Оставить позади

      Всю свою жизнь, по крайней мере ту часть, которую девочка помнила, Шестая считала себя умнее других.       Свет окрашивает обратную сторону закрытых век в красный, словно обещая дотянуться до неё даже сквозь кровь и плоть.       Всё испытания, с которыми она столкнулась за время своего скитания от одной обители чудовищ до другой, только укрепляли эту мысль, постепенно превращая в уверенность.       Шелест моря и скрип лодки баюкают, но жёсткие доски не дают уснуть, продлевая её мучение, растягивая в бесконечность.       Она была умнее и храбрее других детей. Основное — умнее. Одной храбростью никого не спасёшь, а главное — не спасёшь себя.       На красном фоне возникают призраки, на их лицах блуждают эмоции. Девочка морщится — на жёстком дне нет ветра, солнце печёт, обжигает щеки.       Она была умнее своих врагов. Умела быстро реагировать, ускользать, просачиваться сквозь пальцы. Она побеждала монстров не грубой силой, о, нет. Она выхватывала победу за счёт живости ума. Всегда. Почти всегда.       Чайки кричат над головой, возможно, они кружат над лодкой, но слишком высоко. Фигурка в жёлтом плаще сворачивается в клубок.       Она считала себя умнее многих. Умнее самого кошмара.       Живот скручивает даже не голод — боль. Словно внутри неё дыра или же тело решило съесть само себя. Может и то, и другое.       Считала, что не совершает ошибок. Она ведь ещё жива, верно? Значит, можно закрыть глаза на голод, страх, ненависть, жалость. На то, что она была не одна.       Тень сидит на другом конце лодки, покачиваясь вместе с волнами. Она исчезнет, стоит девочке открыть глаза. А может и нет.       Она ещё никогда так не ошибалась. И оправдания нет, кроме одного — она была уверена в своих новых силах. Отговорка так слаба, что кажется жалкой. А ещё она чувствовала, почти неосознанно, что её как будто тянет куда-то.       И она забыла, что сила не её и доверять ей нельзя. Забыла и то, что идти на таинственный зов, все равно что лететь на огонь. Этому он её научил, а она быстро учится. Даже одного подобного промаха хватит, чтобы перечеркнуть любые прошлые заслуги.       Казалось бы безграничная мощь утекала сквозь пальцы. Она не исчезла, нет, но тратилась с ужасающей скоростью. А она не умела, не знала, как использовать её не в ущерб себе.       Девочка затруднялась сказать сколько времени прошло, но вот она полностью без сил ждёт своей смерти на дне лодки, управлять которой давно уже нет сил. На что она надеялась, отправляясь словно завороженная неизвестно куда?       Солнце постепенно клонится к закату. Измученный голодом ребёнок забывается тревожным сном. А дно лодки шкрябает о песок. ***       Первое, что он почувствовал, очнувшись — живая прохлада травы на щеке. Ощущение проникло в его сон и осталось рядом, мирное и безобидное. Он мог унести его с собой в пригоршне, куда-то глубже, где размывались хрупкие границы того, что можно было бы определить как «я».       Впрочем, ему не позволили. Неизвестная птица где-то неподалёку пронзительно вскрикнула. Этот звук никак нельзя было назвать мирным.       Ребёнок, вздрогнув всем телом, проснулся и, резко сев, тревожно заозирался. Вид маленького овражка, дно которого поросло густой травой, отозвался в его сознании смутным воспоминанием, которое он поспешил отогнать.       Новых громких звуков не доносилось. Мальчик, подобравшись, выждал ещё немного, но деревья вокруг хранили молчание, лишь ветер мягко шелестел листьями. Оказалось, от былой тревоги не осталось и следа, впору задаться вопросом, а была ли она?       Слегка успокоившись, мальчик поднялся с земли уже более расслабленно. Стряхнул с потрепанного плаща мелкие травинки. Недовольно цокнул языком, только сейчас заметив, что правая штанина у самого низа начинает расходиться по шву. Явно озадаченный, что, в связи с этим, делать, он задумчиво почесал голову, но внезапно застыл, словно что-то осознав.       Впрочем, замешательство не продлилось долго. Мальчик, будто заставляя себя, медленно опустил руку и потряс головой, затем поднял с травы видавший виды холщовый мешок и начал деловито проверять содержимое, старательно делая вид, что не возвращается взглядом к одной вещи.       Наконец, он решительно закинул ношу себе на плечо и двинулся в смутно видневшийся просвет между деревьями. Утренняя роса холодила босые ступни. Новый бумажный пакет, аккуратно сложенный, так и остался в мешке.