стал прекрасным человеком, и ушёл он из этого мира безгрешным и чистым. Утешься тем, что достойно возвратил душу его Богу». И после этих слов утешился старый раввин». Обдумывая текст, я пробежался по нему глазами несколько раз. — «И ушёл он из этого мира безгрешным и чистым, — прочитал я последние строчки. — Утешься тем, что достойно возвратил душу его Богу». Я никогда не был особо верующим, тем более религиозным, но большую часть жизни злился на Бога. За то, что ушла мама, за то, что убили папу, за то, что пришлось бежать из дома Рейнольдсов, за то, что я лишился глаза, за события в Неваде, когда фанатики разлучили нас с братом, за то, что мне пришлось оставить его и сесть в тюрьму, за то, что убили Нэйта, за то, что мне сейчас приходилось уезжать... С детства я привык винить Его вообще за всё, будто это Он лично строил против меня и моей семьи козни, будто это Он, а не я, принимал глупые, ошибочные, роковые решения. Я Его никогда ни за что не благодарил. Не благодарил за то, что Он давал силы моему отцу после ухода мамы, за то, что помог нам с братом добраться до леса, довёл до заброшенного домика, устроил встречу с бабушкой и дедушкой, руками Даниэля помог Крису не разбиться, за то, что на поезде мы встретили старых знакомых. За то, что в мире есть друзья и просто добрые люди, которые помогали нам в пути, за то, что свёл и примирил нас с мамой, за то, что помог найти слова и вдохновение, чтобы вернуть Даниэля, за то, что вёл нас до самой границы и повёл бы дальше, если бы не моё решение. За то, что мы оба выжили, а Даниэль вырос прекрасным парнем, за то, что дал сил выдержать долгие годы в тюрьме. И самый главный дар, когда я совсем отчаялся от одиночества, — дал мне Нэйта. Послал его мне, а меня послал ему. — Спасибо за всё, Господи, — прошептал я. — Спасибо за Даниэля. Спасибо за Нэйта. Прошу, позаботься о мёртвых и дай сил живым. Я встал с колен, отряхнул джинсы. Слёзы мои высохли. — Пора прощаться, Нэйт, — сказал я. — Спасибо тебе, что был в моей жизни. Передавай привет папе. Сложив рисунок пополам, я оставил его висеть на табличке и пошёл к машине. Уезжать в Мексику прямо сейчас не хотелось. Отсюда была самая короткая дорога и как раз по пути Гранд-Каньон, рядом с которым жила мама, но тянуло увидеть старые места, поэтому я поехал в Бивер-Крик. После посещения могилы Нэйта мне стало гораздо легче, будто отпустило что-то. А на самом деле это я его наконец-то отпустил. Я почувствовал небывалую лёгкость, хотелось проехать по краю мироздания, ощутить бесконечный простор, переполниться им. Поэтому дальше я планировал отправиться к океану и вдоль берега двигаться на юг. Дорога получалась сильно длиннее, но меня это не заботило. До Бивер-Крика я добрался уже вечером, начинало темнеть. Я медленно ехал по улице, осматривая дома и заглядывая в окна. Дом Эриксенов выглядел обновлённым, в окнах гостиной бегали блики — Чарльз, должно быть, смотрит по телевизору любимую игру. Большое дерево со штабом Капитана Призрака высилось на старом месте во дворе, чему я очень обрадовался. Если штаб существует, значит, у этого мира ещё есть шанс! Как я и предполагал, дом Рейнольдсов не изменился, он был ярко освещён снаружи, почти во всех окнах горел свет. Если бы я не знал, что бабушка с дедушкой умерли, а Даниэль сдавал его, то подумал бы, что они внутри. Бабушка готовила бы в это время ужин, дедушка сидел бы в своём кабинете или занимался игрушечной железной дорогой наверху... Я бы заехал и к ним на могилы, но было уже слишком темно. У меня получился своеобразный день памяти: сегодня я прощался с прошлым... а может, приветствовал его. Зазвонил телефон. — Да, Дэни. — Привет, Шон, звоню узнать, как ты? — Ты не поверишь, всё отлично, — ответил я. — Сижу в машине, любуюсь нашим домом в Бивер-Крике. — Ты в Бивер-Крике? — удивился он. — Я думал, ты уже... — Не, я решил проехаться вдоль океана. Сейчас поеду на запад, а там сверну на юг. — Ясно, — сказал он. — Только ты не едь ночью, найди мотель. Тебе нужно обязательно выспаться. — Окей, Дэни, я так и сделаю, — заверил я. — Остановлюсь, наверное, в том же отеле, в котором мы были с тобой и Грибочком. — Шон, ты нарочно? — возмутился он. — Если бы я знал, поехал бы с тобой! — Так поехал бы, разве я запрещал! — вырвалось у меня. — Ты же в Мексику собирался… — Всё, Дэни, мне пора. Я позвоню завтра, — сказал я, оборвав звонок. На сердце скребли кошки. Зачем я так веду себя с ним? Люблю его больше жизни, а поговорить нормально не могу. Я направился на запад, но хотелось проехать по тому же пути, по которому когда-то нас с Даниэлем подвёз Броди. Кстати, я совсем забыл про этого странного чувака, нужно будет найти его в интернете и поблагодарить за всё. Интересно, он меня вспомнит? Я бы помнил — ночь, дождь, два ребёнка стучатся в дверь машины. Наверное, он бы вспомнил, тем более что в дальнейшем посвятил нам не одну статью в своём блоге. Миновав Портленд, я направился на север к Лонгвью, оттуда повернул к Астории и по берегу океана поехал на юг. Стояла ночь, время приближалось к полуночи. На ум пришли слова Броди о том, что все люди разные, но кроме плохих, нам в пути обязательно повстречаются хорошие. И он оказался прав, став первым таким человеком из многих. За окном тогда шёл дождь, деревья выступали из темноты под светом фар и стремительно пропадали где-то позади. Даниэль сидел на заднем сиденье и придумывал имя собаке, которую забрал с заправки. Спи спокойно, Грибочек, тебя я сегодня тоже не забыл. «В ночных путешествиях есть какое-то очарование», — говорил Броди. Я смотрел на ярко освещённые прибрежные городки, мимо которых проезжал, и не мог не согласиться. Справа от дороги открывалась тёмная бездна — океан сливался с безлунным небом в единое ничто. Нельзя было угадать, где кончается одно и начинается другое. Я ехал будто по краю мира. Редкие машины попадались навстречу, напоминая, что реальный мир совсем рядом. Почти четыре часа у меня занял путь от Бивер-Крика до разрушенной Аркадии Бэй. Я остановился на том же самом месте, но теперь рядом не было Броди и Даниэля. С тех пор прошло шестнадцать лет, а тёмные развалины городка так и лежали внизу, словно древние кости. Деревьев и растительности стало больше, ещё лет через десять от городка не останется и следа. Надеюсь, хоть кому-то из жителей удалось выжить при катаклизме. Пейзаж был похож на мою жизнь. Я вечно жаловался на неё, а теперь у меня действительно ничего не осталось, кроме развалин в темноте. Мой заброшенный сад стоял без цветов. И не было рядом Броди, чтобы успокоить меня, показав на спящего Даниэля, и сказать, что я самое дорогое, что есть у моего брата, и наоборот. И что он нуждается во мне, а я в нём. В Мексику меня совсем не тянуло. В глубине души я не хотел никуда уезжать, поэтому поехал сперва в Бивер-Крик, потом сюда, устроив огромный крюк по побережью. Тогда почему я сбежал от Даниэля? Или я бежал от самого себя? Он нуждался во мне. Так же, как Нэйт раньше. В чём между ними такая уж разница? У одного была суперсила, у другого нет. У одного дед-насильник, у другого брат-долбоёб. Один попал в колонию для несовершеннолетних, а другой жил у бабушки с дедушкой. Но было и много общего. Они были похожи друг на друга, оба добрые и отзывчивые, оба потеряли родителей в детстве и у обоих был я, который любил и заботился о них. Почему же, Шон Диас, ты покинул брата своего? На холме, высоко над разрушенным городом, горел маяк. Его восстановили несколько лет назад. Он жил своей одинокой жизнью, указывая судам верный путь — яркий луч вращался, наматывая круги по мирозданию и освещая звёздное небо. Если не оторвать взгляд от тёмных развалин внизу, нельзя было увидеть его свет. Следя за белым лучом, я достал телефон и позвонил. За моей спиной остановилась машина, но я не обратил внимания, в мире достаточно полуночников. — Доброй ночи, Дэни, — поздоровался я. — Ты ещё не спишь? — Нет, Шон, не сплю. Ты что-то хотел сказать мне? — Я хотел сказать, enano, что не хочу никуда уезжать и собираюсь вернуться к тебе. — Я так и понял, — сказал он. — В каком смысле? — Оглянись. Он выбрался из машины и подошёл ко мне. Посмотрев в его счастливые глаза, я крепко обнял его, он обнял меня в ответ. Далеко на холме ярко светил маяк. В заброшенном саду моей жизни рос чудесный цветок. Нужно было лишь оторвать взгляд от тьмы и оглядеться.