Сенека

Монастырь выглядел запустело даже издалека. Наполовину засохшая трава, унылый вид потрескавшихся витражных окон, громоздкое построение. Это был вид сдавшегося противникам замка, и даже стены немного просели на почве, не выдерживая груза. Просто поразительно, как люди, находясь здесь целыми годами, не утонули в печали, не предались одному из смертных грехов — унынию. Здесь лучше бы смотрелось какое-то средневековое войско, а не затянутые в аскетичные платья миниатюрные монахини со строгим видом. — Я уже устал идти, — завыл в который раз за весь путь Кританта, и, хоть его можно было понять из-за тяжелого гона, мне захотелось ударить его чем-то тяжелым. Даже если бы мне пришлось собственноручно потом тащить его на себе, это было бы куда лучше, чем слушать его усталые причитания. Это заставляло меня уставать еще быстрее. — Может, мы отдохнем? — Праздность — мать всех пороков, — нравоучительно пробормотала я себе под нос. Мне самой отчего-то было нехорошо, и с самого утра чувствовала распространяющийся по телу жар, головокружение и слабость. Хотелось прилечь, а лучше вообще не вставать неделю, но приходилось, поджимая губы, идти дальше. Чем быстрее мы со всем этим закончим, тем раньше я смогу начать отдыхать. — Увидела монастырь, и даже по-монастырски заговорила, — хохотнула Равати, закуривая. Пальцы иллюзионистки дрожали. У её сигарет был противный запах, но ветер дул не в мою сторону, потому ей повезло не увидеть в этот раз моего недовольного лица. На это я не ответила: во мне не было ничего святого, да и монахиней я была бы отвратительной, хотя в одиннадцатом классе мне даже хотелось пойти на теологию, потому как из-за влияния бабушки религия меня скорее интересовала, чем нет. Интересно, как бы сложилась жизнь… впрочем, что думать об этом, если сейчас уже другая жизнь и иные повороты судьбы. Остаток пути наша группа преодолела в тишине. Все отделились от нас на половине, чтобы не создавать ненужных конфликтов в самом монастыре, так что от нас осталось буквально человека два. Я и Равати. И Кританта, потому что он хотел провести больше времени со мной, будто нам, остальным, хотелось его присутствия. Мы остановились у главных ворот в неловкости. Нужно было прощаться с Критантой, а я, позаимствовав привычку у Франа, терпеть теперь не могла расставания. — Удачи, — наконец, я скупо кивнула и постучала в ворота прежде, чем он попытался бы меня обнять. Он был грязным, от него пахло хлоркой, а еще он был мне почти-незнакомым человеком — так что объятий действительно хотелось бы избежать. Кританта состроил грустное лицо, напоследок потрепав меня по голове, и пошел к отдаленному ограждению, чтобы оттуда смотреть на развитие событий. Ворота долго не открывали, и я постучала еще раз. Непрошенные гости, коими мы и являлись, должны были уйти после такого явного намека, но тут цель оправдывала средства, так что я готова была стучать хоть целый день, лишь бы скорее узнать что-то от Байшаны или даже украсть этот эфир. Если это поможет уничтожить Бьякурана, можно пойти и на такое. — Монастырь закрыт для посещений, — послышался глухой скрипучий голос за толстой дверью. Я нахмурилась, и сердце стучало в ушах от испуга и от того, что я собиралась сказать — вдруг мои размышления ошибочны и, в конце концов, мы покажемся сумасшедшими сектантами? — Разве Дочери Магдалины оставляют нуждающуюся сестру в беде? — повезло, что не сбилась, пока говорила это. Звучало даже уверенно, какая я умница. Молчание и трель птиц были мне ответом: что ж, ну, она не засмеялась, спасибо и на том. Ворота чуть приоткрылись, и наружу выглянуло бледное и осунувшееся лицо старой монахини. У неё были глубокие морщины и крючковатый нос, напомнивший мне орлиный клюв. Её не помутненные от возраста глаза препарировали мою душу, прежде чем она протянула мне свою сухую тонкую руку. Я, поняв, что от меня хотят, протянула ей свою внутренней стороной ладони вверх. Пожилая женщина прищурилась, двигая мою руку так, чтобы заметить тонкий, едва заметный шрам среди остальных. Разговаривая последний раз с Мадлен, я надеялась, что шрам уже не заметен. Теперь же молюсь, чтобы монахиня его увидела. — Двери всегда открыты для сестры, — монахиня перевела недовольный взгляд на иллюзионистку позади меня и сухо закончила, — и её спутников. Проходите. Господи, это действительно сработало? Я сейчас расплачусь от счастья (ладно, не расплачусь). Ворота открылись шире, чтобы пропустить нас внутрь. Мне пришлось пойти первой, Равати шла прямо за мной. Надеюсь, монахиня не обратила внимания на стоящего у выхода Кританту, иначе это вызывало бы множество дополнительных вопросов, на которые не хотелось отвечать. С другой стороны, можно было бы просто сделать вид, что это наш провожатый. Будто их вообще должно волновать, кто там с нами ходит. Не о том переживаешь, Мари. Внутри было темно, света добавляли лишь горящие свечи, чье отражение в иконах оживляло лица. Из-за мозаики на окнах то тут, то там мерцали солнечные блики разных цветов. Какая удивительно-тревожная идиллия. На фоне этого громоздкого помещения любой человек почувствовал бы себя незначительным, и я не исключение. Однако сама монахиня, казалось, такими экзистенциальными мыслями не была озадачена, а оттого уверенно вышагивала вперед — к едва заметной дверце, притаившейся с краю. Равати обогнала меня, оставив за своим левым плечом, будто готовилась с кем-то сражаться, защищая меня. — Сестра Байшана предупреждала, что вы придете, — пожилая женщина была не особенно счастлива нашему прибытию. Она резко остановилась у самой двери, смерив меня непонятным взглядом темных во тьме монастыря глаз, — я позову её. Кажется, монахиня решила оставить нас на её попечении. Если только Байшана не стала настоятельницей, тогда бы это объяснило уход этой женщины. Причем поспешный. Дверь захлопнулась, оставляя нас вновь в неуютной тишине. Я оглянулась на девушку, чтобы увидеть, что на неё всё это никак не подействовало, в отличие от меня. И почему неловкость появляется так невовремя? За своими мыслями я не заметила, как к нам вышла Байшана. Уже достаточно постаревшая, словно готовая отойти в мир иной в любой момент, с печальными складками у рта и глаз. Она изумленно остановилась, увидев меня, и тут же растянула свои губы в доброй улыбке, которую я не встречала в этом мире с самого своего появления. — Я знала, что вы придете, но не знала, что придешь ты, — монахиня ласково поймала мою ладонь своими теплыми руками и мягко сжала. Я стыдливо отвела взор, не имея никаких сил смотреть в её всепрощающе-миролюбивые глаза, что разбивали мне сердце. Мы пришли сюда с корыстными целями. Я думала о том, чтобы украсть у них эфир, в то время как нас приняли так добросердечно. Какие отношения связывали настоящую Мари с Байшаной? К сожалению, вернувшиеся воспоминания охватывали только какие-то значительные моменты, поэтому остальное приходилось угадывать. И я не всегда попадала в яблочко. — Я рада видеть вас, сестра, — наконец, выдавила из себя в надежде, что это окажется в стиле Мари. Байшана благосклонно кивнула, прежде чем нахмурилась, увидев Равати. — Проходите внутрь, вам выделят комнату — она никак не прокомментировала свою странную эмоцию. Как только я хотела повиноваться её словам и войти в дверь, она задержала меня за ладонь, позволяя иллюзионистке пройти мимо. — Мари, я хотела с тобой поговорить. Вот черт, вдруг она что-то заподозрила? Раз уж она жена Ска Иси, у неё тоже могут быть какие-то способности. Хотя удивительно, что в конечном итоге она ушла в монастырь. — Инри и Альба будут рады твоему приезду, — когда мы остались одни, она начала тихим голосом, вынуждая меня сосредоточиться на её словах. — Хотя они были очень обижены, что ты не прислала даже весточки о том, что с тобой всё хорошо. Будто бы я могла вообще в тех условиях хоть что-то сделать. Мало того, что была погоня, так меня похитили, потом еще это нахождение Истинного и сплошное обучение… даже если не принимать во внимание, что я потеряла память, у меня не было и шанса кому-то что-то написать. Вместо возмущенного ответа, поджав губы, лишь виновато кивнула. Ни к чему сейчас портить отношения с жительницами этого места. — Я извинюсь перед ними позже, — в волнении хотела переплести свои пальцы, но вспомнила, что одна моя рука находится в плену пальцев монахини. — Не думаю, что это их удивило. Я же всегда была… проблемной. — Это точно, — Байшана глухо засмеялась, и этот звук эхом пронесся по помещению. — Муж был таким же. Хмыкнув, перевернула свою руку, и в задумчивости уставилась на открытую ладонь монахини. Тонкий клятвенный шрам притягивал внимание, как напоминание о том, что связывало всех нас. Линия жизни, расположенная на холме Венеры, заканчивалась резко и открыто, как какое-то ужасное предвестие о будущем. Я вгляделась в её дрожащую ладонь, глубоко вздыхая. Уже знакомо линии перемешались меж собой, неярко засветившись, и перед глазами возникла мутная картинка человека в белой форме Мельфиоре и развороченного монашеского тела у его ног. Бьякуран на балу говорил мне о Байшане, но тогда я знала, что он скорее врет, чем говорит правду. Теперь же мне придется столкнуться с последствиями своих решений, и пока что мне было неизвестно, смогу ли я вынести этот груз на своих плечах. Может, если мы найдем какое-то другое решение для битвы с Бьякураном, этого будущего не будет? Но у нас не было на это времени. У нас не было ни времени, ни шанса, ни удачи. Нужно было действовать как можно быстрее. Непредсказуемо. Черт, почему такое решение должна была принимать именно я? — Кажется, там что-то не очень приятное, — Байшана растянула губы в улыбке, приободряя меня своим по-матерински нежным лицом. Меня затошнило от одной только мысли, что она нам доверяет, а я уничтожу их монастырь. — Вы не знаете, можно ли изменить то, что предначертано? — с надеждой спросила. Она знает больше меня, вдруг есть что-то, что изменит эту ситуацию в лучшую сторону? Но монахиня лишь покачала головой: — Мне ответить, как католической монахине или как одному из членов твоей общины, шаманка? — А ответы кардинально различаются? — Как монахиня, я скажу, что у нас есть свобода, данная Богом, и каждое избранное нами решение меняет будущее. Ты могла прийти сюда, а могла не прийти, так же, как и я. Как член общины, я скажу, что то, что дано нам духами, уже не изменить. Тебе было суждено стать шаманкой, и ты ею стала. Мне было суждено оказаться здесь, и я здесь. Чему из этого верить, выбираешь только ты. — А чему верите вы? — прищурившись, склонила голову к плечу. — Я верю в то, что ты сделаешь правильный выбор, не взирая на последствия. Иногда лучше пожертвовать десятком человек, спасая весь мир, чем уничтожить весь мир в надежде спасти десяток, — Байшана говорила так, словно о чем-то догадывалась или наверняка знала о том внутреннем конфликте, что обуревал меня. Или, быть может, сама когда-то это переживала. Мы расцепили руки, и я отрицательно мотнула головой. — Есть люди, ради спасения которых можно уничтожить всё, — я думала о Фране, когда говорила это. Были ли у меня, кроме него, здесь еще близкие люди? Может быть, еще Сумси и Кританта, с великим трудом могу добавить в этот список Мадлен и Фердинанд, которые в свое время мне помогли. Лицо пожилой женщины сделалось вдруг снисходительным, как если бы она вдруг поняла, что перед ней маленький ребенок, еще не способный правильно рассуждать. Это меня разозлило, но больше я ничего говорить не стала. То, что ты старше, не делает тебя мудрее. И если тебе когда-то пришлось сделать отличный от моего выбор, то это не значит, что он был правильнее. — Нас уже заждались, — мягко пробормотала Байшана и повернулась к двери, отворяя её. Там, прижавшись к косяку, стояла Равати, даже не скрывающая, что слышала наш разговор. — О, вы слишком близко воспринимаете слова из библии. Их нужно представлять более образно. Ничего больше не сказав, монахиня прошла мимо иллюзионистки, и шаги её были столь тихи, что я даже не услышала, как она отдалилась. Вместо того чтобы наблюдать за тем, как она уходит, я судорожно раздумывала над тем, как бы нам найти эфир. Как он вообще выглядит и какие у него есть сферы использования кроме тех, что мне рассказали? Для начала стоило бы увидеть его и оценить возможности — если он окажется для нас бесполезным, то не стоит и забирать у людей их последнее спасение. Что-то я стала звучать излишне цинично из-за собственного раздражения. Я вспомнила ужасную картину развития чужого будущего и сжала руки в кулаки, больно упершись отросшими ногтями в ладони. И все-таки, Равати была не права, говоря, что по руке могут предсказывать что-то только шарлатаны. Ей придется признать или что это ложь, или что я шарлатанка. Было бы интересно посмотреть на это противоречие внутри неё, но теперь я не чувствовала даже удовлетворения от подтверждения своих способностей. Потому как лучше бы у меня этого не было, и тогда не было бы возможности мучиться сомнениями, чем видеть эти огорчающие меня сцены из жизней окружающих меня людей. — Нам выделили комнату с ярусными кроватями. Хоть и тесно, но… — не договорив, Равати цокнула. — Красиво тут. Сказали, что у нас полная свобода перемещений. Ханна да барар кыаҕа суох. Две девочки сказали, что хотят с тобой встретиться. Несчастье, у тебя везде свои люди? Католички, упаси Юрюнг, и с кем только связана наша шаманка? Говорила она с едва скрываемой иронией, но даже так я смогла выцепить из её ядовитой речи самое главное: до эфира нам будет непросто добраться, так как за нами следят (это было ожидаемо), а еще самой иллюзионистке не особенно нравились здешние монахини. Только вот неизвестно, почему. — Надо встретиться с этими двумя, — если смогу с ними договориться, то они могут показать нам местонахождение кристалла, и тогда дело пойдет быстрее, но говорить об этом вслух я не стала. — Приятно встретиться со старыми друзьями. Встречаться с кем-то не особо хотелось, еще меньше хотелось видеть тех, кто знал старую Мари. Уж они-то точно могли обвинить меня в том, что я не она, потому как с последней их встречи прошло всего ничего — месяц-два, не больше. Недовольство мелькнуло на моем лице, но тут же скрылось за вежливой маской «хорошей» девочки. Равати, безусловно, на это не повелась, но галантно и плавно махнула рукой в сторону, где ожидали беседы мои старые подруги. Или не подруги, по воспоминаниям трудно судить. Пришлось преодолеть значительной расстояние, чтобы их увидеть. Кыскыйдаан увязалась за мной, незримой тенью преследуя каждый мой шаг. Конечно, какое тут свободное перемещение, если я не могу ходить без своих же. — Мари! — радостный французский чуть не оглушил меня, когда я пошатнулась от резких объятий. Вопреки здравому смыслу, я изумленно застыла — как давно меня кто-то так обнимал? Это были крепкие прикосновения, полные какого-то незнакомого мне чувства. — Ты жива! Господи, боже, отче наш, жива. — Инри, — слегка дрожащий, но мелодичный голос раздался впереди, но его носительница была мне не видна из-за волос обнимающей меня девушки. Инри, покашляв, отпустила меня только для того, чтобы начать вертеть во все стороны. — Инри, пожалуйста, хватит. Их переплетенные запахи заставили меня задуматься о том, что их связывало, но эти мысли тут же испарились, стоило только Инри посерьезнеть. Она неуловимо чем-то напоминала Равати, но у них были значительные расхождения как во внешности, так и в характере. Наверное, еще потому, что иллюзионистка слегка поехала крышей (да-да, не могу не говорить об этом, ведь мне страшно рядом с ней находиться). — Привет, — я с неловкостью хмыкнула. Равати рядом со мной приветственно махнула рукой. — Хорошо, что тот пожар вас не затронул. — Мы были под присмотром, в отличие от тебя. И откуда столько шрамов?! — Инри замешкалась. — И ты бы не вернулась просто так, верно? Она была права. Я могла бы постараться увильнуть от ответа, но меня уже вымотали все эти разговоры. Какое жуткое количество социальных контактов я уже преодолела, и сколько мне еще предстоит за сегодня? — Да, мы пришли не просто так, — оглянувшись на Равати, заметила её предупреждающий темный взгляд и прикусила нижнюю губу. — Но больше вы знать не должны. — Если мы чем-то можем помочь, то поможем, — начав довольно-таки уверенно, Альба к концу своей немногословной речи затихла, опустив глаза в пол. Я посмотрела туда же в надежде увидеть то, что её так заинтересовало, но там ничего не было. — Мы тебе поможем хоть в захвате всего этого мира, если ты пообещаешь, что вытащишь нас потом отсюда, — с вызовом на лице Инри дополнила слова омеги. Стоило признать, что она уже не та задиристая девчонка из моих воспоминаний. Альба же стала уверенней, хоть на первый взгляд это не так заметно. — Ты сама знаешь, какие здесь порядки. Как найти Истинных, если нас заперли? — Я не могу этого обещать, — с трудом призналась, хотя очень хотелось скорее со всем этим разобраться. Если бы пообещала — получила бы быструю помощь, но могла ли я так просто дать слово, зная, что оно может быть пустым? Незачем давать излишнюю надежду. Совесть замучила бы меня. — Спасибо за честность, — ворчливо отозвалась собеседница, вспыхнув, как спичка, и тут же потухнув. Она наклонилась, заставляя меня сделать то же самое, чтобы тихо шептать, — вам не дадут и шага сделать без присмотра. Вы не получите того, зачем приехали, чем бы это ни было. Я дернула бровью на это заявление — как самоуверенно. Но эта уверенность закономерно посеяла во мне сомнения. Повернувшись к Равати, хмуро скривилась, на что она весело хмыкнула — она, впрочем, вела себя так, словно ей не было никакого дела до эфира и последующей схватки с Бьякураном. — Что скажешь? — не могла не спросить ту, что сюда нас и привела. — Как одна из тех, кто участвовал в его создании, я хорошо чувствую, где он находится, — голос её расплывался, доходя до меня, как сквозь толщу воды. Иллюзия, чтобы не раскрыть этого остальным? Иллюзионистка сладко ухмыльнулась, растянув широко уголки губ. — Но, если хочешь, можешь наобещать этим двум все, что душе угодно. Мы все равно уедем, а они останутся. — Иди к черту, — даже мысль о такой бездушной лжи заставляла меня чувствовать тошноту. Конечно, со временем бы этот поступок забылся, но это действительно сделало бы меня худшим человеком, чем я уже есть. — К черту пойдут католики, я же попаду к буку в пасть, — не преминула оставить последнее слово за собой Равати, не отводя взгляда. Смутное предчувствие поселилось в моей душе после слов Равати. Если она так легко предлагает сделать такой низкий поступок просто ради веселья, то как можно утверждать, что нас она не ведет в какую-то пропасть? Стоит отныне обдумывать каждое её слово несколько раз, прежде чем доверяться. Поспешно распрощавшись с омегами, мы проникли в небольшое помещение, добравшись до него по длинной винтовой лестнице. Стоило ли говорить, что я чуть не навернулась где-то на половине пути? Сам эфир был скрыт слабой иллюзией, от которой оставалось склизкое чувство — как «здорово» они скрывают то, что их, по идее, спасает в этой бойне. Кристалл был не таким большим, как я представляла, размером с ладонь, не больше. Своим мерцанием эфир был похож на стекающий грозным потоком водопад, что своими каплями дотягивается до земли. Затаив дыхание, протянула к нему руку и почувствовала тонкую прохладу, омывающую руку. Я хотела просто дотронуться и почувствовать гладкость его поверхности, но от одного касания откололся маленький кусочек с краю, и мне еле удалось его поймать до того, как он бы коснулся пола. — Какой хрупкий, — в изумлении прошептала я, оборачиваясь на Равати. Она придвинулась ближе, настолько, что дыхание колыхало светлые волосы, и всмотрелась в структуру отколотого кристалла. — И легкий. Слегка сжав его, я почувствовала острый укол боли от острых краев, и, зашипев, выронила его. В этот раз поймать не успели — упав, кристалл разбился, и возникло ужасающее чувство пустоты. Будто пропало что-то, что всегда было со мной. Хмыкнув, всмотрелась в рану на ладони и с удивлением поняла, что Солнце не лечит царапину. Что за чертовщина… это от того, что она была нанесена эфиром? Но, прислушавшись к себе, я поняла, что пламя больше не подчиняется, оставаясь на месте. — Равати, попробуй использовать иллюзии, — не дав страху появиться, решила узнать всё сразу. Иллюзионистка поджала губы, сосредоточившись, но тут же, расширив глаза, покачала головой. Надеюсь, ты не лжешь. — Ничего. Кажется, я понимаю. Я не успела даже додумать мысль, когда снаружи монастыря послышался какой-то шум. Нужно было идти отсюда, пока не стало слишком поздно — монахиням лучше не знать о наших намерениях до того момента, пока мы не сбежим с эфиром. Может, нам стоит побыть здесь хотя бы день, прежде чем украсть его? А то это как-то слишком грубо, прийти в монастырь только затем, чтобы что-то украсть и уйти. Подожди, серьезно? А лучше будет украсть что-то, съесть их еду и сделать вид, что вы вообще не при делах? Слишком грубо, будто отнимать у людей их единственный шанс на выживание — не слишком. Совесть проснулась как-то не к месту, слишком рано. Отойдя на два шага от упавшего кристалла, почувствовала движение Солнца внутри и даже перевела дыхание. Было страшно вот так лишиться своих сил, которые могли помочь в трудную минуту. Значит, расстояние в два шага. Когда вернемся сюда, нужно будет проверить, как долго эфир будет подавлять чужое пламя, и сохранится ли расстояние.