Душа скорбей

(не проверено бетой! правки в ПБ приветствуются!) ― А у тебя часом нет дара исцеления? ― поинтересовался Джексон, наблюдая за тем, как Карлайл аккуратно зашивает рану на ноге Бьянки. Девочка всхлипывала и крепко хваталась за руку Сесилии. Бегая по заднему двору, малышка споткнулась и налетела ногой на небольшой осколок. Криков и крови было много, и, пока Карлайл успокаивал Бьянку, пытаясь провести операцию как можно более незаметно и безболезненно, Джексон отпаивал Сесилию успокоительными, а Эмметт и Розали прочёсывали двор, наводя порядок. Взяв себя в руки, Сесилия пришла в кабинет Карлайла, где Каллен возился с малышкой. Бьянка, до этого плачущая громко и от всей души, при родителях стала сдерживаться, обходясь лишь жалостливыми всхлипами и гримасами. Сесилия обнимала Бьянку, целуя в макушку, и малышка лишь сопела. Джексон, желая разрядить обстановку, стал обсуждать третий вопрос. ― Нет, ― хмыкнул Карлайл. ― Я бы тогда работу больше любил. Раскрыв для дочки объятия, Сесилия ласково прижала её к себе. Потом, через пару секунд, отпустила, изобразила на лице полный восторг, словно увидела дочь после долгой разлуки, снова обняла. И снова, и опять... Каждый раз, как Сесилия отпускала Бьянку, та вперемешку со слезами заливалась смехом и хлопала в ладоши, пока Джексон крепко держал её ножку, а Карлайл накладывал швы. ― Но ты же типа офигенный врач, ― проговорил Джексон. ― Папа! ― заскулила Бьянка, и, хотя она ничего не чувствовала из-за анестезии, Джексон начал дуть на ранку, стараясь облегчить боль дочери. ― Да, ― согласился Карлайл. ― Потому что с начала восемнадцатого века только этим и занимался. Пока не появилась одна очаровательная студентка. ― Его взгляд метнулся к Сесилии. Девушка поцеловала Бьянку в макушку и рассеянно улыбнулась. ― Я загубила будущее мировой медицины? ― Главное, что ты моё будущее сделала лучше. ― Сел снисходительно улыбнулась на это замечание. Карлайл закончил со швами, наложил плотную повязку на рану и с улыбкой потрепал девочку по светлым волосам. ― Всё, боец. Много не бегай. Бьянка осмотрела белоснежный бинт на своей ноге, дёрнула ножкой, аккуратно спустившись со стола, и тут же захныкала. ― Больно! Мама! Сесилия вздохнула и взяла девочку на руки, чмокая в щёчку. ― Не плачь. Хочешь, я тоже себе что-нибудь разобью, чтобы меня зашивали? ― Нет! ― в один голос произнесли Карлайл и Джексон, заставив Сесилию вздрогнуть, а Бьянку даже позабыть про свою собственную боль. Джексон сжал зубы и с трудом удержался от рыка, а Карлайл выглядел так, будто всерьёз подумывал приковать её к кровати, чтобы не смогла себе навредить. ― Расслабьтесь, это была всего лишь шутка, ― проговорила Свон. ― Дурацкая шутка, ― не удержавшись, рыкнул Джексон. Бьянка нахмурилась, анализируя ситуацию, но Карлайл поспешил смягчить ситуацию, чуть подтолкнув Мартелла локтем и улыбнувшись Сесилии. ― Вы ещё погуляете на заднем дворе? Сесилия кивнула и направилась к чёрному выходу, но Джексон поравнялся с ней, придержав за локоть. ― Прости, что зарычал, ― произнёс он с явно извиняющимся видом. Сел кивнула. ― Ничего. Я бы тоже зарычала. Сесилия, Розали и Бьянка играли в саду в какое-то кукольное чаепитие. Джексон и Карлайл сидели на кухне, где могли их видеть: Мартелл занимался обедом, а Карлайл работал за ноутбуком, внося какие-то правки в документы на заказ препаратов. Пару минут они просто молчали, вслушиваясь в звонкий голос Бьянки, мелодичный — Розали и хрипловатый тембр Сесилии. ― Может всё-таки есть надежда на то, что ты умеешь исцелять людей? ― вдруг подал голос Мартелл, переворачивая отбивную на сковороде одной рукой, а второй продолжая нарезать овощи для гриля. ― Тебе зачем? ― Не мне. Его красноречивый взгляд устремился к окну, к брюнетке, которую Бьянка поила чаем. Девочка помешивала игрушечную еду в игрушечной мультиварке игрушечной ложкой, при этом она лопотала что-то на своём детском наречии и была ужасно похожа на свою маму, несмотря на то, что внешнего сходства у них было не так уж много. Пока Сесилия усиленно пила несуществующий чай, Бьянка подошла к Розали и довольно резко засунула ложку ей в рот, как частенько бывало с Сесилией, но Розали нельзя было в кровь ободрать губу пластиковой посудой. Розали сделала вид, что пробует неизвестное ей до сих пор блюдо. ― Курица отличная, а брокколи многовато, ― вынесла она вердикт. Бьянка тут же вытащила игрушечный овощ из своего «варева», отбросила на покрывало. ― Не помню, чтобы Эсми так когда-то делала, но ты здесь повар… ― Розали рассмеялась. Карлайл посмотрел на Сесилию. На ней была свободная футболка, которая, впрочем, не могла скрыть худощавость её плеч. Потом взгляд его скользнул к её животу. ― Как так получилось? ― почти шёпотом спросил он, будто боясь, что Сесилия его услышит. Джексон помолчал какое-то время. ― В больнице не оказалось опытного акушера, ― наконец начал он. ― Операции проводил молодой хирург, закончивший университет два года назад. Он выскабливал из неё плод, но так получилось, что соскрёб слишком глубокий слой слизистой оболочки. Возникла открытая рана. Небольшой рубец. Знаешь, что происходит дальше? ― Организм начинает регенерировать. Залечивать сам себя. Рубцы заживают, и маточные трубы спаиваются. Если таких спаек слишком много, женщина останется бесплодной навсегда. Если же таких рубцов мало, то спайки частичные. Женщина беременеет. Плод начинает продвижение по маточным трубам, но где-нибудь наткнётся на непроходимость и остановится. Он начнёт расти прямо там. ― Если бы ты только мог… ― покачал головой Джексон, и, хотя Карлайлу стало понятнее течение его мыслей, ничем помочь он не мог. ― Если бы я мог, неужели я бы это не сделал? ― горько хмыкнул Карлайл. ― Если бы можно было… Джексон поджал губы ― вылитый скорбный человек с картины «Последний день Помпеи». ― А что там произошло с Эдвардом? ― спросил он, чтобы отвлечься от печальной темы. Карлайл нахмурился. Эдвард был невыносим. После того, как Джексон сломал руки и ноги Белле, сын словно сорвался с цепи. Он бы непременно пришёл и затеял драку с Мартеллом, если бы ему все не сказали коллективное «нет» ― он не приблизится к Сесилии, даже если его целью была не она. Чарли был уверен, что Белла просто упала с лестницы спросонья, но все знали правду, которую Белла даже не могла произнести. Эдвард затеял этот разговор, как только Карлайл появился в доме, чтобы забрать кое-какие книги по психологии, за которым Джаспер ездил в соседний штат. Телепат пытался склонить хоть кого-то на свою сторону, но неожиданно не нашёл отклика. ― Что ты хочешь, чтобы мы сделали? ― устало спросил Джаспер, выслушав гневную исповедь брата. ― Убили Джексона? ― Ну уж не убить, ― процедил Эдвард, хотя было видно, что этот вариант событий его устроит больше прочих. ― Просто поставить на место. ― Не за что ставить, ― проговорила Розали. ― Да, он покалечил Беллу, но та дома и вскоре будет в порядке, а Сесилия… ― Она кинула обеспокоенный взгляд на Карлайла и замолчала, не продолжив фразу. Карлайл устало кивнул, понимая и поддерживая ход её мыслей. ― И он очень нам помог, ― сказал Эмметт. ― Мы знаем, что армия новорождённых и Виктория связаны, благодаря ему. ― И что?! ― вспыхнул Эдвард. — Это причина спускать ему с рук насилие над Беллой? ― Мы ничего уже не сделаем, Эдвард, ― твёрдо произнес Джаспер. — Это между ним, Беллой и Сесилией. Между ними произошло много чего, и давай на чистоту — это из-за вас с Беллой случилось. Она пришла предложить Сесилии план по убийству ненавистной сестры, а за отказ получила нож в живот. Карлайл вздрогнул. Он всё ещё был в ужасе от картины того, как, ворвавшись в кухню, нашёл Сесилию на боку, придерживающую нож в кровоточащей ране рукой и надрывно хрипящую. ― Да, и, кроме того, немного потеряли, ― высокомерно проговорила Розали. ― Белла что так не помогала, что сейчас дома сидеть будет. А благодаря Сел у нас есть квилеты. Сотрудничество квилетов и Калленов действительно оказалось удачным, по крайней мере, Виктория, несколько раз чуть не оказавшись пойманной, больше не появлялась. Вампиры в семье смогли выдохнуть, потому что теперь у них было время для охоты и они больше не изводили себя, передав часть дел по охране Беллы и поимке Виктории. ― Карлайл! ― обратился к нему Эдвард, но Каллен прервал его одним взглядом. ― Не взывай ко мне, ― твёрдо произнёс он. ― Только не в этом случае. Я против любого насилия, но что ты хочешь, чтобы я сделал? Сказал Джексону, чтобы он не трогал Беллу, пока у Сесилии даже не зажили толком швы из-за ножевого ранения, которое ей нанесла вампирша, которая хочет убить твою любимую, чтобы отомстить? Джексон убьёт меня на месте, заикнись я о подобном. «Или он заберёт Сесилию у меня», ― мысленно добавил Карлайл, но пребывающий в полном разладе Эдвард не услышал этого. ― Мне казалось, мы говорили об этом, и не раз, ― продолжал он. ― Ты не должен разговаривать о Сесилии или пытаться что-то сделать. Её судьба ― моя, она сама ― моя, и ты не должен в это лезть. ― Да, ― зарычал Эдвард. — «Но, видимо, мы добьёмся чего-то только когда она исчезнет из наших жизней», ― подумал он, и впервые за много месяцев убийство человека просто из-за желания это сделать показалось ему соблазнительной идеей. Оставив Эдварда в раздумьях, Карлайл отозвал Элис и Джаспера в сторону. ― Элис, ты видела что-нибудь? ― спросил он с надеждой, но Элис поджала губы и наклонила голову. ― Это трудно. Её будущее туманно, депрессия сковывает мои видения. ― У людей в депрессии типа нет будущего? ― напряжённо спросил Джаспер. ― Есть, ― покачала головой Элис. ― Но я же вижу не просто людей — я вижу будущее на основе их решений. У людей в депрессии нет особенных решений, а потому я с трудом его вижу. Пока что ничего необычного. Она будет продолжать в том же духе, учиться, работать. Она сдаст диплом на пять. Правда, пока я не могу сказать, будет ли она работать в больнице Форкса, мне кажется, вы переедете куда-то… ― Элис поморщилась. ― Но дальше всё очень смутно и тяжело. ― Ничего. Спасибо. ― Карлайл погладил Элис по голове, и та улыбнулась. ― То, что ты сказала, уже немного облегчило жизнь. ― Я уверена, что с Сесилией всё будет хорошо, ― твёрдо произнесла Элис и обняла отца, стараясь поддержать. Вспомнив об этом, Карлайл понадеялся, что возможный переезд связан с тем, что они быстро покинут Форкс после защиты диплома Свон. Конечно, он рассказал про слова Эдварда Джексону, но для того угроза в лице телепата была не больше, чем репейник, прилипший к его одежде, поэтому он просто посмеялся. ― Ты сказал ей? ― поинтересовался Карлайл, потому что он ничего не говорил Сесилии о состоянии Беллы. Заходивший Чарли тоже не считал важным сообщить об этом. Хотя было даже любопытно: новость о том, что её сестра искалечена, придаст Сесилии сил бороться? ― Сказал, что Белла упала и сломала руку с ногой, но, кажется, Сел догадалась. ― Джексон вытер руки кухонным полотенцем и посмотрел на девушку. Бьянка обняла Сесилию за шею, и та улыбнулась. ― Я скажу тебе вещь, которая тебе не понравится, как её возлюбленному, но я всё-таки скажу. ― Мартелл выдохнул. ― Она моя не меньше, чем твоя. И я не позволю её забрать. Я убью твоего чёртового сыночка и его подружку, если это поможет. Это чувство возникло немедленно. Как бы сильно Карлайл это ни ненавидел, его первая мысль —собственничество. И ревность. Ревность оказалась неожиданно сильной. И желание присвоить, обладать, не отдавать никому и никогда в один миг вырвалось из- подо всех замков, за которыми спрятал его в своём сердце вампир. Он смотрел на Сесилию, сгорая от ревности, одновременно мечтая уничтожить всех мужчин, просто стоявших рядом с ней, всех, кто мог касаться её. С одной стороны, он понимал, что ничего сексуального или любовного в отношениях Джексона и Сесилии нет. Они относились друг к другу как брат и сестра, близкие родственники, и Карлайл прекрасно знал об этом. Однако порой такие слова Джексона ― или сотни их прикосновений ― показывали особую близость между ними. Не физическую, а духовную, и она была куда глубже, чем связь Сесилии и Карлайла. Это вызывало куда больше ревности. Карлайлу снова приходилось вспомнить, что он не знает Сесилию так, как Джексон. ― Но всё-таки она моя, ― твёрдо произнёс Каллен. ― Да, я знаю. Правда, знаю, ― миролюбиво проговорил Джексон. ― Она твоя любимая женщина. Но она моя любимая и единственная семья. Я собираюсь быть безжалостным, если подобное повторится. Карлайл кивнул. Он уже прекрасно знал это. Незаметно, за разговорами, встречами с психиатром, играми с Бьянкой, приёмами таблеток и заживлениями швов, наступила последняя неделя мая. Наступил день выпускного, но Сесилия на него не явилась. Вместо этого она села смотреть какой-то сериал, и Карлайл присоединился к ней, а Джексон самолично приготовил пирог. В противовес тому, что Элис собиралась закатить вечеринку для только-только выздоровевший Беллы, чья нога всё ещё была в гипсе, в доме Сесилии оставалось тихо и спокойно. Днём Джексон отвёз Бьянку на занятия со специалистами, и Сесилия осталась с Карлайлом наедине. От участия в церемонии награждения он отказался, как и от самого присутствия на выпускном, и слухи об их романе начали набирать обороты, но сейчас это было уже не важно. Завтра Сесилия уже не будет студенткой, а он перестанет быть её преподавателем, а после они и вовсе покинут Форкс. И, хотя у Карлайла не было особых ожиданий от этого дня, не было особенных планов, кроме одного, этот день вдруг собирался превратиться в сплошной кошмар. ― Джексон забыл куртку. Передашь? ― едко спросил Эдвард. Сесилия подняла на него взгляд внезапно потемневших глаз. ― Может, Белла передаст? ― в тон ему ответила Сесилия. ― Уверена, Джексон найдёт, что ей сказать в благодарность. Белла вздрогнула. Каллены замолчали. Карлайл вглядывался в лицо своей девушки, будто она сама могла броситься на Беллу прямо сейчас. Холодное, отстранённое лицо, на котором не было ни капли жалости. ― Он меня ненавидит, ― тихо заключила Белла. ― Да, ― не стала отрицать Сесилия. ― Думаешь, у него нет на это причин? ― Сесилия подняла взгляд на Эдварда. ― Эдвард же невзлюбил меня только из-за того, что ты меня не любишь. Почему эта схема не может сработать и в обратную сторону, сестрёнка? Она развернулась и вышла, не посмотрев ни на кого. Карлайл сорвался с места и догнал её, когда она вошла в гараж, доставая ключи от машины. ― Сесилия! ― Карлайл схватил её за запястье, но Сесилия шикнула на него, яростно дёрнув рукой. ― Отпусти! ― яростно произнесла девушка, и ледяные пальцы Карлайла разжались. Сесилия сделала шаг назад и покачала головой. ― Хватит с меня Беллы, Эдварда и всех этих интриг. Можете следить за ней, защищать, что угодно делать ― меня в это только больше не впутывайте! ― крикнула Сесилия, и Карлайл услышал, как забилось её сердце. ― Ты тоже в опасности, ― мягко произнес Каллен, стараясь воззвать к ее разуму, но Сесилия его не слушала. Сесилия рассмеялась. Джексон как-то сказал ей, что любовь и ненависть – одно и то же чувство. Лишь обстоятельства определяют, каким оно будет. В них обоих присутствует страх. И боль. И даже то странное ощущение, будто что-то распирает грудь. Сесилия не верила ей, пока не встретила Карлайла Каллена. ― Мне все равно, ― горько произнесла Сесилия. ― Виктория может убить меня ― какая разница, добро пожаловать, всегда рада веселью. Карлайл помрачнел ― ему явно не понравилось такое отношение к жизни о той, которая для него теперь была ярче солнца, необходимее всего на свете. ― Не говори так, и даже не думай. ― А как еще мне думать? ― жестко произнесла девушка. ― То со мной ты, то в секунду ты исчез. И должна вновь и вновь я тосковать, ждать каких-то чудес. Последнее время ты убегаешь, и ― зови, не зови, толка нет. Я пойду домой, ― произнесла она, отворачиваясь. ― Не ходи за мной, Карлайл, ― пробормотал девушка, и его сердце рухнуло. «Все конечно» ― читалось в ее словах. ― «Все конечно, Карлайл». Карлайл вздрогнул, когда прохладная, легкая рука коснулась его плеча. Он распахнул глаза, резко выдохнув, и увидел перед собой любимое, чуть расслабленное лицо. ― Знаешь, не знай я, что ты вампир, подумала бы, что ты задремал, ― проговорила Сесилия, сев ему на колени, и это впервые, когда она была рядом по своей воле оказалась к нему так близко. Карлайл положил руку ей на талию и на бедро и слегка погладил. Сесилия положила голову ему на плечо. ― Да, и, кажется, увидел кошмар, ― пробормотал вампир, зарываясь лицом в ее темные волосы. ― В ясновидящих у вас есть Элис, ― с ухмылкой проговорила Сесилия. ― Видимо что-то вроде слишком ярких мыслей. Сесилия обвила тонкими пальцами его брови, глаза, скользнула к челюсти, потом ― вниз по шее. Прикоснулась губами к его щеке, задумчиво потираясь ими по мраморной коже. Ее рука скользнула вниз, проникла под рубашку и крепко обняла за торс. ― Расскажешь? Что тебе померещилось? ― почти шепотом проговорила Сесилия, и Карлайл выдохнул. ― Ты ушла от меня. Девушка встрепенулась. Ее взгляд стал обеспокоенным. Вероятно, Карлайл выбрал не лучшее время, чтобы говорить об этом, но Сесилия казалась такой нежной, спокойной, и он просто хотел развеять свои страхи. ― Что? ― она вздохнула. Карлайл ничего не ответил, но то, как помрачнело его лицо, говорило о многом. ― Мы это уже проходили, да? Я не собираюсь уходить от тебя. ― Ты говорила, что тебе не нравится то, насколько сильно ты ко мне привязана, ― напомнил Карлайл, крепче сжимая ее талию. Сесилия выпрямилась и вгляделась в его золотистые глаза. Она прикрыла глаза, сглотнув, потом снова открыла. ― Я не… ― она поджала сухие губы. ― Мне не привязанность не нравится, мне не нравится моя зависимость от тебя. Иногда мне кажется, что меня не существует, есть только это чувство к тебе. Что я перестану дышать, если тебя не будет. А мне очень страшно быть привязанной к кому-то настолько сильно. Отчасти, именно поэтому я уехала в Форкс от Джексона и дочери. Чтобы быть самостоятельной. Я же всегда к этому стремилась, ― она потерла его шею, а потом выдохнула. ― Но я не собираюсь покидать. Карлайл чуть улыбнулся. Его взгляд стал мягче и уязвимее. Для него счастье — их мирская маленькая совместная жизнь. Сесилия чуть наклонилась к нему, и Каллен первый поцеловал ее в щеку, нос, потом дошел до губ. Свон услужливо приоткрыла губы. Чуть поерзала, выворачиваясь из его рук и садясь сверху. Карлайл почувствовал, как ее тело напряглось. На несколько секунд она замерла в нерешительности, потом снова наклонилась, чтобы поцеловать его. Руки Каллена скользнули к ее плечам, не пытаясь снять с нее что-то, а просто придерживая, чтобы девушка не упала. Пальцы Карлайла дрогнули, и лямка домашнего платья соскользнула вниз. Сесилия издала резкий выдох не имеющий ничего с плотскими удовольствиями, и ее тело обмякло, она отстранилась, упираясь лбом в его шею. ― Прости, ― проговорил Карлайл, поправляя на ней одежду. Он поцеловал Сесилию в щеку. ― Я не хочу тебя терять, ― девушка молчала, и Каллен аккуратно коснулся ее лица кончиками пальцев. ― Сесилия? Сесилия обратила к нему холодные, ставшие безэмоциональные глаза. — Это не закончится, Карлайл, ― произнесла она шепотом. ― Белла будет женой Эдварда, твоей семьей. А я не хочу быть членом семьи, в которой есть она. ― Хочешь, я возьму твою фамилию? ― хмыкнул Карлайл, и Сесилия слабо улыбнулась. Каллен провел рукой по ее лицу, убирая волосы. ― Важны только ты и я. Ничего более. Мне жаль, что я заставил тебя чувствовать себя плохо. Но я не могу без тебя. Ничто в мире не имеет такого смысла, как ты. Сесилия опустила глаза, теснее прижавшись щекой к его ладони и слабо улыбнулась. ― Я знаю, что в последнее время не говорю тебе этого и не чувствую так, как раньше, но… Ты же знаешь, что я люблю тебя? Что это не поменялось. Что где-то глубокого внутри, во мне есть что-то человеческое, нормальное. И это человеческое тебя любит. Карлайл взял ее руку и поцеловал холодные костяшки пальцев. ― Я знаю, любимая. Я знаю. Я тоже тебя люблю. Сесилия продолжала улыбаться еще несколько секунд, а потом ее взгляд потух. *** Это был единственный момент за последние недели, когда Сесилия осталась одна. Карлайл был на работе, а Джексон решил отвести Бьянку к врачу ― с утра у нее была температура. Конечно, она болела не впервые, но обычно симптомы проявлялись волнами, накатывали один за другим, и болезнь разгоралась к вечеру, когда оба родителями были к этому готовы. Но сейчас все случилось куда неожиданнее, и чтобы не создавать вокруг Сесилии слухи, он сам решил отвезти Бьянку в больницу. Сесилия едва не выдохнула, когда поняла, что останется вскоре одна. Впрочем, через полчаса должен был подъехать Джаспер, чтобы посидеть с ней. Когда Джексон сказал об этом, Сесилия фыркнула. ― Я могу и сама посидеть пару часиков. Я буду хорошей девочкой. ― Мне не нужно, чтобы ты была хорошей, ― вздохнул вампир, кутая вялую Бьянку в кофту. ― Мне нужно, чтобы ты была живой. Сесилия отстранено кивнула, проводила их, после чего легла в постель и вот уже десять минут просто лежала, смотря в окно. Мысли лениво текли в голове, Сесилия не могла заставить себя думать о чем-то конкретном, о чем-то хорошем. У нее даже не было сил пойти и убить себя. Вообще сил на что-то. Она, определенно, старалась чувствовать себя лучше ― «старалась чувствовать», именно так, а не иначе. Когда факт того, что ей действительно не дадут умереть, стал более, чем очевидным, она стала искать что-то хорошее в жизни. Это было сложно, будто она обнаженная продиралась сквозь тернистые кусты, или, как если бы лезла на гору без какой-либо страховки. Все это причиняло боль, причем большую. Сесилии ничего так не хотелось, как остановиться и позволить себе сорваться, или задохнуться в ядовитых кустах. По итогу она перестала даже пытаться, а просто слушала Карлайла и Джексона, когда они говорили о чем-то хорошем. Сесилия устала. Она просыпалась уставшей, целый день была уставшей. Бьянка дарила хоть немного сил, но едва девочка исчезала с ее рук, все проходило. Будто кто-то стирал Сесилии память, или она жила в дурном фильме про временную петлю. Одни и те же одинаковые дни, наполненные болью и темнотой, в которых не было ничего, кроме этого. Сесилия чувствовала себя инвалидом. Ей хотелось встать, идти, бежать, а ноги будто онемели. Она будто была парализована всем телом, и хотя усердно думала о том, чтобы заставить ноги и руки двигаться, по итогу не могла пошевелиться. Наверное, что-то похожее чувствовали принцессы из сказки, погруженные в волшебный сон ― томились в темноте в тюрьме собственного тела, в тюрьме, где звучали былие мечты и надежды. Все, что она могла, днями напролет думать о том, как пошевелится и не делать это. А еще она знала, что причиняет боль всем вокруг. Джаспер уже физически не мог находиться рядом с ней больше пяти минут. Эсми уходила со слезами на глазах. В Розали она будила чувства застоялой боли. А Карлайл и Джексон… Она видела, что они потихоньку сдаются. Взгляд Карлайла гас с каждым новым днем, когда она пыталась обмануть их, показывая, что ей лучше. Джексон все меньше разговаривал, лишь смотря на нее тоскливыми, кровавыми глазами. Она была источником боли ― и для других, и для себя. Снизу раздался стук во вторую дверь. Сесилия с трудом поднялась, кинув взгляд в зеркало ― она была в большом платье-рубашке черного цвета, в длинных черно-белых носках, а ее чистые волосы безжизненно висели на спине. Она уже давно перестала краситься, и выглядела почти девчонкой. А изнутри она, вероятно, выглядела просто кошмарно. У нее второй месяц не начиналась менструация, и хорошим вариантом было бы посещение врача, но Сесилия не хотела этого делать. При депрессии у нее и раньше цикл прекращался, так что новостью это не было. Она жутко уставала, у нее болело все ― от груди до живота. Режущая, острая боль. У нее было высокое кровяное давление, головокружение ― а вслед за ними пришли обмороки. Она до сих пор ничего себе не сломала лишь потому, что рядом с ней неустанно были два вампира. Стук повторился. Сесилия спустилась вниз и подошла к двери. Замок входной двери глухо щёлкнул, петли еле слышно скрипнули. ― Вау. Ты и вправду выглядишь отвратительно, ― заявил Эдвард Каллен. Сесилия замерла. Она не была готова его увидеть. Не то чтобы боялась, просто в ее голове сразу взорвалось сотни подозрений, домысел и догадок. У нее появилось ощущение, будто она увидела хищника, и несмотря на усталость и раздробленность, ее организм удивительным образом собрался. Не важно ― в депрессии или нет, тело Сесилии хотело жить, и увидев потенциальную опасность, оно приготовилось к схватке. Так было с Рене раньше. Борьба с матерью не давала Сесилии угаснуть, но поскольку теперь Рене не было, Сесилии не с кем было бороться. Но едва увидев Эдварда, все внутри нее начало теплеть и разгораться. ― Чего тебе, Эдвард? Вопреки всему, Сесилия не боялась Эдварда. Она знала, что он не причинит ей вреда ― не потому, что особо заботился о чувствах Карлайла, а потому что все, что он сделал бы с ней, неизменно произошло бы и с Беллой. Джексон явно дал это понять, и теперь Эдвард предусмотрительно держался от Сесилии подальше. Более того, они не виделись все эти недели. Тем страннее было, что он пришел сейчас к ней. ― Хотел предложить тебе кое-что, ― вдруг начал он почти дружелюбно, по крайней мере, без какой-либо открытой агрессии. ― Уезжай. ― Что? ― удивленно проговорила Сесилия, подумав, что ослышалась. Что значит уезжай? Эдвард предлагает купить ей билет в один конец и проводить в новое место, помахав белым платочком? Или он говорит, что отпускает Карлайла от обязательств, которые семья на него навешивала, и они могут уехать из Форкса? ― Возьми Джексона и вашу дочь и уезжайте отсюда. Всем станет лучше, и тебе тоже, ― сказал он, и Сесилия хмыкнула в недоверие. — Это выглядит почти как акт заботы. Я передам Карлайлу о твоем предложении, ― холодно проговорила Сесилия, и принялась закрыть дверь, но Эдвард придержал ее рукой. Сердце Сесилии забилось быстрее, чем за все эти недели, разгоняя кровь по жилам. Сесилия закипала. ― Ты не поняла. Уезжай без него, ― сказал Эдвард особо чётко проговорил каждое слово, чтобы до этой стервы дошло, что никто в этом мире не имеет права рушить его семью и угрожать жизни его любимой девушки. Сесилия фыркнула, каким-то непонятным тяжелым взглядом изучая Эдварда. ― Думаешь, мое отсутствие сделает его жизнь лучше? ― Ты ― ядовитая змея. Ты отравляешь его, но он так к тебе привык, что не может представить, как жить без яда. Когда ты уедешь, он будет страдать, но пройдет время и он привыкнет. А потом сможет жить счастливо. Он говорил с ней как психолог с террористом ― спокойно, политически, проникновенно, словно желая убедить в своей правоте. Возможно, будь Сесилия простым человеком в депрессии, она бы поддалась, и пошла бы в ванную вскрыть себе вены. Но Свон уже была сломанная-переломанная, сотни раз шитая и перешитая, склеенная изнутри. Эдвард не сказал ей ничего нового, ничего, чтобы она уже не слышала и не думала о себе. Но его слова вызывали в ней злость. Какого черта он смеет приходить сюда? Все органы внутри Свон моментально свернулись в один обостренный, сочащийся яростью пульсировавший узел. Злость всегда помогала. Злость делала ее сильнее. Сесилия не знала, как это работает, может, вся ее депрессия была одной простой психосоматикой или чем-то еще, но факт, что даже сейчас злость вскипела безумно быстро. Гнев возникал как реакция на конкретных людей, заставлял направлять внимание вовне. Джексон говорил, что гнев можно рассматривать как буфер против депрессии и связанных с ней чувств и мыслей. Гнев был маской для депрессии, и Сесилия владела ей самолично. Ее гнев не был направлен внутрь, на себя, нет, на себя она не злилась ― винила только, иногда презирала, но гнев всегда был реакцией на других. Сейчас гнев разгорался как костер, в котором она хотела спалить Эдварда. ― Ты привык без моей сестрицы? ― жестко спросила девушка, намеренно прокручивая в голове картинки того, какой могла быть Белла без него. У нее было хорошее воображение, плюс, она кое-что знала от Ли, и несмотря на то, что картинки в ее голове не были настоящими, но причиняли Сесилии безумное удовольствие. А значит, могли причинить безумную боль Эдварду. Эдвард вздрогнул. Он сделала шаг назад, слетев с крыльца, и его лицо исказилось приступом боли. Сесилия будто с размаху ударила его в солнечное сплетение. От этих слов ему почти физически стало больно. Он не ненавидел Сесилию, как Джексона, но она ему отчетливо не нравилась. Она не нравилась. Совсем. Было в этой женщине что-то… Отторгающее. Враждебное. Да и весь её образ высокомерной роскошной статной дамы знатно бил по самооценке Беллы, которая по какой-то причине считала себя блёклой. Возможно, в других обстоятельствах антипатия была куда меньше, но Сесилия доставляла дискомфорт Белле, заставляла сомневаться в своей красоте и исключительности, которую Эдвард видел. Она должна была быть там, где не сможет мешать жизни Белле. Где ее друг-вампир не станет представлять для Беллы угрозу. Эдвард считал это хорошим вариантом, но Карлайл должен был остаться с ними. Он не понимал, какой вред и раздор вносит в его жизнь Сесилия Свон, не понимал… ― У нас не ядовитые отношения, ― проговорил он, отводя взгляд, чтобы абстрагироваться от ее мыслей. Сесилии захотелось дотянуться до его разума и вложить эти мысли так, чтобы он их вовек не забыл, но она понимала, что сейчас подобная практика действительно убьет ее. Сердце билось как сумасшедшее, добавить к нему ментальную нагрузку ― и оно просто лопнет. Тогда ее не спасет даже вампирский яд, и она отправится в одно красочное путешествие. ― О, уверена так и есть, ― ядовито проговорила Сесилия. Эдвард назвал ее змеей. Пусть так. Но своим ядом она отравит этого чертового вампира. ― Интересное предложение, но нет. Если я и уеду, то только с Карлайлом. Эдвард поднял на нее взгляд. Вгляделся в синеву ее глаз, будто тоже хотел оставить в ее памяти следующие слова, и произнес совершенно спокойно, твердо и решительно. ― Ты лишняя, ― вдруг заявил негромко Эдвард, пытаясь сдержать неконтролируемый поток ярости. ― Я просто не хочу, чтобы ты была в наших жизнях. Ты — настоящий беспорядок, ты — проигравшая. Ты ненавистница, ты всех используешь. Ты препятствие для моей любви. Я хочу, чтобы тебя не было. Он замолчал, не думая, что так будет, а просто наблюдая за выражением ее лица. Оно не дрогнуло, ядовитая усмешка так и не покинула тонкие, ставшими бледными губы Сесили. ― Если ты сейчас же не уйдешь отсюда, ― проговорила она тихим, мягким голосом, который сочился гневом и угрозой. ― Клянусь, я позвоню Джексону, и уже сегодня он изнасилует твою подружку. Белла больше всего печется о своей целомудренности, особенно на фоне распутной сестры, какой она всегда считала меня. Отобрать у нее это и оставить с этим жить ― прекрасный вариант. Я всегда была изобретательна. Джексон вряд ли получит от этого удовольствие, но это неплохой ход. Он изнасилует ее, трахнет, разорвет на куски. Клянусь я попрошу его это сделать, и клянусь, что он согласится. Она даже не повысила голос, но воображение Эдварда тут же нарисовало все, что она описывала. ― Как ты… ― Если ты сейчас же не уйдешь, клянусь так и будет! ― крикнула Сесилия. ― Я держу жизнь Беллы в своих руках. Я разорву все, что можно, если ты сейчас же не провалишь! И она закрыла дверь, будто поставила большой восклицательный знак в их разговоре. За дверью что-то загромыхало, треснуло ― возможно, Эдвард проломал крыльцо, но, когда Сесилия посмотрела в окошко, на заднем дворе никого не было. Она чувствовала себя сильной. Впервые за все время. Боже, она что, с ума сошла? Какого черта она так себя ведет? Тогда у нее были причины уступить слабости, депрессии ― она, черт возьми, потеряла ребенка, стала бесплодной и была гребанным подростком, которого наконец отрезали от семьи. А сейчас… что происходило сейчас? Карлайл предавал ее доверие? Он не был первым, кто делал это, да и разве он не извинялся за это каждый божий день? Ненавистная сестрица жила счастливой жизнью со своим ублюдочным парнем: Их жизни и счастье в руках Джексона, а значит ― в руках Сесилии тоже и она может разорвать весь их гребанный мирок. Чертова мамаша тоже жила где-то там своей спокойной, безобидной жизнью? Сесилия могла дотянуться и до нее. Никаких нерешаемых проблем. Она была сильной, как она могла забыть. Сесилия пулей влетела в ванную комнату и, не закрыв за собой дверь, рухнула на колени около унитаза. Желудок отчаянно протестовал, голова шла кругом, в ушах звенели колокола. Судорожно вцепившись руками в ободок унитаза, Свон выблевала туда, как ей самой показалось, добрую половину внутренних органов. Всё её тело пробило мелкой дрожью, а лёгкие часто сокращались, заставляя девушку пребывать в приступе истерического кашля. Когда приступ тошноты прошел, девушка спустила воду, умылась, прополоскала рот, а потом вдруг поймала свое отражение в большом зеркале, которое ей так нравилось. Её лицо казалось особенно бледным, а синяки под глазами особенно тёмными. Она была худой, да ― депрессия истощила ее. Но это… это было странным. Она прикоснулась к своей груди. Высокая, полная, тяжелая. Зная, что Джаспер не войдет не постучавшись, Сесилия стянула платье и сняла лифчик. Задумчиво осмотрела грудь еще раз, напряженные от холода соски словно были больше, чем обычно. Кроме того, буквально за день до того, как она попала в больницу с ножевым ранением, Сесилия в шутку пожаловалась Карлайлу, что ее грудь стала меньше из-за потери веса, и теперь ее худощавая фигура не такая соблазнительная, на что вампир с удовольствием покрыл поцелуем ее с головы до ног, доказывая обратное. Да и не так давно, две недели назад она отмечала, что грудь так и не изменилась ― при похудании грудь всегда уходит первой. Но сейчас она набухла и была тяжеловатой. Мало заботящаяся о своем внешнем виде Сесилия не замечала этого раньше, но, поднапрягшись, смогла припомнить, что так было уже последние две недели. Просто она не считала это важным. Так почему же подумала об этом сейчас? Она продолжала смотреть на себя, нелепо обнаженную в нижнем белье и носках, а потом легонько сжала сосок и из него вдруг потекло что-то белое. Сесилия похолодела. Она почувствовала, как ее затрясло. В голове зазвенело, а в горле что-то сжалось. Быть правдой это не могло, не могло быть правдой. Это было слишком жестоко даже для нее. Нет. Нет. Она медленно оделась, будто так могла скрыть следы того, что увидела, а потом снова уставилась на зеркало. Против воли ее ходящая ходуном рука прижалась к животу. Мягкому, но плоскому животу, в котором не мог зародиться ребенок. Боже правый, она же не занималась сексом ни с кем, кроме Карлайла, да и она сама… Рубец внутри нее, чистка и два ножевых ранения в живот у нее не осталось шансов. Никакой возможности иметь ребенка. А потом внутри нее что-то шевельнулось. Сесилия взывала и опустилась на холодный кафель, заливаясь слезами. *** Джаспер вежливо дважды постучал, но когда в течение минуты ему не открыли, он решил, что Сесилия могла заснуть или быть в душе, и открыл дверь сам. Кроме того, внутри шевельнулось волнение ― вдруг она что-то сделала с собой, или Виктория снова пришла, чтобы узнать, передумала ли Сесилия или нет. В доме было тихо. Джаспер сделал глубокий вдох, будто был человеком, собирающимся нырять в неизвестные ледяные воды, и перешагнул порог. Он ожидал, что тяжесть чужой депрессии накроют его, но этого не случилось. Вообще создавалось ощущение, что внутри никого не было, так пусто ощущался дом. Джаспер бесшумно поднялся вверх по лестнице, и услышал сердцебиение в ванной ― тихое, робкое, будто сердце птицы. Сесилия сидела в темноте в ванной, равнодушно уставившись на свое отражение в зеркале. Ее лицо было опухшим, а глаза казались голубыми на фоне красных глаз. В одном глазу лопнул капилляр. Она была сломлена. «Перегорела» — это было первое, о чем подумал Джаспер, увидев ее. Чтобы не случилось, чтобы не произошло, Сесилия сдалась. Ее состояние даже не тянуло на депрессию, оно было просто… никаким. Словно перед ним была идеальная подделка в виде человека, но не обладающая душой или чувствами. Пустая, сломленная, сдавшаяся. ― Сесилия? ― позвал Джаспер тихим шепотом. Он подсел к Свон и его дрожащая рука потянулась к ее плечу. ― Боже, что с тобой? Сесилия, скажи мне, прошу, ― Джаспер поднял ее лицо, заставляя ее посмотреть на него, но ее глаза были равнодушны. ― Я не чувствую твоих эмоций, ничего не чувствую. ― Ты знаешь почему, Джаспер, ― хрипло проговорила Сесилия. ― Ты не чувствуешь эмоции, но ты чувствуешь запах, верно? Джаспер чувствовал. Холодный, едкий запах, который он чувствовал в больницах для душевнобольных. ― Ты больна, ― выдал он. Сесилия посмотрела на свои руки. — Это… это как лихорадка, ― пробормотала она. ― Однажды мне сказали, что, если тело горит, значит оно борется с болезнью, ты жив и можешь выздороветь. А вот если внутри тебя все потухло, значит тело и сознание готовится к смерти. Этот огонь, что горит внутри меня ― мои эмоции. Радость, любовь, иногда злость и гнев. Особенность злость и гнев, ярость сильно меня поддерживали долгое время, практически всю мою жизнь, ― занимавшаяся разглядыванием своего серого безликого отражения в темном зеркале, Сесилия испуганно вздрогнула и судорожно замотала головой. ― Понимаешь, огонь внутри меня горел. Когда я потеряла ребенка этот огонь потух, но Джексон разжег его своей любовью. Я хваталась за него, выпивая до капли, беря все, потому что я не хотела быть такой… Знаю, это не слабость, а болезнь, но…И я воспряла, снова зажглась… Когда умерла мама Бьянки, моя единственная близкая подруга, я справилась только ради девочки, которая стала моей дочерью. Потом я хваталась за любовь Карлайла, и ― Боже! ― я верила, что этот огонь, моя любовь к нему и его ко мне окажутся достаточно сильными, чтобы сжечь меня, а потом вернуть. Я хотела восстать как птица Феникс, из пепла… Её выражение лица, каждый вздох и каждое движение её тела выдавали какой-то необъяснимый парализующий страх и слабость, которые ежесекундно овладевали её сознанием. Она не знала, сколько сидела тут ― час, два или три. Вокруг было темно. Она за это время даже не сдвинулась с места. Со стороны казалось, будто она просто о чём-то думает, хотя на деле в голове Свон было пусто. Как и всегда. Теперь она просто чувствовала себя безвольной куклой в этом вязком, тягучем пространстве. В какой-то момент Сесилии даже показалось, что она перестала существовать вовсе. Умерла вместе со всем, что было в ней. ― Неужели этой любви не хватило? ― недоверчиво проговорил Джаспер. Он видел, чувствовал силу любви Карлайла и Сесилии, и ему казалось, что эти чувства были достаточно сильными, чтобы спасти душу Сесилии Свон. Будь у Сесилии силы, она улыбнулась бы этой мысли. Романтичная, милая мысль, что любовь побеждает все. Нет, полная ерунда. Даже вампирская любовь оказалась бессильна перед тем, что было у нее в душе. Совсем… ― Совсем немного не хватило, ― сказала Сесилия пересохшими губами. ― Я почему стала все это делать ― скандалить, злиться… Когда у меня нет сил хвататься за других, а остальные слишком заняты, чтобы посмотреть на меня, я словно замерзала… Огонь гаснет. Мне нужны были эмоции. Я как наркоман верила, что это последняя доза и я смогу вернуться к нормальной жизни. Мне казалось, что еще одна искра… еще одна эмоция в мою сторону и я выздоровею. Но сейчас я понимаю, что это невозможно. От этого нельзя излечиться. Я открыла глаза и увидела, что я тяну из Карлайла не только любовь… В своем упоение я причиняла ему боль и умывалась ею, веря, что стану здоровой. Боже, что я натворила… Она с силой приложилась затылком о стену, и попыталась удариться второй раз, но Джаспер перехватил ее голову. Первой мыслью Свон оказался побег. Ей захотелось в испуге запереться в своей комнате, чтобы ощутить призрачную тень спокойствия и безопасности. ― Сесилия. ― Джаспер, я… ― Свон закрыла глаза. ― Меня словно нет в моем собственном теле. Словно… словно через меня можно руками стены потрогать. Когда ты позвонил в дверь… У меня был полный рот таблеток. Я хотела прогнать тебя и сделать то, что хотела. Она вытаращила глаза на свое отражение. Свою мерзкую копию. Она смотрела на своё уродливое отражение немигающим взглядом и почти не дышала. На её лице заходили желваки, а хрупкое женское тело пронизывала мелкая дрожь от невероятно сильного напряжения в мышцах. ― Ты хотела исцелиться. Клетка за клеткой. Верно? ― спросил Джаспер. ― Да, но сейчас… Я не знаю, я так… ощущая себя, ― ее голос срывался, слова путались. Джаспер видел усилия, которые она прилагала, чтобы говорить. ― Знаешь, почему ты не мог чувствовать мои эмоции все это время? Потому что это не грусть, и не тоска, это не боль… Это полное отсутствие эмоций. Я заставляла себя пить эти препараты, дышать, ходить на работу, но… Больше у меня сил нет. Я хочу, чтобы это все закончилось. Эта жизнь закончилась. Потому что иначе мне все еще больно. Мне плохо каждую минуту, но эта боль настолько поглотила меня, что не она во мне, а я в ней. Я хочу найти выход. И самое худшее во всем этом, что я понимаю, что со мной, понимаю, что причиняю боль отцу, Карлайлу, Джексону, но я не в силах это прекратить. Если выход только такой, я хочу выйти. ― И тогда ты никогда не узнаешь, что осталось после тебя, ― горячо возразил Джаспер, взяв ее руки в свои. ― С тех самых пор… ― Джас… ― перебила она, и ее голос стал еще тише. ― Я хочу… чтобы боль… ушла. Сесилия с трудом встала, добралась до кровати. Медленно легла на нее, прижимая колени к груди и обхватывая себя руками, стараясь согреться. Спать не хотелось, хотелось умереть. Джаспер посмотрел на нее. «Сломанная вещь» ― мелькнула мысль, и он вздрогнул. Ему надо было позвонить Карлайлу, срочно, позвонить Джексону, сделать хоть что-то… Сесилия закрыла глаза. Ее последней мыслью было: «Змея все-таки убила себя своим ядом».