Что, кому и почему...

«Ну когда же эта каторга закончится!» — страдала Тетрадь Смерти, та самая, которую шинигамец Рюк не так давно запулил в человеческий мир, прямиком в загребущие лапки Лайта Ягами. Надо сказать, причин для страданий у смертоносной канцелярской принадлежности было предостаточно. Появившись на свет в переплетной мастерской Короля Богов Смерти, она, как и все ее сестры, мечтала об интересной жизни, о приключениях и интересных смертях на своих страницах… Быть носительницей и виновницей каких-то глобальных вымираний эта Тетрадь, в отличие от некоторых других, не желала, пределом ее мечтаний была лишь пара десятков жестоких нераскрытых убийств на страницах, может быть, еще парочка суицидов с бонусами в виде психических заболеваний… Но увы, эти мечты вскоре разбились о мрачные скалы реальности. У Рюка, ставшего ее хозяином, имелась и другая Тетрадь Смерти, в которой он иногда делал записи, продлевая себе жизнь. Эта Тетрадь как-то обмолвилась своей «сестре», что их общий шинигами не особенно горазд на выдумки, да и писать ленится, а потому всегда просто записывает нужное имя и позволяет человеку умирать совершенно неинтересным образом. Обеим Тетрадям становилось даже жалко людей, не оставивших после себя ничего замечательного ни жизнью, ни даже смертью. Но однажды все изменилось. Полистав свою, но так и не ставшую нужной и любимой Тетрадь, Рюк похихикал над какими-то своими мыслями, потом измарал первые листы Тетради всем известными правилами, а после — недрогнувшей рукой швырнул ее в человеческий мир. Там пришлось валяться на газоне, быть потоптанной школьниками и почти утащенной муравьями. Но часто потом Тетрадь думала, вспоминая тот волнительный момент подвешенности и неведомого будущего впереди, что лучше бы ее пустили на утепление муравейника, чем-то, что с ней произошло. Так как Лайт Ягами, кроме навязчивого желания массово карать преступников, обладал еще и весьма убогой фантазией насчет этого самого карания. Сначала он просто записывал имена, оставляя приговоренным смерть от сердечного приступа и сделав исключение только для одного чересчур озабоченного байкера. Позже Кира немного поэкспериментировал с регулированием времени смерти и поведением преступников перед смертью, однако саму кончину никогда не обставлял с фантазией, обходясь наиболее банальным и скучным вариантом. Со временем Кира зверел все больше: драл из Тетради листы, запаковывал ее в бензиновую ловушку, закапывал в лесу… «Ну когда же, наконец, это закончится!» — мысленно рыдала Тетрадь Смерти, умоляя то ли создателя, то ли основного владельца избавить ее от чокнутого садиста. Но создатель не слышал ее, а Рюк, хоть и понял страдания подопечной, только пожимал плечами, грызя яблоки и как бы говоря, что всему свое время. Обществом Лайта шинигамец явно наслаждался. Однако в конце концов однообразие надоело и ему, так что Лайту был предложен еще один вариант убийства, легкий в исполнении и при этом оставлявший весьма внушительный простор для случайностей. Сначала предложение было встречено благородным негодованием, так как не отвечало «генеральной линии» Киры, рассчитывавшего запугать потенциальных жертв с помощью своего характерного «почерка». Рюку пришлось напомнить и о наркомане в автобусе, и о Наоми Мисоре, и об Эл, который спал и видел, как бы изловить Киру… После долгих уговоров и множества слопанных яблок Лайт все же согласился, что новая методика убийств может здорово запутать его оппонентов и сбить их со следа. И вот Лайт Ягами записывал и записывал имена, от чего страницы Тетради нещадно зудели. Однако теперь писанины, при прежних количествах утилизированных преступников в день, оказывалось больше едва ли не вдвое. После каждого имени тут же появлялось всего одно недлинное слово, и Лайт неоднократно жалел, что в Тетради Смерти нет функции Ctrl+С — Ctrl+V. Слово повторялось сотни, тысячи раз, кажется, намертво вросло в извилины мозга, в сетчатку глаз, отпечаталось в движениях пальцев, держащих ручку… Иногда, совсем уж от скуки, к этому слову прибавлялось еще что-нибудь, с предлогом или без, обозначающее какой-нибудь предмет в субъектном либо обстоятельственном смысле. Пару раз субъектами становились даже люди, однако получившаяся словесная конструкция Лайту не понравилась. Преступники разбивали себе головы о стены, спрыгивали с крыш, резали себе горло заточками, удушались проводами и собственными носками, падали с лестниц, поскальзывались на банановых шкурках, а иногда — с тех самых случаях с неудачными словесными конструкциями — оказывались просто убиты. — Все дело в многозначности, — объяснял Лайт Рюку, забывая, что тот знает этот фокус едва ли не лучше него самого. — Первое значение, современно-жаргонное — совершить самоубийство — нигде еще толком не кодифицировано, однако в реальном употреблении встречается сейчас едва ли не повсеместно, главным образом в интернете. Выпадает, по моим наблюдениям, чаще всего. Второе значение, слегка устаревшее, книжное — погибнуть в результате несчастного случая, часто по собственной неосторожности — и второе место по частоте реализации. Ну и третье — быть убитым либо посредством чего-то, либо кем-то. Требует уточнения, без него не срабатывает. Это, насколько мне известно, что-то из области компьютерных игр, и я, если честно, даже не думал, что оно сможет реализоваться в применении Тетради… — А вот про третье значение я и сам не знал, — удивился Рюк. — Ну, на то я и самый гениальный школьник в Японии, — гордо отвечал Лайт. — Пусть теперь Эл поломает свою лохматую голову или привлекает к делу кандидата филологических наук. «Да когда же кончится эта каторга!» — мысленно страдала Тетрадь Смерти, мечтая, чтобы ее исписанные и изодранные страницы вновь оказались девственно-чистыми и не тронутыми ни карандашом, ни еще каким письменными предметом. «УБИЛСЯ» — аккуратно значилось после каждого вписанного имени.