The Chieftess of Berk/Старшина Олуха

Каждый проведенный день на спине дракона изумлял Астрид. Словами невозможно было описать искреннее счастье, которое текло по ее венам, и безмерное чувство свободы вокруг. Свободу, которую она думала, что знала, но которая ощущалась теперь совершенно по-новому. Потому что несмотря на все то, что девушка знала, она стала свободнее, чем когда-либо до этого. И однажды — Астрид надеялась — она будет испытывать ту же свободу, которую чувствует Иккинг каждый раз, когда летит в своем Костюме для Полетов. А до тех пор, она так и не сможет подобрать правильных слов, чтобы описать то восхищение, которое она испытывает, наблюдая за ним. Но все же в глубинах ее сознания что-то то и дело пыталось выбраться из этих самых глубин. Что-то вроде укоренившихся сомнений и сожалений. Ведь родители до сих пор не знали о ее успешном опыте полета на драконе. И возможно — только возможно — матери стоит узнать об этом в первую очередь. Просто чтобы она более не пыталась забрать ее с Олуха, ведь Иккинг и так предоставит ей эту возможность, когда она того захочет. Точнее... когда она достаточно освоится в седле. — Иккинг...? — вдруг спросила Астрид, пока они вместе убирали стол от грязной посуды, чтобы помыть ее. — Да? — сказал он, выкидывая остатки пищи в миску Беззубику. Дракон же сладко спал у теплого камина, не обращая на еду никакого внимания, поскольку он уже наелся вкуснейшей рыбы. — Ты не против... ну знаешь... Не против, если я напишу письмо своей маме? — Почему я должен быть против? — спросил Иккинг, приподняв брови и забирая из рук девушки грязную посуду, чтобы помыть ее. Астрид пожала плечами, а затем обняла себя, беспокоясь о мыслях, которые могли возникнуть у парня по поводу... неприязни ее матери к нему. — Потому что она хотела убить тебя? — ответила она честно, не видя причины отрицать это, ведь Иккинг и так все прекрасно знал. — Да... Я знаю. Но все равно, почему я должен быть против? То есть, конечно ты можешь ей написать, она же все-таки твоя мама. Я и своей хотел написать, особенно после всего того, что произошло за последние недели! — И ты не думаешь, что я могу написать своей матери, чтобы сбежать с острова? Он слегка усмехнулся, небрежно сложил руки на груди и облокотился на стол, аккуратно за ней наблюдая. — Во-первых, мы условились, что как только ты освоишь полеты на драконах, то будешь вольна свободно покинуть Олух и вернуться на Хранафалл, главное договор не нарушать. И во-вторых, зачем тебе это делать? Я не вижу причины, из-за которой тебе бы хотелось убить меня и, думаю, по крайней мере по моему мнению, мы неплохо так поладили. Ты так не думаешь? К тому же, народ привык к тебе и кажется им очень нравится, что их вождь наконец женился, а они даже и не догадываются, что мы их обвели вокруг пальца! Девушка несколько секунд смотрела на него, не зная что и думать или говорить. Но все-таки он был невероятно прав на счет этого! Почему он должен подозревать нечто подобное после всего произошедшего за эти недели. И Астрид подумала, что матери неплохо было бы знать и об этом, просто чтобы она не выдумывала новый план побега. Тишина заставила Иккинга улыбнуться еще шире, поскольку он знал, что был прав. Юноша оттолкнулся от стола, подошел к полке у камина, взял кусок пергамента и угольный карандаш и с улыбкой отдал их Астрид. — Я помою посуду, хорошо? — спросил он, подходя к ведру с холодной водой, чтобы помыть оную. Астрид не нашла, что сказать, но все равно была очень благодарна за то, каким добрым и понимающим был Иккинг. Она гадала, делал ли хоть один мужчина ей подобное. Поэтому она просто прошептала: — Спасибо... — а он ответил ей: — Всегда пожалуйста... Астрид села за стол, положила пергамент перед собой и начала писать: «Дорогая мама», начала она, но затем остановилась, подбирая нужные слова. — О чем мне стоит написать? — спросила девушка вслух. Внезапно все, что она могла сказать своей матери показалось таким странным. Она не знала, о чем стоит писать, а что лучше оставить в секрете. — Да, наверное, о чем хочешь... — ответил Иккиг, все еще моя грязную посуду. Он, конечно, был прав, но девушка все равно немного боялась того, как ее мать отреагирует. Особенно после того, как Астрид заметила эту ее странную... слегка психопатическую... сторону, которую она до этого никогда не видела. Но с другой стороны, она хотела успокоить Льйоду, чтобы ее прежнее спокойствие вернулось к ней. Астрид прикусила губу и, опустив карандаш обратно на пергамент, продолжила: «Я надеюсь, что ты и папа удачно добрались до Хранафалла и постепенно познаешь условия договора, который папа подписал с Иккингом. Я знаю, что это может быть сложно, особенно учитывая нашу историю, но по мне это в самом деле стоит того.» Астрид посмотрела на спящего Беззубика, которые слегка сопел во сне, а затем свернулся в маленький клубок, пряча глаза за хвостом. Да... дружба с драконами правда стоила того и ей по-настоящему начинала нравиться компания крылатого компаньона Иккинга. А еще она каждый день с нетерпением ждала Громгильду, чтобы просто увидеться с ней и полетать. И видя, как Громгильда ластилась к ней своей головой и возбужденно урчала, Астрид могла сказать, что Змеевик тоже всегда была рада видеть ее. «Хочу, чтобы ты знала, что совсем недавно я начала учиться летать на драконах. Иккинг и его друзья учат меня, некоторые из трюков все еще немного сложны, но основы я уже выучила. По крайней мере, я теперь точно не свалюсь со спины Громгильды и не упаду, как в прошлый раз.» — Ты пишешь про то, как ты чуть не свалилась с Громгильды и упала в океан? — Мне подойти и снова стукнуть тебя? — Все-все, прости, молчу! «Иккинг прекрасный учитель и кажется знает почти что все о драконах. Мы столько упускали, когда охотились на них. Но, думаю, вы и сами это начинаете понимать. С тех пор, как мы «поженились» он хотел научить меня летать, но из-за моей болезни, я несколько недель пролежала в постели. Как ты уже знаешь, у меня была сильная лихорадка и шрам на ноге...» — Мои родители думают, что шрам у меня появился во время тренировки? — Так я всем сказал... — Мне написать матери, что это из-за кинжала, спрятанного под платьем? — А твой отец будет читать письмо? Астрид удивилась и обратно повернулась к письму. Она прекрасно понимала о чем он говорил: Прочтет ли ее отец это письмо, а значит узнает правду? Это только вызовет еще больший хаос между ними, а может даже расторгнет брак, что Льйода и так пыталась сделать, чтобы вытащить Астрид с этого острова. А ей не хотелось этого. Не хотелось, ни чтобы Хакон увидел эту ее странную темную сторону, ни чтобы он понял, что происходило у него за спиной. Что могло произойти с другим уважаемым вождем. — Значит... это был несчастный случай во время тренировки с моим топором? — Ага... когда Готти спросила меня об этом, я не нашел объяснения получше. Ну хотя бы после она не стала донимать меня расспросами... — Поняла... — Но если ты хочешь сказать матери правду.. — О, нет-нет! Ты прав! Папа может прочитать это, а мне не хочется, чтобы он узнал о произошедшем... «...из-за одного неприятного инцидента. Я хотела научиться кое-чему новому, но, к сожалению, не справилась. Но, к счастью, Иккинг был рядом и помог мне.» Астрид снова остановилась, неожиданно заприметив несколько вещей, пусть так и не записав их. И снова девушка не знала, что написать, поэтому она решила поинтересоваться мнением молодого вождя: — ...Иккинг? — Да? — Ты считаешь меня своим... другом? Услышав это, Иккинг обернулся, глядя на юную девушку, которая смотрела на него самым невинным взглядом, который ему приходилось видеть. Это немного сбило с толку его, но вспомнив кое о чем, он вдруг понял, что именно она его спрашивала. Поэтому он вытер свои мокрые руки о полотенце, подошел к столу и сел напротив нее. — А ты считаешь меня другом? — осторожно спросил он, его сердце странно затрепетало. — Я... я не могу ответить на это... — едва ли прошептала девушка и немного пожала плечами. — ...Моя мама всегда говорила, что друзья это балласт на поле боя. Вроде... бесполезной обузы. — Я... обуза для тебя? — Нет, — без колебаний ответила Астрид, сжав сильнее карандаш в руке. — Ты полная противоположность. То есть ты научил меня летать, и ты добрый, и совсем не такой, какими моя мать описывала мужей. Ты позволил мне спать в своей кровати и разрешил не готовить, что было мудрым решением! И мы вместе убираем дом. Ты сделал мне мое седло и познакомил с Громгильдой. Ты... принял меня такой, какая я есть... Иккинг широко улыбнулся, ее слова заставили его щеки слегка покраснеть. — Видишь? Значит я твой друг! И заодно отвечая на твой вопрос – я тоже считаю тебя своим другом! — Правда? — Ага... нам не нужно никаких договоров и союзов, чтобы быть друзьями, понимаешь? Все, что надо – это два человека, которые могут разделить между собой что-то вроде... симпатии.. друг к другу. И, Астрид, ты правда начала мне нравиться после всех этих недель, и я рад, что мне пришлось жениться на тебе! — ...Спасибо... И именно это она и имела в виду. И теперь она была слегка взбудоражена заканчивать письмо о своей жизни здесь, на Олухе. «Я даже могу назвать его своим другом. Я знаю ты считаешь, что друзья это балласт на поле боя! Но Иккинг не обуза! И кое-кто сказал мне, что друзьям не нужны никакие договоры и союзы. Я уже начинаю привыкать к чему-то вроде «симпатии», которая появилась между нами. И сейчас я счастлива, что мне пришлось выйти за него. Ибо любой другой мужчина мог сделать со мной ужасные вещи, которые даже не описать, просто чтобы удовлетворить свои желания. Но не Иккинг. Он позволил мне спать в его кровати и заботился обо мне, когда я была больна. И сейчас я не думаю, что он попытается когда-нибудь воспользоваться мной. Он слишком хорош для этого. И этим, Мама, я хотела сказать, что я счастлива остаться на Олухе по условию договора, поскольку меня здесь с радостью приняли. Не волнуйся обо мне. Я буду в порядке. В конце концов, мою спину есть кому прикрывать...» Нет, она не напишет, что Иккинг спас ее. По крайней мере пока... Но девушка все равно хотела дать знать, что у нее все хорошо здесь, на Олухе. «Я глубоко люблю тебя и папу, и надеюсь, что вскоре навещу вас. Твоя дочь, Астрид Х...» Девушка вдруг остановилась. Она хотела официально закончить письмо, но вскоре обнаружила, что не знает как. И как она должна была закончить его? Конечно... она все еще считала себя Хофферсон. Но если враг или отец получит это письмо, могут появиться вопросы, почему же она использует свою девичью фамилию. А не своего мужа. Но ведь брак с ее новым другом был всего лишь фарсом для их племен. — Карасик или Хофферсон? — Почему спрашиваешь? — Это чтобы правильно закончить письмо... Мама такое любит... Иккинг приподнял одну бровь (ту, над которой был шрам) и думал некоторое время, затем вытянул руку. Астрид тут же передала ему карандаш, а парень осторожно повернул к себе пергамент. Чтобы одним быстрым движением закончить то, что она не могла. Она смотрела на него и затем снова перевела взгляд на письмо. Все, что он сделал, так это поставил точку возле последней руны. — Астрид Х. — сказал он, немного улыбаясь и передал ей обратно пергамент. — Так никто не будет задавать вопросов, а попади письмо в чужие руки, то никто не сможет отследить его. А твоя мама, думаю, поймет, что это ты написала письмо. Да и Хакона такое должно устроить... Конечно она могла бы поспорить, что такое ее матери не понравиться, и что враг все равно поймет откуда пришло письмо... но Астрид решила, что это было лучшим решением проблемы, и потому она лишь кивнула и улыбнулась. — Думаю, ты прав... — Конечно я прав! — Опять бахвалишься? — Эм... может быть? То есть нет! И тебе не нужно идти сюда и бить меня! Хорошо, позволишь мне исправиться? Как насчет найти тебе Жуткую Жуть и как можно скорее отправить письмо твоей матери? Она ухмыльнулась. — Звучит прекрасно!