Душа скорбей

Ладони Джексона всегда были плотными и, будь они хоть немного тёплыми, напоминали бы хлеб. Но Джексон был весь выточен из камня — сильный, мощный, непоколебимый. Он всегда держал Сесилию крепко, и Свон была уверена ― с ней ничего не случится, пока Джексон её держит и поддерживает. О том, что, в случае чего она не смогла бы и вырваться из этой хватки против его воли, она не думала. Это случилось после того, как она попыталась повеситься. Так и не исполнив задуманное, она всё-таки оставила на себе новый след ― верёвка натёрла шею, и теперь там была розовая полоса. Джексон обещал, что она скоро исчезнет, но в целом никак не отреагировал на то, что его подруга в очередной раз попыталась покончить с собой. Сесилия даже не помнила, что именно он говорил ей, сидя на кровати, смотря на неё, когда на её шее была затянута петля. Сесилия глядела Джексону прямо в глаза и чувствовала, как первородный страх парализовал её: мышцы тела и лёгкие сковало болезненным спазмом. Она сама стянула удавку с шеи и рухнула на пол. Джексон тут же взял её за плечи, обнимая. Когда Сесилия успокоилась, он поцеловал её в щёку, провёл пальцами по новому следу на её шее и посмотрел ей в глаза своими тёмно-красными. Впервые Сесилия испугалась его: лучше бы он кричал, лучше бы тряс и спрашивал, почему она так поступила, но нет — он снял верёвку с перекладины, посмотрел тяжело, страшно — как, наверное, смотрел на солдат, пренебрегших приказом, — развернулся и ушёл, хлопнув дверью. «Предатели, — сказал он однажды, — не стоят слов». — И Сесилия, как видно, не стоила тоже. Джексон не вернулся ни через час, ни вечером, ни следующим утром. Сесилия решила, что он ушёл навсегда, и она была растеряна. Даже тогда в больнице будущее не казалось таким неясным. Кажется, Сесилия поняла всю суть слова «довела». Она довела Джексона. Вампир или нет — наверняка он устал говорить ей каждый раз, что всё будет хорошо и обязательно станет лучше. Устал он поддерживать её, устал голодать неделями, когда боялся, что она что-то с собой сделает. Сесилия машинально коснулась укуса на левом запястье. Холодный. Глаза Сесилии налились слезами, которые мгновенно стали скатываться по бледным впалым щекам. Она успела просчитать, сколько денег у неё осталось, хватит ли ей до Форкса, что написать в извинительном письме перед Джексоном, когда он вернулся. Это было вечером. Она молча уставилась на него, словно ожидая вердикта судьи. «Казнить нельзя помиловать». Джексон тоже молча смотрел на неё. Потом перевёл взгляд на балку, на которой она пыталась повеситься. ― Знаешь, я же был на войне, ― вдруг произнёс он. ― Когда ещё был человеком. Думаю, именно благодаря тому, что меня так потрепало в человеческой жизни, я её не забыл. Война — это ужасно, луна моя. Но я никогда не пытался себя убить. Он усмехнулся. Сесилии было, что возразить ― его никогда не толкали в лестничный пролёт, у него никогда не было выкидыша, у него никогда не было… ничего. Его любили родители, у него была любимая младшая сестра ― а у Сесилии не было ничего. Его смех прекратился. Он посмотрел на неё. Его бледное неживое лицо наконец-то исказилось страхом, недовольством, злобой и облегчением одновременно. Впервые Сесилия воочию видела, насколько дорога ему ― та, которая сама себя подвергала смертельной опасности. ― Ты знал, что тебе есть к кому вернуться, ― возразила она, поднимаясь и подходя к зеркалу. Джексон усмехнулся. ― Почему ты никогда не думаешь обо мне? ― спросил он. ― Ты всегда можешь возвращаться ко мне. Я тебя люблю. ― Я знаю. ― Сесилия грустно улыбнулась. ― Я тебя тоже люблю. Однако, когда вокруг меня сгущается темнота, я об этом не помню. Джексон понимающе кивнул. Он подошёл ближе, положил руку ей на волосы. ― Ты как-то сказала мне, что не хочешь умирать. Просто ищешь выход из сгустившейся вокруг тебя темноты. ― Она боялась взглянуть ему в лицо и боролась с чувством безумной вины внутри. Нашла лишь силы слабо кивнуть в ответ. Джексон вздохнул. ― Хорошо. Тогда я кое-что покажу тебе. Сесилия не сразу поняла, что он хочет сделать. Джексон был вампиром ― иногда она забывала об этом. Он заломил ей руки за спину и потащил в другой конец комнаты. ― Что ты делаешь? ― завопила она, осознав, что сейчас с ней сотворят нечто страшное, и разом позабыв о сотрясавших её минуту назад истеричных мыслях. Вина не ушла, но ужас стал другим. Джексон тащил сопротивляющуюся Сесилию вперёд, пока она пыталась зацепиться носками туфель за малейшую выбоину в полу. Один взгляд на замершее посмертной маской лицо вампира родил понимание ― не страх гнева или наказания, не признание вины выгибали сейчас её тело. Это было опасение за свою собственную жизнь. «Ты всё для меня», ― сказал Джексон ей, когда она стояла с петлёй на шее, и, глядя в его ледяные и почти чёрные глаза, она ощутила, насколько правдивы были те слова, насколько ошиблась она сама и чем ей грозило всё это. ― Не трогай меня! ― Выкрученные суставы заныли, но не это вынудило Сесилию снова закричать и с нечеловеческой силой попятиться назад — прямо на её глазах, не меняясь в лице, ни на секунду не проявив сомнения, сожаления или ярости, Джексон одной рукой распахнул решетчатые створки покрытого снаружи коркой льда окна и столь же уверенно снова взял её обеими руками. И она поняла. Поняла, что он собрался делать. ― Не надо! Прошу! Пожалуйста! ― Сесилия споткнулась, задёргалась, закрутилась. Это походило на страшный сон, один из её кошмаров, видений, мучавших с того момента, как она впервые попыталась покончить с собой. Разъярённый вампир не простил ей ошибки и собирался просто бросить в бездну, не замешкавшись ни на миг. Сесилия признавала вину, с трудом дышала от боли, но… она не хотела умирать. Только не так. Нет. Не сегодня. У них был частный дом. Никто бы не помог ей. Особенно, никто не помог бы ей избежать кары от вампира, сердце которого она разбивала раз за разом. Сесилия, приложив все усилия, рванулась назад, рискуя вывихнуть себе плечо. На лице вампира мелькнуло нечто неопределённое при взгляде на неё. Она упала бы перед ним на колени, однако Джексон скрутил её так, что теперь она не могла пошевелиться. Два шага до окна показались вечностью, а потом Сесилию впихнули в оконную раму и она зависла по пояс прямо над безразличной снежной бездной. ― Джексон! Пожалуйста! ― Несмотря на самобичевание, неутихающую боль, жажда жизни вновь пробудилась в девушке. Столь же сильная, как когда-то. Её до крайности опьянённый болью рассудок вопил о необходимости молить, рыдать, ползать на коленях, убивать, предпринять что угодно, но спастись. Спастись любой ценой. Пытаясь преодолеть панику, она посмотрела на раскинувшиеся внизу и присыпанные снегом дорожки сада. Слишком высоко. Ей не выжить. Она хотела, чтобы боль ушла, и теперь она действительно уйдёт ― посмертно. Джексон и это её желание выполнит, как выполнял все до этого. Если бы раньше она могла видеть так чётко… Сесилия закричала в отчаянии и бессилии, хватаясь замёрзшими руками за подоконник. Лучше было бы умереть безумной, чем осознав, вернув рассудок. ― Ты же хотела этого! ― донёсся до наполненных завыванием ветра ушей Сесилии гневный, но спокойный голос вампира, стоящего у неё за спиной. Сесилия хватала губами воздух и глотала быстро индевеющие слёзы, отчаянно искала выход и цеплялась за последние минуты жизни. Только державший за ноги Джексон пока ещё не позволял ей полететь головой вниз из открытого окна. ― Смотри, луна моя, смотри! Ты понимаешь, что с тобой будет, если я отпущу? ― Джексон наклонил её ещё ниже. Сесилия завопила. ― А теперь я хочу, чтобы ты подумала. Я могу прекратить твои страдания прямо сейчас. Если бы та мыльная табуреточка вылетела из-под твоих ножек, ты бы поняла, что так и не дочитала тот свой роман. Когда полетишь вниз, ты поймешь, какой вкусный был твой завтрак, обед и ужин. Когда твоя кровь алой рекой вытечет из предплечья, ты поймёшь, как отец любит тебя. Когда пуля пробьёт тебе висок, ты поймёшь, какой прекрасный текст песни сочинила на прошлой неделе для меня. Когда последняя таблетка исчезнет в твоей глотке, ты поймёшь, что забыла надеть куда-нибудь то красивое синее платье. И только когда двумя метрами выше тебя будут лежать цветы, ты поймёшь, как же ты хочешь жить. Раньше она едва бы поняла его слова, но теперь она была не так слепа, совсем не так. Он прав. Она лишь закатывала истерики и пыталась убить себя, ничего не прося и не объясняя. Она дошла до крайней точки, оставив вампира в неведении и тревоге. Она не дала ему ни единого шанса, хотя он тянулся к ней не один раз. Она уступила безумию, уже давно таившемуся в ней. ― Теперь мне отпустить тебя? ― безжалостно спросил Джексон, и она всхлипнула, стараясь ухватиться за серый камень стены. Джексон был прав, но она не хотела умирать. Она хотела бороться. Умереть можно в любой момент, и за всё это время она стремилась к смерти лишь однажды. ― Я хочу жить! Позволь мне! Умоляю! ― зажмурившись, закричала Сесилия ему в ответ с первобытным отчаянием и столь же искренним, идущим из самой глубины сердца обещанием. Если бы он позволил, она сделала бы всё. Всё, чтобы они были счастливы. В следующую секунду тело Сесилии почти соскользнуло через подоконник окончательно, а потом… Потом Джексон отпустил её и спрыгнул ровно за ней. Сесилия закричала. Все те секунды, что она летела, она думала ровно о том, о чём говорил Джексон. Когда земля грозилась принять её, Джексон перевернулся и девушка неожиданно угодила в крепкие мужские руки, ровно в объятия вампира. Она чуть не потеряла сознание от столь резкого движения и обессилено распласталась у него на груди. Сесилия дрожала от холода и спавшего в одну секунду напряжения. ― Умница, ― спокойно произнёс Джексон. Он сел прямо на снег и обнял девушку, хотя едва ли мог согреть её. ― Почему ты передумал? — Всё внутри словно выгорело, заставляя голос звучать глухо и безразлично. Сесилия не была готова взглянуть ему в глаза. ― Боже правый, Сесилия. ― Джексон рассмеялся. ― Я и не собирался тебя убивать. Иначе перегрыз бы тебе глотку в то время, когда ты просила меня об этом, ― с горечью произнёс он, обнимая её за талию. В вампире не горела злоба, им не владел гнев ― она много раз испытывала их на себе прежде, чтобы понять: сейчас Джексон не стремился проучить или отомстить. Она не читала в нём торжества, удовлетворения, облегчения. Во всей расслабленной фигуре вампира виднелось полное изнеможение. Если бы Джексон действительно хотел расправиться с ней в порыве ярости, он вёл бы себя совсем иначе. Это был очередной урок. Лекарство, позволившее излечиться. Сесилия уткнулась носом в плечо Джексона, отмечая, что дышать действительно стало легче, а в голове прояснилось. Морок одержимости спал, спалив душу дотла уже в который раз. ― Ты знаешь меня лучше, чем я сама, ― прошептала Сесилия. ― Спасибо, Джексон. Обещаю, этого больше не повторится. ― Джексон поднёс руку Сесилии к губам, а потом прижался к ней щекой. Сесилия вспоминала этот сон всё время после пробуждения. Сегодня она плохо спала ― после того, как она проснулась из-за этого сна, она больше не заснула, как бы Карлайл ни просил её поспать ещё. Проводив его на работу, девушка машинально протёрла пыль в каждой комнате, навела порядок на своём рабочем столе в их с Карлайлом кабинете, занялась готовкой, сделала некоторые задания из колледжа, написала один параграф второй главы диплома, но поспать так и не могла. Иногда в её снах Джексон не мог её поймать, несмотря на то, что Сесилия ждала этого до последнего момента. Что иронично, она со стороны видела, как её тело ломается об асфальт. Если она была в плохом настроении или болела, то её разум в красках показывал, как её череп раскалывается, как ломается каждая кость. В её снах не было Джексона ― он не ловил её, и она умирала. Сесилия просто стояла и смотрела на своё сломанное тело, смотрела, как кровь заливает её ноги. В пять утра рассвет мазнул бледно-красным по чёрному. Сесилия открыла окно, впуская прохладный утренний воздух — свежесть отрезвляла её измученный ум. Свон разглядывала силуэты соседских крыш и очертания одиноких деревьев, а потом глубоко выдохнула. Казалось, что весь ужас ночи отступает, оставляя место для чего-то нового и светлого. Она ждала Карлайла, сидя на стуле. У них на кухне было много стульев ― четыре барных, четыре обычных и два больших плетёных. Сесилия забралась в одно плетёное кресло с литровой кружкой в руках, в своём спортивном домашнем костюме, в тёплых носках. Горячий густой чай отдавал фруктовыми и ягодными нотками. Сесилия отпила совсем немного и тут же обожгла губу. Тихо зашипела от боли. Если бы Карлайл был рядом, он улыбнулся бы невыносимо ласково. Но глаза, в которых хочется просто раствориться, выражали бы тревогу. Подошёл бы, бережно провёл большим пальцем и поцеловал. Чуть-чуть, едва ощутимо. Просто чтобы унять боль. А потом, когда убедился бы, что ей уже не больно, ласково пожурил бы: «Ты всегда торопишься». Сесилия улыбнулась этим мыслям и коснулась кончиками пальцев своих губ. Пока она ждала, позвонил отец. Чарли исправно звонил раз в неделю, чтобы узнать, как дела у дочери. Сесилия, не сумев сдержать свой вредоносный характер, поинтересовалась, как там Изабелла. Отец ответил кратко и сухо ― было понятно, что руководит старшей дочерью. Лучше было бы промолчать, но Чарли не мог не ответить, когда Сесилия что-то хотела знать. Возможно, какая-то часть Чарли ― явно не самая лучшая ― считала, что Сесилия имеет право на злорадство. Она пила уже третий по счёту стакан чая, когда в коридоре тихо открылась дверь, пропуская в квартиру хозяина. Позабыв обо всем, Сесилия поставила на стол чашку и с громким топотом понеслась навстречу. ― Привет, ― с широкой улыбкой сказал Карлайл. Он едва успел отставить в сторону портфель с документами и даже не разулся, когда протянул руки и подхватил на руки Сесилию, которая быстро обвила его руками и ногами. Её запах мгновенно окутал его, и с губ вампира сорвался судорожный выдох. Сесилия, не утруждая себя приветствиями, наклонила голову, накрывая своими мягкими влажными податливыми губами сухие и холодные губы Карлайла. Карлайл, на секунду распахнув глаза в удивлении, в следующую уместил правую руку на её затылке, зарываясь длинными холодными пальцами в её растрёпанную причёску, с каждым новым мгновением всё сильнее и сильнее углубляя поцелуй, а левая рука мужчины продолжала удерживать девушку за тонкую талию. Сесилия обняла Карлайла за шею, отвечая на настойчивые и немного грубые поцелуи. Они сошлись здесь, в этой прихожей. Он целовал нежно, трепетно. Она ― напористо, страстно, почти дико. Их две совершенно противоположных энергии смешивались, образуя идеальный баланс. Абсолютную гармонию, взвешенную на чашах весов Фемиды. ― Я же холодный, ― пробормотал Каллен, поглаживая её поясницу ледяными руками, на секунду разорвав поцелуй. ― То есть холоднее, чем обычно? ― рассмеялась Сесилия, кажется, не собиравшаяся отпускать Карлайла, лишь крепче прижимаясь к нему. Вампир хмыкнул и, крепче обняв её, скинул обувь и прошёл в гостиную. Там Карлайл присел на деревянный подлокотник дивана и посмотрел на Сесилию снизу-вверх. ― У тебя сегодня хорошее настроение? ― с улыбкой спросил Каллен, чувствуя, как нежно порхают по лицу и в волосах тонкие пальцы. Сесилия кивнула, зарываясь носом в светлые волосы. Карлайл радовался её светлой улыбке ― он давно такую не видел. Сесилия держала на своём лице приклеенную улыбку. Кажется, она была сделана из бумаги — довольно потрёпанная, порванная в нескольких местах и протёртая — один край у неё отклеился, и она выглядела ещё более нелепо, чем должна была. Но Сесилия с ней всегда держалась героически. Сдерживала полыхающее в груди пламя с такой же дурацкой улыбкой. Вымученной и абсолютно фальшивой. Но сейчас Карлайл видел — чувствовал, ― что Сесилия абсолютно счастлива. ― Ты хочешь потанцевать со мной? ― спросила она, и до Карлайла только сейчас дошёл негромкий звук песен из колонок. Поглощённый Сесилией, он не сразу это услышал. ― Вообще, приглашать тебя на танец — моя привилегия, ― заявил вампир, поднялся, поставил Сесилию на пол и протянул ей руку. ― Я хочу пригласить тебя на танец. Сесилия довольно улыбнулась. Карлайл скинул пальто и крепко обнял Сесилию за талию, прижимая к себе. Свон с удовольствием расположила руки у него за шеей, сцепив пальцы в замок. Карлайл наклонился, соприкасаясь кончиком своего носа с её. На танец это было мало похоже ― они просто кружились по комнате, насколько позволяло пространство, и лишь благодаря сверхъестественному чувству баланса Карлайла они ни во что не врезались. Карлайл слышал, что сердце Сесилии так сильно барабанило по рёбрам, что, казалось, вот-вот должно было выпрыгнуть из груди. Это взволновало его и вместе с тем сделало счастливым. Никто и никогда не влиял на неё так, как это делал он. Сесилия заглянула ему в глаза, опираясь подбородком о его ключицы. Танцевать стало неудобно, поэтому они остановились, не прерывая зрительного контакта. Карлайл провёл пальцами по её щеке. Он хотел её. Хотел её тело, её мысли, её душу. Ежедневно, двадцать четыре часа в сутки. Он хотел, чтобы она всегда была рядом. Он хотел сделать всё возможное, чтобы она любила только его одного. Он хотел бросить к её ногам своё сердце, истерзанную душу. Да что там душу! Целый мир! Он хотел обнять её крепко и не отпускать. Никогда в жизни не отпускать её от себя. Эти чувства переполняли его, бурлили в груди, желая вырваться наружу бесконечным потоком нежности и ласки. Вампир стоял в гостиной, держал свою возлюбленную за руку, наслаждался моментом и всепоглощающим чувством счастья. Вот так оно бывает: живёшь своей жизнью, и, казалось бы, тебе ничего не надо, что у тебя всё есть. Но вот когда встречаешь её — тут задумываешься: «Чёрт… И как я раньше жил без неё?». Вся жизнь, что была у него до Сесилии, была неважной, её словно не существовало. Была только она ― здесь, сейчас и навсегда. Ещё томлюсь тоской желаний, Ещё стремлюсь к тебе душой — И в сумраке воспоминаний Ещё ловлю я образ твой… Твой милый образ, незабвенный, Он предо мной, везде, всегда, Недостижимый, неизменный… ― Как ночью на небе звезда, ― пропела Сесилия, улыбаясь и жмурясь от удовольствия. ― Обожаю Иммортэла. Карлайл понимающе улыбнулся. ― Это его ты постоянно слушаешь, верно? ― Все его песни написаны для меня и обо мне, ― рассмеялась Свон. Карлайл непонимающе на неё глянул, и девушка с легкой улыбкой объяснила: ― Джексон ― он Иммортэл. Поэтому его никто никогда не видел. Он записывает песни на студии и выпускает на разных площадках. ― Вампир-певец под псевдонимом «Бессмертный»? ― Карлайл хмыкнул. ― Очень иронично. ― На самом деле это производное от его фамилии. ― Свон тряхнула волосами. ― Джервэйс Мартелл — его так зовут, но, когда имя устарело, он стал называть себя «Джексон». Сесилия посмотрела своими серо-голубыми глазами в золотистые глаза Карлайла. Вампир внимательно вглядывался в её лицо, словно стараясь запомнить и так до безумия изученные черты любимого лица, запомнить каждую черту, каждую малейшую деталь. Запомнить абсолютно всё. Сесилия смущённо улыбнулась, но глаз не отвела. ― Что? ― Свон облизнула пересохшие от волнения губы. ― Ты очень красивая, ― сказал Карлайл, аккуратно прижимая девушку ближе, не оставляя между ними почти никакого расстояния. ― По красоте судить, тебе родня Иштар и Фрейя, а не создания земные. Сесилия рассмеялась и сама обняла вампира. Они оба словно старались вжаться друг в друга, пролезть под самую кожу, стать единым организмом, чтобы никогда не быть порознь. ― Я могу привыкнуть. ― А ещё не привыкла? Я плохо стараюсь? Сесилия улыбнулась и поцеловала Карлайла в подбородок. ― Ты самый красивый мужчина, которого я видела. Ты потрясающий. Это было невероятным и до сих пор не укладывалось в сознании Свон, но он любил её. Так сильно, что, кажется, и жить без неё уже не мог. Это был факт. Только раз — и то, если очень повезёт — ты встречаешь человека, который разделяет твою жизнь на две части: до встречи с ним и после. Раньше Сесилия думала, что нечто подобное с ней сделала потеря ребёнка и встреча с Джексоном в пятнадцать лет: трагедия забрала прошлое, заняла всё её настоящее, а будущего просто-напросто не было видно. Карлайл справедливо полагал, что превращение в вампира разделило его жизнь. А потом появилась она. Умная, мужественная и невероятно отважная. Такую вторую на всём белом свете и за двадцать тысяч лет не сыщешь. ― Вообще-то, ты сбиваешь меня с мысли, ― внезапно проговорил Карлайл, привлекая девушку ближе к себе. ― Я хотел поговорить с тобой кое о чём важном. ― Мне напрячься? ― Сесилия наигранно нахмурилась, но было видно, что её хорошее настроение мало что может испортить. ― В последний раз когда мы серьезно говорили, я призналась, что меня скинули с лестницы и я пыталась покончить с собой. Карлайл вздохнул и машинально погладил её по руке. В отличие от всех других людей, к которым он прикасался, Сесилия не вздрогнула и не покрылась мурашками ― уже привыкла, что вокруг неё полно вампиров с ледяной кожей. Но он собирался серьёзно поговорить с ней. Надеялся, что Сесилию этот разговор не удивит и Карлайл просто лишний раз убедится в том, что она всё знала… и всё-таки Карлайл хотел сказать ей об этом сам. Это было важным для их отношений, особенно сейчас, когда пропасть между ними стала меньше. Ради этого он даже попросил Эсми прийти к нему в больницу в вечернюю смену, чтобы попросить совета. ― Эсми, ― приветственно улыбнулся Карлайл названной сестре, когда она вошла в кабинет. Эсми ярко улыбнулась и поцеловала вставшего, чтобы её поприветствовать, Карлайла в щёку. ― Здравствуй, брат, ― с улыбкой проговорила она, но быстро разглядела в глазах Карлайла волнение. Эсми не стала тянуть долго. ― Что-то случилось? Что-то с Сесилией? ― И да, и нет. Мне нужен твой совет, ― проговорил он, кивнув на диван. Эсми изящно присела, закинув ногу на ногу. ― Я не смогу ничего тебе сказать, если не узнаю, в чём дело, ― с лёгкой улыбкой терпеливо произнесла женщина. Карлайл облокотился на стол и какое-то время смотрел на ламинат, своим идеальным зрением замечая малейшие детали. Эсми терпеливо ждала, пока брат соберётся с мыслями. ― Я не знаю, как ей сказать, что у нас не будет детей, ― наконец как на духу выпалил Каллен. ― Вы ещё это не обсуждали? ― удивилась Эсми, недоверчиво глядя на брата. Ещё не говорили об этом? Странно, казалось, Сесилия и Карлайл столько времени проводят вместе, живут вместе, что просто нет того, что они могли бы не знать друг о друге. ― Как-то всё не приходилось к слову, ― туманно произнёс Карлайл. Он не знал, можно ли открывать детали их отношений Эсми. Он очень любил свою названную сестру, но всё, что происходило между ним и возлюбленной, Карлайл охранял ревностно и очень сильно. ― Сесилия не похожа на тех девушек, которые сразу после колледжа готовы стать матерями и жёнами, и сидеть дома, создавая семейный уют. Она карьеристка. ― Карлайл по-доброму усмехнулся, думая о возлюбленной. Его юная бойкая девочка, которая готова идти по головам, чтобы быть лучшей. Если бы она только могла видеть себя его глазами. ― Но я собираюсь жениться на ней, Эсми, ― сообщил он. Эсми понимающе кивнула ― они все понимали, что Карлайл не будет долго жить с Сесилией просто как её «парень». Карлайл был старым существом, немного старомодным. Пока что от предложения руки и сердца его удерживало их положение преподаватель-студентка, но уже в этом году Сесилия заканчивала колледж, и им обоим было проще дождаться окончания, чем разбираться с последствиями. ― И когда я сделаю ей предложение, я хочу знать, что она в курсе, что может потерять. ― На лице Карлайла отразилась боль. Кажется, он долго обдумывал это в одиночестве, варился в собственных невесёлых думах и только теперь пришёл к ней. Карлайл не стал упоминать тяжёлое прошлое Сесилии. Периодически ― очень-очень редко ― он видел, какие мимолётные взгляды кидает на детей Сесилия. Это было очень редко, обычно Свон была преступно холодна, когда речь шла о детях. Судя по её прошлому, именно из-за этого она так и не полюбила младшую сестру в самом начале. Но с другой стороны Карлайл прекрасно знал, как сильна любовь Сесилии к дочери умершей подруги, её крестнице. Да, они виделись не так часто, но Каллен знал, что эта любовь была — сомневаться не приходилось. Карлайл не знал, насколько Сесилия была в курсе подобных вопросов в отношении вампиров. У неё не было отношений с Джексоном, а значит и думать об этом не приходилось. ― Скажи ей всё как есть, ― неожиданно заявила Эсми, пожимая плечами. ― Не разводи больших демагогий, не толкай длинные речи. Просто скажи, что из-за обращения все мы лишены такой возможности. ― На её красивом лице отразилась старая неугасающая тоска. ― Сесилия умная девочка, она всё поймёт. ― Эсми улыбнулась, говоря о возлюбленной своего названного брата. ― Но дело не только в этом, верно? ― внезапно спросила вампирша. ― Ты не просто боишься сказать это, да? Карлайл молчал какое-то время. Они с Эсми провели много времени вместе, прекрасно знали друг друга. Конечно же она сразу поняла, что переживания брата куда глубже, чем он показал в начале. ― Я боюсь потерять её из-за этого, ― тихо признался Карлайл. По правде говоря, он мало знал Сесилию. Он любил её, а она любила его, и только это было важно. Только последние месяцы, когда всё стало тихо и спокойно, схлынула первичная страсть, он стал задаваться вопросами о той, которую любил. На самом деле важными вопросами, а не теми, что он сыпал в первые месяцы их знакомства. Он узнавал о ней, но не её. И её маленькое откровение, пусть такое болезненное для неё, но важное для них, не помогло прояснить все детали разом. Тысяча вопросов и все без ответов. А как она относится к детям? Может, она в тайне, глубоко внутри мечтала о большой семье. Вернуть то, что у неё отняли насильно. Больше всего на свете Карлайл боялся потерять её. Ту, которую любил теперь больше самой жизни. ― Это испытание, ― согласилась Эсми. ― Небольшое, но всё же. Но я не верю, что из-за этого между вами может всё рухнуть. Такие сильные чувства, и ты другой с ней. Наконец-то ты нашёл ту, которая заставляет тебя жить. ― Мисс Каллен тепло улыбнулась. ― Думаю, Сесилия могла сама обо всём догадаться, она же у тебя такая сообразительная. Но если ты скажешь ей это сам, то это покажет, как ты дорожишь ею, что ты честен с ней. Она может расстроиться, но она не уйдёт от тебя. Возможно, это поможет вам сблизиться ещё больше, ведь теперь между вами будет меньше секретов. ― Так что? ― аккуратно поинтересовалась Сесилия, не желая подгонять Каллена, но и больше не желая мучиться в неизвестности. Что такого собирался сказать ей Карлайл, что ему приходилось решаться так тяжело? ― Это сложно. Ты знаешь, что очень дорога мне, да? ― Сесилия кивнула, понимая, что перебивать не надо. ― Ты ― самое дорогое, что есть у меня. И я не хочу потерять тебя из-за того, кем являюсь. ― Карлайл вздохнул. ― Вампиром становятся умирая, проходя через боль и агонию. Да, мы становимся прекрасными, быстрыми и сильными, бессмертными, кто-то из нас обладает особенным даром. Но кое-что от нас уходит навсегда и неизбежно. ― Он резко выдохнул, решаясь. ― Способность создать новую жизнь, например. ― Карлайл посмотрел в глаза своей возлюбленной сверху-вниз. ― Сел, у нас с тобой никогда не будет родных детей. Я не способен стать отцом. Он ждал, что она скажет. Сесилия продолжала водить пальцами по его бедру, ничего не говоря, сердце её не сбилось с ритма, ничего в ней не изменилось, словно он сообщал ей прогноз погоды на завтра, а не сообщил об их будущей бездетности. ― Я знаю, ― наконец слабо улыбнулась она. Оскорблённой, злой или раздосадованной она точно не выглядела, а может, просто не осознавала. ― Ничего страшного, мне всё равно. ― Сейчас ты говоришь так, но через пару лет… ― Я бесплодна, Карлайл, ― с той же лёгкой улыбкой проговорила Сесилия. Она выглядела как человек, который уже осознал собственную неполноценность, смирился с ней и жил дальше. Её взгляд машинально метнулся к животу. Каждый раз, говоря об этом, она чувствовала, как начинает болеть шрам. Она согласилась убрать его — Джексон отвалил за это щедрую сумму денег, но это не значило, что он не болел. ― Я не могу иметь детей, так что, в сущности, ничего не меняется. Я бы заставляла тебя использовать презервативы или сама пила таблетки, если бы было иначе. ― Она тихо рассмеялась. Карлайл тоже невесело усмехнулся. ― Не переживай об этом. ― Сесилия обняла его, утыкаясь тёплым носом ему прямо в ухо. ― Я тебя люблю. Ты любишь меня. Для нас хватит и этого, а что будет потом ― через год, два, пять или десять, — мы узнаем потом. ― Сесилия горячо выдохнула. ― Ничто не заставит меня отказаться от тебя. Карлайл улыбнулся ей. Сесилия кончиками пальцев провела по крепким венам на запястьях. Погладила внутреннюю сторону холодных сильных ладоней. Она не помнила, с кем ей в последний раз хотелось быть такой нежной. Каллен аккуратно перехватил её ладонь, неуловимым быстрым движением переплёл их пальцы. ― Чем ты сегодня занималась? ― почти шёпотом спросил Карлайл, водя носом по девичьему предплечью. Он всегда был внимателен к таким мелочам, но теперь волновался ещё больше, думая, что Сесилия изнывает от скуки. Как бы ни складывались их отношения, в Карлайле до сих пор жил страх потерять её. Сесилия не удивлялась ― иногда она действительно была меланхоличной и не всегда могла предугадать свои собственные действия, хотя не стала бы называть себя импульсивной. ― Всем по мелочи, ― пожала плечами девушка. Карлайл, аккуратно обхватив её за талию, неуловимо быстрым движением пересел на диван, и девушка устроилась у него на коленях. Ей нравилось вот так сидеть с Карлайлом, когда он приходил домой, слушать, как прошёл его день, рассказывать, что делала она. Было в этом что-то правильное. ― Говорила с папой, ― вырвалось у неё раньше, чем она успела подумать. Впрочем, Сесилия тут же скривилась. ― Чарли звонил? ― аккуратно поинтересовался Карлайл, проводя пальцами по девичьим бёдрам. ― Да, ― выдохнула Сесилия. ― Он обеспокоен состоянием Изабеллы, советовался со мной по поводу того, лучше ли будет отправить её к Рене. Совсем неожиданно Сесилия улыбнулась. Карлайл почувствовал, как внутри неё разлилась мстительная ярость. Он промолчал, продолжая свои нехитрые поглаживания, пытаясь успокоить её. Её давным-давно уязвлённое самолюбие вибрировало, заставляя череп трещать от напряжения. ― У неё депрессия, ― вдруг протянула Сесилия, тихо посмеиваясь. ― Сесилия… ― Она называла это ерундой. ― Свон тряхнула густыми волосами, и Карлайла окутал её запах. Как всегда в такие моменты ему хотелось зарыться в эти волосы носом и просто наслаждаться этим запахом. Хотелось схватить Свон за тонкие, как веточки, руки и прижать её к столу, чтобы она выстанывала его имя и задыхалась. ― Что человек сам себе придумывает такие диагнозы, что депрессии нет, что это лишь от безделья. А теперь ей больно и плохо. Неправильно, но это делает меня счастливой. Что она понимает, что чувствовала я. «Как ты уже достала со своей депрессией! ― заявила Белла, смотря на сестру. Сесилия тогда была одной ногой в могиле. ― Хватит притворяться. Хватит!» Кажется, после этого Сесилия перерезала себе вены, хотя ей сложно было вспомнить точно. Карлайл помолчал какое-то время. Сесилия уже упоминала про то, что у неё была депрессия, но никогда ещё не рассказывала про это. Карлайл словно почувствовал очередную стену между ними и вместе с тем нащупал возможность сломать её в этот же момент. ― У тебя была депрессия? Лицо Сесилии ожесточилось. ― Да. Затяжная. ― Из-за?.. ― Да, ― поспешно проговорила она. ― Но там всё навалилось как-то. После потери ребёнка в двухтысячном у меня началась депрессия. Потом психоаналитик сказала мне, что это всё было лишь главным моментом. Я была давно в депрессии, просто не знала об этом. ― Сесилия выдохнула и чуть отодвинулась, но при этом не пересела и не вырвала руку. Карлайл свободной рукой накрыл её бедро, словно боялся, что она может уйти. ― Я вступила в отношения с парнем не потому, что искреннее его любила, а потому что считала, что это глупо ― не быть в отношениях, когда у всех моих знакомых была сексуальная связь. Потом я забеременела, хотела сделать аборт, передумала, но мой бывший скинул меня в лестничный проём. Травмы, моя мать заперла меня дома, унижала, била… ― Рене тебя била? ― возмущённо проговорил Каллен, и из глотки вырвался короткий рык. Сесилия посмотрела на него чуть удивлённо. Собственническая вампирская натура снова подняла голову, зло рыча, требуя защитить то, что принадлежало Карлайлу. «Ты должен был оказаться рядом раньше, ― шепнула она Каллену. ― Чтобы не допустить всего этого. И чтобы забрать её к себе намного раньше». Карлайл испытывал спутанные чувства и жгучее негодование, пустившие корни в его лёгких. Внутренности расцветали ядовитыми скальпелями — каждая мысль, каждое новое вспыхнувшее отвратительное изображение, так любезно предоставленное разумом, отпечатывалось в сознании свежей рваной раной, которая нескоро ещё превратится в розовый шрам. Карлайл смотрел на девушку в собственных подрагивающих руках. Мысль о том, что кто-то прикасался к Сесилии так, что кто-то мог её ударить… Это доводило его до трясучки. До бешенства. ― Иногда. ― Сесилия пожала плечами и машинально коснулась груди. Карлайл вспомнил, что там был шрам. ― Но лучше бы она меня била больше, чем говорила. Я осталась одна. В Джексона я тогда не верила. Когда он забрал меня, конечно, у меня была депрессия. ― Она помолчала немного, а потом покачала головой. ― Это как… как будто вокруг меня темнота. Я старалась вспомнить всё хорошее, что было в моей жизни, но не могла. Темнота забирала всё. Я хотела выйти из неё любым способом. Когда погибла моя подруга, я чуть снова не провалилась. Бьянка меня удержала. Мысль о том, что кто-то зависит от меня настолько… Первое время она не шла на руки к Джексону, только ко мне. Я была ей нужна. Она стала моим ребёнком. ― Сесилия поджала губы, будто смирившись, но Карлайл заметил, как светло блеснули её глаза. Вдруг ему стало понятно, почему Розали так легко приняла Сесилию ― намного легче, чем Беллу. Подсознательно она чувствовала в ней родную душу. Девушки, пережившие насилие, пусть и разного плана, и лишённые нечто важного в своей жизни. Конечно они не могли не принять друг друга. ― А что такого сказала Белла? Она ведь что-то сказала, верно? Если бы она просто потакала матери, ты бы презирала её, но ты её ненавидишь. ― Карлайл, я… ― Отвратительное послевкусие обиды осталось на кончике языка — Сесилия ядовито усмехнулась и облизнула пересохшие губы. В тёмных от досады глазах не было ничего. ― Я не обвиняю тебя в чём-то, я просто хочу тебя понять, ― доверительно прошептал он, прикасаясь носом к щеке, а губами ― к уголку её губ. Сесилия слабо улыбнулась, прижалась к его груди своей горячей грудью и уткнулась носом ему в щёку, будто котёнок, поцеловала его щёки. Вероятно, так ей было легче. Говорить о какой-то боли, зная, что человек рядом с тобой тебя любит. ― Когда Рене заперла меня, Белла… Она сказала, что для моего ребёнка будет лучшим не родиться, чем иметь такую мать, как я. И я её возненавидела. ― Сесилия потёрлась щекой о его плечо, избегая прямого зрительного контакта. Карлайл коснулся рукой её волос. ― Она не могла понять мою боль, никто не мог, но эти слова. Я винила в произошедшем всех. Сначала себя, конечно. Когда устала ненавидеть себя, стала ненавидеть других ― своих бывших друзей, Уолша, Рене, Беллу ― всех. ― Девушка выдохнула. ― Вдоволь натерзавшись, я поняла, что не знаю, куда мне себя деть, что теперь делать, зачем я нужна. Ситуация ухудшалась ещё и тем, что Джексон буквально терпел меня ― впоследствии я осознала, как ужасно вела себя, обвиняя его во всём и крича на него, приказывая убираться… а он всё терпел. ― Сесилия помолчала какое-то время, а потом усмехнулась, выпрямилась и покачала головой с лёгкой усмешкой. ― Интересно, зачем я тебе всё это рассказываю? Карлайл усмехнулся. ― Мы любим друг друга, ― шепнул он ей на ухо. Голос Карлайла, властный, с хрипотцой — уверенный голос знаменитости — действовал на Сесилию совершенно магическим образом. Так же, как и всегда. Сесилия уткнулась лбом куда-то в его ключицу, прижимаясь ещё сильнее. ― Я хочу тебя понять. Понять, что ты пережила. Понять лучше твои чувства, эмоции, поступки, слова. Сесилия улыбнулась. ― Можешь мне кое-что пообещать? ― проговорила Сесилия, впервые за весь разговор решительно посмотрев ему в глаза. ― Я не уверена, что это случится, но всё же хочу, чтобы ты пообещал. ― Что? ― мягко спросил Карлайл, поворошив волосы девушки носом. ― Принимая решения, связанные со мной, ты никогда не будешь руководствоваться жалостью. Никогда не будешь думать о том, что я могу сделать, если ты поступишь так или иначе. ― Например? Несмотря на вопрос, Карлайл не церемонился и не спешил отвечать — он смял её губы в поцелуе, яростно, властно, подхватил её под бёдра, ощущая на себе приятный вес горячего мягкого тела. Он прижал девушку к себе, словно невзначай усмехаясь интимности этого момента — как соприкасаются их бедра, как тихо и сбивчиво она дышит прямо в его шею, как вкусно пахнет её кожа. Он забылся, и всё на свете отошло на второй план. Есть только он и она — только его губы и её губы. Но Сесилия не сдавалась, не отступила, а хотела добиться своего, поэтому обречённо проговорила: ― Если ты устанешь и захочешь меня оставить, ты это сделаешь. Страсть схлынула в мгновение. Раньше, чем успел бы подумать, Карлайл пронзительно зарычал, и рык сложился в женское имя: ― Сесилия! «Сесилия! Не смей говорить мне, что я должен тебя оставить когда-нибудь или из-за чего-то, потому что я никогда этого не сделаю, ясно, а мысль об этом доставляет мне боль!» Сесилия вцепилась в его плечи. Её серые глаза распахнулись, но зрачки в них были расширены. Карлайл смотрит в её глаза, и в ушах появился противный писк, было лишь её сердце, бешено колотящееся в ушах, была Сесилия, которую он вдруг до боли сжал в своих руках. Его душа сорвалась в пропасть. Всё его тело и вся его сущность излились до потрясающей пустоты, и сам он будто бы повис в невесомости. Эта фраза, одна-единственная просьба, полная жизни, гудела в его голове будто камертон, и Карлайлу казалось, что лишь эта фраза лишила смысла всё то, что было между ними. ― Пообещай мне! ― вдруг сорвалась Сесилия на крик. Карлайл едва ли не расцепил руки ― ему казалось, что, сожми он сильнее, и он сломал бы ей бедренные кости. Ему хотелось сжать её сильнее, вцепиться в неё, слиться воедино, вживить её в себя ― или себя в неё, ― чтобы всегда быть рядом, чтобы никогда не приходилось её оставлять. ― Я никогда тебя не оставлю! ― горячо пообещал Каллен. ― Никогда. Это я тебе обещаю. Что же до остального… ― Карлайл выдохнул. Он очень надеялся, что говорить об этом не придётся. Он никогда не боялся признавать свои чувства, но был уверен, что Сесилии не нужны слова, а нужны действия. ― Твоё прошлое мне небезразлично. Но моя цель — чтобы это было прошлым. Я обещаю тебе, что никогда не стану жалеть тебя в этом плане. Но я не забуду это и буду иметь в виду. ― Карлайл наблюдал за тем, как сменяются эмоции на её лице — сперва оцепенение, потом недоумение, но вот она свела брови и расцвела обидой. Её ноздри раздулись, трогательно приоткрылся ротик, а на лбу проступила очаровательная морщинка. ― Чтобы обезопасить тебя в будущем, ― закончил он. ― Такое обещание тебя устроит? Он наблюдал за тем, как Сесилия медленно открыла рот, задыхаясь от возмущения — как она беспомощно свела брови и закусила щёки, изо всех сил сдерживаясь. Наконец медленно кивнула. ― Пожалуй да. ― Девушка выдохнула. ― Я очень боялась, что ты станешь… относиться ко мне по-другому. Что я стану для тебя… другой, ― растерянно произнесла Свон, проводя пальцами по левому запястью. Карлайл поймал её правую руку и прикоснулся губами. Прочертил линию вверх и коснулся поцелуем плеча. ― Хочешь правду? ― Не уверена. Каллен усмехнулся. Карлайл взял её за руку. Крошечная ладошка Сесилии тут же утонула в его большой — он чувствовал тепло её кожи и заметил то, как едва ощутимо содрогнулись её плечи. ― Я стал относиться к тебе по-другому. Узнав это всё, я понял, насколько сильно ты нуждаешься в любви. И теперь мне не страшно проявить её всю. Вампир вновь и вновь перебирал в собственной голове всё то, что хотел ей сказать, — всё, что он репетировал сотни и сотни раз. Всё то, что не давало ему спокойно лежать по ночам. Иногда, когда он лежал в их кровати, слова признания застревали в горле, будто куски разбитого стекла. Тогда он превозмогал боль и произносил их в пустоту без слов, надеясь, что не разбудит своим бормотанием Сесилию. Он протягивал руку и чувствовал тело рядом, предвкушая ещё один день вместе. ― А до этого ты боялся? ― спросила Сесилия, и на её бледном остром лице появилась слабая улыбка. Ей больно — как если бы она наступила босой ногой на битое стекло, и вся её боль была бы сосредоточена в одной точке. Только это где-то в груди, где разрывалась на кусочки её собственная окровавленная плоть. ― Старался себя немного сдерживать. Чтобы тебе было комфортно. Сесилия заглянула в его золотистые глаза. Карлайл погладил её по лицу слегка дрожащими пальцами. Он мог бы сгрести её в охапку и уткнуться в её шею, вдыхать запах чёрных волос и умирать от счастья. Он мог бы прекратить распинаться и наконец поцеловать её, чтобы она наконец почувствовала то же самое, что и он. Но он чувствовал, что разговор должна закончить она. ― Мне комфортно прямо сейчас, Карлайл. Ровно на три секунды Карлайлу показалось, что сердце в его груди забилось. Каллен ощутил три удара так явно, будто это случилось на самом деле. Он чувствовал её запах, окунулся в глубину её глаз и просто перестал соображать. Она такая красивая и страстная. Руки Сесилии проскользнули под его свитер, и вампиру вдруг стало очень легко. В её объятьях он почувствовал тепло дома, запах кофе и солнечные лучи, заливающие кухню — вместе с запахом её волос в лёгкие ворвалось потрясающее чувство окрылённости и свободы. Будто гроза миновала.