***
На улицы опускался вечер, а Джон в это время только собирался жить. Он приготовил вкуснейшую пасту с беконом и сливками, купил вина и зажёг свечи. Почти что всю свою недельную зарплату вложил в этот романтический ужин. Но это того однозначно стоило. Джон ждал девушку в гости. За три месяца их отношений, он впервые решил пригласить её к себе домой. Он готовился к этому вечеру заранее и пытался всё устроить так, чтобы ей было приятно, чтобы она подумала о том, что Джон неплохой вариант, с которым можно провести жизнь. Джон был ещё слишком юн, но он уже думал о стабильных долговечных отношениях, а не как все парни в его возрасте. Вечная нехватка семьи так на нём отразилась. Он никогда никому не был нужен с самого детства, и это ему жутко надоело. Вот он и думал, что нечего размениваться на кого попало. Ему досталась такая чудесная девушка, и он относился к ней очень серьёзно. Наконец по квартире раздался дверной звонок, и Джон на радостях помчался открывать. Но когда он открыл дверь, то встретил не особо-то довольный вид своей девушки. — Что-то случилось? — Я свалила из дома, — ответила она и зашла в квартиру. — Что значит свалила и почему? — Я сильно поругалась с мамой. Потом она закрыла меня в комнате и сказала, что я никуда не пойду. Я сбежала через окно. Думаю, ты будешь не против если я у тебя временно перекантуюсь? — Конечно, Эмори. Ты можешь остаться хоть насовсем. — Как это мило, — смягчившись сказала девушка с лёгкой улыбкой. — Только я пока не планирую сваливать с дома насовсем, пока я несовершеннолетняя. Не хочу проблем с законом. Но если твоё предложение останется в силе, то после 18-ти я возможно им воспользуюсь. — Из-за чего ты поругалась с мамой? — поинтересовался парень. — Всё об одном и том же. Её бесит, что я имею своё мнение. Она как напьётся, начинает меня прессовать. Потом всё доходит до конфликта. Она кричит о том, что я бездарность, и мне ничего большего в жизни не светит, кроме как быть шлюхой. Я в ответ говорю ей, что она слишком часто пьёт водку для того, чтобы мне морали читать, и что она для меня не авторитет. Она называет меня моральной уродиной. И это дерьмо продолжается. На глазах Эмори стали появляться слёзы, но она их сглотнула и не дала выйти наружу. Джон прикоснулся к её плечам и мягко произнёс: — Для моральной уродины ты слишком прекрасна. — Ты обманываешь. Наверняка ты находил девушек и покрасивее меня. — Эй, — неодобрительно выдал Джон. — Тогда зачем бы я встречался с тобой? — Не знаю. Зачем ты встречаешься со мной? — Потому что ты самая прекрасная девчонка на этой планете. И я буду говорить тебе это каждый день, пока ты сама в это не поверишь. — А знаешь, зачем я с тобой встречаюсь? — Даже не представляю. — Я и сама не знаю, — с усмешкой произнесла Эмори, и Джон рассмеялся. — Ну спасибо, — ответил парень с иронией. — Тогда давай найдём поводы вместе? А для начала я должен тебя накормить. Не зря же я готовил. Эмори обратила своё внимание на кухонный стол и застыла в приятном удивлении. — Вот почему я с тобой встречаюсь, — произнесла девушка, не отрывая глаз от красивого стола, украшенного свечами. — Ради еды? — Нет. Из-за того, что тебе не пофиг. Ты стараешься ради меня. Ради меня никто так не старается. После они провели прекрасный ужин вместе. Эмори старалась не вспоминать больше о конфликте с мамой, а Джон не думал ни о ком другом, кроме как об Эмори. Он подумал лишь о том, что жизнь его сводит с людьми, чью боль он может понять. Его друг Джаспер вырос в «полноценной» семье из обоих родителей-алкоголиков. Ему тоже пришлось пойти на работу с ранних лет, так они с Джоном и нашли друг друга. У Джона не было друзей ближе него. Возможно общая беда их сплотила. Эмори вот тоже страдает от алкоголизма и неадекватности матери, а её отец живёт с другой женщиной и уже имеет других детей, а жизнь Эмори ему неинтересна. Потому Джон подумал, что они смогут друг друга лечить. Они смогут жить по-другому. Будут любить друг друга и помогать. Тогда они станут сильнее всех невзгод, комплексов и болезненных криков из прошлого. Они друг другу станут бальзамом на сердце и станут непобедимы. И тогда им никогда не придётся возвращаться назад в холодное сырое одиночество и беспросветную мглу из разочарований. Они целовались, сгорая от страсти друг к другу. Девушка стонала от нежности его рук и цеплялась за его спину. Джон чувствовал, что утопает в ней. Ещё чуть-чуть и утонет. Но он всё равно хотел погрузиться в неё с головой. Она стонала, а он хватал её губы поцелуем, постепенно спускаясь губами всё ниже по её телу. Но всё прерывается от проклятого звука входной двери. Джон остановился, когда услышал его тяжёлые шаги и замер. — Кто это? — шёпотом спросила растерянная девушка. — Отец, — сухо ответил Джон. — Похуй на него. Он уйдёт в свою комнату, и мы продолжим. Из соседней комнаты послышались какие-то нездоровые стоны и странные звуки. — Чёрт! — выругался Джон и подорвался с постели. Он быстро надел штаны и вышел в комнату. Его отец лежал на полу прижатый к стене и с трудом пытался дышать. Джон помог ему сесть повыше, чтобы тот не заламывал себе шею. Эмори пришла вслед за Джоном, как только оделась. — Помощь нужна? — Принеси из ванной чашку. Девушка недолго порылась в ванной комнате и вынесла большую пластмассовую чашку. Она отдала её Джону, и тогда парень подставил отцу перед лицом, на случай если тот начнёт блевать. Для него это было не впервой, и он всё равно что делал заученные действия. — Что с ним? — спросила Эмори. — Его лёгкие в пизде. И другие органы уже слишком поражены. Такие приступы становятся всё чаще, а мне остаётся лишь надеется, что он помрёт не в этот раз. — Может быть, нужно вызвать скорую помощь? — встревоженно спросила испугавшаяся Эмори. — Не надо. Он мой единственный законный опекун. Его лишат родительских прав, — равнодушно ответил Джон. Эмори была шокирована увиденным, и больше не задавала вопросов. Как только Алекс Мёрфи пришёл в себя и нормализовал дыхание, то сразу обратил внимание на гостью. — Я, наверное, помешал, — прохрипел он. — Что за чудное дитя? — Меня зовут Эмори. — Как мило, Эмори. Надеюсь, тебе нравится у нас. — До твоего прихода точно нравилось, — с недовольством высказался Джон. Алекс перевёл на сына беспомощный грустный взгляд, молящий о сострадании. Но Джон остался по-прежнему холоден, и он не чувствовал жалости к этому куску мяса. — Прости. Если бы я знал, что у нас в гостях такая милая барышня, я бы остался умирать на улице. — Ты только обещаешь, — безразлично ответил Джон и направился в кухню, чтобы набрать отцу стакан воды. Он остановился перед столом, чтобы отдышаться и успокоить свои нервы. Он так не хотел, чтобы Эмори видела его отца. Это зрелище не из приятных. Он бы не хотел её пугать. Всё-таки мало кому захочется иметь такого родственника в будущем. Внезапно из комнаты послышался крик Эмори: — Убери руки! Джон тут же рванул в комнату и увидел шокированную разгневанную девушку, которая держалась от Алекса подальше, чем до этого, когда она переживала за его состояние. — Что случилось? — спросил Джон. — Твой отец меня лапал! — злостно произнесла девушка и ушла в спальню Джона. Тогда Джона охватила дикая ярость. Он с силой поднял отца с пола на ноги и выкрикнул ему в лицо: — Ты охуел, тварь? Это моя девушка! Какого хуя ты смеешь руки распускать?! — Она просто малолетняя шлюшка, а не твоя девушка. Не дури себе голову. Джона охватила такая злость, что он так сильно желал ему врезать и избить до полусмерти, но он кое-как сдержался от этого. Он просто швырнул его обратно в стену, и обессиленное тело вновь расплылось по стене. Эмори вышла из комнаты уже одетая в джинсовку и с рюкзаком, с которым пришла. Она, не произнеся и слова, уверенно вышла из квартиры. Джон бросил отца на полу и поспешил за ней. Перехватить её он успел только в подъезде. — Постой, Эмори. Ты куда? — Без разницы! Туда, где меня не будут лапать обдолбанные мудаки! — злостно ответила девушка. — Мне жаль. Слушай, я правда не думал, что до такого дойдёт. Прости меня, — с искренней растерянностью и раскаянием оправдывался Джон. — Я так всего этого не хочу! — эмоционально заявила Эмори, удерживая слёзы в глазах, и её слова уже сильно испугали Джона. — Я очень хочу начать совсем другую жизнь. Я смотрю на свою мать и понимаю, что больше всего на свете я боюсь кончить как она. Но я всё равно перенимаю некоторые её качества. Как бы я этого не хотела, я её дочь, и мы чем-то похожи. Это пугает меня. И сейчас я смотрела на твоего отца и понимала, что ещё больше я не хочу быть с подобным ему человеком. — Я никогда не буду как мой отец! — возразил Джон. — В этом ты можешь быть уверена. Я даю тебе слово. — И я буду бесконечно рада, если это будет так. Правда! Но я не хочу рисковать. Пойми, я просто боюсь этого. Ты не виноват. Но я не хочу сломать себе жизнь. Я вижу своё будущее так, что у меня будет красивый дом и гармоничная семья, в которой все будут счастливы. А с тобой всё может получиться иначе. — Нет, Эмори, нет. Ты не можешь повесить грехи моего отца на меня! Я другой человек, неужели ты не видишь? Просто прошу, не делай этого. Не оставляй меня, прошу. Я сделаю тебя самой счастливой, я обещаю тебе, — голос Джона срывался на дрожь с каждым сказанным словом. — Дай мне время, ладно? — со слезами на глазах сказала Эмори. — Мне просто нужно всё обдумать. Девушка развернулась и рванула вниз по лестнице. Джон остался стоять, как прибитый, на месте, растерзанный в клочья, как после сокрушительной бури. Вернувшись в квартиру, Джон обнаружил отца на том же месте, и просто презрительно на него посмотрел, пытаясь справиться со своей ненавистью к нему. Отец всегда был для него лишь отягощающим камнем на шее. Но в этот раз он особенно удивил Джона. Оказывается, он на это ещё способен. Джон в этот момент чувствовал столько тяжёлых неприятных чувств, которые заполонили все его внутренности и не давали свободно дышать. Джон сел на пол напротив отца, пронзил его взглядом и спросил: — Зачем? — Тебе не нужна женщина, чтобы быть счастливым. Они все лгуньи. Видишь, как быстро она от тебя смоталась, как только её перестали возносить и носиться с ней, как с драгоценной вещью. Она хоть и вещь, но отнюдь не драгоценная. — А кто ты? — пренебрежительно задал вопрос Джон холодным тоном. — Жалкий никому ненужный кусок дерьма, который самостоятельно даже стоять на ногах не может. И ты считаешь, что ты ещё смеешь кого-то осуждать? — Да, я смею. Это всё, что я теперь могу. Осуждать и ненавидеть этот мир. Ведь этот мир готов растоптать любого, кто не соответствует их стандартам. Женщины, начальники, друзья, родственники и даже ты — вы все устанавливаете эти стандарты. И стоит только до них не дотянуться, то тут же топите в потоке осуждения и ярости. И после всего этого ты говоришь, что я не имею права кого-либо осуждать? — Слова слабака. Так может говорить только слабак, для которого напрячь булки уже непосильный героический поступок. Почему-то люди, изо дня в день работающие над собой, должны принять тебя, соплежуя, каков ты есть. — Ты думаешь, если ты будешь стараться, то у тебя будет всё по-другому? — Я в этом более, чем уверен. — Как жаль, что тебе придётся вынести горькое разочарование. Чтобы ты не делал, ты им будешь не нужен. Ты не вписываешься в эту систему. Ты слишком обычный, и у тебя ничего нет. Ты им не подойдёшь. Тебя растопчут, так же, как и меня, и тогда ты меня поймёшь. Потому, мой тебе совет: умри, пока молодой. Не неси эти мучения через всю жизнь. Как видишь, из этого ничего хорошего не выходит. — Спасибо за отцовское наставление, — с горькой иронией произнёс Джон.***
Мёрфи выскочил на улицу, не желая больше терпеть общество отца, чтобы случайно его не придушить своими же руками. Он закурил сигарету и двинулся в неизвестном направлении. Он сам не знал куда ему идти, но домой он сейчас возвращаться совершенно не хотел. Парень взял мобильный и решился набрать сообщение, игнорируя позднее время на часах: «Извини, что так поздно пишу. Я планирую сегодня всю ночь бомжовать на улице. Решил спросить, вдруг ты тоже этого хочешь? Вряд ли, но мало ли. Не знал кому ещё написать, да и никому, кроме тебя, не хотелось». Джон нажал кнопку «отправить», и ответ его не заставил долго ждать: «Приходи ко мне домой. Сейчас кину адрес». Он совсем не ожидал, что это вечер закончится именно так. Он думал, что заснёт вместе с Эмори и проснётся вместе с ней, накормит её завтраком. А в итоге среди ночи пришёл к дому Октавии. И фиг его знает, что его там ждёт дальше. Девушка открыла ему дверь и встретила довольно бодрой улыбкой для столь позднего времени. — Быстро добрался. — Оказалось, если ехать на метро, мы не так далеко друг от друга живём, — ответил парень. Октавия впустила его внутрь и повела на кухню. Джон огляделся по сторонам. Девушка жила в небольшой уютной квартире, и пахло здесь чем-то приятным. Джон чувствовал себя здесь гораздо уютнее, чем в собственном доме. Здесь было тихо, и парня удивило то, что Октавия так свободно впустила его в квартиру в час ночи, совсем не опасаясь того, что скажут родители. Неужели она живёт здесь одна? — Я заварила нам вкусный чай, — произнесла девушка, наливая напиток в кружки из заварного чайничка. Джон взял в руки горячую кружку и ощутил приятный аромат чая, разлетевшийся по всей кухне. — Мы здесь одни? — Да. Я живу с братом. Но его сейчас нет. Он ушёл ночевать к своей девушке. Вечно теперь там пропадает. И утром его не будет, так что можешь оставаться здесь и не беспокоиться. — А родители? — Нет у нас больше родителей. Мама умерла два года назад. Брат — мой законный опекун. — Соболезную, — с искренней грустью произнёс Джон, не зная, что ещё можно сказать в такой ситуации. — А у тебя что случилось-то? Почему решил сегодня «бомжовать»? — Решил убежать от надуманного страха одиночества. Даже не знаю, что ещё делать, когда люди покидают меня. — Знаешь? Есть у меня один совет. Закрой глаза, вдыхай воздух полной грудью, — мягким спокойным тоном произнесла Октавия. — Отпускай все мысли на волю, не тяжели разум, входи в состояние полного покоя и произнеси всего одну фразу, так спокойно и умиротворённо: «Да пошли вы на хуй». Джон не отрывал от девушки взгляда, и улыбка непроизвольно растянулась на его лице. — Что ты улыбаешься? Это работает. Попробуй. — А если бросила девушка, с которой я возможно планировал провести всю свою жизнь? — Тогда, нет. Это фраза не подойдёт. Подойдёт другая: «Пошла на хуй, сучка». Мёрфи рассмеялся, и Октавия тоже осветилась улыбкой. — Я серьёзно, — продолжила она. — Тебе вообще не нужно париться. Ты по-любому найдёшь себе такую охренительную девушку, которая за тебя руками и ногами будет держаться. Ты ведь классный парень, вот правда! Кто этого не понимает, пусть идут лесом. — Ты серьёзно так считаешь? Без иронии? — Да. Серьёзно, Джон. После долгих откровенных разговоров на кухне за чашкой ароматного чая, Октавия привела Джона в свою комнату и плюхнулась на кровать. — Ложись со мной, — предложила девушка, и тогда Джон лёг рядом с ней. — Я буду спать с тобой? — Ну уж точно не в комнате брата. Он заметит, что на его постели кто-то спал и убьёт меня. А на коврик я тебя не положу. — А если он всё-таки решит вернуться домой? — Не вернётся. Он же со своей Джозефиной. Он от неё не возвращается, — с лёгким недовольством в голосе произнесла Октавия. — Ревнуешь? — Может немного. Он стал ей много внимания уделять. И мне немного не по себе от мысли, что у нас в семье появиться ещё кто-то. Что если он на ней жениться, и она будет жить с нами? Я пока не готова жить в одном доме с какой-то левой девицей. Я её почти не знаю. — Так узнаешь. И может она тебе даже понравится. — Надеюсь. С виду она милая. Мне и не к чему придраться. Но слишком чужая для меня, чтобы быть частью моей семьи. Но главное, чтобы мой брат был счастлив, ведь так? Если она сделает его счастливым, я буду рада, и привыкну к ней. А ещё более лучший вариант, если я тоже буду счастлива с кем-то. — Определённо будешь. Все мы когда-то будем счастливы. Иначе ведь быть не может. — Ого. Я заразила тебя оптимизмом? — с усмешкой произнесла Октавия. — Ты вообще сильно на меня влияешь, я это только сейчас заметил. И мне нравится то, что происходит.***
Его жизнь осталась прежней. Днём Джон посещал школу, а после шёл на работу. Они с Джаспером неофициально выполняли разные подсобные работы, так как им было всего по 16 лет. Денег у Джона стало больше, но они исчезали быстро. Ему постоянно было нужно что-то купить. То верхнюю одежду, то телефон, обувь, и другое. Но теперь это всё у него было, и он был этому рад. У него дома была еда. Он считал, что всё становится лучше. Правда Эмори так и не объявилась. Он часто думал о ней и не мог понять, что ему нужно сделать, чтобы подобное больше не повторялось. Убить отца? Он бы не смог. Он не смог его даже ударить. А ведь в тот момент очень хотелось. Он его не любил. Он мечтал уже избавиться от этой ноши. Но у него элементарно не хватало совести на то, чтобы даже просто не впустить его в дом. Но вот, что в его жизнь привнесло перемен, так это Октавия. С ней стало всё по-другому. Они очень близко общались, и с ней было так легко, как ни с кем. Джон не пытался её охмурить, он не совсем ещё отпустил из сердца Эмори. Но и без этого их отношения были просто безупречными. Они отлично понимали друг друга, не нужно было лишних слов, не нужно было что-то разъяснять. Джон был бесконечно рад тому, что она появилась в его жизни. Если бы её не было, он бы наверняка провалился бы в глубочайшую депрессию, после расставания с Эмори на фоне общей нескончаемой безрадостности его жизни. Но он чувствует себя достаточно бодро и всё ещё оптимистично смотрит на будущее. Всё это заслуга Октавии. Джон не мог припомнить, чтобы кто-то другой мог так положительно влиять на его жизнь. В начале декабря было три месяца, как Эмори не давала о себе знать. Джон уже и не ждал её. В одну ночь они вместе с Джаспером прогуливались по улицам. Джасперу приспичило купить пива и чипсов. Он пригласил Джона к себе домой поиграть в приставку. Иногда его родители уходили в недельный запой и вообще дома не появлялись. А когда они находились дома, то Джаспер там появлялся очень редко, чтобы «рожи их не видеть». Чаще он ночевал у Джона в такие периоды. — Так вы с Октавией теперь парочка? Или как? — Нет. — Серьёзно? Тогда я могу к ней подкатить? — Подойдёшь к ней, и я распилю тебя тупой ножовкой на две части, — с непосредственностью предупредил Джон, прикуривая сигарету по пути. — Так ты всё-таки планируешь с ней встречаться? Или… А-а-а! Я понял! Ты во френдзоне. — Какая тебе разница, если при любом раскладе, тебе в её сторону лучше даже не смотреть. — Да понял я, понял! Она хоть и миленькая, но не настолько, чтобы обжиться врагом в твоём лице, — с усмешкой проговорил Джаспер. В действительности, дело было не в ревности. Джон просто не мог позволить, чтобы кто-то смотрел на Октавию, как на кусок мяса. Это не та девчонка, которую нужно просто затащить в постель, её нужно оберегать, как ценность всего этого мира. Хотя наверняка каждая девушка заслуживала подобного отношения, но на остальных Джону было как-то всё равно. Его заботила только Октавия, и её он от этого убережёт, как сможет. Проходя мимо яркой витрины магазина одежды, Джон резко затормозил и залип. Он увидел на манекене красивый женский шарф. Октавия часто жаловалась на больное горло, но при этом всё равно носила лёгкий шарф. А этот был тёплый и выглядел очень красиво. Джон посмотрел на цену и понял, что этот шарф стоит столько же, сколько его джинсы. Но он уже видел, как выглядит этот шарф на Октавии, и как сильно тот подойдёт к её лицу. У Мёрфи было ещё немного времени, чтобы накопить денег и подарить ей его на Рождество. Несмотря даже на то, что они не смогут отметить Рождество вместе. Она будет в кругу семьи с братом и его девушкой. А Джон будет отмечать сам с собой, или с Джаспером. Он так сожалел о том, что не может быть частью её семьи. Но это может только пока. Это и будет его загаданным желанием на Рождество. — Ты что там примёрз? — спросил Джаспер, подойдя к другу, и посмотрел в том же направлении, что и он. — Прибарахлиться решил? Я думаю, тебе это не пойдёт. Пошли. Джон достал телефон и записал в заметках название магазина и адрес, чтобы не вылетело из головы, где он его видел. А Джаспер уже молчаливо выжидал, стоя рядом. — Эй. Вы что себе шмотки подбираете, голубочки? — спросил один парень их проходящей мимо компании. — А тебе не похуй? — огрызнулся Джаспер. — Вместо того, чтобы в очко долбиться, лучше попробуй это, — с ухмылкой сказал парень и показал пакетик наркоты в ладони. — Неинтересно, — отрешённо произнёс Джон, не думая вообще о них, заканчивая записать заметку. — А что интересно? Остасывать дружку своему? — Слышь, извращенец с больной фантазией, — обратился к нему Джаспер. — Если тебе так всралось, долбись своей наркотой и в очко заодно! Только от нас отъебись. Дальше полился поток обоюдных оскорблений с «невероятно важной» целью доказать, кто круче. Джон, на удивление, был спокоен и лишь пытался уговорить Джаспера забить на этих придурков хрен, и просто уйти. Но «эти придурки» не собирались так просто их отпускать. Один из них достал карманный небольшой нож и попытался всадить его в Джаспера. Джон успел среагировать. Он хотел схватить руку парня с ножом, но вышло так, что этот нож глубоко пронзил его в районе запястья. С раны хлынуло много крови. Нож остался в руке Джона, который он без единого звука вытащил и грозно посмотрел на парней. Те тут же развернулись и поспешили поскорее свалить. — Ни хрена себе, ты терминатор! — восхитился Джаспер. — Ты как это… как это вообще… просто достал нож? Ты бы хоть вид сделал, что тебе больно. — А мне не сильно-то и больно, — спокойным тоном произнёс Джон. — Но чувствую, что скоро будет. — Шоковое состояние, — подметил Джаспер. — Тебя надо в больницу. Крови-то сколько! Я сейчас вызову такси. После травмы рука Джона была сильно повреждена. Врачи сказали, что на полное восстановление может уйти два месяца. И всё это время парень не сможет физически работать. Остаётся вопрос: за что теперь жить? На работе больничный ему никто не выплатит. А найти другую работу просто нереально в его возрасте. Джаспер сказал, что ни за что не бросит его голодать, и поможет, если совсем будет туго. Но такая перспектива Джона не особо устраивала. Он не хотел, чтобы его кормил кто-то другой. Но скорее всего у него не останется выбора, и он согласиться на это от безысходности, с договором на то, что он вернёт деньги позже. Пусть Джаспер и был готов на безвозмездную помощь, безустанно повторяя о том, что Джон спас ему жизнь. Ведь тот парень с ножом мог бы попасть Джасперу в грудь, и только Джон не допустил этого. Джаспер привёз друга к себе домой. Несмотря на позднее время, начал готовить ужин. Достал сковородку и стал разбивать яйца. — Надо же, — с насмешливым удивлением произнёс Джон. — Сам Джаспер готовит мне ужин. — Это вершина моих кулинарных навыков! — с улыбкой воскликнул Джаспер, а потом снова вернул всё внимание готовке. — Чёрт! Скорлупа упала! Но не бойся. Я её сейчас выловлю. Джон усмехнулся над другом. Но всё же Джаспер был необычайно милым сейчас. — А в детстве тебе родители готовили? — поинтересовался Джон, наблюдая за тем, насколько Джаспер не приспособлен к готовке. — Не особо. Мама покупала хлопья к завтраку — вот ими я и питался. Постоянно эти хлопья, хлопья, хлопья! Я теперь ненавижу их! Хлопья — это самое отвратительное, что есть на этой земле! Если когда-нибудь ты возненавидишь меня и захочешь мне отомстить, то просто купи ебанные хлопья и приготовь мне их на завтрак. — Да понял я, понял. Ты ненавидишь хлопья, — остановил друга Мёрфи. — Ну, а так мамка временами хотя бы пыталась ухаживать за мной. Стирала шмотьё, на мой день рождения заказывала пиццу, не бухала перед родительскими собраниями в школе и утренниками. А вот папка был всё равно что кусок мебели. Он хоть и безобидный, на шуточках всё время дебильных, либо отсыпался целыми днями, но как отец, да и как человек — ни о чём. Я вот вроде и не злюсь на них, нет ненависти там, обиды, но видеть их больше не хочу. Хочу отдельно быть. Мамка плачет часто, что я отдалился. «Привет-пока» и пропадаю. Я что-то оправдываюсь перед ней вечно, придумываю причины опять съебаться. Не могу я сказать ей правду! Она ведь не совсем плохая мать. Неидеальная. Далеко неидеальная. Но не заслужила она ненависти. Джон заслушался, проникая в его печаль, понимая её, как никто другой, хотя у него и совсем другая история. Джаспер обычно не говорит на откровенные темы. Ему комфортней в роли забавного дуралея, поговорить о херне, выпить пива, поиграть в приставку. А сейчас он словно бы снял маску и показал себя настоящего. Потому Джон заслушался, во всё внимательно вникая. Джаспер выложил уже пожаренную яичницу по тарелкам. Выглядела она вполне съедобной. — Ты вот, наверное, не понимаешь, что такое мамка? — продолжил Джаспер. — Они странные, непонятные. Иногда как пробирает её на заботу. Раньше я любил её. Трепетно так. Хоть она и кормила меня этими дурацкими хлопьями. А потом я вырос, и мне она стала не нужна. Она забивала на меня в детстве, а я забиваю сейчас. Видимо, в нашей семье не будет по-другому. — Ты создашь другую. Построишь сам, какой захочешь. — Да я вот хоть сейчас готов! — воодушевился Джаспер. — Будешь моим братом? Типа братья-сироты- беспризорники. А эти люди нам не родители, а так — опекуны. Хотел бы такого брата, как я? — Да. Тем более ты вон даже яичницу умеешь теперь готовить. — На зубах что-то хрустнуло, и Джон дополнил: — Скорлупа всё-таки попалась. — Брат из меня никудышный. — Ты наловчишься. Закончив ужин, парни пошли спать. Джаспер уснул быстро и посапывал на соседней подушке. А Джон смотрел через окно на луну. Он обдумывал всё, что произошло. Жизнь так резка на поворотах. Что будет дальше и представить нельзя, хоть немного себе набросать своё будущее. Только сегодня он строил планы на то, чтобы сделать дорогой подарок Октавии, а теперь не знает, как он должен выживать ближайшие два месяца. И всё из-за каких-то придурков, которым больно уж хотелось впарить кому-то наркоту. Проблемы льют рекой с одного и того же течения. Но должно же когда-нибудь это измениться. Джон надеялся, что в лучшую сторону. Он уже до безрассудства хотел строить свою жизнь. Вырваться из лап безысходности и сделать свою жизнь такой, какой он всегда хотел видеть. Возможно, это совсем близко. Просто нужно ещё немного подождать.***
— Поверить не могу, что такие ублюдки где-то ходят сейчас среди нас! — роптала Октавия. — Просто подошли и не из чего приебались! Ты не запомнил их лица? — Если да, то ты найдёшь их и набьёшь им морду? — усмехнулся Джон. — Вдруг я их знаю, или видела где-то. Я может и не набью. Но могу найти того, кто сделал бы это за меня. — Нет, не помню и не хочу помнить. Мне не нужно возмездия. Они не стоят столько внимания. — Интересно, ты хоть кого-нибудь ненавидел настолько, чтобы хотеть избавиться от этого человека? — Себя, — ответил парень. Девушка серьёзно посмотрела на Джона. Уличный фонарь хорошо освещал её лицо, потому Джон смог разглядеть на нём удивление. Она долго смотрела на него, пытаясь разобрать шутка это или нет. И парень был уже не уверен, что стоило это произносить вслух. — Тебе не за что себя ненавидеть. — Возможно, ты просто плохо знаешь меня. — Мне кажется, ты сам плохо знаешь себя, — уверенно заявила Октавия. — Не могу не согласиться, — с лёгкой насмешкой в голосе произнёс Джон. — Но то, что я знаю, уже меня не радует. — Вот скажи, что в тебе не так? Чем ты плох? — Октавия упорно отстаивала его перед самим же собой. — К сожалению, это не работает. Я уже пытался это выяснить для себя. Зашёл в дебри, обнаружил, что я не делаю ничего плохого, но и любить себя не за что. — Пока не полюбишь себя, тебя в ответ тоже никто не полюбит. — А что, все вокруг любят себя? — Не все. Но и не все любимы. Делают вид, что у них отношения, а потом бегут друг от друга. — Ты о нас с Эмори? — И о вас тоже. Кажется, она себя тоже не особо то и любила. Верила словам матери о том, что она никчёмная. И ты веришь своему отцу. Я понимаю, это очень сказывается — наше детство и слова первых самых значимых людей нашей жизни, то есть родителей. Мне повезло больше, у меня была хорошая мама, и у меня замечательный брат. Наверное, они подарили мне веру в себя. А я подарю её тебе. Джон с улыбкой посмотрел девушке в глаза. Где же она была раньше? Она луч света в его жизни. Самый светлый и самый тёплый. Джон не встречал никого более светлого в своей жизни. Наверное, потому что она другая. Она совсем из другого мира. Нормального мира, где люди бывают счастливы. Джон обычно встречал себе подобных, потому что только с ними мог найти общий язык. Но с ними он не сворачивал с мёртвой точки. Октавия же заряжала его какой-то особенной силой и энергией жизни — первозданной и необузданно мощной. — Слушай, я так проголодалась. Но я забыла деньги дома. Даже не знаю, что делать. — Эй, пошли в Мак. Я угощу. Октавия взяла бургер и капучино, а Джон только кофе. Это были его последние деньги, но он надеялся, что скоро найдёт работу. Он смотрел, как Октавия улыбалась от вкусной еды, и это стоило того, чтобы отдать всё, что у него было. Это была лишь мизерная часть, которую он мог отдать ей в ответ на её искреннее отношение к нему. В последнее время у Джона появилось больше свободного времени. Хоть он и убивал целые дни на поиски работы, всё было безуспешно. Кто в Америке будет рассматривать в сотрудники несовершеннолетнего парня без оконченного образования? А любая работа, не требующая особых знаний, не доступна ему по состоянию здоровья. По вечерам к нему зачастила Октавия. Она приходила к нему домой повеселить разговорами, приносила ему свои любимые книги и могла часами о них говорить. А Джон мог часами её слушать. Так раз за разом рождалась новая частичка тепла, которая заполняла эту квартиру хорошими воспоминаниями, вытесняя из неё всё плохое, чего было в избытке. — Чем ты здесь только занимаешься? У тебя здесь ни телика, ни компьютера, ни даже микроволновки. Хотя бы чайник есть и чашки, — удивлялась Октавия, попивая чай на его кухне. Джон улыбнулся от того, как ему стало это привычно. Каждый, кто бывал у него дома, задавал этот вопрос. И никто из них не понимал, что отсутствие всего этого Джона особо не тревожило, ведь у него в детстве даже не было верхней одежды по размеру. Он долгое время в минуса проходил в одной толстовке, пока ни нашёл нормальную работу, и только тогда смог обеспечить себя всем сам. Но раньше его даже это не тревожило. Он не видел в этом проблемы, а другие удивлялись. Это только сейчас он стал осознавать степень отцовской халатности к нему. — Я дома редко нахожусь, поэтому мне это не мешает. — И тебе не хотелось это приобрести? Хотя бы комп? Все же пацаны обожают играть в игры. — Я однажды уже купил микроволновку, её отец спиздил, — с лёгкостью и усмешкой произнёс Джон. — С тех пор, я ничего не хочу покупать в дом. Лицо Октавии исказилось в неодобрительном удивлении: — И как ты только так живёшь? — Ну, до моих 18 осталось не больше полугода. Надеюсь, я смогу изменить свою жизнь в лучшую сторону. — А когда твои 18? — В конце апреля. — Ты будешь отмечать? — с милой улыбкой спросила девушка. — Если ты придёшь. — А я что буду единственный гость? — Думаешь, мне нужен кто-то ещё? — ответил Джон и аккуратно прильнул к губам Октавии. Она лишь прикоснулась к его губам своими, а после совсем немного отстранила своё лицо и мягко проговорила, глядя в глаза: — Я теперь не свободна. Джон тут же отсел чуть дальше и попытался скрыть накатившее разочарование, но видимо не особо удачно. — Прости. Я, наверное, дала тебе ложные надежды, — начала оправдываться Октавия. — Я не хотела так поступать. Я думала, мы с тобой друзья, ты и сам так сказал. Джон посмотрел девушке в глаза и с ухмылкой произнёс: — Ты так мило оправдываешься за то, что у тебя есть парень. Девушка коротко рассмеялась, вспомнив их первую встречу. А Джон просто попытался всё превратить в шутку. На самом деле он чувствовал себя очень тоскливо. Ведь почему-то он думал, что эта девушка — его судьба. Ведь почему тогда ему с ней так легко и хорошо, как ни с кем другим? Почему они так идеально понимают друг друга? Неужели для того, чтобы быть просто друзьями? Хотя он, конечно же, был не против быть её другом, да хоть кем-угодно. Но всё-таки где-то в своих грёзах он уже нарисовал своё идеальное будущее, в котором Октавия всегда рядом. Кто, если не она? — Между нами правда не возникнет проблем? — обеспокоилась Октавия. — Я бы не хотела портить общение с тобой. Мне, если честно, очень нравится проводить с тобой время. — Кто вы, девушка? Я вас не знаю. И почему вы пьёте чай из моей кружки? Октавия рассмеялась, а после добавила: — Ну правда, Джон. Всё окей? — Конечно, Октавия, — уверил её парень. — А что за парень? — Я пока никому о нём не говорила. Даже брату. Мы не так давно познакомились, и он мне очень нравится. Его зовут Линкольн. И он довольно старше меня. Мы вообще так странно познакомились. Мы вдвоём стояли на остановке и ждали автобус. Рядом больше никого не было, и улица тихая. Он стоял в наушниках и подпевал песню вслух. Мне так понравился мотивчик, и я дёрнула его за рукав. Он снял наушники, и тогда я попросила его сказать мне, что за песня. Увидев, какой он симпатичный, я под таким предлогом дала ему свой номер телефона, чтобы он прислал мне название песни в смс, чтобы я точно не забыла её найти. И так мы разговорились о музыке и об остальном. С ним время так быстро пролетело. А ещё я не смогла потом уснуть. Думала о нём всю ночь. Октавия рассказывала об этой встрече с такой лучезарной влюблённой улыбкой, что Джон подумал: «Чёрт со мной. Зато она счастлива. Разве это не важнее?» Конечно же, он бы тоже хотел быть таким счастливым, и тем более рядом с ней. Но её улыбка его удовлетворяла не меньше. Эта девушка достойна того, чтобы быть счастливой. Даже если не с ним. — Так, давай, чтобы ты не раскисал, я спеку тебе вкусных блинов, а то мы голый чай пьём, как из голодного века, — бодро произнесла Октавия и открыла холодильник, но тут же её бодрость мгновенно улетучилась, и она удивлённо посмотрела на Джона. — Совсем пусто? Такое бывает? — У меня просто временно кончились деньги, — оправдался Джон, но чувствовал себя максимально неловко, что хотелось провалиться под землю. — Но в следующий раз я исправлюсь. — Как кончились деньги? Ты пару дней назад накормил меня в Макдональдсе. — Ну вот, с тех пор у меня их и нет. Как и работы. — Нет, нет, нет! — настойчиво запротестовала девушка. — Так не пойдёт, Джон! Не надо было тратить на меня последнее, а потом сидеть с пустым холодильником! Я так не хочу! — Да ладно тебе, — усмехнулся Джон. — Деньги всегда заканчиваются. Они вроде для того и нужны. — Ну что ты за человек, а? — с умилением и безысходностью произнесла Октавия. — Пошли в магазин. Теперь моя очередь тебя накормить. И возражения я не принимаю! Даже не пытайся.***
Буквально на следующий день Джону позвонил неизвестный номер. Он ответил и услышал незнакомый мужской голос, который пригласил Джона в свой офис пройти собеседование. Джон мигом явился туда и его приняли на работу в небольшой офис частного адвоката по вопросам миграционных дел. Его устроили туда стажёром, официально платили копейки, неофициально больше. Начальник пообещал перевести парня в помощники после того, как тому исполнится 18. Как оказалось, это Октавия порекомендовала Джона нуждающемуся в помощнике адвокату. Джон оправдал надежды и проявил себя на собеседовании сообразительным парнем, и потому он теперь снова с работой. Ему было очень необычно просыпаться с утра и собираться на работу в офис. Он прикупил белую рубашку и с деловым видом отправлялся на работу каждое утро вместе с другими людьми в белых рубашках. Всё было как у нормальных людей. Джон этому удивился. Он работал один, сидел в приёмной, а начальник находился в отдельном кабинете. Первые пару недель с Джоном работала девушка по имени Эмма — милая вежливая блондинка, элегантно одетая, часто улыбалась и очень много ела груш прямо на рабочем месте. Так что теперь при виде груш, Джон сразу же вспоминал её. Она обучала его в течении пары недель, а после ушла в «вечный неоплачиваемый декрет». Она говорила, что совсем недавно обручилась и теперь ждёт ребёнка, потому и покидает это место. Эмма уходила со слезами на глазах. Она была счастлива, но в то же время ей было грустно покидать работу, к которой так привыкла. Начальник заказал для неё шары и торт в день её ухода. Они с Джоном украсили офис с раннего утра. В общем, обстановка была очень дружелюбная, и даже Джон за две недели смог прикипеть к этому месту и этим людям. Эмма обняла Джона на прощание и даже дала свой номер телефона на всякий случай. Правда Джон так никогда ей и не позвонил. Но он немного скучал по ней, когда стал работать один. Он быстро освоился и ему нравилось там работать. Даже когда рука зажила, он не стал уходить, несмотря на то, что на бывшей его работе он мог заработать больше. Но разница в зарплате была не велика, а нынешнее место намного комфортнее и перспективнее. Правда они стали реже видеться с Джаспером. Довольно часто тот стал пропадать и даже не отвечать на звонки. Он не пропадал насовсем, приходил после к Джону домой, бывало так же приглашал к себе. Джон стал больше общаться с Октавией, чем с кем-то ещё. Даже с Джаспером реже. Хотя они дружили уже года четыре и ранее общались чуть ли ни каждый день. Как-то раз Джон услышал, что Джаспер устроил у себя дома вечеринку, на которую он не был приглашён. Тогда Джон решил явится туда без приглашения и во всём для себя разобраться. Попав туда, он встретил много незнакомых людей, с которых потоками пёрло безумное «счастье», а некоторые из них просто лежали на полу штабелями. Джон пробирался через всю эту вакханалию, неодобрительно озираясь по сторонам, пока не дошёл до цели. Джаспер, как только увидел в толпе друга, сразу же потерял свою беззаботную улыбку и безуспешно попытался спрятать свою напуганную растерянность: — Привет, Мёрфи. И ты тут? Давай лучше пойдём отсюда? Здесь как-то тухло. — Это ведь твой дом. Куда мы пойдём? — недоброжелательно высказал Джон. — Не знаю. На улицу. Или к тебе. А это место всё равно мало мне дом напоминает. — Ты меня реально за придурка держишь? — разозлился парень. — Какого хрена, скажи мне?! Ты же мне обещал никогда не принимать! — Да я не принимал! Так травки курнул. Это они тут устроили, — стал глупо оправдываться Джаспер. — Ты думаешь, я не вижу, что ты обдолбанный? Думаешь, меня можно обмануть? Я блять живу с наркошей всю свою жизнь! И ты думал, я ничего не замечу? — Да ладно тебе, Мёрфи. Я чуть-чуть. Ничего же страшного не будет, если чуть-чуть. Я не торчок какой. Я так просто попробовал. И ты тоже попробуй. Может, поменяешь своё мнение. Не все же становятся как твой отец. — Твою ж мать, ты знал! Ты знал, как я к этому отношусь! Потому мы стали видеться реже, и ты не зовёшь меня в свою компанию. Ты давно уже это делаешь. И ты знал, что я скажу тебе на это. Я говорил тебе, если ты начнёшь принимать, наши пути разойдутся. Говорил? — Ну не-ет, Джон. Успокойся. Не надо палить. Я не хочу тебя терять. Ты мой друг. Больше! Ты мой брат. Мы же как братья-беспризорники, забыл? — По-твоему, так поступает настоящая семья? — Нет. Я поступил плохо, но я же не стал из-за этого плохим другом? — Нет, не стал, — уже без прежней злости и с ледяным спокойствием произнёс Джон. — Ты стал для меня никем. Делай теперь со своей жизнью, что хочешь. После чего Джон развернулся и двинулся прочь. Джаспер попытался его остановить, жалобно умоляя простить его. Но Джона в этот момент было не подкупить ничем. Его раздирало в клочья от разочарования и от злости. Он ненавидел всё в этот момент: весь мир, отца, Джаспера и самого себя. Казалась, что та гармония, которую в его жизнь принесла Октавия, в миг испарилась. И ему нужно было вернуть её на прежнее место. Но Октавия не отвечала на звонок. В этот вечер пришлось справляться без неё.***
Но всё оказалось гораздо серьёзнее. Справляться пришлось не только в тот вечер, но и в последующие. Джон звонил ей каждый день, и его звонки оставались без ответа. Прошла неделя, потом вторая. Джон не мог понять, почему она пропала. Она просто хотела избавиться от Джона и от общения с ним? Если да, то почему так жестоко и за что? Он ведь ничего плохого не сделал. А что если с ней что-то случилось? У Мёрфи было массу поводов для беспокойства. Он не мог спокойно спать и спокойно жить. Он постоянно о ней думал. Он приходил к ней домой, но дверь никто не открывал. Он приходил к её школе и выжидал подолгу, надеясь, что она вот-вот выйдет после уроков. Но её всё не было. Джон не прекращал её ждать. Он часто приходил к её школе на протяжении долгого времени. Но она как в воду канула, будто в воздухе растворилась. Будто её никогда и не было, и он её себе придумал. Однажды, подойдя к её дому, он обнаружил окно открытым на форточку. Тогда он понял, что дома точно кто-то есть. Он стал настырно звонить в дверной звонок, не переставая. Он не уходил, несмотря на то, что ему вновь не открывали. В этот раз он не даст себя игнорировать. И дверь наконец всё-таки отворилась. Перед Джоном появилась незнакомая светловолосая девушка с очень безрадостным видом и потухшим взглядом. — Что тебе надо, придурок? Хрена так трезвонить? — Прости, — растерянно произнёс Джон. — Но мне нужна Октавия. — Она здесь больше не живёт. — Она переехала? Ты случайно не знаешь куда? — Не знаю, — раздражённо ответила девушка и хотела уж было закрыть дверь, но Джон ей не дал это сделать. — А её брат? Он тоже уехал? — Ты определись, кто тебе из них нужен. — Мне нужна Октавия. Я хочу знать, где она сейчас находиться. Так ты знакома с ними? Сможешь с кем-нибудь из них связаться? — Мой тебе совет, держись от этой семейки подальше. Забудь, что знал их, и иди себе с миром. — Так ты хорошо знаешь их? — не прекращал сыпать вопросами Джон. — К собственному сожалению. Предпочла бы не знать. — Я же наоборот. Так просто скажи мне, где они находятся? — Я же сказала, что не знаю! Ты чего такой непонятливый? — ещё пуще разозлилась девушка. — Всё, что знаю, они находятся в аду. Каждый в своём. И тебе просто надо оставить их в покое, или окажешься там же. Девушка закрыла дверь перед его лицом, а Джон застыл на месте, скованный непониманием и собственной беспомощностью. Эта загадочная незнакомка загнала Джона в ещё больший тупик. Кто она такая и о чём она говорит — это внесло только больше вопросов, хотя их и так уже было не меряно. Но этот разговор подтолкнул Джона отправиться в школу Октавии и начать всех расспрашивать о ней, так как теперь он понял одно, что ситуация серьёзная. Она не просто избегает его. Джон спрашивал всех, кого только встречал по пути. Никто ничего не знал. Но потом он встретил знакомое лицо. Это была Никки — подруга Октавии, которая была с ней во время их знакомства, и которая недолгое время была девушкой Джаспера. — Привет. Я уже давно не могу найти Октавию. Она не выходит на связь. Может, ты знаешь, где она? — Не знаю. Мы мало общались в последнее время. А теперь она пропала куда-то. — Не знаешь, кто может что-то знать о ней? Девушка отрицательно покачала головой, и тогда Джон задал новый вопрос: — А её брат? — Я слышала, его посадили в тюрьму. Джон охренел от услышанного и на доли секунд застыл, переваривая информацию. — За что? — Говорят, он кого-то избивал и угрожал, ещё с наркотиками что-то связано. Но подробностей я не знаю. Знаю, что Октавии на суде не было. Так что искать её там тебе нет смысла.***
Вот так и продолжилась жизнь без Октавии. Джон вообще сомневался в том, что это вообще была жизнь. Он лишился самого тёплого и участливого человека в своей жизни. И он не знал причину этой внезапной потери. Это было самым сложным и не отпускающим его мысли фактором. Почему исчезла Октавия? И где же она теперь? Счастлива ли? Навряд ли, если её брат в тюрьме. Джон ведь знал, как тот для неё много значит. А ещё та незнакомка из их дома говорила, что они оба находятся в аду. Теперь эти мысли не дают покоя. Что же с ними произошло? Мёрфи даже забеспокоился о том, что это он принёс им несчастья. Глупости, конечно, но что уже только в голову не приходит. Ведь его жизнь всегда была полна дерьма, а у них была счастливая жизнь, пока Джон в ней не появился. Так мчались месяцы один за другим. Один на другой похожий. Ничего не было, ничего не происходило того, что меняло его жизнь. Джон стал снова привыкать к бессмысленности и к своей пустоте. Теперь у него совсем никого не было: ни Октавии, ни Джаспера. Последний так и не объявился. Джон всё же надеялся, что тот завяжет с наркотой. Он ведь говорил, что дорожит дружбой Джона. Но всё это были лишь слова. Он променял его дружбу на грязное мерзкое вещество в своей крови. И это сильно расстраивало, даже причиняло боль. Но Джон смог отпустить его. С трудом, но смог. Наверное, потому, что его отвлекла пропажа Октавии. И вот в итоге он ни с чем. Никому не нужен. Ужасающе пуст. Джон старался быть дома реже. Приходил в гости к знакомым и так называемым «друзьям». Внушал себе, что так ему легче, что так он не один. В этот раз на вечеринке он так же терялся среди толпы и забывался. Он пил виски, слушал музыку и смотрел на лица, мельком пролетающие мимо и ничем не запоминающееся. У Джона вообще было плохая память на лица. Но может это и хорошо. Зачем их запоминать, если они ничего нового в его жизнь не приносят? А если приносят, то после уносят намного больше. Они всё равно все исчезнут. Сначала будут светить светом улыбок, а после оставят в беспробудной темноте одиночества и разочарований. Пусть тогда уж пролетают мимо и ничем не запоминаются. Пусть остаются лишь размазанным ничего незначащим пятном перед глазами. Но почему-то некоторые лица всё же хорошо запоминаются. Стоит лишь раз увидеть. Почему-то сразу привлекают внимание и остаются чётким контуром в памяти. Казалось бы, зачем Джону примечать в толпе какого-то незнакомого парня. Тот ведь его не замечает. Общается со своими друзьями, светит не Джону, а им, своей улыбкой, и оставит в темноте их, а не его. Этот парень только появился в комнате, а уже столько внимания к нему потянулась. Словно он просто вошёл в комнату и стал центром вселенной. Вспыхнул и разжёг собой всё пространство. Дотянулся до каждого тёмного угла, каждого коснулся. Даже Джона. А он ведь ещё ничего не сделал, и даже в сторону Джона не смотрел. Что же тогда будет, когда посмотрит? Совсем скоро это случилось. Они пересеклись глазами, и кто-то из друзей их познакомил: — Это свой пацан. Зовут Джон. Пьёт часто. Вопросы задаёт редко. — Идеальный собутыльник, — подметил парень, а после протянул Джону руку для рукопожатия. — Моё имя Беллами Блейк. И я могу часто задавать вопросы. Но только когда слишком заинтересован. — Будем надеяться, что я тебя не особо заинтересую, — иронично ответил Джон.***
Отец умер. Джон не совсем мог до конца осознать это, не мог полностью поверить. Но он пришёл в морг и опознал его. Это так странно произошло. Ему позвонили из больницы и сказали, что тело его отца нашли в какой-то квартире его дружка, такого же наркомана. Он умер от передозировки. Здесь ничего удивительного. Но сама смерть Джона несколько удивляла. Хотя он ждал её. Но видимо именно это его и удивляло. Он ждал смерти отца, как только ему исполнилось 18, и это тут же случилось. Прошла лишь пара месяцев. Джон вернулся домой совершенно другим. Он словно бы физически ощущал своё освобождение. Это было, словно бы с его шеи сняли огромный булыжник, утягивающий его на дно. Он осознавал, что больше отец не придёт в этот дом и не испортит его жизнь. Он не будет воровать его вещи, отпугивать людей из его жизни, и не будет отравлять ему жизнь своим омерзительным присутствием. Джон теперь хозяин своей жизни. Ну или по крайней мере, своего дома. Парень не понимал сейчас своего состояния. Он чувствовал освобождение и неподдельное предвкушение совсем новой жизни. Джон ведь стоял на пороге перемен. Он избавился от отягощающего груза. Теперь он сможет взлететь выше. И это чувство переполняло его до краёв настолько, что Джон не сдержался и стал громко смеяться вслух, заполняя своим смехом гробовую тишину стен. Он смеялся, пока не стал ощущать тяжесть в груди, и смех его стал похожим на выдавленный из груди, вымученный. Стало как-то не по себе от этой радости. Джону не жаль отца. И расстраивает не его смерть, а сам факт того, что она стала радостью. Если задуматься насколько это отвратительно, но по-другому уже быть не может. Пора принять, что отец не был для него кем-то значимым. Но в то же время, всё равно тоскливо, и что-то невидимое душу в клочья раздирает. Это не та боль, которую испытывают дети после потери родителей. Это будто бы Джон потерял любимую книгу, будто бы все тиражи этой книги были уничтожены, и теперь её нигде не купить, и больше не прочесть. Хотя любая бы книга принесла гораздо больше пользы и радости, чем принёс отец за всю свою жизнь. Но видимо Джон привык к этому человеку, как к любимой книге. Как к вещи, которую было неприятно потерять, но в то же время, она была старая и бесполезная, и исчезнув, освободила много места. В доме стало как-то особенно тихо после его смерти. Джон раньше не замечал эту тишину и пустоту, вернее не ощущал их так остро. Раньше всё-таки оставалось ощущение, что здесь кто-то ещё живёт, помимо Джона. В любой момент кто-то мог сюда заявиться. Здесь были чьи-то вещи. А сейчас никого. Только Джон. И это одиночество ощущалось так остро, что словами и не передать. Несомненно, жизнь Джона после смерти отца стала только лучше и свободнее. Только вот пустота в доме удвоилась или даже утроилась, стала более объёмной и глубокой. Иногда Джону казалось, что если он крикнет вслух, то по комнате раздастся эхо. Это было не совсем приятное чувство. И поэтому Джон старался как можно реже находиться дома. После работы он направлялся гулять или к друзьям. Знакомых было завались, кто-нибудь где-нибудь да устраивал дома тусовку. Они часто пьют, а Джону это только на руку. Но пустота заполнила не только его квартиру, но и его жизнь. Джон ощущал себе никем. Он и был никем. Для всех. Никакой значимости он не представлял ни для кого. От того и чувствовал себя пустым. Так хотелось избавиться от этого чувства, но он не знал как. Завязывать общение с людьми — была не его тема. А даже когда он пытался, выходило не очень. И сам Джон ни к кому прикипеть душой не мог, как бы сам этого не хотел. Он вспоминал Октавию и Джаспера, и ему становилось страшно к кому-то привязываться. Но даже если отбросить страх, никто их двоих не стоил. Никто не был лучше них. Уж тем более если сравнивать Октавию, то и подавно. Никто не мог подарить столько тепла, как эта девушка, одним только словом, одним только своим присутствуем. Ведь когда она появлялась, реальность вокруг менялась. Словно бы Джон надевал розовые очки и видел мир лучше, чем он есть на самом деле. Он бы не хотел их снимать. Но пришлось. Позже в его жизни всё-таки случилась одна заметная перемена. Он даже сам её приволок в свою жизнь. Ну почти сам. Он стал инициатором, а дальше уже эту перемену было не остановить. Уж больно упёртая оказалась и не пробиваемая. Как же странно, что этой переменой оказался парень, которого Джон просто когда-то заметил в толпе и запомнил. А после он захотел его проучить и немного самому поиграться. Просто от скуки, просто чтобы на что-то повлиять, почувствовать, что он может влиять на людей. Только оказалось, что люди тоже могут влиять на него. Даже против его воли. Беллами, вот например, заявился в его дом и буквально силой истерзал его своей страстью, и Джону это понравилось. Он долгое время чувствовал себя по-другому. Уже не пустотой, а частью чего-то или кого-то, чем-то значимым. То, что он вертится внутри системы вместе со всеми, с кем-то взаимодействует, влияет на чью-то жизнь, является остановочным пунктом на чьём-то пути. Как странно, что такое ощущение себя у него появилось просто после секса с Беллами. Секс — это же не что-то значимое, это просто физическое удовольствие, расслабление и что-нибудь там ещё. Джон вообще думал, что Беллами к нему больше не вернётся. Что его интерес будет удовлетворён и утрачен после первого раза. А вот у Джона интерес только появился. Серьёзный интерес, а не то, что было ранее — просто игрой. И ему было немного жаль, что это может больше не повторится. Хотя он надеялся, что сможет ещё как-нибудь заинтересовать Беллами. Ему самому было странно от этих мыслей. От чего же он так тащится? Раньше ведь и подумать бы не мог, что ему может понравиться нечто подобное. Секс с парнем, который взял на себя роль доминатора, который обращается с Джоном как с собственной вещью. Это придавало ощущение, что Джон может быть чьим-то. Пусть лишь на несколько часов, но он настолько свой, что его берут без разрешения и пользуются, как своим человеком. В этот момент Джон не является никем. Он становится кем-то осязаемым в руках Беллами. И он сам начинает чувствовать то, насколько он осязаем. Беллами делал вид, что между ними ничего не было, даже когда они ненадолго оставались с Джоном одни. И это порядком раздражало. Но Джон пытался подавить в себе это раздражение. Его не должно это цеплять. Беллами не имеет над ним власти, Джон этого не позволит. Хотя всё же немного имеет, раз теперь тот забыть о нём не может. Но это ведь просто приятные ощущения, и не более. Одной ночью, после отдыха с друзьями в спорт баре, где они играли в настольный футбол и в бирпонг, Беллами вызвался подвезти ребят и то же самое предложил Джону, на что парень сказал, что и сам в состоянии дойти до дома. Но Беллами с этим не согласился. — Садись в машину. Не выёбывайся, — спокойно приказал Беллами, и Джон сделал, как тот сказал. Беллами намеренно проехал мимо дома Джона и тем самым отвёз сначала других ребят. Джон уже тогда понял почему, и на его лице проступила непроизвольная улыбка. Внутри него словно бы разгорелся пожар от ожидания, и даже лёгкая волнительная дрожь пробежалась по телу. Он думал о том, как ему не хватает рук Беллами, его повелительных ласк, от которых потом горит всё тело. От предвкушения всего этого Джон сжимал самого себя руками, словно пытаясь удержать своё шаткое волнительное состояние. Когда Беллами отвёз последнего пассажира, и они с Джоном остались одни в автомобиле, он так загадочно посмотрел на парня и игриво произнёс: — Остался только ты. Довезём тебя до дома? Мёрфи уже сгорал от нетерпения. Казалось, что вот-вот загорится в реальности. А Беллами будто бы это видел и специально тянул время, особо не торопясь попасть к Джону в квартиру. Когда они подъехали к дому, Беллами словно и не думал выходить из машины, и Джон тоже не стал спешить. Он молчаливо посмотрел на Беллами, ожидая от того действий. — Ты домой, смотрю, не торопишься, — продолжал издеваться Беллами. — А ты, значит, торопишься? — Ну-у. Меня дома ждёт девушка. Поздновато уже. Джон понимал, что тот играет. Нравится ему поиграться с жертвой перед нападением. И Джон решил принять игру. Всё что угодно, лишь бы Беллами дотащил свой зад до его квартиры. — Да. Уже и так поздно. Думаю, она может ещё подождать с часок. — А у тебя есть предложения, как провести следующий час нашего времени? Беллами специально говорил таким непринуждённо манящим голосом, который ласково обволакивал слух Джона своими вибрациями. От одного только его тембра хотелось раздеться и позволить с собой сделать всё что-угодно. А тут в добавок ко всему подключается пленительный взгляд, жадно поедающий Джона в сыром виде. Сколько же в Беллами было обаяния, и как ловко он им управлял, что даже страшно становилось от того, насколько Джон превращался в безвольного рядом с ним. Парень не смог больше себя сдерживать. Он приблизился к Беллами и пылко вцепился в его губы своими. Он целовался с таким нетерпением и сладострастием, что Беллами это даже забавляло. Это было видно по его медленной уверенной манере прикасаться к парню. Он схватил Джона за загривок и так неспешно целовал его губы, проникая языком в его рот всё глубже. Беллами делал всё так медленно, удерживая Джона, чтобы тот не смел двигаться самостоятельно, вдоволь наслаждаясь его нетерпимостью. У Джона уже дрожали руки, и он не мог никак себя контролировать. Он проник руками под футболку Беллами и прошёлся по упругому торсу, всё больше сгорая от желания быть ближе, чем Беллами его сейчас держит. Беллами разъединяет поцелуй, и без прежней игривости строго произносит: — Я тебе сейчас руки оторву. Джон вытаскивает руки, и буквально заставляет их держать при себе и не касаться парня, как бы сильно этого не хотелось. После чего Беллами, ещё с несколько секунд осмотрел Джона и насладился тем, что видит, он опускает лицо Джона к своему паху и достаёт свой член из джинс. Дальше он беспощадно насаживал горло Джона на член, проникая всё глубже с каждым разом. Джон просто расслабился и уже не владел собой. Но внутри всё продолжал гореть неугасаемый пожар. После того как Беллами кончил, да и Джон собственно тоже, Блейк всё также насмешливо, как и до этого, произнёс: — Кажется, уже пора к своей девушке. Тебе я достаточно уделил внимания. — Нет, — твёрдо возразил Джон, кинув в Беллами злой взгляд. — Недостаточно. Лицо Беллами сразу же озарила хитрая самодовольная улыбка. — А разве не ты говорил в прошлый раз, что я тебя не интересую? Я думал, тебе интересно только отсасывать мне на балконе у Монти во время перекуров. — Я говорил это раньше. К чему припоминать? — Значит, больше эта информация неактуальна? — продолжал его мучать Беллами, не спуская улыбку с лица. — Что ты хочешь услышать? Я хочу тебя. Этого достаточно? — Не уверен, что правильно тебя понял, — не унимался издеваться Блейк, и Джон уже был готов убить его. — Просто поднимись ко мне в квартиру и трахни меня! Не выёбывайся, — строго высказал Джон, на что Беллами отреагировал довольным смешком. Джон вышел из машины и направился в квартиру, надеясь, что этот засранец не уедет сейчас домой. Но он услышал стук закрывающейся двери машины за спиной и смог наконец расслабленно выдохнуть с довольной улыбкой на губах.***
Это было совсем не то, о чём Джон всегда мечтал. Но на данном этапе своей жизни он доволен, так почему бы себе это не позволить? Беллами уж точно не станет самым важным и близким человеком в жизни Джона. Но может именно это ему сейчас и нужно? Просто расслабиться и прекратить искать своего человека. Хотя и поисками это было сложно назвать. Можно сказать, он и раньше не искал, только лишь думал об этом. Беллами был далёк от понимания душевного человека, потому вряд ли они когда-нибудь по-настоящему сблизятся. И ещё было несколько препятствующих «но»: у Беллами есть девушка, и Джон надеялся, что у него тоже когда-нибудь будет девушка, с которой он построит свою идеальную семью. С Беллами же было приятно провести ночь, а вот жизнь — вряд ли. Джон вообще думал, что кроме как хорошо трахаться и выглядеть очаровательно, тот мало что ещё умел делать и вряд ли был чем-либо ещё интересен. И так вот спокойно протекала его жизнь, далёкая от его понимания идеала, но уже гораздо интереснее, чем была до. Но стоило ему чуть-чуть расслабить булки, как очередной пиздец уже поджидал его за поворотом. Джона схватили за шкирку, как щенка, и прижали к стене, два здоровенных амбала, ранее ему неизвестных. И был ещё какой-то парень со странным именем, которое Джон не сразу запомнил. Зато этот парень хорошо запомнил Джона. Он сказал, что Мёрфи обязан погасить долг своего недотёпы-папаши, если не хочет слечь к нему в могилу по соседству. Хотя отец был кремирован, но не суть, Джону было не до того, чтобы цепляться к словам. И вообще он послал этого типа нахуй. Правда, потом за это хорошенько получил по почкам. Этого типа, кстати, зовут Маккрири. Теперь придётся его запомнить. Джону дали немного времени восстановиться после побоев, а потом провели повторный разговор. Джон понимал, что ни хрена он в этой ситуации сделать не может. А любые пререкания для него закончатся плачевно. — Я дам тебе адрес. Товар доставишь туда. Это закрытый загородный клуб. Войти туда может не каждый. Как только тебе откроет охранник, скажешь ему: «Трахни меня». Мёрфи навёл на Маккрири непонимающий настороженный взгляд, а второй этому позабавился. — Пароль у них такой. Они сочли это жутко забавным — сделать такой пароль. Животики надорвёшь. Но ведь вряд ли кто догадается просто так это ляпнуть громиле на воротах. — Что это за клуб? — Нехуй быть таким любопытным! Такие долго не живут, — грозно предостерёг Маккрири. — Просто делай, что тебе говорят. И вообще свой нос поменьше куда суй, усёк? А то если не я, то кто-нибудь другой прихлопнет, хрен потом тебя от асфальта соскребешь. Над городом нависало густое тёмное небо. Эта ночь выглядела красиво и завораживающе, будто это последняя ночь в жизни Джона. И лучше бы это было так. Сейчас происходит нечто такое, чего он точно никогда уж не ожидал. Он нёс наркоту в кармане, и собирался её продать. Он так ненавидел это мерзкое вещество. Оно сломало ему всю жизнь. Как бы всё могло быть иначе, если бы такие твари как Маккрири не распространяли эту дрянь. А теперь это делает Джон. Идёт ломать жизни. Несёт бомбу замедленного действия. Которая уничтожит множество людей медленно и мучительно. Джон идёт создавать живых мертвецов — людей мёртвых внутри, и живых лишь снаружи. Джон идёт убивать детство сотни маленьких детишек, которые станут Джоном Мёрфи, когда вырастут. Стоит задуматься, а стоит ли это всё его жизни. Может, нужно было позволить им убить себя? Но если вдуматься в это глобально, его смерть ничего не остановит. Убьют его, и это сделает кто-то другой. Это отговорка слабака или разумного человека? И неясно есть ли грань между этими понятиями. Джон добрался до нужного места, и подошёл к высокому забору. Что же таиться за такой крепостью? Джон нажал на звонок у ворот. Мужчина с устрашающим видом открыл небольшое окошко в воротах и выжидающе посмотрел на Джона. Мёрфи засомневался, перед тем как произносить так называемый «пароль», но нетерпеливый взгляд мужчины подгонял его соображать быстрее. — Трахни меня, — немного неуверенно произнёс Джон. Мужчина никак не отреагировал и просто открыл дверь. Тогда Джон беспрепятственно прошёл во двор и мысленно выругался на тех дебилойдов, кто выдумал такой пароль. Он оказался среди огромного пространства, на котором находилось несколько одинаковых двухэтажных домов. Это было похоже на небольшие виллы при отеле. Но для отеля здесь было слишком пусто и тихо, словно бы здесь совсем никого не было. Обстановка напрягала. Джон словно предчувствовал, что от этого места можно не ждать ничего хорошего, и потому хотел побыстрее с этим разобраться и свалить. Он совершенно не знал, куда ему идти, потому шёл просто вперёд по дороге. Куда-то же она ведёт. Джон дошёл до одного из домов, возле которого сидел парень. Он, как приметил Джона, сразу же подошёл к нему и с доброжелательной улыбкой поприветствовал его. — А ты новенький? — Я пришёл от Пакстона Маккрири. — А-а. Значит, там новенький? Отлично. Меня зовут Райли. Будем знакомы. — Я — Мёрфи. Товар будешь ты получать? — А ты куда-то торопишься? Может, постоим-покурим? — Я тороплюсь, — ответил Джон и протянул Райли немалый пакет кокаина. Райли, не торопясь осмотрел его, а после взял пакет. В руку Джона он вложил пачку наличных. — Впервые это делаешь? — спросил Райли. — Это так заметно? — Немного. Ты, главное, меньше по сторонам смотри и не влезай туда, куда тебя не просят. Тогда, думаю, сработаемся. Джон на это ничего не ответил и направился по пути назад. Внутри было примерзкое чувство. Будто он прикоснулся к чему-то грязному, и стал его частью. Так не хотелось во всём этом участвовать. Он собирался строить дальнейшую жизнь дальше от наркотиков и подобного дерьма. Но эта напасть снова настигла его. Пусть и косвенная, ведь он не принимал. Но возможно он делал кое-что похуже. Он помогал принимать другим. Помогал этой системе существовать в мире. Был одним из её винтиков. Его мысли прервал женский пронзительный крик. Джон остановился и стал смотреть по сторонам. После он увидел молодую хрупкую девушку, убегающую от парня. Этот парень догнал её, схватив за волосы и уложил на землю, накрывая её своим телом. Девушка кричала и сопротивлялась, но парня это не останавливало. Джон подбежал к нападавшему и врезал ему с кулака по лицу. Парень отлетел в сторону и тогда Джон нанёс ему ещё несколько ударов, пока тот не потерял силы к сопротивлению. — Что ты делаешь, идиот?! Прекрати его бить! — кричала на него девушка. Джон опешил на пару секунд. Он сначала не понял, а после вообще ни хрена не понял. — Ты это мне? — Конечно, тебе! Ты здесь ещё идиотов видишь? — гневно высказывалась девушка, глядя Джону в лицо. — Ты кто такой вообще? Возомнил себя героем-спасителем? Да ты такой же кусок дерьма, как и все! Ты никого не лучше, понял? Таким как ты, приготовлено отдельное место в аду! Джон смотрел на неё в полном замешательстве, и всё так же не мог понять, что происходит. Но в скорости ему было совсем не до этого. К нему подошло несколько тяжеловесных мужчин из охраны, они схватили его и утащили за собой. После они выбросили его на землю и стали беспощадно избивать его кулаками, а после ногами. Они били его по лицу, по животу и спине. Они били его так, словно собирались убить. Джон ощущал такую адскую боль, какой ещё никогда не испытывал. Ему уже начало казаться, что мозг вытекает из его головы. Всё тело начало неметь, а боль притупляться, и в скорости сознание стало стремительно покидать его тело.***
Он очнулся в больнице, и едва ли мог себя чувствовать. Он лишь видел белые стены и то, что был подключён к аппарату жизнеобеспечения. Значит, за его жизнь боролись. И возможно, он остался в живых благодаря чуду. Джон попытался сделать хоть какое-то движение, но тут же ощутил острую боль по всему телу. Больно было даже просто дышать. Джон смотрел в потолок, подавляя в себе панику. Он ничего не может. Ни на данный момент, ни вообще во всей своей жизни. Он совершенно ничего не понимал в этом мире, словно ему снова семь, и он не знает, как ему выживать. С каждым годом всё больше непонимания. С каждым годом он всё меньше имеет контроль над своей жизнью. Всё, что он может — это терпеть дикую боль от многочисленных ударов на протяжении всей жизни, и пытаться не сойти с ума. В палату кто-то вошёл. Но Джон с трудом мог двигать шеей, а говорить и подавно не мог. Потому он смог рассмотреть навестившего, только когда тот подошёл вплотную к больничной койке. — Хорошенько тебя отмудохали, — прокомментировал Маккрири. — Надеюсь, что хоть теперь тебе вставили мозги на место. Джон молчаливо смотрел на него, глазами полными страха и непонимания. Он не мог говорить, а мог только лишь плакать от невыносимой боли. Его глаза непроизвольно наполнялись слезами, которые медленно стекали по скулам вниз. Казалось, что даже Маккрири ему посочувствовал, насколько вообще был на это способен. — Вот куда ты полез? Тебе же велено было этого не делать. Это поганный мир, сынок. Не стремись быть в нём героем — не оценят. Просто делай то, что от тебя требуется, а на остальное забей. Не твоя забота. Мёрфи смотрел ему в глаза всё также беспомощно. Его взгляд говорил об одном: он хотел хоть что-то понять. Маккрири сел на кресло возле Джона, выдохнул, собираясь с мыслями, а после принялся объяснять: — В этот клуб приходят богатенькие избалованные шкуры, которым уже надоело ездить в Монако, гонять на Феррари, нюхать кокс и устраивать оргии. Им скучно, понимаешь? Они платят большие деньги, чтобы их насиловали. Они заселяются в одном из номеров, чтобы всё выглядело очень естественно. Они не знают, кто и когда нападёт на них. Они за это платят, понимаешь? А другие извращенцы платят за то, чтобы побыть в роли насильника, и не сесть за это в тюрьму. Это просто сделка. Вот что вокруг происходит. Дочурка какого-то олигарха проплатила собственное изнасилование. Отдала немыслимую сумму! А ты принялся её спасать. Вот барышня и расстроилась. А эти ребята не любят, когда их клиенты остаются недовольны. Джон безуспешно попытался сглотнул ком в горле, чтобы он не душил и не раздирал его. Сейчас любые эмоции ощущались вдвое болезненней. Он не мог себе позволить даже открыто разрыдаться, ведь даже глубокий вдох был непозволительным. Такая ужасающая безысходность, словно бы его лишили рук и ног. Внутри себя он уже захлёбывается от слёз, разрывая грудную клетку от несдерживаемой волны истерики. А снаружи лишь сжимал кулаки. Это всё, что он мог делать. Хотя бы сквозь сильную боль, но мог. И он не знал, где сейчас ему паршивее: снаружи или внутри. — Знаешь, что с тобой было? После того, как они закончили тебя избивать, они позвонили мне и сказали, что дальше с тобой должен разобраться я. Сказали: «Делай что хочешь. Избавляйся от тела, либо сам занимайся его спасением». В моих руках была твоя жизнь. И я не знаю, почему я притащил тебя в больницу, но теперь ты мне должен чуть ли не до гробовой доски. Потому я даю тебе месяц на восстановление, а потом снова за дело. И извлеки урок. Привыкай к тому, в каком мире ты находишься.***
Только через три дня Джон смог полноценно двигаться и вставать с кровати. Долгое время шаги ему давались с трудом и острой болью, отдающей по всему телу. Но он был очень рад просто тому, что вообще может передвигаться. Как сказал доктор, Джон, можно сказать, чудом не остался инвалидом. Ещё он узнал, что пролежал в реанимации два дня. И что к нему приходил только лишь его родной дядя Сэми. Таких родственников у Джона и в помине не было. Не трудно догадаться, что это Маккрири приходил к нему под липовым именем. Ещё как только Джон смог говорить, к нему пришёл полицейский и стал расспрашивать об инциденте. Джон утверждал, что ничего не помнит: не помнит, кто его избил, не помнит, где это произошло и при каких обстоятельствах. Его врач подтвердил, что Джону серьёзно повредили голову, и вполне естественно, что он может чего-то не помнить. А Джон ведь помнит. Всё, к сожалению, помнит. Хотелось бы забыть. Самого себя забыть и не вспоминать. Через пару недель Мёрфи выписали из госпиталя. Ему стало гораздо легче передвигаться, и в целом самочувствие было лучше. Джон даже вернулся на работу. Притащил медицинскую справку для начальника, который всё это время вообще не понимал, где пропадает его сотрудник. Джон ему тоже сказал, что не помнит, кто на него напал и почему. Как же хорошо, что человеческому мозгу свойственно что-то забыть, а тем более после тяжёлой травмы. Без этого свойства было бы гораздо тяжелее жить. Джон занимал всё своё время работой, а после уходил домой. Показываться друзьям в таком виде ему не хотелось. Да и внутреннее состояние было настолько паршивое, что выглядеть перед всеми беззаботно у него бы не получилось. Но дома он погружался в уныние. Здесь было так одиноко, что воспоминания беспрестанно лезли в голову. Воспоминания о том времени, когда Джон чувствовал себя счастливее, чем когда-либо. У него были проблемы, но не столь ужасающие. И у него был человек, который поддерживал его, может тогда бы Джон с чем-угодно справился. А сейчас такого человека нет. Джон стал снова вспоминать об Октавии слишком часто. Вроде бы уже и отпустил её, но стоило произойти дерьму в его жизни, как нехватка её тепла снова обострилась. Как же сильно хотелось, чтобы она была рядом. Джон много от жизни уже не ждёт. Ему бы только услышать те слова поддержки, которые он слышал от неё, и чувствовать себя хоть кому-то нужным. Этого бы волне хватило. « - Бывает же так, что влюбляешься в человека и буквально растворяешься в нём, — делилась своими мыслями Октавия, уложив свою голову на коленях Джона. — Я вот, если честно, всегда думала, это бредни. Чушь для подростков, навязанная фильмами. Но теперь понимаю, что так бывает. Люди просто бояться говорить об этом в повседневной жизни. И понятно почему. Такая любовь может убить. Растворяться в ком-то опасно. — Скука, знаешь ли, тоже убивает. А привычка одиночества не менее опасна. Мне ли не знать. — Думаю, что всё у тебя будет хорошо. Просто будь осторожен с выбором той, кому доверишь свои чувства. Пообещай мне, что полюбишь только хорошего человека. — А ты хороший человек? — Я уже занятой человек, — с улыбкой ответила девушка. А после добавила: — Если бы мы познакомились раньше, то может быть у нас что-то и получилось. — Ну и зачем ты мне это сказала? — расстроенно произнёс Джон. — Я теперь сожру себя за то, что не встретил тебя раньше. — Ничего. Ты встретишь кого-то лучше меня. И тебя будут любить. Я уверенна, ты этого достоин. Ведь ты очень классный парень. — Ага. Поэтому ты меня отшила, да? — с насмешливой укоризненностью спросил Джон. — Ну хватит уже меня тюкать за это! Может мир, да? — Ну не знаю даже. А на каких условиях? — Я буду твоим самым близким другом. Всегда. Даже когда ты станешь старым и сморщенным занудой, я всё равно не брошу тебя. — А я даже тогда напомню тебе про то, как ты меня отшила. — Надеюсь, у тебя начнётся склероз к тому времени.» Зачем люди дают обещания? Ведь никто в самом деле не может знать, что будет дальше. Никто не может знать, будет ли соответствовать нынешним идеалам позже, будет ли мыслить точно так же спустя время, будет ли готов идти на жертвы в связи с изменившимися обстоятельствами. Джон не понимал, для чего обезнадёживать других обещаниями. Обещания — это ложь, при которой лжец свято верит в то, что говорит правду. Или же не верит, но зачем-то пытается одурачить других. Джон так дурачил себя много раз. Он обещал себе вылезти из дерьмовой жизни, в которой он тонул вместе с отцом. Он обещал себе не имеет никаких дел с наркотиками. Он обещал себе идти с гордо поднятой головой, чтобы не случилось. Стать сильным и идти вперёд. Построить свою жизнь такой, какой ему всегда хотелось. Но, кажется, он ещё не сдержал ни одного обещания.***
Из колонок долбила громкая музыка. Вокруг собиралось всё больше людей. Все пили и улыбались. Джон всё-таки не сдержался и пришёл к Миллеру. У него почти всегда шумно и полно людей. Идеальное место для того, чтобы спрятаться от самого себя, затеряться среди толпы. Хотя в этот раз плохо получалось. Мёрфи казалось он попал в другой мир. Всё осталось прежним, но он будто бы нет. Он так остро ощущал свою никчёмность, что её ничем не укрыть. Всё вокруг стало похоже на муляж нормальной обыденной жизни. Будто бы Джон копнул в глубину и увидел реальный мир с его ужасами и мерзостями, и теперь он не мог как раньше смотреть на порядок вещей. Больше это не прикрыть красивой выдуманной ложью, как не хотелось бы. И ему было так от этого тошно, что наизнанку выворачивало. Это было так, будто абсолютно всё в этом мире причиняет ему боль. Даже то, что невинно на первый взгляд и прекрасно. — Привет, Мёрфи, — с улыбкой произнёс Миллер, наткнувшись на парня в толпе. — Ты где пропадал? Не видно и не слышно о тебе было. — Да так. Решил от всего отдохнуть. — Для отпуска выглядишь слишком потрёпанным. С лицом что? — настороженно спросил Миллер. — Шпана напала, не бери в голову. — Ни хрена себе. Запомнил их? Может надо разобраться с ребятами? — Не стоит. Всё нормально. — Точно нормально? Что-то выглядишь ты неважно. Не нравится мне это. — Что ты как мамка мне, в самом деле, — отшутился Джон, стараясь состряпать максимально беззаботный вид. — Ну всё-таки были почти что помолвлены, — с улыбкой ответил Миллер. Джон заметил Беллами среди друзей и решил, что нужно поскорее сваливать, пока тот не приебался. Миллеру он сказал, что собирается навестить его бар, а сам уже подумывал не задерживаться. Кто-то из присутствующих включил CrystalCastles на колонках, в то время как Джон пробрался через толпу людей, которые энергично танцевали под музыку, смеялись и улыбались друг другу. Только Джону такая атмосфера не прибавляла настроения. Это всё лишь сильнее скоблило по нервам и по незатянутым ранам. Джону хотелось кричать, только крик застревал в горле и мучительно рвал изнутри. Джон уже плохо различал лица людей, все смешались в единую размазанную массу. Главенствующей была только пульсирующая боль, застрявшая острой иглой в голове. Они на пару с несостоявшимся криком уничтожали всё внутри. Весь привычный мир к чертям. И без того неидеальный мир превратился в нечто ужасающее и противное. Словно бы света в этой жизни не осталось. И совсем не осталось людей. Лишь животные в человеческом обличие. Одно из животных как раз остановило Джона на выходе, сказав ему в спину: — Куда-то торопишься? — Уже нет, — обречённо произнёс Джон и обернулся к парню. Блейк озадачено осмотрел раны на лице Джона и спросил у него: — Что это с твоим лицом? — Подрался, — неохотно ответил тот. — Тебе что, пятнадцать? — выпустил острую насмешку Беллами. — А не сходит ли тебе нахуй? — раздражённо огрызнулся Джон. — Какие мы грубые сегодня, — неодобрительно прокомментировал Блейк. Что-то странное произошло прямо в эту секунду. Джон так хотел сбежать отсюда, не видеть и не слышать всех этих людей, и тем более Беллами. А сейчас он стоял прямо напротив парня, и думал о том, как же хочет почувствовать его ближе прямо сейчас. Чтобы тот, как и обычно, как рукой снял все тяжести этой гребаной жизни. Чтобы он вновь создал ту сладостную иллюзию, в которой Джон растворяется и забывается, словно в приятном сне. Это было так необходимо, как никогда раньше. Хотелось просто утонуть в Беллами, захлебнуться им, а не испытывать непосильный натиск обстоятельств, в которые он невозвратимо загнан. — Хочу тебе отсосать, — прямо сказал Джон, надеясь этим заманить Беллами. Зачем ходить вокруг да около? — Ни хрена себе, биполярочка. — Если не найдёшь нам место, сделаю это прямо здесь, — поставил условие Джон со всей невозмутимостью. И это сработало. Беллами не стал далеко ходить и затащил парня в соседнюю комнату. Джона в этот раз совсем не беспокоило, что они делают это в чужом доме. Хотя теперь на многое стало плевать. Самым необходимым было — это остаться с Беллами наедине. А где и как уже было не так важно. Джон надеялся на своего рода спасение. Никто не мог на него так влиять, как это делал Беллами. Пусть он подарит хотя бы временное избавление от нестерпимых мук. Он ведь так много может поменять, всего лишь вытащив член из штанов. Так надо этим пользоваться, пока есть возможность. Интересно, насколько много этот парень может поменять, если подарит нечто большее, чем просто свой член? Хотя вряд ли Джону грозит это узнать. Беллами с нетерпением содрал с Джона одежду и уложил на диван. Он был уже готов нападать на парня, изнемогая от возбуждения, но внезапно остановился и застыл на месте, рассматривая его тело. Любой бы остановился, увидев такое. На теле Джона почти что не было живого места, всё усыпано в чёрных синяках с разводами тёмно-красного цвета, а на груди ещё свежий зашитый шрам после операции. Беллами хмуро осматривал его тело, находясь в глубоком замешательстве от увиденного. — Охренеть. Это кто тебя так? — А тебе ли не похуй? — сухо ответил Джон, смотря снизу на нависающего над ним парня. — Не похуй, раз спрашиваю, — уже более строго и разозлено ответил Блейк. — Господи, Беллами! Какая разница?! — возмутился Джон с оттенком мольбы в голосе. — Просто трахни меня и всё. Не нужно мне сочувствовать. Мне не это от тебя нужно. — Я как-то не привык трахать калек. — Так привыкай. Думаю, тебе это будет несложно. Или тебе нужно рассказать, как членом пользоваться? Всё то же самое вроде бы. — Тебе же будет больно. — Да, я знаю. Мне всё равно будет больно, — слишком откровенно ответил Джон, глядя ему в глаза. Скорее всего, в этот момент ему не удалось скрыть своего отчаяния. И Беллами даже поменялся во взгляде. Как бы Джон не звучал убедительно и не пытался его чуть ли не уговаривать, Беллами всё так же застыл на месте и не решался, что-либо предпринять. Он просто смотрел на Джона и охреневал. Он пытался понять Джона и смотрел ему прямо в глаза, как раньше никогда не смотрел. В этом даже было что-то более значимое, но Джону было этого сейчас недостаточно. Он, не дожидаясь действий от Беллами, сам приподнялся на локтях и схватил губы парня в поцелуй. По всему телу отдало болью уже сейчас, хотя они только начали. Джону было плевать на эту боль. Есть боль куда более страшная и невыносимая. Например, остаться сейчас в одиночестве, на растерзание своим мыслям. Беллами попытался быть помягче. Он так аккуратно касался Джона, как ему совсем несвойственно. А Мёрфи забивал на физическую боль, прикосновения ему всё равно приносили удовольствие. Как и побег от самого себя в данный момент. Чувствовать Беллами было даже приятней, чем обычно. Вкус его губ и ласковые руки уносили совсем в другую реальность. Более защищённую и приятную, но вместе с тем более хрупкую. Которую Беллами в один миг разрушил, когда прервал поцелуй и отстранился от Джона. — Не выйдет нихрена. Я даже не могу возбудиться. Извини, но это слишком. Беллами поднялся на ноги и стал одеваться, а Джон с ненавистью сверлил потолок взглядом. Вернулись прежние мерзкие мироощущения и прихватили с собой внутреннею неумолимую боль. Джона так ужасно бесило его состояние, и бесило, что Беллами собирается его оставить наедине с самим собой, бросить, и этим окончательно добить. — Ты просто слабак и трус, — презрительно высказал Джон. — Ты позиционируешь себя крутым, а на деле не можешь даже воспользоваться собственным хуем по назначению. Что ты вообще тогда можешь? Блейк, никак не реагируя на его слова, спокойно дослушал, что говорил Джон, а после он склонил своё лицо ближе к парню и с холодным спокойствием произнёс: — Я не виноват в том, что ты вляпался в дерьмо, и тебя так отхуярили. Так что не нужно срывать на мне злость. После этих слов Беллами удалился из комнаты, оставив Джона одного. Видно, ему вообще никакого спасения не светит. Ни от кого. Даже от парня, которому это ничего не стоит, ведь о многом его не просят. Но нет. Джон снова вынужден бороться со всем сам. И снова чувствовать себя брошенным целым миром.***
Чёртов месяц пролетел быстро. Маккрири вызвал Джона в свой бар. Пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы вновь прийти туда, зная, чем это всё будет продолжаться. Маккрири снова передал Джону наркотики и указал, что с этим делать: — Отнесёшь туда же. Память же тебе не отшибли? Помнишь куда идти и что делать? А чего не делать?! — Нет-нет. Я не могу туда пойти! — запротестовал Джон. — Можешь. Я не собираюсь с тобой это обсуждать. — Меня же там запомнили. — Ну и что? Поверь, им тоже выгодно, чтобы пришёл человек, которому они уже доходчиво объяснили концепцию их клуба, чем кто-то новый. Считай, что прошёл посвящение. — Но неужели больше некому туда пойти? — Здесь я решаю, кто и куда идёт. Или тебе нужно подоходчивее объяснить это, как те ребята? — Пожалуйста! — уже начал умолять Джон. — Куда угодно. Только не туда. Я правда не могу туда. — Через «не могу», парень! Я тебе не нянька, чтобы со мной пререкаться. Вот если проявишь себя хорошо, то может я начну к тебе прислушиваться. А пока ты — никто и ничто. Усёк? Шаги давались с трудом. Джон пересилил себя. Он дошёл до места. Произнёс: «Трахни меня». Его впустили. Всё точно также. Никто ничего ему не сказал. Эти мужчины, которые беспощадно наносили удары по Джону в прошлый раз, допуская возможность убить его, сейчас просто смотрели ему в глаза, как ни в чём не бывало, ни один мускул на их лице не дёрнулся. Они просто пропустили его дальше. А вот Джона выворачивало наизнанку при виде них, и сердце бешено колотилось. Сложно было забыть, какую боль он ощутил в тот момент, и последующие недели тоже. Потому и находиться здесь было так сложно. Хотя ещё более мерзко. Джон абсолютно не хотел здесь находиться и принимать это за норму. Это место было похоже на ад на земле, и Джон был совершенно не согласен быть хоть как-то причастным к этому. И вообще не понимал, как он должен это сделать. Как можно отнестись к этому на пофиг, как можно забить и не обращать внимания? У того же дома его поджидал Райли. Он встретил Джона совершенно спокойно, с тем же дружелюбием, как и в прошлый раз. Только в этот раз это было похоже на издевательство. — Снова в деле? Отлично. А то уж думал, больше не свидимся. Джон молча отдал заказ и взял деньги, а после собрался уходить. — Игнор — это невежливо. Тебя родители не учили этому? — Меня уж точно не учили лицемерию. Если я не хочу с тобой говорить, то не буду этого делать. — Тебя никто не просит лицемерить. Просто проявляй уважение. — А за что, прости? — со злой усмешкой произнёс Джон. — Это будет то же лицемерие. Я не уважаю тебя. — Значит, тебе ещё многое придётся в этой жизни понять, парень. И я могу тебе только посочувствовать. — А я вот надеюсь, что мне никогда не придётся понимать тебя, — презрительно высказался Джон. — Я не желаю понимать тебя и тебе подобных. И мне нахрен не сдалось твоё сочувствие. Себе посочувствуй! При том, что поводов для этого дохренища! Райли лишь ехидно усмехнулся, пронзая Джона взглядом. После сказанного Джон не стал задерживаться и направился к выходу. Ему было плевать на то, что думает о нём этот парень. Его уже вряд ли можно чем-то напугать. Джон надевает наушники и включает A Whisper in the Noise на всю громкость. Чтобы так в уши долбило, и чуть ли мозг не плавился. Главное, чтобы не слышать ничего со стороны. Он смотрел только вперёд, в одну лишь точку, не позволяя себе смотреть по сторонам. Он полностью сконцентрировался на музыке, стараясь вообще ни о чём не думать, и ничего не замечать. Правда в скорости прямо перед ним пробежало двое людей. Парень с силой наносил удары по девушке. А по ней казалось, что она этого совершенно не хочет. Она едва ли могла укрыться от него и сопротивляться. Джону предстояло пройти мимо них. Они были всего в нескольких метрах от него прямо на его пути. Как бы Джон не старался не смотреть на них, он не мог ни видеть этого совсем. Это прямо перед глазами. Джон смотрел в другую точку, но он всё равно уже знал, что они там, и что сейчас происходит, от чего он отворачивает свой взгляд. Джон запрещал себе о чём-либо думать. Он вслушивался в музыку и смотрел вперёд. Внутри него был словно атомный взрыв, ничуть не уступающий по разрушительности. Там всё полыхало адским огнём без остановки. Но Джон заставлял себя не реагировать. «Не обращать внимания». Как бы тяжело это не было. Насколько бы не было от этого мерзко. Просто идти и слушать музыку. Прости идти. Дойти до выхода. Только бы дойти до выхода. Просто иди, иди, иди. Делай то, что тебе говорят, если хочешь остаться в живых. Этот мир ничтожен. Ты им ничего не должен. Пусть гниют заживо, пусть разлагаются их души. Их право — не твоя забота. Тебе это не надо. Тебе никто не нужен. Беги отсюда, пока есть возможность. Ты ничего не слышишь, и ничего не знаешь. Ты никто и ничто. Тебе просто надо отсюда съёбывать.***
Так Джон проходил туда с пару месяцев. Он включал музыку. Заставлял себя выпасть на время из реальности, пока находился там. Запрещал себе быть собой в тот момент. Только чувство мерзости не испарялось. Казалось, он с головы до ног в ней испачкан так, что ничем не отмыть. Жить в таком состоянии было ужасно сложно. Но он делал всё, как ему говорят, в надежде, что Маккрири перестанет его туда отправлять. Но однажды, когда он пришёл к «кратеру ада», Райли на месте не оказалось. Джон остался его ждать. Прождал с несколько минут, и в скорости к нему подошла темноволосая симпатичная девушка и попросила у него сигарету. Джон поделился с ней и поднёс зажигалку. Девушка подкурила сигарету, а после бросила на парня свой хищный взгляд. — Я не видела тебя здесь раньше. — Я здесь не работаю. Приношу заказ. — Тогда будем знакомы. Меня зовут Ева. — Джон. — Не ты ли случайно недавно здесь столько шуму навёл? Слышала, что какой-то парень избил постоянного клиента и сорвал сделку. — Это был я. — Понравилось? — с игривой ироничностью спросила девушка. — Что понравилось? — не понял Джон. — Бить человека, — с нескрываемыми нотами превосходства и наслаждения говорила она. — Плохого человека. В твоих глазах это был насильник, который издевался над своей жертвой. — Я не успел тогда осознать, понравилось мне это или нет. Было не до того немного, когда меня ногами по голове хреначили. — А если бы ты его встретил где-нибудь за пределами этого клуба, ты бы хотел его наказать? — Что за странные вопросы ты задаёшь? — возмутился Джон. — Хочу знать. Именно по этой причине задают все вопросы. — Да, точно. Я будто забыл, где нахожусь. Ты же такая же извращенка, как все здесь. — А ты лучше, чем все здесь? — Не желаю больше вести диалог, — сухо ответил парень. Девушка самодовольно улыбнулась, рассматривая Джона, а после, глубже затянувшись сигаретой, продолжила: — Здесь был один клиент — мужчина, который хотел побыть в позиции жертвы. Хотя таких тут немало, но этот всё-таки запомнился мне. Он так боялся, что в его анал что-то проникнет, и вместе с тем до одури этого хотел. Но он уверял, что является гетеросексуалом, и хочет, чтобы это сделала хрупкая миловидная девушка. Его связали так, что он никак не смог сопротивляться. И как бы он ни плакал и ни умолял, она сделала то, что от неё требовалось. Она поимела его метровым страпоном. Клиент был просто вне себя от счастья. — Зачем ты мне это рассказываешь? — Даже такой конченный психопат, как этот парень, имел смелость признать свои желания. Как бы сильно он их не боялся. Он смог к этому прийти, смог признать, и достигнуть желаемого. Пока другие ежедневно обманывают себя и остальных. Они уверяют себя, что они лучше, только потому что замалчивают о том, кто они есть на самом деле. — Респект тогда этому парню, — иронично отозвался Джон. — А от меня ты что хочешь? — Чтобы ты перестал всех обманывать. Покажи истинное лицо самому себе. Признай, кто ты есть. — Спасибо, но я знаю, кто я есть. — И кто же? — Просто парень, который не желает участвовать в этом цирке уродов, и не желает отвечать на твои дебильные вопросы. — А чего ты тогда хочешь? — Ты не тот человек, с которым я стану это обсуждать. — Прямолинейность тебе к лицу. Она заводит, — с восторгом произнесла Ева. — Тогда и я стану говорить прямолинейно. Я заплачу тебе 5 000 долларов, если ты пойдёшь на сделку со мной. Джон вслух рассмеялся. И в его смехе была отчётлива слышна горечь с нотой безумия. — Прости, дорогая, но трахни себя сама. Я в этом участвовать не собираюсь. — Как меня умиляет твоя уверенность, мальчик, — с улыбкой проговорила Ева. — Я дам тебе немного время обдумать моё предложение. Но предупрежу тебя об одном. Я всегда получаю то, чего хочу. Всегда. Я не стану просить тебя дважды. — Ты угрожаешь мне? — с усмешкой произнёс Джон. Ева подошла к нему почти что вплотную и провела ноготками по его скуле. Она смотрела на него так, словно Джон — вещь, которой она владеет. Казалось, что в её глазах было больше хищности, чем даже у Беллами. Может, потому что от неё веяло нездоровым проявлением собственничества. Беллами хотя бы казался адекватней. — Не советую тебе судить о человеке, пока не узнаешь кто он такой. Я могу сломить твою волю по щелчку пальцев. Не доводи до того, чтобы я показала, как я это делаю. Это тебе же невыгодно.***
Все последующие дни слова Евы не выходили из головы. Он больше ни над чем не смеялся. Может быть, раньше бы он не воспринял её слова всерьёз, а сейчас он мог поверить всему. Но он понимал, что не может пойти у неё на поводу. Тогда он совсем перестанет себя уважать. У него и так к себе уважения немного осталось. Вполне возможно, что она только пугает. Что она может сделать? Нанять людей, которые изобьют Джона? Так пусть бьют, сколько влезет. Джон из-за этого не поменяет свою позицию. Да и этим его больше не напугать. Его уже так избивали, что следующая стадия только смерть. А с мёртвых спроса уже нет никакого. В дверь позвонили. Джон стал нервозней относиться к таким вещам и с осторожностью подошёл к двери. Посмотрев в глазок, опасность была всё-таки обнаружена, но Джон всё равно открыл дверь, и тогда Беллами вошёл в квартиру. Джон встретил его совсем безэмоционально, направился на кухню и поставил чайник. Совсем скоро он услышал приближающиеся шаги за спиной, его запах, и почувствовал его руки на животе. Беллами прижал парня к себе со спины, прикоснулся губами к шее и провёл по ней языком, от чего вызвал волну мурашек, а после проговорил на ухо: — Вообще у меня дома тоже есть чай. — У тебя и девушка дома есть, но ты всё же здесь, — ответил Джон, на что Беллами ехидно усмехнулся. — У моей девушки нет такой чудной способности бесить меня и возбуждать одновременно. Блейк запустил руки под майку Джона и прикасался к его голому телу. Его прикосновения были приятны, но в тоже время Джону было настолько тоскливо, что он сам не понимал себя: то ли он хочет этих ласк, то ли нет. Он явно хочет, чтобы Беллами был здесь, но что-то не так, хочется чего-то другого. — Ты хоть бы раз сделал вид, что тебя может интересовать что-то помимо секса. — А зачем? Хочешь, чтобы я слукавил? — Нет. Просто бывает так, знаешь, что люди иногда общаются. — Пообщаться я могу с Атомом, Миллером, да с кем угодно. А ты интересен под другим ракурсом. — А ты вообще в курсе, что я сгожусь на что-то ещё? — теперь уж более раздражённо произнёс Джон. Беллами отстранился от парня и с недовольством высказался: — Что тебя не устраивает? Хочешь, чтобы я тебя выслушал? Окей, говори. Только недолго. У меня время ограничено. Джон развернулся к парню лицом и посмотрел ему в глаза. Он вроде хотел бы ему что-то сказать, но не может и слова из себя выдавить. Потому что тот не готов был его слышать. Разве можно о чём-то ему поведать? Джон и так не собирался посвящать Беллами в свои проблемы, но сейчас ему так нужно было хоть о чём-нибудь поговорить, о чём-то бессмысленном, о простом житейском, так же легко как с Октавией. Стало бы несколько легче. Но перед ним стояла не Октавия, а бесчувственный эгоистичный мудак, который пришёл сюда не для того, чтобы слушать Джона, а только для того, чтобы его оттрахать. И он этого совершенно не скрывает. — Так ты хотел что-то сказать или нет? — подгонял Беллами. — Нет. Не хотел. — Тогда что это было? Просто выебнулся? — Что-то ты меня сегодня бесишь. Может домой поедешь? — безэмоционально высказался Джон. — Ты меня тоже подбешиваешь. И именно поэтому я никуда не поеду, — ответил Беллами и тесно прижал парня к себе, впиваясь в его губы властным поцелуем. Джон решил, что сойдёт и так. Пока Беллами здесь, Джон хотя бы не будет думать о Еве, об этом чёртовом клубе с заказными изнасилованиями и о наркотиках, с которыми он теперь вынужден иметь дело. Беллами погружал его в несколько другой мир. В мир, в котором от Джона уже ничего не зависит, где решения делают за него, и от этих решений не будет больно, а только приятно. Это был самый лучший мир из всех возможных, который Джон мог себе позволить. Но был у этого мира один существенный минус. Он был слишком скоротечен. Как только Беллами покидал постель, а после квартиру, забытье также стремительно покидало Джона. И тогда его настигал совсем другой ненавистный ему мир одиночества, в котором царствуют тревога и уже смиренное отчаяние.***
Глубокая ночь и вокруг тишина. Джон снова находился на территории чёртового клуба. Здесь было иногда так тихо, словно в радиусе нескольких километров нет ни единой души. А порою это место заполнялось раздирающим в клочья криком, во время которого Джон просто затыкал уши музыкой и изо всех сил демонстрировал самому себе своё безразличие. Джон снимал наушники, когда был возле Райли и передавал ему товар. В этот раз Райли снова непринуждённо болтал с ним, как и всегда. — Ева ждёт от тебя ответ. Пора бы поторопиться с решением, парень. — Я над её предложением и не размышляю. Мне это неинтересно. — Тебе что сложно тёлку жахнуть? — усмехнулся Райли. — Ещё и много денег за это получить. — Вы все так любите деньги, что, наверное, вместо фаллоимитатора себе их в жопу пихаете! — раздражённо съязвил Джон. — А ты, я смотрю, бесстрашный, да? Ничего. Это ещё впереди, парень. Успеешь ещё напугаться. Сейчас весь такой крутой, а потом побежишь до мамули с поджатым хвостом. — Не побегу. Хотя бы потому что не к кому бежать. — Сирота, значит? Потому и на язык такой острый, — понимающе высказался Райли. — Ты мне нравишься, пацан. Не трус, имеешь твёрдую позицию. Жаль, такие долго не живут. Поэтому объясню тебе ещё раз. Когда общаешься с большими дядями, прикуси свой язык и не произноси вслух то, чего очень хотелось бы. Это тебе мой добрый совет. Иначе твой характер очень быстро сломают. И ещё кое-что. С Евой лучше не спорить. Это та ещё сука. Тебе же лучше будет, если ты не станешь ей противоречить. Иначе для неё это будет дело принципа — сломить тебя и заставить делать то, что она хочет. — А может быть вашей Еве и всем вам стоит внезапно осознать, что вокруг люди, а не ваши игрушки? — Ты мир не изменишь, мальчик. Я тоже был в твоём возрасте, тоже таким был. К сожалению, это тебе скоро придётся внезапно осознать, что твоё Я здесь нихуя не значит. У кого больше власти, тот может получить любую игрушку, которая только понравится. И поверь мне, понравится Еве, это ещё не самый плохой вариант. Считай, тебе повезло. — То-то я нарадоваться всё никак не могу! — со злой насмешкой произнёс Мёрфи. — Лучше радуйся, пока тебя просят изнасиловать, а не насилуют тебя. — Что-то разницы я особо не ощущаю. — Хорошо, если ты её так никогда и не ощутишь. Джон лишь напоследок шмальнул в Райли недобрый взгляд, а после развернулся и двинулся прочь от него, ловя спиной слова парня: — Ещё раз тебе говорю, не глупи. Это того не стоит, уверяю тебя. Я предупреждал тебя в прошлый раз и предупреждаю сейчас. Ты сам видел, я тебе не враг. Вспомни, чем обернулась твоя упрямость. Джон снова воткнул наушники в уши, забивая на внешний реальный мир. Он понятия не имел, что ему делать. Он понимал, что Райли не пустословит, но как защититься, понятия не имел. Джон был в тупике. Пусть пока он даже не представлял масштаб возможностей Евы, её влияние, кто она и на что способна, но он уже понимал, какие люди здесь обитают — очень богатые и на голову отбитые. А этих двух понятий достаточно для того, чтобы начать беспокоится о своей дальнейшей судьбе. У него есть выбор: испугаться неизвестно чего и сделать то, за что он потом будет сам себя презирать, или же остаться на своей позиции и пострадать за неё. И второй вариант Джона устраивал больше. Кажется, он уже достаточно дерьма вынес и чем-то запугать его будет не так просто. Он на это надеялся. Неужели есть что-то ещё более хреновое, чем его жизнь сейчас?***
Прошла буквально пара дней. Джон возвращался после работы домой. Как только он открыл дверь своей квартиры, рядом с ним, словно ниоткуда, появилось двое огромных мужчин, которые с силой запихнули его во внутрь квартиры, и зашли следом, закрыв за собой дверь. Джон и опомниться не успел, как его уже волокли по комнатам. Он практически не мог сопротивляться. А стоило ему закричать, как ему тут же нанесли удар по голове. Только один. Дальше его бить не стали. Пока Джона держал один тип, второй поставил стул в середине комнаты, снял с потолка люстру и намотал верёвку с петлёй на крюк. Джон просто стоял и смотрел на это, уже всё понимая. С ним никто не говорил, никто не ставил условий и вообще ничего. Джон снова попытался вырваться, но у него ни хрена не получилось. Неужели это всё? И неужели его собираются убить только потому, что он отказался кого-то насиловать? Или же они ждут, когда Джон начнёт умолять? Сердце парня колотилось от страха в бешеном ритме, от чего стал ослабевать слух. Но он не произносил и слова. Он даже не мог. И не знал что. Как с ними можно о чём-то договариваться? Когда «место казни» было соорудировано, Джона силой, подавляя сопротивления, поставили на стул, закинули петлю ему на шею и туго затянули. Парню пришлось привстать на цыпочки, чтобы верёвка его не душила. Только тогда он смог увидеть, что в комнате находилось четыре мужчины, которых он прежде никогда не встречал. Один из них сидел у компьютера и лазил по каким-то страницам или что-то искал, Джон не мог этого рассмотреть. Остальные просто стояли и смотрели на него. И это пугало больше всего. Ожидание смерти хуже самой смерти. А может, ему уготовлена участь похуже? Иначе зачем им что-то выискивать в его компьютере? — Готово, — сказал мужчина, сидевший за компьютером. После этого другой мужчина подошёл ближе к Джону и столкнул ногой стул, на котором тот стоял. Джон провалился вниз, и петля на шее затянулась. Он висел в воздухе и дёргался, не понятно на что надеясь. Мужчины окружили его и равнодушно смотрели на всё это, как на абсолютно обыденную ситуацию. Никто и слова не проронил. И только сейчас к полному осознанию пришло, что это конец. Джон стал ясно понимать, что умрёт прямо сейчас. И за что? Только за то, что хотел сделать мир чуточку лучше, хотя бы тем, что отказался уподобиться его грязной стороне? Рассуждать об этом уже всё равно бессмысленно, когда висишь в петле. Воздуха в лёгких становилось всё меньше, и в глазах начинало темнеть. А Джону было не с кем даже мысленно проститься. Как жаль, что он ещё не успел стать кому-то дорогим человеком. Хотя… Зато так он не принесёт никому боли своей смертью. Только самому себе, осознанием того, что вот он подыхает, и всем на это абсолютно насрать. Вся жизнь пронеслась мимо перед глазами. Вспомнились все люди из прошлого: важные, такие как Октавия и Джаспер, и даже те, кто был не особо значим. Даже Эмма вспомнилась со своей любовью к грушам. Она там ведь замуж вышла, а её ребёнку должно быть уже больше года — первые слова, первые шаги. Как же не хочется умирать! Раньше Джон думал, что ему пофиг на свою жизнь, и не сильно боялся смерти. Но в тот момент, когда он уже барахтается в петле, и никак не способен бороться за свою жизнь, он стал чётко понимать, что совсем не готов умирать. Исчезнуть и следа не оставить. Нет, это чертовски несправедливо! Ему не оставили и шанса. Не дали возможности сделать выбор и что-то исправить. Его просто решили повесить, как старую ненужную собаку, ничего не объясняя, не предоставляя выбора. Так ведь нельзя! Джон ведь не сделал ничего такого, за что с ним можно было так обойтись. Он всего лишь пытался быть лучше. Пытался сделать мир чище, хотя бы вокруг себя. И за это он сейчас умрёт. В свои 18 лет! И о нём никто и не вспомнит. В тот момент, когда Джон стал заметно ощущать, как из него выходит жизнь, он подумал, что остались считанные секунды, а после уже вообще ничего не мог понимать и анализировать, стал проваливаться во мглу бессознательности. Тогда один из мужчин подошёл к нему и лёгким движением руки обрезал верёвку. Джон рухнул на пол с оглушительным стуком. Мужчина помог ему снять тугую верёвку с шеи, и Джон стал рьяно проглатывать воздух, захлёбываясь им. Он пытался дышать сквозь рвущий грудь кашель, и постепенно он стал ощущать себя более живым. Он даже ощутил насколько у него ледяные руки, держа ладони на горле, скулящем от боли. Всё это время мужчины стояли над ним и ждали, когда он придёт в себя. И когда это случилось, один из них подошёл к Мёрфи ближе и сел на стул, чтобы видеть лицо собеседника, сидящего на полу. — Теперь давай познакомимся. Ты можешь не напрягать свои голосовые связки, я тебя и так знаю. Джон Мёрфи — сын жалкого наркомана, а сам ты не менее жалкий и никчёмный «курьер». А всё, что тебе стоит знать обо мне, так это то, что я законный супруг Евы. Думаю, ты и так уже всё понял, но я всё же обрисую ситуацию. До меня дошла информация, что ты домогался до моей жены. И я понял, что тебе стоит разъяснить кое-какие вещи. Как видишь, пришёл к тебе даже собственной персоной. Моя жена — владелица данного клуба, в который тебе позволяется пройти. Подумай хорошенько, где она и где ты. И попробуй вдуплить своей не особо развитой башкой, сосунок, кто тогда я такой, и что со мной тебе лучше не сориться. Джон поднял свой взгляд на мужчину. Он не мог сейчас и слова произнести. Да это было бы всё равно бессмысленно. Он прекрасно понимал, в какой заднице сейчас находиться. И из неё ему не выбраться. — А теперь я объясню тебе последствия, — продолжил мужчина ровным тоном. — С твоего компьютера были загружены файлы на запрещённый сайт. Можешь глянуть на экран, если интересно. Джон повернул голову в сторону монитора и попытался сфокусировать взгляд. Но то, что он увидел, выбило у него последнюю почву из-под ног. Ему казалось, что он снова рухнул в петлю и стал задыхаться. Те же ощущения, только без верёвки на шее. На мониторе было открыто видео, на котором стояла девочка лет двенадцати, она была полностью обнажённая и позировала совсем как взрослая женщина. — Даже если ты удалишь это видео, оно останется в архивах. Как только тебя найдут мёртвым в твоём же доме, ФБР начнёт расследование и это видео вскроется. Все, кто тебя знал, все люди, кем ты дорожишь, они все узнают об этом. К тебе даже на похороны никто не придёт. Они постараются вообще о тебе никогда не говорить, как будто тебя и не существовало. Всё потому что им будет мерзко и стыдно о тебе вспоминать. Каждое сказанное им слово лезвием резало Джона. Парень смотрел в одну точку и не мог даже пошевелиться, лишь от боли сжимать руки в кулаки. Боль его так стиснула и придавила к стене, что он был лишь марионеткой в руках своей уязвимости. Он не чувствовал ничего другого, кроме как разъедающей плоть боли. Ни злости, ни страха — ничего другого. — Теперь ты понимаешь, что тебе нельзя умирать. Но и жить тебе тоже опасно. Ведь тогда ты увидишь все их презрительные взгляды своими глазами. Они будут ненавидеть тебя, пока ты ещё жив. К мёртвым люди всё же более снисходительны. А в тюрьме ты и подавно долго не протянешь. Затрахают так, что сам в петлю полезешь. Как тебе перспектива? Мёрфи всё так же беспомощно смотрел в никуда наполненным остриём взглядом и ничего не произносил. Но от него этого и не требовалось. — Думаю, не нужно разъяснять ещё подробнее, что если я услышу хоть ещё одну жалобу на тебя от моей жены, то твоя дальнейшая судьба будет не самой завидной. После этих слов все присутствующие покинули его квартиру. Как только Джон остался один, он рванул к компьютеру и, пытаясь совладать с подступающей истерикой и с дрожащими руками, искал как удалить это видео. Дрожь отдавалась в руках с такой силой, что он почти что не мог ими управлять. В глазах стояли слёзы, а голову разрывало на части от поступающей боли, словно бы внутри него заложили бомбу, которая сейчас рванёт. Джону было так мерзко, он пытался не смотреть на содержимое видео, но он не мог удалить вслепую. Он стоял на коленях перед столом и срывался на слёзы, вслух всхлипывая. Он старался сдержать эмоции насколько вообще мог. Но стараниями это было сложно назвать. Он смог удалить видео, и вот тогда он сполз обратно на пол и просто завыл. Его тело трясло как от лихорадки. Джон забился в самой страшной и болезненной агонии. Его словно резали на части. Скоблили тупым ножом до тех пор, пока не разделают на мелкие кусочки. Джон не мог подняться на ноги. Его прибило к полу под тяжестью невыносимого неистового отчаяния. И он просто рыдал, так сильно и откровенно, как никогда в своей жизни. Беспрестанно рвал грудь и горло рыданиями, пока не закончатся силы. Спустя время Джон лежал на полу, истерзанный эмоциями. Лежал без сил подняться на ноги. Он молча уставился в потолок и смотрел на остаток разрезанной верёвки, свисающей сверху. Он пролежал так очень долго. Полностью выдохся, и не мог даже думать. По крайней мере, о случившимся. Он смотрел на верёвку на потолке и почему-то вспоминал тот вечер, когда Октавия на его кухне пекла ему блины. Хотя почему же ему кажется это странным, что он об этом сейчас вспоминает? Ему хочется укрыться в самых приятных воспоминаниях. Обычная защитная реакция человеческого мозга. Тем более, что ничего, кроме воспоминаний, у него не осталось. Октавия была единственным человеком, с которым Джон ощущал себя нужным. Но даже это оказалось лишь иллюзией. Ведь если бы он был ей нужен, она бы была сейчас рядом, она бы не исчезла, не обмолвившись и словом. В таком случае, реальность ещё более убога. Джон тешит себя даже не воспоминаниями, а иллюзией. Но что ему остаётся? Ведь больше у него ничего нет. А в этот самый момент так необходимо укрыть своё сознание, обернуть его во что-то тёплое и приятное, хоть где-нибудь спрятать, хоть чем-нибудь защитить. Никто кроме Джона это не сделает. Ничто кроме иллюзий его не спасёт.***
Весь день собирался дождь, но он так и не пошёл. Тучи на небе только пугали, как будто бы вот-вот хлынет ливень, но с высоты не сорвалось ни капли. Джон стоял у крыльца, когда не было ещё десяти, уже стояла глубокая насыщенная темнота. Ночные тучи не пропускали свет луны. Потому двор был освещён лишь скудным светом фонарей. И вновь эта ужасная тишина терзала слух. Как же Джон ненавидел здесь находиться. Учитывая, что теперь он здесь не только для того, чтобы передать заказ и уйти. Теперь он привязан к этому месту более тесно, и от этого становится противно до тошноты. Из дома показался силуэт Евы. Она вышла с мерзенькой ухмылочкой на лице и смотрела на Джона как победительница. Она стояла в одном лишь тонком чёрном халате, в один цвет с её чёрными как смоль волосами, распустившимися по плечам. Такая вся хрупкая и изящная, невероятно красивая фигура с длинными стройными ногами и тонкой талией. Глядя на неё, нельзя было бы и подумать, что она дьявол воплоти. А может быть, все дьяволы выглядят так притягательно? — Так ты передумал? Какая приятная новость, — восхитилась Ева. — Что тебе от меня нужно? — процедил сквозь зубы Джон. — Как что? Изнасиловать тебя, конечно, — самодовольно воскликнула девушка. — Ты разве забыл концепцию этого клуба? — Конкретно, — потребовал Джон с такой холодностью, словно бы он не находится сейчас на крючке. — Что от меня нужно? — А вот этот разговор мне уже нравится, — ответила Ева и подошла ближе к Джону. Она провела своей тёплой рукой по скуле Джона и коснулась шеи, глядя Джону в глаза. Он ничего не делал и смотрел на неё в ответ безучастным взглядом. Она опустила ему руку на плечо и кокетливо улыбнулась, наслаждаясь своей властью над ним. После она указала рукой на один из коттеджей, стоящих на территории клуба. — В том доме, в спальне на втором этаже спит девушка. Она легла рано, ей завтра на учёбу. Она студентка очень престижного университета. Поэтому постарайся не увлечься на всю ночь. Так же мой совет: проникни в спальню как можно тише. Если ты поймаешь её, пока она спит, то сделать это будет проще. Если она услышит тебя или увидит, то будет кричать и убегать, тогда тебе придётся подавить сопротивление. Одно предупреждение: она имеет право обороняться. Так что она может пытаться ударить тебя чем-то, что попадётся ей под руку, вплоть до чего-то острого, например, ножом. Но ножи находятся только на кухне, так что твоя задача просто не пропустить её туда. Никаких средств самообороны под рукой у неё нет, кроме обычной мебели и декора, как в любом доме. Всё абсолютно естественно. И есть кое-какое правило. Оно больше условное, но по возможности его надо соблюдать. Не бей её по лицу или по голове. Помни, что она из влиятельной семьи, и своё убийство она не проплачивала. Так же она не знает, что ты придёшь именно сегодня, она живёт здесь около недели, чтобы привыкнуть к месту. Значит, эффект неожиданности будет за тобой, несмотря на то, что она к этому готова. От её слов к горлу подступал ком. Всё это было настолько омерзительно слушать и понимать, что это придётся ещё и делать. Делать это в реальности. Не увидеть в фильме или в страшном сне, а сделать своими руками прямо сейчас. — Есть какие-то вопросы? — спросила Ева. — Есть. Зачем это тебе? — Чтобы ты это прочувствовал. Чтобы осознал. Ты не лучше всех. Ты не по ту сторону мира, Джон. Ты его часть. И мне так приятно от осознания, что Я изменю тебя, — со сладостным наслаждением произнесла девушка, подойдя к нему со спины, прижавшись к нему, шептала ему на ухо с упоением. — В эту ночь ты станешь другим. И это именно Я сотворила для тебя эту знаменательную ночь. Это такое непередаваемое сладостное чувство власти. Я чувствую себя Богом. Это круче оргазма, круче чем покупать людей или выкупать целые острова. Это самое лучшее из всех возможных самоутверждений. Кто-то убивает, чтобы это ощутить, а кто-то меняет жизни. И моё влияние на твою жизнь останется одним из самых значимых, несмотря на то, что я только лишь коснулась её, не проникая в глубь. — Значит, я сделаю это только ради твоего удовольствия? Чтобы ты осталась довольной собой? — Да. Именно так. Тебе нужно сделать так, чтобы Я осталась довольна. И я уже дала тебе инструкцию, как это сделать. Иначе, я просто сотру тебя с лица земли. Так что, не медли. Покажи, на что ты способен. Джон подходил к дому своей жертвы и представить себе не мог, как он это будет делать, как он сможет. Но разве у него есть выбор? Если бы та девушка сама не хотела того, чтобы её изнасиловали, Джон бы ни за что и никогда на это не согласился, чем бы ему не угрожали. Но даже учитывая её согласие, решиться на такое было нелегче. Потому что всё это будет так по-настоящему. Он вспомнил, когда он видел подобный «спектакль» перед собой своими глазами, насколько всё выглядело реалистично. Девушка так естественно боялась и кричала, а парень так уверенно бил её. Джон не мог себе допустить мысли, что теперь он будет на его месте, что будет смотреть в испуганные глаза, слышать крик и ни перед чем не остановится. Он застыл на пороге, не мог себя пересилить и зайти внутрь дома. Ведь как только он сделает этот шаг, он станет маньяком, крадущимся в постель к беззащитной девушке. Дороги назад уже не будет. И пусть его жертва далеко не невинна, и она всего этого хочет сама, от этого Джон не станет чувствовать себя по-другому. В этой ситуации, вовсе не его жертва является бедной овечкой, беспощадно растерзанной волком. Бедной овечкой является он. На него надели шкуру хищника, но на самом деле он жертва. От этой мысли выворачивало наизнанку. Кого из него собрались сделать? Ева хочет, чтобы он был насильником, но при этом она диктует ему условия и ограничила рамками. Она получит лишь марионетку. Разве этого она хочет? Парень стоял некоторое время, теряясь в сомнениях, и не мог решиться на тяжёлый шаг. Его атаковало много мыслей, он не успевал от них отбиваться. Но совсем внезапно для самого себя он решил, что не собирается быть марионеткой. Если уж и быть хищником, то так, чтобы жертвами были другие, а не он сам. Джон развернулся и направился назад, уверенно шагая к тому дому, у которого говорил с Евой несколько минут назад. Джон зашёл внутрь дома и прошёл в гостиную. У камина сидела Ева с бокалом вина, и как только парень вошёл в комнату, она обратила на него внимание. Джон, немедля, направился прямо к ней, и девушка с недоумением спросила: — Что ты делаешь? — Нарушаю правила, — холодно ответил Джон и с размаху врезал ей по лицу так, что она упала на диван.***
Сегодняшней ночью тишина пожирала всё на своём пути - все звуки, людей и их души. Одна из душ вновь всматривалась в глубину ночного неба и выпускала дым сигарет из лёгких. Джон старался не думать. Вообще ни о чём не думать. Иначе очень сложно будет сдерживать эмоциональную боль. Сдержанность — это его конёк. Но даже Джону иногда это очень сложно даётся. Особенно когда сложно примириться со своими же действиями. И Джон запрещал себе думать, запрещал с чем-либо мириться, он лишь поглубже втягивал сигарету и надеялся, что это поскорее убьёт его. Когда-нибудь должен прийти этому конец. Со спины послышались лёгкие шаги. Ева подошла к нему с сигаретой дав понять, что ей нужно прикурить. Джон протянул к ней зажигалку с огоньком, и она наклонилась к нему лицо, чтобы зажечь сигарету, которую она держала в зубах. Огонёк осветил красный синяк на её губе, и Джон отвёл взгляд. Он посмотрел на свою ладонь, на которой остался кровавый след от её зубов. Рука все ещё пекла. Девушка выпрямилась и выпустила клуб дым в воздух. Она выглядела такой расслабленной и удовлетворённой. Всё что случилось, дарило ей истинное наслаждение. Джон не понимал её, но уже и не пытался. Его лишь беспрестанно волновала одна мысль. Если взглянуть внешне на ситуацию, то она — жертва, он — маньяк. Ярлыки несут за собой определённое отношение. Все боятся и ненавидят маньяков, и сочувствуют жертвам. Так в мире предопределено. Но если копнуть в глубину и увидеть истину, то роли могут оказаться противоположны друг другу. Кто из них на самом деле жертва? Та, кто счастлива от того, что её избили и изнасиловали, или тот, кто ненавидит себя за то, что ему пришлось сделать? Джон задумался, что если так в мире всё и устроено, что вообще ни хрена не ясно, даже когда кажется, что всё так просто, что правда на поверхности. Люди так искусно бывают обмануты, и даже не подозревают, насколько слепы, им это и в голову не приходит. Вешают ярлыки, не разобравшись. Думают, что и так всё знают, всё видят. А на деле ни хрена это не так. Но попробуй докажи, что ты не мудак, когда на тебя уже повесили крест. Джон не был уверен, что данное осознание положительно повлияет на его жизнь и окажется ценным уроком. Он бы предпочёл этого не знать и никогда не бывать в той ситуации, в какой оказался. — Признаться честно, я чуть было в тебе не разочаровалась, но ты всё-таки смог меня удивить, — произнесла Ева с присущей ей надменностью. — Все, кто был до тебя, не смогли оправдать мои ожидания. В общем, теперь их судьбе не позавидуешь. Но ты понял. И не побоялся рискнуть. Ты особенный, Джон. Я почувствовала это сразу. Значит, всё-таки этого она хотела. Джон это предполагал, но не мог быть уверен. Наставляя его, как действовать в доме его жертвы, Ева на самом деле хотела, чтобы он это сделал с ней. Но жертва не может сказать напрямую, чего она хочет, иначе она будет уже не жертва. Её последние слова были подсказкой: «Тебе нужно сделать так, чтобы Я осталась довольна. И я уже дала тебе инструкцию, как это сделать». — Ты не считаешь, что мы очень подходим друг другу? — спросила девушка и обратила на парня свой взгляд. Джон сначала воспринял её слова как издевательства и с недовольством посмотрел на девушку. Но она говорила серьёзно. — Ты сама знаешь, что я об этом думаю. — Так ты думал раньше. Но я изменила тебя. — Видимо, не настолько, как тебе хотелось бы, — безэмоционально произнёс Джон. Он говорил с ней без прежней раздражительности и презрения. Больше было не зачем. Она всё равно одержала вверх и получила то, чего хотела. Хотя если она хотела сломать Джона, у неё это пока не получилось. Возможно. Но она была к этому близка. Может быть, потому что слишком много на него свалилось за последнее время… за всю жизнь. — Ты в кого-то влюблён? — неожиданно для него спросила Ева. Парень посмотрел на неё с минуту, а после ответил недоверием: — Думаешь, я настолько кретин, и буду с тобой откровенничать? Хочешь знать, чем меня ещё шантажировать? — Расслабься. Это просто вопрос. Мне больше неинтересно тебя шантажировать. Дважды в одни и те же игры я не играю. — Всё равно не вижу смысла тебе открываться. — После всего, что между нами было? — усмехнулась Ева. — Единственная, кто мне была нужна, исчезла, и слова не сказав. Почему-то люди говорят одно, а делают совсем другое. Не все, как ты, дают инструкции… и выбор. Даже самый хреновый выбор. — Значит, я — это не самое ужасное, что с тобой случалось? — Скажу так. Ты не первая. И боюсь, что не последняя. — Не оптимистично, — прокомментировала Ева. — Я же тебе уже говорила. Ты должен принять себя. Пока ты этого не сделаешь, я не последняя на твоём пути. Ты должен принимать себя вместе с тем дерьмом, зарытым глубоко внутри, и вместе со слабостью, с болью, со страхом. Всё это — тоже ты. — Только не надо ставить мне в пример любителя страпонов, — иронизировал Джон. Ева коротко улыбнулась, а после произнесла: — Правил я не нарушаю. Ты выполнил часть сделки, а значит, можешь быть свободен. Но если захочешь меня увидеть, ты знаешь, где меня найти.***
В ту ночь Джон уснуть не мог. Он явился домой почти под утро. Оставалось спать пару часов, а потом нужно было идти на работу. Но как Джон ни старался уснуть, он не мог. А так хотелось бы провалиться в беспамятство хоть ненадолго. Он выпил кофе. Принял холодный душ. Хотелось проораться от скопившихся внутри эмоций, но Джон как всегда молчал. Парень не мог смотреть на себя в зеркало. Становилось тошно от одного своего вида. Он опустился на самое дно в собственных глазах. Возможно, понадобиться время, чтобы это принять. А что если так навсегда? Как можно сосуществовать с такой ненавистью к себе? Ведь саморазрушение будет неизбежно. Может, оно уже неизбежно. И всё, что сейчас происходит — уже результат. Или эти мысли навязаны Евой. Её позиция имеет место быть, только вот не так уж это и просто — принять себя, когда сам себя ненавидишь. На работе Джон часто пил кофе, чтобы чувствовать себя бодрее. Усталость дала о себе знать уже после обеда. Эмоциональное и физическое истощение превратили Джона в ходячего мертвеца, но зато это спасало от мыслей. Джон не прекращал усердно работать, несмотря на упадок сил. Работа тоже спасала его от лишних мыслей. С собой стало сложно бороться. Джон говорил себе: «Мне не оставили выбора». Но ведь выбор был. А то, что Джон спасовал — это уже другой разговор. Он поставил свою жизнь и репутацию в глазах других выше собственных принципов. Глупо себя за это судить. Мало бы кто смог поступить иначе. А Беллами бы смог? Почему-то Джон подумал именно о нём. Может потому что понимает, что Беллами тот самый, кто смог бы справиться с подобной ситуацией. Хотя сравнивать себя с Беллами — немыслимая глупость. Они абсолютно разные, и у Блейка больше преимуществ. Так уж сложилось, что Джон — никто. Любому, кому только вздумается, под силу его раздавить, как букашку. Джон только делает вид, что это не так. Пытается казаться таким непоколебимым до последнего вдоха. Только когда его не видят, Джона душат истерики. Только в своей квартире, в своей темнице он обнажает свою уязвимость. А с виду с ним всё в порядке. Только кажется иногда чуть потрёпанным и уставшим. Как сейчас. После рабочего дня Джон пришёл сразу домой, в надежде уснуть и выспаться. Он не стал дожидаться ночи, лёг в пол восьмого вечера. Джон надеялся, что станет легче. Обычно так и происходит. Стоит лечь спать, как на следующее утро проблема кажется проще, то ли смириться легче. Правда, раньше он людей не насиловал. Но надеяться больше не на что. Только на сон.***
Джон уверенно заходит в комнату и бьёт девушку по лицу. Она падает на пол и в страхе начинает отползать от него. Жалкая попытка. Джон хватает её за ноги и протаскивает по полу к себе. Она дёргается, кричит в ужасе. Её оглушительный крик разносится по всей комнате, но никто его не услышит. А если услышат, то ей никто не поможет. Она беспомощная и жалкая. И ей предстоит это прочувствовать прямо сейчас. Джон хватает девушку за плечи и грубее впечатывает в пол. Девушка ещё сильнее задёргалась. Она смогла немного вырваться и укусить его за ладонь. Её зубы прокусили руку и глубоко проникли под кожу. Джон молча выдернул руку и снова ударил её. Девушка простонала от боли и вновь так беспомощно закричала. Тогда он схватил её за горло, и она больше ничего не могла сделать, даже отвернуться. Только теперь её лицо можно было чётко рассмотреть. Перед ним лежала припечатанная к полу Октавия. Она смотрела на Джона наполненными ужасом глазами. В её взгляде было совсем немного надежды, что он отпустит её, она молила об этом, бездействовала. Но Джон смотрел на неё с равнодушным холодом. Он сдавил её горло сильнее, она пыталась отбиваться, но её силы были на исходе. Девушка едва слышно прохрипела: «Нет. Нет. Пожалуйста. Отпусти…» Она хотела кричать, но не могла, и с её глаз хлынули слёзы. Но Джону было всё равно. Жертва была поймана, и она сдалась, а значит она его. Сейчас он изменит её. Джон резко подорвался с кровати, словно его выбросило со сна в реальность. Он очнулся в холодном поту и стал задыхаться, рвано хватая воздух ртом. Он потерялся в пространстве. Не мог понять, что было сном, а что случилось на самом деле. Тогда парень направился в ванную, чтобы умыться холодной водой. Умывшись, он посмотрел на себя в зеркале и произнёс вслух: «Это был сон. Это был сон. Это был…». В памяти вновь пронеслось лицо Октавии, наполненное болью и страхом, кровь с рассеченной губы после ударов, её слёзы. И то, как Джон безжалостно сжимает её горло. — Это был сон! — прокричал Джон и ударил по зеркалу с кулака несколько раз, пока оно не разлетелось по комнате на осколки. Такое проявление эмоций ему было вообще не свойственно. Как бы он не был зол, он мог держать себя в руках, ничем не швырялся и ничего не ломал. Только себя на кусочки. В этот раз его руки в кровь разбиты, а вместо собственного отражения — стена. Словно бы Джон перестал существовать. Только что он видеть себя, а теперь его нет. Если бы это было так. Если бы так было можно: просто уничтожить все зеркала и притвориться, что его нет. Джон по-прежнему задыхался. Ему так резко стало не хватать воздуха, будто невидимые цепки руки душили его, обхватив горло. Парень вышел на балкон и стал глубоко вдыхать. Он заметил, что руки сильно дрожат. А внутри было непреодолимое рвущее чувство тревоги — страх, злость и беспомощность. Джон проглотил подступившие слёзы. Нельзя было сдаваться этим чувствам. Мёрфи заставил себя выйти на улицу. Ему нужно было пройтись, успокоиться. На улице была глубокая ночь. Джон курил на ходу. Хоть и руки не слушались, и он подолгу не мог зажечь сигарету. Только спустя время он смог прийти в себя. Хотя только внешне. Джон стал вспоминать всё хорошее об Октавии. Он вспоминал её улыбки, как она готовила на его кухне, как она подшучивала над ним. Это то, что было на самом деле. А те слёзы и её крик — это была не Октавия. Это были не её чёрные волосы, не её тонкие руки. И Ева не плакала и не кричала — она боролась, рычала, пыталась добежать до кухни за ножом, и била Джона тем, что под руку попадётся. Это была не Октавия. Но почему-то всё равно так паршиво. Так больно вспоминать этот сон, словно он так близок к реальности. Хотя разве это не так? Какая разница, кому причинять боль? Как будто другая девушка, становящаяся жертвой насильника, чем-то хуже Октавии? Каждая из них для кого-то так же ценна, как Октавия для Джона. И пусть даже Ева хотела этого сама, но ведь Джон не хотел. Он не хотел оказаться в этой роли. Но он в ней был. Он делал всё то, что делает чёртов маньяк. И теперь никак нельзя отмыться от этой грязи, нельзя избавиться от чувства вины перед всеми, кто когда-то пострадал от рук этих нелюдей. Дорога и время были будто бы нескончаемы. Забыться не удавалось. Джон не знал, что ему делать и куда идти. И главный вопрос, как с этим мириться. Жизнь ведь ещё продолжается, а Джон почему-то думает, что лучше бы это закончилось ещё в той петле. — Эй, тип! — послышался незнакомый голос парня со спины. — Не найдётся у тебя сигареты? Джон его проигнорировал и даже не посмотрел в его сторону, ясно дав понять своё нежелание с ним как-либо контактировать. — Эй! Ты не расслышал? — уже более раздражённо спросил тот, подойдя к Джону ближе. — Отъебись, — спокойно произнёс Джон, всё также не смотря на него. — Тебя что мамуля вежливости не научила? — прямо в ухо парню злостно проговорил незнакомец. — Хули, так базаришь? Джон намеревался уйти, но этот парень схватил его за запястье, чтобы задержать, и хотел уж было что-то произнести, но не успел. У Мёрфи мгновенно сорвало башню. Настолько мгновенно, что он сам не заметил, как это произошло. Он просто резко ударил в лицо парню и на этом не остановился. Даже когда парень уже лежал на земле, Джон сел на него сверху и продолжал яростно избивать его. Это было словно вырвавшийся яростный крик в не самый подходящий момент. Он не видел ничего, и словно бы мозг отключился. Включился лишь тогда, когда парень лежал в отключке, с безобразным разбитым лицом. Джон опешил и поднялся с обмякшего тела. «Что же я наделал?» — испуганно пронеслось у него в голове. Он застыл на месте от ужаса, не понимая, что ему предпринимать дальше. Парень, лежащий на дороге, не дышал. А он ведь просто попросил сигарету. Джон осмотрелся по сторонам. Вокруг не было ни души. Они находились совсем в безлюдном месте. В такое время здесь никто не ходит. Мимо прошла лишь парочка наркоманов, которые даже не заметили лежащего на земле парня с разбитым лицом и рядом стоящего с окровавленными руками. Как же легко им живётся! А Джон онемел в ступоре, думая о том, что ему теперь делать дальше. Нужно было позвонить в скорую, но тогда его упекут в тюрьму. Там его сразу пришьют люди Маккрири, а ещё и то ужасное видео может всплыть. Сколько сюрпризов Ева после себя оставила: потерю рассудка, страхи, возможную репутацию педофила, а теперь ещё и убийство на его руках. Всё это из-за неё. Хотя Джона предупреждали, что ему же дороже будет ей отказывать. Как жаль, что тогда он не понимал, на что себя обрекает. Звонить в скорую нельзя, а что тогда? Оставить парня умирать ведь тоже не вариант. А если он уже мёртв? Как избавляться от тела? Джон и представить никогда не мог, что может оказаться в подобной ситуации и понятия не имел, что ему делать. Что ему остаётся? Воспользоваться своими чёрными связями? Люди Евы всё уладят, стоит ему только захотеть. Но тогда Джону снова придётся играть в её игры, а он больше не мог этого допустить. А если договориться с Маккрири, то он и за всю жизнь с ним не расплатится. При обоих вариантах Джон только глубже погрязнет в ненавистной ему сфере жизни, от которой он всегда так старательно хотел уйти. Он не хотел быть с ними на одной стороне. Но на какой стороне он тогда хотел бы быть? На той, на которой чувствует себя лучше. На той, где есть Беллами, например. Потому Джон перестал ломать голову, и он набрал номер парня, ничего лучше не придумав. — Даже не знаю куда тебя послать за звонок в пол второго ночи, — послышался недовольный голос Беллами. — Мне нужна твоя помощь, — произнёс Джон с едва ощутимым в голосе страхом. — Да? Боюсь предположить с чем именно в такое-то время. — Я избил человека. — Хорошо, хоть не собаку, — иронично ответил тот. — Беллами, я серьёзно, — дрожащим голосом говорил Джон. — Он лежит сейчас передо мной. — А я тут при чём? Ты похвастаться позвонил или что? — Приедь, пожалуйста. Посмотри, он живой или нет. — Ты это серьёзно? — Прошу, Белл… — умолял Мёрфи. — Мне больше некого просить. На другой стороне линии была тишина буквально с пару секунд, а после парень ответил: — Кидай адрес. Беллами не пришлось долго ждать. Когда он вышел из машины, припаркованной неподалёку, Джон с облегчением выдохнул. Как же приятно было его сейчас видеть, иначе бы Джон просто с ума сошёл, находясь в одиночку в такой ситуации. Как только Беллами подошёл к Джону, он посмотрел на парня, лежащего на дороге, а после приказал Джону: — Садись в машину. Парень не перечил. Он без единого слова отправился к машине Беллами и залез внутрь. Блейк остался возле тела несчастного. Как только Джон оказался внутри автомобиля, то сразу же почувствовал какое-то странное необъяснимое облегчение. Тот, кого он избил, всё ещё на улице, скорее всего мёртв, и вопрос ещё не решён. Но Джон всё же чувствовал себя легче. Гораздо легче. Стоило ему только укрыться. Может потому, что он был не один. Беллами теперь здесь. Джон видел его из окна машины в нескольких метрах от себя. Беллами пытался привести пострадавшего в чувство, и это получилось. Парень с помощью Блейка поднялся на ноги, и тогда Джон смог выдохнуть, и даже выпустить вымученную улыбку с накатившимися слезами на глазах. Он жив — это значит Джон не убийца. Это была самая приятная новость за последнее время. Беллами недолго говорил с парнем, и тот что-то рассказывал ему. Блейк даже не смотрел в сторону машины и был полностью погружён в разговор, а после достал несколько купюр наличных и дал их тому. Джон не совсем понял, зачем он даёт ему деньги, и это его напрягло. Тогда Блейк распрощался с пострадавшим и направился к машине, а тот ушёл в другую сторону. Беллами сел на место водителя, и тогда Джон сразу задал интересующий его вопрос: — Зачем ты дал ему деньги? — На такси. В больницу он ехать не захотел. На своих двоих ему будет тяжело добраться до дома. — Что он говорил? — Я задавал ему вопросы, как обычный прохожий. Он сказал, что не успел рассмотреть лицо нападавшего. В полицию обращаться не собирается. — А после Блейк неодобрительно посмотрел на Джона и требовательно произнёс: — А теперь объясни, что с тобой не так? — Он сам ко мне приебался. — Настолько, что его нужно было так избить? — Сорвался, — коротко ответил Мёрфи, снова зарываясь где-то в глубинах себя. — Сорвался, значит? — раздражённо повторил Блейк. — Дохуя агрессии, что некуда её деть? — Да! Да! Так и есть! Доволен? — Обратись к психологу, в таком случае. Или в дурку, на худой конец. — Спасибо за совет! Очень ценный! — со злой иронией произнёс Джон. — Ты если это менять не собираешься, то ко мне потом с поджатым хвостом не беги. Если ты кого-то грохнешь, сам с этим расхлёбывайся. Мне нахрен не сдалось, прибирать за тобой. — Я понял. Тебе больше не звонить. Окей. — Это всё, что ты услышал, из мною сказанного? Ахуенно сейчас поговорил со стеной! Джон промолчал, смотря в пустоту. Былое облегчение безвозвратно покинуло его. Беллами явился сюда как спаситель, рядом с которым Джону стало спокойно. Но всё быстро изменилось, и теперь Джон хотел сбежать ещё и от него. — Я тебе не нянька, чтобы объяснять элементарные вещи, так? — продолжил Беллами в ответ на молчание. — Мне и не нужно ничего объяснять, — фыркнул Джон. — А кажется, что нужно. — Мне нужно не это… — А что? — требовательно задал вопрос Блейк, глядя на Джона. — Что тебе нужно? На это Джон не смог ответить Блейку. Не хотел. — Ты никогда не ведёшь разговор до конца. Это тухлый разговор получается. — Потому что я не хочу говорить с тобой. — Тогда зачем позвал меня? Джон загнал самого себя в тупик этими же самыми вопросами. Беллами допытывал его тем, на что он сам себе ответить не мог. И ему сейчас меньше всего хотелось что-то выяснять. Ему просто хотелось почувствовать себя неодиноким, но из этого ни черта не вышло. Ему тяжело оставаться в одиночестве, и тяжело с кем-то говорить. Тяжело быть с Беллами. Потому что ему невозможно открыться. Джон то ли боялся ему доверять, то ли просто не хотел. А чего он хотел от Беллами, он и сам не в состоянии понять. — Прости. Мне и правда не стоило, — ответил Джон и посмотрел Блейку в глаза. Он сказал это без прежнего раздражения, а с несвойственной ему уязвимой и невинной искренностью. От чего Беллами даже немного смягчился. После сказанных слов и короткого, но откровенного контакта взглядов, Джон собрался покинуть машину, но Беллами тут же заблокировал двери. Джон молчаливо замер, держа руку на дверной ручке. — Сиди. Я довезу тебя домой. А то ты ещё кого-нибудь по дороге грохнешь, — произнёс Беллами и завёл машину. Джон не стал сопротивляться. Всю дорогу они ехали в тишине. Или где-то полдороги, потому что Беллами включил музыку. Заиграла Alt-J — Adeline. Джон слышал её где-то раньше. Может быть здесь же. Джон наблюдал за видом из окна, за домами, проносящимися мимо, и дорогами, как свет фонарей рассекал ночную мглу. Он растворялся в каждом мимолётном кадре, стараясь полностью поглощать внешний мир и уйти от внутреннего. Получалось ли? Сейчас — да. Возможно от усталости и нервного истощения. Ему ничего не хотелось. Просто ехать. Бесконечно куда-то ехать. И чтобы на соседнем сидении кто-то был. Даже настолько чужой, как Беллами. Иногда он кажется близким, а иногда они с Джоном словно с разных планет. Но в данный момент никого ближе нет. Беллами чужой, но все остальные ещё более чужие.***
С тех пор Джон не мог оставаться дома один надолго. Он пытался там не появляться. Готов был бродить хоть где-нибудь, только не оставаться наедине с собой. Так он вроде как не сходил с ума. По крайней мере, не так явно. Беллами спустя месяц не давал о себе знать. Джон понял, что это всё. Видимо, Беллами больше не желает с ним даже делить постель. Но это и так должно было когда-нибудь закончиться. Может оно и к лучшему, что закончилось сейчас. Только вот Джону стало совсем одиноко. Если раньше в его доме хотя бы изредка был Беллами, теперь же никого, и ждать даже некого. Теперь и Блейк Джона бросил. Как это делали все. Паршиво от этого стало. Выходит, у Джона не получилось быть нужным даже в плане постели. Хотя глупо было полагать, что он сможет надолго задержать интерес Беллами. У того ведь полно предложений и получше. Он затянет в постель, кого только захочет. А для больших целей у него уже есть Луна. Он не пропадёт. В отличии от Джона. В один вечер в гостях у Миллера, когда было много людей, и Джон там был, пришёл скрываться от одиночества в толпе псевдо-друзей, он обнаружил Беллами в компании его девушки Луны. Джон и до этого её видел, хоть и довольно редко. Но на этот раз он почему-то обратил на них более острое внимание. Ранее его забавляло видеться с ними и укрывать от его девушки такую «маленькую» тайну про её парня. Теперь же он смотрел на них по-другому. Луна с ним улыбалась, она так нежно дотрагивалась его плеча прямо перед всеми, шептала что-то на ухо, и Беллами с интересом её слушал. Они выглядели счастливой парой. И Джон, глядя на них, не чувствовал насмешки или злорадства. Его почему-то захлестнула боль. Смотреть на них стало совсем непросто. Джона раздирала неуместная ревность. Она же его девушка, она ведь может его обнимать и не скрывать своих чувств к нему. Какого чёрта тогда Джон ревнует? Словно бы он хочет так же, как она. Быть таким же свободным, и таким же нужным Беллами. Неужели ему это нужно? Джон сначала стал это отторгать. Сам с собою спорить. «Это всё бред какой-то. Я просто устал,» — подумал про себя Мёрфи и попытался больше не обращать внимания на парочку, не смотреть в их сторону. Но надолго не вышло. Он не хотел смотреть туда, но его взгляд невольно возвращался к ним снова. И Джону стало до безумия обидно, что какого-то хрена Беллами решил его кинуть. Да, их последний разговор вышел паршивым, но разве это повод так поступать с ним? Беллами даже не попытался ещё раз с ним поговорить. Он вообще ничего не сказал, просто перестал появляться. Джона накрыла злость: «Заебали меня все кидать!» Он и сам не мог ожидать того, что его это может так задеть. Они с Беллами близки-то никогда и не были. Но почему же тогда так одолевает злость? И на кого эта злость? На Луну, на Беллами или на себя? Только эта злость быстро отступила, и её сменила бесконечно глубокая тоска. И чувство одиночество обострилось сильнее, чем когда Джон находится дома один. Здесь столько вокруг людей, а Джон ощущает себя одиноким, только потому что Беллами сейчас облюбован своей девицей и в его сторону даже не смотрит, будто не видит его, будто его нет. «Но так ведь нельзя. Посмотри на меня. Я существую. Не делай вид, что между нами ничего не было. Ты ведь сам говорил, что я тебе нравлюсь». Стало так не по себе. Джон больше не мог на него смотреть и оставаться незамеченным, словно бы он бесплотный дух. Джон сделал решительный шаг к нему. Пусть увидит его. Потому что Джон есть. Он здесь, и он не позволит превратить себя в ничто. Джон подошёл к ним близко, и тогда Беллами направил свой бесстрастный взгляд на парня. Луна посмотрела с лёгкой растерянностью, ожидая, что Джон что-то скажет. Но Джон просто смотрел в глаза Беллами и ничего не говорил. Он даже не думал, в нём бушевало так много чувств, которые он сам себе объяснить не мог. С непривычки он не мог им сопротивляться. Что-то внутри его подтолкнуло вперёд, сделать то, чего сейчас хочется, не обдумывая этот поступок и не боясь последствий. Он приблизился к Беллами вплотную и просто обнял его, положив голову ему на плечо. Не просто по-дружески, а с самой искренней теплотой и нежностью, на которую был способен. Он обнял его, и тепло внутри разлилось по венам, оно зажгло сердце и разгорелся пожар. Джон ранее не испытывал таких чувств при простых объятиях. Он так был увлечён своими чувствами, что не замечал, что происходит вокруг: смотрят ли они и что говорят. Беллами не оттолкнул, это было куда важнее. Он аккуратно положил руки парню на спину, обнимая его в ответ и ничего не говоря. И тогда Джон потонул в этом моменте ещё глубже, зарываясь в эти ощущения с головой. Но стоило ему очнуться, как он понял, что всё это время стоял на месте и смотрел Беллами в глаза. У Блейка взгляд даже поменялся. Схмурив брови в ожидании, он смотрел с непониманием и даже требованием к ответу. — Ты что-то хотел? — наконец спросил Беллами, укрывая нотку раздражения в голосе. И укрывал он её не от Джона, а скорее от Луны, так как Джон её сразу заметил. — Пойдём покурим, — Джон произнёс это не с дружелюбным предложением, а с требованием повиноваться, словно бы собирался набить ему лицо. — У вас что-то случилось? — спросила Луна, встревоженная хмуростью и серьёзностью Мёрфи. Он ведь ничего не пытался скрыть от Луны. — Всё нормально, — уверил её Беллами. — Мы буквально на пару минут. Джон пошёл на улицу, почти что довольный своей победе. Беллами вышел вслед за ним. Джон протянул ему сигарету. Блейк взял её в рот, и тогда Джон поднёс к ему лицу зажигалку, чтобы тот прикурил. Беллами в этот момент не мог видеть, что Джон так откровенно пялиться на него, потому парень воспользовался случаем. Он смотрел на его чувственные пухлые губы, и так остро захотелось вырвать из них сигарету и засунуть внутрь свой язык. Но Беллами прикурил и отвёл взгляд в сторону. Он снова так и не смотрит на Джона. Раньше он не упускал возможности поедать Джона глазами, как только они оставались наедине. Он всегда смотрел на парня так по-хищному, самодовольно, в этом взгляде хорошо читалось его желание и все его планы на Джона в ближайшее время. Но где же теперь этот взгляд? Джону так хотелось его вернуть, но он совершенно не знал, как это сделать. Он выглядел наглым, но чувствовал себя совершенно беспомощно. Стоял перед Беллами, хотел его и думал: «Я, наверное, всё проебал». От этого пожирала тоска и такая острая нужда в близости с Беллами. — Я должен был поблагодарить тебя за то, что ты приехал ко мне среди ночи, — неуверенно начал Джон. — Было бы неплохо, — усмехнулся Беллами, всё так же разглядывая улицу перед собой. Джон с сожалением смотрел на Беллами, понимая, что ничего хорошего этот разговор не предвещает. Джон думал о том, как вернуть то, что было утеряно, но это нужно только ему. Потому он чувствовал себя настолько жалким. Он совершенно не знал, как вести себя с Беллами, тем более, когда он стал чувствовать такую зависимость от него. При чём такую внезапную. Это Беллами с лёгкостью добивался от Джона всего, что пожелает. Кажется, он вообще не сталкивался с такого рода проблемой, как Джон сейчас. Разве этот парень может не добиться чьего-либо расположения? У него это будто само собой получается. Вот и сейчас получилось. Джон тоже клюнул на эту удочку. Сам не заметил как. Теперь Беллами ему так же необходим, как конченному наркоше — доза. — Я признаю, что был не прав, — продолжил Джон, из всех сил стараясь не показывать своей уязвимости. — Но я не считаю это веской причиной кидать меня! Ты так не думаешь? Беллами наконец соизволил посмотреть парню в лицо, и в его взгляде виднелась тень удивления. — Ты с чего-то решил, что про меня можно забыть и даже словом не обмолвиться! Неужели я не заслуживаю даже того, чтобы ты мне открытым текстом сказал: «Джон, иди нахуй», а не просто молча съебался из моей жизни? Беллами насмешливо рассмеялся и вытянул самодовольную улыбку. Джон не понял, с чего тот так позабавился, но его эта реакция лишь больнее ударила, и на его лице отразилась неприкрытая обида. — С чего ты взял, что я «молча съебался»? — с усмешкой спросил Беллами. — На меня ноль внимания. — Если ты не заметил, я пришёл сюда с девушкой, — уже серьёзно пояснил Блейк. — Месяц прошёл, — с недовольством напомнил Джон. — У меня были дела. Да и тебе, я так понял, нужен был отдых. Ты какой-то нервный последнее время. — Это значит, ты меня не бросил? — неуверенно спросил Джон. Ему нужно было удостоверится в этом. А Белами это вновь позабавило, и он с самодовольной ухмылкой на лице произнёс: — Не дождёшься. Он потушил сигарету, а после прожёг Джона взглядом. Тем самым взглядом, который Джон и ждал. А после он вернулся обратно в дом. Мёрфи остался стоять на месте, как прибитый к полу. Он с облегчением выдохнул. Беллами его не оставил, и он этому безумно рад. Только от этой радости не шибко хочется улыбаться или прыгать от счастья. Чувство собственной беспомощности никуда не делось и лишь сильнее прижало со всех сторон. Внутри словно в тиски зажали от того, что Джон так остро ощущал, что Беллами стал нужнее. И в этом нет ничего радостного, это самый настоящий пиздец. Очередной в его жизни. Беллами ведь ушёл сейчас к Луне, и он всегда будет с ней. К Джону будет иногда приезжать, пока не надоест. А что дальше будет с Джоном? Что если дальше, будет только хуже?***
Дальше было только хуже. Пока Беллами был рядом, становилось легко и хорошо. Джон забывался в этой сладкой приятной иллюзии нужности. В руках Беллами это было несложно. Его голова отключалась, и никаких проблем не существовало, и вроде мир не так ужасен. Но стоило Беллами уйти, все приятные ощущения и чувства он забирал с собой, всё возвращалось на круги своя. Это происходило день за днём, и не становилось лучше. Очень часто Джон задумывался над тем, что хочет выброситься из окна, когда Беллами уходил. Было очень сложно переносить те муки. Потому что только что он был в раю, и его снова бросают в ад. Столь ощутимый контраст беспощадно истязал его. Как же опасно бывает то чувство, когда тебе слишком хорошо. Потом очень сложно выносить своё прежнее «плохо». Странно всё это. Джон всё никак понять не мог, от чего эта зависимость образовалась. Кажется, такая же пагубная, как наркота. Джон всегда презирал наркоманов, а сам-то теперь чем их лучше? Это же ненормально — так зависеть от человека. Джон такой херни даже к Октавии не испытывал. Хотя она этого заслуживала больше. С ней бы было понятно, почему это происходит. Но что такого хорошего делал Беллами? Его, как и прежде, Джон особо не интересовал, только секс с ним. А вот Джону этого становилось мало. Но ближе его не подпускали. Находиться в одной компании с Луной и Беллами стало совсем невыносимой мукой. Видеть, какой Беллами с ней другой, и понимать, что с Джоном он таким никогда не будет. Джон прекрасно это понимал, но почему-то разорвать связь с Беллами было чем-то непосильным. Блейк его так просто не отпускает, а сопротивляться ему невозможно. Тот прижимает его своим телом, захватывает повелительным поцелуем, и всё — Джон сдаётся. А даже если бы Беллами его отпустил, расставание всё равно стало бы для него пыткой. Они бы пересекались в компаниях общих друзей, Джон бы видел его издалека и беспрестанно желал хотя бы немного побыть счастливым. Джон в ловушке. Вечно проигравший. Вот к чему привела его шалость. Стоило думать, с кем он начинает игру. И точно не стоило делать этого с Беллами. В один вечер после работы Джону на телефон поступил звонок. Парень очень удивился, увидев имя абонента. Почему-то он его ещё не удалил из контактов. Замешкался, стоит ли отвечать. Но всё же ответил. — Ты что-то хотел? — Джон, прошу, не сбрасывай. Мне нужна твоя помощь, — послышался слабый голос бывшего друга. — Какая помощь? — уточнил Джон, насторожившись его голосом. — Я знаю, ты не хочешь меня видеть… Но приедь… прошу. Джон приехал по адресу, присланному сообщением. Это было где-то на окраине города. Там, где Джон раньше никогда не бывал. Он попал в бедный неблагополучный район. Кругом решётки на окнах и полно мусора. Парень поднялся по лестнице на второй этаж. Дом был многоквартирный, но всего трёхэтажный, и лестница вела на общий балкон. Подъезда как такого не было. Перед ним в ряд выстроилось множество дверей. Джон немного поплутал, прежде чем обнаружил нужную дверь — деревяную с облезшей краской. Квартира была маленькая и тёмная, с низкими потолками. Мебель очень старая. Эта обстановка вернула Джона к неприятным воспоминаниям о детстве — о жизни с отцом-наркоманом. Когда Джон зашёл в спальню, то обнаружил Джаспера, лежащего на кровати, с бледным лицом, мешками под глазами и посиневшими губами. — Эй, ты как? Ты звонил в скорую? — забеспокоился Джон. — Нет, не надо, Джон. Лучше сядь. Посиди со мной. — Но тебе нужно в больницу. — Не нужно, — настоял Джаспер. Он хоть был и слаб физически, но во взгляде была уверенная твёрдость. — Они не хотят спасать, таких как я. А меня спасать уже слишком поздно. Лучше уж я проведу последние минуты за разговором со старым другом. Джон сел на кровать рядом с Джаспером. Тот вымученно улыбнулся и поблагодарил его: — Спасибо. Мёрфи не знал, что и сказать. Он был в замешательстве. Он был готов к чему-угодно, приехав сюда, но не к этому. Джаспер же со всей непосредственностью произнёс: — А ты хоть и перешёл на сидячую работу, но всё равно остался таким же дрыщом. Джон с грустью улыбнулся, а после спросил совсем без упрёка: — Почему ты не прекратил принимать? — Я пытался. Как ты ушёл, я всё время думал, что должен покончить с этой дрянью. Хотел прийти к тебе, показать, что я справился, что я смог. Но не хрена у меня не вышло. Я не оправдываюсь. Я не нашёл в себе сил. И один я не справился. Я не виню тебя, я сам виноват. Я же знал, как ты к этому относишься, я обещал тебе, что не стану принимать. Ты ведь говорил, что не допустишь больше, чтобы твои близкие были наркошами кончеными. А я дурак, только потом обратил внимание на твои слова. Это ведь означало, что я тоже был близкий. Я просто хочу, чтобы ты знал, мне было не всё равно, просто я оказался слишком слаб для того, чтобы быть твоим другом. Не хочу, чтобы ты держал на меня зло за это. — Я не держу на тебя зла, — искренне произнёс Джон. — Ты меня прощаешь? — с улыбкой на болезненном лице спросил Джаспер. — Да. Я прощаю тебя. — С каждым словом сердце Джона сжималось до боли. Он понимал, что Джасперу оставалось недолго. Друг был на последнем издыхании, и Джон уже с эти ничего не может сделать. — Ты лучше о себе расскажи, — продолжил Джаспер. — Я слышал о том, что твой отец умер, и больше ничего. Скажи, у тебя получилось то, чего я не смог? Ты ведь хотел нормальной жизни, как у всех. Надеюсь, ты счастлив? В горле встал ком, но Джон, приложив усилия, сглотнул его и произнёс: — Да. Да, Джаспер, я счастлив. Тогда друг снова вытянул искреннею улыбку, несмотря на то, как ему было плохо. — Я так рад, что у тебя получилось. Правда. Приятно слышать сейчас, что где-то там есть нормальный адекватный мир, где люди достигают желаемого. Ты это уж точно заслужил. Колись, ты нашёл любовь всей своей жизни, ведь так? Ты ведь не в одиночку таким счастливым стал? — Да, — Джон сжал кулаки, сдерживая боль, хотя внутри его скребло не по-детски. — А как у Октавии дела? — У неё всё хорошо. Она живёт со своим парнем Линкольном. — Ого. Она мутит с бывшим президентом Америки? — отшутился Джаспер, хотя уже казалось, что перед его глазами застилалась пелена и он стал плохо видеть перед собой. — Этот уже мёртв. Её Линкольн живее и моложе. — Я вообще-то думал, она с тобой будет. — Мы с ней остались друзьями. — Она наверняка лучше друг, чем я. — Ты всегда был моим лучшим другом, ты же знаешь. — Е-е, детка, — со слабой улыбкой протянул друг. — Выкусите все, я лучший друг этого крутого парня. Мы же всё ещё с тобой братья-беспризорники? — Да, — с вырвавшимся смехом ответил Джон. Но этот смех был полон нескончаемой бесконечной печали. Самое удивительное — глаза Джаспера горели так, будто он будет жить ещё сто лет, и его ждёт прекрасная жизнь впереди. Сам он уже сливается с серой стеной. От одного его вида сердце разрывается на части. А вот взгляд всё такой же ребяческий. Такой же, как тогда, когда они пили вместе пиво, знакомились с девчонками, шутили друг над другом. Как тогда, когда они прыгали с моста в воду, или когда шли в магазин за сигаретами в час ночи, заодно набирали столько еды, что еле доносили в руках до кассы, не растеряв, а потом Джон ещё с трудом оттягивал болтливого друга от кассирши. Как тогда, когда Джаспер включал громко музыку и идиотски танцевал под неё. Джон всё время пытался не смеяться с этого, но никогда не мог устоять. Джаспер мог его развеселить в любую минуту, любую проблемы превратить в шутку. Почему же сейчас он заставляет сердце Джона сжаться до неистовой боли? Почему он умирает так рано? — Джон, я хотел бы попросить тебя… Не за себя даже. А за кого-нибудь другого. Пока даже не знаю за кого, но думаю, моя просьба всё равно ему пригодится. Джон, полный внимания, слушал друга, совсем пока не понимая, о чём тот говорит. Но он хотел всё запомнить. Каждое его слово. — Если вдруг тебя кто-то предаст, не спеши с выводами. Помоги ему всё исправить. Ведь совсем не факт, что ему похуй на тебя, может быть он просто ошибся. Даже если тебе будет очень хреново, попробуй дать ему шанс, да и себе тоже. Вдруг он просто дебил, как я, но совсем неплохой. Это всё, о чём я прошу. В ближайшие минуты Джаспер закрыл глаза и перестал дышать. Джон взял его руку, она была почти ледяная. Он проверил пульс, и полностью убедился, что это всё. С его глаз сразу же рухнули слёзы. Буквально пару лет назад, они были не разлей вода. Джон бы и подумать не мог, что это может вот так закончится. Джаспер позвонил именно ему. Прошло два года как они не обмолвились и словом после ссоры, но последние минуты жизни он предпочёл провести с Джоном. Это о многом говорит. И Джон сейчас всем сердцем жалеет, что он оставил его. Он думал, что не особо важен Джасперу, раз тот дружбу на наркотики променял, но в жизни всё не так просто. А вот смерть достаточно однозначна. Об этом невольно задумываешься, когда держишь руку мёртвого друга и глотаешь слёзы от неизбежной потери.***
Луна высоко возвышалась над землёй. А вокруг лес, шуршащий листвой от проносящегося ветерка. Вокруг такая приятная тишина и множество дурманящих запахов ночного леса. Эта ночь могла бы стать идеальной. На это Джон и рассчитывал, когда соглашался с друзьями пойти в пешую прогулку по лесу к озеру. Он вообще был за подобные мероприятия, а тут он ещё и узнал, что Беллами будет с ними. От предвкушения Джон даже плохо спал. Конечно, ему хотелось увидеть Беллами. Он не мог ни хвататься за любую возможность провести вместе время. Оставаясь наедине, Беллами интересовал только секс, и Джон мог довольствоваться только этим. Ещё они могли видеться в компании друзей, где толком и поговорить не удавалось, внимание Блейка рассеивалось на всех вокруг. Джону вообше в такие моменты казалось, что между ними ничего нет, и ему это всё просто привиделось. Настолько Беллами успешно скрывал их отношения, что умудрялся скрыть их даже от Джона. И так дела обстоят уже на протяжении года. Удивительно, но Беллами за этот год к парню никак не привязался. Он до ужаса равнодушен. И как он так может? Может быть, Джон настолько неинтересен и с него взять больше нечего, кроме как тела? Джон об этом часто задумывался, но как это изменить не знал. Его отношение к своему положению часто менялось. То ему хотелось крушить всё вокруг или убиться, то он вновь смирялся, бездейственно потопая в чёрной вязкой тоске. В этот раз выпала редкая возможность провести с Беллами весь день. И всё бы ничего, только он взял с собой Луну. И всем ожиданиям пришёл конец. Джон, как только её видел, внутри себя вспыхнул как спичка, лишь снаружи выглядел беспристрастно. Никто из парней не взял своих девушек, почему же Блейку так приспичило? Хорошо, что они хоть не любители постоянно виснуть друг на друге и обмениваться нежностями на глазах у всех. Луна иногда могла невзначай коснуться парня, или проявить заботу, но это не было перебором, хоть и Джон невольно всё это замечал. Беллами же ласку вообще никак не проявлял, но с ней он был другим, более мягким и милым, чем с Джоном. Это тоже сильно в глаза бросалось и безумно раздражало. Иногда Блейк мог шутливо флиртовать с ней, но тоже всё в пределах разумного. Но этого было достаточно, чтобы Джон постоянно чувствовал себя лишним в этой компании, и чтобы желание провалиться под землю не стихало. Джону постоянно приходилось держать эмоции под строгим контролем, и вести себя сдержанно, не показывая никому истинных эмоций. Это очень выматывало, и под конец дня он был морально выжат до последней капли. — А вы слышали историю про мальчика Криспиана, которого нашли мёртвым в этом лесу? — начал Миллер, рядом с которым шёл Атом. Луна с Беллами шли позади них, а Джон старался меньше их видеть, потому шёл впереди всех. — Что правда? — удивилась Луна. — Ты это серьёзно, Миллер? — насмешливо произнёс Беллами. — Решил рассказать страшилку на ночь? Из подросткового возраста ещё не вышел? — Это не просто страшилка. Она основана на реальной истории. Где-то лет десять назад это произошло. Парень по имени Криспиан прилежно учился в школе. Был разумный мозговитый парень. Лет 15 ему было. Они с семьёй иногда приезжали в свой загородный дом в этом лесу. Отец его увлекался охотой. А остальные члены семьи отдыхали от городской суеты в этих местах. Но в последний их отдых с Криспианом стали происходить странные вещи. Спокойного парня словно подменили. Он стал нервным и постоянно подавленным. А ещё он стал жаловаться, что слышит какие-то голоса. Семья ему не верила, считали ему мерещиться что-то, или фантазия разыгралась. Только однажды утром они не нашли своего сына в постели. Обыскали пол леса, и нашли лишь его мёртвое тело в кустах. На лице его застыла гримаса ужаса. Врачи так и не поняли, что тогда произошло. Просто здоровое сердце у молодого парня остановилось, вот что говорили они. Но этот парень явно что-то увидел. Ведь его застывшее от ужаса лицо не смог забыть никто, кто его увидел. — Ужас какой. У меня мурашки побежали, — вздрогнув, сказала Луна. — Не парься. Это просто байка, — успокоил её Блейк. — Не просто байка. У меня есть знакомый, который знаком с этой семьёй. И они рассказывали, что после смерти Криспиана в том доме в лесу стало невозможно находиться. Постоянно что-то падало, слышалась шаги и шёпот. Все комнаты потом проверяли, но в доме посторонних не было. А ещё все рамки с фотографиями попадали на пол и поразбивались. Все до одной. — Ну это же не правда? — засомневалась Луна, но в её голосе звучало лёгкое волнение. Джона начало подбешивать то, как Беллами «чертовски блять умилительно» беспокоился о Луне, и решил поддержать Миллера: — Правда, конечно. Прислушайся. Когда полная тишина, можно услышать чей-то шёпот. Я уже слышал его и не раз. — Джон, и ты туда же! — выругался Беллами. И Мёрфи вытянул насмешливую самодовольную улыбку, которую тот всё равно не увидит. — Вот да, — бодро согласился Миллер. — Я тоже слышал чей-то шёпот. Но думал, придумываю себе. Но как видите, Джону я не рассказывал эту историю раньше. — Атом, заткни там Миллера, — сказал Беллами. — Желательно поцелуем, — усмехнулась Луна. — Не-не, — запротестовал Атом. — Оставьте свои влажные фантазии при себе, дамочка. Миллер немного не в моём вкусе. — Это ещё почему? — возмутился Миллер. — Потому что у тебя член между ног, если забыл! — А ты его блять видел? — с шуточным наездом обратился к нему Миллер и схватил его голову в изгибе локтя. Атом извернулся и выбрался из захвата, а после ускорил шаг, сравнялся с Джоном и стал идти рядом с ним. — Не надо мне этого добра. Я лучше с Джоном пройдусь. — Открою тебе секрет, Атом. У Джона тоже есть член, — усмехнулся Беллами. — А ты откуда знаешь? Уже видел? — Совсем необязательно видеть, чтобы это знать. Раз в паспорте стоит мужской пол, то у его обладателя скорее всего есть соответсвующий половой орган. — Та-ак, а вот это ещё интереснее, — сказал Атом. — А паспорт ты его когда успел рассмотреть? — А это и правда интереснее, чем увидеть член, — прокомментировал Миллер, на что Беллами рассмеялся. — Всё понятно. Значит подали уже заявление в ЗАГС. Жди, Луна, неприятных новостей, — продолжил Атом. — На их свадьбе даже я была бы не против поприсутсвовать, — поддержала шутку Луна. — Даже так? — усмехнулся Беллами. — Что не сделаешь ради любимой. Готовь паспорт, Джон, завтра идём регистрировать наш брак. Джон шёл мрачный и совсем недовольный выбранной темой. Всё это смешно для них, а не для него. — Что-то не вставила его эта идея, — ответил за него Атом, который теперь шёл рядом и видел лицо Джона. — Не хочет Джон за тебя замуж. Ищи другого дурачка. — Зачем мне ещё одного? Мне и тебя достаточно. — Я бы за тебя замуж не пошёл бы, даже если бы мне нравились члены, — усмехнулся Атом. — И долго мы ещё будем эту тему обсуждать? — с усмешкой спросил Миллер. — Меня этот вопрос тоже интересует, — согласился с ним Джон. — А почему бы не вышел? — поинтересовался Беллами у Атома. — Да и мы бы с тобой характерами не сошлись. Как друга тебя терпеть ещё можно. — Зараза! — со смехом произнёс Блейк. — Кстати, Луна. А если бы ты застукала Беллами в постели с парнем, ты бы сразу его убила или чуть попозже? — задал вопрос Миллер, на что Джон закатил глаза, уже не надеясь, что эта тема скоро закончится. — Зависит от того, насколько этот парень симпатичный. Возможно, я бы поняла Беллами. — Теперь я понимаю, за что ты любишь эту девчонку, — усмехнулся Миллер, обращаясь к Блейку. Джон, не выдержав, резко остановился и произнёс: — Вы идите вперёд. Я вас догоню. — Ну нет уж! Мы постоим, подождём пока ты пописаешь, — возразил Миллер. — А то ещё помрёшь здесь в кустах, буду потом новую байку всем рассказывать. Джон прошёл вглубь подальше от дороги. Он остановился у дерева и вобрал в грудь побольше воздуха. Ему было необходимо просто сбежать оттуда и побыть в тишине. Вокруг лишь шуршание листьев и пение сверчков. Это одиночество куда приятнее, чем в собственной комнате после ухода Беллами. И это одиночество лучше, чем компания Блейка и Луны. Лучше, чем идти вместе с ними, слушать эти дурацкие шуточки, которые звучат как издевательства над его чувствами, и которые напоминают о том, что это просто для кого-то шутка. Это шутка для Беллами, и для всех вокруг. Тема, над которой можно бесконечно потешаться. Только для Джона всё это несмешно. Для него это даже не просто желание. Это стало настолько важным, что кажется, что ни о чём другом он больше не мечтает. Ни осталось других более значимых желаний, кроме как присутствие Беллами в его жизни. Регулярное присутствие, а лучше — постоянное. И пока кто-то со всей лёгкостью и непосредственностью шутит над его самой важной мечтой, Джон в это время чувствует адскую боль, покинутость, чёрствую ненужность. Насмешки друзей стали иглами, пронзившие плоть. Хоть они этого и не хотели. Только Беллами, поддерживающий всеобщее веселье, насмехаясь, добивал больше всех. Ведь для него это тоже просто шутка. Повод посмеяться. Но Джон ведь «привык». Он снова закрывает глаза, желая остаться в этой ночи навсегда, раствориться в воздухе, разложиться на части, стать чем-то невесомым, невидимым, несуществующим. Перестать всё это чувствовать. Столько мук выносить изо дня в день становилось невмоготу. До ужаса хотелось, чтобы всё это закончилось прямо сейчас. Джон вдруг задумался, что если бы это было возможно. Друзья бы пришли и увидели его заместо Криспиана, и так же бы гадали, что могло произойти. Никто бы ничего не понял. Даже Беллами. И Джон не то чтобы хотел покончить жизнь самоубийством, хотелось именно раствориться. Стать окончательно никем. Так же, как и есть на самом деле, только чтобы Джона это уже не заботило. Ночь лишь покорно раскрывала свои объятия. Она дарила иллюзию свободы, которой Джону так не хватало. Ему хотелось освободиться от своих чувств хотя бы на время. Почувствовать себя легче. Понять те шутки, которые остальных радуют. И не париться, не разрываться на части от слов. Не думать об Беллами хотя бы непродолжительное время. Не уничтожать себя за то, что Блейку он не умеет быть нужным. Когда Джон остался с лесом наедине, то получил лишь малую долю того облегчения, но от этого было уже несказанно хорошо, и потому уходить не хотелось. Пускай не ждут, если не хотят, но Джон не собирался торопиться. Он застрял в этом муляже блаженства, и не хотел из него вылазить, как из-под тёплого одеяла ранним утром. Только за спиной послышались знакомые шаги. Джон уже даже его шаги знал наизусть, мог почувствовать его со спины. Опасность, от которой бессмысленно бежать. Джон уже на тугом поводке, за который Блейку даже не приходится держать. Но придётся сейчас притвориться, что Джону похрен. Нацепить маску безразличия, как защитную броню на незатянутые раны, и притвориться, что не больно. Беллами, конечно, всё равно под неё залезет и будет раздирать пальцами плоть, всё глубже проникая под шкуру, пробираясь до костей, и получать от этого удовольствие. Джону главное не подавать признаков своей слабости. Он сделает вид, что ему хорошо.