***
...В ушах настойчиво звучала одна из давно знакомых мелодий, которые так хотел бы сыграть на фортепиано, подарить им вновь ту жизнь и свободу в дрожащих струнах. Но вместо этого... Вместо этого реальность вновь решила испытывать на прочность, как и всегда. — И как ты объяснишь это? — довольно холодным тоном спросил Лу Хань, упираясь одной ладонью о письменный стол кабинета, а в другой сжимая то самое приглашение, о котором едва не успел позабыть. Ифань на миг взглянул на него, затем на такого же хмурого Тао рядом, и заметно напряжённо сжал кулаки. Как всё так вышло? — ...Значит вы уже дома? Хорошо, мам, спасибо, что позвонила, — совершенно легко и беззаботно, Сехун говорил по телефону, когда переступил порог кабинета. В миг, когда сбросил вызов, немного удивлённо застыл, глядя на эту неловкую сцену. — А что здесь происходит, можете мне объяснить? — Очень интересно, и что же может значить то, что это чёртово приглашение от Хэмин всё ещё здесь! — довольно холодно отчеканил Лу, с силой впечатывая глянцевый картон ладонью о столешницу. О немного неловко прикусил губу, лишь мельком глянув на друга, после чего вернулся к двери и тихо закрыл за собой. — Как интересно, по такой глупой причине мне ещё не предьявляли обвинений, — довольно колко заметил Ву, тут же смыкая руки в замок. — По-твоему это смешно? — тут же отчеканил Тао. — Зачем тебе лезть в это? — За тем, что вы упускаете свой шанс начать новую жизнь. — Гэ, я ведь говорил тебе – Хэмин не та, кто стоит внимания, — задумчиво сказал младший, всё ещё опираясь спиной о дверь. — А вы не думали, почему она прислала вам приглашение? — Ты правда не понимаешь, что этой сучке не рады в нашем доме?! — заметно повысил голос Хань. — Так какого чёрта ты решил, что можешь так просто влезать в наше прошлое? — Разве вы не делаете тоже самое со мной? — кажется, Ифань совершенно спокоен и эти странные обвинения никак его не задевали. Но нет – на самом деле, было всё также больно и мерзко. — Вы все так или иначе стремитесь разворошить моё прошлое, которое точно было куда мрачнее вашего. Разве это честно? — Тему не переводи! — подобное уже начинало злить и Цзытао явно не мог скрыть это. — То есть вы собираетесь снова сдаться и сбежать? Сбежать и этим доказать ей свою нынешнюю ничтожность? — Замолчи... — эти слова больно задевали, будучи той самой правдой, которую отказывался принимать. Тао едва мог выдерживать взгляд, борясь со стойким желанием вновь отвести, смотреть куда-угодно, но только не на него. — Знаете, что о вас думают другие работники этого дома? Или мне озвучить? Они все знают вас намного дольше меня, но что-то ни разу ещё никто не сказал о том, что вас есть за что уважать. — Замолчи... — это было похоже на пытку и Тао сам бы хотел сбежать, но не мог – он загнан в угол в той самой попытке сбежать от реальности. А сейчас даже не мог ничего возразить. Любой его шаг сейчас будет считаться поражением, поэтому как можно дольше пытался удерживать чужой взгляд. — Вы даже не можете представить, что люди с похожими травмами как у вас, живут именно так, как им это нравится. Занимаются любимым делом, общаются и заводят знакомства, и плевать на то, что на них могут косо смотреть – потому что это их жизнь, и она всего одна. Все они живут лишь по одному правилу – не позволять другим себя жалеть. Но... Вам, кажется, нравится, когда все вокруг к вам снисходительны, что вас просто жалеют. Вам ещё не противно от того, насколько сильно вся ваша жизнь обросла этой фальшью из лицемерия и жалости? — Прекрати сейчас же! — попытался вмешаться Лу, но... — Поэтому я не хочу покидать этот дом, — наконец признался Тао, побеждённо опуская глаза, блестящие от слёз. И это его признание так удивляло, будто в миг перед ними появлялся совершенно другой, незнакомый человек. — Хотя бы здесь меня не хотят жалеть, пускай и не говорят это прямо. Им просто не за что меня жалеть, после всех моих ошибок. — Тао... — Хань медленно выпрямился, глядя на него, и не решался ничего сказать. Лишь на миг поднял взгляд на такого же молчаливого Сехуна, что медленно подошёл ближе и остановился у окна. — И поэтому вы хотите отказаться от всего, чтобы существовать здесь? — уже без тех колкостей спросил Ву, вновь глядя в тёмные глаза Тао. Затем медленно разжал и опустил руки, делая шаг навстречу – намеренно остановился в пределах полметра и наклонился, заглядывая прямо в глаза. — У вас уже есть ключ от двери, но вы им не хотите воспользоваться. — Потому что я всегда сбегаю от проблем, — вздохнул Цзытао, но опускать глаза в этот раз уже не стал, — я не умею иначе. — Но первые шаги вы ведь уже смогли сделать, когда пересилили страх и поговорили с Сюмином. Хотите, я научу вас жить заново? — и снова эта лёгкая, милая улыбка, от которой почему-то на сердце становилось теплее. Как будто маленькая скромная вестница души, нежно шепчущая о том, что обладатель этой улыбки никогда не причинит боль. В это хотелось верить, и, незаметно, это эфемерное ощущение тепла и защиты успокаивало шторм в мятежном море души. Тао всматривался в глаза Ву и словно терялся в маленьких осколочках ночного неба со своими звёздами – это странное чувство, так внезапно поселившееся в сердце, было так не похоже на любые другие, но в этом всё его очарование. — И как...ты собираешься это сделать? — этот вопрос явно был не тем, что хотел сказать, но... Ифань выпрямился, всё ещё продолжая улыбаться той же скромной и милой улыбкой, что едва лишь трогала уголки его губ. Время вокруг как будто вновь стало вязким и тягучим, а мир дальше пределов их осязания словно померк и утратил свои яркость красок и чёткость звуков. — Вы показали мне свой мир – мир роскоши, красоты и одиночества. Я же хочу показать вам свой мир – мир громкого молчания, музыки и настоящих эмоций. Возможно, наши миры слишком разные, но кто знает, может вы тоже станете такой же частью моего мира, как вчера я стал частью вашего. Можете не отвечать мне сейчас – у вас ещё есть время подумать до пятницы. — И как тебе это нравится, Лу Хань? — насмешливо спросил Сехун, вновь напоминая о своём присутствии, чем безвозвратно разрушил этот хрупкий момент. Он наконец обернулся и подошёл ближе, опираясь плечом о стену рядом с Лу, стоящим в зеркальной позе. — Крис-гэ способен любой спор обставить так, чтобы не было победителей и проигравших. — Это точно, ещё в первую встречу, когда пришёл устраиваться на работу, обставил всё так, что Тао сам захотел взять его на работу. Как у него вообще это выходит? — искренне удивлялся Хань, следя за ходом этого разговора. Цзытао только вздохнул, едва не закатывая глаза. — Вы же в курсе, что я всё слышу? Мы буквально на расстоянии двух метров. — Да ну, а я думал мы для тебя уже просто предметы интерьера и нас можно запросто игнорировать, — иронично заметил О, чем вызвал смешок у рядом стоящего Лу. — Сехун, ты сам заткнёшься или мне тебя переехать? — как-то даже не раздумывая бросил очередную колкость в его сторону. Но тут же оба замолчали, отвлекаясь на тихий смешок. Ифань приглушённо пырснул и расхохотался. Его смех, звонкий и мягкий, был чем-то новым и необьяснимо прекрасным, что заставляло забыть обо всём плохом и просто улыбаться, если не поддержать этот смех. — Чёрт, и почему это всегда так смешно, если за такие шутки мы все будем гореть в Аду? Простите, — он продолжал хохотать, глядя чуть в сторону и прикрывая рот тыльной стороной ладони, пока широкие плечи заметно подскакивали на этих смешках. — Узнаю прежнего Тао, — тепло улыбнулся Лу Хань, — колкие шутки и самоирония на месте. — Да, и опять он меня переиграл в этом, — с наигранной досадой заметил Сехун, сам украдкой улыбаясь. Сам же Тао, хоть и чувствовал прилив уверенности от слов братьев, но всё же его внимание в этот миг зациклилось лишь на одной мысли. О том, какой же красивый у Ифаня смех. И это заставляло улыбаться даже больше, чем всё остальное. — Я согласен, — наконец чётко ответил, а уже в следующий миг вновь встретился взглядом с Ву. Тот на миг замолчал, как-то немного неловко, и улыбка стала такой же несколько неловкой, более скованной, чем прежде. Но причину этому пока было сложно объяснить. Тао, сколько мог, приложил усилий, чтобы слегка перевернуть левую руку ладонью вверх, и уверенно добавил: — Покажи мне свой мир, Ифань. Пожалуйста. Ифань сделал ещё шаг навстречу и осторожно обхватил его хрупкую, едва ли не фарфоровую, руку – так, словно боялся сломать, но вместе с тем не хотел отпускать. На самом деле не хотел. — Так, всё это конечно хорошо, очень красиво, как с полотен Рембрандта, но вы не забыли, с чего начался весь этот разговор? — снова вмешался Сехун и теперь уже глаза закатывать настала очередь Лу. — Сехун, можешь просто заткнуться? Ты портишь всю атмосферу, которую создаёт Ифань. — Ну извините, не я эту стрелку забивал, так что претензии не ко мне! — отчеканил младший. — И вообще, после всего этого разговора, мне кажется, это приглашение – такая незначительная фигня, на которую даже тратить время не хочется. Я прав, гэ? — Может и прав, а может и нет, — согласился Ву, плавно отпуская чужую руку и слегка опираясь на письменный стол. — Если у вас с ней взаимная неприязнь, что мешает испортить ей настроение в день свадьбы? — Иногда мне кажется, что гэ и правда сын Гермеса, — как бы невзначай заметил Сехун, чуть склоняясь к Ханю и говоря это в полголоса. После чего оттолкнулся от стены и щёлкнул пальцами. — Я точно в деле. — Считаешь, что заявиться к ней на свадьбу это хорошая идея? — немного неуверенно и даже настороженно спросил Цзытао. — Ну, ваша бывшая точно не считает это хорошей идеей, иначе бы просто не стала бы присылать приглашение. По её логике, если откажитесь, то лишний раз докажите, что после травмы не способны перебороть свой страх и просто сбегаете. — Но если Тао всё же согласится, разве это не будет значить, что простил ей измены и предательство? — заметил Лу, всё ещё не совсем уверенный в том, что это стоит обсуждать. — Не обязательно! — практически одновременно возразили на это О и Ву, после чего последний хитро улыбнулся. — Это ведь то, о чём я говорил – не позволить другим себя жалеть. Чтобы этого избежать, нужно просто дать понять остальным, что вам не нужна жалость, — говоря это, снова на миг встретился взглядом с Тао, затем также мимолётно оглянулся на Лу Ханя и Сехуна. — Всё равно, я думаю, что это плохая идея, — Хань сам сомкнул руки в замок и выгнул брови, явно давая понять, что не станет участвовать в этом и явно уверен в том, что Тао его поддержит. Вот только... — Стоит попробовать, — неожиданно выдал тот, чем пошатнул такую уверенность. Лу только вздохнул, с досадой потирая пальцами лоб. — Как знаете, но я не попрусь на эту свадьбу, увольте. — Не волнуйся, Лу, я потом сниму всё на видео и расскажу в деталях, — засмеялся Сехун, лишь немного задевая его плечом. Последовавший за этим взгляд, способный выдать мысли старшего, конечно же, остался незамеченным. — Так как эту крепость брать будем? — Есть время подумать, раз приглашение на 8е число, — заметил Ифань, лишь на миг посмотрев на само приглашение, после чего снова выпрямился. — А сейчас, если мы уладили все разногласия, я бы хотел вернуться в зал и снова сыграть для вас. — Предложение, от которого невозможно отказаться, — тихо посмеялся Тао, но потом, как бы невзначай переглянулся с Лу и вновь окликнул Ву, уже идущего к выходу: — Ифань, я хотел сказать... — Да? — парень тут же остановился, оборачиваясь через плечо. — Пожалуйста, не злись на Лу, — на миг даже стало неловко это говорить, поэтому опустил взгляд, пытаясь подобрать нужные слова, но потом всё же снова посмотрел в глаза и добавил: — это я попросил заплатить тебе раньше. Я уже говорил, что ты мне подходишь и даже если месяц ещё не прошёл, я хочу, чтобы ты продолжил тут работать. — Я уже всё сказал о том, что думаю – и вам, и лично Лу Ханю. Но если всё именно так, как вы говорите, я ведь могу попросить вас перевести эти деньги на другой счёт? — Конечно, — только дождавшись утвердительного ответа, Ифань улыбнулся и также спокойно, мягкой походкой, покинул кабинет, оставляя по себе некоторое смятение и чувство завершённости, правильности, что могли противоречить друг другу. Он не видел то, как Сехун загадочно улыбался в след, то, как Лу Хань вновь немного взволнованно потирал пальцы, снова вспоминая этот необычный разговор с улыбкой, но главное... Было практически невозможно уловить то, как несмело оттаивало и теплело сердце Цзытао после каждого подобного разговора. Но то, что можно было заметить – это вновь наполняющая дом прекрасная мелодия, льющаяся чистым эфиром в воздухе, плавно и высоко подскакивающая к самим сводам потолков, точно язычки мятежного пламени. В этой мелодии хотелось раствориться, хотелось сгореть точно Феникс в этом чистом и благородном пламени, что одновременно согревало и навевало прохладу своей палитрой переливов по струнам. И затем, обратившись в маленькие хрупкие пепелинки, кружить в тёплом воздухе от костра свой последний эфемерный танец до тех пор, пока ветер своим внезапным порывом не обратит в мельчайшую пыль и рассеет в воздухе на закате дня. Вот, что пробуждала эта мелодия, которую с невероятным упоением и любовью исполнял в это самое мгновение Крис. Казалось, что он сам кружит маленькой пепелинкой в дыхании ветра, и совсем не замечал того, в какой момент у него появились слушатели. Но на самом деле, конечно же, он заметил – буквально кожей ощущал тот зачарованный и восхищённый взгляд, каким на него каждый раз смотрел Тао, стоило лишь вновь прикоснуться к чёрно-белым клавишам. И это было самой лучшей благодарностью, с которой вряд ли могли сравниться деньги. На самом деле тех тихих, но уверенных аплодисментов, что каждый раз эхом отскакивали от стен вслед за последними угасающими нотами мелодий, было более чем достаточно, чтобы наполнить смыслом одну жизнь. — A Fuoco, что значит "В огне", — тем же спокойным голосом произнёс Ву, вновь открывая глаза, стоило лишь пальцам мягко соскользнуть с клавиш, и обернулся. — Хотел, чтобы вы её услышали. — Почему? — от мимолётной встречи взглядами Тао, казалось, вновь ощутил то подзабытое чувство, когда по коже пробегают мурашки. Ифань улыбнулся как-то слегка неловко, или даже смущённо, вновь опуская взгляд на панель клавиш, после чего осторожно опустил крышку. — Она всё время звучала в моих мыслях, пока мы разговаривали. Вы похожи на это пламя, Цзытао.***
Последующие дни вновь шли в привычном темпе – казалось, ничто не способно надолго всколыхнуть покой и величественную тишину этого дома. Чего нельзя сказать о душах его владельцев. Впрочем, разве не в этом сама суть людей – одновременно таких сильных и таких слабых созданий? В распахнутые настежь двери балкона влетал холодный и колкий ветер, принёсший первый майский дождь. В ночи по мраморным плитам балкона глухо стучали тяжёлые холодные капли этого ливня, дышащего обжигающим холодом прямо в лицо Лу Ханя. В эту ночь, как и в любую дождливую ночь, его мучила бессонница – вечная его спутница по жизни, навеки впечатавшая в его память и душу тот злополучный вечерний час, когда в свете тусклых мигающих фонарей липкий полумрак, укутанный в длинный плащ осеннего ливня, поглотил единственного родного человека... Лу снова сглотнул колючий ком в горле и упёрся затылком в стеклянную вставку одной из створок двери, прикрывая глаза. Всё его тело, что едва скрывала мятая рубашка больших размеров, мелко подрагивало от холода этого дыхания ветра, но уходить отсюда совершенно не хотелось. Дрожащими пальцами стряхнул пепел с тлеющей сигареты в руке и вновь глубоко вздохнул этот горький едкий дым, тяжёлым осадком ложащийся поверх давней душевной боли. Он понимал, что разрушает себя, что это всего лишь самообман и сигареты никак не смогут излечить его от этих фантомных болей, ядовитыми иглами пронизывающих душу, но что ему остаётся? Сигарета незаметно дотлевала и уже начинала обжигать пальцы. Хань тихо прошипел от боли и быстро потушили окурок о пепельницу, которую так и держал в руках, а затем осторожно выставил руку под холодные капли дождя, с облегчением выдыхая в след отступающей боли. Лишь когда неприятные ощущения притупились, стряхнул с руки блестящие дождевые капли и достал новую сигарету. Это никогда не закончиться... И снова тихий щелчок зажигалки, маленькое зыбкое пламя, облизывающее тонкую сигаретную бумагу, стойкий запах дыма и новая затяжка, оседающая в горле точно песок. На миг даже стало сложно дышать и Лу приглушённо закашлял, наконец выдыхая горький серый дым навстречу дыханию ветра. — Во что я превратился, пап... — хрипло прошептал, глядя куда-то за стену дождя. — Был ли ты сильным, как молодой бамбук, что не ломается от сильных порывов ветра? Или как я сейчас, тоже рассыпался по кусочкам, пока никто не видит? Пап, мне так тебя не хватает сейчас... Я так... Так хочу откатить время назад и спросить твоего совета. Пап... Почему ты ушёл из моей жизни так рано? — сжимая тлеющую сигарету между пальцами, Хань задыхался от накатившей слабости и слёз, которые так хотелось спрятать в дожде. Осторожно стерев эти мокрые дорожки с лица основанием ладони, судорожно глотнул воздух и снова прикрыл глаза в попытке раствориться в этом мраке ночи. — Лу? Это ты? — послышался совсем рядом тихий голос, заставивший вынырнуть из своих мыслей. Лу открыл глаза и тут же прищурился, когда в зоне для чтения включился мягкий свет, осветивший силуэт Сехуна. — Почему не спишь? — хрипло и от того слишком низко спросил Лу Хань, но тут же попытался прочистить горло. — Лу, ты же говорил мне, что бросил, — вздохнул младший, подходя ближе и ненавязчиво забирая из его рук пепельницу. После чего оставил её на столике рядом с креслом и снова вернулся к нему. — Это из-за Тао? — Это из-за работы. Я очень устал, Сехун, очень устал, — честно признался наконец, шумно выдыхая, и тут же дрогнул всем телом от тёплых прикосновений. Сехун смотрел прямо на него, мягко проводя костяшками пальцев по линии скул, вверх, ко лбу, а затем также плавно вновь спустился вниз, уже скользя по шее к ключицам. От этих движений можно было задохнуться, ведь Хань практически не дышал в этот момент. Всё его тело отзывалось дрожью и невероятным трепетом, стоило лишь взглянуть в глаза младшего. — Лу, ты же весь дрожишь от холода, — тихо заметил О, после чего притянул к себе, обнимая одной рукой, пока второй быстро и как можно плотнее закрыл двери балкона. Старший немного растерялся от таких внезапных объятий, но сам же украдкой улыбнулся, не смело делая шаг вперёд и смыкая объятия в ответ. Прижавшись прохладной обветренной щекой к тёплому плечу Сехуна, Лу крепко сжал в пальцах мягкую ткань его кофты на спине. — Тепло, — улыбнулся немного по-детски, слегка поёрзав щекой по выступающей ключице, — можно я не буду отпускать тебя? Пожалуйста, давай останемся вот так стоять тут до утра. — Лу, ты же весь продрог, зачем стоял на сквозняке? — всё также тихо говорил О, явно пытаясь то ли пристыдить, то ли просто показать своё волнение. В любом случае, это было приятно. Ведь младший не пытался оттолкнуть, но даже наоборот – продолжал обнимать одной рукой, пока второй всё также осторожно скользил от висков по щекам, слегка зарывался пальцами в высветленные волосы, а его спокойное дыхание и чуть ускоренное сердцебиение действовали как лучшее успокоительное. — Лу, ты же простынешь так, идём. — Я не хочу уходить, Сехун, — лишь крепче сжал его кофту Хань, до хруста и боли в пальцах, дрожа всем телом льнул ближе к спасительному теплу, — я хочу хотя бы немного дольше задержать это мгновение и мою призрачную надежду. — Лу, Лу Хань! — О настойчиво расцепил его хватку и сжал его плечи, пытаясь поймать замутнённый взгляд на порозовевшем лице. Даже сейчас ощущалась стойкая мелкая дрожь и сбивчатое дыхание старшего. Он лишь тихо и часто дышал, вновь утыкаясь в плечо. Сехун чувствовал, как, при виде такого Лу, у самого внутри что-то ломается с громким и оглушительным хрустом, как дрожат и еле сгибаются пальцы, когда касаются заметно тёплого лба старшего, и как невыносимо хочется забрать себе хотя бы часть той боли, что так сильно сгибает Лу под неподьёмной тяжестью своего груза. Поэтому снова прижал Ханя к себе и незаметно коснулся губами острых ключиц, скрытых под не слишком плотной тканью рубашки. Быстро потушив дотлевшую в чужих руках сигарету и выключив свет, в слишком уж непроглядных холодных сумерках повёл старшего к выходу. Лу послушно шёл за ним, всё время цепляясь за одежду и неуклюже спотыкаясь на ровном месте – как будто боялся, что его бросят одного в этой вязкой темноте. В коридоре Сехун достал из кармана кофты старый маленький фонарик, что завалялся там, наверное, уже очень давно, и подсветил дорогу. Тусклый и слегка мигающий свет карманного фонарика рассеивался в пределах пары метров, но этого было достаточно, чтобы ориентироваться. В конце концов, они выросли в этом доме и сейчас свет был нужен скорее для подстраховки. Дойдя до комнаты Лу Ханя, О плавно и тихо открыл дверь и наконец усадил старшего на кровать. В темноте с тихим щелчком включился ночник, наполняя рассеянным синевато-фиолетовым светом этот уголок. — Сехун, не уходи, пожалуйста, — Лу как будто вновь стал маленьким мальчиком, вот так хватаясь за рукава чужой одежды, пока младший укладывал его в постель и поправлял одеяло, — побудь со мной хоть немного. Мне так одиноко и холодно без тебя. Сехун только улыбнулся, сам ложась рядом поверх одеяла, и снова мягко провёл пальцами по заметно тёплой коже лба, убирая упавшие на глаза пряди чёлки. — Конечно, я буду здесь, Лу, — тихо, но чётко ответил О, подпирая ладонью щеку, пока второй рукой утопал в мягких волосах старшего и гладил по щеке. Смотреть на то, как Лу, точно маленький доверчивый котёнок, жался ближе и льнул к нему, навстречу ласке, было одновременно приятно и больно. Кто знает, сколько времени прошло прежде, чем Хань наконец смог задремать, но Сехун всё также продолжал лежать рядом и смотреть на то, как он спит, всё ещё поглаживая пальцем по щеке. Лишь убедившись, что не сможет потревожить чужой сон, осторожно склонился и поцеловал в висок. — Я очень хочу быть рядом с тобой, Лу. Всё время. Всю жизнь. Даже не представляешь, как сильно... — тихо прошептал младший, прежде чем наконец слезть с кровати и направиться в свою комнату.***
Утро четверга началось с приятной свежести после дождя, тусклого света солнца, что рассеивался пеленой дымчатых облаков, и новости о том, что Лу придётся взять незапланированный отдых. Пока остальные недоумевали, как Лу мог так свалиться с температурой, Сехун предпочитал умолчать о том, что произошло прошлой ночью. Взамен решил сам заботиться о старшем. Однако же это было, возможно, просто ничто в сравнении с тем, что случилось буквально на следующую ночь. И это куда интереснее, так что начнём с самого начала... Слегка за полночь, когда большинство обитателей дома ещё крепко спали, Ифань проснулся с некоторым чувством тревоги. Медленно открыв глаза, ещё какое-то время смотрел перед собой в попытке понять – сон это или же реальность. Но потом слух смог уловить уже знакомый шум чужого частого дыхания, доносящегося из приёмника, и сон тут же развеялся как утренний туман на солнце. Уже точно понимая, что происходит, всё же пытался не шуметь, пока прошёл второй этаж и спустился в холл. В витражные окна под самым потолком сюда проникал свет убывающей луны двумя широкими полосами, как будто глаза никогда не дремлющего великана. На контрасте с этим в коридорах на первом этаже всегда царил кромешный мрак, что лишь немного разгонялся в дневное время светом мелких ламп на стенах. И вновь та же комната, залитая серебристым лунным светом, в тени которого прячется страх и боль. Но в этот раз всё было совершенно иначе – казалось, эти приступы даже не были похожи друг на друга. Тао проснулся быстрее и вновь выглядел напуганным и разбитым. — Ифань... — Да, — Ву слегка склонился, глядя прямо в раскосые глаза, под которыми сейчас слишком заметно выделялись тёмные круги. — Я... Не могу дышать. Хочу сбежать отсюда... Пожалуйста. — Хотите, что мы прямо сейчас вышли в сад? — Я хочу снова побывать на набережной. Давай прямо сейчас сбежим гулять по городу? — в его тёмных глазах едва заметно блестели искорки надежды и осколочки былой тоски, и прямо сейчас отказать было просто невозможно. — Но ворота сейчас закрыты и как мы вообще сможем покинуть дом незаметно? — В твоей комнате наверху, над кроватью есть потайная ниша. Я прятал там свои ключи от машины и гаража, а ещё запасные наушники и бумажник с наличными. Как раз для таких ночных побегов из дома. — И сколько же раз вы так сбегали посреди ночи? — насмешливо заметил Ифань, на что Тао только много значительно вскинул брови вверх. — Много. Про этот тайник родители не знали и я этим пользовался. — И сколько у вас ещё таких секретов? — тихо спросил Ву, хотя этот вопрос был скорее себе, ведь прозвучал уже у дверей комнаты. Быстро поднялся наверх и проскользнул в свою комнату – в свете лампы быстро смог найти указанный тайник, где и правда были все эти предметы, а затем быстро оделся сам и накинул на плечи ветровку. Также в тишине вновь спустился на первый этаж, но по пути случайно задел локтем дверь в тренажёрный зал и из любопытства заглянул туда. Этим помещением никто не пользовался, так что здесь же пылилось без дела другое кресло, как раз для прогулок. ...Уже через каких-то полчаса, с тихим механическим шуршанием перед ними открылась дверь гаража, через которую смогли проскользнуть за пределы особняка. С небольшого пологого холма, на котором располагался дом, открывался действительно прекрасный вид на ночной город – отсюда даже ближе, чем с высоты второго этажа. На часах было около двух ночи, когда эти тени, влекомые далёким ночным городом, неспешно отдалялись от этой крепости навстречу этим холодным огням и колкому ветру. На улицах практически не было людей, только машины проезжали мимо, отчего все звуки будто бы заглушались на фоне. — Так странно, что я хотел снова показать вам этот город, но в итоге именно вы предложили сбежать на ночную прогулку. — Будь это кто-то другой, я бы вряд ли согласился так быстро, — признался Тао, подставляя лицо прохладному ночному ветру и глубже вдыхая ещё пропитанный влажностью недавнего дождя воздух, от чего сама собой появлялась улыбка. — Благодаря тебе я снова чувствую себя живым. — Приятно это слышать, — Ифань чуть сильнее обхватил поручни кресла, идя в своём привычном темпе. — Кажется, я уже целую вечность не гулял по городу, вот так, без какой-либо конкретной цели. В каком-то смысле, мы в этом похожи. — У тебя были на то причины? — Да, причин было несколько, но главная – у меня не было такой свободы, как сейчас. И, вспоминая это, я сам не могу дышать как раньше, — касаться этой темы и раскрывать все карты не очень хотелось, но продолжать и дальше молчать уже не было сил. — За прошедшие полгода многое изменилось в моей жизни. Всё это время, вплоть до нашего знакомства, я был как птица, которой обрезали крылья и отняли родное небо. Я мог летать только в своих снах и надеялся, что это скорее закончиться. — Это связано с той девушкой? — всё же решился спросить Цзытао, но готовый в любой момент отступить, только бы не потерять снова их хрупкую призрачную связь. — Да, но я не готов сейчас говорить об этом. Не хочу портить настрой нашей прогулки. — Тогда я могу ответить на твои вопросы, — предложил Тао, — на любые. — Ладно, тогда... надо подумать, — улыбнулся Ву, на ходу оглядываясь на пустынные тёмные улицы. Они уже обогнули восточную часть города и теперь спускались к набережной. Старая, мощёная камнем набережная величественной реки Янцзы встретила их приятной прохладой и приглушённым шумом водного потока. Здесь прошлое и настоящее будто бы накладывалось друг на друга – старая как мир река, издавна священная в Китае, могущественная и строптивая, точно необьезженный мустанг в бескрайних прериях, здесь была загнана в тесные, но крепкие каменные берега, что точно добротная уздечка сдерживали весь её гонор и свирепость, заставляя покорно следовать по узкой тропинке как и обычную домашнюю лошадь. И всё же, даже не смотря на все эти попытки людей указывать священной реке свои правила, одного было никогда не отнять – красоты. Янцзы была по-своему удивительно прекрасна – ловя блики далёких огней, её мутные воды в свете луны казались чистым серебром, что стремительно утекало прочь за горизонт, стремясь слиться с океаном. — Я часто сюда сбегал, особенно когда по каким-то причинам ссорился с родителями, — Тао наконец нарушил это умиротворяющее молчание между ними. Они остановились у самого края каменного берега, обнесённого невысоким ограждением. Ифань плавно опустил небольшой рычаг, фиксируя колёса кресла в одном положении, после чего присел рядом, на не высокую лавочку, возле которой они остановились. — Сехун говорил, что вы ссорились с родными из-за своей девушки, это так? — облокотившись на свои колени, Ву смотрел на водную гладь реки перед ними и чувствовал непреодолимую тоску по своему прошлому. В его глазах отражались быстрые воды Янцзы, посеребреные светом луны, и те неуловимо прекрасные моменты, что навсегда убежали прочь, как и воды этой реки. Его голос звучал спокойно и тихо, даже немного равнодушно, что вряд ли было ему свойственно прежде. — Так и есть, мои родители не одобряли моего ей увлечения. Я настолько был ослеплён своими иллюзиями, что упустил нечто важно. Сейчас мне как никогда хочется откатить время, вернуться хотя бы на год назад и заставить себя прошлого ценить время рядом с мамой и отцом, от которых я всё время стремился отдалиться и сбежать. Если бы не моя глупость тогда... Ничего бы из этого не случилось, они... они были бы сейчас со мной, — его голос дрожал, пока в попытке вновь дышать в привычном темпе, судорожно глотнул воздуха и прикрыл глаза. Прохладный ночной ветер, точно быстрокрылая чайка, пронёсся мимо, срывая лица блестящие жемчужинки слёз раскаяния, что растворялись в дыхании священной реки. Ифань смотрел на него, такого хрупкого и уязвимого сейчас, точно утративший свой крепкий перламутр мягкотелый моллюск, и сердце вздрагивало, начиная колотиться в груди сильнее. Хотелось самому стать спасительной крепкой ракушкой для моллюска, стать новым блестящим слоем перламутра поверх невзрачных и давно уже не надёжных створок жемчужницы. И это желание, такое странное, но почему-то такое правильное, вселило надежду на то, что ещё всё возможно – осторожно протянул руку, переплетая их пальцы совсем как тогда, в первый раз. Тао поднял на него взгляд, словно ища ответ на свой неозвученный вопрос, и сжал пальцы на левой руке, тем самым замыкая этот замочек. — Тао, в том, что произошло... Наверное, был свой смысл. В конце концов, если бы полгода назад жизнь не изменилась настолько круто, вряд ли мы бы смогли с вами встретиться. — Наверное, в этом и правда есть что-то хорошее. Но... Интересно, — он немного разочарованно улыбнулся, поднимая глаза в небо, — что, если бы ничего этого не случилось? Наверное, я бы до сих пор продолжал сбегать от проблем в шумной компании посреди каких-то баров или клубов, просыпался бы в разных местах города с разными девушками, имён и лиц которых не мог вспомнить, постоянно доводил бы своими выходками родителей, кто ждал меня дома, бездумно завидовал бы успехам и таланту Лу Ханя в музыке и просто прожигал бы своё время в уличных гонках? Могу ли я после всех этих глупых ошибок быть в глазах других хорошим человеком? — Ошибки не определяют, кто мы – они показывают нам то, кем мы не являемся, — ответил на это Ву, продолжая мягко сжимать чужую руку в своей, — эти слова сказал человек, кто осуждал меня за то, кем я являюсь, но... Я не могу его винить за это, ведь в конце он всё равно признал, что был не прав. Хотя бы раз в жизни мы все становимся объектом чужого осуждения. Но это не делает нас плохими людьми. — Это так странно, — заметил Тао, — слышать, что кто-то может осуждать такого честного человека, как ты. — В этом вся суть общества – клеить на всех подряд ярлыки, не успев даже понять, кто мы на самом деле, — осторожно разжав пальцы, Ифань вновь выпрямился, упираясь ладонями в сидение лавочки по обе стороны от себя, и тоже поднял взгляд в небо, где отсюда были различимы маленькие бисеринки звёзд. Тихо выдохнул маленькое облачко едва заметного пара и начал вновь по привычке задумчиво напевать слова любимой песни: – If I'm a pagan of the good times My lover's the sunlight To keep the goddess on my side She demands a sacrifice To drain the whole sea Get something shiny Something meaty for the main course That's a fine looking high horse! What you got in the stable? We've a lot of starving faithful That looks tasty That looks plenty This is hungry work Take me to church I'll worship like a dog at the shrine of your lies I'll tell you my sins so you can sharpen your knife Offer me my deathless death Good God, let me give you my life! Его голос, спокойный, уверенный и тихий, мягко переливался, точно грани стеклянной призмы всеми цветами радуги в лучах света. Это явно отличалось от его обычной манеры речи и было чем-то незнакомым, чем-то совершенно иным, чем то, как пел первый куплет в ту ночь, что заметно их сблизила. Цзытао смотрел на его профиль, едва освещённый луной, что давно уже перевалила за свой зенит и постепенно меркла, вслушивался в это приятное пение и хотел как можно дольше растянуть это мгновение. Просто, чтобы на набережной не было ни одной живой души, кроме них, чуть дольше. Просто, чтобы Ифань пел свою любимую песню, глядя на звёзды, чуть дольше. Просто, чтобы Тао мог задерживать на нём свой взгляд чуть дольше и не бояться быть пойманным за этим. Ведь это...странно? Странно, когда один парень слишком долго засматривается на другого, подмечает чужую красоту и больше всего хочет прикоснуться, ощутить тепло и мягкость чужой кожи... Подобные мысли и желания вызывали смущение и страх – со мной что-то не так? Ведь... Это неправильно? Неправильно, когда так смотришь на другого парня... Именно эти мысли так сильно сковывали разум, что даже не сразу смог услышать, о чём спрашивал Ву. — Тао, вы меня вообще слушали? — А? — эта неловкость лишь ещё больше заставляла чувствовать себя неуютно. — Я задумался. О чём ты говорил? — Я говорил о том, что вы теперь знаете о том, какая музыка нравится мне, но что на счёт вас? Есть ли у вас любимые песни или же исполнители, которых вы слушаете уже давно? — Если говорить о музыке, то, думаю... Для меня главная группа, песни которой я люблю – Panic! At The Disco. Однажды, я даже смог попасть на их концерт. Это было примерно девять лет назад, когда мы всей семьёй ездили на лето отдыхать в Калифорнию. Я сбежал из отеля, где мы остановились и автостопом проехал два соседних города, чтобы добраться до концертной площадки. После этого мне пришлось выслушивать кучу нотаций и выговоров от родителей, но... Но те пару часов среди шумной толпы, подпевающей вживую любимым песням, явно того стоили. — Вы всегда стремились испытывать свою удачу? — предположил Ифань, с лёгкой улыбкой глядя на него. Прямо сейчас, когда так свободно и легко разговаривали на тему музыки, в тёмных глазах Тао блестели искорки былого веселья и азарта, которые успели померкнуть, но вновь разгорелись сейчас. Эти неподдельные эмоции, возможно, были тем, что хотелось видеть чаще... И быть их причиной чаще. — Разве ты никогда не рисковал ради своей мечты? — Кто знает, может и рисковал... Но явно не так сильно, как вы. Скорее, я перестал различать грань риска в достижении своей мечты. Потому что вся моя жизнь – это балансирование над пропастью. У меня не было такой же уверенности в завтрашнем дне, как у вас, а значит в риске не было ничего необычного. Чтобы понять меня, вам пришлось бы одолжить мою обувь и пройти те же тернистые тропы по моим следам, но вряд ли вам это будет интересно. Никто не хотел бы так сделать, в то время как я измерил так уже не одну дорогу, — говоря это, Ифань заметно хмурился, даже не смотрел на него. Облокотившись на свои колени и сцепив пальцы в замок, смотрел только вперёд, лишь пару раз скользнув взглядом вниз. Кажется, они уже говорили об этом. Тао опустил глаза, вновь глядя на шумный водный поток внизу.