Сенека

В тренажерном зале тихо и пыльно, показывающееся в окнах солнце подсвечивает летающие в воздухе частицы. В этой комнате офицерского корпуса в это время никого не бывает — за последние дни я хорошо поняла их расписание. Пугающий громила с зонтами занимается вечером, почти перед полночью; Бельфегор предпочитает другую комнату, с двигающимися мишенями; капитан занимается с рядовыми на площадке и его крики доносятся до моей комнаты; Луссурия занимает всё утро перед ванными процедурами, а Фран, кажется, вообще не ходит тренироваться. У них, иллюзионистов, какие-то свои способы обучения и каждый раз, когда он вытворял что-то пламенем, я была одновременно и в восхищении, и в ужасе. Изменять реальность так, чтобы окружающие всерьез поверили — это невероятная способность. Как парень и говорил, для этого нужно особое мышление. У меня такого мышления не было. Зато было еще немного времени, которое не хотелось тратить зря. На небольшом плацу около замка строились отряды, бедные рядовые бегали по десятку кругов с оружием в полном обмундировании. Я смотрела на них всякий раз, когда нужно было отвлечься, и каждый раз радовалась, что я не нахожусь там, внизу. У меня болели пальцы от того, как часто я сжимала их в кулак в надежде обрести решимость, у меня гудели ноги от того, что я отрабатывала показанные Луссурией удары, у меня болели предплечья от того, как часто я падала — но надо мной не было этого пугающего капитана с мечом, с его подавляющей аурой сильного альфы. Наверное, мне стоило пересмотреть свои приоритеты. — Врой! Отбросы, будете бегать, пока я не устану на вас пялиться, поняли?! — его голос проник даже сквозь плотные стены, и я, оторвавшись от созерцания коробочки, вздрогнула так, словно мужчина стоял рядом. Пламя внутри ошарашенно дернулось, готовое меня защищать, и почти вспыхнуло на выданном кольце, что носили здесь почти все рядовые. Этот порыв был тем, чего я добивалась последние часа два. Но это было не то. Нужно было научиться зажигать кольцо каждый раз, когда это требуется, без долгих раздумий или внезапного испуга. Я не могу постоянно пользоваться мыслью, что мне нужна защита против Бьякурана, чтобы пламя стремилось меня защитить, потому что эта мысль быстро потеряет свою яркость, превратившись в серую и бесполезную цель. Раздраженно повертев в руках коробочку, я стянула с себя тяжелый уличный плащ, в котором быстро стало жарко. Ткань шуршит, приземляясь на лавочку, и идет резкими складками — глажка потребует определенных усилий. Решимости не было. Не было. — Тук-ту-ук, — Фран объявился, как всегда, неожиданно, замер на пороге со своим апатичным видом и пустыми глазами. Я даже не повернулась, лишь перестала крутить между пальцами кольцо, в отчаянии зарывшись в свои светлые волосы. — Даже не спро-осишь, кто-о? — Фран, — устало вздохнув, закрыла глаза. Сил на привычный ехидно-саркастичный с обеих сторон разговор не хватало. Я села на ту же лавочку, куда несколько минут назад кинула плащ, и облокотилась острыми руками на гудящие колени. — Ты что-то хотел? — Спро-оси, кто-о, — настаивал на своём парень, и одним ломаным движением повернула к нему голову, подняв одну бровь. — Ну-у, я жду-у. Тук-ту-ук. Господи, спаси меня от этих странных ситуаций, происходящих в моей жизни. Никогда не думала, что дойду до того момента, когда всерьез захочу прочитать молитву, но благодаря Франу этот момент настал достаточно быстро. Ещё один тяжелый вздох прокатился эхом по помещению, когда я надела кольцо обратно на средний палец. — Кто там? — подыграла ему монотонным голосом, незаинтересованно стукаясь носками ботинок. — Тво-оё спасе-ение! — парень, наконец, прошел внутрь, и чуть не задел своей огромной шапкой дверной проем. Должно быть, это его частая проблема. Движения альфы были ленивыми и вялыми, и на его слова я закатила глаза, хоть и подвинулась на лавочке, чтобы он сел. Перед лицом вдруг показалась рука с шоколадом, и это заставило меня растянуть губы в легкой улыбке. — Та-ак и знал, шокола-ад вызвал у те-ебя больше чу-увств, чем мо-оё появле-ение. Отдав шоколадку, парень сложил руки за спиной в своем излюбленном жесте, и закинул голову к потолку. Я начала распаковывать желанную сладость — как он вообще успел подметить мою любовь к сладкому? О нем самом было известно только то, что он любит чай, засыпает в любом месте крайне быстро и подкалывает своего напарника так часто, что это даже пугает. Фран сидел, ссутулившись, и я вдруг заметила, что из его спины торчат ножи принца. — Фран, тебе не больно? — от недоумения я чуть не запнулась в этой легкой фразе. Всё это время я видела лишь то, как Бельфегор кидал своё множественное оружие ему в шапку — и это не казалось мне таким уж страшным, потому что самого парня это не ранило. Теперь же… связь передавала пустоту. Ошеломляющую, невозможную, равнодушную тишь. Его взгляд, лишенный всех эмоций, даже привычной меланхолии и скуки, напугал меня. — Я не спо-особен чувство-овать что-то насто-олько сложное, — Фран пожал плечами, словно этот разговор ничего не значил, и ножи, воткнутые ему в спину, дернулись, следуя за этим движением. — Бо-оль, любо-овь, радость, зло-ость. Ничего этого-о нет. Я нахмурилась и отложила полу-распакованную шоколадку, пододвигаясь ближе к Истинному. Он сидел на месте, даже не смотря на меня, а я потянулась пальцами к острым стилетам, чтобы достать их и сразу же залечить места повреждений. Кровь незаметно пропитала плотный форменный плащ, наточенное оружие оставило глубокие раны — волнистые зубчики сверху упрямо цеплялись за кожу, разрывая мышцы еще сильнее. Даже смотреть на это было больно, но Фран только поджал губы и вздернул наигранно брови. Он говорит, что ничего не может чувствовать, но связь передавала его эмоции до этого времени, и там была и насмешка, и радость, и раздражение, и беспокойство. Альфа мог попытаться обмануть кого-то другого (у него бы получилось это сделать, если бы я не знала, как работают метки), но я на такое вестись не собиралась. — Обычно ты не такой, хм, флегматичный, — мне пришлось достаточно долго концентрироваться на своем желании залечить чужую кожу, чтобы пламя зажглось на руках. Осторожным и легким движением, не прикасаясь к самой раненной спине, я начала затягивать окровавленные лопатки. Огромная шапка мешала Франу повернуться, чтобы посмотреть на мои махинации, поэтому, смирившись, он сидел с отрешенным видом. — Ты та-ак хочешь залезть мне в ду-ушу, — парень сцепил руки перед собой, мешая мне закончить лечение, и я раздраженно фыркнула, фиксируя его на одном месте. На его пальце блеснуло кольцо с тремя шестерками. — То-олько залазить не-екуда. — С чего бы? — недоверчиво на него покосившись, отдернула дрожащую от напряжения руку — использовать пламя в таких целях мне приходилось только несколько раз, и каждый раз это было не так долго и не так сложно. К тому же, в этот раз я пыталась сделать все идеально настолько, чтобы Фран понял, что может приходить ко мне с такими вещами и не бояться, что я его своей криворукостью добью. Молчание зазвенело в воздухе, паникой подбираясь к горлу. Щекочущая волна мешала глубоко вздохнуть, и непонятное напряжение стиснуло легкие. Я поспешила отодвинуться максимально от Франа, чтобы не влезать в его личное пространство без разрешения, и, повинуясь волнению ланки, покосилась на сосредоточенного парня. — Что ты-ы представля-яешь, когда кто-то гово-орит об А-аде? — растянутые гласные расплылись по помещению, смазывая настороженность. Я постаралась вспомнить, и сцены из детства отдались горечью во рту. Мы с бабушкой сидели около горячей печки: то была холодная зима перед моим днем рождения. Она мешала раскаленные, красные угли кочергой и рассказывала мне размеренным голосом разные истории. Я смотрела на угли, у меня жгло глаза, кололо от жара руки, но печку никто упрямо не закрывал. Бабушка сказала мне: «так выглядит Ад». Не отрывая взгляда, я пыталась почувствовать, какого это — быть в аду, но у меня ничего не получалось. Будучи ребенком, не могла осознать весь масштаб тех мучений, что ждут нераскаявшихся грешников. Печка закрылась, но я осталась сидеть и представлять. Мне было пять. — Страдания, крики, огонь, — неуютно поведя плечом, я замедленно моргнула, чтобы вернуться из внезапно-ярких воспоминаний обратно в реальность. Неприятное чувство ностальгии застряло где-то в горле, мешая вдохнуть, и мне до ужаса захотелось обнять бабушку, поговорить с ней, но я больше не могла. — Ты по-очти права, — Фран стащил с пальца незнакомое мне кольцо без варийского герба, и связь будто обрела привычные оттенки — появились какие-то чувства, я могла точно сказать, где он находится и цел ли. Впившись взглядом в три шестерки, хмуро фыркнула: кто бы мог подумать, что метку способен перекрывать кусок железа. — Когда я-а тебя встре-етил, я оче-ень удивился. Отку-уда у меня есть Исти-инная пара? Ро-одственная ду-уша. Насмешка прокатилась горькой полынью по всему помещению. Я вспомнила, как мы оба тогда застыли, не веря в то, что произошло. Первая встреча в неожиданных условиях, почти враги, и внезапная связь была совсем некстати. Сейчас те чувства казались смешными: Фран оказался не таким уж и плохим по сравнению с остальными, я бы даже сказала, что он самый прекрасный альфа из тех, кого мне доводилось встретить. Смешно, что парень, который в моем мире бы оказался типичным парнем, на которого и не взглянешь лишний раз, в этой иерархической системе был самым адекватным и понимающим, хоть и со своими тараканами в голове. «Мне ужасно жаль, что мы встретились». Так я тогда сказала. Поверить не могу, что была такой грубой. — У всех альф и омег есть Истинные, — я решила не говорить ему о том, что сначала Мари была предназначена другому — могло ли это разбить ему сердце? Сейчас у меня даже нет уверенности, что Фран действительно способен что-то чувствовать, будучи иллюзионистом, он ловко мог заставлять людей сомневаться в реальности этой реальности. — С чего бы ты остался один? — Я продал душу, — шелестящий шепот без тягучести был тяжелым ответом. Я застыла, расширив глаза. Это шутка? Разве люди действительно могут продавать свои души? Ад и Рай существуют? Тогда почему я не попала туда? Вопросы ворохом пронеслись в мыслях, но я молчала в ожидании, что Фран продолжит и разъяснит некоторые моменты. — Что я могу дать тебе взамен, кроме сломанной оболочки? Когда я еще училась в университете (теперь это кажется таким далеким временем и таким свободно-радостным, что даже смешно), на паре по истории русской литературы нам рассказывали о попытках некоторых людей заключить договор с дьяволом. Обеспокоенный собственной неудачей человек кидал в мельничный омут листок с предложением о продаже собственной души. Неизвестно, чем всё это дело кончалось — но я всё время считала, что это просто бредни и выдумки народа. Людям же нужно во что-то верить, правда? Глядя на тусклый профиль парня, я глубоко нахмурилась и потянулась к нему, нарушая чужое личное пространство, о котором так всегда заботилась. Не знаю, что на него нашло в этот день, и почему он вдруг решил поделиться этой новостью так неожиданно, но я должна была помочь ему так же, как всё это время он сам помогал мне. Ладонями взяла его за щеки, чтобы повернуть бледное лицо к себе, и мы столкнулись взглядами: мой — сожалеющий и ободряющий, и его — меланхоличный и лихорадочно-больной. Кончиками больших пальцев огладив его острые татуировки у самых глаз, я глубоко вздохнула. — Фран, — мне нравилось говорить его имя, но также мне хотелось полностью завладеть его вниманием, чтобы он услышал всё то, что я скажу. — Ты не сломанная оболочка. Ты можешь быть убийцей, бездушным человеком, можешь быть врагом для всех и даже самым настоящим дьяволом, но для меня ты всегда останешься Франом. Просто Фран. Мы связаны, слышишь? Я буду рядом с тобой всю жизнь, и, думаю, в Аду мы будем путешествовать по одним и тем же кругам, рука об руку. Это было интимнее любого признания с примитивным: «я люблю тебя». Обещание о вечности рядом не казалось смешным — потому как метка бы просто не позволила мне пойти против своего альфы. Но хотелось бы мне идти против Франа? Нет. Мне тяжело разобраться в собственных чувствах к нему, потому как я никогда ничего похожего не испытывала. Признательность, принятие, тихая любовь, из вида тех, что подкрадываются незаметно и бьют тебя осознанием по голове. Развитие чувств даже не казалось мне слишком быстрым — я узнала парня настолько сильно, насколько он сам позволил, и поняла, что уже едва ли смогу продержаться целый день без его глумливых поддевок, без его спокойного взгляда, без едва ощутимых прикосновений. Он поддерживал меня, когда мне было плохо — соленые слезы и тихий шепот, помогающий понять, что всё уже в прошлом. Он относился ко мне, как к равной — никогда не приказывал, ничего не запрещал, не открывал передо мной двери, будто я не способна сама это сделать. Он не осуждал меня за мою сентиментальность и никогда не шутил надо мной так, чтобы мне было обидно. Он позволял разобраться с проблемами самой и никогда не лез, если его не просили. Был ли у меня шанс не полюбить его? Я вспоминала о нем по сотни раз на дню, волновалась о том, не убил ли его Бельфегор, восхищалась его иллюзиями, хотела завалить его вопросами и хотела… поцеловать. Несмотря на смущение от последней мысли, рук от его лица я не отняла. Мне нравилось то, какой он остроумный. Мне нравилось смотреть на его хмурый взгляд, когда кто-то говорил несусветную глупость. Мне нравились его длинные музыкальные пальцы, очерченные ободком кольца. Его фантазия, его острая худоба, его забота и его почти незаметная улыбка в уголках губ — ловила всё клочками, какими-то моментами, и не могла больше забыть. Никогда не ощущавшая этого, я все же поняла, что это любовь. Немного тяжелая и непонятная, от которой хочется скрыться в смущении, но невероятная потому, что, если бы не некоторые ужасные события, всего бы этого не было. — Но хочешь ли ты этого? — тихо спросил Фран, обездвижено упокоивший свое лицо в мои тонких ладошках. Я наклонила голову вбок, не понимая, с чего у него могли возникнуть такие мысли, но тут же вспомнила всю свою первоначальную ершистость. У альфы была причина задуматься о таком. — Я хочу быть с тобой, — твердо и уверенно подтвердила собственные размышления. — И я рада, что моим альфой оказался ты. Реальность, может быть, слегка плывет под неверием деланно-равнодушного иллюзиониста. Я не вижу ничего в его глазах: это какая-то бездна, жадная и пугающая — а после он моргает, и все перестает быть таким резким. Знала ли я его, в действительности? Даже так, никакой жалости о пророненных в чувствах словах не было. Фран — убийца, известный в мафиозных кругах, бесчувственный и равнодушный к чужим страданиям, насмешничающий над смертью своих соратников, всё равно был человеком. Я подалась вперед, оглушенная осознанием собственных чувств. Запах усилился, переплетаясь в комнате и создавая вновь какой-то причудливый аромат. Руки переместились с лица на острые плечи, и взгляд сам собой поплыл вниз, к бледным и тонким губам альфы. Мне невыносимо хотелось его поцеловать, но разве это было бы приемлемо после такого драматичного разговора? Его руки остановились на моей талии, приятно холодя кожу через ткань помятой рубашки. Мы застыли, словно не знали, как и что делать дальше. Я прикусила требующую прикосновений нижнюю губу, но рационально рассудила, что Фран, как асексуал, едва ли хотел бы меня поцеловать. Это было похоже на тот раз, когда он поставил мне метку. Тоже тренировочный зал, тяжелый разговор и это невыносимое желание. — Я тоже ра-ад, — шепот растянулся гласными прямиком мне в приоткрытые губы, вынуждая скомкать в ладонях плащевую ткань на чужих лопатках. Привычное настроение — безразличие, томное уныние и ироничное веселье — вернулись к Франу, и это было самой лучшей наградой за этот трудный для нас обоих диалог. Он медленно наклонил голову вбок, мазнув носом по моей щеке, будто сверяясь с моей реакцией, и прислонился целомудренным поцелуем к горящим губам. Изучающий взгляд скользнул по моему лицу, когда я подалась навстречу его движению — чужие сухие губы тут же оказались накрыты мимолетной лаской. Неудобная поза, в которой мы сидели, вмиг стала неважной. Хотелось закрыть глаза, но еще больше — смотреть. Мне никогда не приходилось целоваться до этого. Я много раз пыталась представить, каково это — целовать человека, который тебе нравится, и никак не могла почувствовать хоть что-то. Но теперь, когда его острые зубы слегка сомкнулись на моей нижней губе, а после язык зализал место несильного укуса, я поняла, что это куда более ошеломляюще, чем описывают в книгах. Задержав дыхание, поддалась его неспешному поцелую и раскрыла рот, позволяя языкам осторожно соприкоснуться. Я постаралась не слишком напрягаться, чтобы язык не был твердым под чужими прикосновениями — мы с Франом столкнулись коленями, и я не удержала едва заметного хныканья от того, как неспешно все происходило. Не зная, что делать дальше и как правильно целоваться, просто последовала за чужими движениями, доверившись опыту альфы. В груди разрастался щекочущий пожар сине-фиолетового цвета, сцепленного с желтым отблеском. Фран ощущался, как ледяной айсберг посреди бушующего океана. Из неторопливого и дразнящего поцелуй плавно перерос в волнующий до одури, от которого приходилось сладко выдыхать, чтобы всё еще находиться в реальности. Теперь, когда мои чувства немного улеглись, мне захотелось больше. Не хватало дыхания, прикосновений кожа-к-коже, не хватало распаленных взглядов и тяжелых прикусываний. Пигментный зеленый цвет глаз парня потемнел до такой степени, что я с трудом могла отыскать зрачок. Мы вынужденно отстранились друг от друга, и мне стало почти больно от того, какой пустотой отозвалась потеря его холодного тепла. Губы саднили и наверняка вспухли от такого напора, я же смущенно потупилась — с моей стороны поцелуй вышел до ужаса неловким и неумелым. Хотя тут же появлялись подозрения о том, где сам Фран мог научиться этому мастерству, но спрашивать я не стала. Важно ли это в данный момент? — Неожи-иданно, — коротко прокомментировал произошедшее парень, склоняя голову набок и рассматривая меня каким-то непонятным взглядом. — Но мне понра-авилось… буду чаще-е приноси-ить тебе сла-адкое. Только в этот момент я вспомнила о едва распакованной шоколадке, что лежала рядом. Щеки вспыхнули сами по себе от смущения и наслаивающихся на мои чувства его ощущений. Ладонь с талии парень так и не убрал, и мы всё ещё сидели непозволительно близко друг к другу. Другую руку Фран вдруг поднял, показывая мне что-то. — И когда успел? — устало пробормотала, заметив, что это моя коробочка. Альфа чуть ли не лучился удовольствием от того, как ловко и незаметно забрал у меня вещь. Немудрено, при таком-то отвлекающем маневре. До зала вновь сквозь окна долетел бушующий крик капитана. — После-е того, как ты меня вы-ылечила, — он повертел резной куб между пальцами, будто присматриваясь к чему-то, что было заметно только ему. — Ты трени-ируешься уже пяты-ый день без отды-ыха. Со-овсем не обраща-аешь на меня внима-ания. Претензия быстро скатилась в драму. Я наклонилась вперед, протягивая руку к коробочке, чтобы забрать её обратно, но Фран отвел предмет дальше. Смерив его предупреждающим взглядом, двинулась дальше в надежде, что он прекратит играть со мной, но добилась только того, что чуть не упала на него полностью. Парень придержал меня одной рукой, второй всё также держа коробочку на расстоянии. — Мне нужно заниматься, — стараясь не так сильно к нему прижиматься, я продолжила тянуться к нужному инструменту, однако у Франа были иные планы. Недолго думая, он испарил коробочку в пространстве, и я поняла, что он воспользовался запрещенным приемом — иллюзиями. — Фран, уже совсем скоро бал, мне нужно… — Ах-х, ты такая нетерпели-ивая, — он перебил меня меланхоличным тоном. Оказавшись пойманной в его быструю иллюзию, я закатила глаза. — Авто-ор уже наверня-яка устала писать о том, как ты тре-енируешься. — Автор? О чем ты? — с неясного происхождения тревогой переспросила, но Фран уже переключился на другую тему: — К тому-у же, отды-ых так же важен, как и тру-уд, — парень назидательно поднял указательный палец, чтобы я прислушалась к его «умной» лекции. — На-айдешь свою коробочку, и я-а от тебя отста-ану. Очень мило с его стороны после внезапного поцелуя вновь стать привычно-издевающимся. Как ни странно, смущение, скапливающееся где-то в животе, всё равно никуда не делось. Я осмотрелась по сторонам в надежде, что пламя поможет мне отыскать искажение в пространстве, но ничего не выглядело измененным. — Ты пользуешься своим преимуществом, — недовольство было сильнее, чем чувство влюбленности. Мне хотелось научиться пользоваться своим Солнцем, а вместо этого я была вынуждена играть с иллюзионистом в его игры. — Какой я плохо-ой, — плаксиво пропел Фран, вставая с места и наигранно разминаясь. Возможно ли, что, выбив его из колеи, я смогу добиться результата? Целовать его вновь было глупо, потому как во второй раз это не будет таким же ошеломляющим. Ничего другого я придумать не могла, слишком уставшая от недавних и неудачных попыток призыва оленя. Пришлось сосредотачиваться на своем мироощущении и не то чтобы это хоть как-то помогало. Бессмысленно пошатавшись с одного места на другое, я тяжело вздохнула и скрестила руки на груди. — Так ты-ы никогда её не на-айдешь, — альфа покачал головой, словно уже разочаровался в моем уме и способностях. Я фыркнула — если бы он внезапно не захотел привлечь моё внимание таким нетривиальным способом, может быть, я смогла бы даже найти минутку, чтобы отдохнуть. — Разве па-авлин не научил тебя со-опротивляться иллю-юзиям, или ты просто не мо-ожешь сосредоточиться, когда-а я рядом? — Не переоценивай собственную неотразимость, — парировала тут же, чтобы он не подумал, что это правда. — Начальник сказал, что я должна разобраться с этим сама. — Всегда зна-ал, что он бесполе-езный, — в его глазах на секунду мелькнуло раздражение, которое трудно перепутать с чем-то другим. Фран обошел меня по кругу, чем-то напоминая кокетливую птицу, и остановился сзади, будто так ему легче было меня дразнить. — Придется мне вновь побы-ыть твоим учи-ителем. Он протянул мне коробочку, и я, хоть и неуверенно, но перехватила её на полпути. Привычный металл будто горел в пальцах. Повернувшись к парню, наткнулась лишь на безучастное лицо и деланно-вскинутые брови. — Мучителем, — не смогла промолчать, но тут же озаботилась другим вопросом, который возник ещё во время разговора с Мадлен и появился сейчас вновь. — Я всё хотела спросить: у альф и омег же есть внутренние животные? Почему-то об этом совсем не написано в книгах, как какая-то личная тайна каждого человека. Учебники вообще были не очень достоверными источниками, и часто в них информация искажалась до такой степени, что становилось больно даже мне, человеку подготовленному. Фран, не особенно понявший, с чем связана такая резкая смена разговора, всё же ответил: — Коне-ечно, — было непонятно, шутит он или нет, но продолжение развеяло все мои сомнения. — Обычно о тако-ом не говорят в обще-естве. Что-то такое и было ожидаемо. Даже в воспоминаниях Мари не было ни одного момента, где бы фигурировал похожий разговор. Хотя мне трудно представить, что такого во внутренних животных может быть, чтобы об этом было стыдно говорить в обществе — если только это не слишком личное в плане того, что животное полностью характеризует твой характер. Но тогда бы у нас с Мари был бы похожий темперамент, но она сначала делала, потом думала, а я наоборот. И почему у нас обеих вышел олень? — Ну, мы же не в обществе, — я постаралась обаятельно улыбнуться, чтобы сбить Франа с учительского настроя, но парень не поддался на моё очарование: подтолкнул меня куда-то к стене со строгим видом и вздернул скептично бровь. — Неа-а, от заня-ятия не сбежишь, — он тут же разгадал мои мотивы, на что я скривилась. Хоть мне и было до ужаса интересно, какое животное у него, запрет на эту тему был слишком общепринятым, чтобы даже два человека об этом говорили. Задумавшись, я пропустила момент, когда пол под моими ногами принял песчаный вид, и заметила это только тогда, когда, двинувшись, слегка провалилась. Достать ногу не представлялось возможным. Это были зыбучие пески. Кто бы сомневался. — Уда-ачно победить иллю-юзию, — пожелал Фран перед тем, как на пятках повернуться к выходу. Я беспомощно взмахнула руками в попытке выбраться, но чем больше усилий было приложено, тем сильнее меня затягивало. Чем-то это даже напоминало неньютоновскую жидкость. Ноги застряли по колено, и боюсь, скоро мне будет нечем дышать от того, насколько глубоко я уйду под песок. — Только не оставляй меня здесь… — мой паникующий голос прервался хлопком двери, — одну. Спасибо. Ладно, у меня есть хорошая мотивация бороться с иллюзиями. Проблема только в том, что я не знаю, как.