Сенека

Я резко открыла глаза, дернувшись по привычке вперед, как после страшных снов. Где-то внутри все еще теплилась надежда, что все это окажется загруженным кошмаром, над которым я посмеюсь и пойду по своим делам. Вот только вместо привычного для меня белого потолка с люстрой перед глазами стоял потолок… каюты? Все пространство вокруг мерно двигалось, будто меня качало из стороны в сторону на волнах. Если мы на корабле, то это совершенно не удивительно. Но само то, что мы на корабле — удивительно. Руки, что примечательно, были связаны спереди, веревкой натирая нежные запястья. Пальцы уже давным-давно затекли, требуя хоть каких-нибудь движений, и мне пришлось пару раз поиграть пальцами, чтобы онемение сошло. Можно даже не пытаться развязать эти узлы, даже без попыток видно, что они слишком крепкие для моего обессиленного тела. Маленькое круглое окошечко находилось прямо под потолком, из-за чего мне пришлось, кряхтя и охая, встать на деревянной кровати, на которой до этого лежала без сознания. Через окошечко еще не светило солнце, полагаю, что сейчас либо слегка за полночь, либо раннее утро. Мы все еще стояли около берега, видимо, чего-то ожидая. Забавно. Меня все-таки похищают? Как и думала, не зря я тогда очнулась среди побоища. Хоть обстоятельства еще и не до конца выяснены, что-то начинает проясняться. Мари нарасхват, не успеваю убежать от одних её недругов, как меня подхватывают другие. Боюсь даже представить, как она жила до всех этих событий. Или это я такая везучая? Впрочем, в моей, эх, все-таки прошлой жизни тоже бывало немало конфузных ситуаций — начиная от того, что умерла, захлебываясь в собственной крови, заканчивая тем, что я продавала чужие сапоги. Продавать сапоги более страшно. Особенно чужие. Оглядев полностью пустой причал, я вернулась на кровать, раздумывая о том, стоит ли вообще развязывать запястья, если меня в любом случае найдут и свяжут вновь. Жаль, но боец из меня просто никчемный, всю свою жизнь я занималась только умственным трудом, даже физическая культура в школе и университете прошла стороной. С Мари ситуация такая же — хоть и были заметны мышцы, но сама она была все же хрупкой, а не боевой. — Эй, — небрежно кинул похититель, без стука ворвавшись в каюту. — Цветочек, как быстро ты очнулась. Я думал, что придется тебя будить. Он издевательски хмыкнул, качнув зажатым в руке ведром с водой. Смею предположить, что с холодной. Мысленно поблагодарила себя за то, что очнулась до того, как он пришел, ведь пробуждение могло стать еще хуже. Не хотелось бы просыпаться мокрой, ведь неизвестно, дали бы мне сменную одежду или нет? — Чего молчишь? — он подошел ближе, осматривая мое состояние. Не успела ответить, как он схватил меня за волосы, оттянув их посильнее. Я клацнула зубами, а после постаралась наклониться назад, чтобы было не так больно, но он это предвидел, сдавив пряди только сильнее. — Будь моя воля, назвал бы тебя фенхелем. Но воняет от тебя рододендроном, спасибо, что не сильно, иначе находиться с тобой было бы просто невозможно. Похититель ненадолго замолчал, то ли для пафоса момента, то ли для того, чтобы подобрать слова, но суть одна — за это время я успела смириться с болью и даже с оскорблениями, хоть шутки про мой запах меня никак не трогали. Единственное, что меня беспокоило, это возможность бактерий на моей коже, ведь неизвестно, кто лежал до меня на этой кровати, и кто именно ко мне прикасался, чтобы занести сюда. — Мсье Турин назвал бы тебя пародией на дешевый шампунь. И что же босс в тебе нашел? Он оставил мои волосы в покое, схватив на этот раз за подбородок. Мне стало смешно — что за «рододендрон»? Такое чувство, будто он знает ароматы всех растений этого мира, если я правильно поняла и это все же растение. Хотя, это может быть и какое-нибудь новое оскорбление для омег, откуда мне знать? — А второй аромат никак не могу понять, — парень сощурил глаза, втягивая аромат. Я дернулась, не желая становиться свидетелем обнюхивания, черт возьми, мы же не в палеолите! Но даже мое подергивание было прервано, так как он придавил меня ладонью к кровати за плечо. — Тпру, строптивая омега. Надеюсь, босс укротит тебя. Смешно будет посмотреть, как твоя воля будет подчинена. — Я тебе сейчас в лицо плюну, — я перешла на угрозы, не желая слушать весь этот бред. Похититель хохотнул, неверяще поднимая бровь под аккомпанемент моего молчаливого набирания слюней. Услышав это, он поднял руки и отошел, и только в этот момент я смогла спокойно вздохнуть. Как же сильно бесят прикосновения незнакомых людей, особенно к волосам и лицу. О чем он вообще говорил? С чего бы его боссу укрощать меня? Что за ужас? И зачем он вообще взялся вынюхивать мой аромат, словно без этого вообще жить невозможно? Сверху послышались странные звуки каких-то разговоров, а после крики и глухие стуки падения. Парень нахмурился и, пришпилив меня к месту убийственным взглядом, поспешил выйти из каюты, чтобы подняться наверх. Приглушенные шаги пронеслись по всему помещению, будто гвозди, вбивающиеся в мой повторный гроб. У меня было всего несколько минут, чтобы воспользоваться его отсутствием и все-таки развязать веревки на своих руках, благо, что он своими ненамеренными прикосновениями сделал полработы за меня: все-таки узлы были не настолько хороши, как мне казалось. Скорее напротив, будто бы сделаны рукой косорукого непрофессионала. Дальше оставалось только спрятаться в месте, которое не обозревается с порога. Так у меня будет фора в несколько секунд, чтобы протиснуться в коридор и побежать дальше. Хотя сомневаюсь, что при нападении обо мне вообще вспомнят. Буду надеяться, что эти ребята насолили кому-то без моего присутствия и неизвестные нападающие искать не будут. Слишком часто я надеюсь, и слишком часто эти надежды даже не оправдываются. Нужно перестать опираться на удачу и зависеть только от собственных умений и сил. За тонкой стенкой послышался разговор на незнакомом мне языке, отличном от французского. Ох, боже, не успела я привыкнуть к одному, как появляется второй, чтобы наверняка добить меня тем, что я никогда не тратила времени на изучение других языков. Дверь резко открылась, и мое тело рефлекторно напряглось, ожидая чего-то. Показался носок знакомой обуви, хоть я и не тратила много времени на разглядывание одежды похитителей. Черт возьми, я ставила на то, что он скорее будет переживать за свою жизнь, чем ринется в эту каюту. — Цветочек? — в его голосе за все наше неожиданное знакомство впервые звучала легкая паника. — Не время прятаться, нужно уходить… Он не успел договорить. Парень издал странный звук, хватаясь за сердце, всем корпусом накреняясь вперед — из солнечного сплетения расползалось темное пятно. Я подняла ладонь к губам, чтобы не выдать ни звука, но хотелось глубоко вздохнуть и закрыть глаза. Однако оцепенение, как и в прошлый раз, пришло неожиданно. Могла только смотреть на то, как тело падает, пока нижние конечности, отчего-то, несколько раз дергаются в судорогах. Он упал лицом вперед, наверняка сломав себе нос, но это должно волновать меня меньше всего. Из его тела мерно текла кровь, опостылевшая мне всем своим видом. Кровь, кровь, кровь. Этот медный запах, въедающийся в ноздри, оставляющий свои частицы на теле, окропляющий одежду. — Ань, — мама схватилась за мою бледную руку, вставая на колени и сбивая их в кровь, — Прошу, дыши. Просто дыши! — Боюсь, ей уже ничем не помочь, — лицо доктора удивительно не сострадательное, но оно и понятно, он видит смерти каждый день, с самого начала практики. Я задыхаюсь, кашляя-кашляя-кашляя, и кровь стекает по подбородку, пока на простынь падают капли слез. Мама рыдает, прижимаясь к моему животу, но все, что я чувствую — это боль и отчаяние, распадающиеся на ладан и горькую полынь. — Мари, — девочка сквозь боль собирает собственные внутренности, смотря на меня своим полубезумным взглядом. Все вокруг опаляется в зеленый костер, кипит и просит о помощи. Мне страшно, я в растерянности, а ей в сотни раз больнее, и мне очень-очень жаль, прости-прости-прости-прости… Кровь парня достигает моей обуви, прежде чем в комнату заходит убийца. Он давит одним своим присутствием, осматривая комнату через челку и мгновенно находя меня. Запах крови становится сильнее, перебиваясь каким-то древесным ароматом. Тошнить начинает только сильнее, а я все стою и смотрю на преступника, пока его губы медленно расползаются в хищной, страшной, безумной улыбке. Может быть, именно в этот момент со стороны я напоминаю беспомощного оленя в свете фар. В его руке я замечаю нож, идентичный тому, что только сейчас увидела в спине похитителя. Парень бросает оружие по направлению ко мне, даже не особо размышляя, и мне приходится взять всю волю в кулак только для того, чтобы в последний момент увернуться. — Ши-ши-ши, так это ты, — он сделал несколько шагов вглубь каюты, пока я пыталась побороть дрожь в коленках. Спиной он, однако, все еще загораживал единственный выход из этого ада. Вокруг него словно видоизменялось пространство, становясь темнее и острее, давя одной только аурой жажды убийств. — Товар, что везут Мельфиоре? Я кожей почувствовала его пренебрежение и снисходительность, когда острие ножа уткнулось мне прямиком в щеку, разрезая тонкую кожу. Ох, как же, черт возьми страшно, это в тысячу раз страшнее, чем гребанная смерть. Тогда я знала, что рано или поздно это закончится, а сейчас я уверена только в том, что еще немного, и мое сердце не выдержит. Остановится. — Омега! — он раздраженно воткнул оружие в стену рядом со мной, и я вздрогнула, зажмурившись от ужаса. Нож вошел в стену легко, как по маслу, и это только показывало степень остроты оружия. — Ши-ши-ши, принц надеялся на разработки, а встретил только ребенка. Босс сильно разозлится, если я тебя убью? Перед моими глазами пролетает космос, вместе с верхне-средне-нижним миром, и я замечаю, как медленно движется время, пока нож медленно несется по направлению к моему сердцу. Или мне все это уже кажется? Это галлюцинации? Бред умирающего? Мысленно я уже начала молиться, неизвестно кому — богу или демонам, лишь бы только меня не убили так рано. Лишь бы у меня хотя бы был шанс на какую-нибудь спокойную жизнь без крови и убийств, без похищений и связей. Сердце тянет, я задерживаю дыхание и зажмуриваюсь, готовая упасть в обморок. — Бел-се-емпай, я не успел отойти, ка-ак вы уже нашли развлече-ение, — равнодушный голос без каких-либо экспрессивных тонов разрезал разрушающую тишину. Мой неудавшийся убийца рассмеялся, будто был пойман в каком-то розыгрыше. Он остановил острие за миллиметр от моего тела. Прекратил бы он это, если бы не вошедший? Или он просто хотел это прекратить? Я так сильно хотела закрыть уши, чтобы не слышать эту чертову французскую речь, переваривающуюся в моих ушах, что даже дернулась несколько раз, остановив саму себя на самой последней секунде. Ненавижу французский, ненавижу Францию, ненавижу все, что мне пришлось пережить за эти два дня. Симбиоз трупа и монашки. Ха. Ха. Ха. — О-о, — я перевела взгляд на говорящего, совсем не ожидая встретить там своего сверстника с огромной шапкой в виде лягушки. Это выглядело довольно пугающе, и ему приходилось наклоняться в дверном проеме, чтобы пройти и не сбить шапку. — Бе-ел-семпа-ай, мы не в квартале красны-ых фонарей, може-ет, потерпите? Убийца с челкой со злостью стиснул собственный нож и метнул его в парня, но тот даже не поморщился при ударе. Казалось, он совершенно ко всему этому привык. Я нервно хихикнула, без опоры сползая по стенке на пол. Ноги дрожали от пережитого ужаса, и когда их коснулась прохлада пола, я даже немного расслабилась, хотя казалось бы — не время. — Бесполезный кусок мусора, — «Бел-семпай» спрятал ножи где-то в недрах своей одежды. — Тащи омегу сам, ши-ши-ши. — А за-ачем нам оме-ега? — не поддался на приказ парень, наигранно зевая, будто его происходящее совсем не трогало. — Тебе — незачем, идиот, — коронованный экспрессивно махнул рукой, и этот жест показывал все его мысли об умственных способностях другого. — Считай её уликой, не дело принца тащить простолюдинку. — Да-да-а, — второй умно покивал, разыгрывая понимание, но все, что отражалось на его лице — фальшивые, ужасающе поддельные эмоции. Это было похоже на китайскую подделку фарфоровой куклы. — Я понимаю-ю. Принцесса-а устала-а. — Принц приказывает жабе заткнуться, — убийца хлопнул рукой по двери, выходя из каюты, и мы остались с флегматичным наедине. Даже не знаю, что меня пугает больше — яростные порывы первого или равнодушие второго, который неизвестно что способен вытворить. Парень тяжело вздохнул, обращая взгляд к потолку, будто спрашивая что-то у высших сил. Потом он подошел к моему не слушающемуся телу и схватил за руку, тут же застыв. Я и сама распахнула глаза, не ожидая пробирающего ощущения с в я з и, которая мурашками сконцентрировалась прямиком в чувствительной шее. Я сдавленно застонала, пытаясь уйти от прикосновения, хоть и понимала, что уже слишком поздно. — Черт, — выругалась, кусая губы. Нерушимая связь, да? Ладан и горькая полынь, будто напоминание о моей смерти, горчили на языке. Я так надеялась не встретить никого в ближайшие… всю жизнь. Даже с болями и возможностью обострения всех болезней, это было лучше, чем зависеть от какого-то незнакомца. — Согла-асен, — идиотский Истинный, как обещали в Министерстве, тоже был не очень рад меня встретить, но ни одна из эмоций не показалась в его равнодушных глазах. Хотелось плакать. Звать на помощь. Отцепить его руку, загрызть зубами, стенать. Но вместо этого я просто вновь чертыхнулась. Он медленно поднял меня на ноги, поставив в вертикальное положение. Ноги все еще были ватными от пережитого ужаса и кровь, которая находилась прямо у нас под ногами, все еще напоминала о том, как недавно живой похититель умер. Из коридора послышались недовольные звуки, скорее всего, выражающие пожелание поторопиться. Парень, все еще довольно апатичный и медлительный, схватил меня за руку в том месте, где она была закрыта тканью, будто это могло нас спасти от уже зародившейся связи. Хотелось обвинить его в этой ситуации, но накатывало понимание, что он и сам не мог предугадать такого исхода. Может быть, он был бы рад, если бы у него вообще никого не было. Как и я. Кому, как не мне, могло так повезти? Апатичный убийца, напарник того убийцы, который уничтожил моего похитителя? Класс. Дайте два. Все запахи, кроме горького аромата Истинного, стали в один миг приглушенными. Это единственное из всей ситуации радовало, но был минус — скорее всего, это только на время. Все-таки, мне нужно добраться до учебников, иначе, вот так вот гадая, я ничего не узнаю. — Я наде-еялся на кого-то-о более-е красивого-о, — оповестил меня, я так понимаю, альфа, легонько подталкивая к выходу из каюты. Я поддалась, стараясь не смотреть на лежащее на полу тело, но глаза сами соскальзывали каждый раз вниз. Дыхание замирало на секунды, из-за чего я глубоко вдыхала, фыркая от сильного запаха, и молчала. Реплику парня я решила оставить без ответа — сам способен догадаться, что и он не прекрасная картинка с обложки, чтобы я влюбилась в него с первого взгляда. Хотя… даже в прошлой жизни у меня не было способности любить. За все девятнадцать лет я ни разу не ощущала этого «прекрасного» чувства, которое «должны ощутить за жизнь все». Сколько о любви написано книг, снято фильмов, рассказано историй, однако, в жизни все иначе. Я вполне прекрасно жила без этого, и даже чувствовала себя в какие-то моменты счастливой. Мне не приходилось ощущать любви даже к собственным родителям, потому что они были последними людьми, по которым я скучала. Умерла, но так и не ощутила этого чувства. Даже иронично — может, из-за этого и умерла? Я переступила через труп так, словно делаю так каждый день. Так, словно это обыденность для меня, какое-то бытовое движение. В этой странной привычке, сработавшей в теле, было что-то тревожное. Рефлекс, оставшийся от Мари, означал, что ей приходилось сталкиваться с таким очень часто? Тело умело обошло даже брызги крови. Я не запачкалась. Ничем. — Что так долго? — хмуро спросил второй, когда мы вышли наверх по лестнице. Истинный тут же брезгливо отдернул от меня руку, приравнивая мою кожу к противным червям, какому-то мусору, которого противно касаться. Я отошла от него на один шаг, чтобы не чувствовать такой концентрат запаха — сильно било по голове, лишая возможности даже дышать ровно. Шея очень сильно чесалась, и мне приходилось сдерживаться, чтобы не притронуться к ней. — Э-эх, — выдохнул равнодушно мой ровесник, наигранно взмахнув руками, чтобы хоть как-то разнообразить собственные движения, — Я теперь состоя-явшийся член о-общества, Бел-семпа-ай. «Бел-семпай» обернулся, всем своим видом показывая сомнение в данной новости. Я нахмурилась, устав от слишком большого количества разговоров за этот день, хоть он еще и не начался — солнце только краем показалось на горизонте, заговорщически подмигивая облакам. Теперь шея болела, но в этот раз ноющими болями, иногда покалывая. Это было намного лучше того несоизмеримого желания почесаться, а также подчиниться хоть кому-то, угодить и унизиться. Все еще оскорбляло то, что мной кто-то может командовать, особенно било по самолюбию, что командовать мной мог этот подросток. — И что бы это значило, нерадивый кохай? — риторически вопросил второй, а после странно рассмеялся, каким-то истерично-шипящим смехом, из-за которого мурашки вновь прошлись по всей спине. — А, я понял, ши-ши-ши, у вас образовалась связь. Более неподходящей пары и свет не видывал. Он вновь отвернулся, разглядывая ровный горизонт, вид которого нарушали только обрывающиеся скалы и чайки, надоедливо кричащие в небе. Тишина давила своей неразрешенностью, и убийца прекрасно это знал, ставя меня в такие условия. Будто я должна отвечать за его разрушенные ожидания, что вместо разработок им попалась я. Он прямо-таки олицетворение фразы: «Если хочешь, чтобы о чём-то молчали, молчи первый». Желательно до победного конца, ведь кроме победы ничего и не принимают такие люди, как он. Хоть мне все еще и до жути страшно находиться среди них, осознание, что, как только я умру, я потяну Истинного за собой, давало мне немного расслабиться. Вряд ли они так уж хотят расстаться с одним из своих коллег. Впрочем, не берусь утверждать. Он же все-таки метнул в него оружие. — Принц хочет есть, — особа королевских кровей закинула руки за голову, прохаживаясь до причала. — Так уж и быть, вам, земноводным, тоже перепадет, ши-ши-ши. Земноводным? Это относится к шапке парня или к образу жизни? Честно говоря, я уже ничему не буду удивлена после того, что пережила. — Меня-я зовут Фра-ан, — Истинный прошел мимо, совершенно не обращая внимания на мой растерянный вид. — Но для-я тебя я — «Свет оче-ей мои-их, пре-екрасное суще-ество, которое-е боги-и ниспослали за все-е мои-и моли-итвы». — Сокращенно, пожалуй, «существо», — с дернувшимся веком пробурчала я, вынужденная идти следом. От низкой самооценки Фран точно не страдает, кто бы сомневался. Ланка говорила что-то про то, что настоящей Мари должен был достаться другой альфа. Выходит, этот — полностью мой? Господи, какой кошмар. В попытках отвлечься от произошедшего убийства (они серьезно оставят паром с трупами прямо посреди людных мест?), я обратила внимание на удивительный пейзаж, что меня окружал. Рядом, прямо под ногами, находилось море, а над головой — слишком голубое небо, очень непривычное для меня. Будем честны, обычно без повода на небо и не смотрела, но сейчас хочется все внимание уделить именно всем удивительным оттенкам голубого, что покрывали сферу земного шара. Рассвет быстро перетек в обычное утро. Все красные полусвета ушли с неба, оставив царствование именно синему, перекликающемуся с волнистыми облаками, больше похожими на спиралевидные кусочки сахарной ваты. Все время мысленного монолога о красоте красок я шла, как хвостик, за Франом, который делал вид, что мы не вместе. Почему-то мне казалось, что он довольно-таки угрюм. С чего бы горевать убийце? Какой забавный мир, постоянно напарываюсь на убийц, хотя в прошлой жизни не довелось встретить ни одного. Не берусь, однако, утверждать, ведь за все свое существование есть большая вероятность хоть раз пройти мимо убийцы. Но не говорить — эта вероятность меньше. Слава богу. Вероятность никогда не равняется нулю. И ста процентам тоже. — Ты-ы такая задумчи-ивая, но я-явно не блещешь умо-ом, — повернулся Истинный ко мне, все еще не пытаясь даже приблизиться. Спасибо и на этом, ведь на таком расстоянии я почти не чувствую горькую полынь, которую так любила до смертельной болезни. — Почему? — решила все-таки задать вопрос, чтобы не молчать весь путь, пока впереди маячит полосатая спина другого преступника-принца, который внезапно захотел есть. Как можно захотеть есть после зрелища крови, которая течет и течет, расплываясь винными узорами по стенам и полу, окрашивая все не только в реальности, но и в памяти? — Я предста-авился, а ты-ы… — он развел руками, гиперболично вздыхая, будто укоряющий ребенка родитель, — не-ет. Мо-оя омега-а такая невоспитанна-ая. — Мари, — устало бросила свое новое имя. Раз уж ему так хочется знать мое имя, то пусть получает. Не понимаю только, какой реакции он хочет добиться. Словно с самого начала хочет вывести на ненависть к себе и своим словам, находя какие-то болевые точки. Пока не нашел ни одной, но уверена, что с этим он очень быстро справится, видна многолетняя практика. — А, теперь все ясно-о, — он пожал плечами и ускорил шаг, чтобы поскорее прибиться к своему напарнику, но не оставляя меня позади, словно следя, как бы я не убежала. Я вновь промолчала, но ему и не нужна была реакция для того, чтобы продолжить. — Ты-ы астероид? — Да, — главное правило: «с психами лучше соглашаться» действовало наверняка. Его замечание было бы смешным, очень смешным, если бы Маррей с ударением на «а» действительно было созвучно с моим именем, у которого ударение на последнюю гласную. А так… все зачатки остроумия. До принца мы шли молча, потому что я совершенно не реагировала на его замечания. Отчасти от усталости, отчасти из страха, что на мою реакцию он сможет как-то разозлиться и убить меня. Я даже понятия не имею, зачем они взяли меня с собой. Конечно, установилась связь, но ведь можно как-нибудь разойтись и больше никогда не встречаться? Ладно, понимаю, что звучу глупо, ведь связь неразрывная. Наверняка для нашедших друг друга индивидов придумали какое-нибудь расстояние, которое нельзя пересекать, иначе они оба умрут, или что-то еще более драматичное. Напарник Франа тут же начал говорить что-то ему на другом языке, довольно мелодичном и быстром. Могу только предположить, что это испанский или итальянский, потому что они отчасти похожи для незнающих людей, но могу и ошибиться. Как человек не самый эрудированный, я раньше путала французский с немецким. В свое оправдание могу сказать, что мурлыкающие нотки сбивают с толку! Окольными путями, неведомыми для приезжих, но почему-то знакомыми для этих двоих, мы пришли к какому-то недешевому ресторанчику на окраине, только-только начинающему работать. За стеклом виднелись сонные лица работников, грустные и натянутые улыбки администраторов и уже разозленных начальников. Прекрасное заведение. — Ши-ши-ши, — «Бел-семпай» повернулся ко мне, показывая своими тонкими музыкальными пальцами на щеку. — Не пугай остальных людей своим окровавленным лицом, вытрись. Хотелось огрызнуться, что только благодаря ему у меня теперь жуткая царапина на лице и кровь, из-за которой я выгляжу как жертва уличного насилия. Но было страшно хоть как-то сопротивляться ему, потому что он выглядел… безумным. Это еще мягко сказано. Широкая улыбка, густая челка, разговор о себе в третьем лице. Инфантильность? Нарциссизм? Эгоцентризм? Одной ладонью вытерла кровь с лица, размазав ее только сильнее. Пришлось использовать край рукава рубашки, чтобы никто не заметил следов. Удивило только отсутствие боли при растирании, по идее, должно было хоть немного, но ныть, царапина все-таки оставлена нехилая. Но при детальном ощупывании стало понятно — царапина очень быстро исчезла, оставив после себя только шрам, вполне себе ощутимый на ровной поверхности лица. Убийца прошел в заведение первым, оставив нас вновь наедине. Может быть, это было его планом, а может, его действия ничего под собой не имели. Фран стоял рядом, разглядывая кроны деревьев, на которых вили гнезда какие-то птицы. — Бел-семпа-ай очень зол, — вдруг заговорил парень, напугав меня. — И бо-осс тоже будет зли-иться. — О, извини, — с сарказмом ответила я, потирая заболевшую от трения щеку. Готова поспорить, что она уже сильно покраснела. — Мне ужасно жаль, что мы встретились. Фран схватился за сердце, драматично откидывая голову назад. На секунду даже показалось, что под весом забавной шапки шея сломается, не выдержав такой нагрузки. Из-под полуоткрытых век он наблюдал за моей вымученной улыбкой. — Не пережива-ай, у Бел-семпа-ая тоже есть оме-ега, — Истинный вздохнул, отходя к непрозрачной двери и открывая её. — Только она-а, надеюсь, умре-ет до того, как они встре-етятся. Да уж, остается только жалеть ту неизвестную омегу, которой судьбой предначертано быть или мазохистом, или мертвой. Тут даже стоило немного порадоваться, что природа не промахнулась на несколько метров, отдавая меня еще более странному чудаку с ножами. На пальцах осталась кровь. Я смотрела на нее расширившимися зрачками, и все вокруг меня сужалось и расширялось, тогда как одна единственная точка крови оставалась на своем месте. Мне было больно вдыхать. Отношения с видом этой жидкости у меня точно испортились, ведь раньше я могла намного легче переносить даже самые страшно выглядящие раны. Может на все это повлиял тот факт, что рядом со мной действительно умирали люди? Живые люди, дышащие и теплые. Сейчас они уже посинели и их наверняка пожирают черви. От мыслей меня отвлек легкий толчок дверью в плечо. — Не сто-ой столбо-ом, — апатично протянул парень, пропуская меня вперед, — а-а то тебя приму-ут за страшную-ю статую, самую страшную статую Франции-и. Я закатила глаза, проскальзывая под его рукой прямиком в теплое заведение. Свежий утренний воздух, конечно, замечателен, но довольно прохладный, а я не в самой теплой одежде, чтобы действительно стоять на улице и упускать возможность погреться в помещении. Был занят всего один столик и мне хватило ума додуматься, что нужно сесть с убийцей, раз уж он так милосерден к своим вассалам. Ирония сквозила красной нитью сквозь все мои мысли, ведь относиться к происходящему со всей серьезностью попросту не выходило. Принц уже что-то ел, соблюдая этикет. Пафосно, но очень завораживающе. Фран сел на стул посередине, подперев лицо ладонями. Выражение лица его было скучающим, но я не могла сказать точно, было ли это фальшиво или искренне, ведь не очень разбиралась в человеческих эмоциях. Официант подошел к нам незамедлительно, едва только заметив новых посетителей, присаживающихся за стол. В руке его был новенький блокнот, из-за чего я даже немного завистливо вздохнула — мне сейчас такой бы не помешал, чтобы разложить собственные мысли по полочкам. — Что будете заказывать? — он с намеком обращался только к Франу, словно я была существом, не имеющим сознания и за меня нужно все решать определенному человеку. — Зеленый ча-ай и какой-нибу-удь завтрак, — протянул парень, даже не повернувшись к работнику. Тот кивнул, словно привыкнув к такому отношению со стороны посетителей, и быстро записал все, мгновенно испаряясь. Я не успела даже рта открыть, чтобы тоже заказать хоть что-то. Как мило со стороны работника оставить меня сегодня голодной. Едва ли бы я решилась сделать заказ в присутствии этих двоих, но мне не оставили даже возможности. За столиком повисла гнетущая тишина, которая прерывалась только едва слышным стуком столовых приборов о тарелку. Начинаю ненавидеть молчание и, между тем, не люблю разговоры. Особенно с незнакомцами, которые в любой момент могут тебя прирезать или надавить психологически. Официант сработал быстро, и уже вскоре заказанное было принесено и поставлено перед Франом, который одним равнодушным движением пододвинул тарелку с овсянкой ко мне. Я недоуменно посмотрела на него, но он ничего не сказал, и, решив, что хуже от этого никому не будет, я все-таки начала есть. К овсяной каше здесь были добавлены кусочки каких-то фруктов и сливочное масло, однако, совершенно не чувствовался хоть какой-нибудь вкус. Все было пресным и блеклым, аппетит никак не шел. Желудок всеми силами доказывал, что голоден, но при виде еды меня начало мутить. Прекрасно сработано, мозг. — Ты Солнце, верно? — прервал тишину острым, как бритва, шепотом принц. Я пожала плечами, не совсем поняв суть вопроса. — Ши-ши-ши, как забавно. Через силу я съела половину предложенного завтрака, оставляя фрукты на краю тарелки. — Использование пламени инстинктивно не у всех получается, — убийца наклонился корпусом вперед, будто рассказывал тайну. — А у Солнечных — тем более. Удивительно, как ты себя не убила, ши-ши-ши, а только и всего, что нужно было — активировать пламя. Казалось, его совершенно не беспокоило, что монолог об убийстве и каком-то пламени (совсем с ума сошел?) могли услышать другие работники, те же официанты, которые сновали туда-сюда по поручениям администрации и изредка протирали столы неподалеку. — Модны-ый попу-угай как раз просил помо-ощника, — Фран скатал из белой салфетки шарик и начал катать его по столу, раздражая резкими звуками. — Се-ейчас все Солнечные на ве-ес золота, семпа-ай, или вы хотите-е умере-еть от царапины-ы? — Царапины? — губы принца дернулись, а сам он сжал вилку так, что она согнулась, как пластиковая. — Мне показалось, или ты сказал что-то о… королевской крови? — Не-ет! — парень поднял руки в защитном жесте, кидая заодно салфетку куда-то в угол, совершенно не заботясь о чистоте помещения. Я отодвинула тарелку, стараясь не вмешиваться в их какие-то личные разборки. — Ши-ши-ши, вот и ладно, жаба, — убийца вздохнул, словно успокаиваясь, и тоже отложил поломанные столовые инструменты. — Не знал, что земноводные занимаются кумовством. Ваших опарышей министрами сделаешь? Фран откинулся на спинку стула и поднял лицо к тускло светящей люстре. Я поморщилась, услышав столь нелестные эпитеты — слушать оскорбления всегда неприятно, особенно когда ты не можешь как-то на них ответить. Так и зарождается отчаянное бессилие. — Голо-овастики, Бел-семпай, — произнес уныло Истинный. — У жаб и лягу-ушек — головастики. Очень жа-аль, что биология-я прошла-а ваши гениа-альные мозги стороно-ой. Они продолжили переругиваться, пока я, в тщетной надежде на спасение от удручающей ссоры напарников, оглядывала заведение на какие-нибудь привлекающие внимание элементы декора. Как жаль, что единственным элементом декора здесь была я. Не разговариваю, не двигаюсь и даже пытаюсь не дышать. Лишь бы только не обратили лишнего внимания. * — Три билета, две каюты, — Бельфегор, как я позднее узнала, протягивал кассирше деньги, которые она бодро забрала, выбивая чек и билеты. Он ловко достал их через маленькое окошечко, тут же довольно грубо кинув Франу. Тот поймал билеты без промедлений, словно уже привыкнув. — Отплытие через полчаса, ши-ши-ши, нам нужно поторопиться. Иначе уплывем без вас. — Это-о не та-ак работает, — решил вставить свое слово поперек парень. Как я заметила, он делает все, лишь бы противоречить своему напарнику, и часто это переходит к тому, что его калечат. Может, он мазохист? Я перевела взгляд на билеты — глянцевые и аккуратные, симпатичные для перфекциониста. Именно на них указывалось время, в которое нам нужно быть у транспорта, чтобы переместиться туда, куда нужно этим двоим. Как бы ни было удивительно, две каюты, потому что омега, после нахождения Истинного, считается его придатком, а не отдельной личностью. И это в современном-то мире, когда существует и отдельное министерство для таких случаев. Фран потянул меня за рукав футболки, все еще опасаясь дотрагиваться до голой кожи. Я и не заметила, что они уже договорились и куда-то собрались, слишком задумалась над собственным положением в этой странной иерархии сумасшедшего мира со своими какими-то инстинктами. Место посадки находилось недалеко от кассы, даже в очереди был виден пароход, на котором нам суждено было отправиться. В нем было очень мало мест, но мы успели взять нормальные, ведь в пути нужно будет находиться семь часов, как мне сказали. Семь часов на воде с морской болезнью, даже не знаю, кого больше жалеть — себя или тех, кто будет рядом.