***
Местные жители были настолько преисполнены благодарности, что даже предложили им теплую воду, горячую еду и свободные комнаты в самой жалкой, крошечной и обветшалой гостинице — ему даже не пришлось никому угрожать для этого. К сожалению, конечно. Медленное разрезание визжащего тела на кусочки добротным таким, тупым ножом вполне могло бы унять его нервозность хоть немного. Впрочем, даосы, скорее всего, заметили бы и наверняка бы расстроились. Сюэ Ян неохотно отставил эту идею на случай, если после обещанной Сяо Синчэнем беседы начнет предсказуемо пахнуть жареным. Тогда, если он каким-то образом сумеет выжить после того, как выпотрошит обоих даосов, эта замызганная, мелкая деревушка не будет и понятия иметь, с чем столкнулась. Сяо Синчэнь буквально вышвырнул его из этой яркой фантазии, поднявшись с места, отчего его кишки и челюсти сжались так сильно, что стало больно — вот ведь глупость, а? Сюэ Ян всегда был неудержимой силой природы, злобным тигром, повидавшим самых могущественных безумцев в мире заклинателей: он смеялся им в лица, а затем ссал на их могилы. И уж кто-кто, а он-то точно не боялся какого-то там дурацкого разговора. — Давайте поднимемся наверх, — сказал Сяо Синчэнь, и от его подавленного голоса внутренности Сюэ Яна вновь скрутились в тугой комок. Он последовал за даосами по лестнице, сверля взглядом затылок Сун Ланя и отчаянно мечтая расковырять следы от гвоздей в его черепе одной только силой мысли. А затем Сяо Синчэнь остановился у двери в комнату и повернулся к нему: — Сюэ Ян, не мог бы ты подождать внутри? Я бы хотел несколько минут поговорить с Цзычэнем наедине. Его желудок словно разом превратился в холодную бездну. Страдать из-за дурацкого разговора с Сяо Синчэнем мучительно, но знать, что они примут это решение даже без его присутствия, — это куда хуже. — Да ладно, — глумливо отозвался он, и что-то маслянистое принялось бурлить во внезапно опустевшей бездне его желудка. — Это что же ты такое хочешь ему сказать, раз не можешь сказать при мне, даочжан? — Не стоит так беспокоиться, в этом разговоре нет ничего страшного, — Сяо Синчэнь улыбнулся и едва заметно качнул головой, но этой улыбке Сюэ Ян не доверял ни на грамм: она была неудовлетворительно грустной и уставшей. — Но это личное. Просто дай нам пару минут, ладно? Ему хотелось завопить «нет, не ладно!», все его мышцы разом напряглись так, что он практически дрожал от этого. Вес маленького ножа в подвязках Цянькун практически ощущался в руке — было бы так легко сейчас позволить ему соскользнуть в ладонь, размахнуться и начать резать, колоть все вокруг, забрызгивая горячей и холодной кровью, — они бы даже не поняли, что происходит… — Ты обещал, — вырвалось из его уст то ли рычание, то ли карканье, причем настолько жалкое, что он едва не потянулся за ножом только для того, чтобы оборвать это унижение. — Ты обещал не уходить. «От меня, — не договорил он: только не в присутствии Сун Ланя. — Ты обещал, что не уйдешь от меня». Лицо Сяо Синчэня исказилось и почему-то погрустнело еще больше — он тут же подошел вплотную и потянулся к лицу Сюэ Яна. Тот был готов немедленно отпрянуть, но прохладные длинные пальцы каким-то образом умудрились оказаться на его щеках раньше. Сяо Синчэнь прижался к его лбу своим, и эта близость непонятно как уняла жжение в носу и зуд в глазах. — Ну разумеется, — промурлыкал он настолько близко, что Сюэ Ян почти ощущал движение его губ своими, почти чувствовал его дыхание на своей коже. — Разумеется, я не собираюсь никуда уходить. Я все исправлю, даю слово. Только прошу тебя… верь мне. Пожалуйста. Ладно? Ему все еще хотелось ответить «нет», возможно, даже впиться зубами в плоть и кости Сяо Синчэня, держать крепко-крепко, чтобы уж наверняка не дать ему уйти снова. Он отчасти ждал, когда же крепкая хватка Сун Ланя разлучит их, — готовился к тому, что это произойдет в любой момент, но… Ничего не происходило. Его окружало лишь терпеливое молчание, пока чужое дыхание неспешными ритмичными выдохами оседало на его губах. — Ладно, — хрипло отозвался он, наконец, и разорвал контакт. Не глядя ни на кого из них, он направился к двери, резко распахнул ее и, войдя в комнату, захлопнул за собой — может, немного сильнее, чем требовалось. Совсем чуть-чуть. Ну и ну, какой же он все-таки жалкий. Оказавшись один на один с самим собой, он то и дело расхаживал взад-вперед по комнате, сначала просто разъяренный и напряженный, а потом разъяренный из-за того, что напряженный. Он все никак не мог перестать дрожать, а рука постоянно жаждала дотянуться до его верного ножика.***
Молчание, воцарившееся после резкого хлопка дверью, стало оглушительным, и Сяо Синчэню пришлось сделать глубокий вдох, чтобы собраться с силами. Тишина затягивалась, терпеливая и выжидающая. Безжалостная. Были времена — кажется, целую вечность назад, — когда он бы ни за что не поверил, что эта тишина, залегшая между ними двумя, может стать болезненной. — Ты несчастен, — наконец произнес он, и Цзычэнь медленно, едва слышно вздохнул. Он даже не попытался отрицать. — Я хочу, чтобы ты был счастлив, Синчэнь, — только и сказал он после очередного затянувшегося молчания. — Но как я могу? — спросил Сяо Синчэнь, и его сердце потяжелело настолько, словно он нес под ребрами целый мир. — Как я могу стать хоть когда-нибудь счастливым, зная, что ты несчастен? — Это… сложнее, чем я думал, — ответил Цзычэнь, его голос звучал таким же усталым и измученным, каким чувствовал себя сам Синчэнь. — Я люблю тебя, — поспешил заверить он, тихо, но настойчиво. — И всегда буду. Мой Цзычэнь. Ты мой мир, моя цель, все непреложные истинны Вселенной, к которым я обращаюсь, едва сбившись с пути. Я так сильно тебя люблю, прошу тебя, умоляю, даже не вздумай сомневаться в этом. Просто я… Прикусив губу, он вновь глубоко вздохнул, не в силах подавить дрожь своей испуганной, уже разбившейся однажды души. — Просто я люблю и его тоже. «Я ведь спрашивал у тебя, — хотела сорваться, закричать какая-то низменная часть его самого, — Я ведь спрашивал у тебя, и ты согласился, я поверил тебе, потому что всегда верю. Неужто не стоило этого делать?» Он сглотнул эту горечь вместе с плотным комом в горле, старательно пытаясь достичь снова хотя бы иллюзорного спокойствия. — Вы вместе были такими милыми, — сказал он, тщетно пытаясь улыбнуться. — Поначалу в Муйшане это огорошило меня: я просто никак не мог понять, почему, да как такое возможно вообще? Но со временем я заметил, сколь очаровательна эта привязанность, и стал радоваться ей. И я… Мне просто ужасно хотелось тоже стать частью этого всего. Знаю, это было эгоистично, да? Предположить, что имею полное право втиснуться в хрупкие отношения, которые вы двое с таким трудом выстраивали, чисто потому, что вот так захотелось. Мне очень жаль, что я все разрушил, правда. Громкая тишина, последовавшая за этим, растянулась пуще прежнего, но когда Цзычэнь снова заговорил, в его голосе можно было отчетливо услышать некоторую озадаченность. — Дело не в… Это вовсе не проблема, Синчэнь. Раздался шорох, а затем и колебание воздуха, когда Цзычэнь поднял руку, но почти сразу же неуклюже опустил ее, так и не осмелившись прикоснуться. Как всегда, когда подобное случалось, Синчэнь сожалел, что этого так и не произошло. — Ты единственный, кого я хочу, — продолжил Цзычэнь, теперь пришла его очередь быть настойчивым в своих заверениях. — В этой жизни, и во всех остальных ты всегда будешь единственным, кого я хочу. Всегда. С самого начала я терпел его присутствие рядом с нами только ради тебя. И чтобы там ни произошло между мной и Сюэ Яном… это была мимолетная слабость, ошибка, прискорбная неосмотрительность, ничего больше. — Может, так оно и было, — Сяо Синчэнь с трудом выдавил из себя кривую ухмылку и качнул головой. — Если ты так утверждаешь, я тебе поверю! Но сейчас — да, знаю, в последнее время все между нами стало каким-то странным и болезненным, тем не менее я по-прежнему слышу, как звучит его голос, когда он разговаривает с тобой. Я чувствую, как бережно ты прикасаешься к нему, когда помогаешь исцеляться… Да ты ведь даже собрал осколки его чашки, чтобы склеить воедино и вернуть ему обратно, — и, поверь мне, он очень ее ценит. Я не стану предполагать, что знаю твое сердце или его сердце лучше, чем вы сами. Но для меня… все это кажется чем-то очаровательным и красивым. Цзычэнь снова погрузился в молчание, но на этот раз у Сяо Синчэня сложилось впечатление, что ему просто не нравится озвученная правда, и он предпочел бы ее и дальше не замечать. — У тебя есть я. Я буду у тебя всегда — в любой из жизней нет ничего, чего бы я хотел больше, чем быть твоим, — горячо заверил он. — Может, я прошу о многом, знаю, и мне очень жаль, что все обернулось вот так. Я правда никогда не хотел причинять тебе боль. Но, Цзычэнь, я не могу отвернуться от него снова. Я пообещал ему, и я… я не хочу отворачиваться. Если я потеряю хоть кого-то из вас — это разобьет мне сердце. Прикусив губу, он склонил голову. — Я не стану сожалеть о той любви, которую испытываю к вам обоим, — я сожалею лишь о том, что это причиняет боль тебе. Вот об этом я искренне сожалею. — Не извиняйся, — в этот раз Цзычэнь все же прикоснулся рукой к его ладони. — В моих чувствах нет твоей вины. Не стоит обижаться на доброе и любящее сердце — оно неотъемлемая часть того, чем я всегда так восхищался в тебе. Я просто…разочарован в себе, потому что никак не получается полноценно взять под контроль столь неподобающие чувства. Это я здесь должен извиняться за то, что расстроил тебя. Я ведь тоже никогда не желал причинять тебе боль. На устах Сяо Синчэня появилась вымученная хрупкая улыбка, он повернул ладонь так, чтоб едва ощутимо мазнуть пальцами запястье Цзычэня, прежде чем это соприкосновение исчезнет. — Нам нет нужды извиняться друг перед другом. Я люблю тебя и доверяю тебе — как и всегда. Ничто этого не изменит. Но… могу я побыть эгоистом в последний раз и попросить тебя кое о чем? — поинтересовался он, позволяя своей собственной ладони вновь опуститься на место и в то же время пытаясь умерить печаль и надежду в своем сердце. Здесь и сейчас он готов принять любой ответ безоговорочно. — Все что угодно, — устало отозвался Цзычэнь. — Если это в моих силах, ты можешь попросить о чем угодно. Сердце Синчэня сжалось от нежности, тоски и чувства вины. От любви, бесконечной любви. — О, мой Цзычэнь, — выдохнул он. — Как же я ценю тебя, я буду ценить тебя до конца этой жизни и за ее порогом, на мосту к следующей! Но прямо сейчас — я должен отступить. Похоже, без меня вы ладите гораздо лучше, так что я, пожалуй, возьму сегодня отдельную комнату. А вы проведете время только вдвоем, вдруг получится исправить все то, что я едва не сломал? Цзычэнь издал задушенный звук, и будь на его месте кто-то другой, это вполне могло бы считаться совершенно недостойным, не верящим фырканьем. — Полагаю, даже если там и было что-то, а я так не думаю, то спасать это уже слишком поздно, — почти по-детски надулся он, и Синчэнь не смог подавить улыбку, но хотя бы попытался придать ей ободряющий вид. — Ну, существует только один способ узнать это, верно? — он, как всегда, медленно протянул руки к Цзычэню, давая тому возможность отпрянуть при желании. Но он не отпрянул, и Синчэнь поймал его вполне знакомое лицо ладонями, прижавшись своим лбом к его точно так же, как чуть ранее прижимался ко лбу Сюэ Яна, с такой же любовью. — Я люблю тебя, — произнес он, позволяя их губам соприкасаться на каждом звуке. — Прошу тебя, знай это. Он так и не осмелился сказать что-то вроде «я вижу, как сильно ты любишь и его тоже» или «он любит тебя больше, чем ты думаешь, и гораздо больше, чем он знает сам». Раз так угодно судьбе, они бы и сами к этому пришли — если бы он только проявил терпение и не вмешивался, дав им еще немного времени. Он все еще надеялся всем своим уже однажды разбитым сердцем и душой, что рано или поздно это все-таки случится. Расслабившись наконец, Цзычэнь прижался губами к его губам, целуя их так сладко и так долго, а затем со вздохом отпрянул. — Раз ты этого желаешь. Он нежно улыбнулся, вкладывая в улыбку всю свою любовь. — Только если ты этого хочешь. Просто дай ему шанс, — произнес он, имея в виду «дай нам всем шанс». Вздохнув еще раз — на сей раз со смирением, — Цзычэнь развернулся и последовал в их с Сюэ Яном комнату. Приняв решение твердо держаться за надежду и изгнав из своего сердца любые сомнения и страхи так же уверенно, как они изгоняли духа совсем недавно, Сяо Синчэнь позволил себе отпустить его.***
Сюэ Ян, словно тигр в клетке, нетерпеливо мерил шагами комнату, и едва Сун Лань вошел, как он тут же обернулся к нему. Его плечи вмиг напряглись и глаза сузились. — А где Сяо Синчэнь? — зашипел он, сверкнув зубами. — Что он там тебе наговорил? Сун Лань готов был поклясться, что в руке Сюэ Яна мелькнуло лезвие ножа, но стоило только присмотреться получше, как все исчезло. Он вздохнул, чувствуя себя так, словно только что добровольно согласился провести ночь взаперти с бешеным зверем. — Синчэнь взял отдельную комнату. Он решил, что если мы с тобой проведем какое-то время вместе, проговорив сложившуюся ситуацию, то это поможет нам лучше ладить в дальнейшем. Из уст Сюэ Яна сорвался лающий смешок — то ли угроза, то ли ошарашенное недоверие. Сун Лань был склонен с ним согласиться, чего признавать вслух категорически не желал . — Нам стоит хотя бы попытаться, — вместо этого сказал он, стараясь придерживаться ровной интонации. — О, да, ты же пиздец как сильно пытался до сих пор, — фыркнул Сюэ Ян с непривычно жестокой ухмылкой на лице, которая тут же вызвала множество неприятных воспоминаний. Отказываясь вестись на провокацию, Сун Лань стиснул челюсти, запер за собой дверь, направился к лавке напротив ближайшей кровати и решительно опустил Фусюэ. Сюэ Ян, сверля его негодующим взглядом, сделал еще несколько шагов туда-обратно по комнате и бездумно потянул руку ко рту, чтобы обгрызть заусеницу у ногтя на большом пальце. — И че, у меня есть хоть какое-то право голоса в этом вопросе, или имеет значение только твое мнение? — Речь шла совсем не об этом, — Сун Лань обернулся, нахмурившись. — Но, если не хочешь делить со мной комнату, во всех смыслах, мы можем снять тебе отдельную. Или я могу снять себе отдельную. Вообще-то так было бы намного лучше. Гораздо, гораздо лучше, чем застрять в крохотной комнатушке с рассерженным Сюэ Яном, да еще и на всю ночь. — А может, мне просто разделить комнату с Синчэнем? — улыбка Сюэ Яна стала еще шире, с озлобленным блеском в глазах, он демонстративно скользнул языком по зубам. Сун Лань лишь опять вздохнул. — Можешь попытаться, но сомневаюсь, что он согласится, — ответил он, придерживаясь нейтральной интонации, на что получил угрюмый взгляд. — Его это задевает, — если честно, он обращался скорее к лавке, нежели к Сюэ Яну, возле которой теперь расправлял снятую верхнюю одежду, чтобы та хорошенечко просохла. — Ну. То, что мы ругаемся. — Так прекрати со мной ругаться, — насмешливо отозвался Сюэ Ян. — В последний раз, когда я попытался наладить с тобой отношения, ты едва не проломил стену моей башкой! Сун Лань замер, нахмурившись. — Ты меня провоцировал, — коротко отозвался он, и Сюэ Ян мерзко расхохотался за его спиной. — Ага, ну да, я явно именно этим и занимался, очевидно же. Сун Лань обернулся, вперив в него пристальный взгляд. Он пообещал Синчэню, что хотя бы попытается. Сюэ Ян молча встретил его взгляд, вызывающе вздернув подбородок и сверкая широко раскрытыми глазами. — Ладно, хорошо, как скажешь, — наконец произнес он, так и не дождавшись ответа от Сун Ланя. Он склонил голову набок, принимаясь неуклюже развязывать пояс, чтобы тоже избавиться от насквозь промокшей верхней одежды. — Давай сделаем это. И о чем же выдающийся даочжан Сун Цзычэнь желает побеседовать?.. — Нам нужно хотя бы попытаться поладить — ради него, — мучительно выдавил из себя Сун Лань. Сюэ Ян усмехнулся, взмахнул оставшейся рукой, чтобы позволить промокшей верхней одежде шмякнуться на пол, а затем принялся развязывать шеньи. — Я же сказал, что пытался! Предложил помочь с восстановлением сна, если тебе так хочется снова научиться спать, улучшил вкусовую печать! Пытался придумать, как можно вернуть тепло твоему телу! Я даже предложил тебе помочь сбросить напряжение, когда ты всю ночь просидел один в той комнате, не в силах перестать думать о нас с Синчэнем, — что, думаешь, я предлагаю свой — как ты там выразился? «грязный» — рот всем подряд? Ухмылка Сюэ Яна рубила безжалостней меча, но в черных глазах таилась не просто насмешка, а самая настоящая ярость. Он наконец разобрался с шеньи и, пнув его ногой в сторону, взялся за завязки чжунъи, невероятно чувственно прилипшего к его влажной коже. Сун Лань поймал себя на том, что бесстыдно пялится, и тут же нахмурился. Сюэ Ян вновь издал насмешливый смешок. — Верно. Я пытался. А что делал ты? Сун Лань бросил на него пристальный взгляд, но так и не смог ответить, потому что нечего было толком, кроме «разбивал свое сердце», — а это своего рода оружие, и вот кому-кому, а Сюэ Яну вручать его он не собирался. Особенно когда тот, не отрывая взгляда, одарил его приторно-сладкой, ядовитой улыбкой и, буднично потягиваясь, словно кот, позволил чжунъи соскользнуть по нижнему белью и штанам прямо к стопам. — Не хотел говорить, мог бы так и сказать, — слабо пробормотал Сун Лань как дурачок. Он снова решительно повернулся к Сюэ Яну спиной, чтобы снять свой шэнью и так же развесить для просушки. Сзади раздался надменный смешок. — А я разве не говорю? Это ты тут у нас дуешься молча, даочжан Сун! Никак не пойму, у тебя что, проблемы с языком, что ли? На какое-то мгновение всю сущность Сун Ланя охватила отчаянная жажда причинить ему боль — жажда настолько сильная, что он почти ощутил фантомное, раскаленное добела удовлетворение от того, что разворачивается и врезается кулаком прямо Сюэ Яну в зубы. Но вместо этого он глубоко вдохнул, задержал дыхание, снова выдохнул и сел на скамейку. Отказываясь доставлять Сюэ Яну даже такое ничтожное удовольствие, как собственный взгляд, он вытащил Фучэнь из мешочка Цянькун и принялся методично распутывать ее волоски, вычесывая влагу после ливня, во время которого использовал ее. Сюэ Ян сохранял подозрительное молчание довольно долго — настолько, что Сун Лань уже рискнул было понадеяться, что тот оставит все как есть и пойдет в кровать. Затем в поле его зрения появились босые ноги. Сжав челюсти, Сун Лань продолжил игнорировать его. — Что, готовишь метелку из конского волоса? Неужто пришло наконец время для тех восьмидесяти ударов плетью, которыми ты грозил мне всю дорогу? Закованная в перчатку, рука Сюэ Яна прикоснулась к Фучэни, позволяя нескольким прядкам проскользнуть меж пальцев, и Сун Лань тут же обратил на него предостерегающий взгляд, едва удержавшись, чтоб не дернуться, когда осознал, что тот успел избавиться от одежды и теперь стоял перед ним абсолютно нагой, в очередной попытке усугубить ситуацию. Впрочем, стоило только взглянуть в лицо Сюэ Яну — и Сун Лань замер. Что-то куда более глубокое, мрачное и задумчивое мелькнуло за привычной ухмылкой. — Или, может, изгонишь из меня зло, как изгонял сегодня того духа? — продолжил Сюэ Ян, глядя на Фучэнь, его пальцы продолжали играть с черными прядками, путаясь в них и гипнотизируя собой. — Укротишь моих внутренних демонов? Так ведь говорят о плохих людях, да? Что демоны бесятся в наших сердцах. Думаешь, получится избавиться от них так просто? Он наконец встретился взглядом с глазами Сун Ланя — его собственные широко распахнутые глаза до непривычного странно блестели, а улыбка стала мягкой-мягкой, что казалось ужасающе неправильным. — Думаешь, от меня хоть что-нибудь останется вообще?.. — прошептал он. На какой-то головокружительный момент он вдруг представил это, как опускает плеть на соблазнительное, мерзкое тело Сюэ Яна, не останавливаясь… Ощутив тошноту от этой кратковременной вспышки голода, Сун Лань зажмурился и сглотнул. — Фучэнь — духовный инструмент, предназначенный для очищения, — выдавил он сквозь стиснутые зубы. — Это не игрушка и не повод для шуток. Хватит ее лапать. — Кто сказал, что я шучу? — выдохнул Сюэ Ян и легонько дернул Фучэнь, вынуждая Сун Ланя вновь встретиться с ним глазами напрямую, лицом к лицу столкнуться с этим ужасающим напряжением в них. Какое-то время он просто смотрел на него, потеряв дар речи. — Ты что, и правда хочешь, чтобы я провел над тобой обряд очищения? — неверяще переспросил он в конце концов, и Сюэ Ян улыбнулся еще шире, так ужасающе ласково, словно бы вся насмешливая враждебность испарилась, уступив место яркому, почти лихорадочному любопытству и низменному голоду. — Думаешь, поможет? — он склонил голову набок, и в его голосе звучала искренняя заинтересованность. — Ну, по крайней мере тебе станет легче, верно? Может, это как-то изменит и меня. Может, правду говорят, и в моем сердце действительно беснуются демоны. Может, я бы мог стать каким-то… другим, без них — вдруг это даст возможность все исправить, поможет мне все время быть таким, как положено, таким, как вы. Как думаешь? Сун Ланю показалось, что с его голосом и правда что-то не то, ведь он и слова не мог вымолвить, уставившись на Сюэ Яна так, словно у того вдруг выросли крылья или рога, а внизу живота вдруг забурлило нечто глубоко-неприятное. — Духовное очищение — весьма сокровенный обряд, — вместо тысячи возможных слов все же удосужился произнести он. — Это чрезвычайно глубокая, фундаментальная церемония, ее не стоит воспринимать как шутку или же разновидность какого-то… Он весьма решительно подавил в зародыше слово «удовлетворение» прежде, чем произнести его, ведь ему вовсе не хотелось сейчас слушать похабные замечания Сюэ Яна. Тот, к слову, лишь нетерпеливо пожал плечами, вынуждая покрученные шрамы на правом плече сжаться и снова растянуться, его беспокойные, ловкие пальцы так и не оставили в покое прядки Фучэни. — Я не шучу, — в его голосе проскользнуло легкое раздражение от того, что приходится повторяться. — Так ты сделаешь или нет? Откровенно говоря, эта идея была просто-таки катастрофически плохой — причем по такому количеству разных причин, что он бы и сосчитать их все не смог. — Да, — хрипло ответил Сун Лань и встал. Яркая, буквально сияющая улыбка, которой одарил его Сюэ Ян, вовсе не выглядела как улыбка человека, предвкушающего удовлетворение от победы в споре. Она выглядела так, словно он и правда на что-то надеялся. — Так-то лучше! — отозвался он, издав счастливый смешок, его глаза сузились в маленькие полумесяцы от какой-то едва ли не детской радости. Может, из-за мягкого света фонаря глаза Сун Ланя подводили его, но казалось, Сюэ Ян почти дрожит, в последний раз любовно зарываясь пальцами в пряди Фучэни. — Так, ну и что мне тогда делать? — Просто… стой смирно, — горло сводило непривычной судорогой, а трепет от нежелательного возбуждения постепенно захватывал тело. Он вовсе не так рассчитывал провести вечер, внезапно его накрыло ужасающим ощущением, словно он не в себе. — И молчи. Сюэ Ян угукнул, но и правда замолчал. Сун Лань глубоко вдохнул и задержал дыхание. Он не практиковал ритуал очищения на ком-то другом с тех самых пор, как утратил язык, — с тех самых пор, как умер. По правде, он даже не был уверен, что у него получится — теперь, когда он сам стал чем-то столь основательно нечистым. Но это не повредит — и кто знает? Может, Сюэ Ян прав, и очищение действительно могло бы помочь восстановить ту малую толику его насквозь испорченной душонки и сделать его самого куда более сносным. Что ж, по крайней мере, попытаться стоит. Можно было бы спеть ритуальное песнопение через талисман, но он не был уверен, что духовная энергия этого предмета не исказит суть, поэтому решил просто намурлыкивать нужный мотив без слов, вращая Фучэнь открытыми движениями, чтоб очистить энергию воздуха вокруг, а затем легонько провел по обнаженной спине Сюэ Яна, наблюдая за тем, как он вздрагивает, а его кожа покрывается мурашками по всей траектории движения. — Приятно, — почти мечтательно сообщил Сюэ Ян. — Тебе следует делать это почаще. Ну, намурлыкивать. Думаю, Сяо Синчэню понравится. По какой-то совершенно непостижимой причине Сун Лань ощутил вдруг острый приступ смущения. — Я же велел тебе молчать, — рыкнул он, опустив легкий удар плети на покрытую шрамами кожу, тем самым возобновив ритуал. Сюэ Ян беззвучно рассмеялся. — Точно-точно… Но, чтобы пробить брешь, тебе придется усилить свои удары! К сердцу вроде моего могут быть привязаны довольно могущественные демоны! Технически он не ошибался — чтобы изгнать злобного духа из придорожного алтаря, понадобилось довольно много физической и духовной силы. Но тот дух прятался в твердом камне. А Сюэ Ян, каким бы он ни был, состоял из плоти и крови. Тем не менее следующий удар плети был гораздо ощутимее, отчего Сюэ Ян резко выдохнул. Казалось, он сам практически подставляется под них, расслабляясь, а прежнее странное вздрагивание и вовсе перестает возникать. — Так-то лучше, —пробормотал он, опустив голову и закрыв глаза. — Так хорошо… «Суть церемонии очищения в том, чтобы, подобно пыли, выбить грязь из разума, и нет ничего более пошлого, чем проявление грубой силы в процессе», — твердо пытался удержать в голове Сун Лань. Он двигался с отточенной легкостью, пытаясь заставить себя скользить плетью, а не хлестать ею по покрытой шрамами коже Сюэ Яна. Прослеживая прикосновениями по спине траекторию меридианов сверху вниз, он опускал хвосты плети то на исцелившееся левое плечо и оставшуюся руку, то поднимал обратно к шее у основания затылка — и они оба вздрогнули, когда пряди Фучэни заструились по узловатым шрамам на плече справа: все, что осталось от его руки. — Ты что, пытаешься как-то выщекотать демонов?.. — едва не извиваясь, почти жалобно поинтересовался Сюэ Ян. — Да хватит уже сдерживаться! Знаешь же, что не этого хочешь. Еще раз глубоко вдохнув, Сун Лань сжал челюсти и ударил сильнее, получив в качестве награды весьма удовлетворительный захлебывающийся вдох. В ситуациях, когда требуется более сложный обряд изгнания, допускается применение силы, а очищение существа, заполненного темной энергией настолько, насколько заполнен Сюэ Ян, вполне оправдывает это… Он ударил сильнее, и Сюэ Ян застонал. С нарастающим ужасом Сун Лань вдруг запоздало осознал, что тот изначальный трепет был ничем иным, как возбуждением, — и посильнее перехватил Фучэнь, едва не выронив ее. — Только не останавливайся сейчас… — проскулил Сюэ Ян. — Становится так хорошо. Значит… значит, работает, да? На его спине распускались яростные алые полосы — тигр наконец-то проявил свой окрас, — и Сун Лань просто уставился на них, чувствуя, как дрожит рука с Фучэнью. Разумеется, едва ли можно считать правильным ритуал очищения, если его собственные мысли так далеки от чистоты… Но прерывать этот ритуал до его полноценного завершения было бы еще более неправильным. — Сохраняй молчание, — процедил он сквозь сжатые зубы и сделал шаг назад, чтобы ударом плети захватить и грудь Сюэ Яна. Тот, казалось, полностью погрузился в подобие транса, его веки потяжелели, а губы слегка приоткрылись — как в тот самый первый раз, когда Сун Лань взялся расчесывать его волосы. Сейчас они пахли примерно так же, плотные, мягкие и влажные после купания, они ниспадали с плеч, опускаясь на обнаженную спину… Этот ужасающий трепет желания снова ритмично вспыхнул — гораздо ниже на этот раз, и гораздо ярче. Наперекор этому он ударил Фучэнью сильнее, и Сюэ Ян издал очередной дрожащий вздох. Когда плеть в ударе задела хвостами чувствительную кожу того, что ранее было правой подмышкой, Сюэ Ян дернулся, проявив столь редкий признак уязвимости, — и Сун Лань никак не мог понять: он ненавидит это или же наоборот — отчаянно желает увидеть снова. Вместо размышлений об этом, он сосредоточился на собственном дыхании, на ритме движений и доведении ритуала до непосредственного завершения. Он нанес последний удар, затем, поколебавшись всего мгновение, ударил еще раз — уже не ради очищения или духовного успокоения, а просто потому, что не мог остановить себя… Внутри зашевелилось что-то темное и опасное, отчего Сун Лань чувствовал себя так, словно стоит на краю бездонной пропасти, вглядываясь в эту соблазнительную бездну. Темная грань, которую он так долго удерживал на привязи, теперь учуяла кровь и начала бурлить, постепенно просыпаясь. — Не останавливайся, — выдохнул Сюэ Ян, будто ощутив его колебания. На мгновение прикрыв глаза в тоске о том праведном человеке, которым он когда-то был, Сун Лань сглотнул свой стыд и наконец сдался. На этот раз он ударил по спине куда сильнее, заставив Сюэ Яна вновь застонать, прошелся плетью ниже, оставив глубокие, красные следы на обнаженных ягодицах и бедрах. Хвосты Фучэни опускались туда снова и снова, до тех пор, пока кожа от порки не стала красной и блестящей — и наверняка обжигающе-горячей на ощупь… Сюэ Ян снова начал подрагивать, свесив голову и слегка покачиваясь, словно едва удерживал равновесие. Было бы так просто сейчас схватить его сзади за холку и толкнуть на кровать, как в тот самый первый раз… Медленно повернувшись так, чтобы посмотреть на него через плечо, Сюэ Ян безвольно склонил голову набок. — Можешь трахнуть меня на сухую, если хочешь, — почти невнятно промямлил он, словно увидев его насквозь, считав то мерзкое желание, бурлящее глубоко в кишках. — Если хочешь причинить мне еще боли. — Я не хочу причинять тебе боли, — огрызнулся Сун Лань, и Сюэ Ян изнеможденно рассмеялся, будто задыхаясь. — Ну, последних полшичэня ты провел, с упоением сдирая кожу с моей спины! — отметил он с беззаботной улыбкой. — Так что, думаю, можно с уверенностью сказать, что хочешь. Сун Лань поморщился, сжав кулаки, — пристыженный, злой и непростительно возбужденный. — Я не хочу хотеть, — исправился он, почти жалобно ноя. Сюэ Ян шатко повернулся к нему с непривычно мягкой улыбкой на лице. — Ну вот, это же совсем другое дело, правда? Я тоже не хочу хотеть тебя! Мне бы хотелось не хотеть и его. Было бы куда проще, да ведь? Ну, если бы мы могли просто…решать, что мы хотим и чего не хотим, да? Но не тут-то было, даочжан Сун! Привязанность. Вот что это такое, вот что это за мягкость, искренняя и пугающая. На груди Сюэ Яна тоже начали проявляться красные рубцы. Сун Лань смотрел на него в безмолвном ужасе. — Ты всегда слишком много думаешь о таких вещах, — с почти снисходительной улыбкой приветливо продолжил Сюэ Ян. — Тебе хочется причинить мне боль, и я не то чтобы сильно против, так что вперед, делай это. Тебе хочется меня выебать, и мне хочется, чтоб ты это сделал, так что хватит зацикливаться! Расслабься и дай себе волю, побудь живым хоть немного! Он на мгновение замер, нахмурившись в глубокой задумчивости, выглядя несколько неуверенно. — Ну, то есть, — признал он, — может, не совсем живым в плане «живым». Ты же понял, что я имел в виду. Сун Лань одарил его мрачным и глубоко несчастным взглядом. Он не хотел. Или, скорее уж, не хотел хотеть, потому что, да простят его небеса, но вожделение уже присутствовало, отвратительное, нежеланное, которое невозможно было отрицать. — Не… на сухую, — выдавил он из себя, сосредоточившись на том единственном, что он еще мог контролировать, идя на поводу у этого жалкого безумия. Сюэ Ян ярко улыбнулся ему счастливой улыбкой. — Так даже лучше! — отозвался он, ухмыльнувшись. Глубоко вздохнув, Сун Лань обошел его и осторожно положил руку меж Сюэ-Яновых лопаток — кожа горела, свежие рубцы ложились странной, но отнюдь не неприятной текстурой под ладонь. Выдохнув, Сюэ Ян прильнул к этому прикосновению так подозрительно, что казалось, будто бы стоит только убрать руку — и он рухнет. Но Сун Лань не собирался убирать руку, вместо этого он толкнул его вперед, твердо направляя к кровати. — Ты не обязан, — отставляя Фучэнь, с трудом произнес он на случай, если это было очередной неправильной попыткой подкупить его одобрение. — Если не хочешь. Рассмеявшись, Сюэ Ян наклонился, опираясь о кровать единственной рукой, и его выпоротые докрасна ягодицы практически светились в таком положении. Сун Лань решительно подавил звериный рык, ощутив, как безжалостно пронзает его внутренности животный голод. — Что из этого всего заставляет тебя думать, что я не хочу? — хихикнул Сюэ Ян. — Стой, погоди, не думаю, что смогу удержать баланс в таком положении. Немножко кружится голова. Он рухнул на кровать перед собой, уткнувшись лицом в подушку, но солидно избитую задницу продолжал удерживать в том же положении — самое что ни на есть откровенное приглашение. Сун Лань проглотил проклятия вместе с несметным количеством слов, которые мог бы сказать, и, достав из рукава маленький пузырек со слизью морских водорослей — который прихватил с собой чисто на всякий случай, — снял с себя чжунъи вместе с нижним бельем. Сжав боковые зубы, он открыл пузырек, сунул пальцы внутрь и, колеблясь всего несколько мгновений, прикоснулся к Сюэ Яну, размазывая слизь там, где это было необходимо. Он и правда был теплым, невероятно теплым, воспаленная кожа сверкала подобно горящим углям, а сдавленный стон, который тот издал в ответ на прикосновение Сун Ланя, просто не имел права быть таким возбуждающим — от этого стона его естество затвердело настолько, что казалось, вот-вот взорвется. Распределив остатки слизи по собственному члену, Сун Лань подавил в зародыше то ли рык, то ли всхлип, и полностью растворился в этом темном голоде, толкаясь внутрь без какой-либо дополнительной подготовки, получая просто-таки чудовищное удовольствие от узости внутри Сюэ Яна. — Ебать, — захлебываясь, выдохнул тот. Такой горячий и почти до боли тесный, он явно не мог толком вдохнуть. — Сука, пиздец, Сун Лань, это… Хмпф… Он затих, издав высокий, надрывистый звук, и едва ли не со скулежом вгрызся в подушку на следующем толчке. Тем не менее он сам продолжал толкаться навстречу, принимая каждое проникновение с полной готовностью и упорством. Это было мерзко — как и всегда, — но когда Сюэ Ян выгибался, потираясь теплой, свеже-израненной кожей о его живот, когда его горящие огнем ягодицы ритмично шлепали о бедра и пах Сун Ланя, возникало какое-то странное ощущение, и это ощущение отвлекало его достаточно, чтобы делать происходящее вполне сносным. Оно позволяло ему сосредоточиться на удовольствии, каким бы мерзким и отвратительным это удовольствие ни было. Прикасаться к Сюэ Яну было так легко, как никогда не было с Синчэнем, — ну надо же, какая безжалостная ирония. Может, все дело в том, что в данном случае он меньше заботился о проявлении нежности, ему не приходилось так тщательно обдумывать каждое свое действие. Может, все дело в том, что Сюэ Ян в определенном смысле был частью его сущности, так как практически создал тело, в котором Сун Лань обитал, тем самым сформировав невольную и естественную связь. А может, как бы ужасно это ни звучало, все дело в том, что ему просто нравится делать это с Сюэ Яном. Он толкнулся в него сильнее, затем еще сильнее и еще, Сюэ Ян под ним стонал и извивался, его закованная в перчатку ладонь путалась в простынях, а уста извергали грязные ругательства на каждом загнанном выдохе. — Сука, — проскулил он на очередном, достаточно мощном толчке, от которого его рывком вжало в матрас настолько сильно, что он аж подлетел, и его дырка конвульсивно сжалась. — Сука, еб твою… — Я же велел сохранять тишину, — зашипел на него Сун Лань, пребывая в ужасе от одной только мысли о том, что кто-то услышит и станет невольным свидетелем его позора. Сюэ Ян лишь рассмеялся на пределе своего дыхания, прижимаясь к нему спиной. — О, ну ты же знаешь теперь, как меня заткнуть, да? — ухмыльнулся он, откинув голову на плечо Сун Ланя. Его вновь пронзило ужасающим трепетом, и он, медленно положив ладонь на горло Сюэ Яна, сжал ее в удушающей хватке ровно настолько, чтобы его каркающий смех окончательно затих, но недостаточно, чтобы полностью перекрыть дыхание. Сдавленно вздохнув, Сюэ Ян, похоже, разом расслабился и сдался голоду, мгновенно став мягким и податливым. Его глаза заполнялись стыдом, а может, всего лишь силой охватившей его темной, грязной похоти, и Сун Лань, использовав удушающий захват в качестве преимущества, принялся вдалбливаться в него сильнее, резче, глубже, едва не рыдая от того, насколько это приятно, насколько отвратительно то, что он сейчас вытворяет. Когда он достиг кульминации, это было похоже на взрыв, мощный раскат грома, ритмичными волнами прокатившийся по всему его телу. Должно быть, он усилил хватку, потому что Сюэ Ян, издав ужасающе-задушенный звук, тоже кончил, дрожаще вжимаясь бедрами в матрас, пока его дырка в непроизвольном пульсирующем ритме почти болезненно сжимала член Сун Ланя, — а затем его тело полностью обмякло. Сун Лань торопливо отпустил его, тут же откатившись в сторону, чтобы сесть, позволяя ему отдышаться, и Сюэ Ян неуклюже перевернулся на спину, глядя на него с блаженной улыбкой на устах. Волосы облепили его вспотевшее, раскрасневшееся лицо, отчего он должен бы выглядеть отвратительно, но Сун Лань поймал себя на том, что как завороженный пялится на его пухлые губы, задумываясь о том, какие же они на вкус — безумие, не иначе. — Ненавижу то, что ты заставляешь меня делать, — с отвращением прохрипел он. Сюэ Ян вздохнул, откинувшись на подушку, словно сонный кот, и одарил его сладкой улыбкой. — В последнее время я ничего не заставляю тебя делать, даочжан Сун, — отметил он, подняв ослабевшую руку, чтобы провести ею в направлении затылка Сун Ланя: фантомное прикосновение отозвалось тупой болью там, где когда-то были вбиты гвозди. — Все эти плохие-преплохие вещи, которые ты только что делал… это все ты уже сам, по своей воле! Он счастливо оскалился и, закрыв глаза, вздохнул: — Ебать, кажется, мне и правда этого не хватало. Отступив немного, чтобы очиститься, Сун Ланю очень хотелось почувствовать отвращение, стыд… Но едва ли не хуже всего произошедшего было то, что он чувствовал фундаментальное облегчение, словно бы напряжение, которое скапливалось на протяжении последних нескольких дней, вдруг растворилось. Он чувствовал себя очищенным, как придорожный алтарь, из которого был изгнан злобный дух, как сердце, чьих демонов удалось усмирить. — Вот видишь? Разговоры переоценены, — промурлыкал по-прежнему растянувшийся на кровати Сюэ Ян. — В некоторых ситуациях нужно просто посраться — или потрахаться! Или прикончить кого-то, но, полагаю, Сяо Синчэнь наверняка бы расстроился, если б мы тут поубивали друг друга. Он еще раз удовлетворенно вздохнул, затем потянулся, чтобы встать, и пошатываясь подошел, чтоб взять тряпку и обмыться самому. Сун Лань тут же сделал шаг в сторону, не желая снова соприкасаться с ним. Сюэ Ян вздохнул и закатил глаза. — О, да ладно, даочжан Сун, вот только не надо все снова усложнять-то, а! Мы ведь уже хорошенечко все проработали, разве нет? Ты выплеснул свое недовольство, я чутка исправил свою подпорченную душонку и в честь этого всего мы хорошенько потрахались — хватит уже барахтаться в своих моральных заморочках. Никто же не пострадал. Сун Лань уставился на него, на все те переполненные злобой алые полосы — некоторые были столь глубоки, что разрывали кожу, оставляя на вспухшей поверхности капли крови. На горле у Сюэ Яна постепенно проявлялся огромный кровоподтек, перекрывающий следы поменьше — те, что оставили губы Синчэня. — Ты, — выдавил он из себя. — Ты пострадал. Сюэ Ян моргнул, а затем искренне рассмеялся. — Тебе пришлось бы попотеть куда сильней, чтобы я пострадал по-настоящему! — с улыбкой покачал головой он, затем отступил назад и не то чтобы лег — скорее, рухнул на кровать, путаясь в безвольных конечностях. — Это было похоже на щекотку! Крошечные любовные укусы! Я на многих оставлял следы и похуже. Ну то есть ногтями оставлял, — прояснил он с широкой улыбкой, в подтверждение своих слов продемонстрировав все четыре пальца в волнообразном движении. — Другие острые предметы в постели я как-то не использовал. Пока что. Сун Лань лишь беспомощно уставился на него. Да, ему полегчало, но в то же время и нет. Больше всего он чувствовал себя потерянным. А хуже всего то, что он продолжал хотеть чего-то, что даже не мог хоть как-то определить. Сюэ Ян немного поерзал, устраиваясь поудобней, затем издал удовлетворенный вздох и, закрыв глаза, похлопал ладонью по кровати рядом с собой. — Можешь сесть здесь, если хочешь, — буднично произнес он. — Как сидишь с Синчэнем. Кровать-то куда удобнее, чем та лавка. Закончив завязывать чжунъи, Сун Лань подозрительно зыркнул в его сторону, но глаза Сюэ Яна по-прежнему были закрыты, а улыбка, блуждающая на лице, казалось скорее сонной, нежели надменной или поддразнивающей. «Я тоже не хочу тебя хотеть», — сказал Сюэ Ян без задней мысли. И, вероятнее всего, это означало, что он хотел. Хотел его. Если бы он только мог возмутиться, впасть в ужас, чтобы не дать этому факту унять внутреннее смятение и не чувствовать себя от этого гораздо лучше. Сун Лань медленно, чопорно присел на самый краешек постели, где простыни все еще казались относительно чистыми. — Рискнешь меня пнуть — и я придушу тебя подушкой, — ему удалось сохранить свой голос беспристрастным, но глаза Сюэ Яна все равно распахнулись достаточно широко, чтобы продемонстрировать искорки смеха. — Вполне справедливо! Только скажешь Сяо Синчэню, что, пока я спал, явился призрак той старой карги и прикончил меня — ну чтоб звучало более впечатляюще! И возведи мне алтарь побольше, чем у нее, а то я вернусь и буду преследовать вас целую вечность. Его губы непроизвольно дернулись, но сам Сун Лань лишь смерил его твердым взглядом. — Спи уже, Сюэ Ян. Он принялся стеречь его сон, и едва Сюэ Ян свернулся поуютней, как это почти перестало отличаться от того, что он делал для Синчэня. Сун Лань все пытался отыскать в своем сердце ужас и отвращение, которое должен был бы испытывать после произошедшего, но даже те крупицы стыда, что ему удалось найти, были искренними лишь отчасти. — Думаю, я был бы не против, —долгое время спустя тихо произнес он в полной темноте. — Ну то, что ты предлагал, телесное тепло… если это возможно. Почувствовать себя более живым. Я бы хотел. — Угум, — пробормотал Сюэ Ян в подушку с совершенно расслабленным выражением лица — Сун Лань был наполовину уверен, что тот уже спит. — Я набросал уже кое-какие заметки в Ванцзяване. Я исправлю это. Вообще-то я очень даже хорош в починке разного всякого. Вот увидишь! Сун Лань уставился в никуда, сложив руки на коленях. Ненавидящий. И любящий. «Я тоже не хочу тебя хотеть». — Спасибо, — произнес он. Улыбка, что расцвела на устах Сюэ Яна, еще долго не сходила с его лица — она держалась там, даже когда его дыхание выровнялось, делая его во сне до странного мягким и милым.