Охота на зверя

      Октавия проснулась ранним утром, потирая распухшие глаза. Вчерашней ночью её не остановили последствия ночных слёз. Она осознавала, что поступила не правильно, предав дружбу, а ведь Кларк на самом деле не была оборотнем. Как она могла заподозрить свою лучшую и единственную подругу? Октавия злилась на себя, как она смеет зваться подругой? Друзья так не поступают. Но ведь Октавия ясно видела красные глаза Кларк, при чём не единожды… Или, быть может, ей всё-таки показалось? Без энтузиазма она села в кровати, выпустив удручённый выдох. В комнате царил идеальный порядок, к счастью, в этом доме есть прислуга. Если бы не они, у Октавии, как и у всех других охотников, в комнате царил бы хаос из разбросанных вещей и приспособлений для охоты, которые сейчас аккуратно лежали на светлом столе в викторианском стиле. Как хорошо, что она решила жить в родительском доме, по крайней мере, ей не придётся уходить из дома после каждой ссоры с Кларк. Хотя ссоры и не назвать приятными моментами, тем не менее, она с грустью и теплотой в сердце вспоминала о них. Вины Октавии нет в том, что Кларк лишили руки. Она ведь хотела как лучше и была уверена, что Кларк оборотень. Она расскажет всё Кларк, и, поскольку Октавия её лучшая подруга, Кларк всё поймёт. Должна понять, ведь она не перечеркнёт столь долгую дружбу? Кем нужно быть, чтобы вычеркнуть человека из своей жизни за маленькую ошибку? Тем более сама Кларк не единожды наносила ранения Октавии, когда та пыталась помочь подруге.       Окончательно поднявшись с кровати, Октавия позвала прислугу, которая помогла ей надеть платье и закрепить злополучный железный корсет*, обрамлённый бархатом. Сегодня по плану был ужин с родителями. Октавия спустилась на первый этаж, за столом сидели мистер и миссис Блейк, а так же любимый брат Октавии — Беллами. Наконец-то он решил поесть со всеми, выбравшись из своей комнаты, в которой он проводил большую часть времени по причине слабого здоровья. Октавия была рада наконец увидеть брата. В приподнятом настроении она села за стол, принявшись за трапезу, как и остальные до этого ожидавшие её. Завязался вежливый разговор, который Беллами совсем казался скучным. Он вынужден был находиться в этой семье, в то время, как самому безумно хотелось уйти подальше, жить и работать в Трансильвании, он мог бы столько всего сделать, лишь бы сейчас не сидеть с ними всеми за одним столом по просьбе отца, который мягко намекнул Беллами, что изо дня в день сидеть в своей комнате и не появляться за общим столом — плохая идея. Иногда казалось, что родители больше любят Октавию, чем его самого. Хотя это было понятно, Октавия заслужила уважение, которое он не в силах когда-либо заработать. Она охотится на оборотней, хорошо зарабатывает, может поддержать любой бессмысленный разговор и в общем знает как угодить родителям, в отличии от него. Как может на что-либо рассчитывать человек, который не в силах даже встать с этого проклятого кресла, будучи навечно прикованным к нему. Беллами злился на себя, на родителей, на Октавию. Он ненавидел свою жизнь, в которой он был не в силах сделать хоть что-то. Беллами уже был рождён больным и слабым, что ему ещё остаётся? Как же его обременяет эта жизнь, о конце которой он грезит изо дня в день, но не может уйти из-за постоянного наблюдения. Вот и сейчас он с нескрываемой скукой следит за разговорами, жестами и сменяющимися эмоциями на их лицах. Их участливость в разговоре настолько сильна, что они не замечают собственного сына. Он поднял руку со стеклянным сосудом к губам и сделал несколько глотков.       Октавия обратила внимание на брата, который выглядел крайне болезненным. Синяки под глазами, потрескавшиеся сухие губы и обильное потоотделение. Расширенные зрачки и бегающий взгляд говорил о том, что он снова пристрастился к опиуму. Октавия увела разговор в интересующее её русло: — Беллами, скажи, неужели ты опять начал принимать опиум? Ты ведь соблюдаешь дозировку? Иначе он может стать опасным.       Бросив взгляд в сторону сестры, он усмехнулся не веря в искренность её обеспокоенности. — Не переживай, Октавия, это лекарство мне прописал семейный врач и я знаю дозировку, которую мне нужно принимать. — Тогда почему ты не ешь, а только ковыряешь еду? — Нахмурилась Октавия, привлекая внимание родителей к тарелке брата.       Он опустил взгляд на стейк, который то и дело прокалывал вилкой, добавляя в него новые дырки. — Я не хочу, — скривился он.       В разговор вмешался отец, поддерживая позицию дочери. — Беллами, правда, тебе нужно поесть, так что ешь, или мне положить еду тебе в рот, как маленькому ребёнку? — Его голос стал жёстче, сжав челюсть, он мимолётно указал вилкой на тарелку сына, вперившись в того взглядом.       Сдавшись под напором отца, Беллами был вынужден отрезать кусочек от стейка и положить его в рот, пережёвывая с притворным удовольствием. Когда семейный ужин подошёл к концу и родители разошлись, Октавия обратилась к прислуге, которая собиралась увезти Беллами: «Можешь идти, я сама довезу мистера Блейка до его комнаты». Ответом на её указания было кроткое: «Да, госпожа».       Проводя взглядом удаляющуюся прислугу, Октавия подошла к Беллами со спины, выкатывая его кресло из-за стола и медленно повезла его в комнату вдоль по коридору. Затянувшееся молчание прервал Беллами: — Ты думаешь, что любишь Линкольна, Октавия? Не считаешь ли ты это своим увлечением? — Болезненным голосом просипел тот. — О чём ты говоришь? Я безумно люблю его, он тоже меня любит. — Как ты считаешь, Окт, сколько продлится ваша любовь? Я даже сейчас не беру во внимание его положение. Но, тебе не кажется, что как только он перестанет соответствовать твоим требованиям, ты выкинешь его как и остальных? Скольких до него ты любила? Троих? Четверых? Может быть пятерых? — Достаточно! — Октавия остановилась, обошла кресло и встала впереди, вынуждая брата смотреть на неё снизу вверх. Она положила обе руки на подлокотники по обе стороны от него. — Думаешь ты всё знаешь?! Ты ни черта не знаешь! — Она сложила руки на груди, — Я люблю его и это ничто не изменит! — Октавия… — Он устало выдохнул, — ты просто влюблена в образ, признайся же, ты не способна любить.       Октавия отвесила брату звонкую пощёчину, от чего тот отвернулся не поворачиваясь вновь. Он не желал смотреть на человека, неспособного принимать правду. Линкольну можно лишь посочувствовать, что он влюблён в человека без памяти, которого даже не знает на самом деле. «Октавия… Твои идеи ни до чего хорошего тебя не доведут, но… попутно сметут людей, что будут находиться рядом с тобой.»       Октавия так и оставила Беллами одного в коридоре, уходя не сказав и слова. Беллами лишь опрокинул в себя остатки опиума и позвал прислугу, чтобы те довезли его до комнаты. Так он сможет хотя бы немного забыться благодаря опиуму и книгам. Идеальная смесь, может быть, он даже выпьет пару кружек рома. Просто попросит слугу достать немного втайне от родителей.

***

      Кларк с трудом разлепила глаза и потянулась рукой, чтобы зачесать назад непослушные волосы, но… Когда же она уже привыкнет к отсутствию руки? Она просто нещадно болела, даже там, где болеть не должна. Кажется это врачи называют фантомной болью… Будто кончики пальцев и ладонь в огне, будто тысячи игл пронзают кисть, но… Её кисти нет. Кларк это раздражало. Нужно привыкнуть и смириться к её отсутствию. Проклятая церковь, проклятые люди, проклятый Генри. Кларк зарычала, бодро поднимаясь с кровати. Её тело от прошлых пыток уже не болело, как и боль в руке стала уже не такой сильной. Хоть какой-то плюс от её тела, для человека, оно довольно быстро исцеляется. Оглядевшись, она поняла, что больше не может находиться в этой комнате, пропитанной тяжёлым запахом крови, от приступа тошноты, она зажала рот левой рукой, прикрыв глаза. Вчера этот смрад не был настолько сильно ощутим, но вот это назойливое жужжание действительно действует на нервы. Кларк собрала все свои вещи в мешок: одежду, оружие, рисунки. Журнал так и продолжал лежать у неё за пазухой. Она не намеревалась отмывать весь этот ужас. Пусть этим занимаются ответственные, а она, тем временем, пока поживёт в таверне. Полностью собравшись, она отправилась в таверну, предварительно оповестив ответственного о временном съезде, чтобы тот к тому времени прибрался в комнате.       Плюсы этого места неоспоримы, особенно для текущего морального состояния Кларк. Идеальное место, чтобы напиться. Стоило зайти внутрь, как в уши ударила громко играющая музыка. Два человека в самом углу играли один на лютне, другой на флейте, разнося весёлую мелодию по всему помещению. Кларк передала свои вещи, чтобы те отнесли в свободную комнату, в награду она кинула мальчишке, взявшегося за её пожитки, дукат.       Подойдя к барной стойке, она обратилась к Люку, что протирал стаканы с доброй улыбкой, наблюдая за гостями. — Привет, Люк, оформи мне комнату на недели две. Ну и налей рома, само собой. Только не скупись.       Мужчина тут же обратил внимание на Кларк, он оставил свои занятия, взявшись наливать Кларк несколько кружек. На Кларк обратил внимание не только Люк, но и недобрым взглядам она подверглась со стороны всех, без исключения, присутствующих. Начали перешёптываться: «Это же она убила тех двоих. Монстр, хоть она и не оборотень, но… Её должны были казнить. Что если она и нас…». «А что если она оборотень? Подумаешь кисть отрубили, кто ж его знает, может она того… Надо было четвертовать, чтобы наверняка понять.» «Тише ты!» — Шикнул другой, заметив злобный взгляд Кларк, направленный в их сторону. Все торопливо отвернулись, словно это не они только что её обсуждали. Кларк сжала челюсть, заскрипев зубами, попыталась держать себя в руках. Сложив руку в кулак, она надавила ей со всей силы на стол, пока чужая рука не накрыла её кулак своей в успокаивающем жесте, тем самым возвращая её внимание. — Кларк, держи себя в руках, они того не стоят, да и мне тут проблемы не нужны, ты же понимаешь…       Прежде чем ответить, Кларк опрокинула в себя поставленные кружки и, кинула мешочек с дукатами. — Конечно, — сквозь сжатую челюсть процедила она, поднимаясь в отведённую ей комнату, номер которой она узнала от крикнувшего ей вдогонку Люка «26».       В комнате она удерживала себя, чтобы что-нибудь не разгромить. Мозг отчаянно кричал, она дрожала от гнева, в груди всё с большей силой разгоралась ненависть, что так давно зародилась в ней. С силой Кларк ударила кулаком в стену, от чего рамка на той задрожала, грозясь сорваться и рассыпаться на мелкие части. Кларк рычала, гневно раздувая ноздри, глаза горели огнём. «Как они все посмели предать её?! Люди, Октавия и Генри, что распускал эти грязные слухи всё это время. Кларк лишь виновата в том, что бездействовала и пустила на самотёк его вольность. Как она могла не догадаться, зачем он позвал её в архив. Какая же Кларк глупая, она должна была сразу же всё понять. Теперь он знает и смеётся где-то в своей каморке. Смеётся над ней, над Кларк, Сучий выродок! Как он смеет смеяться! Как ты смеешь?! Где ты можешь быть? Я выслежу тебя и придушу собственной рукой.» Кларк выпрямилась и вышла из комнаты с чётким намерением найти и придушить этого гадёныша, а за одно и Октавию вместе с ним.

***

      Октавия пришла в церковь раскаяться об ошибке, которую совершила по отношению к Кларк. Как же сейчас всё исправить? Кларк нуждается в ней. Октавия не может оставить её одну, обрекая на страдания. Кларк нужен человек, на которого она может положиться. Раскаяние не принесло ей должного успокоения, и слова, сказанные её братом в отношении собственной сестры, мучили её и не давали покоя. Нет, она не сомневалась, что всё сказанное им ложь, но, отчего-то, его слова делали ей больно. Как он может думать, что она не способна на искреннюю и настоящую любовь? Она та, кто любит и та, кто любима. Неужели это может быть чем-то поверхностным и лживым? Октавия вышла из церкви раздосадованной, нервно грызущей ноготь. В таком состоянии её и застал радушно улыбающийся Линкольн, с которым они договорились тут встретиться. Октавия обратила внимание на забинтованные кисти возлюбленного, но не стала спрашивать причины ранения. Быстро перебирая ногами ступеньки, она сбежала вниз, прыгая в объятия Линкольна. Тот удерживая любовь всей своей жизни в руках, закружился, от чего его слух заласкал её прекрасный радостный смех. Поставив Октавию на землю, он, всё так же добро улыбаясь, украдкой поцеловал ту, слегка наклоняясь вниз, так как он был выше Октавии. Улыбаясь, прошептал: «это платье прекрасно на тебе смотрится, подчеркивает все достоинства твоей фигуры» — Он любяще замурлыкал, в ответ получая громкий счастливый смех Октавии. Они решили устроить себе прогулку вдоль леса, там неподалёку есть река. Можно и пройтись, несмотря на холод. Всё остальное время они провели в тишине, пока не добрались до места назначения. — Октавия… Я долго думал и… Мы уже достаточно хорошо знаем друг друга и несомненно любим. — Он остановился возле реки, окружённой деревьями, взял руки Октавии в свои, нежно поглаживая те большими пальцами. — О чём ты, Линкольн? — Октавия напряглась, опасливо сглатывая. Что Линкольн сейчас собирается ей сказать? Нет. В чём он собирается признаться? Руки Октавии мелко задрожали. Возможно она догадывалась, возможно, предполагала, но не хотела себе в этом признаваться, а сейчас Линкольн хочет сказать ей всё прямо в лицо? Октавия забрала руки из любящих рук мужчины, поёжившись, — Не нужно, Линк, ты не обязан…       Её прервал уверенный взгляд и руки, что вновь словили её, он привлёк Октавию в поцелуй, долгий, волнительный и головокружительный, такой поцелуй, от которого подкашивались ноги, и в животе роились бабочки, разлетаясь по всему её существу, в ушах запульсировала кровь. Она пальцами рук сжала крепкое тело мужчины, слегка царапая его кожу ногтями. Впиваясь губами в губы напротив, весь мир померк, превращая тот в еле осязаемый туман. Оторвавшись от желанных губ, он продолжил: — Октавия Блейк, я люблю тебя всем сердцем и бесконечно доверяю тебе, поскольку мои чувства к тебе искренни и чисты и, поскольку, ты так же любишь меня, я отдаю тебе своё сердце, и только ты впредь будешь решать, что с ним делать.       Линкольн отошёл на несколько шагов назад, чтобы не поранить Октавию и обратился, представая в своём истинном обличии. Октавия зарыдала, проговаривая «Нет, нет, нет». Октавия попятилась, вытирая слёзы из глаз. — Линкольн, ты… Как ты мог — её голос стал жестоким, глаза остекленели, а из них всё так же лились слёзы, — Если бы ты не был оборотнем, у нас могло бы всё сложиться, но ты зверь! — Она рявкнула, — ты проклятый отвратительный зверь, что водил меня за нос всё это время, лжец! — Завопила она, выдирая волосы из своей головы.       Линкольн сглотнул, в глазах расплескалась боль, сердце сковало льдом и, словно кувалдой его били и били, разрушая вновь и вновь. В горле образовался ком, а из волчьих глаз потекли слёзы, сминая шерсть, закатывались вниз челюсти, прячась в мехе. Он был уверен, что Октавия будет исключительным человеком, человеком, который невзирая на слова церкви и окружения, поймёт и примет его. Его любовь, он считал, что искренней любви ничто не помеха. Неужели он ошибся? Неужели он ошибся в том, что Октавия может быть не такой, как остальные? Хотя для него она и была не такой. Для него Октавия была исключительным человеком, самым прекрасным из всех. Сейчас его сердце разрывалось, на душе стало тошно. Неужели Октавия отвергнет его? Он не мог больше врать девушке, которую искренне любил, он видел печаль и боль в её глазах каждый раз, когда был вынужден ей врать или увиливать. Сейчас он раскрыл перед ней душу, обнажил сердце и она… Неужели она его растопчет? — Если бы ты не был зверем… — Октавия вынула Кинжал.       Всё это время наблюдающая Кларк не поверила собственным глазам, когда увидела, как волчья голова Линкольна упала на землю с глухим стуком, а затем и тело, последовавшее за головой рухнуло на землю. Кларк была поражена, она не понимала, неужели у оборотней есть сознание? Какая-то осознанность? Они не только могут притворяться людьми или пародировать эмоции, они способны на искренние чувства? В голове Кларк это не укладывалось. Кто сейчас из них монстр? Глаза Линкольна были наполнены такой человеческой теплотой и любовью, что невозможно усомниться в его искренности. Он не пытался убежать, а тем более напасть или защититься. В глазах лишь плескалась боль, обида, разочарование и… Разбитое сердце, вдребезги разлетевшееся на мелкие осколки. Октавия села на землю, рыдая держась за голову обеими руками с окровавленным кинжалом в одной из них. Выглядела она безутешно, и ей даже можно было бы посочувствовать или пожалеть её… Если бы Кларк не видела всего с самого их прихода сюда. Кларк не вмешивалась, с интересом наблюдая за происходящим, но даже она не ожидала подобного исхода. Октавия так много раз говорила ей о Линкольне, говорила как сильно его любит и радостно скакала по комнате при упоминании его имени. Сейчас же она та, кто убила его? Свою любовь, в угоду собственным идеям? Что же, это заслуживает похвалы, не каждый сможет избавиться от всего ради собственных убеждений, это похвально. Стоя за спиной Октавии, Кларк, всё же, как ни пыталась, резко повеселевшая не смогла удержать смеха, что вырвался из её рта. Кларк загоготала, сжимая волосы на лбу в кулак левой рукой, глядя на отсечённую голову с неживыми глазами, потерявшими былой блеск. — Октавия, ты в бреду?! Ты отрубила голову своему возлюбленному?! Это достойно похвалы, право же! — Кларк неверяще перевела взгляд в голубые глаза Октавии, что повернула к ней голову, как только Кларк засмеялась. Кларк содрогалась от смеха не в силах остановиться. — Ты убила любовь всей своей жизни?! — Она всё так же гоготала, уже держась рукой за живот, сгибаясь от смеха. Эта ситуация невероятно смешила Кларк. С этим человеком Кларк дружила с самого детства? Все эти годы? Кто же из них троих, включая труп зверя, тут настоящий зверь? — Октавия, ты головой ударилась? Настолько предана собственным идеям о врагах-оборотнях, что даже сейчас не видишь собственной вины? Вернее я поправлюсь: Предана идеям церкви.       Октавия лишь выплюналу едкое: — Иди к дьяволу, Гриффин, я сейчас не в настроении, чтобы выслушивать твои издёвки, — она поднялась, встав напротив Кларк. Кларк вытерла слёзы, проступившие от смеха до этого. Серьёзно продолжив: — Октавия, клянусь небесами, худшей подруги или возлюбленной как ты, не может быть в целом мире. — Заткнись и убирайся, — рявкнула Октавия, метнув кинжал в сторону Кларк, от которого та благополучно увернулась.       Дико хохоча, Кларк убралась от этой несчастной женщины подальше. Зачем Кларк её убивать? Эта… Октавия, сама себя накажет, шаги к чему она только что сделала.