Не знаю, решена ль Загадка зги загробной, Но жизнь, как тишина Осенняя, — подробна. Борис Пастернак
Я открыла глаза. Мистер Бернхард по-прежнему стоял передо мной и внимательно изучал проницательным взглядом. — Нет, — сказала я. — Мне просто дурно. — Стакан воды? — вежливо осведомился мужчина и пропустил меня в холл. — Не нужно, я просто пойду, полежу, — я стянула с себя дождевик, повесила его, и, слегка пошатываясь, медленно начала подниматься по лестнице. Я не смотрела по сторонам, не оглядывалась на картины, висевшие на стенах. Мне не было любопытно. Во-первых, потому что я до сих пор пребывала в шоке из-за смерти бабушки, а во-вторых, потому что я всё это знала, как бы странно это ни звучало. Вся память Гвендолин была в моём распоряжении. При этом воспоминания не давили, не обрушивались крушащей лавиной на мою психику, не проносились сплошным потоком. Нет, они просто были в моей голове точно так же, как и мои собственные. За одним исключением. Воспоминания Гвен не имели эмоциональной окраски, какой-либо личностной оценки. Вот её первый день в Сент-Ленноксе, но я не понимаю, испытывала ли она страх или волнение, или предвкушение, смешанное с интересом и любопытством. Вот леди Ариста отчитывает её за какое-то мелкое хулиганство. Какое именно, стерлось уже из памяти, но грозный взгляд и хрипловатый из-за курения голос до сих пор в голове. И снова — никаких эмоций. Ни стыда, ни обиды, ни недовольства. А вот и Шарлотта — стройная и высокая, точно модель с подиума, уверенная в себе, и действительно страшно красивая, как и описывала её Гвен. С острыми скулами, прямым носом, тонкими губами — воплощение аристократии. Кстати, она совсем не такая, что была в моей голове при прочтении. И тут же всплыло из-за моего интереса еще одно событие. Я, точнее Гвендолин, испортила платье Шарлотты на её десятый день рождения. И уже тогда рыжеволосая девочка умела держать в себя в руках, прикрываясь улыбкой Моны Лизы. Но меня почему-то это выражение на лице кузины не бесит. Да Винчи знал своё дело, и Шарлотта, судя по всему, тоже. А эмоций Гвен снова нет. Может, она опрокинула стакан сока случайно, а, может, и специально. Кто знает, от скуки, из зависти или в последней попытке достучаться до сестры, обратить её внимание на себя? Ничего. Пусто. Будто кто-то предоставил мне шанс самой оценить всех людей, все события из жизни Гвендолин Шеферд, а она исчезла из собственного тела, прихватив все эмоции и чувства с собой. И жизнь её была точно такой же реальной, как и моя. С мельчайшими подробностями в виде первой влюбленности в мальчика Томми еще в Дареме, и самогó уютного домика в том городе со всей обстановкой. Боже, да я даже могла сказать, как выглядел Николас Шеферд старший, хотя, читая книгу, и не старалась его представить! Будто роман был написан на основе реальных событий. Такое ведь бывает в искусстве? Я могла бы часами сидеть и «вспоминать» жизнь обычной английской девчонки, но сейчас мне это не было нужно. Все, чего мне хотелось — остаться одной и поплакать, вспоминая свою бабушку, а не леди Аристу или бабушку Мэдди. — Ангел мой, а я думала, что ты уже убежала! — раздался голос последней из них из музыкальной гостиной. Кошмар, я осознала, что этот большой дом знала, пожалуй, лучше, чем квартиру родителей, в которой не жила уже третий год. Я остановилась в дверном проёме, понимая, что обещала принести из Селфриджес коробочку лимонных леденцов. Но ведь обещала-то не я! Бабушка Мэдди, как раз она была почти такой же, как я себе её представляла, — пухленькая старушка с круглым лицом и большими, почти детскими, глазами — смотрела на меня ошарашено. Наверное, так же, как и я на неё. На больших напольных часах с маятником у стены в центре комнаты стрелки показывали на три часа. Не зная, что сказать и как действовать, я продолжала молчать. Старушка нашлась первой. — Как хорошо, что ты решила заглянуть ещё раз! Совсем забыла, в Селфриджес продаются те же конфетки, только без сахара. Обёртка совершенно такая же! Их не бери ни в коем случае, от тех без сахара у меня… э-э… пищеварение ухудшается. Мой рот сам приоткрылся от изумления, а на языке так и вертелись фразочки: «Да у меня бабушка умерла! Дайте мне побыть одной. Я понятия не имею, где находится Сэлфриджес». Но в голове тут же появилась «картинка» универмага, и я знала, как туда дойти. А еще хотелось высказать, что диабет — очень неприятная болезнь. Но реальная Гвен наверняка не стала бы говорить ничего из этого. Мне же просто нужно оказаться в своем теле, в нужное время, а не загреметь в психушку с расстройством личности здесь. — Я обязательно схожу немного попозже, — ответила я. — Что-то мне нехорошо. — Девочка моя, ты случайно не заболела? — бабушка Мэдди отложила вязание и принялась вставать с кресла у окна. — Нет-нет, я просто полежу и потом обязательно добегу до магазина, — быстро проговорила я, уходя на лестницу. Может, мне всё это снится? Может, я лягу поспать, а проснусь уже в больничной койке в московской больнице? Я уцепилась за последнюю мысль с надеждой, что так оно и есть, и стала подниматься в комнату Гвен, стараясь не думать о том, откуда я знаю её местоположение. Бывают ведь контролируемые сны, с подробностями? Не обращая внимания на беспорядок, я прошла к кровати и плюхнулась на неё, уткнувшись лицом в подушку. Если это кома, я могу не успеть на бабушкины похороны. Кто знает, может это и к лучшему. В моей памяти она навсегда останется живой, с добрыми блекло-голубыми глазами, с множеством морщинок вокруг глаз, с узловатыми пальцами, умеющими всё на свете. Это лучше, чем увидеть… Просто лучше. Слезы снова полились из глаз. Но постепенно я начала успокаиваться. Кто-кто, а бабушка точно была готова к смерти. Она никогда не боялась, приговаривая: «Двум смертям не бывать, а одной не миновать». Да я и сама понимала, что нужно уметь отпускать людей. К сожалению, много лет перед моими глазами был пример мамы, которая окончательно пришла в себя, выйдя замуж летом, только спустя тринадцать лет после смерти папы. Я плотно сомкнула веки и постаралась прогнать все мысли, чтобы уснуть. Возможно, этим и закончится такой слишком реальный сон про Гвендолин Шеферд. Снова и снова я поднималась по каменным ступеням, оказываясь то на самом верху лестницы, то соскальзывая вниз, не отдавая себе отчет, куда и зачем я должна прийти. Через какое-то время передо мной оказалась дверь в темную комнату, но, войдя туда, я очутилась в ярко-освещенном театральном зале, где усаживались люди, занимая места перед началом спектакля. А потом я запнулась о подол собственного платья и упала на тротуар какой-то улицы. Я проснулась, ощущая знакомо-незнакомый аромат свежего постельного белья, которое только вчера вечером застелила. И вчера было воскресенье, четвертое апреля. То, что я видела примерно минуту назад, было однозначно сном. А сейчас была реальность. Из кармана голубого пиджака я достала телефон. Четвертый айфон, что получила Гвендолин в подарок на Рождество от Грейс. 3:40 pm. Время соответствовало короткому сну, который последовал после разговора с бабушкой Мэдди в музыкальной комнате, где было три часа дня на часах. И жизнь Гвен — она была слишком подробной в моей голове, а воспоминания такими, как надо — более полные за последние годы, краткие вспышки из детства, — все это убеждало в реальности происходящего лучше всего. Так, надо что-то думать. Это не сказка, не сон. Надо выбираться отсюда, пока Грейс, Ник и Кэролайн не вернулись с работы и из школы. Я занимаю чужое тело и чужую жизнь в настоящем Лондоне, который расположился за окном. Я поймала себя на том, что даже думаю на английском. А еще, что помню не только прошлое, но и будущее Гвен на ближайшие две недели из «Таймлесс», который, судя по всему, больше подходил для серии «Жизнь замечательных людей». Видимо, мой мозг, вымуштрованный сессией на запоминание информации из учебников, на заучивание билетов, продолжал работать в том же режиме и при чтении романа. В дверь постучали. — Детка, как ты себя чувствуешь? — из-за двери просунулась голова бабушки Мэдди. — Может быть, тебе сделать мятного чаю? Я резво вскочила с кровати и поправила пиджак. Блузка под ним была и правда отвратительного цвета. — Всё уже в порядке, — ответила я и попыталась улыбнуться. Старушка зашла в комнату. Что же придумать, чтобы остаться одной и сообразить, как выбраться отсюда? Леденцы, точно. — Я как раз собиралась спуститься и сходить тебе за конфетками, — и я мигом выскочила из комнаты. Я почти бегом спустилась в холл, не обращая внимания на скрипящие ступеньки на третьем этаже, и снова накинула дождевик. Пальто Гвен оставила в школе, а её тонкая куртка не очень подходила сегодняшней дождливой погоде. Оказавшись на улице, я встретилась взглядом с мужчиной в чёрном у дома номер восемнадцать, но он тут же отвернулся в другую сторону. Странно, и почему он не доложил до сих пор в Ложу? Хотя, может, он и не видел первого прыжка Гвен и моего возвращения, точно также отвернувшись? Наверняка Фальку нужны железные доказательства. А, может, он вовсе и не должен отчитываться об этом, а просто охранять тайну и докладывать о всех посторонних, вошедших в дом? Я пошла в сторону Дьюк-стрит. Если я сейчас смогу улизнуть из этого тела, Гвендолин сможет, наконец, порадовать свою бабушку лимонными конфетками. Я попала сюда после падения на лёд. О торчащей из земли арматуре думать не хотелось. Если я здесь умру, вдруг всё наладится? Гвен-то ничего не будет. Впереди был светофор, горящий красным. Я почти дошла до него, как в кармане зазвонил телефон. Остановившись в растерянности, я поняла, что умереть не удастся. Тело-то ведь бессмертно согласно книгам. Только вот с истинной хозяйкой что-то случилось. Надо придумать что-нибудь другое. Звонила Лесли. Память подсказала, что Гвен всегда отвечала на звонки подруги с первого раза. Если я буду вести себя иначе, она может что-то заподозрить. По роману это был человек, который понимал и знал Гвендолин лучше, чем кто бы то ни было. После секундного колебания стало ясно, что в реальности тоже. Даже лучше, чем Грейс. — Привет, Лесли, — ответила я на звонок в надежде, что «подруга» подкинет мне какую-нибудь идею. Ведь именно она разобралась, точнее, разберется после бала с тем, что граф решил принять эликсир сам, а не заботится о человечестве. — Гвенни! — радостно отозвался на другом конце бойкий голос. — Ну что там с Шарлоттой? Она растворилась где-нибудь на Беркли-сквер? Представляешь, мистер Уитмен не дал забрать твои вещи, сказал, что Шарлотте делать уроки без нужды, она и так опережает школьную программу, а ты, вероятно, и не будешь забивать этим свою голову. Нахал же этот бельчонок! — Пока Лесли цитировала мистера Уитмена, её интонации стали более низкими и плавными. Надо заметить, изобразила она его очень похоже согласно представлениям в моей-не моей голове. — Забей, Лес, — ответила я, вживаясь в роль. — Мне сегодня не до того. Шарлотта не растворилась, это сделала я. — Что?! Ты сейчас серьезно? — удивлению в голосе, казалось, не было предела. — Серьезнее некуда. Думаешь, я стала бы с этим шутить? — Да это же нереально круто! — усмехнулась Лесли, но тут же опомнилась. — Нет, я понимаю, что всё это очень опасно. Наверняка так оно и есть. Но я всегда знала, что ты — особенная. Даже без твоих привидений. На слове «привидений» в голове промелькнули мистер Гриззл из универмага «Harrods», демон Азраэль и металлические фигурки с водосточного жёлоба в Дареме. Были и какие-то совершенно нелепые, и даже жуткие существа. Но не было Джеймса. Того самого Джеймса Пимпельботтома, присутствие которого не давало покоя моей логике. Школьным привидением была Сеера. Это было имя милой маленькой львицы с козьими рожками и змеиным хвостом. Как выяснила Лесли, любопытная до всего, имя Сеера в мифологии (или чём там еще) было у демона, умеющего управлять временем. Я подумала о том, что две химеры на одну книгу было бы многовато, и автор «Таймлесс», кем бы он ни был, правильно сделал, что заменил Сееру на Джеймса. Так история становилась человечнее, что ли. И героиня вызывала больше доверия. По крайней мере, у меня. — Лесли, что мне делать? — спросила я. — Быть или не быть, вот в чем вопрос, — процитировала Лесли Шекспира, которого сейчас изучал их класс. — О, я даже хочу посмотреть на лицо Шарлотты в тот момент, когда она узнает, что все эти годы зря задирала нос. Ты должна рассказать своей маме. Я ведь правильно понимаю, что ты ещё этого не сделала? Хочешь, я погуглю что-нибудь про путешествия во времени? Кстати, как вообще так вышло, что ген путешественника проявился у тебя, а не у нашей Снежной королевы? — говорила она довольно быстро. Вспомнилась Рита Скитер из «Гарри Поттера» со своим прыткопишущим пером. Я повторила то же самое, что и сказала Гвен в книге, по-прежнему про себя решая головоломку с возвращением в своё тело. — Исаак Ньютон ошибся, предсказав в качестве даты рождения последнего путешественника седьмое октября, — ну, почти то же самое. Я-то свою память точно оставлять здесь не собиралась, а знать правду раньше времени ни Гвендолин, ни Лесли не стоит. Да и Грейс расскажет всё своей падчерице уже завтра. — С него и начнем. Пока грузится эта старая рухлядь, расскажи, как это было? — с придыханием в голосе спросила Лесли. — Меня сбило с ног, я оказалась на коленях на асфальте. Поменялась погода, время суток. Из-за угла выехал ретро-автомобиль, — пересказала я кратко свои впечатления. — Интересно, а какой это был год, — задумчиво пробормотала Лес. Точно, год! Гвен осталась в двенадцатом января 1919-го. — Боже, Лесли, ты — гений! — не удержалась я от восклицания, заходя в магазин. — Я была в 1919-м. Недалеко от дома валялась газета. Daily mirror. Там была дата, я запомнила, — я быстрым шагом направилась к леденцам. — Думаешь, газету тоже стоит погуглить? — уточнила Лесли. — Я вот пока читаю про Ньютона. Ничего относящегося к путешествиям во времени не вижу. Но это википедия. Я поищу еще на других сайтах. Здесь только какие-то исчисления бесконечно малых величин, что-то я таких не знаю, а ты? Трансцендентность всех спиралей… квадратика, оптика, небесная механика… так-так, а вот закон всемирного тяготения. — Нет, Лесли, это всё не то. — Ну да, вряд ли об этом стали писать в интернете, — резонно заметила Лес. — Иначе твоя семья не делала бы из всего этого такой тайны. И все-таки странно, что он мог ошибиться. Умный ведь был мужик. Обязательно расскажи маме, это ведь может повториться! Ты где вообще сейчас? Я оплатила коробочку конфет и побежала на выход, бормоча в трубку: — Ходила за леденцами для бабушки Мэдди, уже бегу домой. Да, это повторится, если меня не занесут в хронограф, — а сама в этот момент думала о втором хронографе, который должен был находиться в тайном ходе за портретом пра-прадедушки Хью, восседавшем на толстушке Энни. Мистер Бернхард извлек его через неделю без предъявления доказательств. Я просто попрошу его сделать это сейчас и прыгну в 1919-й. Я широко улыбалась, найдя решение для сложившейся ситуации. — Хронограф, — повторила за мной Лесли, через минуту молчания (в это время она, скорее всего, читала) добавила: — Ничего я такого не нахожу, кроме наручных часов. Как думаешь, на что может быть похожа машина времени? Хоть я и читала о нём, но понятия не имела, как именно он выглядит, представляя себе что-то абстрактное. Улыбка сошла с моего лица от осознания одного факта. Я запомнила события из книги, но совершенно не имела понятия, как пользоваться хронографом. Там было что-то про кельтский календарь и римские цифры. А вдруг я настрою его не так, как нужно, Лукас ведь научил Гвен пользоваться им только на следующей неделе, и перенесусь не в тот день и год. Вдруг я вообще его сломаю! — Наверняка это что-то странное, — сама ответила на свой вопрос Лесли. — Не сомневаюсь, его заправляют кровью, — меня передёрнуло. Именно из-за боязни крови я училась на фарме. Хотя до того, как вскрылся сей неприятный факт, я хотела учиться на врача. А вчерашняя чистка картошки закончилась лёгкой панической атакой. Я и стыдилась своего страха, и в то же время боялась идти с ним разбираться к психотерапевту. Да и не до того было в моей жизни. — А Шарлотта сейчас дома? Я поговорю с тобой, пока ты не окажешься у себя. Кажется, скоро твоя мама вернётся с работы, и тогда ты сможешь ей все рассказать. Кстати, а где хранится эта штука? — В Темпле. И Шарлотту увезли туда же. Леди Ариста сказала, что де Виллеры их там ждут, — ответила я. — Сейчас их тоже пробьем, — выразилась Лесли как заправский сыщик, словно в её распоряжении была нормальная база данных, а не гугл. А мне, кажется, придётся ехать в Темпл вслед за кузиной. И чем раньше, тем лучше. Бегать ночью по дому от преследователей, которые считают тебя воровкой, совсем не улыбалось. А подглядывать за целующимися Гвен и Гидеоном вовсе казалось неприличным. Это же личное. А я хочу в тридцатое декабря 2014-го. На краткий миг зародилось сомнение. А что, если мне придётся жить здесь больше трех с половиной лет, дожидаясь «своего» дня? Но, не привыкнув сдаваться, я быстро его отмела. 1919-й — вот куда мне нужно. — Частный банк в центре. Конечно, никаких путешествий, — Лесли прищелкнула языком. — Хочешь, посмотри ещё про Гидеона де Виллера, — предложила я. Если Гвен вернётся, им с Лесли это пригодится. — Он тоже прыгает во времени. Я ускорила шаг, до дома оставалось совсем немного. Так, главное, чтобы меня никто не засек, а Грейс действительно отвезла в Темпл, а не к себе на работу в больницу Святого Варфоломея. Или ещё что похуже. Лесли начала зачитывать то, что я и так уже знала. Интернат в Гринвиче, поло, первое место, нечёткая фотография, сделанная три года назад. — Больше ничего, — подытожила она со вздохом. — Но ты ведь и сама его увидишь сегодня. Ты, кстати, уже где? — На Гроссвенор-сквер, — ответила я, размышляя, а интересно ли мне вообще видеть этого парня. Скорее нет, чем да. — Совсем близко от дома. И все-таки это круто. У меня такой подъем, я, наверное, что-то ещё поищу. Все это интересно и очень загадочно, а ты должна мне сразу позвонить, или хотя бы написать, когда всё уладится. — Да, конечно. И, — я помедлила, — спасибо тебе, Лесли. — Не за что пока. Это тебе спасибо. Не представляешь, какое невероятное ощущение — иметь подругу-путешественницу во времени, — по голосу было слышно, что Лесли улыбается. — Ага, — поддакнула я. — Я уже дома. Я напишу тебе. По крайней мере, Гвен-то уж точно напишет. Но моим планам на ближайшее вызволение не суждено было сбыться. Пока я ходила в магазин, младшие брат и сестра уже оказались дома, а когда вернулась Грейс, Кэролайн тут же завела свою шарманку про хамелеона, сводя с ума не только свою маму, но и меня. А ещё и Ник подошёл с жвачкой, запутавшейся в его кудрявых густых волосах. Пол-унции, не меньше. Теперь я прекрасно ориентировалась в фунтах, унциях, ярдах и дюймах. И даже знала, пусть и обрывочно, на каком-то школьном уровне, французский и немецкий. Хотя до этого владела только русским, английским и латынью. Попыталась подумать на русском и мне это удалось без труда. — Придётся отрезать пару прядей, — предупредила я Ника, который сидел на удивление смирно для мальчишки двенадцати лет. — Не страшно, — невозмутимо ответил он и махнул рукой, — можешь отрезать вообще все. Я срезала маникюрными ножничками колтун и взъерошила его волосы. В густой шевелюре не осталось и следа проплешины. Мои русые волосы точно сообщили бы всем окружающим о случившейся неприятности. Стоп, но сейчас-то у меня волосы не русые. — Даже не думайте устраивать здесь парикмахерский салон, — быстро подошла Грейс и забрала у меня ножницы. — Ник, ты же не хочешь быть похож на рыжего коршуненка. Тебе уже не четыре. Завтра сходишь на стрижку. А теперь пора на ужин. Ник сморщился, а Грейс начала говорить про то, что остальных нет. Я же бодрым шагом направилась в ванную. Хоть посмотреть на Гвендолин удастся. Воспоминания собственной внешности в её голове казались размытыми. Я уставилась в зеркало и тут же улыбнулась. Теперь стало понятно, почему Гидеон на весь зал дракона распылялся о том, что Гвендолин — ребёнок. Дело было не только в том, что она несколько раз говорила о маме перед этим. Большие голубые глаза, круглые щеки и пухлые губки (именно губки, а не губы — аккуратные, почти бантиком) придавали лицу детскости. Особенно на контрасте с Шарлоттой, внешность которой мне была теперь знакома. Но и почему Гидеон влюбился, тоже было ясно. Не только из-за смелости. Гвендолин была красивой, по-настоящему красивой с густыми чёрными волосами, сияющей ровной кожей с приятным румянцем и изящной родинкой на виске. Возможно, какие-то подростковые комплексы мешали ей увидеть в себе это, из-за чего она переживала, сравнивая себя в книге с мистером совершенство. Я могла её понять, жутко стесняясь своей ярко-выраженной гетерохромии даже в двадцать, хотя кто-то считает разные глаза шикарным изюмом. Невольно оглядела фигуру, опустив глаза вниз. Тонкая талия, отличные бедра. По комплекции мы были даже похожи. А довольно накачанные икры, которые, по идее, завтра должны быть исцарапаны и вообще не чета тонким и длинным ножкам Шарлотты, не портили впечатления. Я, наконец, переоделась из школьной формы в джинсы и футболку и спустилась в столовую, где уже рассаживались остальные члены семьи. Кэролайн снова заговорила о хамелеонах. На этот раз с бабушкой Мэдди. Я с удовольствием ужинала и за себя,Глава первая
22 февраля 2021 г. в 02:35