***
Последующее утро также не принесло желанного облегчения, ведь те же мысли продолжали угнетать. Но после вчерашнего разговора неприятный осадок остался у всех. Тао не ждал, что его поймут, ведь сам едва ли мог понять себя. И совсем был не против отстраниться от всех – так будет лучше. Так было и до встречи с Ифанем – этот огромный дом снова утратил свою теплоту и уют, возвращаясь к тому промёрзшему безразличием и тоской месту. Его совсем не удивило, что сегодня завтракает один. Тишина, в которой малейший звук больно отдавался звоном в ушах, теперь казалась мёртвой и невообразимо тяжёлой. Так, словно это было нечто материальное, что оседало тяжёлой пылью на плечи и в лёгких, отчего становилось трудно дышать. Когда же собирался вернуться в свой кабинет, взгляд почему-то зацепился за рояль, так давно уже не тревоженный никем. Тао приблизился к инструменту и несколько неуверенно поднял крышку. Перед глазами на мгновение промелькнул яркий образ, как в то утро впервые услышал прекрасную мелодию – возможно, он влюбился именно тогда, весенним утром, когда Ифань впервые играл на рояле только для него. Едва ощутимо проводя пальцами по гладким лакированным клавишам, Тао вспоминал те прекрасные моменты, когда мелодии переполняли этот зал, звеня эхом под сводами и в сердце. О, как же Ифань невероятно красив, когда создаёт музыку – в такие мгновения время как будто застывает, а мир вокруг теряет свои краски и рассыпается пеплом, чтобы через миг возродиться ярче и лучше прежнего. То, как он умеет играть, не сумеет повторить никто, даже если будет играть те же мелодии. Несмело и слишком осторожно, Тао нажал на одну из клавиш и струна тихо зазвенела. Оглянувшись вокруг, всё же подвинул скамью и снова коснулся, уже двух клавиш. Это звучание снова напомнило о том дне. Пусть и немного, всё же... Когда-то давно, мама учила его играть, но с тех пор прошло уже достаточно времени... В ушах вновь зазвенела та самая мелодия, которая всколыхнула эту холодную и тяжёлую тишину, вдыхая в это место новую жизнь. Медленно, но с каждым мгновение всё увереннее и быстрее пальцы скользили по клавишам, стараясь подольше удержать ту призрачную ниточку связи с прошлым. Тао совсем не замечал, как играл сам – для него всё это происходило как будто во сне. Он гнался за той невидимой, но прочно осязаемой нитью мелодии, и страх потерять её, дать ей угаснуть, заставлял по памяти повторять те же движения, что видел не раз. Но в какой-то момент, посреди этого хаоса из мыслей и мелодии слишком ясно ощутил присутствие рядом мамы. Хуалин будто бы сама сидела рядом и улыбалась, ласково касаясь его плеча, а затем совсем рядом будто бы и в самом деле прозвучал её голос: {— Молодец, Тао! Я же говорила, что ты сможешь также. Ведь у тебя такие тонкие и гибкие пальцы – они точно создадут ещё немало чарующих мелодий. Моя талантливая звёздочка...} От этого наваждения Тао словно проснулся и слишком резко захлопнул крышку, обрывая незаконченную мелодию. Колючий ком в горле мешал нормально дышать, а перед глазами всё расплывалось от подступающих слёз. Зажав ладонью рот, он облокотился на закрытую крышку рояля и тихо плакал. "Я вовсе не талантлив, мама... Мне никогда не стать таким, как ты... Ты – самый светлый человек, которого я знал, и в том, что ты ушла так рано, только моя вина. Как бы я хотел спросить у тебя совета, что мне делать. Я устал говорить с тишиной, мама. Почему я научился молчать только сейчас? Ведь если бы тогда я мог сдержаться, промолчать и просто уйти от разговора... Ничего из этого бы не случилось. От меня всегда одни проблемы..." Тао не знал, что в этот самый момент совсем рядом, на кухне, собрались все и с содроганием души вслушивались в этот отчаянный крик души, рвущийся болью невысказанных слов. Никто не решился заговорить об этом ещё долго, но каждый понимал, что... В этом доме вновь поселилося жгучее отчаяние, разрушая то хрупкое маленькое счастье, с трудом отстроенное за лето...***
Спустя час, когда Тао заперся в своём кабинете, пытаясь отвлечься за работой, в доме снова залегла холодная тишина. Чен на мгновение остановился у двери, не решаясь постучать. Пока шёл сюда, казалось, будто всё, что должен бы сказать, уже выстроилось в точную логическую цепочку в голове, но прямо сейчас никак не может заставить себя хотя бы постучаться – не то, что войти. И всё же, собрав всю смелость, наконец постучался и быстро дёрнул ручку двери, заглядывая в кабинет. Цзытао подписывал какие-то документы и, казалось, совсем не замечал ничего вокруг. На лице всё то же непроницаемое спокойствие, даже равнодушие ко всему – ни следа той недавней слабости. Чен переступил порог комнаты и тихо прикрыл за собой дверь, не решаясь пройти дальше. — У тебя есть веская причина прийти сюда, полагаю? — даже не поднимая взгляда, Тао продолжал писать. Его руки слегка дрожали, из-за чего приходилось сжимать ручку до боли в пальцах. — Простите, что отрываю от работы, но... На счёт вчерашнего... — Тут не о чём говорить. Разговор закрыт и возвращаться к нему я не хочу. После этих слов образовалась неловкая пауза. Чен, что всё это время смотрел на него, опустил глаза и лишь неловко покусывал губы. Сейчас внутри всё выжигало чувство вины, но больше всего сейчас сердце царапало отвращение к самому себе, что не может выдавить из себя ни слова. Но потом, поняв, что молчание бессмысленно, как и попытки вспомнить, что там хотел ещё сказать, просто склонился в знак извинения. — Я лишь прошу вас не злиться на Цзюань. Она не хотела затевать этот разговор и... Это только моя дурная затея всё испортила. Простите, что я влез, куда меня не просили. Вы были добры ко мне, а я не оправдал ваше доверие. — Ты зря сейчас принижаешь себя, Чен. Поверь, я этого не стою, — грустно улыбнулся Тао, вертя в руках ручку, но так и не решился поднять взгляд. В его словах не было того холода, что звучал вчера, и похоже было, что это он сам извиняется. Хотя, так и было. — Я наговорил вчера слишком много Цзюань, хотя она и правда ни в чём не виновата. Никто из вас не виноват, и просить прощения... стоит только мне. Закроем на этом разговор. Чен снова выпрямился и лишь молча кивнул, но понимал, что что-то ещё остаётся недосказанным. Именно поэтому, уже взявшись снова за ручку двери, не спешил уходить. — Если... Если хотите знать... Я не считаю, что кто-то имеет право осуждать вас за то, кого вы любите. Вы больше, чем кто-либо ещё заслуживаете быть счастливым, — руки заметно дрожали, а сердце испуганно подпрыгивало в груди, отчего слишком резко выскочил из кабинета и захлопнул за собой дверь. Ещё мгновение стоя в коридоре, Чен ощущал мелкую дрожь в теле и не мог поверить, что сказал именно то, о чём думал. И пусть даже не обернулся, чтобы хоть мельком увидеть чужую реакцию на свои слова, всё же... Всё же у него хватило смелости это сказать. Но... Это всего лишь маленький шаг на пути к восстановлению всего разрушенного.***
Остаток дня Чен будто бы витал в облаках, а если быть точнее – раз за разом возвращался мыслями к тому короткому разговору. Весь день за окнами моросил дождь и свистел холодный ветер, а потому никто не решался выйти за порог. Этот слегка мрачный однотонный пейзаж так и тянул погрузиться в поток своих мыслей и переосмысливать всё происходящее. — Эй, Чен! Алмазик, ты снова завис? — сидящий рядом Сюмин пощёлкал пальцами прямо перед его лицом, заставляя вернуться в реальность. Парень только вздохнул и почесал ручкой за ухом. — Прости, я задумался, — вновь склонившись над тетрадь, продолжил старательно переписывать иероглифы с сосредоточенным видом. Ким продолжил наблюдать за ним, слегка хмурясь. — О чём ты всё это время думаешь? — Правда хочешь это знать? — Чен прекратил писать и поднял глаза. Старший кивнул в ответ. — Я думаю о том, что... В этом доме никто не придавал значения, что чувствует Цзытао, хотя это его дом, где нам позволили жить. — Всё не так однозначно, Чен. Но... Думаю, ты прав – никто прямо не говорил об этом... Кроме, возможно, Ифаня. — Но сейчас его здесь нет, — парень отложил ручку и облокотился на стол, скрестив руки. Около минуты выдержав неловкую паузу, тихо добавил: — Я хотел бы что-то изменить. Хочу узнать, что об этом думают остальные. Может, всё не так плохо... Поднявшись с места, он быстро вышел из библиотеки, оставляя Сюмина наедине со своими мыслями. Ким только растерянно смотрел в след, понимая, что сам не может сейчас быть ближе к Тао. Новости от сестры сильно ударили по его уверенности и нерушимому всегда оптимизму, делая безмолвной мрачной тенью. Возможно, старший был слишком окрылён тем, что встретил Чена, забывая о реальном положении вещей рядом с ним. Но... Ким сжал кулаки и тряхнул головой, отгоняя это оцепенение последних нескольких дней. После чего сам покинул библиотеку и неспеша спустился по лестнице. Ещё здесь он вновь услышал, как несмелые разрозненные ноты эхом отскакивают от стен. Это заставило ненадолго остановиться на одной ступеньке. А ведь после тех ссор с матерью пять лет назад Тао даже не вспоминал про пианино... До встречи с Ифанем.***
В самой дальней части левого крыла дома, прямо в конце коридора располагалась несколько просторная комната, оборудована под прачечную. Именно здесь, под гул работающих движков машин, Чен несколько расслабленно наблюдал за Цзюань. Девушка некоторое время невозмутимо продолжала развешивать уже постиранные вещи на сушилку у противоположной стены и будто бы совсем не замечала его присутствия. — Ты здесь решил медитировать, чтобы достигнуть просветления или всё же хочешь о чём-то поговорить? — наконец нарушила это затянувшееся молчание Инь. Парень улыбнулся, болтая ногами в воздухе. — Первый вариант очень заманчивый, но я всё-таки предпочту второй. — Ну и...? Говори, о чём думаешь. — Цзюань, что тебя на самом деле связывает с Цзытао? — этот слишком прямолинейный вопрос застал врасплох. Девушка медленно обернулась, глядя на него, и ещё мгновение никак не могла ничего сказать. Лишь потом, по обыкновению заправив прядь волос за ухо, тихо вздохнула и подошла ближе. Захватив с собой стоявший в углу старый, слегка препыленный стул, она поставила его посреди помещения и села, сложив руки на спинку стула. — Я жила здесь с самого рождения. Моя мама работала здесь ещё дольше, но незадолго до того, как я родилась, хотела уйти на другую работу. — Почему? — Ради... Моего отца? Не знаю, могу ли так называть мужчину, которого я никогда не видела и даже знать не хочу. Потому что он выгнал маму из дома, когда мне было всего два месяца. Ей некуда было идти, к тому же в начале зимы... И так она вернулась сюда. Госпожа Хуалин относилась ко мне как своей дочери, поэтому у меня как будто было две матери. Именно так я выросла вместе с Тао и Лу – в детстве между нами не было никаких барьеров, я считала их своими братьями... — Разве сейчас что-то изменилось? Цзюань виновато вздохнула, опуская взгляд. — Много чего случилось и... Я перестала чувствовать себя частью этой семьи. После нескольких лет, что мы с мамой жили в другом городе, я вернулась сюда в не лучшее время своей жизни и... Было сложно принять то, что все так изменились и, кажется, успели меня забыть. Единственным знакомым мне и родным человеком оставалась госпожа Хуалин – она продолжала меня поддерживать, прямо как моя мама... Но... — она с силой вцепилась в спинку стула, отчего тонкие пальцы побелели. — Когда мы все узнали о той аварии, я злилась на Тао. Какой же дурой я была тогда... Я ненавидела его за то, именно он тогда вёл машину, хотя даже не разобралась во всём. Сейчас мне хочется провалиться сквозь землю от стыда за то, что я говорила и думала... — Цзюань, только не плачь снова, — Чен выставил ладони и слегка вжал голову в плечи, — я... Я и так сильно растерялся и испугался, когда вчера ты начала плакать, и... — Всё в порядке, прости за это, — девушка лишь грустно улыбнулась, — я ведь тоже не умею тебя успокаивать во время панических атак. — Ладно, мы немного ушли от темы, — он продолжал болтать ногами в воздухе, сидя на одной из стиральных машин, и упирался ладонями по бокам от себя. Когда же они наконец встретились взглядами, повторил вопрос: — Так что такого сейчас изменилось? Разве ты не пересмотрела своё отношение к нему после моих слов? — Я... — она на миг замолчала, лишь всматриваясь в его глаза, после чего всё же отвела взгляд и улыбнулась. — Теперь понимаю, что ты хотел мне сказать. Я не перестала так считать, даже если ошибалась. И всё ещё хочу видеть своих братьев счастливыми. Думаю, нам всем не хватает того, кто на мгновение остановит посреди будничной суеты и заговорит об этом. — Приятно знать, что ты всё ещё разделяешь мои взгляды, — хитро улыбнулся Чен и спрыгнул с насиженного места. — Мне бы не хотелось разочаровываться после того, как сделаю предложение. — Что ты сейчас сказал? — Цзюань растерянно вскочила с места, глядя ему в след, но прежде, чем решилась что-то сказать, вновь осталась наедине со своими мыслями. "Он ведь... Сейчас не шутил?"***
— Непривычно понимать, что играешь именно ты, — Тао обернулся, замечая в дверях зала Сюмина. Ким всё это время издалека наблюдал, но лишь сейчас, когда посреди обрывков мелодий образовалась тишина, решил заговорить первым. Подошёл ближе, облокачиваясь на корпус рояля. — Это было так давно – время, когда я хотел научиться играть также, как мама. Я успел забыть это чувство. — За время, что мы знакомы, не могу вспомнить, чтобы видел тебя за пианино, как сейчас. — У кого-то проблемы с памятью, гэ, — улыбнулся Цзытао, но эта улыбка быстро исчезла, — хотя... Может, ты и правда не замечал. Когда мама была дома, по вечерам часто наблюдала, как я практикуюсь. Вот только... Я часто забывал об этом, а потом совсем забросил, когда начал ссориться с родителями. Лишь немного помню из того, что успел выучить. — Ты и правда изменился. — Я слишком много раз уже менялся, — возразил Тао, но Сюмин только покачал головой. — Вовсе нет. Раньше ты больше разговаривал, но редко мог услышать других, а сейчас... Ты предпочтёшь слушать других и молчать сам. — Всё потому, что из-за моих слов... — Потому, что ты сам полюбил, — тепло улыбнулся Ким и развернулся к нему. — Меняются не ради мёртвых, а ради живых. Можно потерять множество людей и остаться равнодушным, но чтобы измениться – достаточно всего лишь одного человека, ради которого ты сам будешь гореть самой яркой звездой. И рядом с этим человеком уже будет не важно, насколько высокую цену пришлось заплатить ради этой встречи, ведь оно действительно того стоило. — Конечно стоило, — вздохнул Тао, резко захлопнув крышку, отчего глухой звук отскочил эхом по залу, — вот только... Когда этот человек уходит, от яркой звезды не остаётся ничего, кроме пепла.***
— Хочешь знать, что мы об этом думаем? — Сихао задумчиво вздохнула, обхватив колени руками. Они сидели прямо на ступеньках лестницы, между первым и вторым этажами, поэтому их не было видно с обеих сторон. Чен только кивнул, но не торопил с ответом, давая возможность собраться с мыслями. — Это ведь ничего, что... Я спрашиваю только у тебя? — Всё в порядке, обычно у нас сестрой похожие ответы, — девушка перебирала браслеты на своей руке, как будто пыталась что-то вспомнить. — На самом деле, мы давно догадывалась о том, что между ними что-то большее, чем дружба. Сложно объяснить, но их отношения отличались... Более искренние, что ли. — Вы не пытались об этом спросить? — Чен, о таком не спрашивают! Мы с сестрой никогда не сближались с Цзытао настолько, чтобы лезть с вопросами о личной жизни. К тому же, это не то, о чём можно так просто спросить — вряд ли мне нужно объяснять тебе, что значит быть не таким, как все. — Ладно, глупый вопрос. Но... — Возвращаясь к твоему первому вопросу... Скажу только, что понимаю, как сложно принять влечение к своему полу. — Вот как... Значит об этом мало кто знает? — Лихао, Цзюань, а теперь и ты тоже, — Лю немного стыдливо опустила глаза и опустила плечи. — Если у нас теперь есть общая тайна, можна ли считать, что теперь мы с тобой друзья? — Я бы не решилась тебе об этом сказать, если бы не считала также, — наконец улыбнулась Сихао. — Ты очень честный парень – мне ещё не доводилось встречать таких. — Приятно слышать, что мне доверяют.***
Следующий день также не принёс улучшения в холодную атмосферу дома. И пускай за окнами уже давно высохли следы недавнего дождя, оставив по себе только позднюю росу на опавшей листве, над городом всё также нависали серые тучи, едва ли пропускавшие скудные лучи осеннего солнца. Эти слабые лучики солнца путались в золотистой кроне клёна, едва ли поредевшей от сильных ветров. — А сколько лет этому клёну? Он выглядит намного меньше, чем деревья перед домом, — Чен остановился под деревом, с интересом рассматривая ажурную листву. Сюмин ненадолго отвлёкся от молоденьких кустиков камелий и оглянулся. — Если не ошибаюсь, этому дереву около двадцати лет. — Значит его посадили намного позже здесь. — Этот клён посадил отец Тао, господин Ченцзы, в память о своём отце. Как мне говорил мой учитель, первый владелец особняка, для которого построили этот дом, хотел всегда оставаться рядом со своими детьми. Поэтому после смерти его прах стал корнями этого дерева, — Ким подошёл ближе и прикоснулся ладонью к шершавой серой коре. Листья зашелестели от дуновения ветра, словно соглашались с ним. — Похоже, что у каждого уголка этого места есть своя история. Сюмин улыбнулся как-то загадочно, после чего чуть тише добавил: — Ты ведь знаешь, что растения тоже способны понимать слова? — Вроде бы слышал что-то такое, — пожал плечами Чен. — Однажды я видел, как Тао негромко о чём-то говорил здесь. Когда я спросил об этом, он сказал, что часто приходит сюда, когда что-то тревожит или есть сомнения. Если спросить у клёна о чём-то, можно погадать: упадёт листок – значит правильно твоё решение или желание. — Но ведь это всего лишь случайность. — Может и случайность. Но дело ведь не в самой этой случайности – просто людям нужно во что-то верить. А если есть, во что верить, мир становиться чуточку лучше. Так уж устроены люди. Ким оставил инструменты и пошёл в другой конец сада, быстро попадая из виду за домом. Парень ненадолго остался один и вновь поднял взгляд на клён. От этого разговора остались неоднозначные чувства – вряд ли здравый смысл будет полагаться на обычную случайность. Но, с другой стороны... Сюмин не был тем, кто всегда следует строгой логике, иначе бы точно не придал значение такой же маленькой случайности, которая свела их вместе. Так может... Всё это не так уж и глупо? Чен сделал шаг ближе и тоже коснулся ладонью коры дерева, а через мгновение тихо спросил: — Правильно ли я поступаю? — и поднял взгляд, наблюдая за кроной. Листья едва дрожали в отсутствии ветра, но всё же один листочек сорвался с ветки и плавно опустился прямо на раскрытую ладонь. Он какое-то время с удивлением рассматривал этот листок, окрашенный в яркий оттенок жёлтого, хотя большинство листьев были куда темнее – от рыжевато-золотых до ярко-алых. Могло ли это быть действительно хорошим знаком? Чен снова поднял голову и кивнул в знак благодарности, пряча этот листок в карман своей куртки. Уже позже, когда с работой на сегодня было покончено, парень всё же предпочёл задержаться подольше в саду. Проводив взглядом Сюмина, неспеша прошёл вдоль ограды, заметно поредевшей после обрезки голых стеблей вьющийся кустарников, и думал о своём. Даже не сразу понял, что его зовут. Оглянувшись, заметил на скамейке под сливами Сянху, который и звал. — Сегодня тихая погода – так и тянет погулять, — заметил охранник, жестом приглашая составить компанию. Чен присел с другого края скамьи, но ещё не решался заговорить. Или просто не знал, с чего лучше начать. — Похоже, тебя снова что-то беспокоит, раз блуждаешь тут в одиночестве. — Так и есть, — тихо вздохнул в ответ, — а это правда, что вы здесь дольше всех работаете? — Да, есть такое, — улыбнулся Сянху, поглаживая густые усы, — меня взял на работу сюда ещё первый владелец, Хуан Шунцзы, когда я только отслужил в армии. Было это может, лет так тридцать назад, если не ошибаюсь. — И за всё это время вы не думали сменить работу? — Нет, да и не нужно мне это, — вздохнул мужчина, — после двух лет службы на границах мне хотелось только одного – спокойной размеренной жизни, где я точно могу быть уверен в завтрашнем дне. Так что здесь моё место. Я не жалею, что остался здесь. — А это правда, что дом был построен специально для господина Шунцзы? — Да, так и есть. Его отец приехал сюда после войны и открыл здесь свой антикварный магазин. Дела быстро пошли вверх и появилась идея построить собственный дом. Но примерно на стадии проектировки дома ещё маленький тогда Шунцзы заболел полиомиелитом и оказался частично парализован. Именно тогда его отец изменил план будущего дома, чтобы в нём было легко и удобно для сына. — Удивительно, что дом всё ещё выглядит как новый, хотя был построен так давно, — Чен рассматривал фасад, а сам думал о том, кем же был его отец – любил ли также, как основатель этого дома своего сына, и жив ли сейчас. Увы, но ответа на этот вопрос сейчас некому дать. — Похоже, в семье Хуан всегда любят своих детей. — Это уж как посмотреть, — вздохнул Сянху, наблюдая за тем, как ветер играет с золотыми листьями гинкго. — То есть? — Всё не может идти так гладко, как бы нам этого не хотелось. Вот и в этом доме бывали непростые времена. Знаешь, сейчас я вспоминаю те времена, когда только устроился сюда – господин Шунцзы любил поддержать разговор, так что мы быстро сдружились и частенько засиживались тут. От него я узнал историю этого дома, да и сам стал свидетелем не слишком приятного момента в его семье, — мужчина ненадолго замолчал, покручивая ус. — О чём вы? — У самого-то господина Шунцзы в любви не было удачи – первая жена погибла из-за несчастного случая, едва только отцу Тао тогда года два было, а вот со второй женой развёлся уже когда дети взрослые стали. — Дети? — От второго брака у него дочка была, Лин. Вот из-за неё-то и рассорились. Всё потому, что Лин вся в мать пошла – упрямая и немного взбалмошная. Влюбилась в заезжего аташе из корейского посольства и пришла к родителям, чтоб добро на свадьбу дали. Отец её поддержал, а вот мать скандал подняла – кричала, что если вздумает за корейца замуж пойти, то может и домой больше не возвращаться. — Но ведь это жестоко! — Вот то-то и оно, что жестоко. Лин в слезах тогда собрала вещи и сбежала из дому – ещё года три сюда не возвращалась, хоть и звал её отец приехать. А после той ссоры Шунцзы жене и поставил условие – либо извиниться перед дочкой и они продолжат жить как жили, либо же тоже собирает свои вещи и подаёт на развод. Она выбрала второе и больше её тут никто не вспоминал. — Значит поэтому господин Шунцзы учил Цзытао ценить свою семью, — Чен задумчиво смотрел в небо, болтая ногами. — Откуда ты это знаешь? — удивился охранник, сменив взглядом своего юного собеседника. Тот лишь пожал плечами. — В разговоре Цзытао как-то сам мне об этом сказал. Для него это очень важно... — помолчав немного, всё же спросил: — Всё же... Что вы думаете о нём сейчас? — Я лишь думаю о том, что не могу настолько же просто найти общий язык с Тао, как это умел господин Шунцзы, или как сейчас это выходит у Сюмина. Хотя я здесь так давно, что помню его ещё маленьким мальчиком, кажется, будто я совсем его не понимаю. И каждый раз, когда была возможность поговорить, я так и не решался начать разговор, как с тобой вот сегодня. В саду под сливами вновь наступила тишина – ветер шелестел пёстрыми листьями, нагоняя колкий холодок. Чен пристально смотрел в окна второго этажа и запертые двери балкона, вспоминая ночной разговор. — А если бы снова выдался шанс, что бы вы хотели сказать? — Наверное... Чтобы не отказывался от самого себя ради других. Прежде всего нужно ценить себя, ведь больше у нас нет ничего постоянного. Времена меняются, люди приходят и уходят, а наша жизнь продолжается... Я слишком хорошо знаю, что бывает, когда кто-то теряет себя в попытке быть лучше в глазах других. Люди бывают жестокими к тем, кто в чём-то лучше, в чём-то смелее их, но только когда перестаёшь замечать эту жестокую зависть и начинаешь ценить себя, начинаешь видеть настоящие ценности. — Можете рассказать подробнее? — Становиться холодно, лучше идём на крыльцо, а то как бы снова дождя не принесло, — махнул рукой Сянху и поднялся с места. В небе и правда сгустились серые тучи, плотно закрывая небо, да и ветер усилился. Они быстро поднялись на крыльцо и остановились у дверей. Мужчина прислонился плечом к опорной колонне, а Чен упёрся спиной о стену у входа, прямо напротив. — Так что всё-таки за история? — Я уже говорил, что пришёл сюда сразу после службы в армии. Так вот, был у меня сослуживец, в одном отряде все два года пробыли. Сдружились мы ещё в первую неделю, как только нас в казармы заселили. Он из Уханя сам приехал, мечтал о том, как после службы издаст свою книгу – любил уж стихи писать и красиво сочинял, что хоть сейчас на музыку ложи. А как отправили нас в первый раз на границу с Северной Кореей, так мы и песни пели, коль в ночь нам выпадало на посту быть. Хорошо мы с ним ладили, да и не помню, чтоб в чём-то не находили общего решения. А как перебыли мы второе лето на северной границе и пора уже было возвращаться домой, он в последние дни мрачнее тучи ходил. Когда я спросил, в чём же причина, он долго не хотел говорить, но всё же признался. Ещё до службы с родными поссорился – отец его прознал, что не на девушек заглядывается, вот и ждал, что сын "одумается" за два года. — И как вы отнеслись к этому? — То, кого он любит – не моё дело, да и я не Будда, чтоб человека судить. Я знал, что человек он хороший и друг надёжный, потому и сказал, что дружбы нашей это не отменит. Он меня тогда благодарил и попросил мой адрес, чтоб связь и дальше поддерживать. Как разъезжались мы, обещал написать мне, а я звал к себе погостить. Да только... Письмо его, видно, где-то затерялось и до меня не дошло, а когда через месяца два сам собрался и приехал... — Сянху замолчал, с досадой рассматривая каменный пол, а затем тихо вздохнул. Это молчание давило на сердце и явно не предвещало хороший конец рассказа. — Родные его меня и на порог не пустили, едва услышав, что мы служили вместе. Только соседка мне рассказала, что незадолго до моего приезда, примерно дней пять, не стало его. По приезду опять с родителями сильно повздорил, вот отец его и выставил за порог со словами, что не нужен ему такой сын. Соседка эта, женщина одинокая, по доброте к себе пожить позвала – говорила, что писал мне письма, да только не отправлял почему-то. А в тот день ушёл, сказав, что письмо на почту отправит, да так и не вернулся. Нашли его на краю города – застрелился. Письма те она мне отдала, а там все стихи его, что мы за время службы с ним пели – его пера. — Вы хотели бы его спасти? — Я не хочу, чтобы это повторялось. Люди не заслуживают ненависти за то, что хотят любить. — Вы хороший человек, Сянху, только почему-то не показываете этого другим. — Всё в этом мире измеряется поступками, а не словами. Ты ведь и сам это знаешь. — Да, так и есть... — задумчиво вздохнул Чен, наблюдая за тем, как снова начинался мелкий дождь.***
До обеда оставалось ещё полчаса, делать было нечего и Чен заглянул на кухню, где в это время кипела работа. Пока Шаньли и Юэмин готовили, Лихао сервировала стол здесь же. — О, хорошо, что ты пришёл, — радостно и довольно громко обратила на него всеобщее внимание Лю, — о чём это вы с папой так долго разговаривали? — Что, прости? — сначала показалось, что услышал что-то не то из-за быстрого темпа речи, но девушка невозмутимо ответила: — Ну ты же только что о чём-то беседовал с ним, я видела из окна. — Хочешь сказать, что Сянху – ваш отец? — это ненадолго совсем сбило с мыслей. Юэмин, ненадолго отвлёкшаяся, чтобы поправить сбившиеся волосы, обернулась и строго смерила слишком болтливую девушку взглядом. — Не забивай себе ненужным голову, Чен~и, оно тебе ни к чему, — более дружелюбно обратилась к парнишке, махнув рукой, после чего сделала шаг от стола, где нарезала овощи, и ловко подобрала вылезшие из причёски пряди. Быстро перекрутив волосы, снова собрала их шпильками и вернулась к работе. — Ты хотел о чём-то поговорить? — Вроде того... — он присел на один из стульев у стола и с интересом наблюдал за слаженной работой здесь. Сказать по правде, отвлекать их не хотелось, но вряд ли ещё представиться такой удобный момент для беседы. — А почему вы с Шаньли не женаты? — Что? — они обернулися и уставились на него, при чём это вышло так синхронно, будто и правда перед этим сговорились. Лихао тихо захихикала, наблюдая за их реакцией. — Они просто женатики по призванию, а не по статусу, это другое, — едва сдерживая смех, ответила она, на что старшие снова синхронно воскликнули: — Лихао! — Да ладно, не смущайтесь так, это просто шутка, — всё же заступился за неё Чен, — это не то, о чём я хотел спросить. — Тогда тебе повезло, — цокнул Шаньли, возвращаясь к готовке, хотя сам был красный явно не от облаков пара у плиты. Юэмин только хихикнула на это, но не стала ничего ему говорить. — Так о чём же тогда? — Ну... А как вы сюда пришли? — Госпожа Хуалин позвала, вот я и осталась тут, — она пожала плечами, как будто это было само собой понятное, но всё же обьяснила: — я раньше в театре работала. Грезила, что стану оперной певицей, даже закончила консерваторию, вот только на пробах в театре оказалось, что до жути боюсь на сцене выступать. Так что меня взяли в качестве костюмера. Было немного обидно, но я не жаловалась. А потом в нашем театре пригласили для новой оперы господу Хуалин, тогда уже известную далеко за пределами Китая. У неё был контракт на месяц и за это время мы успели сдружиться. Ещё во время подготовки последнего спектакля этой оперы у нас пошли слухи, что театр хотят закрыть. Уж не знаю, по каким причинам, да и не важно это. Когда я упомянула в разговоре, что мне и пойти-то некуда, если театр закроют, она и предложила, скорее в шутку, что всегда найдёт для меня работу. Когда труппу и правда распустили, я позвонила ей и спросила, всё ещё ли найдётся для меня работа. Так я и поселилась тут. — И вы не пожалели, что ушли от своей мечты? — Моя мечта не стоит и гроша, если я не могу ради неё переступить через себя, а здесь никто не насмехается за моей спиной, что я пою как рыба. И к тому же... Я не всегда только на кухне порядок вела. Когда я пришла сюда, то шила для госпожи Хуалин наряды для её выступлений. После каждого эти наряды на аукционах за огромные деньги продавались, так что своей работой я точно была довольна. — Твои таланты не знают границ, Юэмин, — с важность заметил Шаньли, — если кто-то этого не понимает – это уже точно не твоя проблема. — Ага, моя главная проблема – это ты вне кухни, — фыркнула она в ответ, закатываю глаза на эти внезапные комплименты. Чен и Лихао тихо хихикали, переглядываясь. — Я же говорила, что они те ещё женатики, даже без колец, — прошептала девушка, прикрывая рот рукой. — Смотрю, у вас тут весело, — на кухню заглянула Мейцинь, тоже подсаживаясь за стол, — давно уже так уютно тут не было. Помниться, вы также щебетали, когда тут Ифань первый день работал. Лихао немного неловко пожала губы, переставая улыбаться, а парень слишком напряжённо сжал пальцы, обхватив края стула, на котором сидел. — А что вам мешает сделать так, чтобы уютно было всегда? — тихо проскрипел сквозь зубы. — Ты что-то говорил, Чен~и? — переспросила Юэмин, которая случайно уронила нож и поэтому поспешила вымыть его. — Нет, ничего, — вздохнул в ответ и наконец ослабил хватку, отстранённо глядя в окно. — А вы всё также, как и тогда, говорите невпопад, — хмыкнул Шаньли, явно расслышав это "ничего", но предпочёл оставить это в тайне пока. Вскоре все собрались за обедом, но в этот раз, как и в прошлые, разговор не ладился, а потому ели в какой-то уж слишком напряжённой и колкой тишине. Первым в этот раз не выдержал Сюмин – резко уронив вилку на стол, поднялся с места и с упрёком окинул всех взглядом. — Не знаю, что на счёт вас, но мне это уже порядком осточертело! 3 меня хотя бы осталось хоть немного совести, которая сейчас не даёт мне также делать вид, что всё происходящее – нормально. Потому что это нихрена не нормально! — Сюмин, успокойся, — попыталась возразить ему Мейцинь, но тут же замолчала под пронзительным взглядом. Ким хлопнул по столу ладонью. — Я по горло сыт вашим спокойствием! Значит так, дорогие коллеги, ровно через час жду вас всех в своей комнате. И упаси вас Будда, если кто-то из вас не придёт, — акцент намеренно сделал, глядя на Мейцинь, — Если вы не хотите решать эту проблему, я вас заставлю, — после чего круто развернулся и вышел из кухни, оставляя после себя ещё более напряжённое молчание с примесью чувства вины. Что-то определённо стоило менять...