Три скейта, два сердца и одно бенто

      Каору казался непривычно лёгким и по-мальчишески угловатым. Странно, ведь Коджиро, наверное, его тело уже успел изучить до последнего сантиметра, но сейчас, придерживая его на своих коленях и немного горбясь — в машине тихого и сосредоточенного Шэдоу был низкий потолок, так и утыкался в него макушкой — Коджиро не узнавал это ощущение. Словно Каору весь состоял только из своего внутреннего духа, и Адам выбил его своим чертовым скейтом, оставив что-то незнакомое, острое, то, что Коджиро забыл со старшей школы — и не хотел вспоминать.       — С ним всё будет хорошо. Черри Блоссом ведь не слабак, это его не сломает, — вдруг серьёзно проговорил Шэдоу, не сводя глаз с дороги. — И Сакураяшики Каору тоже не слабак.       Похоже, он улыбнулся — Коджиро почувствовал это в его голосе и устало прикрыл глаза.       — У меня что, всё на лице написано? — спросил он, понимая, что Шэдоу, может, и не было его особо видно в зеркале заднего вида, но вот эмпатии у него было внезапно много. Удивительный он человек на самом деле, и Коджиро решил ему об этом сказать: — Хороший ты парень всё-таки.       — Только на S никому этого не скажи, испортишь же мне репутацию.       Коджиро медленно кивнул, чувствуя, как Каору, что-то пробормотав, уткнулся носом ему в плечо.       До больницы они доехали быстро, и Коджиро с Каору на руках замешкался сначала в светлой приёмной, да и Шэдоу, вспомнив о своём боевом раскрасе, спешно натянул на голову капюшон, чтобы не испугать улыбчивую медсестру, которая тут же привела серьёзного врача. Коджиро опустил Каору на организованную передвижную койку и тут же попал под град вопросов, но быстро собрался с мыслями и сказал и имя Каору, и кратко описал то, что произошло. А потом упрямо отказался ждать в приёмной, поднялся вместе с молчаливым Шэдоу прямо к палате. В тихом коридоре никого не было, кроме них, и Коджиро крупно вздрогнул на жёстком стуле, когда почувствовал, как чужая небольшая ладонь крепко сжала его собственную.       — Я всё зову тебя, Джо, а ты и не слышишь.       В голосе взъерошенного бледного Мии — сплошное беспокойство, столько невысказанных вопросов в маленьком упрёке. Этим он похож на Каору — такой же ершистый.       И такой же неловко чуткий. Коджиро благодарно легко хлопнул его ладонью по узкой спине, когда он обнял его и по-кошачьи боднул лбом в плечо.       — Как твоя гонка?       — Продул, — фыркнул Мия, и Коджиро захлестнуло ощущением его обиды.       — Ну ничего, всё ещё впереди, — мягко сказал он и ободряюще кивнул притихшему Ланге, который с задумчивым, даже потерянным видом подпирал спиной светлую стену.       Да уж, им с Каору быть бы правильными взрослыми и сказать этим мальчишкам, что скейтборд — опасное дело, что нужно его бросить как можно скорее, пока не собрали букет из травм и переживаний. Пока они не стали такими же одинокими, как Адам, или такими же безрассудными, как Каору. Или же не съели себя тревогой, как сам Коджиро.       Дурные они взрослые, совсем безголовые, и Коджиро сказал совсем другое:       — Спасибо вам всем, что вы сейчас здесь. Я… Один я бы тут с ума сошёл.       Он бы сказал ещё очень много, если бы из палаты не вышел врач. Коджиро пытливо уставился в его лицо, понимая, что в приёмной даже его и не запомнил толком, всё плыло от волнения перед глазами.       — Сакураяшики-сан — вы же доставили его сюда?       — Да… Да! Пожалуйста, скажите, как он? — выпалил на одном дыхании Коджиро, подскакивая со стула и не узнавая свой голос.       — Обычно мы сообщаем информацию о состоянии пациентов ближайшим родственникам…       — Я прямо сейчас сделаю ему предложение и женюсь на нём сразу же, как только он придёт в себя, только, пожалуйста, скажите мне… Мне нужно увидеть его. Пожалуйста, пустите меня к нему, — совсем тихо и в то же время отчаянно сказал Коджиро, чувствуя, как беспокойство окутало тягучей усталостью. Хотелось снова сесть, но пусть это будет стул в палате Каору и нигде больше. Иначе он не сдвинется с места.       На минуту повисло молчание. Шэдоу с ребятами тактично молчали, врач же внимательно рассматривал всю их разношёрстную компанию.       — Что ж, Сакураяшики-сан в своё время поступал к нам и с более серьёзными травмами. Но если вы хотите устроить свадьбу прямо сейчас, Нанджо-сан, то нужно будет подождать, пока он пройдёт лечение. Пока что мы диагностировали лёгкое сотрясение мозга, растяжение правого предплечья, ушиб рёбер. Вы можете зайти к нему, но ненадолго — скоро начнёт действовать успокоительное, вы же понимаете.       — Конечно, я… Спасибо! — выдохнул благодарно Коджиро, и врач весело улыбнулся:       — Моя жена давно уже мечтает поужинать в вашем ресторане, Нанджо-сан, да мы всё никак не соберёмся.       — Я буду верить, что вы найдёте время — и буду вас ждать. Приготовлю для вас своё спец-блюдо, — подмигнул ему Коджиро, проскальзывая в тихую палату на одного. Сразу подвинул к кровати лёгкий стул, и Каору, мирно дремавший, тут же приоткрыл глаза. Взгляд у него был тёмный и сонный, лицо же на контрасте с белоснежной повязкой вокруг головы казалось не таким уж и бледным.       — Как ты? — только и выдохнул Коджиро, стараясь, чтобы его голос звучал как более легко и бодро, и Каору криво ухмыльнулся:       — Жду, пока ты сделаешь мне предложение руки и сердца. Учти, не засну, пока не дождусь, — протянул он и тут же сладко зевнул.       — Так ты всё слышал? — смутился Коджиро, сам опешивший от собственной отчаянной искренности пару минут назад. — Я… Моё сердце и так принадлежит тебе. Полностью. Всегда. Я люблю тебя и попытаюсь разобраться во всех юридических заморочках и…       — Коджиро, — устало перебил его Каору, осоловело щурясь и слегка краснея.       — А?       — Ещё слово — и я помру от смущения, понимаешь? Или засну от дряни в этой чёртовой капельнице и не дослушаю, а ты сам помрёшь потом, когда я заставлю тебя это повторить, — выдал он на удивление длинную фразу для человека, борющегося со сном.       — Тогда я просто скажу ещё раз. Я люблю тебя, — снова признался Коджиро, и Каору, вредно фыркнув, прикрыл глаза.       — Я тоже тебя. Ну, люблю, — выдохнул он едва слышно. Ему всегда сложно давались такие простые слова, так и не поверишь сразу, что такой самоуверенный молодой мужчина мог смущаться хуже подростка. — А теперь брысь отсюда. Узнаю, что ты тут в коридоре ошиваешься, то… Ладно, потом придумаю, — пробормотал он, проваливаясь в сон, и Коджиро аккуратно поцеловал его в лоб перед тем, как выйти из палаты.       Следующий день выдался туманным и удушливым, и Коджиро чудом не пересолил ни одно из блюд и не перепутал заказы, хотя мысли роились в голове с шумом и гамом, метались между Каору, который, наверное, не готов пока обсуждать случившееся, и между пропавшим в собственных страхах и сомнениях Реки, с которым тоже стоило бы поговорить. К концу дня Коджиро так и не навёл в своих размышлениях порядок, и Каору, появившийся в его ресторане перед самым закрытием, навёл в них ещё больший бардак.       — С ума сошел? Зачем ты сбежал из больницы?       — Со мной всё в порядке. Всего-то пара ушибов.       — Да ты ни дать ни взять мумия.       — Шрамы украшают мужчину. А вот ты не катался с Адамом, — о, раз уж Каору сам завёл речь об Адаме, то, может, всё было не так уж плохо.       — Уж я бы победил! — поддался Коджиро боевому настроению.       — Да конечно. Тебя новичок обошёл.       — Он — необычный новичок. Возможно, этот зверь будет покрупнее Адама.       — Ты преувеличиваешь. Адам сильнее, — пробормотал Каору и вдруг осёкся, словно сказал больше, чем хотел, и Коджиро понимающе промолчал в ответ. Каору точно хотел перевести тему, отвлечь его и себя, поэтому тут же прицепился к пустой бутылке вина: — Кончилось.       — В следующий раз приноси своё, — хмыкнул Коджиро, промолчав о том, что Каору, которому точно прописали курс лекарств, и капли вина пить не стоило бы.       — Я болен, забыл?       — Нашёл, чем хвастаться, — вздохнул Коджиро и всё же поплёлся за вином, улыбаясь мысли о том, что если Каору спорит и кусается едкими фразами, то до поправки ему не так уж и далеко. Но, похоже, лекарства всё же взяли своё, и Коджиро встретило тихое сонное сопение — Каору уснул, уронив голову на стойку. Его бы разбудить, а то он потом не разогнётся. И будет ещё ворчливей, чем обычно. Но Коджиро тихо присел рядом, наполнил золотистым в свете ламп вином оба бокала. Да, Каору стоило разбудить, но спал он так спокойно, по-настоящему набираясь сил, что потревожить его было бы преступлением, не меньше.       — Сейчас Адам катается один. Он выдающийся скейтер, только не похоже, что он счастлив. Поэтому он и стал таким, — тихо пробормотал Коджиро, понимая, что заставить себя злиться на Адама за произошедшее у него всё никак не выходило. Тревога и беспокойство за него всё равно были сильнее. Да, давненько уже Коджиро не думал о том, что его самого угораздило родиться хорошим парнем.       Он осторожно провёл пальцем вдоль упавшей на щёку Каору светлой прядки, борясь с желанием заправить её тому за ухо — вдруг проснётся?       — Но мы… Мы с тобой не одиноки. Так ведь, Каору? — шёпотом спросил он, ругая самого себя за этот глупый вопрос. Конечно же, они не одиноки, и Каору уже столько лет с ним, он ведь вчера сказал ему о том, что любит его… Коджиро крепко сжал зубы и отставил бокал, понимая, что весь день боролся с другим вопросом, даже с кошмаром, который, дай он слабину и закрой глаза, накатывал на него тяжёлой волной.       — Я ведь… не потерял тебя, Каору? — просипел он, чувствуя, как задрожали ладони. Да, он думал об этом весь день, прокручивал в голове собственное опустошение, если бы удар Адама был сильнее, если бы скейт проломил Каору грудь или шею, если бы… Коджиро не хотел об этом думать — и не мог остановиться даже сейчас, когда сонное дыхание Каору оставляло тёплый след на блестящем покрытии барной стойки. Сам Коджиро был готов задохнуться от приступа ужаса, который морозил выступившим на висках потом и гремел в груди запыхавшимся сердцем.       — Коджиро, ты чего? Эй, Коджиро! — хриплый со сна голос Каору прорывался к нему как сквозь вату, а потом стал оглушительно громким, когда тот резко хлопнул ладонями по его щекам, разворачивая его лицо к себе, и тут же мягко стёр пальцами непослушные слёзы. — Коджиро, я здесь. Пожалуйста, посмотри на меня.       — Я тебя не потерял? — снова выдохнул Коджиро, пытаясь отдышаться, и Каору испуганно вздрогнул:       — Ничего ты не потерял, хэй. Как ты вообще… Вот же — уснул я, а кошмар приснился тебе…       — Я весь день думал об этом. Постоянно уговаривал себя, что ты мирно дрыхнешь под капельницей в больнице. Я… я так испугался вчера. Адам мог свернуть тебе шею, понимаешь? Я не хочу думать об этом, но я не могу перестать.       — Да я, оказывается, легко отделался, — растерянно выдохнул Каору, похоже, только сейчас понимая, что всё могло окончиться гораздо хуже. А потом осторожно притянул Коджиро к себе здоровой рукой, и тот тут же сделал глубокий вдох, зарываясь носом в его спутавшиеся волосы. От Каору пахло какой-то мазью. Дурацкий запах.       — Он вложил в удар меньше сил, чем мог бы, — вдруг добавил Каору. — Да, он хотел уязвить меня, хотел сломать всё, что нас связывало, но он мог искалечить меня сильнее. Он… Думаю, он всё же хочет, чтобы мы его простили. Хотя сам об этом не догадывается.       — Звучит слишком уж хорошо. А раньше ты не старался рассмотреть в людях что-то светлое, даже если они, как ни крути, этого не заслуживали, — растерянно пробормотал Коджиро, и Каору вцепился в него ещё крепче.       — Что Адам придурок, что ты. Я… я от тебя научился это видеть. Ты всегда это умел.       И, судя по тёплой искорке, мелькнувшей в его голосе, он улыбался. Коджиро же наконец смог спокойно вдохнуть, чувствуя, как отравивший его ужас потихоньку рассеялся. Ведь самое светлое в его жизни — это всё же улыбка Каору.       Которого он не потерял.