***
Утро встретило парня приятной прохладой. Беллами очень не хотел уходить от Джози, подолгу смотрел, как она спит, и совсем аккуратно касался её волос и кожи, чтобы не разбудить. Но уйти всё же пришлось. Он всегда уходил с рассветом. Потому как впереди ещё нелёгкий день, за который нужно много чего успеть сделать. Подойдя к своему дому, Беллами обнаружил Атома, караулящего его у порога. Парень сидел на капоте своей машины и смотрел в телефон. — Что в дом не пускают? — с улыбкой спросил Беллами. Атом оторвался от телефона и в шутку отчитал друга: — Ну и где ты пропадал, дружище? Трубку не берёшь, дома не появляешься. — А ты меня для чего искал? — Ну как что? Рожу твою увидеть! Бессовестную. — Отлично. Тогда пошли зарулим куда-нибудь позавтракать, — предложил Блейк. — А девушка твоя тебя не кормит по утрам? — Я убегаю раньше, чем она просыпается. Дела не ждут. — Любишь ты выебнуться. Белами рассмеялся, а после спросил: — Октавия меня не искала? — Кто? Октавия? Пфф! Конечно нет. Ты забыл, как она любит от тебя сбежать? — М-да. Но хорошо, что ты хоть за ней приглядываешь. Ну, а так ведь неспроста ты меня с утра у дома караулишь. Так что колись, что случилось? — Дело есть. Но это мы в другом месте обсудим. — Таких новостей я ждал. Мне сейчас позарез надо напрячь задницу, ну прямо очень. — К чему такая спешка? — Через месяц будет год, как мы с Джози вместе. Она мечтает побывать на Мальдивах. Я пообещал себе, что исполню любое её желание. Ну и одно своё заодно. — Интригуешь. — Хочу сделать ей предложение. — Ни хрена себе! — удивился Атом. — А ты не спешишь? Всего год, дружище. — Я полностью уверен в ней и в своём выборе. Эта девушка делает меня счастливым. Она словно бы возродила меня из пепла, когда я выгорел. И я не сомневаюсь, когда речь заходит о ней. — А ты ни о ком не забыл? — серьёзно спросил Атом. — Я забыл обо всех, когда встретил её, — полушуткой ответил Беллами. — Надоели мне все. Пусть остаются в прошлом. Я, может, и кажусь поверхностным и свободолюбивым, но мне нужно нечто большее. Мне нужна семья. Это как будто однажды мне открыли глаза, и я стал видеть всё, как есть, видеть себя настоящим. Я хочу, чтобы Джози стала моей женой. Я хочу с ней детей. И чтобы спустя много лет мы с такой же любовью смотрели друг другу в глаза, как и сейчас. — Ну, если это так, то я очень рад за тебя. Значит, прошлое теперь навсегда останется в прошлом? — с невесомой грустью во взгляде выяснял Атом. — Да, — подтвердил Беллами. — Она — моя новая жизнь. И я не хочу назад. — Было бы хорошо, если все так могли бы, — с мимолётной грустью произнёс Атом. — Но я не волшебник, и не стану улучшать всем жизнь. Я буду делать это только своей будущей жене. — М-да. Любовь — сложная штука. Она, может, только для везунчиков придумана. Ибо мы берёмся отвечать только за тех, кого любим, а не за тех, кто любит нас. — В моём случае, это одно и то же. Я люблю ту, которая любит меня. Наконец-то, в моей жизни хоть какая-то гармония. Поэтому всё, Атом. Я определился. Мне не нужен никто другой. И отвечать я больше ни за чьи чувства, кроме как её, не намерен. Если я когда-то с кем-то спал, это совершенно не обязывает меня беспокоиться об их благополучии. Мне есть о ком заботиться. — Да, понимаю. Джози и правда изменила тебя. И с ней ты счастливый, поэтому и я счастлив. — Спасибо, друг. Знаю, что не все будут довольны услышать о моём решении жениться, но твоя поддержка — это уже много. — Когда собираешься сказать Октавии? — После того как сделаю предложение Джози. Пока знаешь только ты, и так пусть и будет. Не хочу, чтобы до неё слухи дошли раньше времени. — Предложение сделаешь на Мальдивах? Чёрт, даже я бы согласился! Ты не оставляешь девочке шансов сказать тебе «нет», — отшутился Атом. — На то и расчёт, — ухмыльнулся Беллами. — Она же у тебя пловчиха. Предложение сделаешь под водой? — Всё может быть. Пока обдумываю варианты, — с довольной улыбкой ответил Беллами. — Знаешь, она ведь с детства балетом занималась. — Да ладно? — удивился Атом. — А теперь плавает? — Да. Была лучшей ученицей своей балетной школы. И так было до 16 лет. Пока она не осознала, что исполняет мечту матери, а не свою. Сама она хотела другого. Она ушла в плавание. С родителями у неё теперь напряжённые отношения, но она живёт свою жизнь, а не чью-то. Её мечта — дайвинг и океанология. Но она призналась, что на островах никогда не была. Я узнал, что подводный мир на Мальдивах один из самых богатых и красивых. Теперь это моя цель. Осуществить её мечту. Беллами говорил за свою девушку с гордостью и тёплой любящей улыбкой. Он однозначно был человеком, чьим смыслом жизни стала — Джози. — Теперь я понимаю, почему ты женишься на ней, — неожиданно серьёзно ответил Атом. А после добавил: — У неё наверняка сохранилась отличная растяжка после стольких лет балета. Блейк в ответ рассмеялся: — М-да. Ты как всегда. — Но она сильная личность. За её внешней хрупкостью и не скажешь даже, что в ней такой стержень. Только не вздумайте перебираться жить на острова. Далековато будет как-то вас навещать. В этот момент Октавия вышла из дома в джинсовом пиджаке и с рюкзаком на одном плече. Увидев парней, она подошла к ним с бодрым приветствием: — Привет, бойцы! — Ты не опаздываешь? — спросил Блейк. — Нет. Всё под контролем. А ты будешь свободен сегодня вечером? Или опять будешь со своей ненаглядной Джозефиной? — Да, я буду с ней. И не только. Мы планировали у Миллера сегодня вечером собраться с друзьями. А что ты хотела? — Да так. Познакомить тебя кое с кем. — С твоим очередным парнем? — пренебрежительно спросил Беллами. — Нет. Он не очередной. Он отличается ото всех предыдущих. Вот познакомишься с ним, потом будешь оценивать, окей? Не надо заранее беситься. — Занималась бы лучше учёбой, а потом с парнями водилась. — Ой, давай не будем. Ты тоже не сидел до 18 лет с учебниками. — А ты по мне решила равняться? Думаешь, ты дотягиваешь? — Всё, не негативь. Мне в школу пора уже. — Октавия, он же не просто так негативит, — поддержал друга Атома. — Ты ещё плохо знаешь, какими бывают парни. Не все они честные и порядочные. Они часто кажутся лучше, чем есть на самом деле. — Линкольн не такой. Вы его просто не видели. — Все они «не такие»! — недоверчиво опровергнул Беллами. — Только правда может оказаться очень горькой, сестричка. И потом ты будешь жалеть, что не слушала меня. — Сначала познакомься с ним, а потом будешь рассуждать, — с улыбкой ответила девушка и поцеловала брата в щёку на прощание, а после ушла. — Тебя подвезти? — крикнул ей в след Атом. — Нет, я лучше прогуляюсь, — ответила девушка и скрылась из виду. — И что вот с ней делать? — обречённо спросил Беллами у друга. — Благо, у меня нет сестры, — ответил Атом с заметно пропавшим энтузиазмом, словно бы это Октавия украла у него весь настрой. — Как видишь, пока у меня есть это недоразумение, я не могу позволить себе свалить жить на какой-нибудь остров. А что будет потом — разберёмся. — А Октавия не очень хорошо относится к Джози, или мне показалось? — Нет, она относится к Джози на нейтралитете. Просто пока они не нашли общий язык, чтобы сдружиться. Но у них на это ещё целая жизнь впереди. — Кажется, у нас планировался завтрак, — перевёл тему Атом.***
В кафе было безлюдно, так как утро ещё ранее. Парни взяли по омлету с грибами и колбасками и по чашке американо. Время текло неспешно и лениво. Город ещё не до конца проснулся, и именно из-за такого спокойствия Беллами нравилось это время суток. Хотя ночь вместе с Джози была куда приятнее. Жаль, что она просыпается одна. Беллами хотел бы чаще просыпается вместе с ней и проводить время весь день, но это редко, когда удаётся осуществить. Они видятся в основном с вечера, и Беллами прощается с нею спящей утром. В другое же время он работает и пытается найти максимально больше возможностей заработать ещё больше. Всё потому, что у него есть цель. Джози мотивирует его. Он хочет осуществить все её желания и сделать её самой счастливой женой на свете. Столько много планов требует немалое количество средств. Даже очень немалое. И пока Беллами им не соответствует, он не успокоится. Джозефина из довольно обеспеченной семьи. Она привыкла быть принцессой для своих родителей. И Беллами не хочет, чтобы она отвыкала от этого. Он сможет дать ей больше. Она не должна измениться ради него и подстроиться под другой уклад жизни, это он должен. Так Беллами решил сам. Джози никогда его ни в чём не упрекала, она не требовала от него дорогих подарков, не требовала роскоши. Она была совсем не избалованной, хоть и была единственной любимой дочуркой. Возможно, потому что её родители очень много требовали от неё с самого детства. Отдали в балет, в конный спорт, на изучение иностранных языков и множество подкурсов, чтобы она была самой умной в школе. Она работала на износ ещё будучи ребёнком, и детством не успевала насладиться. Но теперь-то она взяла жизнь в свои руки, и она выбрала Беллами. Такая девчонка могла бы охмурить любого с кошельком и потолще, но она выбрала его. В благодарность за это, Беллами готов был сложить весь мир к её ногам. Он готов был абсолютно на всё. Ничего его не останавливало. — У нас есть хороший заказ, — принялся рассказывать Атом. — Мы должны будем взорвать один склад. Он находится за городом. Но он охраняется. Это довольно рискованно. Но щедрое вознаграждение всё это оправдывает. — Сколько? — По десять тысяч зелёненьких на каждого. — Много платят. Это неспроста, — засомневался Беллами. — Опасное дельце, но такие деньги за одну ночь нигде не заработать. — Там будут люди? — Внутри склада их быть не должно. Но склад охраняется снаружи, и это для нас проблема. Нужно проникнуть туда незамеченными. — Что там внутри этого склада? — Это нам не положено знать. Они нам столько платят за то, чтобы мы не задавали вопросов. — Это они платят за наш риск, а за отсутствие вопросов это как-то маловато. — Да ладно тебе. Такие деньги не каждый день предлагают. Смотри на перспективу. Ты один раз рискнёшь своей задницей, а твоя принцесса будет потом ножки мочить в океане. Блейка напрягало только то, что он не знает, что будет стоять за его действиями. С какой целью хотят взорвать этот склад, и что за этим стоит. Но в то же время он понимает, что это его шанс. Заработать много денег за месяц честным трудом просто нереально. Другие чёрные делишки, за которые они брались, были менее разрушительны и рискованны, но потому и менее оплачиваемы. Беллами поставил себе цель, ограничил её достижение временными рамками, и теперь должен выкручиваться, как может. — Ты знаешь, я на многое могу пойти, но убивать людей ради денег я не стану, — поставил условие Беллами. — Ясен пень, я тоже. Ты во мне сомневаешься, дружище? — Не в тебе. А в тех, с кем мы имеем дело. — Но мы с тобой будем владеть этой ситуацией. Мы удостоверимся, что там никого нет. У нас просто нет другого выхода, ибо я уже дал согласие на это дело. Я не хочу брать кого-то ещё, кроме тебя, потому как только на тебя я могу положиться на тысячу процентов. — И не придётся, потому что я в деле. — Есть! — обрадовался Атом. — Обожаю твою Джози! Беллами знал, ради чего он идёт на такой риск. Он думал о том, что его ждёт буквально через месяц, и уже было неважно, насколько он рискует и что собирается для этого сделать. В голове только белоснежный пляж и улыбающаяся Джозефина со счастливым блеском в глазах. А после ужин на берегу лазурного океана, стол, который стоит прямо на песке, а вокруг ни души, только они вдвоём, и Беллами протягивает ей кольцо. С этого момента начнётся новая жизнь. Та, о которой он всегда мечтал. С этого момента никто на всём белом свете не будет настолько важен, как Джозефина. Она будет не принцессой, а королевой. И Беллами хоть голыми руками построит для неё замок, сокрушит весь мир ради её улыбки, ведь он счастлив только рядом с ней, только когда она счастлива. — Правда, нам бы не помешала помощь в таком деле, — продолжил Атом. — Чтобы, как минимум, на шухере постоял, когда мы будем внутри. Но я пока не знаю, кому предложить. — Нахрен надо делиться вознаграждением с кем-то, — возразил Беллами. — Ну знаешь ли, мёртвым деньги вообще не нужны. Да и отвалим мы с тобой какую-нибудь копейку, не обеднеем. Основную-то работу мы вдвоём выполним. — А кто согласится идти на такой риск за «копейку»? — Найдутся, не переживай. Только вот не хотелось бы брать непроверенных людей с собой. — Окей, я подумаю над этим. Но если не найдём нужного человека, то пойдём вдвоём.***
Когда настал долгожданный вечер, Беллами сразу же поехал за Джозефиной. Девушка вышла из дома в коротких джинсовых шортах, которые подчёркивали её стройные длинные ноги, и в белом топе. Её волнистые светлые локоны были игриво разбросаны по плечам, а на руке поблёскивал тонкий изящный браслет. Беллами всегда замечал все мелочи на ней, будь эта крохотная заколка на волосах или новые серьги. Просто он любил в этой девушке всё, любил её рассматривать и наслаждаться ею, как шедевром его жизни. — Меня не пришлось долго ждать? — спросила девушка, подходя к стоящему у машины парню. — Ты, как и всегда, вовремя, — с улыбкой ответил Беллами. — Ты всегда так говоришь, а на деле ждёшь по полчаса, и даже не подгоняешь. Джози поцеловала парня, и он мгновенно растворился в её нежности. По дороге к дому Миллера Беллами заехал на городской пляж, чтобы встретись с Джози закат у моря. Они подъехали к самому разгару небесного пожара. Девушка заворожённо смотрела на закат и восторженно произнесла: — Ты знал! Ты знал, как я хочу сейчас увидеть море! — Ты всегда его хочешь увидеть, — с довольной улыбкой отвечал Беллами. — Да, я так сильно люблю его, что мне просто необходимо видеть его каждый день. Беллами подмечал всё, что она говорила. Она говорит, ей необходимо видеть море каждый день, а он уже думает о том, что ему нужно купить для них дом с большими окнами, вид из которых будет выходить на морские просторы. — Мы не поедем до Миллера? — спросила девушка. — Поедем. Дай мне чуток побыть с тобой наедине. — Я не против. Хоть весь вечер, хоть всю жизнь, — ответила Джози, одарив его своей самой обворожительной улыбкой. С ней становилось так легко. Усталость суматошного дня испарялась в миг. И мир становился ярче, красочней, проще. Любые проблемы — уже не проблемы. Любые тревоги уносятся прочь при виде её улыбки. — Серьёзное заявление, мисс Лайтборн, — с напускной серьёзностью произнёс Блейк. — Только я нуждаюсь в одном маленьком пояснении. Ты готова провести всю жизнь со мной или на этом пляже? — С тобой, что угодно и где угодно. Только сначала я сдам сессию. — А после сессии хоть на край света, так? — Да, именно так, — светилась улыбкой девушка. — Я вот всё думаю, как же это классно, иметь кого-то, с кем можно вот так просто быть собой и ничего не бояться. Ты словно бы подарил мне меня. Я расцвела с тобой по-другому, по-новому. Всегда думаю, как же мне повезло. Эти слова тронули парня до глубины души. Её благодарность была для Беллами главным мотиватором. Именно поэтому он был готов рисковать собой хоть каждый день, лишь бы Джози чувствовала себя так всегда. Чувствовала себя защищённой и нужной, и не думала ни о чём плохом. Для этого у неё есть Беллами. Он подумает обо всём за неё. — Я чертовски люблю тебя, солнце, — ответил Беллами, проникновенно посмотрев ей в глаза, и поцеловал девушку в губы. К Миллеру они приехали, когда уже стемнело. Вечеринка была в самом разгаре. Собралось много людей, как друзей Беллами, так и едва ему знакомых людей. Все выпивали и веселились, и опоздавшие быстро влились в их компанию. — Привет, Джози, — поздоровался с девушкой Атом. — Привет, привет! — весело отвела Джозефина и обняла парня. — Ты сегодня готов вывернуть карманы наизнанку? — Вот же картёжница! — со смехом ответил Атом. — Ты в прошлый раз обобрала меня до нитки, и тебе не хватило? — Это просто так приятно — утереть вам нос. А то почему-то все парни думают, что девушки не умеют играть в покер. — Ты уже давно стёрла этот стереотип. Здесь никто теперь и не зарекается об этом, чтобы ты не начала им доказывать обратное. Твоя школа? — спросил Атом у Беллами. — Моя? — удивился Блейк. — Да она меня уже тысячу раз обставляла! Тут ещё кто у кого учиться должен. — А вы тоже на деньги играете? — Нет, на кое-что другое, — с игривой улыбочкой ответила Джозефина, подмигнув Беллами. — Ну я бы на таких условиях тоже не отказался проигрывать, — отшутился Атом. — О, я пойду с ребятами поздороваюсь, — оповестила Джози своего парня и отошла. И тогда Атом сразу же предупредил, как только девушка их покинула: — Джоанна здесь. — И что? Мне обрадоваться или обосраться? — незаинтересованно произнёс Блейк. — Предупреждаю, чтобы ты знал. — Мне плевать на неё и на то, где она обитает. — А ей не плевать, если ты забыл. — Слушай, Атом, я думал, мы это уже обсудили. Я ничем ей не обязан. Мы спали с ней больше года назад. К чему это припоминать? — А караулить она тебя как давно перестала? А то, что она пыталась покончить с собой, когда узнала, что ты начал встречаться с Джози, как-то сложно из головы выкинуть. — А ты не слишком много паришься о ней? Пойди да подкати, раз так она тебя волнует. — Не в этом-то дело. Просто не захочет ли она снова себя убить, когда узнает о вашей с Джози свадьбе. — Да пусть, что хочет, делает. Как я на это повлияю? Я не считаю себя виноватым в том, что она ебанутая. То, что она до сих пор меня забыть не может — не моя проблема. В тот раз я приехал к ней в больницу, привёз цветы и извинился за всё, хоть и виноватым себя не чувствовал, но я попытался сгладить и всё ей объяснить. Мы поговорили, она сказала, что поняла меня и согласилась со мной. Так что ещё я могу сделать? Теперь мне никогда не жениться, раз Джоанна больно мнительная? — Окей, забыли про Джоанну, — согласился Атом. — Тем более, что ты и вправду не при чём, что она по каждой херне готова вены резать. Слушай, а забавно получается! Ты что притягиваешь к себе людей, имя которых начинается на «Джо»? Джоанна, Джозефина. Прямо чудеса какие-то. — Судьба иронична, не спорю. Но меня интересует только одна Джо из всех остальных. Но вскорости улыбка исчезла с лица Беллами, а от прежней лёгкости не осталось следа. Беллами заметил в толпе Октавию вместе с высоким чернокожим парнем. Он выглядел прилично старше неё. И точно не походил на прежних её худощавых смазливых парней. — Посмотри на это, — презрительно произнёс Беллами, глядя в их сторону, и тогда Атом их тоже заметил. — И где она его только нашла? — Ну выглядит благопристойно. Одет ничего, а значит не бомжара какой-нибудь, уже хорошо. — Моя планка требований несколько повыше будет, — не согласился Беллами. — Да и взросло он выглядит для неё. — Ну так может, это только плюс, и он серьёзнее и благоразумнее остальных ребят. Беллами неодобрительно посмотрел на друга, и Атом тогда продолжил: — Ладно. Пошли познакомимся, а не будем гадать, нормальный он или нет. Парни подошли к Октавии, и тогда взгляд девушки загорелся от радости. Она волновалась, это было видно, но она всё же делала то, что хотела сделать. — Линкольн, познакомься. Это мой брат Беллами. Линкольн тут же обратил своё внимание на него, представился с лёгкой улыбкой и протянул руку для рукопожатия. Беллами ответил ему тем же, но не с таким же добрым настроем. После Линкольн протянул руку Атому, чтобы познакомиться. — Я — Атом. Друг Беллами и Октавии. — Да, Октавия и о тебе рассказывала. Рад с вами встретиться. — Рассказывала обо мне? — удивился Атом. — Что именно? — Что у Беллами есть очень хороший друг, на которого всегда можно положиться, — влезла Октавия с волнительной улыбкой. Она поглядывала на оценивающий холодный взгляд Беллами, и именно это заставляло её нервничать. — Спасибо. Приятно, — ответил Атом. — Сколько тебе лет, Линкольн? — сразу же стал сыпать вопросами Беллами. — 25. Я окончил университет, и теперь работаю инженером. — Уже неплохо. А ты в курсе, что ей 16? — Почти 17, — с недовольством влезла Октавия. — Только через пару месяцев, — строго опроверг Беллами. — Да, конечно, я в курсе. Но я же ничего не делаю против её воли, — со спокойной уверенностью ответил Линкольн. — Я понимаю твои волнения. Она твоя младшая сестра, и это только огромный плюс, что ты так её оберегаешь. Но хочу, чтобы ты знал, я готов взять ответственность за неё. Я не наврежу ей ни в коем случае. Наоборот, я хочу осчастливить её. — Ну говорить ты научился. К двадцати пяти. А вот научился ли отвечать за свои слова, это покажут только действия. Так что не думай, что я так просто начну тебе доверять свою сестру, только потому что ты пиздишь красиво. — Да, я понимаю это, я согласен с тобой, — с непоколебимой уверенностью отвечал Линкольн. Его слова не содержали и грамма злости. Этот парень не перешёл в позицию обороны, когда Беллами начал его атаковать. Блейк заметил его внутреннюю силу сразу, но он и не собирался вестись на это. Этого слишком мало. — И что ты сделал для неё, чтобы быть с ней? — задал вопрос Блейк, строго глядя оппоненту в глаза. — Беллами, перестань! — влезла Октавия. — Сходи погуляй, О! Я хочу пообщаться с твоим так называемым парнем. — Никуда я не пойду. Я останусь рядом со своим «так называемым парнем»! — О, новые лица! — послышался жизнерадостный голос за спиной Беллами только что появившейся девушки. — Это Джозефина, девушка моего брата, — представила её Октавия своему парню. — Можно просто Джози. Октавия всё никак не привыкнет. — Очень приятно. Меня зовут Линкольн. — А что это вы, ребята, стоите с пустыми руками? — спросила Джози мягким ласковым тоном. — Пойдёмте к бару, я сделаю вам коктейли. Джозефина увела за собой Линкольна и Октавию, оставив Беллами с Атомом наедине. — Мне вот тоже стало интересно, — начал Атом. — Что нужно такого сделать, чтобы иметь право встречаться с твоей сестрой? — Как минимум, любить её. — Это только как минимум? — Конечно. Этого недостаточно. Мне нужно быть уверенным, что он относится к ней со всей серьёзностью. Что он не кинет её, как наиграется. — После встречи с тобой, думаю, он не рискнёт. — Кто знает. Его нужно проверить. — Как? Потребуешь, чтобы он выиграл в покер у Джози? — усмехнулся Атом. — Ты прямо-таки не оставляешь бедняге шанса. — Нет. Я думаю взять его вместе с нами на задание. — Ты уверен, что это правильно? Мы его знать не знаем. И ты готов ему довериться? — Я должен доверить ему свою сестру. Это как-то сложнее, чем доверить свою жизнь. Пускай проявит мужество, и тем самым докажет, на что он готов пойти ради Октавии. — Бесплатный помощник — что может быть лучше? — согласился Атом. В скорости Джозефина вернулась к своему парню вместе со стаканом в руках и обратилась к Беллами: — А вот и твой любимый джин тоник. — А мой любимый джин тоник не принесла? — отшутился Атом. — Как жаль. Придётся своими ножками топать до бара. Под таким предлогом Атом и слился, оставляя парочку наедине. — Не нервничай ты так, — успокаивала его Джози. — Этот Линкольн вроде неплохой парень. — Моей сестре не нужен неплохой, ей нужен лучший. — Это просто невозможно, Беллами, ведь самый лучший есть уже у меня. А ты дай этому парню шанс проявить себя. Может быть, он и есть идеальный вариант для Октавии, только пока ты этого не можешь увидеть, ведь ты сам не позволяешь себе увидеть это. — Может и так, но моя сестра ещё слишком мала для того, чтобы вообще иметь отношения. — Ты хочешь сказать, что никогда не спал с 17-летними? — поставила под сомнение Джози. — Я понимаю, но это моя сестра, а не какая-нибудь девчонка из клуба. Она ещё не знает, какая эта жизнь на самом деле. Потому что она живёт под моим крылом и не видит реалий нашего мира. Из семьи мы с ней одни друг у друга, и больше никого. Потому я не могу так легко к ней относиться. Вы обе — самое дорогое, что у меня есть. И я буду безустанно беспокоиться о вас. И сколько бы ей ни было лет, она всё равно остаётся для меня моей маленькой сестрой. — Да-да, это так. Но как ты правильно подметил, у тебя есть ещё я. А у неё есть только ты. Но ты ведь понимаешь, что этого недостаточно. Она тоже хочет быть любимой. Но ты ей этого не позволяешь. Тебе нужно немного ослабить хватку, дать ей чуть больше свободы. Она же не останется одна. У неё будешь ты. Ты присмотришь, защитишь, если вдруг что-то пойдёт не так. — Уговорила, — сдался Беллами. — Я так и сделаю, когда смогу быть более уверенным в Линкольне. — Хорошо, строгий братишка, — усмехнулась Джози и сверкнула кокетливой улыбкой. — Но сейчас, думаю, тебе надо расслабиться. Не могу же я оставить тебя таким нервным на весь вечер. Девушка ласково провела ноготками по шее парня и позвала его за собой. Она как рукой сняла всю злость и нервозность от встречи с Линкольном. Переживания растворились и даже не оставили после себя горьковатое послевкусие. Только Джозефина умеет так. Ей подвластно даже менять его внутреннее состояние одной только улыбкой или прикосновением. А её поцелуи вообще имели безграничную мощь. Как только они сели в машину, Джозефина сразу же перебралась на Беллами. Они страстно целовались, проглатывая воздух, цепляясь за него урывками. Девушка лёгким движением руки оказалась обнажённой, сняв свой крохотный топ, под которым не было белья. А после она с нетерпением содрала с Беллами майку и прижалась к его голому торсу торчащими сосками. Проблема была только с тем, чтобы снять с себя шорты. Она не сделала это перед тем как сесть сверху на парня. Но Джози была очень гибкой и компактной девушкой. Она опрокинулась назад, легла спиной на руль, а ноги положила на широкие плечи Беллами. Слегка приподнявшись, она позволила парню снять с неё проклятые мешающие шорты вместе с шёлковыми стрингами. Беллами поцеловал её ногу и даже аккуратно схватил зубами за большой палец. Взгляд девушки загорелся ещё более сокрушительной страстью, и она вернулась в исходное положение, чтобы продолжать истязать парня своим поцелуем. Беллами тогда подумал о том, что ему нужно купить машину побольше для всепоглощающей страстности его девушки. Он утопал в невероятных ощущениях, целуя её хрупкие плечи, ключицы и грудь. Джози прижималась к нему всё сильнее и не сдерживала себя во стонах. Руками она зарывалась в его волосы и цеплялась за крепкую спину. Он чувствовал, как её тело буквально пульсирует от удовольствия. И он обожал весь процесс: от долгих предварительных ласк до того, как он кончит, но и на этом его интерес не пропадает. Он продолжает целовать девушку, смакуя каждый сантиметр её тела, до тех пор, пока силы их обоих не покинут окончательно. И это может продлиться до самого утра.***
Сегодня была одна из самых решающих ночей, самой главной задачей которой было не умереть. Беллами надеялся, что всё, как и всегда, пройдёт хорошо. Хоть и предчувствие было каким-то недобрым. Беллами списал это на волнение. Всё-таки его ждёт опасное ночное приключение. Волноваться — это нормально. Вечером позвонила Джозефина, просто чтобы поговорить. Она это делает нечасто. И Беллами, хоть и не был готов говорить, ответил на звонок и с искренним интересом выслушал о том, как она провела день. Ему всегда было приятно её услышать, даже не в самый подходящий момент. Он с улыбкой выслушал, как она жаловалась на строгую тренершу по плаванию и на то, как её во второй раз заставили переделывать курсовую работу в университете. И ему стало как-то не по себе, от того, что он не может вот так же просто рассказать о своих проблемах. О том, что он идёт сейчас на дело, из которого может не вернуться живым. И то, что его до сих пор гложут сомнения на счёт того, правильно ли он поступает, что вообще идёт на такое дело. Он не может ей это рассказать, не может получить поддержку. Потому что не хочет, чтобы у Джози были его проблемы. Пускай лучше переживает по поводу курсовой, и не думает ни о чём плохом. Беллами пообещал ей, что весь следующий день они проведут вместе, и внутри себя понадеялся, что так оно и будет. — Не засиживайся долго, Джози. Тебе нужно хорошо отдохнуть перед завтрашним днём. Сначала дела в Универе, тренировка, а потом ещё и меня терпеть полдня. — Не терпеть, а наслаждаться. И это тебе необходимо выспаться, мы завтра пойдём гонять в скейт-парке, а потом на пляж. Гарантирую, ты будешь уставшим, но счастливым. — С тобой так всегда, — с улыбкой сказал Беллами. — Спокойной ночи, милая. Я люблю тебя. Пожелав девушке спокойной ночи, Беллами положил трубку. Теперь он был полностью готов покинуть дом и идти на место встречи с Атомом и Линкольном. С Линкольном они предварительно всё обговорили, и тот согласился им помочь, не колеблясь в своём решении. Только вот на выходе из дома, Блейка остановила Октавия: — Оставь Линкольна в покое! Я не хочу, чтобы он туда шёл. Мне не нужно ничего доказывать, я ему и так верю, а тебе он ничего не должен! — Я его не принуждал. Я предложил ему помочь, он согласился. — Конечно, согласился! Потому что он хочет наладить с тобой отношения. Он, в отличие от тебя, переживает по поводу того, что меня это беспокоит. Ему не плевать на меня, а ты твердолобый баран! Что ещё ему остаётся делать?! — Вот поэтому я ему и предложил пойти с нами, чтобы наладить отношения, как ты сказала. — А нельзя было просто пива в баре попить? — А я парня своей сестры должен по количеству выпитого им алкоголя оценивать? — Да! Не поверишь, но нормальные люди просто общаются друг с другом, а не подвергают чью-то жизнь опасности. — О, послушай, всё будет нормально. Мы проверяли это место. Там работает всего один охранник, и мы вколем ему снотворное. После сделаем своё дело и уйдём незамеченными. Никакой опасности в этом нет. Разве бы я стал рисковать своей жизнью или жизнью своего друга? — Стал бы. Не сомневаюсь. Когда тебе что-то нужно, ты не останавливаешься ни перед чем. — Не стал бы, — со спокойной уверенностью уверил её парень. — Потому что у меня есть ты. Я не готов умирать, пока ты нуждаешься в моей заботе. — Я всегда буду нуждаться, — успокоившись, с мокрым блеском в глазах призналась Октавия. — Поэтому не вздумай никогда рисковать. — Не буду, — с улыбкой ответил Беллами. — Ну всё, иди сюда. Октавия крепко обняла его. И в этот момент Беллами пожалел обо всём. Конечно же он солгал ей, что всё пройдёт так просто. Они сами не знают, как всё пройдёт. И если он умрёт, то Октавия останется одна. Но назад уже отступать нельзя. Теперь самое важное — не допустить ошибку. Ему есть к кому возвращаться. В этот раз было всё по-другому. Ни так, как обычно. Беллами чувствовал лёгкую неуверенность. Будто бы делает что-то не так. Обычно он не сомневается в том, что делает. Они не первый раз с Атомом берутся за такого рода работу. Хотя и что-либо взрывать им предстояло впервые. Возможно, именно поэтому и возникали сомнения. Но Беллами пытался отбросить эти мысли в сторону. Теперь уже не время для того, чтобы сомневаться. Он встретился с Атомом и Линкольном в условленном месте, где они ещё раз обговорили план действий и отправились воплощать план в жизнь. Ну или на худой конец, в смерть. Они наблюдали за складом до этого несколько ночей, следили, как он охраняется и кем. Они уже знали, с какой стороны заходить и как обойти охрану. Но всё это, конечно же, не давало стопроцентной гарантии, что они пройдут незамеченными. Линкольн оставался на стороже, пока Беллами с Атомом устанавливали бомбу. И как только они начали отходить от склада, их всё же заметили. Парни услышали звуки выстрелов, от пролетевших пуль совсем рядом. Тогда они кинулись в бега. И только когда они отбежали достаточно далеко, Беллами нажал кнопку на пульте, и в ту же секунду за спиной рванул склад, загоревшись высоким столбом пожара. Белами обернулся и увидел проделанную работу, а прямо за собой увидел только Атома. — Линкольн отстал. Мы должны вернуться за ним. Как только Беллами успел сделать лишь пару шагов назад, его резко остановил Атом, оттолкнув в плечо назад. — Ты в своём уме? Ты не слышишь, что там стреляют? — Но его могут там пристрелить. — Так лучше его, чем тебя! — возразил Атом. — Ты думаешь, я позволю тебе пойти под пули? Чтобы вас обоих пристрели? Он взрослый парень, выберется. В конце концов, он пошёл с нами, чтобы доказать, что у него есть яйца, так пусть этим сейчас и занимается! Из темноты снова послышались звуки выстрелов, и тогда Беллами сдался и отправился прочь от места взрыва вместе с другом. К рассвету парни вернулись к сгоревшему в угли складу. Солнце только показалось из-за горизонта, и осветило поле своим неярким светом. Вокруг трава была покрыта чёрным пеплом, а воздух пропах костром. Беллами увидел тело издалека. И каждый шаг приближения к нему давался всё тяжелее. И подойдя к нему достаточно близко, Беллами смотрел на лежавшего на земле Линкольна, а вокруг кровь и пепел. Пепел лежал даже на его лице. Безжизненном лице. На ресницах закрытых глаз. И на губах, не отлитая от его дыхания.***
Беллами вернулся домой рано утром. Атом шёл прямо за ним. Они оба молчали всю дорогу. Блейк чувствовал себя так, словно бы его эмоции парализованы. Он ничего не чувствовал, и это было невыносимо. Он понимал, что это боль. Головой понимал. Но он не мог её выкричать, выпустить. Она сковала его изнутри. На пороге сидела Октавия и ждала их. Как только она увидела парней, она с радостью выбежала к ним навстречу, но её радость мгновенно улетучилась с её прекрасного юного лица, как только она не заметила среди них Линкольна. Её взгляд наполнился тяжёлой паникой. Беллами, глядя на неё, не знал, что он будет делать дальше. — Где Линкольн? — испуганно спросила Октавия у Беллами. Он не смог ничего ответить. А его убитый взгляд пугал девушку ещё сильнее. — Где Линкольн? Где он? — уже громче выкрикнула Октавия, оттеняя свой голос выраженной болью и страхом. Так и не добившись от брата ни слова, она подскочила к Атому и умоляюще выпрашивала ответа. — Атом, пожалуйста, скажи мне, где он. — Мне жаль, Октавия… — с трудом произнёс Атом тяжёлые слова. — Но он не смог вернуться. — Он вернётся? Ты это сейчас сказал? Он же вернётся, да? — спрашивала, сбитая столку своей болью, девушка. — Нет, — с сожалением ответил Атом. Октавия наполнилась слезами и смотрела куда-то сквозь парня. Ей понадобилось буквально несколько секунд, чтобы до конца осознать это, и она выпустила пронзительный крик отчаяния. Она кричала как безумная, сквозь слёзы, срывая голосовые связки. Атом обнял девушку и прижал к себе, чтобы она смогла устоять на ногах. И она продолжала рыдать ему в плечо. Беллами стоял рядом и ощущал, будто бы его режут на части тупым ножом. Слыша её крик, видя её слёзы, он хотел лишь выстрелить себе в голову, но только бы не чувствовать себя виновником её боли. Как только Октавия выкричалась, она подлетела к Беллами и с силой ударила его по лицу с криком: — Я ненавижу тебя! Атом схватил девушку со спины и оттащил её от Беллами, но она не унимала свой отчаянно яростный крик: — Ненавижу! Ненавижу тебя! А-а-а! Беллами остался стоять на месте, прикованный своей болью. Болью, которая, казалось, медленно и мучительно убивает его. Он не мог произносить слова, не мог двигаться, и не мог хоть как-то оправдать себя даже перед самим собой. Он осознавал, что кровь Линкольна на его руках, и сломанная жизнь сестры. Беллами не знал, как дальше с этим жить, он теперь ничего не знал. Остальные дни прошли как в тумане. Беллами никогда не был настолько подавлен, чтобы потерять счёт времени. Октавия ушла из дома, и он не мог её найти. Встретил лишь раз на похоронах Линкольна. Увидев его ещё издалека, она подошла и сказала, чтобы он не смел здесь оставаться. Она не захотела его слушать и вновь исчезла. Блейка живьём пожирала вина за смерть Линкольна. А ненависть сестры ещё сильнее добивала его. И он думал, что он никогда из этого не выберется. Ничто его не вытягивало из этой боли хотя бы на минуту. Даже Джозефина. Хоть она и безустанно пыталась. — Ты не виноват в том, что произошло. Он дал своё согласие пойти с вами. Он знал, что это будет опасно. И если бы ты тогда вернулся за ним, то сейчас лежал бы в соседней могиле. Твоя сестра этого просто не понимает — того, что ей было бы не легче оплакивать двоих дорогих людей сразу. — Я солгал ей. Сказал, что всё будет хорошо. И не сдержал слово. — Ты хотел её успокоить. Это не ложь. А то, что ты не сумел спасти Линкольна, не говорит о том, что ты убил его. Дай время понять ей это. Она успокоится. Просто отпусти её. И не слушай её. Ты не виноват. Так сложились обстоятельства. — Я и тебе солгал. — Я знаю, — ответила девушка. — Я не злюсь на тебя. Только попрошу, больше так не делать. Ты должен завязать с такими делами. Мне не нужен богатый парень, мне нужен ты какой есть, а главное живой. — Мне кажется, я потерял сестру, — произнёс Беллами с наполненным остриём боли голосом. — Я будто бы убил не Линкольна, а её саму. Свою родную сестру. — Любимый, — мягко произнесла Джози, сев возле парня на колени, и взяла его за руки. — Чтобы не случилось, я рядом. Я всегда буду рядом. Ты не останешься один. Я всегда буду любить тебя, даже если весь мир будет против тебя. И поверь, мы выстоим, мы выиграем эту войну. Когда я рядом, я твоя броня и я твоё оружие. Помни об этом всегда. Чтобы не происходило, и как бы настойчиво эта жизнь не пыталась тебя сломить. Мы с тобой выстоим. Вместе. Всегда. Девушка наклонилась и поцеловала его в руку. Но Беллами наполнялся лишь остротой и тяжестью. Он ценил то, что она рядом. Её присутствие было единственным его спасением. Иначе бы он уже свихнулся от переизбытка боли и внутреннего самоубийства. Только Джозефина — его последняя опора.***
Недели безжалостно пролетали мимо. Мимо жизни, мимо какого-либо смысла существования, мимо Беллами. Октавия сбрасывала звонки, в школе не появлялась. Никто из её друзей не знал, где она. Ну или же они просто так говорили. А Беллами лишь безустанно пытался её найти. И терял самого себя, в попытках найти её. Он каждый день напивался, превращался в кого-то лишь отдалённо напоминающего прежнего Беллами, он ломался прямо на глазах. Изо дня в день. Это был необратимый процесс. Никто не в силах был ему помочь. К Джозефине он перестал приезжать. Он не мог с собой справиться, и не мог позволить себе прийти к ней в таком виде. Он не мог позволить себе быть таким жалким перед ней. Ведь она влюбилась в сильного непобедимого парня, которым он теперь не является. Он боялся её разочаровать. Боялся потерять её. Он каждый раз говорил себе: «Поднимись с колен на ноги, если хочешь быть снова достойным её». Но у него не получалось. Он так и не поднимался, и снова не приезжал. Несмотря на то, что до безумия хотел её видеть. — Я знаю, что ночка у тебя была бурной, но всё-таки пора на работу. Поднимайся, — говорил Атом, придя в дом Беллами с самого утра. Беллами поднялся с кровати и побрёл умываться, а после на кухню за водой. Раньше в этой небольшой квартире царил порядок и уют, потому что здесь жила Октавия. Она следила за тем, чтобы всегда была еда в холодильнике и вокруг порядок. Сейчас всего этого нет. Беллами никак привыкнуть не может к такой пустоте. Одиночество в этой квартире становится до невыносимости тяжёлым, и Беллами заполняет её пустоту своей горечью. — Ты так и не виделся с Джози? — спросил Атом. — Нет. Пока нет, — прохрипел Беллами. — А она уже приехала от родителей? — Ты у меня это спрашиваешь? Она вроде как твоя девушка. Ты вообще заметил, какой сейчас месяц, Беллами? — Да. Сентябрь, вроде бы. — Ага. Начался учебный год. Джози давно уже здесь. — Мне стыдно появляться перед ней. Я обещал ей одно, но всё пошло через задницу. — И будет идти. Пока ты не возьмёшь себя в руки. Я понимаю, что тебе ахуеть как непросто. Понимаю это лучше, чем кто-либо другой. Но загубить тебе себя не дам. Октавия была для тебя самым родным человеком. Но она оставила тебя, и тебе нужен кто-то рядом. Вспомни о тех, кто рядом. Прошлое ты уже не изменишь, а вот на своё будущее ты ещё в силах влиять. Вспомни о своих планах. Неужели ты позволишь им остаться в прошлом вместе с Октавией? Беллами взял себя под строгий контроль. Перестал пить. Совсем. Хоть и за три месяца уже выработалась пагубная привычка. А ещё и на трезвую с болью и чувством вины было сложнее справляться. Но он теперь твёрдо решил выстоять это. Для того, чтобы привести себя в порядок и вернуться к нормальной жизни, если это вообще возможно. Появиться вновь перед Джози было как-то совсем непросто. Беллами не ожидал от себя, что ему это будет так сложно. Теперь он чувствовал себя виноватым ещё и перед ней. Слишком много натиска на него свалилось за последнее время. Беллами раньше думал, что со всеми трудностями готов справиться, но оказалось, что это не так. Он сам себя разочаровал. Что уж говорить о других? Беллами всё же решился. Он собирался сделать Джози самой важной частью его жизни. Важнее вообще всех. Он хотел создать семью с ней, сделать её первостепенной. И тогда он сможет отвлечься от сестры и от того что сделал с её жизнью, и со своей. Джози может его спасти. Она может вытащить его на свет. Она не даст ему вновь захлебнуться. Она снова будет самым важным стимулом, и тогда Беллами сможет всё. Как и прежде. Это то, что было ему так необходимо. Беллами приехал к ней домой. Она открыла дверь и впустила его с недовольным выражением лица. Они остались в гостиной, и девушка, опёршись об стену, выжидающе смотрела на Блейка. — Я не знаю, с чего начать. Я долго не появлялся. Я виноват перед тобой. Очень. Прости меня. — Вот так просто да? — раздражённо произнесла Джози. — Пропал на три месяца, а потом появляешься с просьбой тебя простить? Я что для тебя пустое место, что ты решил, что обо мне можно забыть? — Нет, Джози, нет. Ты не пустое место. Мне было просто хреново всё это время. Я пытался найти сестру, а она как в воду канула. И я не хотел, чтобы ты видела меня в том состоянии. Ты мне очень важна. Я по-прежнему тебя люблю. Ты не думай, что я забыл о тебе. Я никогда не забывал. — А я вот что-то уже и подзабыла, как ты даже выглядишь за это время, — злостно высказалась Джози. — Ты искал сестру. Она кинула тебя, а страдать должна была я? Что я должна была думать? Ты сказал мне, чтобы я отложила поездку к родителям, что у тебя есть для меня сюрприз. Я всё объяснила им, а потом пообещала тебя с ними познакомить. А по итогу я приехала к ним одна, выдумывая всякий бред, чтобы тебя как-нибудь оправдать, и пыталась не расплакаться, чтобы они не подумали, что у меня что-то случилось. А у меня случилось. Парень, который постоянно твердил мне, как я важна для него, просто исчез, и слова не сказав. — О, боже, милая. Я сожалею. Я правда был кретином. Мне сложно себя оправдывать. Я поступил неправильно с тобой. Просто позволь это исправить. И тебе больше никогда не придётся испытывать ничего подобного, я обещаю тебе. — В твои обещания я больше не верю. Они ничего не стоят. — Тогда поверь в действия. Беллами достал из кармана маленький футляр и встал перед девушкой на одно колено. — Я планировал сделать это по-другому, но ты не оставляешь мне выбора, — сказал Беллами слегка растерянно улыбаясь и протягивая девушке кольцо. — Я хочу дать тебе клятву более весомую. Я хочу отдать тебе вообще всё, что у меня есть. Ты согласна это принять? Джозефина застыла от неожиданности, но её реакция была совсем безрадостной. — Нет, Беллами. Три месяца назад я бы ответила «да». Но теперь нет. Беллами было больно услышать отказ, но он принял его, и поднялся на ноги. — Я понимаю. Я должен заслужить твоё «да» и я это сделаю. — Нет, не нужно больше ничего. Я теперь не одна. Последняя фраза болезненно врезалась в голову. Беллами не мог поверить в то, что слышит. Не хотел. — Это неправда. — Это правда, — убеждала Джозефина. — А что ты хотел? Тебя не было рядом. Оставил меня одну. А он дал мне внимание, поддержку, тепло. Всё то, чего ты меня лишил. — Прошло три ёбанных месяца! — с разъедающей злостью и болью в голосе произнёс Беллами. — Не год, не даже полгода, Джози! Я оставил тебя на три месяца! В какой из этих месяцев ты уже нашла себе другого? — Это неважно. Для меня главное, чтобы я всегда нужна была, а не периодически. — Три месяца! — злостно повторил Беллами. — И всё потому что я, видите ли, не уделял тебе должного внимания всё это время? Прости, дорогая, слишком был занят попытками не сойти с ума! Я ведь всего лишь-то убил человека — это же каждый день у меня происходит! А ещё я потерял свою малолетнюю сестру, о которой мне вообще ни хрена неизвестно, где она и что с ней происходит, жива ли вообще она. Я к тебе не приходил, чтобы тебя от этого дерьма уберечь! — Это не было поводом от меня отстраняться. — А тебе не кажется, что это не было поводом бросать меня и трахаться с другим? Ты знала где я, ты знала, что со мной происходит. В конце концов, ты сама могла прийти ко мне, если бы тебе это было нужно. — Проблема в том, что тебе это было не нужно. — А тебе что было нужно? Трахаться с кем-то на стороне? Ты нашла повод воплотить своё желание в реальность? Это видимо я, придурок, решил, что тебе нужно нечто другое, а ты просто хотела путешествовать по членам? Джозефина со злости влепила сильную пощёчину парню. Беллами оцепила сильнейшая ярость, и он схватил стоящую рядом чашку недопитого кофе и швырнул её в стену. Осколки разлетелись по комнате с громким звуком. После Беллами умерил свой пыл, насколько это было вообще возможно. Он посмотрел девушке в глаза и уже спокойно произнёс: — Ты говорила, что всегда будешь со мной. Но видимо, навсегда — это меньше, чем три месяца. Беллами вышел из дома Джозефины растерзанным в клочья. Он сел в машину и поехал, сам не зная куда. Она та, кто должна была его вытащить из боли, но она сбила его последнюю опору, и Беллами утонул, упал на самое дно, где боли конца и края не видно. Джозефина оставалась единственным стимулом, чтобы начать жить. Но теперь этого стимула нет. Теперь ничего нет. Беллами не понимал, что ему теперь с этим делать. Его эмоции истязали его настолько, что он превращался в маленький беспомощный ком, застрявший в горле. Он не чувствовал самого себя за этой болью. Не чувствовал себя живым. Джозефина уничтожила его всего парой фраз. И своим равнодушием, которого не так давно не было и в помине. Беллами видел её глаза, пылающие искренней влюблённостью. А теперь она стала совсем другой. Он целый год был для неё идеальным парнем. Как это могло измениться за три месяца? Он отказывался в это верить. Она была так счастлива с ним. Об этом говорили её сияющие глаза и её улыбка. Беллами не мог поверить в то, что его любимая Джози, теперь будет счастлива с кем-то другим. Его разрывало на части при одной только мысли об этом. Она — его Джози. Она — его жизнь и его любовь. Но она так внезапно и так жестоко отказалась от него, добив его в самый трудный момент. Беллами не готов был её терять, не готов был так просто отдать её кому-то другому. Ведь он любил её больше, чем кто-либо. Беллами выехал на широкую пустую трассу, на которой они с друзьями любили дрифтовать, и ушёл в занос. Ему очень нужно было сбросить свои эмоции, полыхающие в нём и разрушающие всё на своём пути. Он разгонялся до предела и поворачивал в самый последний момент, едва ли не касаясь пропасти, которую успевал избежать. Ему было плевать на то, что если бы он повернул всего секундой позже, то улетел бы вниз и разбился насмерть. Он был уже убит, и более жестоко. Потому он исходил на раздирающий крик и почти что не видел дороги из-за нависающей пелены слёз в глазах. После очередного поворота, он стал вновь набирать скорость, но вовремя заметил человеческий силуэт впереди. Беллами ударил по тормозам и резко затормозил, и только тогда он узнал в силуэте Атома. Парень бросился под колёса, чтобы его остановить. А Беллами сковал страх от того, что могло бы случиться, если бы он не успел затормозить. Атом подошёл к машине и открыл дверь. — Тебе что жить надоело? — выругался Атом. — А тебе? — Выходи из машины! Хрена с два ты теперь сядешь за руль. Беллами послушно вышел на дорогу, и Атом прочёл его состояние по лицу. — Послушай, дружище, — продолжил Атом. — Это моя вина. Я сказал тебе, оставить его там, когда ты хотел спасти его. Если и нужно кого-то винить в его смерти, так это меня. — Я не ребёнок, Атом. Я не делаю всё, что мне скажут. Ответственность за мои действия лежит только на мне, и ни на ком другом. — Скинь с себя хотя бы долю этой ответственности. Иначе ты скоро угробишь себя. У тебя всё-таки кое-кто остался. Как минимум, я и Джози. Думаю, этого должно быть достаточно, чтобы хотеть жить дальше. — Нет, друг. У меня остался только ты. Джози нашла себе другого за время моего отсутствия. — За три месяца? — удивился Атом. — Ни хрена себе она скоростная. — Я больше не вижу какого-либо смысла вообще бороться и существовать на этой планете. Мне настолько паршиво. Атом, я никогда себя так не чувствовал. Атом обнял его, пытаясь хоть как-то поддержать, собрать его по кусочкам и вложить обратно, вернуть прежнего целого Беллами. Но он не знал как. И всё же стоял здесь, был рядом и делал хоть что-нибудь. — Всё будет нормально, дружище. Выберемся. Хоть из самой глубокой ямы, хоть из беспросветной задницы, но выберемся. Я помогу тебе. Всегда. Обещаю, что я не найду другого. — Тебе я верю больше, — уже более спокойно произнёс Беллами в плечо парня. — Дура она. И она поймёт, что дура. Поймёт, что никто её так не будет любить, как ты. Опомниться ещё, в этом я уверен. А мы ещё подумаем, прощать её или нет. — А стоит ли вообще думать? Даже если я смогу найти силы или отчаяния, чтобы простить её. Стоит ли это делать? Она не просто ушла. Она вонзила нож в спину, когда я и так был ранен. Это больше не моя Джози. Моя бы так ни за что не поступила со мной. — Тогда она проиграла. Не ты, а она. Несмотря даже на то, что ты сейчас получил поражение, проиграла всё равно она. Потому что ты сделаешь счастливой другую девушку, а не её. А вот свезёт ли ей, это остаётся под огромным жирным вопросом. — Блять, но мне только она нужна. Она меня променяла, а я как идиот последний, всё ещё в ней нуждаюсь. Это же ненормально?! — Нормально. К сожалению, любовь делает такое с людьми.***
Атом остался у Беллами на ночёвку. Они не звали больше никого из друзей. Взяли пива, пиццу и сели играть в приставку. Это едва ли отвлекало от боли, но всё-таки присутствие Атома очень спасало. Беллами вряд ли бы вынес сейчас одиночество и тишину бездушных стен. После они сидели на кухне и разговаривали по душам до четырёх утра. Всё-таки у Атома была какая-то сверхспособность. Он мог вселить в человека надежду и силы на борьбу. Он словно бы помогал сделать тяжёлый выдох и вдохнуть глоток свежего воздуха. Поговорив с ним, Беллами уже не хотел сбросить себя с обрыва, а это уже результат. Он верил, что надо себя пересилить, пережить эту боль, и потом станет легче. Это «потом» не так далеко, не настолько недосягаемо, как кажется. Когда-нибудь будет всё по-другому. Возможно, он ещё будет любим той, которая его не бросит в трудную минуту, в которой он сможет быть уверен. А он в будущем не будет допускать подобных ошибок. Но если взглянуть правде в глаза, то Беллами не хотел видеть рядом с собой никакой «другой», какой бы охрененной и верной она не была. Он даже подумать не мог, и представить, что рядом будет кто-то другой, а не Джозефина. Эти мысли становятся ему противны до тошноты. И он был совсем не уверен в том, что когда-нибудь сможет отпустить её, забыть, разлюбить. Джозефина была настолько важной частью его жизни и его самого, что если её отнять, то Беллами развалиться на части, он перестанет быть цельным, целым и нужным самому себе. Он так любил эту девушку. Даже сейчас. Когда она так жестоко кинула его, променяла на кого-то другого. Он был в ярости при одной только мысли об этом, но он всё равно любил её. И с этим ничего не сделать, с этим невозможно бороться. А надо ли? Да, она поступила с ним подло, и веры ей теперь нет. Но что с этим делать, если она единственная во всей Вселенной, кто может сделать его счастливым? Голова была перегружена мыслями, не дающими уснуть, несмотря на усталость и эмоциональное истощение. Все мысли были лишь о Джози: о том, почему она так поступила, и что теперь ему делать дальше. Беллами всегда был уверен, что она его любит, и не сомневался. Неужели это чувство растворилось за три месяца? Она не могла так быстро забыть его и превратить в ничто. Беллами просто не мог в это поверить. Он вообще во всём окончательно запутался. Казалось, будто Джозефину подменили. Или Беллами выбросило в какую-то другую реальность — жестокую и бескомпромиссную. И в этой реальности все самые дорогие ему люди в один момент стали чужими. Как ему не было тяжело, Беллами заставил себя подняться и пойти на работу. Джози всё-таки смогла его смотивировать даже своим уходом. Беллами понимал, что саморазрушением ничего не исправишь. Невзирая на отсутствие сил и полное непринятие своего будущего без Джози, Беллами поднялся на ноги и пошёл хотя бы создавать видимость, что он ещё чего-то хочет от этой жизни. Он должен был создать эту видимость хотя бы для самого себя. Чтобы совсем не потонуть в собственном безволии. Это состояние давило его и уничтожало, потому нужно было с этим бороться. Благо, Атом был рядом. Хотя бы кто-то поддерживал Блейка и не отвернулся от него. К сожалению, одного Атома недостаточно. Беллами нуждался в сестре, и нуждался в любимой девушке, которую считал солнцем его персональной солнечной системы. Тяжело было так внезапно их обеих лишиться. Но если исчезновение сестры Беллами мог как-то себе объяснить, и принимал свою вину за это, но почему он лишился Джози, он никак понять не мог, как ни старался. И именно это его и терзало больше всего. Если бы он осознавал свою вину, ему бы это было проще, он бы тогда задался целью вернуть её, всё для этого сделать. Но он застрял в мучительном непонимании. И постоянно думать об этом было очень больно, но он не мог прекратить думать о ней. Мысли его не спрашивали, они просто лезли в голову сутками напролёт. И с этим теперь приходилось жить. Прошла буквально неделя. Хотя Беллами казалось, что он прожил целую жизнь, наполненную мучениями. Без Джози дни тянулись долго и далеко не сказочно. Но одним утром, когда Беллами был уже готов покинуть дом, в дверь позвонили. Он открыл и увидел перед собой Джозефину. Внутри при виде неё мгновенно всё перевернулось. Но он попытался скрыть от девушки свои истинные эмоции. Не сказав ни слова, Беллами вернулся в дом, оставив дверь открытой, чтобы она могла войти. Джозефина зашла вслед за ним и с трудом решалась заговорить. Это было видно по её глазам, и по тому, как она нервно накручивала локон волос на палец. Беллами слабо представлял о том, зачем она здесь. Изображая холодное спокойствие, он облокотился о стену и выжидал, глядя ей в лицо. — Я знаю, что быть здесь не должна… — неуверенно начала девушка. — После того, как поступила с тобой. Да и извиняться бессмысленно. Это очень глупо. Прости. — Зачем ты пришла на самом деле? — подгонял её Беллами. — Если повода нет, то я пойду? Мне на работу нужно. — Он меня избил. Я попыталась уйти, но он начал угрожать. И я не знаю, что теперь с этим делать. Он не оставит меня в покое. — Ты ведь его сама выбрала. Я ведь для тебя оказался слишком плох. Ну вот держи хорошего. Глаза девушки наполнились слезами, которые она безуспешно пыталась сдержать. Она подняла кофту и оголила свою спину. На ней красовался сильный красный ожог. Он не просто бил её, он серьёзно издевался над ней, ведь такой ожог можно было сделать только умышленно. Беллами мгновенно наполнился сильнейшей яростью, когда это увидел. В одну секунду обид на неё не осталось. И вообще всё стало неважно, когда какая-то мразь позволила себе причинить боль девушке, которую Беллами любит. — Я ошиблась, — слёзно произнесла Джози. — Я сама себя простить не могу за это. Но мне больше не к кому идти, Беллами. Девушка опустила кофту и позволила слезам выйти наружу: — Если ты оставишь меня, я пойму, я тогда попробую сама справиться. Но пожалуйста… Беллами подошёл к ней поближе и прижал к себе. Девушка с облегчением вцепилась в его объятия и уткнулась лицом в его шею. — Ты с ума сошла? Я ни за что не оставлю тебя. Скажи, где мне его найти, и я эту тварь уничтожу. — Послушай, Беллами. Он неадекватный. А ещё он вооружён. Я боюсь за тебя. Что если он тебя убьёт? Я этого не переживу. — За меня не бойся. Всё будет хорошо. Подожди меня здесь и не вздумай никуда выходить, ты меня поняла? — Да. Только будь осторожен, Беллами. Я очень сильно тебя люблю. Джозефина не могла разорвать объятий, и она так открыто плакала, как раньше никогда не плакала рядом с Беллами. От её слёз сердце разрывалось на куски. А ещё она сказала, что любит его. И Беллами был готов уничтожить кого-угодно, кто бы её не обидел, хоть весь мир разорвать на части. — И я люблю тебя, Джози. Всё будет хорошо теперь. Со мной ты всегда будешь в безопасности.***
Беллами взял с собой пистолет и достаточно много ярости. Он прекрасно понимал, что скорее всего ему придётся убить этого парня. Потому что вряд ли с ним выйдет по-хорошему. Да и за то, что он сделал с Джозефиной, Беллами готов был его стереть в порошок. Он люто ненавидел этого человека, несмотря на то, что ни разу его не видел. Джозефина назвала его адрес и показала фотографию, и Беллами незамедлительно отправился прямиком к нему. Он готов был ко всему, и даже не мешкался. В голове стоял образ Джози в слезах с чудовищным ожогом на спине, и это разжигало его ярость до невероятных масштабов. Беллами подъехал к дому и зашёл внутрь, так как дверь была открыта. Стоило ему пройти до гостиной, как на него тут же налетел отряд полицейских, которые тут же прижали его к полу, заломили руки и надели на них наручники. — Стоп, стоп, стоп! Что здесь происходит? На каких основаниях вы меня задерживаете? — требовал объяснений Беллами, когда его подняли на ноги. Ему ничего не отвечали, а лишь обыскивали вещи. И один из полицейских достал пистолет Блейка, проговорив: — Он был вооружён. Что и следовало ожидать. — Вы меня с кем-то путаете. — Ваше имя — Беллами Блейк, так? — Да. — Вы обвиняетесь в распространении наркотических веществ и в угрозах физической расправы. — Что за бред? Я здесь только для того, чтобы защитить свою девушку. — Джозефину Лайтборн? Беллами всерьёз напрягся, услышав её имя, и ответил: — Да. — Она дала против вас показания. Вы пришли её защитить от себя? Больше Беллами не задавал вопросов и не сопротивлялся. Ему словно бы выстрелили в голову. Он всё теперь понимал, но не понимал почему. Он просто хотел умереть здесь и сейчас, но только бы не верить в эту жестокую правду, не осознавать её, не анализировать.***
Дальше время протекало незаметно. Беллами вообще едва ли находился в этой реальности. Его словно бы уносило в другую. В ту, в которой его любимая девушка не повесила на него вину, чтобы выгородить своего бойфренда. Некий Габриэль, с которым Беллами так и не успел познакомиться, был пойман с наркотиками. Он стал утверждать, что это не его наркотики, что его принуждают к тому, чтобы он хранил их у себя, и в случае отказа угрожают убить его и его девушку. Его девушка, кстати, подтвердила его слова и даже не побоялась назвать того, кто «не даёт» им спокойной жизни. Словам двух несовершеннолетних охотно поверили и устроили засаду в доме Габриэля, так как по словам его девушки Джозефины, их мучитель придёт к нему, ведь он всегда это делает. И он пришёл. Он был вооружён, всё как сказала Джозефина. Беллами слабо соображал по поводу того, что происходит и что ему делать. Его мысли были совсем не о том, чтобы спасать себя и оправдывать. Он думал только о Джози. Он просто не мог поверить в то, что она могла с ним так поступить. Он не мог справиться с этой чудовищной ранящей мыслью и не мог её принять. Ему повезло, что у него был Атом. Этот парень позаботился обо всём. Он нашёл адвоката и занимался всеми судебными вопросами. Так же он всеми силами пытался подбодрить Беллами, чтобы тот не опускал руки и не вздумал сдаваться. Но Беллами вообще ни о чём не думал, он был просто уничтожен и разбит. Он был уничтожен той, которую любил больше всего на свете, и это было самой страшной для него трагедией, а не тюрьма. Его не пугали последствия и решение суда. Его ничего больше не могло напугать. Кажется, что самое страшное с ним уже случилось. Заседание суда длилось мучительно долго. Каждая секунда растянулась так, что её можно было почувствовать почти что на физическом уровне. Беллами во всём этом участвовал наполовину. Будто бы это всё происходит не с ним. Будто бы это просто кино. Он выслушивал бредовые обвинения, и всё это казалось чей-то злой шуткой или розыгрышем. К сожалению, воздушные шары за спиной судьи не виднелись. Мир стал для него более осязаемым, когда в зал суда вошла Джозефина. Беллами видел её и больше никуда не смотрел, и ни одна мысль его не отвлекала. В поле зрения была только она, будто бы они остались одни в этом зале. Он вглядывался в её лицо, беспомощно надеясь найти в нём ответа. Но девушка выглядела слишком холодной, и даже не смотрела в его сторону. — Вы утверждаете, что обвиняемый — ваш бывший молодой человек, и что он угрожал вам и вашему нынешнему парню Габриэлю Сантьяго, а также принуждал его к хранению наркотических веществ с целью их дальнейшей реализации? — Да, это так, — совершенно спокойно и уверенно отвечала Джозефина. — Беллами не мог смириться с нашим разрывом и с тем, что я начала новые отношения. Он поклялся, что не даст нам спокойной жизни. Он не раз избивал меня, запугивал, заставлял делать всё, что он скажет. — Ваша честь, — обратился обвинитель к судье. — На теле Джозефины Лайтборн были зафиксированы побои и ожог третьей степени на спине, нанесённый обвиняемым умышленно. Беллами стиснул зубы, изо всех сил сдерживая накатывающийся смерч эмоций внутри себя. Он понимал, что нельзя позволить своим эмоциям управлять им, иначе он только всё испортит. — Как именно он нанёс вам увечья? — Он положил меня спиной на раскалённую электрическую печь и удерживал меня, пока я не стала умолять его отпустить меня, — отвечала Джозефина. Она выглядела такой невинной и убедительно милой, что сам Беллами готов был поверить, что он это действительно совершил. Если бы окончательно сошёл с ума. Но к его сожалению, он был здоров и полностью осознавал, что это всё ложь. И это причиняло ему невероятную боль, которую нести в себе было очень трудно, но необходимо. У него просто не было другого выбора. — Он говорил, что если я пожалуюсь об этом, то он убьёт Габриэля. И я понимала, что это не просто угрозы. Он действительно мог это сделать. «Какая же ты сука», — только и пронеслось в голове Беллами, когда он смотрел на Джози. Он и представить раньше не мог, что она способна на такое. Она ведь была для него самым прекрасным и светлым существом на планете. Она казалась самой лучшей, просто идеальной для него, самой достойной. Достойной всего самого лучшего, что Беллами всегда стремился ей дать, даже если это было выше его сил. А она оказалась лишь конченной сукой. И Беллами просто поверить в это не мог. Что это та же Джози, которую он знал и до безрассудства любил. Ему было практически нечем противостоять. Всё, что он мог, так только отрицать предъявленные ему обвинения. — Обвиняемый, как давно вы разорвали отношения с мисс Лайтборн? — Не больше недели назад, но она разорвала со мной раньше. Это я узнал об этом не больше недели назад, — с мёртвым спокойствием в голосе отвечал Беллами. — Какова была причина такого неожиданного для вас разрыва отношений? — По той причине, что я не появлялся в течении трёх месяцев. Всё это время я искал свою сестру, которая пропала, и я не встречался с Джозефиной всё это время. — Почему Вы не заявили в полицию о пропаже сестры? — Потому что она пропала только для меня. Мы сильно поссорились, и она не хочет меня видеть. — Спустя три месяца Вы объявились в доме Джозефины, она заявила Вам о разрыве ваших отношений, и Вы в ярости избили её? — Я и пальцем её не тронул. Я любил эту девушку, и не при каких обстоятельствах не стал бы причинять ей боль, — уверенно опроверг Блейк. — Тогда что вы сделали в тот момент? — Я ушёл и просто напился, как и любой бы сделал в моей ситуации. Тот вечер я провёл со своим другом Атомом, он даже остался у меня на ночь, так что он может это подтвердить. — Значит, вы утверждаете, что никогда не били Джозефину и Габриэля? — Никогда. Габриэля я в глаза даже не видел. — Тогда для чего Вы явились в его дом с оружием? — Тем утром Джозефина пришла ко мне домой. Она в слезах рассказала, что Габриэль издевается над ней и показала свою спину. Она просила помощи и предупредила о том, что он вооружён. — Значит, Вы пришли, чтобы убить Габриэля? — Я пришёл, чтобы защитить свою девушку, а какими способами меня уже не волновало. Убивать его в мои планы не входило, я взял пистолет в целях самообороны. И у меня уж точно нет никаких связей с наркотиками: я не употребляю, что медицински доказуемо, и я ничего не распространяю. — Почему со стороны защиты присутствует только один свидетель? Почему в заседание суда не явилась Ваша сестра и остальные люди, которые хорошо Вас знают, и могут что-то рассказать о Вас? — Я все ещё не могу связаться с сестрой. На стороне защиты у Беллами никого кроме Атома не было, но обвинения сыпались от одной лишь Джозефины, и ещё Габриэля, который также в данный момент находился под следствием, а в зале суда не присутствовал. Но у Джози были все шансы усадить Беллами за решётку, особенно если учесть уровень его защиты против её обвинений. — Есть ещё один свидетель агрессивного и неадекватного поведения подсудимого, — заявила Джозефина, а Беллами всё ещё не мог принять сам факт того, что она говорит о нём, и как она это говорит. Как о ком-то чужом и совсем неважном ей человеке. — Как-то раз Беллами сильно избил одного парня. Он сам мне это рассказал. Имени этого парня я не знаю, но свидетелем является вовсе не он, а Атом. Он присутствовал в тот момент. Беллами горько усмехнулся. Очень умный ход, Джозефина, браво! Уничтожить единственного, кто его защищает. Вызвать у присяжных недоверие к единственному свидетелю защиты. Вот как легко записать кого-то в виноватые. Использовать кусочек правды и запихнуть его в большую ложь. А Джозефина знает достаточно правды, чтобы его уничтожить. Беллами ведь был всегда максимально честным со своей любимой девушкой. — Свидетель защиты, что вы скажите по этому поводу? — задал вопрос обвинитель. — Да, я присутствовал при упомянутом конфликте, — уверенно ответил Атом с лёгким пренебрежением. — Это обычная пацанская потасовка. Не понимаю, к чему мисс Лайтборн подняла внимание к данному инциденту. — Обычная потасовка?! — возразила Джозефина. — Беллами душил его, поставив ногу на горло. Если бы ты не остановил его, он бы убил этого парня. Он сам мне это сказал. Беллами хорошо помнил ту ситуацию. Обычно он мог контролировать себя и свои эмоции. Но в той драке он действительно перешёл черту. Его самого это тогда напугало, и он делился этими переживаниями с Джози. Она тогда сказала: «Всё хорошо, Беллами. Этот парень сам виноват. Ты не монстр и не убийца. Ты защитник. Ты тот, с кем не страшно». И что она говорит теперь? — Он перегнул палку, но прошу учесть, что этот парень его спровоцировал, — оправдывал его Атом. — Он назвал его несовершеннолетнюю сестру шлюхой и сказал, что поимеет её. Беллами вспылил, как и любой бы на его месте. — Вы считаете, что это является оправданием? Он должен был заявить об этом в полицию, а не заниматься самосудом, — опроверг обвинитель. — Да, это так. Но вы только задумайтесь на минуту. Октавия — это его единственный родной человек. Она его маленькая сестрёнка, которую он с младенчества нянчил на руках. Он занимался ею больше, чем их мать. Они выросли без отца, и матери приходилось много работать, а в один момент она ещё начала сходить с ума. — Атом, замолчи! — грозно остановил его Беллами. — Обвиняемый, вы не смеете вмешиваться в разговор со свидетелем! Второго замечания не будет. Атом с лёгким сожалением посмотрел на друга, и всё же продолжил: — Их мать начала чаще выпивать, а её психическое состояние всё ухудшалось. Беллами взял все обязанности на себя, он следил за сестрой и за матерью. А позже мать Беллами призналась ему, что её изнасиловали, после чего она стала терять рассудок. Она попросила Беллами никогда не оставлять свою сестру и всегда помнить, что в любом возрасте ей будет необходима его защита и забота. В скорости она покончила с собой. Блейк сжал челюсти до боли в суставах. Он не мог это слушать. Это словно не его история. Мозг не мог принять эту данность. Беллами надеялся, что это прошлое его никогда вновь не настигнет, но оно вернулось и открылось перед многими людьми в этом зале. Об этом не знал никто, не знала и Джозефина, и лучше бы Атом тоже не знал. Если бы только Беллами случайно в порыве сильных эмоциях не рассказал это, ему бы сейчас не приходилось бы это слушать, ещё и на виду у целой толпы людей. — Я знаю, я обещал тебе, что никогда никому не расскажу об этом, — обратился Атом к своему другу прямо перед всеми. — Но я просто не могу позволить, чтобы они говорили о тебе так, словно ты какой-то жестокий психопат. Я не могу позволить, чтобы они выставляли тебя в выгодном им свете. Ты никогда не причинил бы никому умышленного вреда. Я это знаю. И они должны знать. После Атом вновь обратился ко всем присутствующим в этом зале. Он громко и уверенно заявил: — Беллами — хороший человек. И я говорю это не потому, что он мой друг. Наоборот, он мой друг именно потому, что он хороший человек. И знаете, когда я его первый раз увидел, то решил, что он просто наглый придурок с завышенным самомнением. Но когда узнал его лучше, то понял, что придурок здесь только я. Беллами — человек с большим сердцем. Он всегда готов взять на себя ответственность за близкого человека. Он готов на полную самоотдачу и самопожертвование. И он об этом даже не скажет, не попросит ничего взамен. Как бы плохо ему не было, он не попросит его пожалеть. Ведь Октавия так до сих пор и не знает, что случилось с их матерью на самом деле. Она лишь думает, что ей было иногда грустно, и у неё началась депрессия. А этот парень всё это несёт в одиночку, через всего себя. Посмотрите на него, он ведь ещё слишком молод, для того чтобы сражаться с таким натиском. Беллами не поднимал взгляд, чтобы скрыть накатившиеся слёзы, которые он едва ли сдерживал. И он с сильной хваткой вцепился в стул обеими руками. За его состоянием наблюдал рядом сидящий адвокат, и он всё видел. — Обвиняемый, вам есть, что сказать по этому поводу? Для Блейка словно бы никого не существовало, он никого не видел и не слышал. И тогда адвокат взял всё в свои руки, понимая, что тотальное игнорирование будет плохо расценено. — Ваша честь, я попрошу вас сделать перерыв. Обвиняемый плохо себя чувствует и не в состоянии сейчас говорить. Судья перенёс заседание суда на другой день, чтобы дать время стороне защиты собрать свидетелей. Судья настоял на том, что хочет видеть Октавию, и Атом пообещал Беллами сделать всё возможное, чтобы она пришла. В голове всё никак не укладывалась, как до такого могло дойти. Беллами был сутками напролёт как зомбированный. Он не понимал ни черта, и отказывался верить в эту паршивую реальность. Тюрьма не была столь страшна как осознание действительности, в которой Беллами сейчас находится. Он постоянно думал об одном и том же, и эти мысли уже разъедали мозг. Он всё думал, что Джозефина так поступить бы не могла. Это кто-то другой, но не Джозефина. Пусть это будет кто-то другой. Пусть случится невозможное. Беллами бы выдержал любые удары судьбы, если бы бил кто-то другой, а не девушка, чьи руки и плечи он с нежностью целовал и думал, что это всё, что ему нужно для того, чтобы быть счастливым. Только вот действительность — это самая жестокая вещь. С ней нельзя договориться. Нельзя уговорить её изменить ход событий, выпросить пощады, вымолить, чтобы близкие люди не причиняли боль и не убивали. Пускай это делают другие — завистники, враги, соперники. Хоть целый мир пусть обозлится! Но близкие и любимые люди никогда. Чтобы они всегда были рядом и держали за руку, помогали отбиваться ото всех и спасали, а никак не помогали врагам тебя уничтожить. Но видимо, это был бы слишком идеальный мир, которого Беллами отнюдь не заслуживает.***
На следующем заседании суда в качестве свидетеля вызвали Джоанну. Беллами вообще не ожидал услышать её имя. Она — это уже давняя история. Девушка, которая была сильно влюблена в Беллами, хоть и безответно. Она всегда была слишком добра к нему и хорошо расположена. Несмотря даже на то, что он был в отношениях с Джози, она не держала за это на него зла. По её словам, ей было достаточно иногда видеть Беллами, чтобы быть хотя бы немного счастливой. Поэтому Блейк был уверен, что она будет на его стороне. Только не мог понять, чем она могла бы быть полезна на данный момент. — Больше года назад у нас с Беллами была сексуальная связь. А после он стал встречаться с Джозефиной. Но он не оставил меня в покое. Он стал терроризировать меня. Он угрожал и принуждал к половому акту. Говорил, что если я расскажу кому-нибудь, то мне не поздоровиться. У меня было много проблем, и психологических в том числе. Я боялась возражать ему, и я испытывала к нему сильные чувства, несмотря ни на что, а он знал об этом и пользовался этим. В один момент я не выдержала и пыталась покончить с собой. Меня спасли, после чего он приехал ко мне в больницу и просил замять это, чтобы я никому ничего не рассказывала. Я пообещала, попросив взамен просто оставить меня в покое. После того я больше не видела его. Беллами смотрел на девушку в удивлении, она же в ответ игнорировала его направленный взгляд. А Беллами одного понять не мог: зачем это ей? Зачем ей топить его? Какая ей от этого выгода? Это месть за то, что он полюбил не её, а другую? Если так, то не слишком ли жестокая месть?! Он не сделал ей ничего плохого, всегда был учтив и пытался сгладить ситуацию как мог. Она же в ответ так искренне была добра и мила по отношению к нему. Поэтому сейчас Беллами поверить не мог в то, что она всё это говорит. Он убеждается лишь в том, что верить нельзя никому. Люди говорят всякое. Сегодня одно, а завтра другое. Они с горящими глазами и искренней тёплой улыбкой говорят, что любят тебя всем сердцем и будут любить всегда, а после вонзают нож в спину в тот момент, когда этого совершенно не ждёшь. Слова вообще в этом мире ничего не значат. Улыбки и объятия тоже. Ведь Беллами видел взгляд Джозефины, он смотрел ей прямо в глаза каждую ночь, перед тем как заснуть, и она смотрела тоже. Они ни о чём не говорили, и, казалось, будто бы ничего более чистого, более искреннего в этом мире не существовало. Беллами был так уверен в любви Джозефины, и он был готов отдать ей вдвое больше. Он знал, что она этого точно заслуживает. Если не она, то больше никто. И что же стало с этой любовью теперь? Разве Беллами мог бы когда-нибудь предположить, что Джози так грубо и беспощадно растопчет его в грязь? — Обвиняемый, Вам есть, что ответить на подобные обвинения со стороны свидетеля? — Да, — коротко ответил Беллами. Он поднялся с места и понял, что и двух слов связать не может. Что он может сказать? «Это неправда. Такого не было». Словно в детском саду. Ему приходилось снова оправдываться, доказывать, что он этого не делал. Просто до смешного, что ему теперь приходится убеждать всех вокруг, что он никого не избивал, не угрожал и не насиловал. Всё это было до безумия мерзко и ужасно. И всё это очень сильно давило на него. Сложно было казаться уверенным и непоколебимым, когда его так раздавили. И сложно убеждать всех в своей невиновности, когда ничего кроме слов в свою защиту нет. Всё это казалось глупым цирком, а Беллами в нём был самым главным клоуном, с которого просто пришли потешаться. Чтобы Беллами сейчас ни сказал, это не принесёт ему никакой пользы и никак его не оправдает. Это только унижает его и уничтожает изнутри по кусочкам, делая его всё более и более жалким даже в собственных глазах. Потому Беллами обращает свой взгляд на Джозефину и начинает говорить именно с ней, игнорируя место и время. Только здесь его слова будут иметь хоть какую-то значимость, даже если результата это всё равно не принесёт. — Посмотри на меня, Джози. Посмотри и скажи мне прямо в глаза, что ты всегда мне лгала и играла мной. Скажи мне это сейчас — прояви смелость. Прояви свою бездушность, которой, как оказалось, ты не обделена. Скажи, что никогда меня не любила, если это так. Иначе я никогда не поверю в это. Я не верю в это, так убеди меня! Что же ты молчишь? — Обвиняемый, вы помните, где вы находитесь? — попытался остановить его судья. Беллами было плевать на всё и всех. Он не переставал говорить с Джозефиной и смотреть ей в глаза. Девушка опустила взгляд, стараясь не выдавать своих истинных эмоций, но ей это слабо удавалось. Её безразличие исчезло, она реагировала на его слова, хоть и очень скованно. Она бы могла одурачить кого-угодно, но Беллами её очень хорошо знал. Он ведь так любил эту девушку, он изучил все её эмоции, её мимику и жесты. Она занервничала, его слова не прошли мимо пустым звуком и этого для Беллами было уже достаточно. На ответ он и не рассчитывал. — Просто скажи, что не любила меня. Это ведь ты здесь пытаешься показать, так подтверди словами. Я ни о чём тебя больше не прошу. Взгляни на меня, наконец! Посмотри же, как я люблю тебя до сих пор! Скажи, за ЭТО ты меня убила? Девушка наконец подняла свой взгляд переполненный остротой, но это долгожданное соприкосновение взглядами быстро прервали. — Выведите обвиняемого из зала суда. Беллами не отрывал глаз от неё, даже когда его уводили из зала суда. Он смотрел на неё так открыто и уязвимо. Он не пытался спрятать боль, не боялся показаться перед ней проигравшим и беспомощным. Он был готов свалиться перед ней на колени и вымолить её добить его до конца. Он был готов даже умереть, раз она решила убить его. Но не сражаться. Только не против неё. Беллами отвели в его камеру. Он просидел несколько минут, молчаливо всматриваясь в серую стену. Поток мыслей снова его атаковывал, как было всегда в последние дни. Он думал о том, что она почувствовала. Он не мог влезть в её голову и понять её, как сильно бы не хотел, потому и полученным результатом не был удовлетворён. Ему показалось, что ей не плевать на него. Хотя бы немного, но она всё же любила его раньше. А что же сейчас? Ненавидит? Только за что? Беллами думал, что задушит самого себя этими вопросами. Ему так необходимо было знать, почему она так поступает с ним. Это было важнее самого исхода суда. Спустя некоторое время по ту сторону решётки пришёл Атом и сразу же начал отчитывать друга: — Беллами, просто прошу тебя, не выкидывай больше в суде ничего подобного. Мы и так в полной заднице. Я не знаю, что вообще делать. У нас пока вообще нет никаких шансов доказать то, что ты невиновен. Всё это просто пиздец какой-то! Что за выблядский мир?! Вдуматься только, невиновный человек должен доказывать, что он невиновен, и то у него это хуй получится, в то время как какая-то девица просто указала на него пальцем и сказала, что это он её изувечил. — Октавия пришла? — отрешённо спросил Беллами. — Я добился того, чтобы ей отправили официальное приглашение. Со мной она не выходит на контакт. — Так она здесь? — Я не знаю, друг. Я её не видел. Слушай, я понимаю твои чувства сейчас. Но просто забудь сейчас, что ты её любишь. Я про Джози. Хотя бы на время забудь об этом. Думай о том, как себя из задницы вытащить, лады? Иначе она победит, а она этой победы уж точно не стоит. Ты не должен из-за неё ломать себе жизнь. — Её руки дрогнули, — всё также монотонно проговорил Беллами, думая о своём. — Она сжала их в кулаки, чтобы это было незаметно. И она не поднимала взгляд, устремляла его в одну точку, но это было нелегко для неё. Я видел, как мои слова добрались до неё. Она всем видом пыталась показать, что это не так. Она попыталась обмануть всех присутствующих на суде, но меня ей обмануть не удастся. — Беллами, тебе не об этом теперь стоит думать, и она не заслуживает твоего внимания. Подумай о себе в первую очередь. Ибо никто больше не подумает. Она — уж точно. — Она подняла взгляд лишь однажды, пока я говорил с ней, — неугомонно продолжал рассказывать Беллами, а его голос становился всё более раздирающим при всей своей стойкой твёрдости. — Это был мимолётный недолгий взгляд, но я уловил его, и я увидел Её. Этот взгляд был растерянным. От неожиданности, наверное. И она смотрела на меня так… как тогда, когда случайно сломала рамку у меня дома. Это был подарок сестры. Она ещё ребёнком сделала мне рамку своими руками и вставила в неё нашу с ней детскую фотографию. Джози хотела ближе рассмотреть её, а та стала довольно хрупкой со временем. Когда Джози сломала её, то посмотрела на меня с такой беспомощностью и застывшим извинением во взгляде, и даже испугом. Ей стало так неудобно и стыдно за то, что она сделала, и это отчётливо читалось на её лице. Я тогда сказал: «Да чёрт с ней, с этой рамкой», чтобы хоть как-то успокоить её. Она тогда починила эту рамку, а после она починила меня. Я до неё жил так, как будто мне ничего не надо от жизни: ни за что не цеплялся, ни кем не дорожил, и вообще думал, что любовь — это для книжек, для фильмов там, а в реальности она не нужна, ведь куда лучше полная свобода. Туповатый был короче и легкомысленный. Она дала мне цельность в жизни. Я стал думать о постоянстве, о значимости, стал ценить глубину больше, чем красивую поверхность. Она сделала меня тем, кем я являюсь сейчас. И она меня сломала, как грёбанную детскую рамку. — Мы тебя починим. Ты только хоть немного соберись сейчас, и не доломай самого себя окончательно. А как только ты покинешь это место, так мы сразу возьмёмся тебя чинить, окей? Блейка снова вызвали в зал суда. Он вернулся на своё место и выслушал адресованный ему вопрос: — Суд выслал приглашение на сегодняшнее заседание Октавии Блейк. На что она ответила отказом. Она назвала причиной своего отказа то, что не считает нужным Вас в чём-либо оправдывать. Как Вы объясните такое отношение Вашей родной сестры к Вам? У Беллами словно бы выбили почву из-под ног. Он совсем не ожидал, что она так поступит. Он растерялся, не зная даже что и ответить. Он не мог ответить на этот вопрос даже самому себе, а тут он ещё должен объяснять это суду. Его сдавила внутренняя сильная боль. Октавия бросила его. Она бы могла прийти, она ведь его единственный родной человек на этой планете, и хотя бы просто поддержать его, даже если не помочь. Но она добила его, во всех возможных смыслах. — Вы собираетесь как-то комментировать это? Или Вам интересно разговаривать только с мисс Лайтборн? — со скрытым ехидством донимал его обвинитель. С каждой секундой осознания Беллами становилось всё тяжелее сдерживать взмывающийся ураган эмоций и боли. Он собрался как мог, чтобы хоть что-то ответить. — Я не знаю. Мне нечем это объяснить. — В этот раз ситуация не поменялась. Никто с Вашей стороны не пришёл на заседание. Даже Ваша родная сестра отказалась появиться. Не знаете, по какой причине у Вас не нашлось больше одного человека, кто пришёл бы за Вас постоять? Беллами молчаливо стоял на месте. Его поедала безумная раздирающая в клочья боль, которую побороть никак не удавалось. Казалось, что его сейчас раздавит на месте под тяжестью и разрушительностью внутреннего крика. — Неужели никто из Ваших знакомых не придёт поручиться за то, что Вы не можете быть причастны к предъявленным Вам обвинениям? — Можно мне слово? — влезла Джозефина. — Ну раз обвиняемому больше нечего нам сказать. — Про его взаимоотношения с сестрой скажу одно, — продолжила девушка. — Она его ненавидит. Она знает его лучше всех. И несмотря на то, что она единственный близкий ему человек, она тоже пострадала из-за него. Не знаю взаимосвязано ли это, но бойфренд Октавии вскорости скончался, после того как познакомился с Беллами. И Октавия возненавидела своего брата как раз после того случая. Как видите, она даже не захотела явиться сюда, и она не считает своего брата достойным того, чтобы его освободить. Даже родная сестра боится его и презирает. — Закрой рот, тварь! — сорвался на яростный крик Беллами. — Не смей и слова произносить о моей сестре, ты поняла? Ты ни черта не знаешь обо мне и о ней! Ты вообще никогда и ни о ком так не пеклась, эгоистичная ты сука, чтобы вообще рассуждать об этом! — Выведите его из зала суда, — потребовал судья. Джозефина сидела с каменным уверенным лицом. Всё это ей было только на руку. Несдержанность и агрессия с его стороны — это то, что нужно было показать суду. Никто не увидит за этим отчаяния. Беллами вернули в его камеру. Он остался один, и эмоции сразу ринулись раздирать его в клочья с особенной силой и сладострастием. Парень со злости ударил ногой по кровати и прокричал от стиснувшей грудь боли. Всё тело нервно затряслось, и вслед за криком наружу вырвались слёзы. Беллами не мог себя больше сдерживать. Он открыто рыдал взахлёб, проглатывая слёзы, с болью выбивая их из груди наружу. Они словно бы рубили его изнутри и вытекали вместе с кровью. У него не оставалось сил стоять на ногах, и он просто рухнул на пол. Внутренняя боль заставляла его извиваться на полу сидя на коленях и корчиться от немого рвущего плоть крика, вонзившегося острым копьём в горло и пробившего его насквозь. В этот самый момент хотелось лишь одного. Если бы у Беллами был в руках пистолет, он бы не раздумывая выстрелил бы себе в голову. Хотя его отчаяние сейчас способно подвести к тому, чтобы разбить себе голову о стену с разбегу. Если бы только у него были силы встать на ноги и сделать это. Его боль тяжёлым грузом прижала его к полу и заставляла биться в нескончаемой истерике. Больше не было сил противостоять обстоятельствам, чувствам, эмоциям. Беллами был просто человеком, который до безрассудства любил, который жил ради её улыбки. Беллами был человеком, который просто хотел найти своё счастье в счастье другого человека. Он слишком много любил, слишком много отдал. Он готов был стать опорой и защитой, и все невзгоды принимать на себя — только бы было ради кого. И он сам позволил себя убить своей любовью. Он дал нож в её руки и подставил беззащитное горло. Эти мучения были нескончаемы. На протяжении энного времени Беллами уничтожался до последнего издыхания. И когда сил на эмоции совсем не осталось, он упал всем телом на холодный пол, прислоняя мокрую щёку к бездушному бетону. Он чувствовал, как опустошается с каждым выдохом, а его внутренности заполняются ядовитой ртутью. Его раны никогда ещё так не сочились. Беллами никогда не был настолько повержен и сломлен. А то, что он чувствовал сейчас, казалось, пережить вообще невозможно. Просто зачем после такого жить? Разве можно будет когда-нибудь после этой боли восстановиться? Беллами надеялся на то, что он прямо сейчас закроет глаза и больше никогда их не откроет. И ему не придётся пытаться с этим жить, не придётся пытаться себя починить, и делать вид, что это вообще ему надо. Ему не придётся помнить Джозефину, и никогда о ней говорить. Лучше уж умереть, чем жить с осознанием, что она когда-либо существовала. На следующий день Беллами привели в кабинет встречи с адвокатом и Атомом. Чем закончилось вчерашнее заседание, он не знал. Он вообще не заметил время, и что прошло больше половины суток. Внутри было всё словно онемевшим от продолжительного натиска. Будто бы организм принял немного анестезии, чтобы хоть как-то протянуть ещё день. Беллами было безразлично всё, и даже эта встреча, и его судьба в целом. — Нам дали ещё немного времени, и мы просто обязаны что-то предпринять, иначе это пиздец, — говорил Атом. — Я поговорю с ребятами, и кто-то да придёт, но это ситуацию не спасёт… — Не стоит усилий. Я соглашусь с обвинениями, — с ледяным спокойствием сказал Беллами. — Что? Нет, Беллами, нет! С чем ты согласишься? С тем, что ты не делал? — Какая разница? Никого не волнует, что я делал, а чего нет. Я скажу им то, что они хотят услышать. — Не смей, слышишь меня?! Даже не думай! — активно запротестовал Атом. — В чём тогда справедливость? Тогда Джозефина получит желаемое и останется в выигрыше, а ты сломаешь себе жизнь. Я не могу этого допустить! — Справедливости в принципе не существует. Я не хочу создавать видимость, что она есть. И мне плевать, что от этого получит Джозефина. Пусть будет счастлива, пусть хоть подавиться своей победой. Главное, что мой путь больше не будет с ней пересекаться. — Ты не можешь, Беллами! Я тут жопу рву, чтобы тебя вытащить! Подумай хотя бы обо мне! Я не сплю ночами и пытаюсь сделать всё возможное, чтобы тебя отсюда вытащить, а ты вот так просто сдаёшься! Я не позволю тебе, слышишь? Я что зря столько сил и нервов угробил, чтобы ты просто сейчас взял и признал свою вину? — Прости, Атом, — безжизненно пустым тоном отвечал Беллами. — Получается, что зря. Думаю, и тебе нужно бросить меня, а не тащить непосильный груз, он тебе ни к чему. — Нихуя подобного! Дай мне ещё немного времени, ладно? Прошу тебя. Я что-нибудь придумаю. Тебе нужно просто молчать, ладно? Просто молчать и ни в коем случае не признавать свою вину. Иначе я ничего не смогу сделать. — Ты и сейчас не можешь, Атом. Хватит себя обманывать. А у меня больше нет сил терпеть это унижение. Я просто хочу, чтобы всё это закончилось. Пусть сажают меня, хоть казнят — всё равно. Любой итог будет лучше этих пыток. Я не могу больше в этом участвовать, это лишь растягивает мои мучения, и больше ничего. — Пока я жив, я не позволю тебе, — твёрдо ответил Атом, а после обратился к адвокату. — Мы сможем продолжать судебные разбирательства без него? Так, чтобы совсем не допускать его к суду?***
Каким-то образом Атом добился желаемого. Последующие заседания проходили без участия Беллами. Вся эта тягомотина длилась ещё некоторое время. Беллами был уже полностью готов к тюремному заключению, и не понимал, почему Атом решил продлить весь этот процесс, ведь итог его был более чем очевиден. Но только не для Атома. Этот парень сотворил невозможное, и Беллами выпустили. Это случилось так неожиданно. Просто пришёл надзиратель и сказал, что Блейк может выходить на свободу. Беллами не сразу в это поверил. Но когда он шагнул за пределы сизо и вдохнул свежий воздух свободы, то сомнений больше не оставалось. Атом встречал его с довольной улыбкой. — Ну что насиделся? Пора бы и к работе приступить, а не сидеть на заднице без дела, — бодро произнёс друг. Беллами не ощущал радости или облегчения. Он вообще ничего не ощущал. До сих пор не отошёл от анестезии. Беллами выходил из сизо совсем другим человеком. Прежний Беллами умер на полу камеры, захлебнувшись своей болью. А сейчас он выходит кем-то другим, самому себе незнакомым. Он починил себя сам. И ничья помощь в этом не пригодилась. Ни мотивы не понадобились, ни даже желание жить. Этого и сейчас было не нужно, чтобы твёрдо стоять на ногах и имитировать жизнеспособность. Беллами как-то справлялся и без этого. — Не верится, что тебе это удалось. — А я говорил, не хуй во мне сомневаться, — с шуточным укором произнёс Атом. — У меня, знаешь ли, неплохой опыт нарабатывается в вытаскивании людей из задницы. Лет через пять буду в этом профи. — Ты и сейчас профи. Надеюсь, для этого тебе не пришлось отсосать у судьи? — усмехнулся Беллами, пряча свою внутреннюю кровоточащую опустошённость за прозрачной улыбкой. — Мой друг Монти ну почти «случайно» обнаружил видео, снятое как раз в тот день и время, в которое по словам Джозефины ты был у неё дома и калечил её. На этом видео ты пьяный припёрся забирать свой автомобиль со штрафстоянки и повздорил с типом, потому что перепутал свою машину с его тачкой. Видео, кстати — хохма! Это ж надо было так лохануться и выиграть на этом! Беллами рассмеялся, хоть и от этого смеха ощущался едва уловимый привкус горечи на языке. — А ведь и правда. Я и запамятовал про тот случай. — На тебя, кстати, наложили штраф за неподобающее поведение, — со смехом предупредил Атом. — А что с Джозефиной? — Её приговорили к 7-ми годам лишения свободы, а Габриэля к 11-ти. Джоанне за дачу ложных дали условку. Так как она сама призналась в клевете, и ещё у неё есть справка от психиатра. У неё, и правда, не все дома, хотя это не новость. — Слушай, это получается, если бы я тогда не накосячил, то меня бы посадили в тюрьму за то, что я не совершал? — Да. Как полезно иногда совершать ошибки. — Спасибо парню, которого я в глаза не видел, за то, что спас меня. А ведь «друзья», кроме тебя, даже в суд не явились. Многое придётся переоценить. — М-да, друг. И представить не могу, как это нелегко. А с Монти я тебя познакомлю. Он отличный парень, и как видишь, полезный. Можем как раз к нему сейчас и направиться, чтобы отметить твоё освобождение, как следует.***
С этого момента началась другая жизнь. Прежняя жизнь Блейку нравилась больше, но ему не предоставляли выбор. Раньше у него было всё: сестра, любимая девушка и совместные планы с ней на всю жизнь, у него были друзья. Сейчас же всё это исчезло в один миг. Теперь у него был только он сам. И Беллами тут же перевоплотился, подстроился под установленные жизнью условия. Он теперь заботился только о себе, а доверие к людям было напрочь стёрто из его понимания. Предают все. Даже самые близкие. Даже тех, кого называешь семьёй. Поэтому надеется можно только на самого себя. Это горькая и неотъемлемая часть жизни, и от этого никуда не деться. Когда Беллами вернулся домой он не чувствовал, что находится у себя дома. Собственная квартира стала ему чужой. Её нерадушие вытесняло своего хозяина за её пределы. Здесь было всё неприветливым, квартира была окутана едким разъедающим холодом в буквальном смысле этого слова, потому что форточка осталась открытой. Беллами забыл закрыть её, покидая дом, потому что ему было совсем не до неё. И он не думал, что так не скоро вернётся. Хотя мог бы вернуться ещё позже. Через лет десять, как минимум. В этой квартире осталось много воспоминаний. За год Джозефина заняла слишком много места в жизни Беллами, и по своей значимости не уступала Октавии. Белами не мог представить своей жизни без них обеих. Они были самым важным смыслом его жизни из всех возможных смыслов. Он думал, потеряет их — потеряет себя. Но это оказалось не так. Он был не просто потерян, он был разгромлен и жестоко убит. И он бы предпочёл, чтобы в его сердце вонзили реальный нож, или ему выстрелили прямо в висок, пусть даже это сделала бы Джозефина собственноручно и глядя в глаза. Что угодно было бы лучше, чем то, что случилось. А случилась в его жизни Джозефина. Которая казалась счастьем; лучом света в его бессмысленной жизни; везением, которого Беллами едва ли заслуживал. Беллами поверить не мог, что она досталась ему, и был благодарен за каждый день, проведённый с ней. То, каким он был счастливым рядом с этой девушкой, он не был ни с кем и никогда, и это было его персональное чудо. А теперь эти воспоминания стали загнивающим копьём в груди. С ним осталась только боль, и она сметает всё со своих мест. Беллами окутала злость на самого себя за то, что он вообще позволил себе когда-либо любить эту девушку и доверять ей. Он ненавидел себя больше всех, за то что был отвергнут всем миром. Ведь значит, был не достоин, был недостаточно хорош, или сделал что-то не так. От того он кричал во всё горло, разбивал руки в кровь, раздирая себя в клочья, изнемогая от неистовой боли внутри себя. Он собрал все забытые вещи Джозефины, её подарки и каждую мелочь, напоминавшую о ней, и сжёг их. Даже ту рамку Октавии, которую она переделала, просто потому, что это осталось в памяти — то, что Джози касалась её. Он удалил все фотографии с ней и контакты людей, которые её хорошо знали, а Атому запретил даже имя её произносить. Он, как мог, пытался убрать её из своей жизни. И он сам себя убеждал, что больше ничего не испытывает к ней. Он просто не может любить ту, которая так с ним поступила. Он должен был её ненавидеть. Но не получалось. И он вновь ненавидел себя. Беллами ушёл в работу с головой. Он уже имел приличный счёт в банке, а благодаря своему нынешнему упорству и полнейшей независимости стал иметь стремительные успехи в карьере. Только поначалу он не понимал для чего ему эта бесконечно растущая сумма его банковского счёта. Ведь когда он всё это начинал, то делал это ради Джози, ради того, чтобы исполнить её мечты. А у него самого мечты не было. Его мечтой была Джозефина. Всё это время он жил одной поставленной целью, которая бесцеремонна была у него отнята, и Беллами теперь не знал, что делать. Тогда он решил не сходить с намеченной дистанции, и он купил квартиру с видом на море, о которой мечтала Она. Это оказалось его очередной ошибкой, но он почему-то решил, что справиться. Каждый день он видел море из окна, и этот вид причинял ему сильную боль. Он представлял то, как могло бы сейчас быть по-другому, если бы всего этого не произошло, если бы Джози сейчас была рядом с ним. Как в её глазах ликовало бы счастье. Как бы она на радостях влетела в новую квартиру и прилипла к окну, а после прыгнула бы к нему на руки, не сдерживаясь от восторга. Беллами бы в этот момент чувствовал себя самым счастливым человеком в мире. А сейчас он стоит в одиночестве и всепоглощающей тишине, и терзает самого себя мечтами о том, что неосуществимо. Ему уже злости на себя не хватало за то, что она всё ещё нужна. Она предала, обманула, использовала, убила его. Но она всё ещё почему-то нужна. И это его крест. Он помнил о ней абсолютно всё. Все её улыбки, её нежные руки, как пахли её волосы. В голове всплывали образы, как вспышки проносились в памяти. Всё что она делала, было почти искусство, на которое можно было залипать часами. Как она красила губы и соблазнительно поправляла макияж пальцами. Как ветер колыхал браслет на её руках. Беллами запомнил о ней всё. Как она хмурила брови, когда выражала своё недовольство. Как накручивала локон волос на палец, когда о чём-то задумывалась. Как кокетливо улыбалась, когда хотела добиться от Беллами желаемого. Только ей он позволял слишком много. То, чего не позволял другим. Он никогда не терпел её. Он наслаждался каждой секундой проведённого времени вместе с ней. Он забивал на друзей, на свои потребности и на всё на свете, уступая первостепенное место ей. Она никогда его не злила и не раздражала. Он любил её настолько сильно, насколько вообще можно любить. И его любовь стала оружием против него самого. Оружием, не способным промахнуться, а только стрелять на поражение. Оно оставило рану, которую не залечить ничем. Беллами покинул сизо совсем другим человеком. И к сожалению, это изменения необратимы. Больше он не сможет любить. Никого и никогда. Его любовь принадлежит той, что её убила. Она убила Беллами, оставив его в живых. Убила изнутри, оставив только оболочку. После недолгих попыток примириться со своей болью, Беллами всё-таки выставил только что обретённую квартиру на продажу, а сам тем временем снимал жильё у знакомого. Он не смог больше находиться в той квартире. Она была слишком идеальной в понимании Джозефины. И потому Беллами постоянно ловил себя на мысли, какими бы они могли быть здесь счастливыми вдвоём. Всё время создавалось ложное ощущение, что Джози сейчас выйдет из ванной в своём нежно-бежевом шёлковом халате и с улыбкой отругает Беллами за то, что он слишком долго работает за ноутбуком. Всё это могло у них быть, если бы Беллами не совершил одну единственную ошибку, которая покалечила его жизнь — он позвал Линкольна с собой на опасное задание. Если бы он тогда этого не сделал, всё было бы сейчас иначе. Он прекрасно осознавал, что виноват не меньше кого-либо, а может даже больше. Пусть Джози и предала его, но этого бы не случилось, если бы он сам не совершил ошибку. Беллами не строил ни с кем отношений. В этом плане он вернулся в прошлое, только теперь стал куда более равнодушным до чужих чувств. Он использовал девушек, чтобы разбавить своё одиночество, получить кайф от общения с ними, и, конечно же, от секса. И он больше не заботился о каждой влюбившейся в него дурочке, как делал это с Джоанной. Их чувства — это их проблемы. А у него и своих проблем накопилось достаточно. Например, тех, что Джозефину было невозможно выкинуть из головы. Прошёл год, столько людей в его окружении поменялось, столько поставленных задач осталось позади, столько девушек побывало в его постели. Беллами поменял дом, поменял машину, поменял друзей, а Джозефина осталась в памяти. Пусть она стала реже появляться в воспоминаниях, но не исчезла совсем. И боль от этих воспоминаний стала не менее ощутимой, просто стало как-то привычнее её ощущать. Это стало такой же обыденностью, как посещение душа по утрам и завтраки. Беллами ни разу о ней не заговорил. Даже с Атомом, которому мог изливать душу обо всём, что тревожит. Атом и не знал, что спустя год Беллами всё ещё её вспоминает. Ведь Беллами даже в стельку пьяным о ней не упоминал. Это была настолько болезненная тема, которую вслух не хотелось поднимать никогда. Просто хотелось сделать вид, будто бы этого всего и не было. А сама Джозефина просто пропала, улетела на остров без него, оставив записку, что не вернётся. Новый дом Беллами был слишком большой для него одного, но он надеялся, что когда-нибудь сможет связать свою жизнь с кем-нибудь. Пусть это будет не совсем то, чего всегда хотел, и на настоящую семью это будет вряд ли похоже. Но пусть это будет хотя бы сделка, при которой каждая из сторон получит то, что хочет. Беллами понимал, что когда-нибудь ему надоест вести образ жизни гуляки-парня и он захочет постоянства. Всё-таки он был не из тех, кого мог бы интересовать одноразовый секс продолжительное время. Да и нужно было вытаскивать Джози из головы, потому как быть там она больше не должна. Её место должна была занять другая. Та, которой Беллами не позволит завладеть своим разумом и сердцем. Вот тогда станет легче. Вот тогда можно будет выдохнуть. А пока он всё ещё видел в других Джозефину. Находил похожие черты и манеры поведения. Когда находил, сам же страдал от этого: старался об этом не думать и в итоге прекращал какие-либо встречи.***
На одной из вечеринок Беллами всё так же, как и обычно, пытался затеряться в этом шуме и разговорах. Он забивал свою голову чем угодно, лишь бы не думать о Джози. Всё одно и то же, и всё жутко достало. Но Беллами выглядит так, будто бы он на высоте. Никто и не видит, что с ним может быть что-то не так. Все уверены, что он стал победителем в гонке под названием «Жизнь». А разве победители бывают несчастны? И Беллами такой расклад устраивал. Пусть не видят дальше своего носа, ведь Беллами взглянуть дальше никому и не позволит. Перед ними уверенный в себе и успешный парень, который не знает, что такое быть в проигравших. Так пусть и будет. Он сам уже отвлёкся от всеобщего веселья, но пока не уезжал домой. Может, надеялся на то, что этот вечер принесёт ещё что-нибудь интересное. Тогда Беллами заметил девушку на веранде, стоящую в одиночестве в самый разгар веселья, и направился к ней. — Они тебя достали, да? Скучные все какие-то. Совсем не умеют веселиться. — Нет, этот вечер отличный, — с улыбкой ответила девушка. — Просто я немного устала. Знаю, что в моём возрасте это говорить глупо. — Разве? В моём понимании, это не зависит от возраста. — Да. Но не все так считают. — Ты, например? Зачем-то ругаешь себя за те чувства, которые испытываешь. Вот это по-настоящему глупо. Разреши себе устать и побыть слабой. Это не так страшно, как кажется. Девушка в удивлении посмотрела парню в глаза. — Не думала, что ты-ы… способен такое сказать. — А что думала? Что я замечу только то, какая у тебя классная фигура, а на твоё эмоциональное состояние мне будет плевать? — Так все делают. Кому какое дело, что происходит с другим человеком? — Это просто удобно. Поинтересоваться кем-то, это значит возложить на себя ответственность, вдруг нужно будет помочь или поддержать, а на это не хватает ума или человечности. Вот люди и избегают подобных вмешательств в чужую жизнь. А фигура у тебя, и правда, классная. — Спасибо. А ты, значит, готов возложить ответственность, и у тебя достаточно для этого ума и человечности? — Я не боюсь ответственности. Потому, если ты захочешь или будешь готова, то можешь быть собой рядом со мной. Даже усталой и невесёлой. — Это прозвучит странно, но мне не один парень такого не говорил. — У-у. Значит, ты встречала каких-то кретинов. Не думай, что на них мир закончился. Иногда бывают кретины чуть получше, но зато они точно будут тебя ценить. А как твоё имя? — Луна. — Не представляешь, насколько это имя тебе подходит. Меня зовут Беллами, кстати. — Да, я знаю. О тебе много говорят. — Что же? — Что ты кретин, который получше, — с улыбкой произнесла Луна, и Беллами рассмеялся. — О, это уже хорошо. А я, к сожалению, ничего о тебе не слышал, Луна. Но с удовольствием послушаю от тебя же самой. Если ты не против? — Я не против. — Тогда ну их — тех придурков, которые похуже. Давай сбежим отсюда, а то здесь как-то тесно. Беллами, не дожидаясь ответа, хватает Луну за руку, и, никого не ставя в известность, покидает дом вместе с девушкой. Он увёл её не для того, чтобы очаровать и трахнуть. Он просто был тоже уставшим, и он хотел уединиться с кем-либо и поговорить. Просто прогуляться и поговорить, проникнуться в чей-то мир и показать внешнюю оболочку своего. Ему захотелось побыть именно с Луной наедине. Потому что она была совсем другая. Она не похожа на тех девушек, которых Беллами обычно встречал и мысленно раздевал ещё до того, как сказал «Привет». Не то, чтобы Луна была не в его вкусе. Она красивая, и даже шикарная девушка. Только казалось, в ней есть нечто большее, чем просто внешность. А ещё она абсолютно не похожа на Джозефину. Беллами не нашёл ни единой схожей черты, и это было как глоток воды в многодневную засуху. Они так и не переспали в ту ночь. Пообщавшись с ней, Беллами понял, что именно ей бы он не хотел навредить. Она была совсем другой и непохожей на остальных. Она была не той, кто живёт только лишь для того, чтобы расслабляться. Она не пытается идти по головам, лишь бы только быть повыше. Она не ищет возможности устроиться в этой жизни поудобнее и ни за что не отвечать. Беллами часто видел эти качества в людях, но в Луне этого не было. Она умела думать о других, и этим она зацепила. Тогда Беллами решил, что не станет ею пользоваться, и что они смогут стать неплохими друзьями. Правда, с дружбой у них как-то не получилось. Они могли иногда встретиться и прогуляться вдвоём, иногда могли созвониться, и на этом всё. Беллами было с ней легко, поэтому он ничего не хотел менять. Луна была не похожа на Джози — ни внешне, ни повадками, ни характером. Именно поэтому он мог с ней так легко и долго общаться. Очень часто Беллами находил какие-то сходства у других девушек. Даже самое мизерное сходство больно било в голову воспоминаниями. А Луна полностью отличалась, и потому стала ценным экспонатом в его жизни, будучи просто девушкой, с которой Беллами мог поговорить и эмоционально расслабиться. Но пока он думал, что они могут быть друзьями, Луна считала иначе. Однажды девушка пригласила его в гости, сказала, что собирает у себя друзей на домашнюю пиццу и просмотр фильма. Беллами решил, что ничего страшного не произойдёт, если он придёт вместе с Атомом. Ведь Атом с Луной хорошо знакомы, и она точно будет не против. И вот они оба уже стоят у её двери и звонят в дверной звонок. Девушка открывает с сияющей улыбкой на лице, в красивом вечернем платье и аккуратно уложенной причёской. И как только она увидела Атома, её улыбка тут же исчезла, но она постаралась не подать виду, что была расстроена. Но не заметить этого было невозможно. — Шикарно выглядишь, — отвесил комплимент Атом. — Спасибо. Проходите, — сказала она и впустила ребят в квартиру. В квартире больше никого не было, играла лишь тихая ненавязчивая музыка на фоне. — А где все? — спросил Блейк. — Они не смогли прийти, — ответила Луна. А после парни заметили, что на столе стояли цветы, вино, а в тарелках что-то посерьёзнее пиццы. Тогда стало всё окончательно понятно. Луна приготовила романтический ужин для Беллами, а он притащил с собой Атома. Обоим парням стало жутко неудобно от этого, и Атом тут же придумал повод свалить. — Слушайте, совсем вылетело из головы, что мой друг просил меня заехать вечером и покормить его кота, пока он сам в отъезде! Надо бежать. Не оставлять же животное голодать! Рад был повидаться, Луна. В другой раз как-нибудь увидимся. Атом ушёл. И тогда Беллами с Луной ещё какое-то время просидели вместе в тишине. Беллами на самом деле тоже хотел бы сейчас выдумать повод и свалить. Но это было бы неуважительно по отношению к Луне, потому он остался. — Почему ты пригласила меня под выдуманным предлогом? — Хотела сюрприз сделать. Ты не при чём. Я сама виновата, что так всё получилось. — Послушай, Луна. Я не хотел бы тебя обидеть. Ты, правда, классная девчонка. Именно поэтому я не советовал бы тебе западать на меня. Я не готов сейчас к серьёзным стабильным отношениям. Может я сейчас говорю, как типичное мудачьё, а может даже и являюсь им, но я просто не хочу обрекать тебя на напрасные надежды. Я считаю, ты заслуживаешь большего. — А с чего ты взял, что можешь решать за меня, чего я заслуживаю? Может быть, мне не нужны серьёзные отношения с тобой. Я просто хотела отлично провести вечер, а может даже и ночь. Или я просто недостаточно хороша для тебя? — Дело не в этом. Ты очень даже хороша для меня. Но действительно ли ты этого хочешь? — А для чего ещё я нацепила это платье и убила полдня, как дура, на готовку? — Не знаю. Я обычно использую другие методы соблазнения, — отшутился Беллами. — Так может, уже используешь их на мне? Так и начался их роман. Они были вроде как трахающиеся друзья. Очень удобно. Беллами так вообще был в восторге от такого положения вещей. Она ничего не требовала от него, и он приезжал, когда хотел. Днём они общались как друзья, а ночью сжигали друг друга дотла своей страстью. Никакой любви, никаких обязанностей. Правда, Беллами не был до конца уверен, что Луну это всё устраивало. Но она ведь сама это предложила, и никогда против таких взаимоотношений не возникала. Она говорила, что с ним она чувствует себя по-другому, с ним она чувствует себя легче. Видимо, этого ей было достаточно. А Беллами был рад остановиться. Ему надоело каждый вечер искать новую, которая не напоминает ему Джозефину. До чёртиков надоела эта проклятая поверхностность. Ведь казалось, что ни одна из девушек, которых Беллами за это время перепробовал в самых разных позах, не имела собственного лица. Единственное, что запоминалось, так это та деталь, что связывала их с Джозефиной. Вот так же как Джози, эта девушка носит три цепочки на шее. А эта имеет похожую форму губ. У другой чем-то схожа мимика. Четвёртая похожа на неё в профиль. И ведь ни одна из них и рядом с ней не стоит. Джози неповторимая, и ни одна из них на неё не похожа. Только детали. Они напоминают, но не повторяют её. Никто не сможет её повторить. Для Беллами уж точно не существует такой девушки, которая была хотя бы в чём-то лучше Джози. Той Джози, что любила его и не предавала. Её образ всё ещё был глубоко запрятан в его сердце и очень бережно там хранился. И он не искал похожую, он избегал похожих. Он не мог быть с похожей, потому что он слишком любил её образ, запрятанный глубоко под кожей — образ любимой и любящей Джози, которую всё ещё почему-то никак нельзя выкинуть из головы. Беллами думал, что научиться её ненавидеть. А он стал одержимым кретином, которым думал никогда не станет. И он не знал, что нужно сделать, чтобы перестать её вспоминать. Он убрал из своей жизни всё, что только о ней напоминает, и за весь год и имени её не произнёс, ни слова о ней. Но о ней забыть было невозможно. Только вот с Луной немного легче. Пока что. Пока она тоже не стала делать что-то точно так же, как Джози. В общем-то, поэтому он не хотел с ней вступать в отношения. Она ему довольно сильно нравилась, но он понимал, что ему придётся разбить её сердце, если вдруг что-то пойдёт не так. Он не был в себе уверен, и не готов был возлагать на себя такую ответственность. Луна не должна была из-за него пострадать. Не должна была пострадать из-за Джозефины.***
— Я не пойму, вы вместе или вы не вместе? — спрашивал Атом на одной из вечеринок, когда Луна развлекалась с подругами отдельно от Беллами. — И то, и другое. Вместе по ночам. — И ей так норм? — удивился Атом. — Она это и предложила. — Круто, что ж! Ты везунчик. Но ты посмотри, как она хороша. Не хочешь разве вывести ваши отношения на новый уровень? — Не думаю, что ей это нужно. — А я вот думаю, что она этого хочет. Видно, как она на тебя смотрит. — Она может этого и хочет, но ей это не нужно. Я думаю, она найдёт себе кого-то получше. — Как? Если она на тебя время своё проёбывает? — Думаешь, нам надо расстаться? — Ну раз она тебе не нужна, зачем девочке голову морочить? Так у неё хотя бы будет возможность строить отношения с кем-то другим, кто этого тоже хочет. — Когда ты это такой правильный стал? — усмехнулся Беллами. — Просто секс без обязательств хорош тогда, когда оба партнёра к друг друга не испытывают каких-либо чувств. А когда один влюблён, а другой нет, то это уже лажа какая-то, и жестокое издевательство. — Было бы это издевательством, она стала бы это терпеть? Не думаю. — Всякое бывает. Некоторые просто не могут оторвать себя от человека, которого любят. Беллами вновь вспомнил о Джозефине. Ну сейчас-то зачем?! Атом просто говорит о чувствах, о других людях — не о них с Джози. Но Беллами примерил на себя, и это нормально. Все примеряют на себя. Только от этой нормальности у Беллами голову сносит, и он ненавидит себя за каждое воспоминание о ней. — Если я выясню, что Луна и правда влюблена в меня, я с ней расстанусь. Тебя это устроит? — Да при чём здесь я? Ты сам смотри, готов ли ты держать ответ за то, что причинишь ей боль. А если тебе всё равно на это, то ничего не меняй, пусть разбирается сама со своими чувствами. Я не хочу втиснуть тебя в ограничения. Просто хочу предотвратить твои возможные ошибки, за которые ты себя снова будешь грызть. И я не агитирую тебя к тому, чтобы ты с ней расстался. Просто реши для себя, похер тебе на неё или нет, и уже от этого отталкивайся, менять тебе что-либо или забить хер. Как-то так. Атом сказал правильные вещи. Как всегда. Этот человек никогда не бросает его, и никогда не пытается осудить. Только помочь и поддержать. Вне зависимости от того, каков Беллами делает выбор. Наверное, Атом — единственный человек, который сохранил в Беллами веру, что на Земле бывают Люди. Именно Люди с большой буквы. Потому что в округе много мудаков. Это какая-то отдельная раса. И попробуй, разбери кто есть кто. И он сам бы не хотел становиться мудаком для Луны. Он смотрел на девушку со стороны, как она говорила с подругами и улыбалась, а после она перевела взгляд на Беллами и задержала его. Этот взгляд ласково улыбнулся ему вместо неё. И было в этом что-то ощутимо тёплое и весомое. Беллами подумал про себя: «Что же ты делаешь? Ты же никогда не будешь со мной счастлива». Она влюбилась, не иначе. И она выбрала такой метод сближения с Беллами. Она говорит, что её всё устраивает и так, в надежде, что он к ней тоже привяжется. Беллами надеялся, что это только его догадки, но этот взгляд слишком наполнен нежностью и теплотой. Беллами с тоской смотрел ей в ответ. Ведь в этот момент ему казалось, что его истязают тугой плетью. Это был взгляд Джозефины. Когда они лежали в постели и просто смотрели друг другу в глаза, не отрываясь и не нарушая это бесконечно важное уединение разговорами. Джозефина смотрела с той же теплотой. Так, словно бы целого мира больше не существовало вокруг, будто бы Беллами — это весь её мир. В этот момент Беллами окинула такая тихая, но раздирающая его в клочья ярость. Он хотел перевернуть здесь всё вверх дном с диким криком, уничтожая всё вокруг, не видя перед собой препятствий. И эти эмоции было так сложно сдержать. Раньше, когда он эмоционально срывался, Джозефина брала его лицо в свои руки и говорила, глядя ему прямо в глаза: «Я всегда буду любить тебя, даже если весь мир будет против тебя. И поверь, мы выстоим, мы выиграем эту войну. Когда я рядом, я твоя броня и я твоё оружие». Больше её рядом нет, и Беллами был безоружен, ненавидел себя за беспомощность и боролся с миром как мог, своей внешней черствостью и равнодушием. Он сделал себе броню, он защитился, хоть и к этим жёстким доспехам он ещё не привык. Но он смотрел на Луну и думал о том, что другая Джозефина ему не нужна. Когда уже все расходились, Беллами подвёз Луну до дома, как и обещал. Она пыталась поговорить, но он почти не отвечал. Она поняла, что что-то не так и прекратила попытки разговорить парня. Её настроение заметно испортилось, но она это замолчала в себе. Когда Беллами остановился у её дома, он не спешил выходить, и она просто смотрела на него в ожидании каких-либо слов или действий. — На этом закончим наше общение, — сухо ответил Беллами. — Ты имеешь ввиду секс? — Я имею ввиду вообще не видеться. — Но почему? Что не так? — наполнившись непониманием, возразила Луна. — Потому что ты мне нахер не сдалась, не поняла ещё? — С чего ты взял, что ТЫ мне нужен? Это просто развлечение. — Тогда для тебя это будет не проблема, так ведь? — А у тебя какие проблемы? У нас ведь всё хорошо было. — Потому и пора закончить, пока у нас всё хорошо. Или что мы ждём? Когда ты залетишь? — Какой же ты мудак! — с горькой обидой и злостью высказала девушка, и вышла из машины. Вот так из его жизни ушла очередная Джозефина. На душе стало несколько легче. Но от того, что ушла Луна — тяжелее. Потому как до того момента, пока он не видел в ней Джозефину, ему было с Луной очень легко. И так давно ни с кем не было. Беллами не был уверен, что поступает правильно. Но было ли бы правильным то, что он использовал Луну, зная о её чувствах? Или если бы он сделал её своей девушкой, постоянно думая о другой? «Правильности» в его жизни больше не существует. Он больше не мог делать людей счастливыми, он несёт лишь боль и разрушения, потому что это всё — что он имеет сам. Это теперь его внутреннее содержание. И Луна станет с ним только несчастной. Пусть её любит кто-то другой. И пусть делает это со всей искренностью. Беллами же уже сделал свою остановку.***
Возвращаясь домой поздно ночью, Беллами уже не ждал неожиданных поворотов. Он думал лишь принять душ и лечь спать в одиночестве на этот раз. Но подойдя к входной двери, он увидел конверт, приклеенный прямо к самой двери. Беллами отклеил его и взглянул на подпись. Это было письмо из тюрьмы, и Беллами сразу понял от кого оно. Ему захотелось тут же разорвать его в клочья, и не читать, чтобы даже не знать, о чём там написано. Но он понимал, что сделав это, он уж точно никогда не сможет прекратить думать о ней. Потому что его теперь будут парить мысли о том, что же она написала в этом письме, что ещё она могла сказать ему после всего того, что случилось. Тогда Беллами уж точно никогда не сможет забыть о ней. Ведь поводов думать о ней станет ещё больше. Парень зашёл в дом и развернул конверт. Он достал сложенный лист бумаги и увидел до боли знакомый почерк. Ему было очень сложно приступить к прочтению, но он взял всю волю в кулак и заставил себя сосредоточиться на словах, изложенных на листке, хотя это было и непросто, взметающаяся эмоциональная буря отрывала от осознания. «Привет, Беллами. Надеюсь ты помнишь, что за день сегодня. Сегодня мы бы могли отмечать двухлетие нашей пары, если бы не я. Прости за то, что пишу тебе. Я не имею больше права к тебе обращаться, я это знаю. И уж точно не имею права молить тебя о прощении. Это бессмысленно. И наверняка очень жестоко. Но несмотря на это, я всё-таки решилась написать тебе. Всё это время я корила себя и ненавидела, но ты всё равно не поверишь. Я просто конченная идиотка, я слишком поздно это поняла. Мне так страшно от осознания, какую боль я тебе причинила. Я надеюсь, что ты уже смог отойти от этого, и тебя это больше не мучает. Я искренне надеюсь, что ты счастлив, что у меня не получилось слишком сильно навредить тебе. Я думаю об этом каждый день. Каждый день прошу у Бога за тебя. Даже несмотря на то, что я атеистка. Я готова уже поверить в кого-угодно. Хочется, знаешь ли, верить, что существует чудо, способное исправить всё то, что я натворила. Но ответ за это всё равно нести мне, и я несу его через самые адские муки. Не думала раньше, что буду когда-нибудь так виновата, что буду так ясно это понимать, и что это будет настолько непоправимо. Я всегда боялась неизбежности больше всего на свете. Но ты это знаешь, хоть и всегда называл меня смелой девочкой. Я была смелой, потому что ты так говорил. Я была особенной, потому что ты меня такой считал. А теперь я никто, я ничто, просто пережёванный комок, истерзанный собственной глупостью и чувством вины. Я тут вообще собой быть перестала. Всё, что от меня осталось, так это те воспоминания, когда я была с тобой. Я тогда была самой счастливой. Ты меня такой сделал. А я всё это собственноручно уничтожила. И в моей жизни не было ничего страшнее, чем осознание того, что Я ЭТО РАЗРУШИЛА. Некого винить. Бесконечное самоистязание — это худшее, что вообще есть в этом мире. Тогда я думала, что лучше уж я буду уничтожать, чем меня. А теперь считаю совсем наоборот. Лучше бы меня убили, меня предали, и пусть это было бы очень больно, но куда хуже осознавать, что я сама убийца. С этим невозможно смириться и это невозможно себе простить. Я надеюсь, что тебе станет хотя бы немного легче, если ты будешь знать, как я сожалею о том, что сделала с тобой, и как я страдаю за это. Поэтому я и написала. Я не надеюсь на то, что ты простишь меня, но я бы этого очень хотела, всем сердцем. Это вообще единственное, что мне теперь нужно. Даже свобода так не нужна. Я знаю, что прошу тебя о многом, просто прошу, дай мне тебя увидеть, позволь попросить прощения, глядя в глаза. Я молю тебя. Прошу увидеть тебя хотя бы ненадолго. Я не заслуживаю этого, но я уже так много натиска вынесла, и мне так сильно нужно спасение. Приди ко мне, если я не осталась забытой тенью. Приди, если чувствуешь ко мне хоть что-то, пусть это даже злость или ненависть. Приди, чтобы высказать мне, какая я сволочь, но только не игнорируй. Я очень прошу тебя». С дикой разъедающей болью дочитав письмо до конца, к спектру эмоции Беллами добавилась злость. Откуда в этой девушке столько наглости просить его прийти к ней? Он уж точно не собирался больше её видеть, ему это больше не нужно, она ему не нужна. Плевать, как она там себя чувствует. Она получила то, чего заслужила. А Беллами продолжает жить дальше. Без неё. И вроде бы получается. Видеть её он больше не желает. Он же не совсем конченный кретин, чтобы вестись на это. Так Беллами думал первые несколько минут. Эти строки добили его, довели до ручки. Внутренние эмоции перебивали друг друга, перекрикивая, кто кого громче. Это была и горечь, это была и злость, это было невысказанная невыговоренная боль, это была слабость и беспомощность, это было желание увидеть Джози, и протест против этого желания. «Я продолжаю жить дальше» — лишь самообман, которым Беллами кормит себя каждый день, чтобы не сойти с ума, чтобы казаться самому себе сильным и несломленным. На самом же деле он инсценировал жалкое подобие жизни, главное, чтобы другие велись на это, и сам Беллами думал, что он справляется. На самом деле он ничего сейчас не имеет, он так и не обрёл себя после крушения. Он прожигает жизнь, надеясь на то, что из этого когда-нибудь что-нибудь получится. Он не может больше кому-то верить и строить долгие отношения. Он отверг Луну, несмотря на то, что она была просто идеальна для него, и вполне возможно то, что они бы смогли построить крепкую семью вместе, но Беллами этого не допустил. И всё потому, что он всё никак не может отпустить свою убийцу, что нож ему всадила в сердце. Он всё теряет из-за неё. До сих пор. Он ни в чём не продвинулся, и не стал тем, кем хотел стать. Он не избавился от её влияния на его жизнь. Он целый год пытался забыть её, совсем не думать и не вспоминать. Столько усилий на это ушло, чтобы хоть как-то охладеть. Столько возможностей упущено из-за этого, сколького он лишается в страхе и недоверии. И вот Джозефина написала письмо, и всё это сгинуло к чёрту. Все усилия стали напрасны, потому что все чувства и эмоции в Беллами вспыхнули снова, а его голову разрывало от мыслей о ней. Что хочешь делай, хоть стреляй в голову, от этих мыслей не избавиться. Джозефина целиком и полностью захватила его разум. Что ещё она хочет сказать? Возможно, она надеется вновь одурачить его, очаровать, прикинуться слабой и невинной. Она снова хочет играть им, как своей марионеткой. Наверняка, всё именно так, и ей что-то от него нужно. Но даже всё понимая, Беллами пришёл в тюрьму, чтобы с ней встретиться. Он делал это не ради неё, а ради себя. Потому что ОН хотел её увидеть. Как себя не обманывай, от себя всё равно не убежать. Сколько боль не замалчивай, она не забывается, она остаётся. Беллами было необходимо вновь увидеть её. После её письма он как одержимый, то и дело думал об этой встрече. Ему было нужно её увидеть, услышать, узнать, что с ней сейчас происходит. И он сам не знал, что будет дальше, когда он это узнает. Предвидеть итог этой встречи он даже немного не мог. Но его это не особо-то волновало, важным было — увидеть её. Пусть это будет мучительно больно, пусть бессмысленно. Но вдруг это даст какой-то результат? Он столько времени не сворачивает с мёртвой точки, просто насилуя себя своей «нелюбовью». И ведь всё равно больно. Отсутствие Джози не освобождает его от боли. Так что непродолжительное её присутствие особо не навредит, и хуже не сделает. Было бы куда. Беллами заходит в комнату и видит её за столом. В эту минуту все внутренности будто бы сжимаются в напряжении и ноют от тяжести. В эту минуту дыхание становится настолько тяжёлым, что каждый шаг кажется затруднительным до острой боли в суставах. Беллами всё же преодолел этот путь и сел за стол к девушке напротив неё. Как только она подняла глаза и увидела его, её глаза заблестели от вымученной радости. В этих глазах было облегчение и счастье, и вместе с тем всепоглощающая затопленная слезами боль. Джози и сама не знала, какие эмоции были сильнее. А Беллами погряз в своей однозначной боли, и радости в ней ни грамма не было. Он видел перед собой ту, которая виновата в том, кто он теперь есть; из-за которой он стал никем и ничем в этой жизни, когда мог стать любящим мужем самой прекрасной девушки на планете. А стал посетителем тюрьмы на свидании к той, кого всем сердцем любит и одновременно ненавидит. Ведь если бы она не пыталась его уничтожить, а искренне любила его, как обещала, то она бы сейчас не была здесь, а он бы не был так уничтожен. Девушка, молча, смотрела ему в глаза, хватаясь за эту возможность, как за единственный смысл в жизни. Она поглощала его образ взахлёб, как самый долгожданный и как самый необходимый. Она изменилась кстати. Даже цвет лица будто бы потускнел, а взгляд потерял свою прежнюю лёгкость и пикантную игривость, всё это сменила мрачная тяжесть и подавленность. Беллами не позволял вырваться наружу рвущему грудь сочувствию. «Её не жаль, » — говорил Беллами самому себе. — «Её незачем жалеть. Она сама это выбрала.» Он подумал о том, как порою непредсказуемо и бесконтрольно бывает течение жизни. Он должен был смотреть на неё счастливую и лучезарную, в белом платье на берегу океана, произносящую торжественную клятву, что будет любить его вечно. Беллами думал когда-то, что всё будет именно так. А реальность ужасающе не соответствует его былым представлениям. И так становится невыносимо больно и страшно от осознания всего этого. Разум всё ещё не хотел воспринимать это за правду, потому всё ещё так тяжко уговаривать себя на смирение. Потому всё ещё невозможно отпустить это и начать новую жизнь. Беллами всё ещё не нужна новая жизнь. Не нужна ему другая реальность, кроме той, которую он ещё давно нарисовал себе в мечтах, где Джозефина смотрит ему в глаза и произносит «Да» на вопрос священника. Какой бы прекрасный путь его ни ждал впереди, он не мог ради него отпустить то, что уже себя изжило. Вцепился, как дурак, руками и зубами в это несбывшееся счастье. Не надеется уже даже, но не отпускает. И ломает свою жизнь дальше, ломает. — Я очень благодарна тебе… — неуверенно начала девушка. — Я думала, ты ни за что не согласишься прийти. — Зачем я здесь? — сухо спросил Беллами. — Я хотела тебя увидеть. — Увидела? Теперь я могу идти? Девушка посмотрела на парня с горькой печалью, совсем не скрывая своей уязвимости перед ним. — Ты ненавидишь меня? — Да, — твёрдо ответил парень. — Значит, всё ещё любишь, — с грустью произнесла Джози, на что Беллами ничего не ответил. — Я тоже ненавижу себя. — Значит, всё ещё любишь? Любовь к себе для тебя всегда была превыше всего. Но я как-то не особо хочу с тобой это обсуждать. И выслушивать, как ты виновата, тоже. Я пришёл сюда потому, что меня всё ещё терзает один единственный вопрос: За что? Ответь на него. Только прошу, без покаяний. Просто ответь на вопрос. Джози опустила глаза, пытаясь собраться с мыслями. Ей было что сказать, но слова давались очень тяжело. Беллами терпеливо ждал, пока она, нервно сжимая свои руки, переводила дух, из последних сил стараясь дать парню ответ. — В тот момент я думала, что ты этого заслуживаешь. За то, что забыл обо мне, бросил. Я подумала, что я тебе стала не нужна. Я считала, тебе нет оправдания, и твои слова я пропускала мимо ушей. Я решила, раз ты сделал мне больно, то и я могу. Да так, чтобы ты забыть это всю жизнь не смог. Но в итоге я сделала хуже самой себе. Я потеряла нечто большее, чем свободу. Я потеряла тебя и свою жизнь. Я потеряла самое искреннее и настоящее чувство. И я поняла это только тогда, когда назад дороги не было. Когда ты признался мне в любви в зале суда. Когда ты сорвал заседание, никого не слышал и не видел, ты смотрел только на меня. Я это обдумывала много раз за время проведённое здесь. С каждым днём я осознаю всё больше то, что я потеряла. И мне кажется, что я медленно схожу с ума от чувства вины, оно поедает меня заживо. Это настолько мучительно, что не передать словами. И пусть ты меня не простишь, я всё равно попрошу тебя об этом — прости меня. Это всё, о чём я могу просить. — Думаю, я бы мог простить тебя и забыть обо всём, и мы бы могли начать всё заново, словно бы ничего плохого между нами не происходило. Только если я буду знать, что ты и вправду всё осознала, и ты действительно так раскаиваешься, как говоришь об этом. — Правда? — в нерешительном растерянном удивлении спросила девушка. — Да, да. Конечно. Я честна с тобой, Беллами. Джозефина на мгновение вылезла из своего удушающего обречённого состояния, и её глаза озарил лучик всесильной надежды. — Но для того, чтобы уверить меня в этом, ты можешь разве что пустить пулю себе в лоб, — продолжил Беллами ледяным равнодушным тоном. Девушка застыла от вновь захлестнувшей её боли и словно бы не могла даже вдохнуть. В её взгляде забился бешеный крик отчаяния и безысходности, и глаза мгновенно набрали слёзы, которые рухнули тяжёлыми каплями по щекам. Её лицо исказилось горьким рыданием, которое душило её, и раздирало в клочья. Беллами поднялся со своего места и покинул Джозефину, так ничего больше не сказав. И она его не остановила. Она не могла. Она медленно и мучительно умирала, сидя на этом стуле, и больше она ни на что влиять не могла. Беллами не показал ни единой эмоции за время их разговора, и даже сейчас. Он выглядел как труп. И он им уже почти был. Если Джозефина умирала сейчас, то Беллами был уже мёртв. Он умер ещё тогда в сизо на ледяном полу, захлёбываясь слезами, как кровью от внутреннего кровотечения. А теперь он безжалостный призрак, или машина из стали. Внутри него горит пожар и сжигает его дотла, но снаружи он непоколебим и бесчувственен. Это его лучшая маска. Маска, которая всё крепче врастает в его лицо.***
На самом деле его сердце полыхало, словно в адском костре, и Беллами был готов крушить и ломать всё вокруг. Его окутала беспросветная буря гнева и ненависти. Эта бура сносила его с ног, и наносила удары, порезы, увечья, перекрывала кислород, душила и истязала. У Беллами не было против неё оружия, ему нечем было сражаться. Он так чертовски устал противостоять тому, что сильнее его. Это нескончаемый натиск, который стирает его, как ластик о бумагу. Неужели остаётся лишь ждать, когда он наконец кончится? Беллами так надеялся, что ему станет хотя бы немного легче, что он сможет быть по-настоящему равнодушным и сильным, и что никто больше не сможет так на него влиять. Беллами уже так устал молить об избавлении от этой тягости, что готов был сесть в машину и разбиться насмерть. Это чувство было настолько сильным, что Беллами думал, что он вот-вот сорвётся. А что если прекратить эти мучения? Что если есть выход? Если Джозефина не лжёт. Может их действительно ждёт прекрасное совместное будущее, если Беллами сможет пересилить себя и по-настоящему простить её. Ведь он понимает, что никого другого он в жизни не полюбит. Только она способна сделать его счастливым. И она способна убить его в любую минуту. Разве можно быть уверенным в собственной безопасности, когда рядом будет Джозефина? Как бы он её не любил, остаток здравого рассудка в нём ещё остался, или же это дичайший страх беспомощности и уязвимости. Но ему нет ради кого жить. Потому как самыми значимыми людьми в его жизни были Октавия и Джози, и ни одной у него не осталось. Беллами понимает, что он так загнётся. Когда ему становится плохо, он просто хочет сдохнуть, и прекратить бороться. Потому что попросту не понимает зачем. За что бороться? За пустоту своей жизни? За бестолковость существования? В этом терзающем состоянии Беллами добрёл до дома Луны. Потому что просто не знал к кому больше идти. Он понимал, что от одиночества он разорвёт себя на кусочки голыми руками. Может быть, Луна поможет ему это сделать, или наоборот убережёт. На исход было плевать. Как и на всё вокруг. Только он поднялся по лестничной площадке, то увидел, что какой-то парень с ножом прижимал Луну к стене и требовал отдать ему все деньги. Он попался очень кстати, как раз по горячую руку. Беллами резко схватил его со спины и ударил его головой о стену. Грабитель тут же вырубился и упал на пол. Беллами подошёл к ошарашенной девушке и требовательным даже слегка разъяренным тоном произнёс: — Ты сейчас же идёшь собирать вещи и едешь со мной. Я не позволю тебе оставаться в этом месте. Луна без лишних вопросов пошла в свою квартиру и сделала всё так, как он сказал. И только когда он привёз её в свой дом, девушка всё же спросила: — Где это мы? — У меня дома. Теперь это и твой дом. — Что так сразу? Я вроде бы ни так давно была тебе не нужна. — Я ошибся. Думаю, именно ты мне и нужна. И если ты позволишь, то только ты одна, и больше никто. — Ты это серьёзно? — растерянно произнесла Луна. — С тобой всё хорошо? Ты выглядишь разбитым. — Не переживай. Мы вместе меня починим.***
И с тех пор она постоянно рядом: засыпает, обнимая его во сне, будит по утрам ласковым поцелуем, завтраки и ужины вместе. На полках появились её духи и куча всяких флакончиков, в шкафу лежат её вещи, а на диване можно найти её тёмный длинный волос. О как же она линяет! Словно Беллами завёл собаку, а не девушку. Беллами пока не чувствует её своим человеком, но он начинает к ней привыкать понемногу. По большей части, Луна была ему нужна, чтобы сдерживать его. Он боялся сорваться и прикончить себя в один вечер, ну или вернуть Джозефину, что вовсе не лучше, чем самоубийство. Зато у Беллами появилось немного надежды, что он справиться. И появилось больше смысла возвращаться с работы домой. Там вроде кто-то ждёт, уже не так одиноко. Хотя Луна её не заменит. Беллами не ощущал её своей девушкой, как не пытался. И от мыслей о Джози она не избавляла. Это просто была очередная попытка сбежать от себя, от своих истинных желаний. Беллами не был избавлен от сомнений. Он всё ещё думал о возможности всё вернуть. Сам понимал, что нельзя, что он не сможет, они с Джози больше не смогут. Но вполне возможно, что от очередной ошибки Блейка удерживало тюремное заключение Джози. Если бы она была на свободе, и Беллами имел бы к ней доступ в любой момент, то возможно, он бы уже сорвался. Тюрьма его сейчас спасает. Держит её на расстоянии, вне его доступа. Потому как, когда Беллами задумывается об возобновлении отношений, то понимает, что ей ещё сидеть пять лет и восемь месяцев. Потом он начинает думать о том, как сделать так, чтобы вытащить её оттуда раньше, чтобы она к нему поскорее вернулась. Но вовремя включает мозги и запрещает себе об этом думать. Нет! Её нельзя вытаскивать. Она это заслужила. Она сама себя усадила в тюрьму. Беллами бы этого ни за что не хотел. Он и сейчас не хочет, чтобы она там находилась, но это же был её выбор. Она ведь выбрала так ему отомстить. Помимо тюрьмы, Беллами теперь обезопасил себя Луной. Она тоже его удерживала от ошибки. Он думал о ней. О том, что он сам подарил ей надежду, и потому не имел права её отнимать. Это было бы слишком бесчеловечно — притащить её домой и назвать своей девушкой, а потом вскоре сказать ей: «Возвращайся обратно. Я решил вернуть бывшую, которая сидит в тюрьме из-за того, что не смогла упечь туда меня. Но у нас с ней всё хорошо — любовь, взаимность». Тогда бы он был не лучше Джозефины. Но может быть, он и правда стоит её? Он ведь и сам далеко не образец правильности. Наверняка, он разбил достаточно сердец. Пусть он никому ничего не обещал, и за всю жизнь любил одну, но разве это делает его лучше? Возможно, они с Джозефиной — идеальная пара. И никто из них не лучше другого. Беллами ведь тоже совершил серьёзный проступок, и теперь никак не может добиться от сестры прощения за него. Это добивает его изо дня в день. Так же и Джозефина. Если она была искренней, то может она заслуживает шанс на прощение? Беллами так устал от бесконечной борьбы с самим собой. Он разгромил самого себя нескончаемыми доводами за и против, загнавшись в тупик, да и только. Он так устал бороться против своих чувств и желаний; и запрещать себе то, что ему так необходимо. Но он и не знал, как ему перестать это делать. Простить Джозефину, и любить её также беззаботно и легко, как прежде — кажется, что это не так сложно. Но на самом деле, это был непосильный шаг. Может быть, это когда-нибудь и будет осуществимо, но не сейчас. Пока Беллами не остыл от злости, и не уговорил себя простить её. Но самое сложное, это начать верить. Любовь по-прежнему сильна к ней и непоколебима, но когда нет доверия, то и будущего тоже нет. В один вечер Беллами возвращался с работы домой, не задумываясь ни о чём важном и никак не планируя провести этот вечер. Он обнаружил, что возле дома его поджидает Атом. Парня немного насторожило то, что Атом не позвонил. Хотя он, бывает, приезжает без предупреждения, но только когда уверен, что Беллами дома. Обычно это только по утрам или в выходные. Что он тогда делает здесь вечером? — Ты забыл, что уже давно изобрели телефоны? — шуточно спросил Беллами, как только вышел из машины. — Мне нужно кое-что тебе передать лично. А по телефону об этом никак, — ответил Атом с ноткой тревожности в голосе. Беллами напрягла такая серьёзность друга, ведь обычно он всегда навеселе и с бодрым тоном, чтобы не происходило. Он бывает таким серьёзным, только когда что-то прям совсем плохое случилось. — Что случилось-то? Не томи. — Джозефину нашли повешенной в её камере. У Беллами мгновенно появилось чувство, будто бы его ударили чем-то тяжёлым по голове, и всё остальное стало очень мутно восприниматься. Он никак не прореагировал, и даже ничего не ответил. Он сделал вид, что его эта информация совсем не тронула. Но это было совсем не так. — Ты ничего не скажешь? — поинтересовался Атом в ответ на молчание друга. — Пусть покоится с миром, — холодно ответил Беллами. — Рад, что ты к этому отнёсся легче, чем я думал. Она оставила всего одну прощальную записку, — сказал Атом и протянул небольшой конверт Блейку. — Она посчитала нужным попрощаться только с тобой. Беллами взял конверт, чувствуя, как с каждой секундой внутренний ураган всё норовит вырваться наружу, но парень уже мастерски умел его удерживать. — Если хочешь, я могу остаться сегодня у тебя, чтобы ты не был один. — Не нужно. Я не один. — С кем же? — С Луной. Она теперь живёт со мной. — Увау! Могу тебя поздравить? Это хорошие новости. И что у вас всё серьёзно? В том смысле, что ты планируешь с ней надолго, или просто скрасить деньки, пока грустно? — Как знать, что там будет. Когда Беллами вошел в дом, он сел возле горящего камина и достал конверт. Он сидел в исступлении некоторое время и не мог решиться открыть его. Состояние было настолько отвратительным, что не передать словами. В голове не укладывалось, что её больше нет. Неужели это из-за него? Из-за того, что он сказал ей? Он не хотел её подталкивать к этому. Он не хотел, чтобы она исчезла насовсем. Где-то внутри та часть Беллами, которая несмотря ни на что всё ещё любила Джози, горько рыдала и истязалась в болезненных конвульсиях. А вторая часть, которая появилась после частичного отмирания первой, с горьким привкусом облегчения выдохнула, успокаиваясь тем, что «Зато ты больше не вернешься к ней. Теперь уж точно». Беллами развернул письмо, которое было намного меньше по объёму, чем предыдущее. Но он даже не сразу смог рассмотреть текст. Слишком сложно было сфокусировать своё внимание. Слишком сложно было начать это читать. И невозможно было решиться на то, чтобы проститься с ней. «Беллами, я до сих пор не ответила на твой вопрос, заданный мне год назад в суде. Тогда сейчас отвечу — я любила тебя. Очень сильно любила. И сейчас люблю. И я хочу, чтобы ты это знал, чтобы ты в это верил. Поэтому меня больше не будет, но зато, может быть, после меня останется нечто большее. Думаю, это того стоит. И ещё одно. Торжественно клянусь, что буду тебе преданной и любящей женой, и буду любить тебя до скончания дней моих. Даже если это будет сегодня. А ты пообещай об одном — что и ты сможешь любить кого-то до конца своей жизни. Твоя навсегда, Джозефина Блейк.» Беллами не заметил, как в его глазах уже стояли слёзы. Его сердце разрывалось на части от невыносимой боли и тоски. Он смотрел на её подпись «Джозефина Блейк» и теперь уже абсолютно ясно понимал, что этой мечте больше никогда не сбыться. Как же безжалостно время. Ещё пару лет назад, когда он держал руку Джозефины в своей, он и подумать не мог, что всё вот так закончиться, и подпись «Джозефина Блейк» он увидит только лишь в предсмертной записке. Будущее безжалостно и бескомпромиссно. Порою на него никак нельзя повлиять. Если бы Беллами тогда знал о последствиях, он бы поступил иначе, и столько бы людей сейчас было спасено: Линкольн и Октавия, он сам и Джозефина. Они бы все сейчас были живы и счастливы. Он полностью осознаёт свою вину. Он и сам виноват в том, что потерял её. Уже во второй раз. Ведь у него был шанс вернуть её, когда она просила об этом в своём письме. А теперь, невыносимо даже представить, как её тело висит в петле. И это из-за него. Джози больше нет. Теперь придётся говорить это себе почаще, чтобы поверить. Беллами мог бы не допустить этого, если бы он сказал ей что-то другое, что-то менее ужасное, что не причинило бы ей такую боль. Тогда он думал, она это заслужила. Он поступил как Джозефина. В таком случае, разве он имеет право судить её теперь за её поступок, если сам он совсем не лучше? Он мог спасти её и самого себя, но он этого не сделал. Может даже он был и прав, когда отверг её. Но какой смысл в этой правоте, когда результат принёс только боль и терзания? Теперь Джозефина мертва, а он сам окончательно этим добит. Так что не чувствует самого себя от внутренней боли. Казалось, что мир для него перестал существовать в этот самый миг, и теперь уже навсегда. Беллами бросает записку в огонь и смотрит за тем, как она медленно сгорает. Как догорает последнее доказательство существования Джозефины и её значимости в его жизни. Больше она не оставит видимый след. Останется лишь в конец раздолбанное сердце, выжатое до последней капли, и теперь затвердевающее в камень. Беллами потерял её дважды. И во второй раз было ничуть не легче, чем в первый. — Всё хорошо? — послышался тревожный женский голос за спиной. Луна села рядом с парнем и положила свою тёплую живую руку ему на плечо. — Ты о чём-то задумался? — М-да, — ответил Беллами, настроив голос, чтобы звучать максимально беззаботно. — Я вот думаю, взять отпуск, и отправиться с тобой куда-нибудь в путешествие. Как тебе идея? — Шутишь? Она идеальна! Я всеми руками и ногами за. — Тогда куда ты хочешь отправиться? — Куда угодно! Я вообще нигде не бывала. — Тогда полетим на остров. Я хочу чаще видеть твоё прекрасное тело в купальнике. Луна засмеялась и ласково поцеловала парня в висок. А Беллами представлялось, что это сделала Джозефина. Что это она светилась лучезарной улыбкой, и она так чувственно коснулась его своими губами. Она больше не плакала. Она была счастлива, ведь она рядом с Беллами, и они полетят на остров, где она будет осуществлять свои мечты. Она больше не молила слёзно о прощении, она говорила: «Спасибо» со счастливой улыбкой на губах. Ей незачем больше страдать, ведь все её мечты вот-вот осуществляться. И у них есть целая жизнь, для того чтобы всё простить друг другу и любить, пока сердце не остановит свой ход.***
Город зажёг фонари и приглашал прогуляться по свежим улицам, вдыхая приятную вечернюю прохладу распустившейся весны. Беллами планировал провести этот вечер, как и обычно, в компании друзей, выпивая за разговорами и настольными играми, а потом подцепить какую-нибудь девчонку и очаровать её. Только его прервала одна услышанная со стороны фраза, из которой он остановился: — Твою ж мать! Какого хрена я такая удачливая? Беллами почему-то обратил на это внимание. Незнакомая девушка сидела возле лавочки, слегка нагнувшись, и злостно высказывалась вслух. — У тебя что-то случилось? — спросил Беллами. Девушка подняла на него свой расстроенный нервный взгляд, а после сняла туфлю с ноги и показала парню сломанный каблук. — Никогда их не надеваю. А тут решила пойти к подруге на день рождения, чтобы быть самой высокой дурой на празднике. Я и так опаздывала, а теперь уже там всё давно началось без меня. Так вот теперь я самая «везучая» дура на лавочке. — Может, я могу чем-то помочь? — Чем? У тебя есть запасная туфелька на каблуке? — пренебрежительно ответила девушка. — Не поверишь, целых две сильных руки, — ответил Беллами и без лишних вопросов взял девушку на руки. — Где живёт твоя подруга? — Прямо по 32-й авеню, — ответила растерянная девушка. — А ты спасатель по профессии? — Нет. Всего лишь доставщик прекрасного на дом. — Уж не думала, что так буду добираться до праздника. Обычно все мимо проходят, а ты не прошёл. — А разве можно пройти мимо тебя? — с улыбкой удивился Беллами, глядя на её лицо. Девушка и впрямь была очень красива, и своей харизмой мгновенно очаровывала, хотя вроде бы ничего ещё не успела сделать, только сломать каблук и выругаться по этому поводу. — Я надеюсь, ты меня до подруги донесёшь, а не до своего дома, — ответила девушка, не купившись на его попытки заигрывания. — Я был бы не против, но не могу так поступить с именинницей. Только ради неё такие жертвы. — Дешёвые подкаты. Думаешь, сработает? Если бы ты не нёс меня на руках, я бы послала тебя, — отшутилась девушка с лёгкой улыбкой, а Беллами залипал в её глаза, и ему было всё равно, что она там говорит. — Но я несу тебя на руках, и ты этого сделать не можешь. Значит, не такие уж и дешёвые подкаты. — Всё может поменяться, как только ты поставишь меня на землю, — игриво опровергла девчонка, и Беллами припомнить не мог, чтобы его так кокетливо «отшивали». — Может тогда мне просто не нужно ставить тебя на землю? — Готов носить меня на руках всю жизнь? — усмехнулась она. — Кто знает. Всё возможно. Хотя впервые мне хочется ответить «да», — слишком серьезно ответил Беллами с неожиданностью для самого себя, совсем без шуток и излишней игривости. Девушка это тоже заметила, и ухмылка с её лица исчезла. — Это значит, что сегодня ты более пьян, чем обычно? — Или более трезв, — с улыбкой ответил Беллами. — И вижу более ясно. — В таком случае, тебе нужно побольше пить. А то так и женишься ненароком. — А ты уже готова? — Нет. Благо, на меня так трезвость не влияет, и я остаюсь в своём уме. Беллами ответил коротким смехом, и подумал о том, хорошо бы, если бы дорога до дома именинницы была ещё длинной: — Как хоть имя моей несостоявшейся жены? — Джозефина. Разговор зашёл очень легко и безустанно продолжался во время всего пути до места праздника. Беллами не хотел её отпускать и предпочёл бы, чтобы дорога была бесконечной. Но, к сожалению, бесконечность порой слишком коротка. — Мы пришли, — произнесла Джозефина. Беллами поставил её на пороге, всё ещё всем сердцем не желая так скоро прощаться. — Хочешь, я куплю тебе новые туфли и принесу к концу праздника? — Хочу, — уверенно ответила девушка, задержав на нём долгий взгляд. — Приходи сюда к трём часам ночи. Если буду сильно пьяная, то опять покатаюсь на руках. — Я совсем не против. Можешь напиваться до отвала, — ответил Беллами, не сводя с неё глаз и наслаждаясь этим моментом, будто последним. До чего же она прекрасна. Как хорошо, что её каблук оказался таким неустойчивым, и она встретилась ему по пути. Беллами забрал её туфлю, чтобы найти тот же размер и похожую модель. Он всё смотрел на неё по дороге, думая о её обладательнице. По какой-то необъяснимой ему причине улыбка не сходила с его лица. Он был так рад сорвавшемуся вечеру. Всё пошло не по плану, и это впервые его так радовало. Эта девушка вскружила ему голову, как ни одна другая. Есть в ней что-то такое, что притягивает и просит остаться с ней на подольше, отказаться от всех планов и поменять на неё. Беллами казалось, что она — самое милое создание на планете, и ради неё стоило поменять планы на вечер, а может и на всю жизнь. Беллами и сам был удивлён таким мыслям. Он думал о чём-то большем, чем просто о сексе. Всё это казалось какой-то шуткой над самим собой. Он не знал, что его ждёт дальше с этой очаровательной девушкой по имени Джозефина, но он очень надеялся, что что-то всё-таки ждёт, и что эта история не обойдёт его стороной. Только бы ничего самому не испортить, чтобы не облажаться и не спугнуть. Как-то Беллами не привык к тому, чтобы ему кто-то так нравился. Потому он немного волнуется. Тоже незнакомое ему чувство. Но всё же это одни из самых приятных незнакомых чувств, что ему доводилось испытывать. И пускай Джози ему этим и запомниться. А лучше, пусть не запоминается, пусть останется, и никуда не девается. Ведь если он сейчас уже так счастлив, то что его ждёт с ней дальше?***
Беллами словно бы стал игрушкой какого-то сумасшедшего игрока, и сам не знал куда двигаться и как теперь жить. Он мог лишь действовать по заранее заготовленной инструкции, и ни в одном его поступке и слове больше не было искренности. Он вёл себя с Луной так, как делал это с Джозефиной, не потому что он относился к ней с тем же трепетом, а просто потому что нужно создать для неё видимость искренности. К сожалению, Беллами теперь на нее не способен. В его сердце было место для одной, и это место никогда уже не освободится. Со временем становится немного легче, но это место не займёт никто другой. Хотя бы потому что Беллами этого не позволит. Он всё же сохранит его для неё. И неважно, что её больше нет. К Луне он привык, и даже стал искренне ею дорожить. Она не владела его рассудком и сердцем, но от этого не была неважной и ненужной. Она была рядом в самые тяжёлые моменты, и отвлекала от боли на себя. Беллами пытался думать о её благополучии, это его и спасало. Иначе говоря, вытягивало из петли, в которой он так порой хотел оказаться. Возможно, если бы не Луна, он бы уже давно сдался, и не пережил бы смерть Джози. Луна дарила искусственный смысл жизни — это потому что Беллами уверял себя в том, что это смысл, хоть какой-то, но смысл. Но потом она стала настоящим смыслом. И Беллами перестал делать из неё Джозефину. Он отделил их, и привязался к Луне, именно как к Луне, как к отдельной личности. Он не был идеальным парнем, но очень хорошо умел казаться им. Луна в это верила, и это всё, что было нужно. Главное, что она чувствует себя комфортно рядом с ним, она счастлива, а разве нужно что-то ещё? Всё остальное осталось за кулисами, скрытым в тени. Всё, что происходило с Беллами и всё, что до сих пор происходит, остаётся неведомым ни для единой души. Атом единственный знал больше всех, но даже он не знал и половины того, что мучило Беллами изо дня в день. Наверное, самой страшной катастрофой для Беллами стало то, что ему ничего не было нужно по-настоящему. Вот так как с Джози, когда он даже не задумывался о том, что он хочет в этой жизни, а чётко знал, когда он был безусловно уверен, когда весь его смысл в жизни был настоящим, и он реально этим жил. А сейчас он лишь делает вид, что ему что-то нужно. Но он независим, и этим его всё устраивает. Сложно порой вспоминать, что когда-то было иначе. Он жил когда-то, а теперь существует после несостоявшейся смерти. Он выстроил идеальные отношения с Луной, в которых они оба чувствовали себя комфортно. В них есть взаимопонимание, взаимоотдача и вообще море взаимности. Но Беллами так же полноценно существовал вне этих отношений. Он мог проводить время без неё, и он изменял ей. Он делал это очень легко, и даже не задумывался о том, что это неправильно, что Луна ведь его так любит. Вне дома он свободен, словно ветер, ничто и никто его не удерживает. А дома — он идеальный парень. Зато никаких привязанностей. Грязь уничтожает чувства. Хочешь кого-то нелюбить — очерни святость этих чувств. Преврати любимый цветочный луг в помойку, и вот тебе уже не хочется здесь находиться. Пока Луна спала дома, Беллами вместе с Атомом уже поздно ночью заявились домой к Монти. С хозяином дома Блейк был уже знаком, и они хорошо сдружились. У него уже были в гостях Миллер и Мёрфи. Беллами был рад, что компания собралась небольшая, в этот день не хотелось много внимания. И в этом довольно узком кругу были только самые близкие друзья, ну кроме Мёрфи. С ним Беллами был мало знаком. Им нечасто доводилось видеться, да и этот парень не слишком сильно выделяется. Не в том смысле, что он сливается с толпой, словно пустышка, а в том, что он сам не хочет привлекать к своей персоне слишком много внимания. Он был довольно скрытен и неизвестен для Беллами. Но он был приятным в общении, и как-то совсем не казался лишним. Ребята выпивали и играли в карты, где проигравший по итогу выполнял какие-нибудь гнусные задания от друзей. В этот раз проиграл Миллер, и Атом с ребяческим восторгом раздумывал над тем, как ему поиздеваться над другом. — Я придумал! Ты сейчас пойдёшь на улицу и покажешь член, проходящей мимо старушке. — Ты что думаешь, старушка за жизнь членов не насмотрелась? — произнёс Миллер, ставя под сомнения энтузиазм парня от этой идеи. — Ну кто знает, вдруг ты её чем удивишь! — Нет-нет, — возразил Монти. — Никаких членов в районе моего дома. Иди вон на соседнюю улицу. — Ты смотри, как своих бабушек оберегает, — прокомментировал Атом. — А где он, по-твоему, должен бабушку найти в 12 ночи? — с усмешкой спросил Беллами. — А что жизнь в старости заканчивается после 12? Скудно ты мыслишь. Может ей к 70-ти годам как раз время освободилось для того, чтобы тусануть, как следует. — И на члены посмотреть заодно? — Так, всё! — возразил Миллер. — Мне Монти не разрешает писю показывать, давайте что-нибудь другое. И так чтобы далеко не ходить. Я вот прямо совсем никак не хочу вставать с этого удобного дивана. — Хорошо. Тогда смотри, — начал Атом. — Берём тебя и Джона, делаем фото ваших рож, ты выставляешь это на свой аккаунт и пишешь, что вы помолвлены, скоро свадьба и детишек с детдома наберёте, как грибов в лесу. Только как-нибудь красиво с чувством и любовью напиши всё. — Про грибы и детей мне понравилось очень, так и напишу. — Почему проиграл только Миллер, а отдуваться должен ещё и я? — возразил Мёрфи. — Ну-у, потому что у меня и у Беллами есть девушки, а ты свободен, — пояснил Атом. — Ага. А Монти? — С Монти никто не поверит! — А со мной, значит, сразу поверят? — Ну ладно тебе. Посмотрим на реакции друзей, похохочем, а потом Миллер напишет пост, что напиздел. Лучше садись ему на коленки, я вас сфоткаю. Мёрфи залпом проглотил рюмку рома, и с беспечным невозмутимым видом плюхнулся к Миллеру на руки. Ребята даже не ожидали, что он так легко согласится, и вокруг раздались весёлые смешки. Джон сделал серьёзное лицо, не подавая и вида, что всё это шутка. Атом делал фото на свой телефон, приговаривая: — Отлично. А вы можете влюблено посмотреть друг на друга? Мёрфи с той же невозмутимостью повернулся к Миллеру и посмотрел на него ласковым взглядом, а Миллер едва ли сдерживал проступающую улыбку. За этим зрелищем было интересно наблюдать со стороны. Беллами с Монти сдерживали ухмылки, глядя на них. Во время того, как Атом делал фотку, Джон, глядя прямо в глаза Миллеру, со всей серьёзностью ласково произнёс: — Зайка моя. И тогда Миллер не сдержался и рассмеялся в голос, а вслед за ним и остальные. После Джон встал с колен Миллера и отправился к Беллами, чтобы забрать с его рук бутылку рома и отлить себе в стакан. — Отлично смотритесь, — прокомментировал Беллами, тогда в ответ Джон одарил парня своим пронизывающим, словно магнетическим взглядом. — Я со всеми отлично смотрюсь. Это мой дар или проклятье, а может харизма. — А ты совсем нескромный, — отшутился Беллами. — А мне эти фотки очень даже нравятся, — комментировал Миллер, разглядывая фото в телефоне. — Не буду их удалять. Так что, будет твоё личико, Джон, красоваться в моём твиттере. Хорошо, что моей мамы нет в соц. сетях, а папы в этой жизни. — Ага, отличная актёрская игра, Джон. Браво! — похвалил парня Атом. — Может, я и не играл вовсе. С чего вы взяли? Я давно влюблён в Миллера, а тут такой случай удобный представился посидеть у него на коленках. — Смотрите, сейчас произойдёт настоящая помолвка, — произнёс Монти. — Пранк, вышедший из-под контроля, в действии. — Тогда выпьем за нашу помолвку! Пост я выложил, — объявил Миллер. Ребята снова выпивали и продолжали бессмысленные, но весёлые разговоры. Пока Атом и Миллер не уснули. А Монти, пользуясь случаем, сел за компьютер. Беллами с Джоном остались вдвоём, как самые стойкие, и неторопливо допивали оставшуюся водку из горла бутылки. Внутри было так легко, голова наполовину в тумане расслабления, и вообще ничего не тревожило. Беллами нечасто мог себя так чувствовать рядом с кем-то, да и наедине с собой тоже. А здесь полное умиротворение. Квартира Монти, уснувшие вымотанные друзья, сигареты Джона и одна водка на двоих. Формула простого и настоящего расслабления. Разве что-то ещё сейчас было нужно? — Выпьем за помолвку? — предложил Беллами. Это была сегодня топовая тема всего вечера, и этот тост звучал постоянно, вместо обычного предложения выпить. — Надо бы и мне завести девушку, хотя бы ради того, чтобы у меня был иммунитет от подобных шуток. — Вряд ли это сработает. У тебя же есть дар или проклятье, а может харизма. — Запомнил? — слегка удивился Джон. — Я бы забыл такое. Сегодня звучало столько бессмысленных фраз, а это одна из них. И ты почему-то её запомнил. — Просто я пока мало о тебе знаю, потому запоминается всякая хрень, чтобы сложить всё это и составить единый образ тебя. — А какой образ меня уже сложен в твоей голове? — поинтересовался Джон. — Ну-у… — задумался Блейк. — Сигареты, глубокий взгляд, чёрная одежда, ухмылочка и водка с горла. А теперь ещё и это фирменное: «Зайка моя». Джон рассмеялся от последней фразы, а потом дополнил: — М-да, не густо. Неужели я состою только из таких компонентов? — А я из каких состою? В твоём понимании. Тогда Джон перевёл изучающий взгляд на Беллами и задержал его, рассматривая парня. Казалось, он проникает своим взглядом прямо под кожу. — Непокорность, самоуверенность, свободолюбие, независимость, полный контроль над чувствами и слабостями, потребность быть неуязвимым всегда, в любой момент. — Это я такое первое впечатление о себе оставляю? — с некоторым удивлением спросил Беллами, не ожидая услышать нечто подобное от малознакомого человека. — Можно сказать и так. Но возможно, я в чём-то ошибаюсь. — Ни в чём. Всё в точку. — Тогда я телепат, наверное, — усмехнулся Джон. — Надеюсь, и во мне есть что-то интереснее сигарет. — По-любому, есть. Это просто я не такой глазастый. — Нет, я думаю, ты тоже попал в точку. Нет во мне больше ничего. Только то, что ты назвал, а дальше пустота. Я сам себя едва ли живым человеком ощущаю. Ни чувств не испытываю: ни любви, ни ненависти к кому-то. Ничего не хочу, ни о чём не мечтаю. А значит, я пуст. Ведь что такое люди, если не мечты, цели и эмоции? Это всё, из чего мы состоим. И ничего из этого у меня нет. Зато есть сигареты. Беллами посмотрел на парня, слушая его исповедь, и ясно понял одно: этот человек дико устал от себя, несмотря на свой юный возраст. Так со стороны он кажется вполне беззаботным и весёлым, а как только они остались наедине, появилось совсем иное ощущение. — Знаешь, когда-то у меня это всё было, — признался Беллами. — И я ощущал себя полноценно живым и вдохновлённым. Я словно бы добрался до небес, а потом жёстко расхерачился, упав с их высоты. Мы, люди, так несчастны, когда ничего не имеем, а когда обретаем, после страдаем от потерь. Просто нужно помнить, что ничего не бывает вечным. Сегодня ты ничто, а завтра слишком значим, а потом снова ноль. Я бы никому не пожелал из «значимого» резко превращаться в ноль. Это убивает. Так жестко убивает, что порой думаешь, что лучше бы ты был пуст и этого «счастья» не знал. Беллами и сам от себя не ожидал таких откровений. Хоть ничего конкретного он и не сказал, но то, что он в принципе завёл разговор о себе, о сокровенном, уже очень много для него. Тем более, если учитывать то, что с Мёрфи они далеко не близки. У Беллами было к нему непонятное отношение. Вроде бы смотришь на него — обычный парень, в толпе можно не заметить. А как останешься с ним наедине, кажется, что его можно изучать вечно и так никогда до конца не изучишь, можно наблюдать за ним, созерцать, и каждое его движение кажется необычным. Это завораживает, будто бы смотришь красиво отснятый фильм, только этот фильм в человеке, который будто специально обучен быть каким-то неординарным при всей своей внешней сдержанности. Привлекают внимание детали: как он закуривает сигарету и плавно отводит руку в сторону; как берёт бутылку и сглатывает её содержимое через горлышко; как поправляет волосы небрежным движением руки. Всё будто бы то же самое, как делают другие люди, но почему-то по-другому. И вспоминается Блейку, что такое у него уже было. И однажды его это уже погубило. Странно было заметить похожие черты Джозефины у этого парня. Хотя они были совсем не похожи, абсолютно разные, но для Беллами одна ассоциация. Только сейчас он понял, что относится к этому легче, чем отнёсся бы раньше. Его нахлынула грусть, но это была ни раздирающая в клочья боль, ни отчаяние, ни испепеляющее чувство безысходной беспомощности. Беллами спокоен, и этому чрезвычайно рад. Сегодня намного легче, чем вчера, а значит завтра будет ещё лучше. Завтра, послезавтра, через год и два. Всегда будет лучше, чем вчера. Пусть это будет совсем не та жизнь, какой Беллами наслаждался рядом с Джози. Пусть больше не будет столько любви, смысла и счастья, но уже точно не будет столько боли. Кажется, именно в эту минуту Беллами понял, что готов сделать шаг вперёд, окончательно расставшись с прошлым; отпустить его, насколько это вообще возможно; случайно забыть о самой большой любви в его жизни и самой ужасающей боли. Как же странно прийти к этому именно в этот самый момент, когда друзья уже дрыхнут после пьянки, а рядом сидит всего лишь Джон, а не кто-то, кто реально способен повлиять на Блейка. Возможно, они после этого разговора вновь разминутся, и больше никогда не будут так сидеть наедине, выпивать и говорить по душам. Может, каждый пойдёт своей дорогой, которые больше не пересекутся. А может быть, это начало новой дружбы. Кто знает, что их ждёт? Беллами даже не пытался понять, что будет дальше, он думал лишь о том, что будет лучше. Он вроде бы в это верит. Будет лучше. Беллами учится отпускать. Он делает это прямо сейчас. Он произнёс в своей голове: «Прощай, Джозефина Блейк», и мысленно будто бы разжал руку и отпустил Её, позволяя Ей сгинуть в свободном падении в бездну.