Возрождение

      Небесное светило сильно грело желтый песок и человеческие тела. Все бывалые и познавшие жизнь в этом месте жители Майами спрятались по своим уютным домам и квартирам, только бы не схлопотать солнечный удар от такой погоды. Лишь мелкие серые крысы сновали по опустевшим бордюрам прибрежной зоны. Пыль и песок переносило слабым ветерком с моря, создавая всё более неприятные условия для существования млекопитающих, у которых есть слизистые оболочки.       В определенной части прибрежной зоны, отведенной в основном под туристические цели, можно было обнаружить несколько шикарных пляжних домов. Одна пляжная вилла издавала громкую музыку днём и ночью. Точнее, звуки, похожие на музыку. Порой это было бесконечное постукивание в поисках идеального ритма, иногда бесконечный перебор гитарных струн в рамках одних аккордов, что начинало сводить с ума всех в округе. Иногда дом излучал озорной гогот и крики, заставляя сомневаться в благоразумности его постояльцев. Но никто не мог прекратить это безумие, никто не мог прийти и постучать, заставив соседей вести себя потише. Дебоширы очевидно знали чем они собирались заниматься, а поэтому все продумали заранее. Договор частной аренды точно указывал условия непроникновения третьих лиц на территорию дома.       Администратор пансионата уже успел много раз пожалеть, что согласился сдать дом этой группе музыкантов с множеством инструментов. Он даже внес телефонный номер, с которого происходило бронирование, в чёрный список отеля, чтобы больше никто и никогда не зарезервировал для этой компании у них домик.       По правде говоря, администратор первоначально думал, что дом снимет какая-то парочка, которая будет выходные напролет заниматься сексом, нежелая вмешательств в их личную жизнь. А сейчас он даже не может назвать точное количество человек, проживающих в этом злосчастном домике. Начальство уж точно не похвалит его за множество жалоб других гостей на ужасно громкий звук скрежета и издевательства из того самого дома. Ему оставалось лишь ожидать окончания срока аренды, а затем он собирался высказать молодым людям все свое недовольство в лицо.       — Этот звук просто ужасный, ты худший барабанщик в истории! — смеялся Эмерсон, смотря, как его брат нелепо издевается над его барабанной установкой.       Эмерсон и не собирался думать о заботах администратора, позволяя своему брату устраивать анархию за его установкой. Ремингтон честно пытался соблюсти хоть какой-то ритм вначале, но после просто решил по очереди бить по любой поверхности, что попадалась ему на глаза. Сам же он орал во всё горло строчки, которые придумывал на ходу:       Моя душа почти мертва,       Ведь рядом ты, а я — пустяк.       Мужчин совсем я не терплю,       Но для тебя я все смолчу.       — Я все ещё лучше тебя! — наконец отвлекся Лейт от инструмента и вернул все части в целости своему младшему брату. Ему нравилось просто дурачится и позволять своим эмоциям выходить на поверхность. Удивительно, как мало надо, чтобы чувствовать душевный подъем и даже счастье. Затем он направился на кухню дома в поисках чего бы можно было бы промочить горло.       — … история, конечно, так себе, — говорил Себастьян, когда брат вошел в комнату. — Но какой им толк все переписывать?       По тону брата он сразу распознал его удивление, кажется для Данцига история звучала какой-то феерично фантастикой, реальность которой он не мог осознать. Ремингтон застал диалог двоих в подвешенном состоянии, впрочем, он знал все подробности этой истории последних дней, так что даже нужды вникать в слова не было.       — Тогда у лейбла останутся записи, которые они смогут доить для прибыли, а еще пропадет проблема получения разрешения от меня, чтобы они могли выступать. Так что для них одни плюсы, — невесело развернула руки девушка.       Рем прошел мимо них, бросив только косой взгляд на свою подругу — в последнее время он постоянно обращал внимание на её глаза, чтобы определить, плачет ли она, но сейчас, кажется, она просто была подавлена. Его собственные успехи в записи и карьере заставляли чувствовать его немного виноватым, когда ей приходилось переживать подобное. Он тщетно пытался найти причину это ощущения вины, но так и не мог ничего выцепить в себе. Парень вытащил бутылку пива для себя, потом, немного подумав, и для Лиз. Он уже собирался открыть ее, как услышал:       — Если это для меня, то я не буду, — очень тихо разрезала воздух блондинка своим голосом.       — Тогда для тебя? — улыбнувшись, обратился Лейт к старшему брату.       — Раз дама не хочет, то я не буду отказываться, — усмехнулся Данциг, а затем продолжил, — Так забавно, что я постоянно слышал эти перешептывания, что у тебя, да и у Пейдж были вечные проблемы с алкоголем. Мы тут уже второй день, а ты почти ничего и не пила.       — Да, люди и пресса любила приписывать нам все возможные зависимости, — воспоминания заставили женщину исказить своё лицо в грустной улыбке. — Но я не фанат пить, когда не хочу, поэтому я и не пью.       Ее слова нельзя было назвать правдой, как впрочем и ложью. Зависимость дело трудное тяжелое во многом из-за того, что она не возникает из ниоткуда и мгновенно. Её бывает сложно осознать, особенно, когда общество не порицает определённых действий. Ежедневное употребление алкоголя, болеутоляющего или жирной еды заставляет тебя ощущать, что это нормально, что все так живут. Однако насколько это действительно может тебе подходить — вопрос на миллион. Лиз отчаянно хотела верить, что у нее не было проблем с алкоголем и веществами, поэтому она периодически заставляла себя делать паузу и ничего не употреблять. В конце концов она все равно что-то выпивала, но знание того, что она может жить без зависимости, заглушало ее голос разума. В комнате повисла неприятная пауза. Себастьян сразу же прикусил язык, когда осознал, какую некорректную мысль он воспроизвел вслух. Не бывает ничего хуже, чем упоминание прошедших дней давно минувших лет.       — Прости, я не должен был этого говорить… — попытался он исправить ситуацию.       — Брось, это давно уже не моя больная тема, тебе не о чем переживать, — перебила его девушка и попыталась показать максимально доброжелательное выражение лица. — Лет пять назад я бы сорвалась на тебя за такое, но сейчас мне все равно. Это сплетни моя наименьшая проблема, все познается в сравнении, да?       После ее громкого ухода пресса постоянно вбрасывала грязные подробности из первых уст, и если вначале девушка была уверена, что это происки пиар отдела ее лейбла, то спустя годы она уже не знала кто и зачем это делает. Вероятно, некоторые газетенки таким образом пытались повысить свою читаемость за счет ее имени.       — К сожалению, должен согласиться, — встрял Лейт. — И пока вы тут не устроили траур, то может воспользуемся тем, что мы сидим в Майми и наконец искупаемся в океане?       Эмерсон в соседней комнате начал отстукивать ритм, попеременно добавляя те или иные ударные элементы. Грохот снова заполонил дом, дав ему буквально пять минут молчания.       — Да, хорошая идея, иначе я скорой сойду с ума. Не представляю как раньше я могла торчать в студии сутками и выслушивать этот ужас, — весело улыбнулась девушка. Братья также одобрительно кивнули ей в ответ, радуясь, что сошли с тропы сложных тем. Вода была словно молоко: теплая и немного взболтанная, сквозь нее не было видно дна, но и противно не было. Тем не менее стоило лишь немного отплыть от прекрасного жёлтого берега как голени стали касаться по настоящему холодной воды.       — Ты хорошо плаваешь, — откликнулся рядом Ремингтон. Пара остановилась, чтобы немного перевести дух. Они неплохо так успели отплыть, что немногочисленные люди превратились в небольшие пятна на песке.       — Это единственный спорт, который не вызывает у меня раздражение, если честно. К тому же в плавание сложно повредить себе суставы, в отличии от зала.       — Но ты очень быстрая, на середине я думал, что задохнусь, у меня нет столько дыхания.       — Когда-то мой учитель по вокалу советовала мне учиться задерживать дыхание, так что это стало моей постоянной практикой. Ты тоже хорошо плаваешь, поплыл со мной так далеко от берега, обычно никто не соглашается, — расхохоталась девушка своим же образам в голове.       И правда, ее постоянно отговаривали от заплытия в глубокие воды, рассказывая всякие страшилки про морских тварей, воронки с течением и темнотой морского дна.       — Это достаточно страшный опыт плыть так далеко, но не мог же я оставить тебя. У меня тут кажется скоро ногу начнет сводить, может поплывем поближе к берегу? — Жаластливо спросил он, надеясь на снихождение. Ремингтон действительно не чувствовал себя в безопасности.       Она кивнула ему, с задором намекая, что снова постарается обогнать его. Он же не мог допустить проигрыша ей снова, азарт соревнования заставил забыть о ноге, и с грохотом и брызгами они поплыли по направлению к берегу. В этом смысле мужчина чувствовал себя рядом с ней абсолютно свободным и открытым, рядом с ней существовала такая же веселая конкуренция, как и рядом с его братьями, а это не могло не наводить его на определенные мысли.       Рем пытался ухватить девушку за бедра, когда они оказались на безопасной глубине. Ему хотелось прижать ее к себе и раскрутить, но Лиз каким-то чудесным образом выскальзывала из его рук в последний момент. Она, громко хохоча, уплывала от него вдоль береговой линии, оставляя после себя много брызг, которые лишь больше тормозили его.       — Стой! — кричал парень. — Ты как медуза, ты что женщина-желе?       Лиз лишь еще громче рассмеялась. Ей было весело, правда весело, но из-за засевшего чувства тревоги последнего времени она неестественно громко смеялась. Она слышала себя как будто со стороны, ей не хотелось, чтобы кто-то заметил эту ее странную отстраненность от собственных эмоций. Страх и беспокойство заставляли выражать позитивные эмоции сильнее. Почему-то думалось, что так можно отогнать негатив.       — Попалась, — воскликнул он, когда ему наконец удалось схватить девушку. Он легко подкинул ее немного вверх, а потом бросил в воду, от чего она погрузила с головой в морскую пучину.       Ей не было страшно, хоть она и не ожидала, что противная соленая вода проникнет в ноздри и начнет неприятно щипать в носоглотке. Наоборот, она словила себя на мысли, что это приятно, когда рядом есть кто-то кто может ее спасти. Кто-то на кого можно положиться.       «Ты не можешь никому доверять, а уж тем более своему чувству влюбленности», — сразу же возникли слова Кейт в ее голове. Как же сложно напоминать себе, что это, возможно, ложное чувство безопасности. Как же страшно отдаваться ему.       Девушка вынурнула из воды, жадно глотая воздух и попутно пытаясь прочистить нос от неприятного ощущения. Солнце, душный воздух и немного прохладная вода заставили ее тело ощутить себя свободной. Все кажется волшебным и каким-то нереальным, когда отвлекаешься на очень обычные и простые вещи в середине бури своей собственной жизни.       Лиззи смотрела на мужчину внимательно, отмечая его мокрые, приклеенные к лицу волосы, как легкий загар покрывал его шею и ключицу, как его грудная клетка поднималась и отпускалась от только что проделанного спринта.       — О чем ты так загадочно думаешь? — решил уточнить Ремингтон, заметив на сколько внимательно она его рассматривает.       — Думаю как хорошо просто проводить время, плавать, веселиться, разговаривать. Просто … быть, жить эту жизнь, — немного смушенно ответила девушка. Рассказывать про свои мысли может быть очень странным опытом, никогда не знаешь насколько неестественно все это прозвучит вслух.       — Наслаждаешься моментом?       — Да, что-то вроде того. С вами весело, ребята.       И взаправду давно не было таких простых дружеских дней, где все веселятся, болтают ни о чем и обо всем сразу. Дома как будто была пустота. Дома никого не было.       — Если тебе так весело с нами, то почему у тебя такой грустный вид? — с улыбкой уточнил Лейт.       Девушке пришлось прикусить язык, чтобы ком в горле не стал причиной опасного положения. Видимо, пришло время рассказать важные вещи. Она все оттягивала, надеясь найти более удачный момент, но может ли такой момент вообще наступить? Ей пришлось набраться смелости, чтобы произнести хоть что-то, и когда пауза уже стала слишком затяжной, она наконец произнесла:       — Мне скоро возвращаться, — очень тихо ответила Лиз, надеясь, что эти слова улетят куда-то в космос и никогда не дойдут до парня.       — Куда? — немного непонимая, решил уточнить Ремингтон. На самом деле он сразу понял про что шла речь, но слишком сильно надеялся услышать что-то другое.       — Домой.       — В Лондон?       — Да.       Он не знал, что ещё у нее спросить. Его голову заполонили миллион вопросов, но сам он не был уверен, что готов слышать ответ хотя бы на один из них. Сам Лейт болтался в воде, медленно перебирая ногами. Это подвешенное состояние точно совпадало с их совместным ощущением сложившейся ситуации. Наконец он решил уточнить, рассчитывая услышать хорошие новости:       — И когда ты вернешься?       — Я не знаю, я пока не планировала возвращаться в США, — к сожалению, она не могла обрадовать его хоть несколько позитивными новостями. Она вернулась в эту страну по одному конкретному делу и теперь оно близится к завершению. Эти сложившиеся отношения лишь все усложняют.       — И ты уже приняла решение? Насчет суда…       Лиз снова задумалась, что конкретно будет безопасно рассказать? Насколько это имеет отношение к ним самим в данный момент?       — Я не буду это с тобой обсуждать, — неестественно резко и грубо ответила женщина.       — Я тебя понял, — обреченно ответил он.       Что-то внутри него опустилась вниз живота, что-то внутри прокричало «уходи». Он развернулся к недавно такому далекому берегу и поплыл к нему. Выйдя из воды, схватил полотенце с песка и, накинув его на плечи, пошел в сторону дома. Женщина поспешила выбраться из воды и молча последовала за ним. Ее начало изнурять чувство вины. Тот час хотелось переиграть ситуацию, найти какие-то другие слова, другое время — она точно не хотела причинять боль ему, она точно не хотела заставлять его разочаровываться в себе.       Лейт зашел в дом и, минуя все разговоры, отправился на второй этаж, громко хлопнув затем дверью одной из спален. Он направился в душ, снял с себя мокрую одежду, которая противно облипала его тело, как и вся ситуация целиком, и начал гелем для душа смывать с себя соль и остатки песка. Он специально сконцентрировался на своих движениях, чтобы мысли в его голове проносились и не останавливались.       «Черт, она просто вот так возьмёт и уедет? Все что было в последние недели просто ни к чему не вело? Это игра какая-то, правила которой я не знаю?» — много вопросов он задавал себе и также быстро отвергал их. Нужен ли ответ на что-то, когда ты знаешь, что ответ тебе не понравится?       На первом этаже Лиз осталась на кухню с Себастьяном, который сразу заметил, что что-то пошло не так.       — Что вы не поделили? — в шуточной форме спросил он.       Лиз немного помялась, ведь между ней и Себастьяном не было крепких отношений. Да она, по сути, видела его второй раз в жизни, однако ей необходимо разговаривать в такие моменты, все держать в себе было слишком тяжело.       — Я сказала, что скоро уезжаю, и не представляю, когда вернусь. И он просто убежал от меня, — негодовала девушка.       Ей претила идея бежать на второй этаж и выяснять отношения. Для нее разговоры — важна часть регуляции отношений, но унижаться и бежать за другим человеком она не была готова. Она уже не раз страдала от отношений с людьми, которые не готовы были разговаривать. Черт, да даже вся ситуация с The Flex — это результат, где они все просто так и не смогли найти времени сесть и поговорить. Девушка так устала от эмоциональной закрытости окружающих людей, что ей просто физически было неприятно находиться в такой ситуации как всегда.       — И вы не говорили об этом раньше? — удивился Данциг. Ему эта тема казалась такой базовой и логичной. Если люди живут на разных континентах и собираются быть вместе, то такие вещи должны обсуждаться в самом начале.       — Нет, мы… Слишком мало времени прошло, чтобы обсуждать такие глобальные вещи.       — Возможно, но теперь ты разбила сердце моему брату, разве это проще?       — Нет, но мы же взрослые люди. Мы можем говорить об этом. Разве я должна чувствовать себя виноватой, что живу в другом месте?       Она немного помолчала, задумавшись о том, как вся эта ситуация воспринимается со стороны. Карстен чувствовала себя глупо, что довела всю эту тему до такого состояния, но также она отрицала свою вину и ответственность во всём этом деле. Ей искренне казалось, что не она должна была инициировать этот диалог, ведь Ремингтон заранее знал, что она тут не живет, и должен был понимать, что всё это приведет к отношениям на расстоянии. Наконец она сказала:       — Думаешь, нужно пойти и поговорить? Думаешь, он будет со мной разговаривать?       — Вам необходимо поговорить, — с улыбкой ответил Себастьян. — Или ты признаешь, что всё ваше общение развалится только от одного недопонимания или недоговорённости? А если он окажется упертым, передай, что я дам ему подзатыльника.       Небольшая детская обида заиграла в ней. Почему именно она должна идти и разговаривать? Почему именно она должна делать первый шаг? Ей очень хотелось бы избежать этой ответственности, но кто, как не она должна нести её за свою жизнь и поступки? Ощущение доброты и ласки в словах старшего брата заставили её немного расслабиться. Когда знаешь, что кто-то находится на твоей стороне, чувствуешь себя намного увереннее.       Помявшись, девушка отправилась по лестнице на второй этаж. Спальня оказалась в порядке, таком же, как и прежде, из ванной комнаты доносились звуки воды. Она огляделась: посреди стояла разобранная кровать с десяток подушек, на широком подоконнике в комнате стояло множество небольших горшков с растениями, в одном из углов находился плетенный стеллаж с декоративными книгами, журналами и свечами. Одну стену занимала дверь в ванную комнату вместе с интерьерными плакатами, противоположная стена же состояла из большого зеркала, обвешанного декоративными комнатными лианами. На полу валялись несколько пар мужской и женской обуви.       Тяжело вздохнув, Лиз постучала в дверь. Ответа не последовало. Тогда она снова постучала. И снова ничего не изменилось. Тогда она более громко и настойчиво начала ударять кулаком по двери. В этот раз мужской голос наконец отозвался:       — Занято!       — Нам нужно поговорить, — с неправильной и довольно громкой интонацией проговорила девушка. Ее настигала волна волнения, из-за чего она терялась в пространстве.       — Мне кажется, мы уже закончили.       — Как закончишь — мы поговорим, — игнорируя его колкость, проинформировала девушка.       Ей хотелось провалиться сквозь землю пока она сидела на кровати и ждала его. Сегодня утром они нежились в этой самой постели и разговаривали так спокойно и открыто, а сейчас её тяготило ожидание и непонимание того, что говорить и делать дальше. Как будто на ней какое-то проклятие и она вечно всё портит. Опять. Она размышляла о том, был ли у них шанс: они знакомы всего пару недель, их отношения едва ли можно назвать отношениями, переживет ли все это расстояние в тысячи километров?       Лиззи знала, что ей необходимо концентрироваться на себе, на своей жизни, на своих планах. Но было ли у нее что-то в голове? Знала ли она чего хочет? Если бы кто-то спросил у нее как она видит свою жизнь через пять лет, то она вероятнее всего ответила бы «Не знаю».       Хотела ли она писать и выпускать музыку? Заняться бизнесом? А может завести семью и детей?       Ей было страшно представлять такие планы в своей голове, ведь это просто небылицы. Такие приятные небылицы. Страшно поверить во что-то хорошее, а потом разочароваться.       «Было ли правильным тянуть в такой момент Ремингтона за собой?»       Дверь ванной распахнулась, молодой человек вышел с повязанным полотенцем на бедрах. Комната постепенно заполняться теплым паром после душа. Он присел рядом и смотрел прямо на нее. Ей ужасно захотелось прочесть его мысли. О чем он думал, когда так внимательно смотрит? Что он чувствует? Разочарование? Отвращение? Надо было что-то сказать. Желательно что-то, что разрядит обстановку и решит все проблемы сразу. К сожалению, таким знанием Лиз не обладала.       — Прости, что так вылила это все на тебя, — тихо пробормотала она.       Извинение — хороший способ начать диалог.       — Ты не виновата, я сам должен был думать о таком заранее. Я просто на что-то надеялся и все пошло не туда, — также тихо ответил он.       — От того что я уеду мы не обязаны переставать общаться.       — Да, но я буду занят записями, а потом турами, а затем снова записями. А ты будешь занята своими записями и турами. Это в целом тяжелый сценарий, но когда еще нас разделяет и океан… Все усложняется вдвойне, — он немного помолчал, а затем решил добавить. — Я почему-то был уверен, что ты возвращаешься в весь этот мир. Я думал ты тут надолго и тогда все могло бы быть по-другому.       — Правда в том, Рем, что мне некуда здесь возвращаться. Раньше тут была вся моя жизнь, все мои друзья, но затем случилось что случилось. Все как будто смогли жить дальше, а я … — ее голос предательски задрожал, она остановилась, чтобы проглотить ком в горле. — А я осталась на месте где-то там, далеко от всех. Я знаю, как это выглядит со стороны. Будто я могу просто взять и вернуться, снова работать, записывать, выступать. Но правда в том, что я не хочу. Мне все это как будто больше не нужно. Но у меня все это есть, и я боюсь потерять вообще все. Я все тот же человек, у меня все та же власть и аудитория. Только теперь я понятия не имею зачем мне все это. Я возвращаюсь в Лондон, потому что там все проще. Там нет стольких воспоминаний. Там я могу работать, просто механически работать, чтобы не подводить мою команду. Понимаешь? За мной стоит целая группа людей, если я сдамся, то все они останутся без работы. Меня злило, что меня всего лишили, что отобрали мое детище, но правда в том, что теперь мне становится все равно. Эта история искалечила меня, и я просто нуждаюсь в том, чтобы жить нормальную жизнь снова.       — Ты хочешь согласиться на предложение? — опешил Ремингтон, только под конец он осознав, что она пыталась ему сказать.       — Я не вижу смысла отказывать. Они пойдут своей дорогой, а я — своей. Я считаю, что в мире есть справедливость и их еще накажут за их поступок, а мне нужно нести ответственность за свои выборы и поступки. Хотя я по правде не очень это умею.       — Но ты так долго боролась с ними, у тебя же есть шансы победить?       — Есть, но сколько это займет по времени? Еще год? Может полтора? Я итак потратила слишком много времени на эту историю. Я устала. Я просто хочу перелистнуть эту страницу и наконец определиться, что будет потом. Я буду рада, если ты будешь заезжать ко мне в Лондон, но пока большего я не могу тебе дать. Я хочу быть честной с тобой, потому что ты этого заслуживаешь, — девушка немного повременила прежде чем продолжить. — Ты мне очень нравишься, правда, — она словила его улыбку. — Если ты будешь моим спутником, то я буду рада, но я должна думать о себе в первую очередь. Возможно впервые в жизни я должна наконец делать то, что я хочу и считаю правильным без оглядки на кого-либо.       Их диалог продолжался еще долго, они обсуждали свои стремления, мужчина делился своими планами и соображениями. Он обещал ее поддерживать и быть по-настоящему хорошим другом. Они обсуждали, что было бы хорошо летом встретиться в Европе для совместного отдыха. Какие виды им повидать, с какими людьми друг друга познакомить. Они говорили про музыку и фильмы, советовали что посмотреть и послушать друг другу. Они говорили и говорили, смеялись, но оба чувствовали тоску по тому, насколько в неправильный момент времени они нашли друг друга.       Понятия совместимости не существует, бывает лишь неправильное время и разное стремление.