Истончаются часы

Проходит меньше десятилетия, когда его отец так далек от их родного острова, а один из них так близок, что Драгон не мог прятаться в тенях, возможно, пожалея, что его не было рядом. Он встречает ребенка, так похожего на себя самого, с кровью аристократов, что ненавидит таких же, как он. Это удивительно. И поэтому он спасает его, хватая на ветру до удара об воду, огонь следует за ними по пятам, но он прячет их и появляется на своем корабле. Он думает, что на этом его знакомство с этим ребенком подойдет к логическому концу. Что же, он ошибался. В его жизни случается Сабо. Сабо это всё о ветрах, кроме самого ветра, который находится в его собственных венах. Сабо это ребёнок без памяти, которого это не волнует, потому что он может быть кем угодно. Сабо это дух Д. во всем, кроме имени, и это характерное безумие, что следует за мальчишкой, которого Драгон за руку привёл в Революцию. Драгон чувствует чужое обожание и пытается задушить его в зародыше; очевидно, он не преуспевает в этом деле. Драгон способен видеть, куда его это может привести, чем больше проходит зим и тем естественнее Сабо вписывается в его жизнь, тем теснее переплетаются узы с обеих сторон. Драгон не бежит от этого, хотя позже думает, что стоило. Сабо определённо не Йоко, совсем нет, он разговаривает за троих, если не остановить его рассуждения где-то посередине. И в нем есть наглость, достойная самого отпетого мальчишки с улиц, чем аристократа, когда он сидит на его столе и улыбается. В самом деле, в Сабо непринуждённости общения с ним больше, чем у любого его командира, которых он знает с начала революции. Годы приходят с пылью и уходят с закатом, когда Драгон думает, что находит чужой смех красивым, наступая на знакомые острые грабли дважды. Ветер в его ушах поёт колыбельные, никогда не осуждая и обнимая его с теплотой понимания, что всегда дарило ему присутствие Йоко. А возможно, он просто позволяет своей испорченной крови вести его, как делал это в моментах равнодушия и жестокости. Как ни странно; как бы сильно он не ждал, что его отвергнут; сколько бы ни ожидал разочарования, презрения, ненависти или хотя бы намёк на страх — Сабо просто открыл перед ним двери. Буквально и фигурально. Драгон признается где-то до начала всего, где-то под всё той же луной и кляксах чернил на жёлтой бумаге, о себе, о своей крови, о своей матери — это ничего не меняет. Что со всеми этими прекрасными людьми в его жизни, что, зная правду о нем, остаются рядом с ним? Монки Д. Драгон считает это главной загадкой всей своей жизни, получая сонное доброе утро и поцелуй куда-то в район подбородка. Время беспощадное создание, — думает он, промокая под дождём Логтауна и провожая Луффи в его приключение. У его сына улыбка истинного Д., у его сына глаза Йоко и дух королей, у его сына гильотина над головой, любовь к своим накама и ни капли сожаления в каждом прожитом дне. Драгон может лишь пожелать ему попутного ветра и позвонить отцу, долго глядя на улитку, не произнося ни слова. Десять, вновь стучит в его ушах, когда он исчезает с острова, посылая бурю вслед юной пиратской команды. Он не говорит Сабо ничего конкретного, хотя знает, что его Начальник Штаба (Драгон знает те немногие слухи, которые даже среди высокопоставленных революционеров звучат скептично, каким образом Сабо мог получить эту должность, и это злит) предположил самое худшее, глядя на его лицо. Драгон не ничего не разубеждает, прячась в работе, стихии и обоюдном молчании с отцом. Этот год полон сюрпризов, и Маринфорд приходит с болью. Драгон почувствовал это так резко, что сорвался в путь, даже не думая об этом. Мир менялся, и что-то очень глухо отдавалось по небу, по морю, по ветрам, которыми он управлял. Драгон падает на каком-то острове в пяти днях от Балтиго, город приносит ему слухи произошедшего, транслируемого на весь мир события. Сын Короля Пиратов мёртв, а его сын, Луффи, возможно, тоже мёртв — Драгон знает лучше. Он находит запись самостоятельно, всё ещё так далеко от своего привычного поведения, что его едва дважды не поймали в свете фонарей. Портгас Д. Эйс — удивительный человек. Это первое о чём думает Драгон, видя то, что не может увидеть кто-то другой, кроме Д., когда время переписывается и слышится такой оглушительный звон, что даже через запись у Драгона болят уши. Камеры отключаются, но всё равно ловят начала крика Луффи, и это… не то, что скоро покинет его сны. Драгон возвращается более собранным, чем уходил, когда узнаёт, что Сабо практически в коме с лихорадкой. Это были тяжёлые два дня. И ещё два последующих, когда ему пришлось выгнать всех и держать руки Сабо, чтобы он не содрал со своего лица кожу или не вырвал собственные волосы. Между удушающим я должен был быть там и полного ужаса я забыл их, как я мог забыть их, Драгон узнаёт, что Сабо был братом его сына. Это не то знание, которое Драгон готов разбирать прямо сейчас, учитывая всё между ними. Вместо всего он говорит, что Луффи жив. Луффи жив и ему наверняка понадобится его старший брат. Сабо плачет, он смотрит на него и горюет, как ни делал никогда с их знакомства — и Драгон думает, как тот молод. Слишком молод для него. Брат его сына, действительно. Это то, что ставит точку между ними, хотя Сабо и пытался позже отстоять это единоличное решение, но принял его также легко, как и многое до этого. Такая же вольная птица, как и всегда. Более свободный, чем сам ветер, что строит вокруг себя километры стен. Восемь, смеётся судьба, когда Революция делает свой ход, его сын становится Йонко, а Сабо новым лицом свободы, ровно тем, кем его всегда видел Драгон. Пять, когда ветер меняет направление и море всё радушнее встречает его ноги с приливами, за Сабо следует человек льда, а его сын несет горечь с тремя серьгами на ушах. Четыре, и его сын становится Королём Пиратов, когда он всё также в стороне, за много островов от праздника, и ни капли не жалея о прожитой жизни. Ветер приносит ему вопрос, предназначенный не для него, и нечто похожее на ужас проникает в его кости, когда он оборачивается к западу, через половину моря.

Хочешь избавиться от сожалений?