План, пошедший вкривь

      Новая работа в детском приюте как ничто другое, внесла мира и покоя в душу Катрин, помогала ей в заботах о более нуждающихся в любви и тепле отрешиться от собственных забот и тягостных воспоминаний. Дети успели к ней привязаться, любили её и старались вести себя более покладисто, чтобы чаще получать похвалу от молодой женщины и не заставлять её краснеть перед монахинями и настоятельницей за их проделки, разные мелкие шалости. Считая, что была совершенно ужаснейшей матерью своему сыну, Катрин словно надеялась, что душа её умершего ребёнка найдёт в себе силы её простить, видя, как искренне Катрин заботится о тех детях, которым не посчастливилось расти в приюте вместо родных семей. Кого-то из детей подкидывали младенцами и младеницами их собственные родители, у которых не было возможности их прокормить, какие-то дети стали круглыми сиротами после смерти или гибели родителей, какие-то из детей сбегали в приют от своих же отца и матери — спасаясь от жестокого обращения. И каждому ребёнку Катрин старалась всеми силами дать родственные тепло и ласку, любовь, заботу, к каждому старалась найти особый подход. Дети постарше любили помногу с ней разговаривать, искать у неё разумных советов, малыши категорически отказывались слезать с её рук, к концу рабочего дня у Катрин иногда болели руки от того, что она постоянно носит и укачивает на этих руках детей. — Дочь моя, помяните моё слово, дети верёвки из вас будут вить — с вашим-то мягким характером, — не раз сочувствующе предостерегала Катрин мать-настоятельница. Молодая женщина часто читала детям книжки, учила их грамоте и письму со счётом, учила разбираться в прекрасном, рисованию, музыке, танцам, шитью, умению вести хозяйство. Причём Катрин учила вести домашние дела и шить одежду не только девочек, но и мальчиков. На начальное недовольство мальчишек, что всё это девчачьи занятия, Катрин шутливо отвечала: — Вы что, думаете, жена будет на себе всё тащить всю жизнь? Ни одна девушка не пойдёт замуж за парня, который по дому ничего не умеет. Неизменно Катрин делилась с детьми частью своего плотного завтрака, который ей на работу каждый вечер предварительно собирал Арно. Молодая женщина не смогла бы спокойно есть и смотреть в умоляющие глаза детей, которым тоже хотелось попробовать все те вкусные яства, которые Монсальви давал с собой Катрин на работу. От таких разгрузочных дней, когда дети помогали облегчить Катрин её корзинку с завтраком, молодая дама стала заметно худеть, что одинаково сильно встревожило Арно и Жана. — Похоже, мне стоит готовить для тебя больше еды, раз мои кулинарные умения оценили ещё и дети в приюте, которых ты решила подкармливать, — заметил Арно, обеспокоенно глядя на худую фигуру Катрин и качая головой. — Не забывай, что не только детям надо питаться хорошо, но и тебе. — Да, Арно. Думаю, ты прав. Спасибо, что волнуешься, — дополнила Катрин свой ответ ласковой и благодарной улыбкой. С этого дня Монсальви стал заготавливать для Катрин на работу ещё больше вкусного, прекрасно понимая, что отзывчивая и по натуре не жадная, добросердечная, совестливая молодая женщина не сможет спокойно наслаждаться своим завтраком, чтобы не разделить его с детьми, глядящими на неё голодными глазами, хотя в приюте за их питанием старались по возможности следить хорошо. Поскольку занятия после работы боевыми навыками с Арно и Ксантраем никуда не подевались, Катрин сделала обязательным предметом освоения военное дело — для монахинь и для детей. Всё то, что Монсальви и Ксантрай успешно преподавали Катрин, молодая женщина с мягкой настойчивостью заставляла постигать Христовых невест и своих подопечных — мальчиков и девочек. Монахиням было нелегко переломить свои старые привычки, но всё же они смогли с этим примириться, признав правоту Катрин, что нужно уметь защитить себя самих и детей. Дети восприняли всё как увлекательные мероприятия ради веселья, мальчишки и девчонки радовались выпавшей им возможности изучать искусство рукопашного боя и фехтования. Но, пусть с появлением Катрин монастырский приют постигли кардинальные перемены, ни у кого из монахинь не возникало желания избавиться от чужачки, которая порушила весь их привычный уклад и без боя завоевала все симпатии детей. С того дня, как Катрин приняли на работу в монастырский приют, святым сёстрам и настоятельнице стало даже легче поддерживать среди детей дисциплину — не нужно было даже прибегать к такого рода наказаниям детей за проступки вроде работы по хозяйству. Мальчики и девочки видели к себе со стороны Катрин уважительное и доброе отношение, потому старались всеми силами платить ей взаимностью. Пусть монахини не во всём были согласны с Катрин, они могли считать — что молодая женщина избалует детей, но им пришлось признать, что принять Катрин на работу — это было самое мудрое решение. Всё шло своим чередом. Каждое раннее утро Катрин шла на работу в сопровождении Арно или Жана, неся в корзине большое обилие яств, которые с вечера для неё готовил и собирал Арно. Всё это Катрин делила с детьми, которые в моменты её трапез оказывались рядом. Заботилась о совсем маленьких детях, преподавала учебные дисциплины старшим, придумывала для детей весёлые подвижные игры, читала им книжки, учила детей боевым навыкам вместе с монахинями, всегда неизменно в три часа дня за ней на работу заходил Арно, и вместе с молодым человеком Катрин уходила домой. Дома её ждали занятия по боевой подготовке, молодой женщине удалось убедить Арно перестать делать ей скидки на её пол, нередко ей наносили визиты Матильда и Маргарита Буше, имела Катрин счастье иногда принимать в гостях Жанну. И Катрин очень нравилась такая жизнь, в ней она умела найти для себя много счастливых моментов, работа ничуть не тяготила её. Она чувствовала себя намного лучше, работая няней и учительницей в монастырском приюте для сирот, заботясь о детях, чем вращаясь в придворных кругах. В один из вечеров, после занятий боевыми навыками и после совместного распития ягодного отвара за маковыми булочками с Жанной, произошло нечто, что сделало легче жизнь Катрин и обрушило с её плеч целую гору. Монсальви посчитал нужным вызвать на серьёзный разговор Катрин, попросив зайти к нему в комнату. Катрин застала молодого мужчину сидящим за письменным столом в его комнате, придирчиво рассматривающим текст на листе пергамента. — Как хорошо, что ты пришла. Ты должна это видеть. Со слов монахинь приюта и со слов Жана и меня, я составил на тебя характеристику. Почитай сама, перед тем как я её отдам коменданту, — Арно отдал бумагу подошедшей молча к его столу Катрин. — Ты уже так скоро составил на меня характеристику? — удивилась немного Катрин. — Я думала, это займёт больше времени. — Тебе не будет любопытно это прочитать? — подначил мягко Арно молодую женщину на то, чтобы она скорее прочитала документ с его и Жана подписью и печатью. — О, конечно же! Мне любопытно, — Катрин жадно вчиталась в строки документа, который держала в руках, впрочем, делая это про себя. «Мы, Арно де Монсальви, и Жан де Ксантрай, к мессиру Раулю де Гокуру, бальи города Орлеан и коменданту Шинона. Все дни наблюдения за мадам Катрин де Бразен, проведённых ею в стенах нашего дома, позволили убедиться в её благонадёжности и отсутствии дурных намерений в отношении армии Франции. Подозрения графини де Бразен в связях с бургундцами оказались ошибочными. Выше означенная дама ничем не компрометировала себя и выказывала большую лояльность французской стороне. За всё время проживания в нашем доме и под нашим надзором госпожа Катрин де Бразен не нарушала условий своего освобождения и проживания, в порочащих её знакомствах не замечена. Не делала никаких попыток сбегать из-под надзора и послушно соблюдала все предписания. В первые дни пребывания нашла работу в сиротском монастырском приюте, где ныне числится на хорошем счету и пользуется уважением с доверием монахинь. Посему считаем нужным отмести в сторону все подозрения графини де Бразен в шпионаже и снять с неё все обвинения всвязи с отсутствием с её стороны всякого состава преступления. С уважением Арно де Монсальви и Жан де Ксантрай». Такой текст содержал документ, прочитанный Катрин, который она тут же отдала Арно. Успокоение и облегчение со светлой радостью и благодарностью наполнили сердце Катрин, обнявшей со спины сидящего на стуле Арно, который не ждал такого жеста от неё. В руках этого человека были её свобода и жизнь, от этой характеристики зависело многое, и Монсальви сдержал своё обещание — избавить Катрин от подозрений её в шпионаже против Франции в пользу Бургундии со стороны старшин и бальи, написав о ней хорошую характеристику. — Арно, спасибо тебе и Жану за всё! Ведь от этой бумаги зависят мои свобода и жизнь… — проронила тепло Катрин. — Мы оба поступили честно по отношению к тебе. Не благодари, — оборвал её Арно. Встав со стула, он посыпал песком документ, чтобы тот быстрее высох, и после немного встряхнул, потом положил на стол. Взяв за руку Катрин, он провёл её до кровати и мягко заставил сесть на перину, сев рядом с ней. — Есть ещё одна вещь, о которой я хотел бы с тобой поговорить. После всего, что между нами было, я вправе рассчитывать, что ты не будешь бояться быть полностью искренней, — спокойно и доброжелательно проговорил молодой мужчина. — Какая же тема сейчас тревожит твой ум? — не сразу поняла Катрин, чего молодой человек от неё хочет. — Катрин, я это заметил ещё в первый день твоего пребывания у меня, когда ты предложила сделать из тебя агентессу и отправлять в стан бургундцев как маркитантку, чтобы добывать нам сведения. Разумеется, я тебе отказал. Хочу, знаешь ли, чтобы ты не погуляла в один конец до виселицы, была живая и здоровая… — Арно вздохнул и на некоторые мгновения призадумался. — Я знала, что предлагала тебе. Мною правда движет желание быть тебе опорой и помощью во всём, — улыбнувшись, Катрин ласково отвела с глаз Арно упавшую на них чёлку. — Нет, ты не знала. Как и тогда, когда сказала о желании найти работу в трактире. Я запретил тебе даже думать об этом, потому что не хотел, чтобы ты терпела приставания пьяных скотов. Затем ты устроилась работать в приют. Это ещё нормально. Благородное стремление — дать материнские любовь и ласку осиротевшим детям. Вдруг ты завела на днях разговор, что хочешь перебраться на съёмное жильё, хотя здесь никто тебя не ограничивает, не притесняет и не чинит тебе обид. Катрин, в твоём отношении к себе явно что-то не так… — Арно прищурил свои чёрные глаза и задумчиво поджал тонкие губы. — Арно, я лишь не хочу быть лишним ртом, от которого никакого толку. Не хочу быть нахлебницей. Поэтому я нашла себе работу по душе. Ты не был с Жаном обязан брать на себя заботы обо мне. Я боюсь этим злоупотребить. И я вполне хорошо к себе отношусь, — возражала Катрин с деликатностью и тёплой улыбкой, поглядывая на по-прежнему серьёзного Арно. — По тебе не видно. Ты сама себя бременем считаешь, с которым приходится мириться. Но это не так. Я тебе говорил это уже — ты не бремя. У тебя как будто в голове прочно засела мысль, что тебя нельзя уважать и хорошо к тебе относиться, если ты не приносишь какой-то пользы другим. Не обязательно быть полезной, чтобы заслуживать хорошего отношения, — вёл Монсальви этот разъяснительный диалог с молодой женщиной. — Я не хочу, чтобы на меня смотрели как на содержанку или как на женщину, которую можно купить. Я продаюсь только за чувства, в ответ хочу лишь тепла. Я не хочу, чтобы ты считал, будто меня с тобой держит только бытовой комфорт, нет. Будь ты последним нищим — я бы от тебя не отвернулась. Мне с тобой легко и спокойно, тепло, безопасно, уютно, мне с тобой всегда интересно, даже если бы ты не покупал мне всю ту одежду и обувь, — пылко делилась Катрин всеми теми мыслями, от которых разрывалась её голова, щёки молодой женщины горели пунцовым цветом, сияли страстно фиалковые глаза. Монсальви не мог оторвать взгляда от своей собеседницы, которая сейчас была для него особенно прекрасна и притягательна — с обращённым на него любящим взглядом и румянцем на щеках. — Катрин, мы и это обсуждали. Я не думаю о тебе как о продажной женщине. Не думаю о тебе плохо. Не считаю, что тобой в наших отношениях двигают корыстные мотивы, — успокаивающе заверил её рыцарь. — И если бы ты только сам хотел, то мог бы всё у меня потребовать, — Катрин подсела ближе к Арно и прижалась к нему, склонив голову к его плечу. — А если бы я сказал, что хочу тебя как женщину? Ты бы уступила? — выпалил эти слова молодой человек, пристально глядя на Катрин, которую мягко отстранил от себя и держал за талию. — Тут совпали бы наши желания — потому что я тоже хочу тебя. Как мужчину, — с нагло-кокетливой улыбочкой ответила Катрин на вопрос, которым Арно хотел её огорошить. — Я бы уступила с радостью. Потому что ты не приставал ко мне без моего позволения и не пользовался моим опьянением, моей зависимостью от тебя. Заботился обо мне, старался создать мне комфортные условия и ничего с меня за это не требовал. Ты всегда со мной считался, хотя я в заведомо уязвимом положении, — дополнила свой ответ молодая дама. — Так-так, с этого места подробнее, Катрин! С твоим отношением к себе самой правда многое не так! — поражённо Арно смотрел на молодую женщину, перехватил её плечи и слегка встряхнул. — То есть, ты благодаришь за то, что твоим уязвимым состоянием не пользовались и не требовали платить за то, что для тебя делают? Благодаришь за нормальное человеческое поведение? — Я умею ценить искреннее и заботливое ко мне отношение. Когда на меня не давят и не считают товаром на витрине лавки. Пусть у нас были недопонимания, но ты разобрался и поступил правильно. Я бы не нашла пристанища лучше и безопаснее, чем у тебя и Ксантрая, — пылко высказывала Катрин только то, что она думала. — За что я люблю тебя? Ты не считаешь, что меня можно купить за материальные блага, тебя правда волнует моё мнение. Такие качества в людях — моя слабость, — чуть приглушённо произнесла Катрин, с непринуждённостью наглой кошки устроившись на коленях Арно, обвив руками его шею и касаясь губами его шеи. Руки молодого мужчины крепко обняли её стан. — Катрин, что ты делаешь? — Монсальви попытался мягко воспрепятствовать Катрин, которая занялась тем, что снимала с него колет и развязывала тесёмки на его белой рубашке. — Арно, я делаю то, что хочу, предлагаю ко мне присоединиться, — с тёплым и немного ироничным кокетством нашлась, что ответить, молодая женщина, завлекающе и чуть хрипловато смеясь, слегка покусывая мочку уха Арно. — Да, моё однажды утраченное целомудрие под угрозой, — пошутил Арно, перехватив Катрин по-другому и уложив её на перину. Обеими руками он упирался в матрас своей кровати, глядя на молодую женщину потемневшими от желания и весело блестящими чёрными глазами. Во взгляде фиалковых глаз лежащей на перине Катрин плясали озорные искры, руками она обвивала шею Арно, тянулась к нему своим облачённым в простое серое платье телом, ласково улыбалась, так и норовя стащить с него ненавистную белую рубашку, скрывающую крепкие мускулы и накачанный торс. Рыцарь, нависая над ней, как заколдованный смотрел в её большие и выразительные глаза, сияющие теплотой и обожанием к нему, любовался нежными и изящными чертами на её лице треугольником, мог слегка подуть ей в лицо — от чего Катрин забавно и мило щурила глаза и хихикала. Его губы касались её прикрытых век и кончика носа, жадно приникали к полуоткрытым губам молодой женщины — словно к живительному источнику в мучительный зной. Катрин не менее страстно откликалась на эти ласки, роняя шёпотом, чтобы молодой человек вёл себя смелее и не боялся заставлять краснеть стены его комнаты. — Ты ведь правда этого хочешь сама? Если пока нет — ты вольна отказаться и уйти к себе, — прошептал Арно на ухо довольной и счастливо улыбающейся Катрин. — Вольна отказаться, но не собираюсь, — игриво и совсем легонько Катрин прикусила молодого человека за нижнюю губу. — Кусаться мне тут ещё будешь, лисица? — проронил Арно с напускной сердитостью, отплатив Катрин за эту дерзость тем, что страстно приник к её губам, к удовольствию молодой женщины. Нескоро ещё он смог оторваться от её губ. — Я не буду держать на тебя зла, если ты откажешься. Пользоваться нашей ситуацией не стану. — Это какой же ситуацией, о чём ты говоришь? Не возьмёшься пояснить этот момент? — кокетливо возмутилась Катрин, избавив Арно от его колета и отбросив предмет одежды в изножье кровати. — Дисбаланс власти, Катрин. Согласилась бы ты на это, будь у тебя в Орлеане своё жильё и высокий уровень дохода, если бы ты не была сейчас от меня в зависимости? — не прекращал Монсальви своих расспросов. — Разумеется, да. Согласилась бы очень охотно. Зачем столько сложностей? — недоумевала распалённая Катрин. — Ты уверена, что делаешь это по своему желанию, а не из благодарности за всё для тебя сделанное? Отдаваться кому-то из одной только признательности за заботу — плохая идея, — Арно чуть ниже склонился над Катрин. — Господи, Арно! Здесь спальня, а не монашеская келья! — пылко возмутилась Катрин, обвив руками его шею и приподнявшись на кровати, сев. — Любовью надо со мной заниматься, а не с моим разумом! — выразила она своё возмущение. — Или ты намекаешь мне, что полюбил за ум? — смягчившись, отпустила она ласковую шутку. Эти слова Катрин заставили молодого человека искренне зайтись в полном жизни смехе. — Надо же, какую особую красоту придал тебе гнев, — проронил он в мечтательной задумчивости. — Ты привлекателен, я чертовски привлекательна. Что время терять? — игриво сострила Катрин. Опираясь одной рукой на матрас, Арно с бережностью гладил другой рукой лицо молодой женщины, очерчивал пальцем черты её прекрасного лица. Обрадованная развитием событий, Катрин нетерпеливо стащила с Арно его рубашку, мужчина же мучился с завязками и крючками на её платье, поминая недобрым словом чертей и Люцифера, которые придумали по его мнению эти кошмарные крючки с завязками на одеждах любимых женщин, особенно таких прекрасных и волнующих как Катрин. Молодая женщина помогала ему избавлять её от одежды, облегчала задачу с завязками и крючками на её платье и нижней рубашке. Покончив со своим одеянием, которое она бросила в изножье кровати к колету Арно, Катрин помогла своему возлюбленному избавиться от штанов и утянула молодого человека на перину как можно ближе к себе, крепко прижалась своей обнажённой грудью к обнажённой груди его, страстно шептала, как давно она мечтала об этом с того дня, как переступила порог его дома. Пылко Арно шептал на ухо прижавшейся к нему Катрин, что ему не хватало её, что она ему нужна, и он мечтал о ней все эти годы, что ничем он не мог вытравить её из своих мыслей и сердца, она всегда была его наваждением — от которого он тщетно пытался заставить себя избавиться. Шептал ей, что не понимает, как она поняла, что без неё ему опротивела жизнь, и для него поблекли краски этого мира, выражал радость от её присутствия рядом с ним и просил никогда не пробуждать его к реальности от этого дивного сна. В мыслях своих безмерно счастливая Катрин праздновала немалую победу, ведь всё же Арно пришлось прекратить врать себе самому и ей, что он ненавидит её, что она ничто для него не значит. Ему пришлось признать, что бежать от себя и от своих чувств — это самое глупое и бессмысленное, что только могло прийти в голову молодому мужчине. И этот мужчина нашёл в себе смелости быть с ней искренним, не бояться открыть Катрин правду — что на самом деле к ней чувствует, как она ему дорога и важна, нашёл в себе храбрости сдаться на её милость. Без всяких сожалений в горячке ласк и жаре объятий, приникая к губам друг друга, поддавшись бушующему в венах пламени, Катрин и Арно к взаимной радости счастливо забылись на смятых простынях не занавешенной пологом кровати, оба позволили себе отдаться этому блаженному безумству. Полуночная гроза за закрытыми оконными ставнями нисколько не волновала мужчину и женщину, вкушающих наслаждение в объятиях друг друга. Их взгляды словно прожигали насквозь, предваряя близкий финал — падение стены из непонимания, злобы, обид и отчуждения, которой Арно совершенно бессмысленно пытался долгое время отгородиться от Катрин, к своему счастью — поняв бесполезность этого. Их души сцепились голодным зверьём, но разгорячённым от ласк телам было безумно этого мало, и они жаждали всё больше и больше. И наутро два безумных сердца, застонав, как будто бы на мгновения умерли, чтобы вновь возродиться для крика натянутых струн, чтобы вновь стать арфой друг для друга, когда нервы звенят сталью. Оба, мужчина и женщина, понимали, что они ещё не раз будут погибать и возрождаться в этих невидимых битвах чувств и желаний, не раз радость от взаимных обладания и отдачи будет согревать их изнутри. Они оба будут с готовностью глотать этот медленный яд, что сжигает их без остатка, и пусть всё катится в Тартар, да поможет на грани припадка им удержаться Бог… Как в воду Арно и Катрин бросались в объятия друг друга не раз за эту ночь, снова пальцы скользили по плечу, и вырвать корень этой ядовитой любви не мог и не хотел никто из них. Счастливые и обессилевшие, объятые сладкой негой, они, крепко обнявшись после пьянящей близости, лежали на кровати и смотрели друг на друга восторженно сияющими глазами, тепло улыбаясь. — Как же я давно этого хотела, — нарушила молчание Катрин, коснувшись губами плеча Арно. — Знаешь, я хотел того же, — признался ей Арно, зарывшись лицом в остриженный шёлк золотых волос Катрин. — Впервые за последние годы чувствую себя живым. — Знаешь, Арно, мне так нравится жить бок о бок с тобой, узнавать тебя с новых сторон. Например, я не могла бы никогда раньше предположить, что ты очень талантливый повар, — сделала Катрин комплимент возлюбленному. — В детстве я очень много бедокурил, матушка в качестве наказания отправляла меня в ссылку на кухню, там и у нашей кухарки Марион готовить выучился, и это стало моим увлечением, — с мягкой усмешкой поделился Арно этим воспоминанием с молодой женщиной. — А если бы твоя матушка запирала тебя в библиотеке — ты бы увлёкся писательством? — поинтересовалась Катрин. — Кто знает… — улыбнулся своим мыслям Монсальви. — Так уютно и спокойно на душе, я тела почти не чувствую. Надо будет мне чаще к тебе приставать, — отпустила Катрин эту недвусмысленную фразу, нежно поправив тонкой ладонью чёлку Арно. Мужчина перехватил её запястье и коснулся его губами. — Быть во власти молодой, прекрасной и пленительной женщины? Почему бы и да… — проронил Арно, поцеловав в висок крепче к нему прижавшуюся Катрин. «Пусть это станет погибелью мне, но я хочу забывать обо всём наедине с этой женщиной, имею же я право хоть немного быть счастливым, с ней!» — поселилась исполненная внутреннего бунта мысль в голове Монсальви.