***
Несмотря на огромную толпу, Синчэнь улыбался, и не знай его Сун Лань так хорошо, он бы мог заподозрить, что тот использует толчею как оправдание, чтобы всякий раз врезаться в него, прижиматься и совершенно бесстыдно улыбаться. Такое поведение заражало, и он допустил легкую тень радости на своих устах, нежно сжимая чужую ладонь. Было приятно снова видеть его улыбающимся, напряжение прошлой недели рассеялось, словно с его плеч сняли невыносимый груз – хотя бы на время. — Нужно купить больше еды – как только мы войдем на перевал Тон, следующий населенный пункт попадется очень нескоро. И веревок. Веревка для ловли духов подойдет лучше всего на случай, если мы возьмемся за Ночную охоту, но обычная тоже ничего. Он старательно избегал упоминания о том, что старую ему пришлось разрезать, высвобождая связанную руку Сюэ Яна – а еще о большой вероятности того, что новая может сгодиться для той же цели. Казалось, Сюэ Ян и правда пытался вести себя максимально хорошо после истории в Юэяне, но в конце концов все равно оставался собой. Скрытая подготовка к радикальным мерам усмирения, как бы это не иронично звучало, уже давно стала частью повседневной рутины. — Что-то еще? — Хммм… — задумчиво протянул Синчэнь. — Мне бы хотелось пополнить запасы кое-каких лекарственных трав, сушеную полынь и хохлатку. А солодку и корицу, если попадется, лучше в свежем виде. — Ты ведь просто любишь добавлять это в чай, — насмешливо уличил его Сун Лань и Синчэнь снова рассмеялся. — Так и есть! Получается, у нас еще больше причин для покупки этих трав. — Кстати, про чай. В лавке через дорогу продаются чашки. Одна из наших несколько потрескалась. — Цзычэнь, — воскликнул Синчэнь со смехом, и ему так не хотелось, чтобы этот смех прекращался. — Цзычэнь, ты что, предлагаешь заменить полностью функционирующую чашку из-за какой-то крошечной трещины? Разве это не легкомысленно? Он сказал это так, будто речь шла о чем-то немыслимо-возмутительном, и Сун Лань попытался вспомнить, вложил ли он достаточно эмоций в свое предложение, чтобы его теперь так откровенно высмеяли. Возможно, ему бы стоило уступить. Простота была одной из благодетелей. Но и поиск радости в мелочах тоже был благодетелью. А они заслужили радость – да, в конце концов они ее заслужили, какой бы мелкой она ни была. — Мы покупаем новые чашки, — с неистовой решимостью выпалил он и поволок хохочущего Синчэня рассматривать прилавок с изящными разноцветными чашками, отполированными настолько хорошо, что они сверкали в лучах солнца не хуже любых драгоценностей. Внезапно вспомнилось, как причудливо Сюэ Ян описывал цветы у одной из рыночных палаток, а Сяо Синчэнь слушал его и улыбался. — Они тут всех цветов радуги. Золотой, киноварный, зеленый нефрит, синий павлин… — он дотошно описывал каждый, и Синчэнь слушал, склонив голову и улыбаясь будто само солнце. — Какую ты хочешь? — спросил он, когда Синчэнь взял одну из них наугад, ощупав ее форму и попробовав на вес. Тот поднял голову с почти озорной улыбкой. — Выбери ты для меня. Он задумчиво нахмурился, вновь обернувшись на чашки, методично сравнивая их в уме. Наконец, он взял одну и протянул Синчэню, чтоб тот смог ее ощупать. Отложив ту, что уже была в его руках, Синчэнь взял предложенную и его пальцы тут же принялись скользить по гладкой поверхности стекла, почти гипнотизируя легкостью движений, ощупывающих каждую впадинку. — Опишешь ее? Цзычэню пришлось моргнуть, чтобы согнать наваждение. — Она светло-бирюзового цвета. Как небо морозным утром или талая вода. Этот цвет мне напоминает о высоких горах, вроде той, что была твоим домом. Улыбка Синчэня стала несколько тоскливой. — Звучит так красиво. Спасибо. — Выберешь какую-нибудь для меня? — он почти сумел спросить об этом рассудительно, почти отвлекся от этой улыбки и этих тонких пальцев. — Тебе не стоит доверять мне этот выбор, — рассмеялся Синчэнь. — Ты же лучше видишь, какие тебе подходят, разве нет? — Но я бы хотел, чтоб ты выбрал, — торжественно произнес он, отняв чашку из рук Синчэня, возможно, только возможно, для того, чтобы соприкоснуться с его пальцами. — Но что, если я выберу какую-нибудь уродливую? — несдержанно хихикнул Синчэнь. — Я ведь не смогу этого узнать! — Ты что, оскорбляешь товар этой бедной женщины? —сухо уточнил он, прекрасно зная, что его услышит лишь Синчэнь. — Ты можешь выбрать самую уродливую чашку в городе, и я все равно буду ее ценить. Синчэнь одарил его такой мягкой усмешкой, полной любви, что его грудь сжалась от ее обилия. — Ну хорошо, я попробую. Ты чувствуешься рядом со мной словно тень. Прохладная, спокойная лесная тень, предлагающая свои объятия в солнечный знойный день, эдакая надежная хвоя и мягкий мох. Есть там какая-то темно-синяя или темно-зеленая чашка? Он сглотнул на этом описании себя. — Есть изумрудно-зеленая. Как горы вдалеке. Синчэнь улыбнулся. — Идеально. Он вытащил темно-зеленую чашку и положил ее в светло голубую. Теперь у них было две новых чашки на замену, но старых было три, и в тот же миг он понял по лицу Синчэня, что он подумал о том же. Улыбка, словно солнце зашедшее за тучи, сползла сего лица. — Стоит ли нам… — Полагаю, мы должны…. Синчэнь отвернулся с нечитаемым выражением лица. Может, то был гнев, боль или скорбь. — Выбери какую-нибудь, — коротко сказал он. — Это мелочь, но, если мы купим себе новые чашки, а его оставим со старой, он разнесет тут всю округу со злости. Сун Лань вздохнул. Ему не особо хотелось покупать что-нибудь для Сюэ Яна, но он понимал, что это ничтожная цена за мир и покой. Он снова окинул взглядом разноцветные чашки, с куда меньшим энтузиазмом на этот раз. Малиновая чисто инстинктивно бросилась в глаза, но он отказался от этой мысли, предположив, что последнее, чего им всем не хватает для полного счастья – так это чтобы Сюэ Ян первым делом с утра за завтраком думал о крови. Он потянулся было за нейтрально-белой, но его рука застыла над совершенно другой. Стеклянной и очень красивой – нефритово-зеленой, словно река. Отказываясь тратить больше, чем необходимо, времени на что-либо, касающееся Сюэ Яна, он взял ее и добавил к двум уже выбранным ими. Даже с учетом его строгих расчетов и голоса Синчэня, он был почти уверен, что они все равно переплатили, но ради маленький радостей, заставляющих улыбаться Синчэня подобным образом, он готов был заплатить и не такую цену. Оно того стоило. Пока они шли по рынку, пополняя остатки необходимых припасов, Сун Лань испытывал восхищение от того, что словно бы вернулся в то время, когда не было еще всей этой боли, а были лишь они вдвоем, вместе блуждающие по миру. Но все было не совсем так. Синчэнь всегда оставался столь яркими и восторженным, он часто улыбался — но легкие смешки и эти озорные полуулыбки… Это было в новинку. Они были удивительными, хоть тот факт, что не он был тем, кто первый пробудил подобную сторону в Синчэне, отзывался болью в груди. — А знаешь, что было бы по-настоящему легкомысленно?.. — спросил Синчэнь, бесстыжая улыбка снова заиграла на его устах? и он, не дожидаясь ответа, склонился, чтобы прошептать его ему на ухо. Прикосновение чужого дыхания к коже вынудило Сун Ланя задуматься, а возможно ли, чтобы лютый мертвец покраснел, потому что чувствовалось именно так. — Да, — выдавил он в ответ, хоть и не с первой попытки. — Это мы тоже можем.***
На самом деле Сяо Синчэнь не особо рассчитывал на то, что Цзычэнь примет его шутливое предложение, но едва они вошли в снятую за пару шиченов комнату, как он вдруг обнаружил, что пребывает в радостном волнительном предвкушении по этому поводу. За ним неотрывно следовало уверенное присутствие, оно заперло дверь, и восхитительная смесь страха вместе с ожиданием вдруг покинула его. Синчэнь обернулся, вложив в свою улыбку все тепло, и очень медленно потянулся рукой к лицу Синчэня, давая тому время, чтобы уклониться. Цзычэнь не уклонился. — Мы будем делать только то, чего ты хочешь, — промурлыкал Синчэнь, поглаживая его щеку ладонью. — Мне просто нравится быть с тобой. В ответ воцарилась преувеличенная тишина, словно Цзычэнь не мог найти слов, но затем он чуть повернулся, подрагивая, чтобы легко – совсем легко – коснуться губами его запястья – и дыхание Сяо Синчэня прервалось. — О, Цзычэнь… Он весь горел, доведенный до предела собственными желаниями – и собственными ограничениями, вынужденной необходимостью быть терпеливым. Он горел, ничего не прося, но получив это задаром. Цзычэнь сделал глубокий вдох, словно успокаиваясь, подступил ближе и мазнул по его губам своими – мимолетно, не серьезно, будто поддразнивая. Этого хватило, чтобы вызвать дрожь вдоль позвоночника, и все, на что Синчэня хватило – это просто не заскулить в ответ. — Цзычэнь, Цзычэнь, Цзычэнь…— лихорадочно повторял он столь бесценное имя сквозь поцелуй снова и снова, словно пытаясь удержать его, запечатать в себе. Цзычэнь дышал неровно и поверхностно, его дрожащие руки оглаживали плечи – не совсем объятия, чужие ладони просто круговыми движениями неторопливо растирали его предплечья, но этого было достаточно, чтобы он не смог сдержаться и заскулил. — Можно, я сниму одежду? — спросил он, затаив дыхание, оторвавшись от поцелуя ровно настолько, чтоб разобрать ответ. Ему отчаянно хотелось, чтобы это прикосновение было ближе к его коже, чтобы между ними было как можно меньше барьеров – ни одного, в идеале, но он умел быть терпеливым. Он ощутил едва уловимое движение, кивок, затем Цзычэнь, казалось, вспомнил, что этот кивок никто не увидит. — Да, — повторил он вслух, и хоть его голос и был сиплым, в нем не было и капли каких-либо сомнений. — Хочешь… Хочешь я… — О, да, пожалуйста, — выдохнул он, широко раскинув руки, позволив чужим дрожащим ладоням развязать свой пояс, стянуть с плеч верхние слои ханьфу, оставив лишь тонкие нижние одежды, отчего он чувствовал себя куда обнаженнее, чем будь он без ничего совсем. Когда руки Цзычэня вновь вернулись на прежнее место, он и сам задрожал. — Так легче? — спросил он, не в силах сдержаться, чтоб не склониться за еще одним поцелуем. — Тебе легче, когда ты касаешься, чем когда тебя касаются? В ответ раздался короткий миг тишины, словно Цзычэнь задумался – о, он был вдумчив и серьезен абсолютно в каждой мелочи. Синчэнь почти видел это серьезное выражение его лица, и из-за этого пришлось закусить губу, чтобы не улыбнуться этому видению. — Да, — наконец, заключил Цзычэнь.— Думаю да, я не уверен. Синчэнь все же улыбнулся, переполненный любовью и трепетом к этому человеку, к своему спутнику и подельнику, он был переполнен бесконечной привязанностью к его серьезному голосу и священному терпению, к его преданности и любви. — О, мой Цзычэнь… Давай выясним вместе. Как сотни тысяч раз до этого, они устроились на кровати, но в этот раз Сяо Синчэнь прижался ближе, раскинув руки, словно баклан, что поклоняется солнцу взгляда Цзычэня, его прикосновений и мимолетных поцелуев. Пальцы вновь вернулись на его плечи, едва ощутимые поначалу, затем более решительные. От них не исходило живое тепло, но и холода в них тоже не было, просто прикосновение, которого он так жаждал с момента собственного пробуждения - и облегчение от него почти вызвало головокружение. Это был медленный танец, наступление и отступление, иногда прикосновения становились короткими, иногда длительными, исследующими формы тела под поверхностью нижних одежд. Затем эти осторожные пальцы переместились на ребра, перебирая их, словно бы струны гуциня, извлекая изнутри прерывистый звук, перерастающий в сбившийся вдох на моменте прикосновения к ткани аккурат напротив соска. Блуждающие пальцы замерли в ответ на его реакцию, затем, словно проверяя, методично повторили свое движение. Наконец, Цзычэнь устроился позади него, и Синчэнь позволил себе откинуться назад, расслабляясь под этими медленными, уверенными руками, их случайными, но непоколебимыми исследованиями своего тела. Кожа гудела, он ощущал покалывание, словно вершина горы в предвкушении удара молнией. — Цзычэнь, Цзычэнь, Цзы… — выдыхал он то и дело, корчась в этих едва ощутимых объятиях, сходя с ума — он был настолько возбужден, что отсутствие возможности разрядиться почти причиняло боль. Он хотел, чтобы его схватили, прижали к кровати и ритмично сжимали до тех пор, пока его пульсирующая плоть не изверглась бы, успокоившись от боли и ощущений. Но он просто плыл по течению, застигнутый где-то между безмятежным возбуждением тантрической медитации и совершенно человеческим желанием кульминации. Оба этих варианта он уже освоил однажды, но, когда эти ласковые пальцы долгим и медленным движением прошлись по внешней стороне его левого бедра, вся энергия внутри застопорилась, взбудораженная и полыхающая – и ему не хватало сил, чтобы очистить разум или перенаправить эту энергию во что-то, хотя бы примерно похожее на духовное. Он сам застрял в состоянии распада. — Цзычэнь, — выдавил из себя Синчэнь, едва в силах управлять собственным голосом. — Я не могу. Мне необходимо… Он беспомощно хватал ртом воздух, не в силах сдержать смешок, глупый и неуместный – чужие руки вдруг заколебались, и это тоже ему показалось смешным. — Или нам нужно остановиться, — добавил он, совершенно не желая, изо всех сил не желая останавливаться. — Или мне нужно снять оставшуюся одежду – иначе придется задержаться здесь еще и для стирки. Воцарилась тишина, которую почти можно было потрогать, и, внезапно окунувшись в приступ холодной паники, Синчэнь допустил мысль о том, что его слова прозвучали слишком резко, грубо, слишком физически, слишком… По-человечески. Но затем по телу сзади прошлась короткая дрожь – он уже знал, что это беззвучный смех – и Синчэнь выдохнул с облегчением. — Ты хочешь…— уточнил Цзычэнь совершенно трезвым, вдумчивым тоном, и это снова вызвало смешок. — Остановиться? — Нет, — вырвалось из его глотки вместе с остатками воздуха из легких. — Нет, ни за что. Я хочу…Я хочу достичь небес, ощутить дождь здесь, в твоих руках. Можно, я?... — Да, — ответил хрипло Цзычэнь, спустя несколько мгновений тишины, и его тело тоже подрагивало той дрожью, что не исчезала так запросто. — Да, я… Я думаю, мне понравится. Немедленно сорвавшись в более вертикальное положение, чтобы дотянуться до завязок собственный штанов, Сяо Синчэнь с совершенно неприличной спешкой стащил с себя нижние одежды и белье, испытывая невыносимую муку от того, что чужие руки не могут прикасаться к нему и в этот миг. — Обнимешь меня? — спросил он через плечо почти с мольбой в голосе, куда отчаянней, чем намеревался спросить, но руки Цзычэня тут же потянули его за плечи, прижимая ближе, вынуждая прильнуть спиной к крепкой груди. — Прикоснись ко мне, — выдохнул он, накрыв собственными пальцами собственную восставшую плоть, столь напряженную и чувствительную, что любое прикосновение казалось почти невыносимым. — Пожалуйста…О, Цзычэнь, пожалуйста, прикоснись ко мне… Раздался странный, глухой звук, низкий стон, что шел не через монету, а через грудь позади, и Синчэнь, с неуверенным, истощенным выдохом откинул голову на плечо своего возлюбленного. Цзычэнь колебался всего одно короткое мучительное мгновение, затем выдохнул и вновь обнял его, крепко удерживая. Его пальцы вновь вернулись к ребрам, перешли к соскам и ловко принялись за работу, выводя невидимую каллиграфию своими кончиками на грани тонкой-тонкой ткани, едва ли разделяющей их тела. Всхлипывая и извиваясь, Синчэнь позволил себе раствориться в этих руках, смыкая собственные дрожащие пальцы вокруг возбужденной плоти, чувствуя себя так, словно уже парит над головокружительным обрывом. А затем Цзычэнь склонился, проводя губами вдоль его челюсти, прикоснувшись к подбородку лишь мимолетно и оставив печать влажного поцелуя над яремной впадиной. Этот поцелуй был самым жестким из всех предыдущих, чувствительная кожа оказалась чуть втянутой в чужой рот, и на этом моменте Синчэнь всхлипнул, откинув голову назад, кончая резко, обильно и долго. Прошло немало времени, прежде чем его разбитые вдребезги ощущения собрались достаточно плотно воедино, чтобы он начал различать мир вокруг – но и то лишь потому, что тело позади то и дело дергалось в движении, хоть отчаянно старалось не ерзать. — Цзычэнь, — промурлыкал он, его голос был легким и тонким, словно звук тростниковой флейты на выдохе. Одна из рук, все еще блуждающих по его груди, поднялась вверх, колеблясь долю секунды, прежде чем ласково провести по его щеке и отстраниться. — Позволь, я принесу тебе воды, — несколько напряженно произнес Цзычэнь, и со вздохом сожаления Сяо Синчэнь вынудил себя сесть, позволяя Цзычэню подняться и отойти. Он надеялся, что легкая скованность в чужих движениях была вызвана неким подобием возбуждения, а не дискомфорта. — Ты в порядке? — просил он подавляя беспокойство. — Это… Ничего, что мы это сделали? Цзычэнь несколько помедлил с ответом, но, наполнив таз водой, все же поднес его к постели. Еще один всплеск воды – и в чистую руку Синчэня ткнулась влажная по бокам чашка. Он позволил себе жадно осушить ее, прежде чем вернуть обратно. — Да, — наконец задумчиво протянул Цзычэнь. — Преимущественно, — тут же поправился он. — Это… Слишком. Но не так, чтобы плохо. Я смогу привыкнуть. Если иногда. Ну. Я так думаю. Последняя часть звучала несколько натянуто, так что Синчэнь позволил себе расслабиться, усмехнувшись со всей любовью и теплом, на которые был способен. — Только если ты захочешь. — Я хочу, — заверил Цзычэнь так же серьезно, как и всегда, прильнув губами ко лбу Синчэня, так легко, что почти не ощутимо. —Я всегда буду хотеть тебя. Я принес воды. Если вдруг ты захочешь… Обмыться. Он не мог сдержать смешок, услышав несколько ущемленный тон, когда принимал мокрую тряпку. — Мне определенно стоит обмыться, разве нет? — согласился он, тщательно вытирая липкую субстанцию со второй руки и бедер, промывая кожу до тех пор, пока вновь не превратился в чистого, никем не тронутого девственника. — Спасибо, — произнес он, не поднимая головы. — За это. — Я люблю тебя, — сказал ему Цзычэнь, вот так просто и торжественно, выбив из его легких остатки воздуха, вынуждая тело вновь дрожать, а пустые глазницы – жечься непонятной болью. — О, мой Цзычэнь, — попытался он произнести, но его голос его предал. — Мой Цзычэнь, мой Цзычэнь… Я тоже тебя люблю. Так сильно. — Ты дрожишь, — заметил Цзычэнь, и он тут же внезапно ощутил тепло, окутывающее его легким прикосновением: его одежды, вновь накинутые ему на плечи. Он благодарно закутался в них. — Спасибо. — Нам нужно возвращаться, — пробормотал Цзычэнь, возвращая кувшин и таз с водой к их стойке, а Синчэня – к реальности. — Кто знает, в какие неприятности он там успел вляпаться, пока нас не было? Синчэнь снова тихо засмеялся, не особо желая вспоминать сейчас о своем бывшем любовнике и тем самым вовлекать столь болезненное, горькое присутствие в это полное нежности и умиротворения пространство. — Нас не было всего-то несколько часов, — он решительно слез с кровати, чтобы вновь надеть свое ханьфу, завязать пояс и поправить полы. — Мы оставили его далеко от города и от людей. Я уверен, с ним все в порядке.***
Разумеется, с ним было не все в порядке. Сердце Сяо Синчэня ускорилось на звуках чужих голосов, а затем почти остановилось, когда один из них попросил Сюэ Яна показать руку. Он среагировал неосознанно и молниеносно, выпрямился и ступил вперед, хладнокровный и уверенный – та самая Яркая Луна, которой он был прежде. — Кто там? — властно окликнул он. — Даочж…сюн! Голос Сюэ Яна был напряженным, но отчасти выражал облегчение. Синчэнь услышал слабый шорох ткани, когда незнакомцы обернулись, чтобы поздороваться с ним и Цзычэнем. Сюэ Ян продолжил говорить чуть быстрее, ловко улавливая требовательную интонацию в его тоне и отвлекая. — А вот и мои спутники, наконец-то… Даосюн, эти благородные заклинатели так же ищут пресловутого преступника Сюэ Яна. Что слышно в городе, есть ли о нем какие слухи? Он склонил голову лишь настолько, чтобы не слыть невежей – эти незнакомцы первыми вторглись в их лагерь и начали задавать нежелательные вопросы, сказал он себе. Это они перешагнули черту вежливости. — Могу с уверенностью сказать, что Сюэ Ян был в Юэяне менее недели назад, — бесстрастно произнес он, потому что это была абсолютная правда. Он мог бы поклясться, что услышал, как Цзычэнь беззвучно фыркнул, но продолжил сохранять идеально-нейтральное выражение лица. Еще один шорох ткани, и он ощутил, как незнакомцы склонились. — Просим простить нам наше вмешательство, — произнес один из них, судя по голосу, женщина средних лет. Она представила себя и своего спутника именами кланов, которые он не узнал. Синчэнь склонился чуть более вежливо и ощутил, что Цзычэнь сделал то же самое. — А, так это правда? — спросила женщина. — Сюэ Ян и правда был в Юэяне? Он действительно избежал тогда наказания? — И не единожды, — буркнул он, прекрасно осознавая, что это мелочно, но еще осознавая, что он имеет право быть мелочным. — Можете отправиться на запад, вероятно, там, ближе к Юэяну, получится услышать больше новостей и слухов. — Непременно, — заверила женщина, несколько разочаровано. — Но сейчас мы направляемся к востоку, чтобы встретить нашего лидера со Съезда Заклинателей и донести до него эти вести. Чан был его другом, он захочет знать о таком. Но благодарим вас за помощь, благородные даоши. Мы продолжим наши поиски. — Помогать людям – наше истинное призвание, — заверил Синчэнь с небольшим поклоном, и из-за того, что Сюэ Ян стоял прямо здесь, слова, такие близкие ко лжи, отдавали горечью во рту. — Безопасного пути. Они стояли в тишине еще долго после того, как заклинатели откланялись и исчезли на своих мечах, чтобы наверняка убедиться, что их никто не услышит. Наконец, Сюэ Ян выдохнул, и вместе с этим выдохом напряжение в воздухе начало постепенно рассеиваться. — Какого хрена так долго! — горестно возмутился он. — Вы там бля что, возле каждого гребаного прилавка останавливались? Этим шныряющим заклинателям повезло, что вы вовремя вернулись – еще несколько минут, и я бы разодрал им глотки, бросив останки на съедение диким псам! Его волосы тут же встали дыбом, едва он вспомнил ради кого вмешался, чтобы спасти от заслуженного правосудия, он почти огрызнулся, но Цзычэнь его опередил. — Чем? Казалось, этот вопрос застал Сюэ Яна врасплох и он заколебался, рявкнув: — Что? — Разодрал бы им глотки чем? — спокойно уточнил Цзычэнь. — О каком тайном оружие нам стоит знать? За этим последовала долгая пауза. — Зубами, — угрюмо буркнул Сюэ Ян, его пронзительно-агрессивный тон сменился с яростно-обезумевшего на почти детскую обиду. — Давайте выдвигаться, — выдохнул Синчэнь, внезапно ощутив усталость. Тяжелая шаль из чувства вины и ответственности вновь легла на плечи, заглушая вязкую эйфорию. — Нельзя оставаться настолько близко к городу, раз уж нас по-прежнему ищут. Будем идти пока не стемнеет. — Ладно, — буркнул Сюэ Ян, к счастью, без каких-либо протестов и возмущений. — Но лучше бы вы принесли мне что-то поесть. — Есть яблоки, — сказал Цзычэнь, затем раздалось шуршание мешочка цянькун, потом звук брошенного и пойманного яблока. — Прочее будет на ужин. Даже не поблагодарив, Сюэ Ян впился в яблоко, с громким и агрессивным хрустом откусывая кусок, что было более чем красноречиво. Лучше так, чем если бы он впился этими же зубами в чью-либо глотку. У заклинателей были мечи. Пролилась бы кровь – и уж точно не их. Содрогнувшись от чего-то, что он так и не смог до конца различить, Сяо Синчэнь повернулся спиной к их временному лагерю, чтобы снова вернуться на дорогу. Остальные двое молча последовали за ним.***
Они шли, пока не сгустились сумерки, и после этого еще немного, пока не нашли уединенную площадь, где можно было бы остановиться на ночлег, не привлекая при этом нежелательного внимания, взобравшись достаточно высоко, чтобы видеть блик лунного света на речной глади внизу. Синчэнь озадачился разведением костра, Сун Лань же занялся добычей свежих продуктов из мешочка цянькун, что они купили ранее, устроив тем самым роскошный банкет с закусками, булочками и свежими фруктами. Пока Сюэ Ян с чайником поплелся вниз за водой, он успел украсть у Синчэня быстрый поцелуй, удивляясь тому, как его лицо в мерцающем свете огня озаряется улыбкой. — Мой Цзычэнь, — промурлыкал тот в ответ с неким гортанным оттенком, и это вызвало странную волну мурашек вдоль позвоночника. Сун Лань мог бы поклясться, что его щеки покраснели. — О, наконец-то, нормальная еда. Новые чашки? — заметил Сюэ Ян, вернувшись в лагерь с полным чайником воды и усевшись возле костра, чтобы нагреть ее. — Да, — подтвердил Сун Лань, отводя взгляд от бесстыдной улыбки Синчэня, совершенно не понимая, благодарен он за вмешательство или все-таки раздражен им. — Старые потрескались. Он выбрал изумрудно-зеленую чашку и протянул в его сторону. — Эта твоя. Сюэ Ян просто уставился сначала на него, потом на чашку и, не знай его Сун Лань лучше, он мог бы мог почти поверить, что тот вот-вот расплачется над какой-то дурацкой посудиной. Затем привычная дерзкая ухмылка вернулась на свое место, и Сюэ Ян потянулся за чашкой. — Миленькая, — прокомментировал он, вертя ее в руках и разглядывая со всех сторон. Он приподнял ее, будто сравнивая с остальными двумя. — Они хорошо сочетаются, — заметил он нарочито небрежно. — Вы купили их комплектом? — Нет, — пожал плечами Сун Лань. — Мы выбирали под каждого из нас. Постарайся не разбить. — Хах, — единственное, что ответил Сюэ Ян, снова окинув взглядом свою чашку и, даже несмотря на почти детскую улыбку, его взгляд снова сделался невероятно беззащитным и трогательным: вероятно, из-за мерцающих бликов костра. На короткое и совершенно нелепое мгновение Сун Лань почувствовал неуместное удовлетворение от того, что все же предпочел нейтрально-белым чашкам выбрать зеленую. — Давайте есть, — сказал Цзычэнь. — А затем отдыхать. День был долгим. Возможно из-за обильной – до легкомысленного обильной! – хорошей пищи, возможно из-за новых чашек или из-за лунного отблеска в реке, или из-за чувства едва миновавшей катастрофы пару часов назад, но общее настроение вокруг костра было почти дружеским – вроде того, которое было до Юэяна. На аккуратное снижение уровня враждебности Сун Ланю, наверное, стоило бы негодовать, но, если честно, он испытал лишь облегчение – постоянное напряжение выматывало. Он позволил себе мазнуть кончиками пальцев по пальцам Синчэня, когда наполнял его чашку чаем снова, и получил в ответ одну из этих кротких улыбок. Ночь была тихой, если не считать сверчание сверчков да случайные вскрики одиноких птиц из чащи леса. — Прости, — внезапно нарушил тишину Сюэ Ян, не отрывая взгляд от водной глади, тщательно стараясь не смотреть ни на одного из них. Они оба, впрочем, тут же недоверчиво повернулись в его сторону. — Прости, что разрушил ваш момент у реки в прошлый раз. Да, она коричневая, но тебе бы все равно понравилось, Даочжан. Если кто-то и может смотреть на полное дерьмо, и видеть в нем золото, так это ты. На лице Синчэня отразилось нечто странное, словно он услышал не те слова, что прозвучали, а нечто иное, скрытое под ними. На короткое мгновение он вновь стал глубоко-опечаленным. — Спасибо, — натянуто ответил он. — Что извинился. Сюэ Ян просто пожал плечами, так и не глядя на них, продолжая играть беспокойными пальцами с опустевшей чашкой, то и дело переворачивая ее в разные положения. — Мы достигли перевала Тон, — произнес Сун Лань, лишь бы нарушить эту неловкую тишину. — На протяжении следующих нескольких дней нам нужно решить, продолжаем ли мы идти на восток через перевал Чэнжоу или срезаем с юга через Мушань. — Официант в Юэяне сказал, что загадочные исчезновения происходят как на севере перевала, так и с южной стороны гор, — задумчиво нахмурился Синчэнь. — Беспорядки на севере скорее всего из-за Не, — предположил Сюэ Ян и тут же осекся, заколебавшись, но продолжил, заметив, что Синчэнь не начал его затыкать. — Цзинь Гуанъяо однажды рассказывал, что там у Пешего Хребта находятся семейные усыпальницы клана Не. Там много ловушек и иллюзий, чтобы их никто не беспокоил. Но время от времени какому-то потенциальному расхитителю могил приходит в голову гениальная мысль о том, что если он заблудится в этом лесу, то людская молва его уж точно прославит. — Хм, — Синчэнь нахмурился сильнее. Сун Лань непроизвольно задумался о том, избегает ли он опасности, или наоборот, ищет, чтобы окунуться в нее с головой, побеждая зло и помогая людям. — По восточному перевалу путешествуют чаще, чем через южные горы, — заметил он. — Если мы хотим избегать скопления людей, пока не уйдем достаточно далеко от распространившихся слухов, возможно, стоит сделать петлю и пойти по дальней дороге. — Совершенно точно стоит, — поспешил согласиться Сюэ Ян. — Чем меньше народу – тем лучше, и если из-за этого наше путешествие несколько удлинится… Мы же никуда не торопимся, да? «Дорога до Цзиньлинтая длинная. Все, что угодно может случиться в пути» — так он сказал в Юэяне. Прозрачная и отчаянная жажда получить как можно больше времени. Синчэнь медленно кивнул. — Тогда пойдем на юг через горы. На этом и порешили. Тишина снова накрыла их лагерь. Сун Лань знал, что он не единственный, кто размышляет о будущем, о том, что ждет их после того, как они пройдут через горные перевалы и направятся через восточные долины в позолоченную ядом столицу клана Цзинь. Из мыслей его вырвал внезапный шквал искр пламени, и он заметил, как остальные тоже содрогнулись от неожиданности, прежде чем понял, что дело не в костре, а в золотом шаре, отдаленно похожем на фейерверк, кружащимся с бешенной скоростью прямо над их лагерем. Когда шар замедлился, Сун Лань различил какое-то насекомое — то ли светлячка, то ли бабочку — кружащее и разбрызгивающее повсюду искры, а затем оно, наконец, осело на ладони Сюэ Яна, осветив его бесконечно-удивленное лицо. Его глаза расширились еще сильней, когда он всмотрелся и, казалось, вслушивался во что-то, что только он мог слышать, а затем его лицо озарилось улыбкой, полной чистого и неподдельного восторга, даже более яркой детской радости, чем когда он получил чашку. Он смотрел на них с яркой улыбкой, с сияющими глазами и теперь он выглядел скорее как предвестник радости, нежели скорби и боли. — Ну что, даочжан, время доставать из закромов и полировать вашу великую мечту, — произнес он нараспев, пока сверкающая бабочка поднималась все выше и выше, превращаясь в одну из далеких звезд. — Мы официально приглашены в Цзиньлинтай!