Оставить позади

      Прохладный ветер мягко толкает в грудь, просачивается между пальцев, обволакивая словно легчайшее тончайшее полотно, и трепещет за спиной вместе с подолом ярко-желтого дождевика. Босые ноги мёрзнут — вместе с ветром прилетают мелкие холодные брызги, покалывая кожу тысячами мелких иголок, да и тёмный влажный камень не дарит тепло. Но она уже привыкла. Ей всё равно.       Девочка осторожно протягивает руки навстречу рассеянным лучам не различимого за ровной тонкой облачной пеленой солнца и чувствует слабое тепло. Сквозь монотонно-успокаивающий шелест океана прорезаются далёкие крики чаек. Где-то за спиной будто не в силах вынести себя самого скрипит Чрево. Шестой этот звук кажется тревожным и она, вздрагивая, оборачивается, но почти сразу же успокаивается. Здесь больше нет монстров. Они все мертвы. Девочка вскидывает голову к такому бледному, бескрайнему небу и прерывисто вдыхает полной грудью. Ей давно не было так спокойно, будто она очнулась от кошмара и с этим вздохом наконец осознала, что всё это лишь сон.       Это, конечно, иллюзия. Такая же как необъятное небо, пытающееся проглотить, растворить тебя изнутри при попытке постичь его глазами. Не самое приятное чувство. Шестая сильнее натягивает капюшон. Из тёмного прохода, ведущего в недра корабля донеслось едва различимое шуршание и что-то похожее на неразборчивое бормотание. Девочка присмотрелась: в тени толпились маленькие серые человечки, покачивая своими остроконечными головами-шляпами, и по лестнице поднимались ещё. Вот их стало так много, что стоящих впереди стали выталкивать на свет. Те пищали, сопротивлялись, создавая толчею и шум. — Эй, — не зная зачем, девочка негромко привлекла к себе внимание. Тотчас толпа номов отхлынула обратно на лестницу, кто-то, кажется, даже полетел с неё кубарем. Девочка хмыкнула в кулачок, но, словно смутившись, нахмурилась.       Они её испугались. Что, в общем-то, неудивительно — номы весьма трусливы. К тому же не могли же они знать… никто не видел…       Нет. Номы глупые, трусливые создания с короткой памятью. Стоит ей только обнять их и уже не отвяжутся. Вот только у неё нет на это времени и желания. Там, в тёмных узких закоулках корабля, она могла позволить себе моменты слабости, но сейчас в этом нет нужды. Шестая больше не чувствует себя ни маленькой, ни слабой. Она даже голода больше не чувствует, только привкус крови на губах и совсем чуточку головокружение. А это пройдёт, стоит лишь глубже вдохнуть свежий, солёный и влажный воздух. Она так соскучилась по нему внутри Чрева. А номы… А что номы? Может это и вовсе другие, незнакомые ей серые человечки. Она не стала бы утверждать. А может…       А может они видели. Девочка немного скованно одернула дождевик. Ей стоило бы подумать о более важных вещах. Например, как отсюда выбраться.       Взобравшись повыше, Шестая смогла оглядеться. Маленький остров, который, конечно, не был настоящим островом, походил на небольшую скалу, а торчащая посередине одинокая труба Чрева напоминала девочке о маяках. Их изображения она видела на черно-белых открытках в Бледном Городе. На противоположной стороне от входа располагалась бухта ещё меньше с несколькими лодками.       Шестая вздохнула с облегчением. Несмотря на приобретённую силу, ей не слишком нравилась идея спуститься назад в Чрево и попытаться управлять кораблём. Она могла бы попробовать и, возможно, даже успешно, но… Шестая знала даже слишком хорошо, что в местах, подобных этому, есть кое-что пострашнее обычных монстров.       Со стороны лестницы снова послышался шум. Девочка глянула вниз: кучка номов отважилась выйти из тени и хаотично разбрелась в разные стороны. Её они не замечали. Шестая снова поправила капюшон и решительно двинулась в сторону лодок. Забравшись в одну из них и уже взявшись за тяжёлое весло, девочка вспомнила о мальчике с железным браслетом на ноге. Нахмурившись, она неосознанно посмотрела куда-то за скалу. Постояла несколько секунд. И снова решительно взялась за весло. Здесь не одна лодка.

***

      В комнате, сверху донизу заполненной книгами, стоял полумрак. Свет редких свечей лишь немного разгонял темноту. В глубине за стеллажами играла беззаботная песенка, столь инородная среди мрачного запустения.       Телевизор вещал в пустоту. Вдруг по экрану прошла рябь, изображение смазалось, а музыка прервалась громким шипением. Какое-то время были видны лишь помехи. А потом с другой стороны к стеклу прислонилась рука.       Словно обессиленная, она сползла вниз, постепенно уменьшаясь до размеров детской ладошки. И исчезла.