Новая Эдда. Неожиданный поворот

Локи сидел на кровати и курил, время от времени прикладываясь к бокалу, в котором плескались остатки виски. Без кубиков льда. Ведь сотворить их уже не мог. Прошла пара часов после визита Тора, и тело уже восстановилось — побои не давали о себе знать. Но где-то в груди щемило, пекло, не давало покоя другое — горечь обиды, ненависть жгла изнутри. Локи казалось, что он еще никому и никогда не желал смерти так, как Тору. Даже Одину, который обрек его на вечные муки. Приковав к камням в темной пещере, разрешив глупой Скади принести змею, Всеотец не посмел так глумиться над ним, так унижать, как позволил себе его сын. Ощущение собственной беспомощности, досада не давали покоя. Локи придумывал для Тора наказания, самые страшные муки, которые только можно представить. Бог Обмана до сих пор не мог поверить, что этот щенок, который клялся ему в любви, посмел так унизить, попрать его гордость, втоптать в грязь. Напрасно он так, ведь расплата не заставит себя ждать. Немного успокоившись, Локи задумался уже о более насущных проблемах. Ждать милости от Тора, что тот прибудет сюда и снимет треклятые оковы, было неразумно. Конечно, он может нанести визит, чтобы развлечься, поиздеваться, опять унизить и причинить боль, но кандалы, скорее всего, не снимет. Как освободиться? От злости и бессилия Локи сжимал кулаки. Но в то же время понимал, кроме Громовержца снять оковы не сможет никто. Может, поступить, как в прошлый раз? Попробовать стоит. На этот раз Хель не заставила себя долго ждать. Посреди комнаты мелькнула белая вспышка. — Здравствуй, отец, что случилось? — царица Хельхейма улыбнулась, узрев родителя и приблизившись, села на кровать возле отца, привычно чмокнув в лоб. — Я смотрю, пещера у тебя все уютнее и уютнее. Неплохой домик. Что опять не так? — Здравствуй, доченька, — Локи поднял скованные руки. — Вот. — Вижу, и что? Опять напакостил? Тор же освободил тебя, как сейчас помню. — Тор — идиот, дочка. — Не сомневаюсь. От меня чего хочешь? Только не говори, что собрался просить меня тот же фокус провернуть, не получится. — Почему? Ты снова придешь к нему. Как тогда. Может, смилостивится надо мной. А если нет, то и проку дальше жить нет никакого. Если Тор действительно задумал дождаться пробуждения Всеотца, то сама понимаешь, мне лучше к тебе попасть, чем в руки асов. — Даже не уговаривай, — строго сказала Хель. — Ведь ты обманул меня. Или уже забыл наш уговор? — Я помню, Хель, — улыбнулся Локи. — Все со временем, я исполню свое обещание, Тор будет в твоем царстве совсем скоро. — А я скажу тебе так, бог Обмана, — Хель нахмурила брови, — сначала выполни свое обещание, а уж потом… — Но как? — воскликнул Лофт, опять подняв руки и встряхнув перед лицом дочери цепью. — Сам думай, отец, — усмехнулась Хель. — Меня нельзя обманывать, знаешь об этом. Прощай! Локи хотел еще что-то сказать, но царица мертвых уже исчезла в серебристом сиянии. Бог Обмана тяжело вздохнул. Почему он не убил Тора? Ведь была такая возможность. К примеру, когда тот спал или просто не ожидал подвоха — сотворить огонь или ледяной разящий меч и лишить жизни этого ничтожного аса. И не было бы сейчас на его руках этих оков, что лишают сил. Что останавливало его все это время? И Локи понял — он не желал смерти этому асу. Не желал до сегодняшнего дня. * * * Тор не ведал покоя. Еще днем, кое-как держа себя в руках, слушал новости от Хеймдалля, отдавал какие-то распоряжения, приветствовал новых эйнхериев, что волею судьбы оказывались в Вальгалле. Но лишь наступал вечер… Сиф с детьми отбыла в Ванахейм. Прекрасный зеленый мир, что уже много веков не ведал ни войн, ни раздоров. Тор знал, что там его детям будет хорошо. Бескрайние леса и луга, простор, дивные звери, чудесные сады, добрые ваны, что могут окружить заботой, рассказать о славном прошлом, научить нехитрым магическим фокусам. Малышам, наверное, интересно там, но Тор безмерно скучал. О Сиф старался не думать. Знал, что виноват, а вот чувствует ли она свою вину, не мог понять до сих пор. Но не из-за этого сердце изнывало от нестерпимой боли, порою заходилось в неистовой пляске, порой замирало, словно хотело остановиться. Локи… Лишь голова касалась подушки, и Тор смыкал веки, как пред внутренним взором представала та картина, что видел он, заглядывая в окно маленького мидгарского дома. Локи, сидя на коленях, прижимает скованные руки к лицу, и плечи его вздрагивают от беззвучных рыданий. Тор до сих пор не мог поверить, что решился сотворить с тем, кого безмерно любил, такую подлость, подвергнуть унижению, причинить столько боли. И каждый раз Тор твердил себе — Локи сам виноват, его нужно было наказать так, чтобы неповадно было впредь гадости творить. Но снова и снова вспоминал, как увидел его впервые, будучи совсем мальчишкой. Взирал на него, не смея моргнуть, будто увидел чудо. И так много, бесконечно много лет был для него никем, глупым мальчиком, которого чудо одаривало снисходительной улыбкой. Разве мог тогда хотя бы мечтать прикасаться к нему, целовать? Сколько раз они вместе отправлялись в путь, долгий, трудный. Но и тогда Тор не посмел приблизиться к нему. Даже будучи изрядно пьян, не решался одарить случайной грубой лаской. А теперь, когда многое сбылось из того, о чем мечтал, грезил многие годы, все пропало, рассеялось, как дым, все пошло не так. Чтобы заснуть, отдохнуть хоть немного, шептал в темноту ночи, убеждал себя, что был прав. Локи — негодяй, бездушная тварь, но снова и снова сердце рвалось, стремилось в Мидгард. И легче было вырвать сердце из груди, чем приказать ему успокоиться, заставить биться ровно. Забываясь тревожным сном, Тор вгрызался зубами в подушку, рукою все шарил по постели, будто пытаясь кого-то обнять. И сам наутро не помнил, что шептал беспрестанно всю ночь: «Локи, Локи, Локи…» И каждое утро Тор говорил себе, что наведается к Хведрунгу, поговорит, попробует объяснить. Но уже спустя пару часов понимал, что не знает, как построить разговор, что сказать, ведь оковы снимать нельзя. В этом Громовержец был уверен. А Локи ни о чем больше и слышать не захочет. * * * Бог Обмана бродил по своему мидгардскому чертогу, не зная, что предпринять. Запасы сигарет и виски давно закончились. Спустя неделю рука сама потянулась к мидгардскому средству связи — телефону. Локи набрал знакомый номер. Это было рискованно, ведь люди весьма непредсказуемые создания, а сейчас он лишен сил. Нет, он и теперь был физически сильнее любого смертного, но если смертных будет много, ему не защитить себя. Но выбора не было. Уже спустя несколько часов в домик на вершине горы вошли Фьюри и Старк. Поняв, что на этот раз ЩИТ столкнулся с практически не разрешимой проблемой, Ник приуныл. Первой мыслью было — забрать иномирца на базу и там как следует поэкспериментировать с внеземной формой жизни. Взять необходимые анализы, провести исследования. Заодно и понять, что за наручники на запястьях Локи, из какого металла. Но затем рассудил иначе — рано или поздно существо освободится от оков, и сотрудничество с ним будет уже невозможно. А гнев его может быть опасен. Ведь объект способен на многое, уж об этом Директор знал, сам успел убедиться. Старк притащил в дом какие-то агрегаты. Но тоненькую, толщиной в палец, цепь и такие же тонкие браслеты не смогло разрезать, распилить, разрубить, сжечь, уничтожить ни одно из современнейших приспособлений. Цвержья магия. Локи помнил уговор с Дьюрином, но сейчас не был уверен, распространяется ли его заклятье на эти оковы. Локи уже ни в чем не был уверен. Спустя неделю тщетных усилий, Локи вынужден был признать поражение. — Отправляйтесь на базу, — вздохнул Лофт и посмотрел на мидгардских друзей с таким сожалением, будто видит в последний раз. — Я пришлю сюда лучших агентов, если что-то случится, они помогут… — начал было Фьюри. — Нет, Ник, не стоит, — грустно улыбнулся бог Обмана. — Если что-то случится, они не смогут ничего предпринять, поверь. Лучше сделай то, о чем мы договаривались. Поторопись. Я скоро присоединюсь к вам. — Ты уверен? Я мог бы остаться, — Тони смотрел на божество, которому не смог помочь, с такой тоской в глазах, что Локи не выдержал и подошел, обнял за плечи. — Не надо, я сам справлюсь. Все будет в порядке. Не сомневайтесь. Сейчас Локи понимал одно — ему придется ждать Тора. Другого выхода нет. Соскучится сын Одина и придет. Ему ведь нравится мучить его, унижать, глумиться. Значит, обязательно наведается выпустить пар. Нужно просто продумать тактику, заставить снять оковы. И Локи уже примерно знал, как это сделать. * * * Две недели Тор жил, как в тумане. Чтобы не решиться, не совершить ошибку, не отправиться в Мидгард, каждый вечер пил горький мед. Забывался тревожным сном, а наутро спешил во дворец. Общался с Фригг, сидел подле отца и просил, чтобы тот помог ему, дал сил, укрепил волю — не сорваться, не устремиться, не помчаться к Радужному мосту, ведь интересы Асгарда превыше всего. Кто, как не отец, знает об этом, вот только советом помочь пока не может. — Фригг, ты говорила, что он слышит, когда спит, — Тор взглянул на мачеху, что сидела рядом у ложа отца и беспрестанно ткала узорчатое полотно. Выглядела она уставшей, измученной. — Слышит, Тор, конечно, слышит, — тихо сказала богиня. — Но ответить не может, ты же знаешь. И понял Тор, что без стороннего участия, без мудрого совета, обойтись не сможет. Громовержец впряг волшебных козлов в колесницу и направился в Ётунхейм. * * * — Ты выглядишь уставшим, сынок, что тревожит тебя? — спросила Ёрд, присаживаясь подле Громовержца на землю, устланную ковром из пожелтевших листьев. Тор, сколько помнил себя, не видел в этом мире лета. Лишь осень — прохладная, ветренная, порою дождливая. Или зима — холодная, снежная, лютая. А сейчас невольно подумал, что только этот мир мог породить самое необыкновенное божество. Ведь волосы его отливали огнем этих осенних листьев, что шуршали под ногами. А в волосах и на дне зрачков играло осеннее солнце. Не раскаленное докрасна, как летом, а выглядывающее из-за пожелтевших, отливающих золотом верхушек деревьев, дарящее тепло. Но в сердце его был холод, лед, что, казалось, никогда не растает, не побежит веселым ручьем по весеннему лесу. — Мама, а какое здесь лето? — неожиданно для себя спросил Тор. — Очень короткое, сынок, — улыбнулась Ёрд. — Но теплое, неужели не знаешь, не помнишь? — Не помню, — вздохнул Тор. — Ты вырос в Асгарде. Там намного теплее. Расскажи, что тревожит тебя. Тор накрыл своей ладонью руку матери, положил голову ей на плечо и тихо повел рассказ. Ёрд была единственным существом на свете, что могла выслушать и дать дельный совет. Иногда Тору казалось, что Мимир по ошибке, взяв глаз у отца, одарил мудростью Ёрд. Бог Грома прогонял эти глупые мысли, но понимал, что только мать, сколько он помнил, могла объяснить суть вещей так, как не сделал бы никто во всех мирах. Разве что Локи… — И мне теперь очень больно, мама, — закончил свой рассказ Громовержец. — Немудрено, Тор, — Ёрд погладила сына по волосам и продолжила: — Просто ты забыл то, о чем я говорила тебе в прошлый раз. Иногда вещи вовсе не таковы, какими кажутся. — Он поступил подло, мама! Как он мог так унизить меня, соблазнить мою жену, ведь знал… — А скажи мне, сын, если бы жена твоя была уверена в твоей любви, если бы ты дарил ей ту ласку, которой она заслуживала, уделял внимание, она оказалась бы там, в том доме? Тор не знал, что ответить. Ёрд продолжала: — Соблазнил, говоришь. Он мужчина, и как всякий мужчина берет то, что само плывет в руки. Твой отец всегда поступал так же, поверь. Отчаявшись ждать и надеяться на лучшее, усомнившись в себе, страдая, пытаясь что-то понять, Сиф пришла к нему. Что было там, какой разговор, почему так случилось, тебе неизвестно, ведь ты даже не спросил. — Он предал меня, — твердо молвил Тор. — Он взял то, что ему предложили, — припечатала Ёрд. — И поверь мне, сын, зная Локи, я и не представляю другого исхода. Это ты сам, своими руками подтолкнул Сиф к необдуманному шагу. Тор посмотрел на мать, будто первый раз увидел. — Как ты можешь так говорить? — Тор, если хочешь быть счастливым, пусть не сейчас, много лет спустя, научись признавать свои ошибки, а не искать подлости в чьих-то поступках. — Ладно, а Скади? Я ведь предупреждал его. Он убийца. Да еще втравил во все это мою глупую жену. — Подожди, Тор, сейчас поймешь, — Ёрд мягко положила ладони на голову сына и что-то прошептала. Тор закрыл глаза и, как ему показалось, начал погружаться в сон. Вдруг — яркая вспышка. Он понял, что находится в какой-то пещере, попробовал пошевелить руками и понял, что прикован. Стало жутко, захотелось сбросить оковы, вернуться, но не получалось. Он открыл глаза и увидел над собой, прямо перед лицом, змею. Ту самую, которая… Густая непрозрачная ярко-желтая капля яда сорвалась из разверзнутой пасти. Кожу шеи опалило огнем, нестерпимо жгучим. А затем беспощадный огонь потек по венам, все тело пронзила такая невероятная боль, что сознание взорвалось миллионами искр, руки и ноги задергались в путах, пытаясь уйти от ужасающей боли, от которой недолго было лишиться рассудка. Из горла рвался крик, и захотелось умереть, чтобы не чувствовать этого кошмара. — Почувствовал? — как будто издалека. — Прости, сынок, но ты должен был понять. Тор вынырнул из забытья и распахнул глаза. К счастью, пещера исчезла, змеи рядом не было. Он все так же сидел около матери. — А теперь скажи, разве не имел он права мстить? Тор сглотнул, проморгался, зачем-то поднял руки, чтобы убедиться, что они не скованы, что это была лишь иллюзия. — Мама, я не знаю, что тебе ответить, — Тор опустив голову, обхватил ее ладонями, зарылся пальцами в волосы. — А я скажу тебе больше, сын. Если любил его, как ты говоришь. Не просто хотел, а любил… — Ну мама, — прогудел Тор и покраснел. — Так вот, сын, если бы любил, уже сам бы давно убил Скади. За то, что обрекла его на муки, ты ведь сам все видел, своими глазами, еще тогда, придя в пещеру. И не отомстил. Побоялся? Мстить ему, нацепив оковы, легче, чем расплатиться с кем-то на глазах у Всеотца и чванливых асов? — Да что ты говоришь?! Как можно так думать? Ёрд провела ладонью по пшеничным прядям Тора. — Главное думать, сынок, слушать и слышать себя. Не принимать на веру то, что тебе навязывают, хотят внушить. Нужно попытаться самому проверить, понять. С чего ты взял, что жизнь Скади ценнее жизни Локи? И ты на самом деле готов предать его вашему так называемому суду богов? За то, что он совершил месть, на которую имел полное право? Тор тяжело вздохнул. Общаться с матерью всегда было непросто, а сейчас от всех ее слов кружилась голова. — Я не знаю, что мне делать? Ты и правильно вроде говоришь и не так все. Тор сидел и мерно раскачивался, обхватив голову руками, чувствуя, как в глазах щиплет, и наружу просятся слезы. — Я всегда говорила тебе, сын, — слушай сердце свое. Твой разум замутнен истинами, что внушали с детства. А ты не хочешь избавиться от ненужных иллюзий, от устаревших предрассудков, что кажутся нерушимыми лишь на первый взгляд. Живи своим умом, не оглядывайся на отца. У тебя своя жизнь и судьба. — Локи не простит меня, — прошептал Тор. — Никогда не простит. — Просто поговори с ним, — улыбнулась Ёрд. — Попытайся понять не только себя, но и того, кого любишь. И главное, помни одно — если ты полюбил бога Обмана, научись прощать. Тор сел в свою упряжку и направился в Асгард. Ёрд стояла и смотрела ему вслед, по щекам богини катились слезы. — Бедный мой сын, — прошептала она и печально улыбнулась. — Но тот, кому суждено изменить многое, не должен быть скован. * * * После визита в Ётунхейм Тор запутался в своих мыслях и чувствах еще более прежнего. Ёрд видит все по-своему, он это знал. Ее слова, советы, обычно если не противоречили, то были весьма далеки от тех истин и правил, что постигал он с детства. Сейчас Тор понимал лишь одно — он должен пойти к Локи и поговорить с ним. Не снимая оков. Сейчас освободить Локи было бы равнозначно тому, чтобы найти свою смерть, это уж Тор понимал. Громовержец, предаваясь своим невеселым думам, даже не заметил, как приблизился к белоснежным стенам Асгарда. Сейчас он позволит козлам немного отдохнуть и отправится в путь. Он еще не знал, что скажет Локи, вообще не уверен был, захочет ли тот с ним разговаривать. Но Тор не привык сдаваться. Он попытается объяснить ему, что не желает зла, что все образуется, и если Локи больше не станет пакостничать, не будет думать о мести, отец, пробудившись, обязательно простит. Тор никому не расскажет о Скади, ни к чему это. А еще… Громовержцу хотелось верить, что Локи когда-нибудь забудет те унижения, которым он его подверг. Правда, в это верилось с трудом. — Сын! Я уж заждался, соскучился по тебе! — вырвал из раздумий зычный голос, прогрохотавший на всю округу. Тор поднял голову и оторопел — прямо у врат чудесного города его встречал ни кто иной, как сам Всеотец, выглядевший вполне бодро и свежо, отдохнувшим, в полном здравии и даже помолодевшим.