Душа скорбей

Сесилия не помнила точно, что именно произошло. Она была в ванной комнате, расчёсывала длинные волосы и мурлыкала какую-то колыбельную себе под нос. Все эти месяцы Джексон не разрешал ей делать что-то особо тяжёлое и сложное ― она постоянно читала, смотрела фильмы, играла с Бьянкой и учила колыбельные песни. Сначала ее ударили под ребра. Девушка резко выдохнула, опираясь на раковину и поглаживая низ круглого живота. Второй удар пришелся на другую сторону, а через тот же промежуток времени ударили снова. Сесилия боли почти не ощущала ― Джексон уже два дня колол ей морфий, чтобы снизить чувствительность. Окружающий мир приобретал для розовые тона, боль и страдания исчезали. Сесилия постоянно спала, много ела ― и еще больше пила ― и все чувства у нее притупились. Вчера, например, выяснилось, что во сне дети сломали ей еще одно ребро, а она даже не почувствовала и продолжила спать. Каллен хмурилась и говорила, что может справиться и без этого ― кроме того, ребро зажило почти сразу, но Джексон оставался непреклонным. ― То, что они быстро заживают, не значит, что тебе не будет больно, ― безжалостно отрезал он. Чем ближе становилась Сесилия к материнству, тем более раздраженным и нетерпимым становился ее друг. Он проделал колоссальную работу за эти два месяца и в вопросе женской гинекологии стал почти так же натаскан, как и Карлайл. Сесилия никогда на него не злилась за это ― он заботился о ней, волновался. Кроме того, надо было как-то все объяснить Бьянке, чтобы не напугать ее. И как правило, после таких резких высказываний, он довольно быстро смягчался. ― Повреждение может быть серьезным, и убить тебя быстрее, чем оно затянется, ― ласково, но довольно прямо проговорил вампир, поглаживая Каллен по спине. ― Давай перестрахуемся. Ты же почувствуешь, когда все начнется? В этот вечер они вдвоем уложили Бьянку. Девочка показала им свой рисунок ― там были и папа, и мама… и высокая фигура с желтой головой, и два квадратика с ножками, которые, очевидно, являлись колясками. Сесилии всегда было больно смотреть на эти рисунки, но объяснить Бьянке она ничего не могла, а запретить рисовать ― тем более. Хорошо, что крестница хотя бы не спрашивала про Карлайла. Этого душа Сесилии уже не вытерпела бы. Она не считала, что могла себя жалеть, она приняла решение и расплачивалась за него. Никто не просил ее уезжать, в конце концов. Джексон предлагал ей вернуться ― правда, всего один раз за все время, но предлагал. Боялся, что не сможет ей помочь, если что-то произойдет. Технически они были готовы ― Джексон узнал все, что только можно было узнать. Практически… практически все это было страшно. Дети внутри нее были куда более требовательными. Старались лишний раз не причинять ей боль, но Сесилия чувствовала, что им нравится, а что нет, что они хотят услышать, а про что лучше не рассказывать. Джексон предположил, что такие дети связаны с матерью куда сильнее, чем обычные, и их эмоциональное состояние сильно зависело от ее. Например, детям очень нравилось, когда Сесилия думала ― или рассказывала ― им про Карлайла. Эсми, Розали, Джаспера, Чарли — все это вызывало в них нечто, похожее на радость. Голос Джексона им нравился, они очень смирно вели себя, когда вампир пел колыбельные им и Бьянке. Им точно нравилась Бьянка ― малышка, которая обхватывала большой живот матери и гладила его, целуя. Малыши всегда толкались в ответ, заставляя Бьянку хихикать. И хотя у самой Сесилии мысли о некогда дорогих людях вызывали больше боль, радость детей передавалась и ей. Зато об Эдварде, Белле и Рене лучше было не думать ― приправленная чужими эмоциями злость поднималась мгновенно. В этот вечер она не думала о чем-то серьезном, но сразу поняла, что время пришло. Когда они с Джексоном установили, что дети их явно понимают, то попытались объяснить, что, когда малыши станут готовы к появлению на свет, пусть легко ударят в низ матки, чтобы маму могли спасти. Дети любили Сесилию и не хотели потерять ее, появившись на свет. Этим вечером удар пришелся как раз по обусловленному месте, и дети внутри нее требовательно зашевелились. Она выключила воду, вышла из комнаты. Бьянка спала ― Джексон оборудовал ее комнату звукоизоляций, чтобы, если Сесилия будет громко кричать, рожая своих вампиров, старшая дочка не проснулась и не испугалась. ― У меня начинаются роды, ― сказала Сесилия, выходя из ванной комнаты, и увидела, как от неожиданности вампир чуть не споткнулся о журнальный столик. ― Прекрасно, ― пробормотал Джексон и кинул тоскливый взгляд на полный стол еды и заставку сериала, который они с Сесилией смотрели всю ее беременность. Он вколол ей двойную порцию морфия, и Сесилия ничего не чувствовала ниже живота. Джексон уложил ее на специально подготовленный операционный стол, пару минут просто прислушивался к тому, что происходило внутри Свон. Приложил руку, ощущая мягкие толчки. ― Если со мной что-то случится, ― задумчиво сказала Сесилия, поглаживая живот. ― Пожалуйста, сообщи Карлайлу. Джексон зарычал. ― Ничего с тобой не случится, ― раздраженно произнес он. ― Ты родишь, и все еще будешь здесь. С двумя мальчиками, или с двумя девочками, или с ними обоими, и один обязательно будет похож на тебя. ― Я хочу, чтобы ты стал их крестным, ― продолжила Свон, будто не услышав его. ― Пожалуйста, Джексон. Пообещай мне, что сможешь полюбить их. Джексону пришлось ответить. ― Конечно, разве может быть иначе, луна моя? Джей злился на то, что Сесилия так рискует собой. Но дети в нем не вызывали отторжения. Более того, были почти симпатичны ― Джексон не был их отцом, чтобы безгранично любить за один факт существование в их матери, и, честно признаться, сомневался, что даже родной отец смог бы их любить. Они все-таки немало костей покрошили Сесилии, она почти не могла ходить со своими старыми ранами, хотя один из детей, кажется, обладающий даром исцеления, собирал обломки обратно. Но Джексон не думал, что у него будут проблемы в том, чтобы полюбить их. Дети не были в чем-то виноваты. В конце концов, они понимали, какие движения причиняют матери боль и старались их не совершать. Кроме того, выносить их и родить было решением Сесилии, за это они тоже ответственность не несли. Но смотря на все это не через призму абсолютной любви и раболепия перед Сесилией, Джексон понимал, что она приняла правильное решение, уехав из Форкса без Карлайла. Вдвоем они бы были слишком разумными, чтобы позволить Сесилии сделать это, даже с ребенком-целителем внутри. У них было всего месяц, прежде чем живот Сесилии вырос, и она явно стала готовиться к родам. Так они оказались в солнечном Марселе ― французском городке, где количество солнечных часов больше, чем в Ницце или в Тулоне. Город совершенно не привлекательный для вампиров, но пришлось остановиться здесь, чтобы дать возможность Сесилии хоть немного отдохнуть и спокойно родить. Джексон успел поднатаскаться в женской гинекологии. Сначала было неловко, потом ― привык. И Сесилия к нему привыкла. Шевеление стали ощутимее. ― Эй, черти, ― ласково позвал Джексон, поднимаясь. ― Готовы появиться на свет? В его ладонь ударили один раз. Джексон посмотрел на Сесилию, и та кивнула. Взгляд ее стал несколько расфокусированным из-за морфия, но Джексон держал ее в достаточном сознании, чтобы принимать серьезные решения. В комнате было стерильно чисто. Джексон пододвинул к себе набор инструментов и понадеялся, что его быстро полученных знаний хватит. Впрочем, это не казалось сложным: разрезать, достать двух детей, положить на стол, а потом быстро зашить Сесилию. На войне ― далекой и туманной войне его человеческой памяти ― он делал что-то похожее. Хотелось верить, что это сработает. По крайней мере, чтобы у него было достаточно времени: сначала убедиться, что дети в порядке, а затем превратить их мать в вампира. А там пусть Сесилия несколько дней превращается, зато потом будет неуязвимой. Джексон ждал, полагаясь на свои инстинкты. Когда раздался громкий, жуткий рвущийся звук, и Сесилия открыла рот, чтобы сделать вдох, она не смогла, Мартелл резко выпрямился. Краем сознания он отметил, что во входную дверь постучали, но он не обратил внимание. К ним, как к новым жильцам, часто шастали разные люди, чаще всего ― рекламщики. Он не почувствовал ничего из-за резкого запаха крови, в горле у девушки заклокотало, она закатила глаза. Ее тело дернулось, изогнулось, и изо рта хлынул фонтан крови. Он оборудовал эту комнату, сделав ее похожей на кабинет неотложной помощи. Повсюду сияли яркие лампы. Сесилия казалась мертвенно-бледной в этом ослепительном свете. Джексон стянул с нее широкое домашнее платье, в котором она ходила, но не стал трогать нижнее белье. ― Джей, ― прохрипела она. На белках ее глаз выступили красные полосочки: лопнули капилляры. ― Не переживай, я справлюсь, ― пробормотал Мартелл, понимая, что выбора у него нет. Он взял ответственность. И должен справиться. В дверь застучали громче. Хорошо, что хоть Бьянку не разбудят. «Убирайтесь» ― хотел прошипеть Джексон, но решил не отвлекаться на раздражающий стук. У него были более важные проблемы: вновь хлынула кровь горлом. Джексон поднял ей голову, чтобы освободить рот. В ярком свете кожа Сесилия казалась багровой и черной, а вовсе не белой. Огромный сотрясающийся живот набухал темно-красным. Джексон схватил скальпель. ― Замрите, ― громко рыкнул Джексон, и живот Сесилии замер. Пользуясь моментом, он опустил руку, и яркая кровь хлынула из-под скальпеля: как будто перевернули ведро, включили кран на полную мощность. Сесилия дернулась, но не закричала. Она все еще не могла дышать, да и вряд ли чувствовала настоящую боль. Кровь не возымела на Джексона никакого эффекта ― кровь, которая хлынула из живота его любимой девушки, которая вот-вот должна была родить своих удивительных детей. И никто, кроме него, ей не мог помочь. Худшее время, чтобы в нем проснулся хищник. «Карлайл справился бы лучше» ― мелькнула мысль, но Джексон откинул ее. Не до этого сейчас. Раздался какой-то странный металлический лязг, но Джексон не обратил на него внимание. Его мозг был занят. Большей частью тем, что отдавал приказы что делать, чтобы не дать Сесилии умереть. Меньшей ― контролировал происходящее в спальне Бьянке. Не дай Бог она проснется. ― Карл Каллен и все святые, помогите, ― пробормотал он. ― Не для себя прошу, для нее. Сделав глубокий надрез, он на секунду отвлекся. Сесилия уже начинала синеть, выкатив глаза. Лицо у него было ожесточенное и свирепое. Джексон склонился над головой Сесилии. Губы были покрыты кровавой корочкой, Джексон быстро, болезненно убрал ее, чтобы хоть немного очистить их. Кровь, везде кровь... Мартелл приник к ним и выдохнул в рот полные легкие воздуха. Подрагивающая грудь расправилась: дыхательные пути были свободны. На губах Джексон ощутил вкус крови. Сердце Сесилии билось, неровно, но билось. Он поднял глаза и замер на секунду, не поверив собственным глазам. На секунду ему показалось, что перед ним в дверном проеме стояла Контессина Каллен ― рано умершая мать Карлайла. Уж больно женщины оказались похожи. Но это была не она. Женщина в несколько секунд оценила происходящее. Ее глаза широко распахнулись, переводя взгляд от лица Сесилии, к распоротому животу, к лицу Джексону ― и обратно. Эта женщина была подарком небес, самым настоящим. ― Помоги мне, ― попросил Джексон, зная, что не имеет право просить, но не имеет других вариантов. Глаза женщины стали сосредоточенными. ― Я займусь дыханием, ― заявила она, на ходу собирая волосы в тугой узел. Джексон кивнул и вернулся к животу Сесилии. Женщина с недоверием следила за тем, как Джексон наклонился к ране ртом. Следующий звук оглушил всех троих. Как будто рвалось железо. Зубы вампира ― верный способ порвать вампирскую кожу. Женщина отвела взгляд и содрогнулась, выдыхая в Сесилию воздух. Девушка вдруг закашлялась и заморгала, вращая невидящими глазами. Остановилась на светлом пятне над собой. ― Кар… Карл… Карлайл, ― с трудом прохрипела она. ― Не совсем, ― улыбнулась вампирша, поглаживая Сесилию по темным волосам. ― Бедная… Какой ужас же ты испытала. Скоро все закончится, подожди. И тут тело Сесилии замерло в руках женщины, хотя ее дыхание восстановилось, а сердце еще работало. ― Возьми, пожалуйста, ― проговорил Джексон, торопливо заворачивая одного из детей в белую простынь. Женщина приняла его и положила на грудь Сесилии, придерживая своей сильной рукой. Джексон наклонился за вторым. Через несколько секунд, то, что сотрясало Сесилию изнутри, уже больше не было в ней. Вампирша взяла первого ребенка на руки, чтобы Джексон положил второго Сесилии на грудь, позволив посмотреть. Сесилия ворковала над ними, невидящими глазами скользя от одного ребенка к другому, окровавленным, но теплым и родным. ― Обрати ее, ― негромко, так, чтобы слышал только Джексон, заявила женщина. ― Сейчас. Джексон кивнул. ― Надо будет не забыть жениться на тебе. Женщина громко фыркнула. Ребенок на груди Сесилии вдруг зашевелился, требовательно заплакав. Джексон пробежал глазами по телу Сесилии ― оно было измазано кровью. Кровью изо рта, из чрева. Ребенок прекратил плакать и вдруг открыл слипшиеся от крови глаза, стал скользить осознанным взглядом по матери, будто пытаясь что-то найти. Через пару секунд он это нашел. Сесилия устало прикрыла глаза. В груди у нее что-то глухо булькнуло, сердце трепыхнулось и замолчало. Для нее все было решено. ― Смотри, ― вдруг недоверчиво прошептала вампирша. — Это он делает? Джексон понял, на что она смотрела. И понял, что в эту секунду полюбил этих детей, по той же причине, по которой любил Бьянку, по которой терпел Карлайла и выбрал себе другую женщину. Они любили Сесилию. Две новые звездочки на темном небе его жизни.