Душа скорбей

Эдвард Каллен стоял перед ней на коленях. Спокойный, смиренный, преданный (очевидно, не ей, хотя Сесилия и не была уверена), и выжидающий. Сесилия растерялась так сильно, что даже не сразу смогла сообразить, что ей надо сказать или сделать. Мелькнула судорожная мысль ― а вдруг сейчас их увидит Карлайл, но она быстро пропала. Что-то в образе Эдварда было неправильным. Такой податливый, поверженный… Вампира было непривычно видеть таким. Джексон, который стоял перед ней на коленях, никогда не был настолько отчаявшимися, а отчаявшийся Карлайл никогда не стоял на коленях. Поэтому сейчас в голове Сесилии, которая повидала много разных эмоций на вампирских лицах, было короткое замыкание. Разум не мог осознать увиденное. В другое время это, вероятно, обрадовало бы ее. Какое бы было мрачное удовольствие. Один из ее противников стоял перед ней на коленях. Та Сесилия, которой она была, испытала бы восторг. Она победила его, она заставила Эдварда понять, что он был не прав, заставила его встать на колени и… Сейчас это не вызывало никаких чувств. Абсолютно. Его даже было немного жалко. Жертва собственных амбиций и неправильных выводов. Он не будил в Сесилии никаких чувств, никаких эмоций, лишь где-то глубоко рождалась дикая усталость. Ну зачем они ей… Зачем они снова хотят войти в ее жизнь, сейчас, когда она их отпустила? Пусть уходят навсегда и будут счастливы где-то подальше от нее. У нее была новая жизнь. Она была готова вновь соединить ее с Карлайлом ― но ни с его сыном или невесткой. Возможно, она была не против увидеться с Розали или Джаспером, или даже с Эмметтом и Эсми, но уж точно не со своей сестрой и ее мужем. Она планировала держаться от них как можно дальше. ― Эдвард, ― Сесилия положила руку ему на плечо. Тот вздрогнул. ― Встань. Не позорься, а… Эдвард посмотрел на нее так, будто Сесилия говорила на незнакомом ему языке. Недоуменно, медленно моргнул, будто на секунду задумавшись, а не ошибся ли он девушкой, к той ли подошел. Эдвард тряхнул головой, и начал снова, так же твердо. ― Я прошу тебя… ― Я и в первый раз услышала, ― прервала его Сесилия, и толкнула в плечо. ― А ты меня, кажется, нет. Встань, Эдвард. Ошарашенный Эдвард поднялся. Сесилия окинула его быстрым незаинтересованным взглядом. Порыв ночного ветра подкинул ее волосы, и Эдвард уловил запах туберозы, кофе и чего-то странного, похожего на ментоловые сигареты, или что-то подобное. Холодный запах Сесилии отличался от теплого, желанного запаха Беллы, но впервые Эдвард подумал о том, что сестра жены пахла довольно вкусно. Почему-то до этого момента Эдварду казалось, что Сесилия пахла кровью и сыростью. Возможно, не прошел бесследно тот момент, когда он оказался в ловушке в ее голове и она отрезала важное воспоминание. В тот момент Эдвард впервые почувствовал тот запах, и уже не мог от него отвязаться. Он открыл рот, чтобы снова сказать Сесилии, что он умоляет ее вернуться к Карлайлу. Что тот не может жить без нее, что она ― смысл его жизни, и что Эдвард готов держаться от своего создателя так далеко, как только она пожелает, но Сесилия его опередила. ― Ты не имеешь к этому никакого отношения, ― вдруг сказала она. ― Ни ты, ни Изабелла. Карлайл знает, что последние причины были намного весомее, ― Сесилия помолчала, думая о чем-то другом, чего Эдвард не знал, но почему-то вспомнил, что Карлайл тоже говорил о чем-то подобном. Мысль не сформировалась до конца в голове Эдварда, когда его собеседница продолжила. ― Я хочу жить спокойно, Эдвард. И прошу больше никогда меня без необходимости не трогать. ― Сесилия, Карлайл, он… Ее лицо скривилось, и Эдвард вдруг понял, что не слышал ее все это время. Ни он, ни Белла не являлись важными для Сесилии, и то, что он собирался ей сказать, важным не станет. Он был для нее как и Белла в их первые дни в Форксе ― насекомым. Комаром, залетевшим в комнату, прилипчивой мухой. Той мухой, что вроде бы не кажется большой, однако ужасно раздражающая своим жужжанием и мельтешением. ― Мы с Карлайлом взрослые люди и разберемся сами, ― твердо проговорила она. ― Мне повторить еще раз, Эдвард? Ни ко мне, ни к моим детям не стоит приближаться. Это ничего не изменит, твои слова ничего не значат и не меняют, что бы я ни решила. Эдвард молчал. Да и что он мог сказать? Его порыв был не просто требованием совести, это было искреннем желанием, потому что он видел, как умирал его создатель. Какая бы ни была любовь между ним и Сесилией, это была любовь, та любовь, которая заставляла Карлайла идти, двигаться, смеяться, улыбаться, заставляла его жить. Он был ярко горящим фонарем, но единственным подходящим ему огнем была Сесилия. Когда этот огонь внутри него погас, фонарь покрылся пылью и стал ненужным. ― Теперь я могу ехать? ― терпеливо спросила Сесилия, и Эдвард понял, что загораживает водительское сиденье. ― У меня дома ребенок с температурой. ― Извини, ― с трудом выдавил Эдвард и отошел, наблюдая, как степенно и спокойно Сесилия открывает дверь машины. ― Я просто хотел, чтобы ты знала. Карлайл любит тебя… ― Я знаю. ― И я не стану мешать этому. Больше никогда… ― он сделал паузу, не зная, как она среагирует на следующие слова, но все-таки проговорил: ― Белла тоже. Мы не имели право это делать, никогда, и… Вернись к Карлайлу, пожалуйста. Ты смысл его жизни, без тебя его не существует. Я такой идиот, что понял это слишком поздно. Кроме январской прохлады в глазах Сесилии не было ничего. Она смотрела на Эдварда так, будто всерьез размышляла: не позвонить ли в психиатрическую клинику и отправить его туда. Не чтобы поиздеваться или создать ему проблемы, а чтобы Эдвард просто… ушел. Не из ее жизни ― хотя и из нее, конечно ― а прямо сейчас, не мешал ей сесть в машину и отправиться к своему ребенку. Потом вдруг в ее глазах что-то мелькнуло ― быстро и неуловимо, будто яркая звезда сорвалась с неба. ― Точно, ― проговорила Сесилия странным, болезненным тоном, и Эдвард не смог понять, что за ним теперь скрывается. ― Она же теперь тоже мать. Все ясно. Из уст другой Сесилии, которую Эдвард знал в Форксе, это звучало бы почти как угроза ― хотя где-то глубоко в душе Эдвард понимал, что Сесилия никогда не смогла бы навредить Ренесми, все-таки не таким человеком она была. Она вела бой на равных и никогда не втягивала тех, кто был ни причем. Она бы и не цеплялась к Эдварду, если бы он не цеплялся к ней, да и Белла нужна была ей сто лет, чтобы тратить на нее свое время. Эдвард с удивлением понял, как много хорошего и достойного он вдруг увидел в сбежавшей жене отца. Сесилия не стала с ним прощаться, просто завела машину и плавно выехала со стоянки. Эдвард еще какое-то время стоял там, в темноте, пораженный, будто олень, ослепленный светом фар. «Она же теперь тоже мать» ― вновь услышал он слова Сесилии в своей голове, и только сейчас понял, что произошло на самом деле. Как всегда, жуткая двоякость в словах Сесилии Каллен. Какой бы ужас ни пережила Сесилия с тем своим первым ребенком, Белла только сейчас смогла бы понять ее. Понять, а после ― сгореть от чувства вины. Ведь теперь и у нее был ребенок… *** В квартире было темно и тихо, и Сесилия постаралась разуться и снять верхнюю одежду как можно тише. Район, в котором они жили, считался очень культурным: магазины, частный детский сад, разные кружки — но при этом был довольно тихим и спокойным. Близнецы довольно быстро привыкли спать в тишине и чутко реагировали на излишне громкие звуки, зато Бьянка со всей человеческой непосредственностью спокойно спала даже при шуме поезда. На самом деле, Сесилия называла это «квартирой» лишь по старой привычке, они переехали в дом, который принадлежал Джексону уже лет пятьдесят. Это был старый дом семнадцатого века, считающийся местными историческим памятником, расположившийся в самой холодной части города, но с довольно удобной транспортной развилкой, где почти никогда машины не стояли в пробках. Он, как и почти все дома музыканта-вампира, включал в себя несколько спален, гостиную и музыкальную комнату. На первом этаже была одна большая гостиная и еще более большая кухня, с несколькими холодильниками. На втором ― большая спальня, которую и занимали близнецы, комната поменьше — для Бьянки, рядом расположилась комната Сесилии. Раньше тут было много маленьких гостевых комнат, но Джексон с его тягой к простору и роскоши объединил несколько, поэтому получилось меньше, но больше. Сам Джексон со своей возлюбленной, обитал на третьем этаже, где они соседствовали с «кабинетом музыки». «Ну, как и положено летучим мышам, живут на чердаке» ― заявил Карл, когда они только-только въехали. Три ванны: одна на втором, две других — на третьем. Величественный, стильный и очень древний. Трехэтажный дом из темного бетона явно говорил, что его хозяева, неважно — бывшие или нынешние — имели хороший вкус. Несмотря на разные планировки и даже цветовую гамму, Сесилии этот особняк первые дни очень напоминал дом Калленов в Форксе. Разве что окон было поменьше, так же просторно, но темновато. Вот уж и вправду ― убежище летучих мышей. Сесилия включила настенные лампы, которые осветили коридор бледно-голубым сиянием ― никто из жителей дома не любил искусственный желтый цвет ― и босиком пошла наверх. От ковров они отказались, но пол был с подогревом, так что за здоровье двух живущих тут уязвимых для гриппа людей можно было не переживать. Мимолетный взгляд в темноту дал понять, что день прошел продуктивно ― на полу в гостиной валялись игрушки, листы бумаги, на диване лежали книги. В кресле покоилась развороченная аптечка. Видимо, режущиеся зубы были не только неприятным явлением в этот день, но и довольно неожиданным. А от неожиданностей часто страдали все три ребенка. Дверь в комнату близнецов была приоткрыта, Сесилия включила один из светильников в коридоре на втором этаже и заглянула внутрь. В комнате стояло две кровати ― для Конти и Карла, каждому своя, но со временем Карл перекочевал в кровать сестры, так что им просто купили кровать побольше ― два долговязых вампиренка не умещались на одной, и Карл, любящий спать на краю, с грохотом падал на пол примерно два раза в неделю ― а на вторую те скидывали одежду или разные вещи, которые им были не нужны сейчас. Бьянка довольно часто пробиралась к ним и спала с братом и сестрой. Вот и сейчас, трое детей Сесилии спали на огромной кровати. Однако в этот раз с краю спала Конти ― видимо, легла позже остальных, не такая чувствительная к чужим болям и детским слезам, как эмоциональный брат. Карл спал, прижавшись спиной к стене, видимо сильно устал с Бьянкой ― он старался по мере сил обходиться без своих способностей, а когда использовал сильно уставал, и хорошо, если успел дотащиться до дивана или кресла, не рухнув на теплый пол. Бьянка спала между ними, устроив свою головку на плече Контессины, а ноги закинув на Карла, ее личико поминутно морщилось, а под глазами набухли небольшие красные синячки от слез. Карл вытянул руку так, чтобы кончики пальцев касались макушки сестры. Контессина обнимала Бьянку, и пальцами ухватилась за бок Карла. Сесилия посмотрела на это пару секунд, потом закрыла дверь. Она снова сказала себе, что так будет лучше. Это все еще шокировало, и Сесилии было сложно собрать эту картинку, но она заставляла себя искать хорошие моменты. Контессина и Карл казались слишком особенными даже по меркам вампиров, чтобы искать счастье где-то среди смертных или бессмертных. И они оба очень ревнивы, чтобы впускать в жизнь чужих ― удачей будет, если они примут хоть кого-то из семьи Калленов, кроме отца. Карл никогда бы не признал парня сестры, а Контессина извела бы девушку брата. Они и вправду были вместе всегда и всегда останутся вдвоем. Так будет лучше. Просто будет лучше для всех. Сесилия сможет принять это, ведь она так их любит, а любовь способна на многое. Да и закон о сохранении тайны вампиров так будет исполнить проще. Сесилия призвала в голову все утверждения и успокоения Джексона и Тани по этому вопросу, и краткое самовнушение помогло. Девушка устало запустила руку в волосы и хмыкнула. Что ж, по крайней мере ни плохой тещей, ни плохой свекровью она не будет. На телефон пришло сообщение: «Ты добралась, все нормально?». Девушка тонко улыбнулась. Карлайл был как всегда в своем репертуаре, Сесилия даже не удивлялась. Нельзя точно сказать, как бы повела себя на его месте, но Карлайл окружал ее своей любовью и заботой, даже когда она ушла от него на целый год. Девушка провела кончиком ногтя по словам на дисплее телефона, и на секунду ей показалось, что она ощутила знакомый холод твердого тела под ногтями. «Все хорошо, не переживай, я дома», ― ответила девушка. Сообщение прочитали мгновенно. Пару секунд Карлайл молчал, потом, явно решив что-то для самого себя, написал снова: «Как Бьянка?» Почти мгновенный ответ: «Уже спит, но кажется у нее проблемы. Завтра с утра отведу ее к стоматологу, посмотрим, на всякий случай», — она отправила сообщение, потом, подумав, добавила: «Завтра работаю во вторую смену». «Тогда до вечера. Отдыхай». Сесилия хмыкнула. Карлайл был потрясающим. И хорошо контролировал свое желание окружить ее любовью и заботой, которое, все-таки, было слишком очевидным. Сесилия медленно передвигалась по гостиной, убирая вещи по местам. Видимо, внезапные боли Бьянки слишком выбили из колеи близнецов. Ну, или Карл переусердствовал, и вместе с ним вырубилась и старшая сестра, связанная с ним, казалось, всеми нервными окончаниями. Сил у Сесилии практически не осталось, но и спать не хотелось. Разложив вещи, Сесилия прервалась на пару минут, и пошла на кухню. Свет включать она не стала. В холодильнике рядом с пакетами с донорской кровью, сцеженной кровью животных стояло несколько бутылок красного вина. Сесилия вытащила одну и откупорила пробку. Налила бокал, сделала пару глотков, смотря из окна в норвежскую темноту. Окна дома выходили на задний двор, не такой уж и большой, но с парой качелей и совсем крошечной круглой покосившейся от времени беседки. Вдалеке темнели суровые горы, выглядевшие в ночи будто нависшие над городом великаны, готовые вот-вот напасть на город. В Норвегии ночью было также тихо, как и дома в Форксе. Сесилия прикрыла на секунду глаза, и память живо нарисовала момент давно минувших дней. Ее оголенные плечи тут же обдало потоком холодного воздуха, но девушку это не смутило. Одинокие фонари освещали небольшие островки пространства, но они были далеко, а фонарь рядом с их домом перегорел, и Чарли не успевал его поменять вот уже неделю. Вокруг царила глубокая тьма, а в небе зажигались мириады звезд. Чуть дальше от нее, на старом заборе ― там Рене хотела разбить цветник, и Чарли услужливо отвел ей территорию, но как это бывало, у Рене не хватило на это терпения ― вольготно прогуливался большой, серый кот. Удивительно, как при своих габаритах он не терял равновесия. Сев на заборе, он какое-то время смотрел на Сесилию, а потом принялся умываться. Было почти тихо. Несмотря на то, что большинство людей сладко спят ночью, ночная жизнь в природе продолжается. Выходят на ночную прогулку коты, они стремительно и беззвучно прошмыгивают мимо незаметно для человеческого глаза. Где-то в саду шуршал в кустах ежик. Срывалась с крыши стая летучих мышей. А в лесу охотятся ночные хищники — кошачьи и совы. И еще другие хищники… Ночью обычно так тихо, что редкие отдаленные звуки — голоса людей, собачий лай, скрип дверей — слышны, будто они совсем рядом. Сесилия настолько заслушалась этой ночной симфонией, что не услышала, как к ней подошли. ― Доброй ночи. Сесилия взвизгнула и дернулась, больно ударившись о деревянную балку. Зашипела, но ушибленное место тут же остудило холодное прикосновение. Карлайл Каллен виновато улыбнулся. Сесилия тонко улыбнулась, чувствуя приятный вкус красного вина. Ей с ее послеродовыми проблемами пить было противопоказано, особенно если она не хотела мучить сына, но иногда Сесилия не могла сдержаться. Алкоголь расслаблял, сильно, а сегодня… сегодня ей было нужно это. Зная, что после такого дня близнецы будут спать как никогда крепко, Сесилия не спеша занялась бытовыми делами, несмотря на позднюю ночь. Она, не расставаясь с бокалом, закончила уборку в гостиной, потом зашла в ванную, загрузила оставшиеся вещи в стиральную м ашину, вытащила из сушилки уже чистые и сухие. Сделала заготовки на завтрак, чтобы хотя бы до обеда у близнецов не болела об этом голова. Бутылку вина была почти пуста к тому моменту, когда Сесилия Каллен снова оказалась в своей гостиной. Она выключила везде свет, подтянула к себе свое старое одеяло, которое по наследству перешло Бьянке. Подтянула к груди колени, положила на них одеяло и уткнулась в него лицом. Детский, молочный запах Бьянки она услышала практически сразу. Вампирский запах близнецов сохранялся не так охотно. Контессина пахла почти как Карлайл ― древесные ноты, сладкий вкус груши и почему-то совсем немного лавандой. Мягкий, но довольной прохладный, изящный запах. Карл напоминал мать, такой же горьковатый, как хороший кофе, хотя Сесилия никогда кофе особенно не любила, как горький шоколад, травяной запах иланг-иланга, совсем немного ― табачный дым. Запах Карла тоже был холодным, но не как солнечный зимний день, а будто запах кофе принес ледяной ветер с гор. Сесилия снова подумала о близнецах. Об их верных, преданных, полных любви взглядах, обращенные на нее. Вспомнила полные слепого обожания большие голубые глаза Бьянки, которая с каждым годом все больше и больше становилась похожа на свою мать, даже ее волосы потихоньку теряли золотистый оттенок и приобретали рыжину. Вспомнила Карлайла. Она тихо заплакала, почти до боли вдавившись лицом в свои колени. Сесилия не плакала уже долго. Год ― как минимум. У нее просто не было времени на то, чтобы проявить слабость, да и сейчас был не лучший момент. Сначала она боролась за право все-таки родить своих детей ― Джексон после каждого сломанного ребра плевался ядом и грозился избавить ее от боли. Потом ― боролась с болезнью, сотрясающей ее слабое, переломанное, человеческое тело, боролась с болью. Потом боролась за своих детей, за их право жить дальше, пыталась узнать, что вообще их ждет в будущем. И во всей этой круговерти у нее просто не было времени на то, чтобы остановиться и понять, что она хочет сделать. Как она хочет жить дальше? Сесилия полагала, что поводов плакать у нее не было. Она приняла решение и не жалела об этом. У нее были трое самых прекрасных детей в мире, и все трое ― безумно особенные. У нее был лучший друг и хорошая подруга. Ее отец любил ее. Просто… так много всего. Столько чувств и эмоций, столько путей, вопросов, вариантов. Чего же она сама хочет на самом деле? Чего она заслуживает, и что готова сделать? Она не хотела никуда идти. Сесилия хотела остановиться, чтобы мир перестал вращаться вокруг нее юлой. Она едва успевала выдохнуть и вдохнуть снова, когда движение начиналось заново. Она так устала, что после пустой поездки в Форкс даже не стала искать Карлайла, хотя и Таня, и Джексон, пусть и в меньшей степени, были готовы ей помочь. Сесилия не была готова после такой длительной передышки ― две недели, как они осели в Норвегии ― снова крутиться и что-то делать. Она просто отпустила все, что было за плечами, позволила себе надышаться холодным горным воздухом, а потом принялась за дела. Спокойно и размеренно. Близнецы росли и активно познавали мир, не видя проблемы в том, чтобы погрузиться во все это с Бьянкой. Сесилия отдала малышку в детский сад ― девочке все еще нужна была социализация ― и она проводила очень много времени с братом и сестрой. Сесилия устроилась на работу по профессии, и хотя до расширения филиалов работала не так много, почти никогда не выходила в ночные смены и получала довольно мало, была счастлива, что вечерами чаще всего бывает дома. Она старалась часто гулять со своими детьми, заниматься чем-то и всем вместе, и наедине с кем-то ― хотя разделить Карла и Контессину не представлялось возможным. Два месяца. Два месяца ее жизнь оставалась спокойной. Потом появился Карлайл. Сегодня к ней пришел Эдвард. Кого ей ждать следующим? Эсми? Джаспера? Изабеллу? Сесилия хмыкнула и, привстав, сделала последний глоток вина. Прикрыла глаза, ощущая, как застывает на щеках разводы туши от слез. Еще раз повторила себе, что причин плакать у нее нет. Она приняла решение, и все тут, и приняла правильно. У нее были дети, которых она так страстно хотела иметь. То, что было ее чудом, которое забрали у нее, грубо вырвали к ней вернулось. Вернулось самым чудесным образом, двумя бессмертными детьми. Это было не просто многим, это было всем, черт возьми. И это настоящее, в котором она жила сейчас, определённо было лучше того, в котором у нее не было детей по вине Карлайла и Джексона. И все-таки… с каждой новой встречей с Карлайлом, по мере того как крепло его желание ласками и прикосновениями вернуть благосклонность сначала физического тела жены, а потом захватить и ее душу, она чувствовала себя все более и более виноватой. Не за свой выбор ― за то, что разбила ему сердце, за то, что не искала. Возможно, они все были правы. Приехать в Форкс со своим тяжёлым, психологически нездоровым прошлым было, вероятно, ошибкой. Но оставаться в одном городе с ненавистной матерью Сесилия Свон тоже не хотела ― не была уверена, что не прирежет её в одну ночь. И, очевидно, что не такая девушка должна была быть с мужчиной, вроде Карлайла Каллена. Сесилия не подходила ему по многим параметрам. Сесилия тихо выдохнула и помотала головой. Что толку говорить, в самый главный момент у них не осталось выбора. И не то это чувство, чтобы быть какой-то безликой «любовью». Слишком запутанно, даже порочно. Но Сесилия его любила. Очень сильно, верно и преданно. Просто… просто они, дети, спящие на втором этаже, были куда важнее их обоих. Потому что Карл и Контессина и были той самой любовью. Точно так же, как Бьянка была любовью Авроры, Сесилии и Джексона. Живые, физические воплощения самого сильного чувства на свете. Сесилия оттерла следы туши на щеках, и черная крошка осталась на пальцах. Сесилия задумчиво глянула на нее, словно что-то решая, потом тихо выдохнула. Встала, прошла в кухню, убрала бутылку вина в мусорное ведро и, сполоснув стакан, направилась в ванную. Через минут двадцать она вышла из ванной уже чистая, с влажными волосами и почти довольная жизнью. Вода смысла и слезы, и сомнения. Жизнь часто бросала Сесилию в пучину, но сейчас девушка свое уже отстрадала, и просто хотела верить, что у нее все будет хорошо. Так, собственно, и могло бы быть. Двое ее детей были бессмертными, Бьянка рядом с ними была куда менее уязвима, особенно под защитой отца и его возлюбленной. Карлайл нашел ее и хотел снова быть вместе. Часть его семьи не была для нее опасна, а те, что были, не посмели бы выступать из-за чувства вины. Все складывалось хорошо. Сесилия переоделась в удлинённую шелковую пижаму и тихо зашла в комнату к детям. Близнецы, по своей вампирской натуре всегда стремившиеся к прохладе и отсутствию солнца, выкрутили отопление на минимум, потому их комната встретила Сесилию темнотой и холодом. Тепла почти не было, поэтому лежащая между ними Бьянка завернулась в большое пуховое одеяло по самый нос. Не плотно накрытые одеялом Конти и Карл лежали в кровати, Контессина подставила оголенные плечи по-настоящему морозному воздуху и каким-то чудом умудрившись уснуть в своей ледяной обители. Сесилия бесшумно подошла к детям и вгляделась в расслабленные лица. Во сне, тихом и безмятежном, лица близнецов казались почти детскими, особенно когда взрослые, хищные глаза были прикрыты, а сон смягчал слишком острые для подростков черты. Сесилия легла с краю, взяв Контессину за плечи. Дочь сонно потянулась, рефлекторно ощущая чужое присутствие, но знакомый материнский запах успокоил, и девушка не проснулась. Лишь в качестве приветствия ткнулась макушкой матери в ключицу. Видимо, сильно устала ― или Карл устал за них обоих. Сесилия прикрыла глаза и, слушая три ровных дыхания, заснула. *** Утром Сесилия проснулась уже в полете, в тот момент, когда ее голове с глухим стуком ударилась о пол. В голове зазвенело, перед глазами заплясали искры. Сесилия даже не поняла, что действительно проснулась, возможно, она просто падала во сне… ― Мама! ― вскрикнула Контессина. Сесилия машинально села, держась за голову. ― Проклятье, ― пробормотала девушка, сев на полу. Голова уже начинала болеть от удара, но звон прекратился. Сесилия посмотрела на ошарашенную Контессину, на приподнявшегося сонного Карла. Под глазами у него залегли тени, а в уголках глаз краснели сосудики. ― Что слу… ― Мама, мама, мама! ― надрывно кричала и плакала Бьянка. Сесилия огляделась, но дочери нигде не было, спросонья она не сразу поняла, что Бьянка кричала из другой комнаты. Из-за удара голова болела, но Сесилия сообразила встать и пойти на звук. Контессина, едва не запутавшись в одеяле, тоже встала и шикнула на брата, чтобы тот лежал. Карл, судя по отсутствию шагов, перечить старшей сестре не стал. Бьянка плакала в ванной. Девочка была уже достаточно самостоятельной, чтобы самой пойти умыться и почистить зубы, поэтому в ванной стоял стульчик для нее, но все вещи, которые Бьянка могла использовать себе во вред, Сесилия ставила повыше. Кроме двух вещей ― своей косметички и набора для укладки волос. Малышка знала, что ничего из этого трогать нельзя, или мама будет очень недовольна, и поэтому косметике ничего не угрожало. До этого утра. ― О. Мой. Бог, ― пробормотала Сесилия, глядя на свою фактически старшую дочь, которая стояла на своем стульчике перед зеркалом и держала в руках длинную, светлую прядь собственных волос. Откуда она взяла ножницы в итоге так и осталось загадкой, заходившая в истерике Бьянка не смогла ничего никому объяснить. Сесилия потратила десять минут только на то, чтобы успокоить ее и пообещать, что волосы отрастут. Только после этого она смогла заняться головой дочери. Сесилия вдохнула поглубже, искренне стараясь сохранить привычное при общении с детьми самообладание. Хотя была почти на сто процентов уверена: в других семьях детишек и за меньшее лишают сладкого на пару месяцев Пока все спали, маленькая умница пошла в ванную, умыться, как порядочная леди. Бьянка всегда с трудом справлялась со своими волосами, но упорно хотела этому научиться, и пока никто не мог ей помещать, она решила освоить непростое дело. Переборов совесть, девчушка вдохновилась изображением девушки на коробке с лаком для волос, и сотворила из своих волос вдохновенный хаос, щедро сдобрив его всем имеющимся в наличии ассортиментом средств фиксации. Получившемуся начесу слезно завидовали бы все мировые рок-звезды, но трехлетнему творцу этого показалось мало. И, хоть Бьянка одумалась, едва только «стрижка началась», отхваченной пряди волос было уже не вернуть. Даже сама юная парикмахер, увидев свое отражение, поняла: это того явно не стоило. Вот и подняла визг, сделав первое, что делают испугавшиеся дети ― на весь дом громко и требовательно позвала мать. Кто же был виноват, что не ожидавшаяся этого Сесилия, находившаяся в состоянии глубоко сна, свалиться с кровати? Даже после трех промываний детских волос, в них до сих пор ощущались остатки лака, геля, воска и одному парикмахерскому богу известно, чего еще. Поэтому сейчас расчесать это безобразие было трудно. Преданная Конти крутилась рядом, но все, что она могла сделать ― отвлекать и успокаивать Бьянку. Карл, в самых преданных чувствах, заходил, чтобы оценить ситуацию, но мать отправила его обратно досыпать ― уж больно не нравился ей болезненный вид сына. Более бодрая Контессина пыталась с помощью своей силы вытянуть лак и все прочие с волос девочки, но ее силы пока не были настолько точными, поэтому затею пришлось оставить. ― Ай! ― Бьянка мертвой хваткой вцепилась в собственные волосы, мешая матери их расчесывать. ― Терпи, ― непривычно коротко и односложно велела Сесилия, но тут же сжалилась. ― Если мы сейчас не расчешем твои волосики, придется стричься под мальчика, — предупредила девушка, отчаянно стараясь как можно бережнее провести щеткой по слипшимся местами волосам. Ну, в самом деле, за что ругать малышку? Да, поступила глупо, но на то она и ребенок. Сесилия всегда к своей внешности относилась чутко, даже в три года понимая, что красота ― единственное ее достоинство, коли мама не любит, но даже она в один вечер умудрилась обкромсать свои длинные черные локоны, и щеголяла с «каре на удлинение». Правда, в прическе было одно только название, и покромсанные пряди можно было назвать только «зигзагами». У нее был свой мотив, привлечь материнское внимание, но Рене ничего делать не стала, пребывая в своем оцепенение после рождения младшей дочери, смутных прогнозов врачей о невозможности иметь ребенка еще раз и в полной раздробленности из-за внезапно охладившегося интереса к мужу. Послеродовая депрессия во всей красе. Поэтому мать ничего не заметила, зато бабушка Свон, мать Чарли, охая и ахая отвела внучку в парикмахерскую, где малышке сделали настоящее «каре». Бабушка тогда расстроилась, и Сесилия пообещала больше никогда не портить свои волосы нарочно. А Бьянка сделала все не специально. Просто проявляя свой детский максимализм, решила научиться сама справляться со своими волосами. Заиграло вдохновение — вот и результат. Ничего, волосы не пальцы ― отрастут, да и Карл может ускорить их рост, как только оклемается. ― У тебя все хорошо, мама? ― спросила Контессина, глядя на то, как мать в очередной раз трет глаза внешней стороной запястья. ― Если глазам больно из-за испарений лака или чего-то такого, давай я продолжу. ― Вчера выпила вина, вот глаза и болят, ― выдохнула Сесилия. Контессина осуждающе поджала губы. После родов у Сесилии болело все тело, и только когда лихорадка прошла, малыш Карл смог что-то исцелить. Но если кости он вправлял хорошо, то на более тонкое воздействие, как и сестра, был не способен в силу юности и неопытности. Сесилия очень плохо видела после родов, окулист констатировал ей почти минус шесть без возможности операции. Карл подтягивал матери зрение раз в две недели, но почему-то после алкоголя действие почти сходило на нет. Из-за этого Сесилия почти не пила, хотя Джексон говорил, что Карлу неплохо бы тренироваться, но девушка не хотела дергать сына лишний раз. Пока физическое тело продолжало расти, использование даров такого типа ― с воздействием на посторонние вещи и организмы людей, стоило ограничить, особенно точечные и требующие хирургической точности. Контессина могла двигать большие предметы, а Карл вправлять кости или затягивать поверхностные раны, но менять форму предмета или вот так вот отделять какие-то жидкости или мусор Контессине было сложно, а Карл не мог уверенно воздействовать на хрупкие ткани в теле человека, и боялся глубоко лезть матери в глаза. Когда стабилизируется физическое тело, и главное ― пройдет гормональное взросление, близнецы смогут лучше раскрыть свой потенциал. Карл сможет стать первоклассным хирургом со своими возможностями, потому что в теории мог влиять на новообразования и даже «рассасывать» раковые клетки, а Контессина вполне может разбирать вещи на молекулы. Или раздвинуть море, как в Библии ― просто две мессии для их деда-священника. Кое-кто очень ждал этого. Но пока что Сесилия сильно ограничивала близнецов. С Конти было не так сложно ― она не использовала силы для чего-то более сложного, чем перемещение крупных вещей, и это походило на легкие тренировки. Конечно, иногда она пыталась отделить что-то от чего-то ― очень любила практиковаться на растениях, вытаскивая их из земли вместе с корнями, и потихоньку отделять куски земли, но никогда не делала что-то в ущерб себе. С Карлом было сложнее. Непонятно откуда взявшееся стремление помогать всем вокруг буквально сводило его с ума. Он залечивал каждую маленькую царапину Бьянки, исправно заглядывал в организм матери, чтобы понять, что не так, и не мог пройти против подбитой птицы или полумертвого животного, сбитого машиной. В последний раз вылечил кошку, которой собаки чуть лапы не отгрызли. Потом он спал весь день после этого. Мелкие воздействия, не такие уж и затратные, но их было много, поэтому парень быстро выдыхался. В большинстве своем из-за него и хранили дома донорскую кровь. Животная не восстанавливала силы так, как человеческая, и Сесилия решила тут отойти от принципов Калленов. Пусть Карл хоть упьется этой крови, но будет целым и невредимым. ― Ладно, пойду поставлю чайник, ― зевнула Контессина. ― Ты поедешь с Бьянкой к стоматологу? ― Да, отдыхайте сегодня, ― Сесилия хмыкнула. ― Карл, наверное, вчера ее зубы едва ли не сам выращивал до конца. Бьянка всхлипнула, вспоминая об еще одном неприятном событии, которое должно было сегодня, но пока что крепко зажатая в пальчиках рыжеватая прядь представляло большей проблемой и расстройством. Контессина вышла, чтобы сделать чай и подогреть завтрак. Бьянка какое-то время всхлипывала, ― Мама, ― вдруг позвала Бьянка на порядок спокойней. ― Да, солнце? Детские пальчики чуть расслабились и следующие несколько раз Бьянка даже не пискнула, когда мама разбирала запутанные пряди. Сесилия ее не торопила. Бьянка обладала чуткой интуицией для своего возраста, изящно приправленной детской непосредственностью и умением задавать правильные вопросы. Для нее не было проблемой подойти и поинтересоваться у Тани, «любит ли она папу», и что Бьянке она очень нравится, и она будет рада дружить, но мама у нее одна, и Бьянка надеялась, что Таня не обидится, если малышка будет называть ее по имени. Но для формулировки таких вопросов нужно было время и обдумывание. ― Мы поедем к дедушке на Рождество? ― наконец робко спросила Бьянка через пару минут. Она хотела попросить подарок? Такой подход очень озадачил Сесилию. Прежде, дети не осторожничали в своих запросах. Например, на первый день рождения близнецов они с Бьянкой заказали шестиярусный торт. Сесилия мысленно чертыхнулась. Она совсем забыла про Рождество со всеми вытекающими поездками… и встречами с родственниками. Чарли упорно звал их, надеясь встретиться ― он не видел дочь почти полгода, и хотел это исправить. Сесилия хотела озаботиться вопросом подарков уже сейчас, потому что времени оставалось мало, и девушке было бы спокойно жить, зная, что у нее все готово и упаковано. ― Конечно, ― кивнула Сесилия. ― Дедушка нас очень ждет, он приготовил нам подарки. Сесилия снова выругалась в мыслях. Просто блестяще. Вместо того, чтобы хотя бы сделать выговор малышке за такое поведение, теперь она обсуждает с ней подарки. Права была Таня, когда говорила, что дети из нее и Джексона веревки вьют. К счастью, самая младшая этого пока не понимала, а близнецы пользовались не так часто. Новость о подарках не произвела должного впечатления. Бьянка снова помолчала, и заговорила только тогда, когда Сесилия распутала наконец большую часть ее волос. ― А Карлайл там будет? ― спросила девочка почти шепотом, и Сесилия замерла, даже забыв на мгновение о необходимости распутать безобразие, в которое превратились волосы дочери. ― Просто, это было бы хорошо. Вот у папы есть Таня, она красивая, добрая, и он ее любит. И Карлайл красивый, добрый, и ты его любишь, и я хочу, чтобы он снова был с нами, потому что тогда ты будешь тоже очень-очень счастливая, ― бесхитростно объяснила Бьянка. Она очень скучала по Карлайлу ― ни с кем больше она не проводила столько времени в Форксе, помимо родителей, и привязалась к нему со всей силой, с которой только может привязаться довольно одинокий ребенок. «Как у нее все просто, ― подумала Сесилия. ― Если любите друг друга ― надо быть вместе… И ничего сложного». Сесилия выдохнула, и попыталась объяснить как можно правдивее. ― Понимаешь, я немного обидела Карлайла тем, что мы уехали, ― пробормотала она, и замолкла, не зная, что сказать дальше. Зато знала Бьянка. ― Но он тебя любит, а если любишь ― надо прощать, ― Бьянка улыбнулась. ― Таня так говорила папе. ― Действительно, ― выдохнула Сесилия. ― Я думаю, что Карлайл приедет. Я постараюсь с ним помириться. Еще через двадцать минут Бьянка с Сесилией уже спустились вниз. Контессина ходила по кухне, разогревая вчерашний ужин, чтобы позавтракать, а на тарелке на столе возвышалась горка кривоватых блинов. У Конти всегда страдала подача и внешний вид блюда, но все получалось довольно вкусным. Бьянка хищно улыбнулась, глядя на завтрак, и позволила маме посадить ее за стульчик. Еще не до конца проснувшийся Карл тоже был тут. Открыв один глаз, он осмотрел свою сестру. ― Кажется, размеры катастрофы не такие уж и разрушительные, ― заметил он, глядя на криво обрезанный и выпученный чубчик. Бьянка, слава Богу, его не услышала, пытаясь аккуратно и красиво скатать блинчик в рулет и макнуть в вишневый джем. ― Да, и уж точно не стоили утренней сирены, ― выдохнула Сесилия. ― Голова болит? ― Не сильно, ― соврала Сесилию, но невыспавшиеся дети ложь не заметили. Карл смотрел на нее еще какое-то время. ― Не переживай, все хорошо. ― Но головой ты ударилась сильно, ― Контессина повела плечом, вспоминая глухой удар, с которым голова матери соприкоснулась с полом. ― Перед уходом домой сделай МРТ или КТ, чтобы быть уверенной. ― Как скажете, ― выдохнула Сесилия. После утреннего приключения спорить сил не было. Хотелось позавтракать и поспать хотя бы еще минут сорок. Поэтому быстро отмахнувшись о вопросах о ее глазах, она подвинула к себе чашку уже готового чая, и семья принялась завтракать. Плотный завтрак близнецов был куда более сытным, нежели у матери и сестры ― десять тысяч калорий не были шутками. Сесилия почти жалела, что у близнецов, почему-то, не была развита тяга к человеческой крови. Три пакета крови в день могли заменить все остальные приемы пищи, но ни Карла, ни Конти такие перекусы не волновали. Они исправно пили кровь несколько раз в неделю, но никаких особых эмоций это не вызывало. Как будто два больных с детства диабетика принимали лекарство, чтобы не помереть, машинально, без вреда, но и без удовольствия. С одной стороны ― хорошо, не будет проблем с контролем жажды. С другой ― куда более сытно и полезно для двух растущих организмов. Поспать все равно не получилось. Неумолимо приближалось время визита к стоматологу, и Сесилия пришлось тащиться в ванную собираться. Она хотела помочь дочери убрать со стола, но Карл заявил, что на это у него у сил хватит, а мать пусть идет собираться ― в конце концов, не у них после всего этого еще и смена в больнице. Сесилия пообещала, что прибьет сына, если он попытается что-то сделать с волосами Бьянки с помощью своих сил, но Карл видимо устал настолько, что даже не попытался спорить. Через сорок минут Сесилия спустилась вниз. Контессина успела и убраться, и переодеть сестру, расположившись в гостиной. Карл дремал в кресле. Сесилия на ходу расчесывала волосы, пока Конти пыталась приложить отрезанную прядь к общей прическе, и сделать это до того, как вторая волна истерики одолеет Бьянку. Судя по шмыгнувшему носу, она была близка. ― Дочка, давай я закончу, ― предложила Сесилия. Контессина согласилась, но никуда не ушла, сев рядом с братом. Карл положил голову ей на плечо. У Сесилии дело пошло не многим быстрее, но лучше, потому что она уже успела вооружиться заколками-невидимками, и более яркими, которые она сунула Бьянке, чтобы отвлечь внимание. Каллен проморгалась, ощущая неприятную тяжесть и сухость в глазах из-за линз. ― Достань мне, пожалуйста, увлажняющие капли из аптечки, ― попросила девушка, и Конти поднялась, чтобы исполнить просьбу матери. Сесилия посмотрела на часы. До начала ее смены еще четыре часа, прием у стоматолога через час. Карл спал, даже Конти двигалась на порядок медленнее, им обоим надо было отдохнуть, и желательно без младшей сестры, за которой все равно надо было следить ― вдруг решит дорезать себе челку. Впрочем, она легко могла попросить вторую сменщицу задержаться ― они в гинекологии и акушерстве работали в тройке, и пару дней назад Сесилия отработала лишнюю смену, когда у второй сменщицы ребенок упал и сломал руку на велосипеде. Лишний час Сесилии очень поможет. Близнецы, не доспавшие свои законные часы, выглядели усталыми. Дергать и напрягать их было бесчеловечно. — Значит так, черти, ― начала Сесилия, проверяя свой выстроенный в уме план еще раз. ― Можете идти досыпать. Я с Бьянкой соберусь и поеду к стоматологу. Оттуда мы заедем в итальянский ресторан, и я возьму вам на обед и ужин готовую еду, чтобы у вас об этом голова не болела. Потом увезу ее в детский сад на вечернюю смену, все равно пора ей и там побыть, у них интересные занятия. Частное заведение, где особое внимание уделяли социализации воспитанников, показалось Сесилии и Джексону очень подходящим местом для их немного замкнутой крошки, но Бьянка в основном посещала садик днем и уходила после обеда. У нее все сложно было со сном в чужих местах, и даже мамино одеяло не помогло. Она не капризничала, не кричала, но педагог увидела, что малышка просто лежит, судорожно сжав одеяло в маленьких ручках и бесшумно плачет. Это был единственный раз, когда ее попытались оставить на сон, гуляющие рядом Контессина и Карл мгновенно забрали Бьянку, но она была все равно молчалива весь вечер. Днем проходили занятия со специалистами по речи и адаптации, вечером ― в основном творческие кружки, которые Бьянке нравились. Так что, хорошо заплатив руководству сада, от родителей Бьянки на многое педагоги закрывали глаза, и Бьянку можно было привести как днем, так и вечером. Некапризная, просто замкнутая любознательная малышка проблем не доставляла. ― Вы просто заберете ее, и все, ― продолжила Сесилия, наконец надежно зацепив коротковатую прядь заколками в косе. ― Отдохнуть все-таки надо. Карл посмотрел на причёску младшей сестры. ― Я вечером исправлю это, ― проговорил он, но мать шлепнула его расческой по плечу. ― Отрастут, если что через пару дней сделаешь, не пальцы же она себе отрезала, ― твердо заявила она, строго глядя на сына. ― Ты вчера ее вероятно весь день на руках таскал, не прекращал свой поток вампирской магии, ― Карл невесело хмыкнул. ― Так что передохни пару дней. И, пожалуйста, Карл, поешь сегодня плотно, ― она кинула быстрый взгляд на холодильник, в котором хранилась кровь. Карл кивнул, но без энтузиазма. Отправив детей досыпать, Сесилия забрала рюкзачок в виде динозавра, с которым Бьянка обычно ходила в детский сад. Позвонила педагогу и договорилась, что они приедут к концу тихого часа. По итогу, все планы заняли куда больше времени ― потому что Сесилия из-за головной боли ехала почти в два раза медленнее, а на работу и вовсе решила отправиться на общественном транспорте. Все-таки, МРТ или КТ лишним не будет, удары головой ― не шутки. А учитывая все происходящее, вряд ли кто-то будет счастлив, если она скончается от каких-нибудь повреждений. ― О, Каллен пришла, ― улыбнулась одна из врачей, когда девушка появилась в главных дверях. ― Все нормально? Как маленькая? В женском коллективе, где у всех и дети, и свои семьи, обсуждения домашних проблем не было чем-то новым ― и уж тем более сплетни и причины опозданий. Наверняка, услышав о больных зубках, коллеги эту тему перетерли, вспоминая, как сами мучались со своими ненаглядными детьми. Сесилия выдохнула. ― Зубы сегодня были наименьшей нашей проблемой. Мое младшее чудо решило сегодня поиграть в парикмахера. Тяжелый, судорожной вздох, сорвался с губ коллег почти единодушно ― и крайне понимающе. ― Много отрезала? ― Поняла, что это не ее, как только началась стрижка, ― выдохнула Сесилия. ― Но прядь волос на место не вернулась от этого. Они поболтали еще немного ― такие встречи в начале и в конце смен были доброй традицией. Сесилия не очень стремилась в этом участвовать, но вежливо улыбалась, болтала, делилась своими безобидными историями о детях. В отличие от ее приезда в Форкс, где она искренне пыталась подружиться с Кристиной и Джоффри, здесь она даже почти не запоминала имена других сотрудников. Не будет у нее нормальных встреч с подругами за чашкой кофе или бутылкой вина, или походы в клуб. Мир, в котором жила Сесилия, не был предназначен для людей и дружбы с ними. Но порой приятно было почувствовать себя частью чего-то… обыкновенного. ― Кстати, Джил, ― проговорила Сесилия, когда все уже собирались расходиться. ― Что у тебя по томографии сегодня? ― Вторая смена пустая, ― девушка по имени Джил пожала плечами. ― Если тебе надо ― пользуйся. Твой сменщик, кажется, умеет. Головой ударилась? ― спросила Джи и посмотрела на высокие ботфорты Сесилии, видимо списав удар на падение с каблуков. Сесилия покачала головой, рассказав об утреннем падение, и Джил еще раз сказала, что никаких проблем с кабинетом не будет. Кроме того, Миранда, очень тщательно следившая за здоровьем сотрудниц, позволяла и «дружеские осмотры», и бесплатные консультации в рабочее время ― если те не вредили основной работе ― и доступы ко всем технологиям. Сесилия направилась в кабинет, стараясь припомнить, осталось ли у них еще обезболивающее, или надо идти кланяться фармакологам. Она настолько погрузилась в свои мысли и попытки обуздать головную боль, что когда задела кого-то из врачей плечом, смогла лишь смазано выдать: ― Извините, ― и направиться дальше, уже мечтая о том, как выпьет таблетку и сможет отдохнуть минут двадцать перед первым пациентом. Во вторую смену людей было чуть больше, но Сесилия уже заметила, что вторая смена проходит лучше первой. В первой, как правило, были молодые девушки или беременные, незанятые днем, а вечером приходили взрослые женщины с работы, которые четко могли объяснить, что у них по-женски не так. Тот, кого она задела, остановился, и через пару секунд ей в спину донеся озадаченный, взволнованный вопрос: ― Сесилия, ты в порядке? Сесилия развернулась. Карлайл, держа в руках какие-то пробирки ― Сесилия могла предположить, что это была кровь и плазма на анализы ― озабоченно осмотрел жену и нахмурился еще сильнее. ― Что с твоей головой? ― спросил он, видимо безошибочно угадывая благодаря своим вампирским особенностям, ― Упала с кровати утром, ― растеряно пробормотала Сесилия. ― Извини, я тебя сразу не узнала. Встретимся в кабинете. Карлайл, видимо, хотел, сказать что-то еще, но Сесилия уже завернула за угол, войдя в коридор, ведущий в их отделение. Она устало дотащилась до кабинета, зашла внутрь, нашла таблетки и, приняв болеутоляющее, просто вытянулась на диване, даже не переодевшись. Проклятье. Сесилия ненавидела головную боль ― да и вообще болеть не любила. Лежишь себе пластом, ни вправо, ни влево двинуться толком не можешь, вся деятельная натура девушки страдала. Раньше она стойко игнорировала симптомы болезни, проводя ее на ногах. Хуже стало, когда кроме папы, который не любил вступать в конфронтацию с более сильным характером дочерью, за ней стал присматривать еще и Карлайл. Тот, со всей своей деликатностью, при малейших подозрениях на нездоровье своей любимой, становился просто железобетонным и никуда ее не выпускал. А если Сесилия делала по-своему ― как, например, было с предзащитой ее диплома, или поездкой к Квилетам, которая довела Карлайла до слепой ярости — это всегда выливалось в ссору. Простить девушке наплевательское отношение к своему здоровью Карлайл не мог на психологическом, физическом и даже психофизическом уровнях. Вот и сейчас, почти бесшумно зайдя в кабинет, найдя ее лежащей на диване, Карлайл прошелся по ней своим врачебным, сканирующим взглядом. Сесилия приоткрыла один глаз. ― Отключай свой вампирский рентген-взгляд, двадцать минут меня нет, ― пробормотала Сесилия, снова закрыв глаза. Она сложила руки на груди в самом похоронном жесте, и постаралась отрешиться от головной боли и заставить таблетки действовать быстрее. Она не слышала, что делал Карлайл, пока диван рядом с ней не прогнулся. Сесилия не стала открывать глаза, просто подвинулась, позволяя Каллену сесть более удобно. Ледяные пальцы коснулись ее лица, Сесилия приоткрыла один глаз. Карлайл сосредоточенно водил по ее вискам пальцами, а потом задвигались плавными кругами. ― И как же ты упала с кровати? ― озабоченно выдохнул он. ― Бьянка, ― пробормотала Сесилия, блаженно закрыв глаз, ощущая, как медленно уходит болезненное напряжение. ― Отрезала себе прядь волос, вылила на голову все возможные гели и муссы и закрепила эффект лаком для волос. А потом поняла, что натворила, и завизжала так громко, что я проснулась уже в полете. Маленькая непоседа… чуть ниже, можешь, пожалуйста, ― пальцы Карлайла скользнули ниже по вискам, к уголкам глаз, и Сесилия блаженно выдохнула. ― Знаешь, я думаю, что дар Карла все-таки от тебя, просто твой не так ярко выражен. ― Неужели? ― Ага, ― Сесилия открыла глаза и посмотрела внимательно в золотистые глаза напротив. ― Я вообще думаю, что мое бесплодие вылечил ты, Карлайл. Те рубцы, что были у меня, не заживают. А мы занимались сексом достаточно часто, чтобы твое тело могло исцелить мое. Карлайл задумался на секунду. Конечно, порой он размышлял, а нет ли у него такого особого дара, и может быть дело не только в его сверхъестественном чутье. Но даже под наставничеством Аро он не смог ничего в себе раскрыть, а Елизар не видел в нем ничего особенного ― может, и хорошо, потому что вряд ли Вольтури отпустили его, будь он хоть немного талантлив. Да, вероятно, у Карлайла и был какой-то дар, но из-за своей диеты и изначальной позиции к жизни вампира, не смог его реализовать. Елизар говорил, что встречал случаи, когда дар такого типа, который подозревали у Карлайла, мог затухать и терять силу из-за образа жизни вампира ― длительной голодовки и усыхания, например. С другой стороны… Ее грудь коснулась его, и девушка выдохнула, ощущая, как мгновенно напряглись ставшие уже мягкими соски. Она неловко двинула бедрами, ощущая, как снова заворачивается в животе знакомый тягуче-приятный узел. Карлайл не двинулся, позволяя ей все делать самой, лишь его пальцы чуть сжались на простыне, а челюсть едва заметно дрогнула. Сесилия поцеловала его, взяв его руки в свои и положив к себе на талию. Карлайл чуть сжал пальцы, прижимая ее к себе чуть ближе. «Боже, я хочу, чтобы она была здорова. Господи, если во мне есть хоть какая-то способность к исцелению, пусть она вся достанется ей» С другой стороны, Сесилия была права. Он думал об этом довольно часто, занимаясь с ней сексом. Возможно, дело и было в его жене, и только в его жене. Она была единственной, с кем он состоял в физической близости, единственная, кого Карлайл любил так сильно ― было бы странно, если бы все его внутренности не изменились. Возможно, это маленькая, так и не превратившаяся в большой дар искра и вправду исцелила Сесилию, и позволила ей забеременеть. Кроме того, если он мог примерно подсчитать сроки, где-то тогда она и забеременела. Карлайл хотел верить, что именно это и могло поддерживать ее во время трудной беременности, что это дало силы их мальчику спасти свою мать ― но это было бы слишком эгоистично с его стороны, и он мог благодарить только Карла. Кстати, об этом. Рука Карлайла чуть дрогнула, но он быстро вернул себе контроль над эмоциями. ― Когда я смогу встретиться с ними? ― спросил Карлайл, будто так, между прочим, но судя по тому, как дрогнули ресницы его жены, ему не удалось обмануть ее. И вправду ― на что он надеялся, пытаясь провести ту, которая знала его так хорошо. Сесилия помолчала пару секунд. Бесконечно длинных для вампира, но было какое-то утешение в том, что он мог так спокойно касаться ее. ― На самом деле, я думала, что лучше подождать, пока Контессина и Карл сами сообразят что-нибудь, ― честно призналась Сесилия. ― Я говорила, они несколько… непредсказуемы, и по-разному реагируют на неожиданности. Было бы милосердно дать им время. «Я всем даю время, ― подумал Карлайл, но без особой злости. ― Тебе, им… давал так много времени своей семье, чтобы по итогу это разрушило все между нами. Я больше не хочу ждать». ― Но знаешь, кажется у меня есть идея, ― вдруг более бодро проговорила Сесилия, привстав на локтях, и глаза ее сверкнули хорошо знакомой, хитрой искрой. ― Я скажу об этом близнецам. Возможно, вы увидетесь уже завтра. ― Обещай, что не будешь сильно злорадствовать от моей неловкости, ― выдохнул Карлайл. Сесилия хихикнула. ― Ничего обещать не могу, дорогой. Голова прошла, спасибо. Она резво перевернулась, оказываясь на коленях на диване и поцеловала Карлайла в щеку. Карлайл вздрогнул, но Сесилия только улыбнулась ему. ― Ты завтра со мной в одну смену? ― спросила она, поднимаясь с дивана, и, наконец, снимая верхнюю одежду. Карлайл проследил за тем, как она убирала куртку в шкаф к его пальто, и как надевала халат, как заплетала волосы… Все эти простые, совершенно обыкновенные вещи, которые Карлайл наблюдал чуть больше двух лет во время их непросительно короткой совместной истории, вдруг стали такими важными и необходимыми. Карлайл жадно впитывал каждое ее движение так, будто раболепно любовался снисхождением божества на землю. Так, по сути, для него и было. Сесилия всегда была таковой для него ― с того самого мгновения, как зашла в его кабинет. Он ухаживал за ней как простой, обыкновенный человек, но между ними всегда была эта вуаль мистики и предназначенной любви, и Сесилия оказалось достаточно погружена в это, чтобы просто поверить. Тогда Карлайлу и в голову не приходило сомневаться, кто для него Сесилия. Вся его суть потянулась к ней, к ее запаху, смеху, улыбке, к ее мыслям и чувствам. Он узрел богиню, которой не уставал поклоняться. И пусть между ними и были неловкие первые разговоры, и игривые свидания ― и сама судьба. Любовь унесла Карлайла как глубокое цунами. Сесилия любила его, и пусть полнота ее чувств не была всецело отдана Карлайлу, делясь на другого вампира и совсем маленького человека, Карлайл знал, что огромная часть ее сердца бьется для него. До нее Карлайл никогда не считал себя достойным романтической любви. Слишком уж это противоречило тому, кем он являлся ― вампир, чудовище. То, что Сесилия через все невзгоды нашла к нему путь помогло взглянуть ему на самого себя по-другому. Сейчас он тоже просто должен был найти дорогу к любви всей своей жизни. Карлайл обнаружил, что он более чем способен ответить на ее чувства, прошло совсем немного времени, прежде чем его удивление сменилось радостным изумлением, открытием и романтическими чувствами. И безмерным счастьем. И после ― болезненным расколом своей сущности, когда эта любовь ушла. Даже целой секунды не понадобилось, чтобы в голове у Карлайла пронеслись мысли о том, как образовалась их пара. Сесилия едва успела закончить вопрос и поправить рукава своего идеального белого халата. ― Да, ― сказал он, не скрываясь. Посчитал, что смысла уже нет. Сесилия подумает и поймет, что к чему, чем он руководился, и какие у него были планы. Так что проще было сказать ей сразу. ― Я пришел сюда работать лишь потому, что Элис дала смутную надежду найти тебя, не больше, ― он заметил, как пальцы Сесилии чуть дрогнули. Как и каждый раз, когда он говорил нечто подобное. Такие слова возбуждали в ней чувство вины, хотя Карлайл и не совсем понимал почему. Он лишь хотел показать ей, что скучал, что хотел найти ее и быть рядом. Он не хотел заставлять ее чувствовать себя неуютно рядом с ним. ― Так что я определённо собираюсь постоянно напрашиваться в твои напарники, кроме того, Миранда не высказывалась особенно против этого. ― Ну да, точно, ― невесело хмыкнула Каллен, застегивая несколько пуговиц халата и бросая взгляд на часы. Вероятно, пациент уже пришел, но до записи было еще минут десять, можно было выпить чаю. ― Она, наверное, в восторге. ― Сесилия, ― Карлайл встал со своего места, и девушка развернулась, пытливо глядя на него. Настороженно. ― Я говорю все это не для того, чтобы тебя пристыдить или заставить чувствовать тебя виноватой. Я люблю тебя. И я хочу быть рядом с тобой так долго, как можно, даже если это всего шесть или больше часов рабочей смены, ― Карлайл чуть помолчал, давая ей время обдумать его слова. ― Пожалуйста, не ищи в моих словах укор. ― Это происходит независимо от тебя, Карлайл, ― Сесилия чуть качнула головой, и Карлайл мелко дернулся от того, что она произнесла вслух его имя. До этого она так не делала, или Карлайл просто не услышал. ― Я не могу представить, что с тобой сделал мой уход, но я знаю, что в нем не было для тебя ничего счастливого и спокойно. Я буду чувствовать себя виноватой очень долго, и не важно, что и как ты мне говоришь. Но я знаю, что ты не считаешь меня виноватой. ― И ты не должна. ― Я не виню себя в том, что я ушла, ― она немного неуверенно подошла ближе, и положила руку ему на грудь, там, где было сердце, пусть и не бьющееся. ― Я скажу честно, ради близнецов я бы ушла снова, чтобы родить их еще раз. Но я… я виню себя в том, что сделала с твоим сердцем. Я не имела право причинять тебе такую боль. Карлайлу было что ответить. В конце концов, он причинял боль Сесилии столько раз, пусть и ненамеренно, что, пожалуй, она могла разбить ему сердце. Но ведь она дала ему надежду, даже в тот их предпоследний разговор, он сказал, что найдет ее, и жена не стала возражать. Карлайл взял Сесилию за плечо, и поднял свободной рукой ее пальцы со своей груди. Прижался к ним ледяным поцелуем, прикрыв глаза. Ее тонкая кожа была такая мягкая и теплая. ― Ладно, ― Сесилия прикоснулась своим лбом к его, прядь ее волос скользнула по его щеке, и Карлайл жадно втянул ее запах. Огонь, рождённый таким любимым запахом, драл горло, и Карлайл задержал дыхание, лишь бы не потерять его. ― Нам надо работать. Она позволила ему задержать пальцы в руке, но Карлайл был вынужден отпустить ее. Вымученно, но почти счастливо улыбнулся, и Сесилия неуверенно улыбнулась ему в ответ. Эта девушка была его целым миром, и Карлайл больше не видел смысл ни в чем другом. Как Сесилия и ожидала, смена была размеренной и спокойной. Они сходили в родильное отделение, чтобы принять пациенток, которые там находились, проверить, кто на каком этапе родов, все ли в порядке, не нужно ли вмешаться. Карлайл поражался тому, как Сесилия заражала своей позитивной энергией будущих рожениц. Она улыбалась, смеялась, рассказывала какие-то истории, и даже самые взволнованные будущие мамы успокаивались. Позвонила акушерка приемного покоя — к ним одновременно поступили три женщины со схватками, поэтому Сесилия вместе с Карлайлом приняли и оформили их всех. После потянулись обычные приемы ― беременные девушки, чуть меньше девушек и женщин на простые осмотры. Карлайл в основном занимался бумажной работой: написание историей родов, протоколов операций, журналов. И слушал голос жены. Буквально тонул в нем. Не было важно, что она говорила, кому и как, главное ― что она была рядом и Карлайл слышал ее. ― Ты работаешь здесь… сколько? Несколько месяцев, и до этого не принимала роды? ― спросил Карлайл, когда они шли делать мониторирование состояния плода одной из женщин. Сесилия чуть смущенно улыбнулась. ― Я не успела толком начать работать, как Миранда перевела меня на должность главы отделения, и я в основном разбиралась с документами, а роды принимали более опытные акушерки. Я с той семьей познакомилась случайно, но понравилась Майерам. Вот и взялась за них. Все равно надо же начинать с чего-то, да? Карлайл понимающе кивнул. Обычно молодых врачей ставили сначала в помощники при более опытных акушерах-гинекологах, и какое-то время они обучались дополнительно на практике. Тут, очевидно, у Сесилии не было время на раскачку. Возможно, она проработала в таком амплуа какое-то время, пока Миранда Стрип не сделала ее главой отделения и не посадила разбирать бумаги, совмещая с приемами. Она отвечала за все, что происходило не только в отделении, но и в роддоме во время дежурства, принимала решения в тяжелых и спорных ситуациях. В этой роли в полной мере ощущаешь груз ответственности и по-другому начинаешь воспринимать и пациентов, и акушерство. Конечно, любое решение принимает вся команда, основываясь на медицинских протоколах, правилах и своей совести. Но иногда бывают очень спорные ситуации. ― А сегодня что-то подозрительно много женщин в родильном отделение, да? ― спросил Карлайл, пытаясь вывести жену на диалог. Он понимал, что ей нравится так работать, что ей нравится то, что она делает ― но не мог заглянуть глубже в ее сознание, узнать что-то личное, а Сесилия, как и два года назад, отчего-то не спешила раскрываться ему полностью. Но Карлайл уже пообещал себе справиться с этим. Поразительным облегчением было находиться здесь и снова видеть ее. Ничто другое не успокоило были его. Вдали от нее все не так. Сесилия потерла шею. ― Ну, Миранда так или иначе хотела сначала убедиться, что я не совсем идиотка, ― Сесилия покачала головой. ― А потом, как-то все завертелось, закружилось… Оказывается, доктора со стажем не очень-то горят занимать место главы отделения, предпочитая работать по факту, а тут я со своим приличным резюме и маломальскими амбициями. Миранде показалось лучшим вариантом заставить меня делать это. ― Да, руководящая должность — это твое. Сесилия остановилась, повернулась к нему всем телом. Ее волосы колыхнулись от резкого движения, и Карлайл ощутил ее запах. Он сделал вдох и выдох, позволил пламени жажды прокатиться вниз по горлу. Слишком долго он пробыл вдали от своей жены, и уже забыл, какое сильное влияние ее запах имел на него. С этой жаждой Карлайл свыкся, понимая, что взамен наслаждается любовью и теплом дорогой сердцу женщины, и это не заменит ни одна кровь. Но спустя почти год разлуки было волнительно вновь ощущать это все. ― И что это должно было значить, Каллен? ― сузив глаза, спросила Сесилия строго, но Карлайл увидел, как она повеселела от его предположения. Он удержал собственную улыбку и ответил со всей серьезностью, на которую только был способен. ― Ты же обожаешь всеми командовать. ― И когда такое было? ― Сесилия возмущенно сложила руки на груди. ― Я никем не командую, прекрати так говорить и пойдем работать. Карлайл поднял руки. ― Что и требовалось доказать. Сесилия громко хмыкнула и, стараясь не отбить руку, ударила его ладонью по плечу. Карлайл рассмеялся, легко уворачиваясь от следующего удара. Он прислушался, пытаясь понять, есть ли кто-то рядом ― Ладно, ладно, ― он схватил Сесилию за запястья. ― Аккуратно с руками, покалечишься. Хотя… ― Карлайл провел большим пальцем по ее ладони. Улыбка Сесилия чуть померкла, но глаза продолжили блестеть. ― Пожалуй, так у меня будет еще одна причина прикоснуться к тебе. Он потянул Сесилию ближе к себе, заставляя прижаться теплой грудью к его, и поднять глаза, чтобы сохранить зрительный контакт, при этом слушая шаги у лестницы. У них была еще минута, прежде чем кто-то нарушил бы их своеобразное уединение. ― И с чего бы мне просить помочь именно тебя, когда рядом столько докторов? ― дерзко проговорила Сесилия, глядя ему в глаза. Карлайл хмыкнул, принимая ее пассаж, и наклонился совсем близко к ее лицу. Сесилия порывисто выдохнула, когда Карлайл прислонился своей щекой к ее, а носом коснулся ее волос. ― Потому что я не потеряю ни одну возможность прикоснуться к тебе, теперь, когда снова вернулся к тебе, ― он прижался еще ближе, ощущая, как быстрее забилось сердце в груди его жены. ― Никто не посмеет прикоснуться к тебе, когда это могу сделать я. Тридцать секунд. ― Карлайл, ― выдохнула Сесилия, глядя ему в глаза. Пару секунд молчала, потом отважно выдохнула. ― Конечно, все на свете. Двадцать секунд. Сесилия не успела издать какой-либо звук, когда ощутила прохладные мужские губы на своих. Она широко раскрыла глаза, наблюдая за тем, как в наслаждении исказились прекрасные черты лица и как Карлайл, словно сбросил какой-то груз, что находился на плечах. Каллен вытянулся в полный рост, утягивая ее за собой, заставляя привстать на носочки, чтобы не разорвать этот контакт. Его ладонь, которая не держала ее руки, погладила ее по щеке, а губы с нажимом и дерзостью показывали, как Карлайл хотел ее, как его тело идеально накрывало ее собственное. За десять секунд до того, как в коридор бы завернули, Карлайл отстранился. Сесилия поспешно отошла от него на несколько шагов, уже сама услышав цокот каблуков, и провела по груди, где билось сердце. Казалось, оно было готов сломать ей грудную клетку, вырваться на из тела и остаться навсегда в руках Карлайла. Сесилия взяла себя в руки ровно за секунды до того, как из поворота появились две девушки из интернатуры. Они поздоровались, о чем-то спросили, и Сесилия даже им что-то ответила, дружелюбно улыбнувшись, но что она сказала, что ответила ― Каллен так и не поняла. Девушки прошли мимо, бросив лишь несколько заинтересованных взглядов на Карлайла, но тот не отводил взгляд от своей коллеги, и девушки не задержали свое внимание на нем. Когда они ушли, Сесилия вгляделась в Карлайла уже серьезнее. Карлайл смотрел на нее с легкой улыбкой, но самодовольство в его глазах было очень заметным. ― Я прихожу в себя от таких проявлений любви медленнее и вдумчивее, чем вампиры, ― проговорила она. ― Поэтому если хочешь меня поцеловать ― поцелуй меня там, где мы будем одни, и у нас будет больше десяти секунд. Глаза Карлайла потемнели, пока он смотрел на предмет своей любви и одержимости, которая говорила ему такие будоражащие вещи. Глаза Сесилии стали голубыми ― как всегда, бывало, когда сильные эмоции одолевали ее. На секунду Карлайл взглянул глубже ― в ней не было осуждения или недовольства, Карлайл мог не бояться обидеть. Он не был уверен твердо, что Сесилии именно нравится его прикосновения, а она не терпит его из чувства вины или старой любви… Сейчас он видел, что все его муки были ерундой. Он снова смог дышать, окаменевшее было тело расслабилось. Сесилия все еще любила его и хотела его. А все ее слова были заигрыванием. Куда более откровенным и смелым, чем во время их знакомства в Форксе, но и сейчас Карлайл был не просто симпатичным врачом, который ей нравился, а ее супругом. Карлайл сделал шаг к ней и усмехнулся ей в лицо. ― Договорились. Сесилия явно хотела ударить его еще раз, но лишь развернулась, задев его лицо своими волосами, и гордо направилась вперед. Карлайл, чрезвычайно собой довольный, пошел за ней. Он не знал почему, но провоцировать Сесилию таким образом, выводить ее на чувства и эмоции было до нельзя приятным. ― И кстати, ― вдруг неправдоподобно высокомерно проговорила Сесилия, обернувшись к нему через плечо. Карлайл на секунду заволновался, что она снова споткнется на своих высоченных шпильках, но быстро взял себя в руки. Он рядом, он поймает ее мгновенно ― риск у Сесилии сломать себе шею был очень и очень низкий. Подумав об этом меньше, чем за секунду, Карлайл позволил себе окунуться в ее специально томный, страстный взгляд голубых глаз. Сесилия наверняка знала, как выглядела, когда смотрела на него так из-за завесы своих темных волос. ― Не забывай, что я твоя начальница. Так что будьте учтивы, мистер Каллен. ― Я буду очень учтив, когда поцелую вас в кабинете, миссис Каллен. Сесилия негромко, но довольно рассмеялась. Карлайл был готов отдать душу за эту улыбку. В родильном отделении в целом было все хорошо, если не считать ту девушку, за которой Сесилия и Карлайл пришли. У нее околоплодные воды приобрели зеленый цвет из-за присутствия в них мекония, из-за чего можно было сделать вывод о хронической плацентарной недостаточности и хронической гипоксии плода ― грубо это можно было назвать кислородным голоданием плода. Сесилия внимательно наблюдала за состоянием плода, длительно записывая его сердцебиение с помощью кардиотокографии. И когда пошло вполне ожидаемое ― по крайней мере для Карлайла ― по этим данным ухудшение состояния плода, то роды очень быстро пришлось заканчивать оперативным путем –кесарево сечение, вакуум-экстракция плода. К счастью, в этот раз все обошлось хорошо, родился здоровый мальчик. Карлайл заметил, как мелко дрожали руки Сесилии до и после операции ― и как спокойно и вежлива она была во время самих родов. Все-таки, роды были делом чисто женским, и Карлайл никогда бы не смог оказать такую же поддержку родящим, как и его жена. Карлайл помогал ей, и видел, как обращались к нему ее глаза, и поддерживал ее легким кивком головы, но сильно не вмешивался. Сесилия была хорошей ученицей, и, видимо, прекрасно соотносила теорию с практикой. Карлайл действовал машинально, не находя в себе силы оторваться от жены, ее слов и движений. Была в этом странная, болезненная, но красивая симметрия. Девушка, которая так хотела детей и большую часть жизни думала о том, что иметь она их не могла, в итоге через страшные муки и испытания стала матерью и теперь помогала родиться другим детям. Хирург, косметолог ― для Сесилии не было лучше место, чем это. Интересно, думала ли она об этом? Хотела связать с этим свою жизнь? Или рассматривала как временное поприще, дело, которое она могла бы сменить? ― Фу-уух, ― тяжело протянула Сесилия, когда они вернулись в кабинет. Девушка первым делом поспешила еще раз помыть руки, хотя после родов сразу же сполоснула их. Оглядела чуть брезгливо, но успокоилась. Время приемов закончилось, следующие несколько часов они продолжали бы наблюдать беременных, вести учет, но время явно стало бы побольше. ― Мои вторые роды. Я снова это скажу, но я безумно рада, что ты здесь. ― Ты прекрасно справляешься, ― подбодрил ее Карлайл, и все-таки решил утолить свое любопытство. ― Ты будешь этим заниматься? Или это временно, пока ты в Норвегии? ― Буду, скорее всего, ― Сесилия чуть повела плечами, уступая место у раковины. Села на подлокотник дивана и поглядела на время. От смены прошла половина времени, скоро должен был быть перерыв на обед. ― Мне нравится это дело, нравится работать с женщинами. Не знаю, почему, ― она чуть повела плечами. Сесилия не особо любила чужих людей, хотя Карлайл по своим наблюдениям за ней понял, что у нее был довольно высокий уровень эмпатии. Очевидно, не такой высокий, как у Эсми и Джаспера ― первая была искренне переживательна и добра, а второй хорошо разбирался в людях даже в смертной жизни, управлял их настроениям, не говоря уже об этой ― но ее хватало, чтобы Сесилия находила правильные слова и подбирала свои собственные реакции. С кем стоило быть помягче, а на кого надавить строгостью и профессионализмом. Вероятно, тут сказывалось то, как рано она сама перестала быть ребенком, и ей пришлось быть взрослой без право выбора. ― Ты знаешь, раньше я всех женщин рассматривала как потенциальных врагов и противников, ― вдруг поделилась она. Карлайл вопросительно изогнул бровь. Он подозревал об этом, но не знал, считая, что Сесилия в принципе не любит людей и не горит желанием с ними сближаться. ― Аврора изменила мое мнение. Она была хорошей, ― лицо Сесилии стало странным, когда она сказала это, и интонация тоже. ― После нее было больно, но стало немного легче от осознания, что не все люди плохие. А я была уверена в этом со всем своим подростковым максимализмом, ― Сесилия с грустной улыбкой покачала головой. ― Сейчас думаю, какой же я была дурой. ― Эй, ― Карлайл прикоснулся к ее подбородку, стоя над ней, и Сесилии пришлось поднять голову. ― Ты никогда не была дурой. ― Ну да, конечно, ― она хмыкнула и покачала головой. ― Я сейчас очень многое сделала по-другому, как не сделала бы раньше. Возможно, в этом есть и твоя заслуга. ― Неужели? ― Да, ― она улыбнулась ему. ― Ты меня любишь. Карлайл смаковал ее запах. Каллену показалось, что от приятного тепла от успешно завершенных родов он стал чуть слаще ― а, возможно, от теплоты ее слов. В горле вспыхнул пожар желания, боль вновь ощущалась свежо и яростно, потому что Карлайл так долго пробыл вдали от жены. Пару секунд он потратил на то, чтобы обуздать себя, а потом наклонился, чтобы поцеловать жену. Потребность в ней была куда сильнее, чем до этого. Раньше Карлайл мог чувствовать себя спокойнее, зная, что в любой момент может протянуть руку и утянуть Сесилию в свои объятья, поцеловать ее, обнять, ощущая, как она улыбается, или игриво хихикает, или тихо стонет от наслаждения. Это знание успокаивало и умиротворяло, знание того, что девушка, которая любила его и которую любил он была так близко и так доступна ему, и всему тому, что Карлайл мог с Сесилией сделать. Но целый год он был лишен этого ― двенадцать месяцев, пятьдесят две недели, триста шестьдесят пять дней, восемь тысяч семьсот шестьдесят шесть часов, пятьсот двадцать пять тысяч девятьсот шестьдесят минут, тридцать один миллиард пятьсот шестьдесят миллионов секунд, и Карлайл ощущал каждую как новый удар в сердце. Время без Сесилии было ужасно долгим и болезненным, и теперь у Карлайла не было той старой уверенности в том, что он может прикоснуться к ней, когда пожелает. Приходилось действовать наугад и интуитивно. Он знал, что она лишний раз побоится прикоснуться первая, а потому считал, что нет ничего страшного, если первым будет он. Сесилия не была против, насколько он мог судить, а потому Карлайл утверждался в своем праве прикасаться к ней ― снова. Ее руки осторожно притронулись к его лицу, а пальцы плавно отодвинули спадающие на глаза пряди. Она видела, как мужчина тяжело сглотнул, и убрала мешающиеся волосы за уши, открывая себе вид на острые скулы. Казалось, время полностью остановило свой ход, и Сесилия никак не хотела, чтобы эти секунды изучения друг друга заканчивались. ― Карлайл, ― мягко пробормотала она, ощущая, как он вздрогнул всем телом от того, как она произнесла его имя. ― Ты обещал поцеловать меня. Карлайл несколько раз моргнул, и ему показалось, что он будто завис в пространстве и анализировал ее слова. Она только хотела спросить, все ли у него в порядке, как он поцеловал ее с новой силой набросился на ее губы, с жадностью прикусывая их. В следующее мгновение ее обхватили сильные руки за талию и подняли с дивана. Карлайл держал ее за бедра без особого труда, и Сесилия обхватила ногами мужской торс, прижимаясь ближе. Одна его рука покинула ногу и переместилась ей на спину, придерживая. Этот жест показался ей необычайно милым, и она довольно улыбнулась в поцелуй, забывая обо всем. Ее руки продолжали блуждать по его лицу, плавно спускаясь ниже. Цепляясь за шею, она приобняла мужчину, создавая из двух разных тел одно. Если бы кто-нибудь сейчас случайно зашел сюда, то для него бы открылась прекрасная картина —двое влюбленных не виделись столько месяцев, а встретившись, с жадностью поглощали каждую секунду, что им даровало время. Его рука поднялась вверх по ее бедру, не пытаясь ее раздеть, но с почти детской жадностью наслаждаясь ощущением упругой, теплой кожи под ледяными ладонями. Сесилия ощутила, как приятные мурашки прошлись по всему телу, когда ладонь Карлайла оказалась у тазобедренной кости; мужчина аккуратно провел ногтями, вызывая новую волну желания. Ей хотелось, чтобы он продолжал ее целовать и трогать. Сесилия тихо простонала, когда ощутила обжигающий поцелуй чуть выше груди. Тяжелый выдох вырвался из ее горла и вместе с ним легкий вскрик, когда Карлайл зубами, но без яда, впился в кожу, зализывая собственную отметку. Боль и наслаждение смешались воедино, создавая внутри нее коктейль из невообразимых ощущений. Сесилия с любопытством наблюдала за тем, как золотые омуты, ставшие почти черными, пожирали ее фигуру. Глаза Карлайла с жадностью скользили от бедер к талии и до груди, будто оценивая, как дорогую вещь. Голова Сесилии откинулась назад, а громкий стон вырвался из груди, но она не успела насладиться им вдоволь, потому что большая мужская ладонь накрыла ее губы. ― Погоди, ― проговорил он совершенно другим голосом. Сесилия удивленно глянула на него, возвышаясь на его руках. Карлайл напряженно уставился в дверной проем, ведущий в кабинет, вслушиваясь в то, что происходило где-то снаружи. ― Кто-то идет? ― не скрывая своего разочарования спросила Сесилия, и дернулась, чтобы спуститься на пол. Карлайл отпустил ее, оставив одну руку на талии, и Сесилия спешно поправила волосы и одежду. Глянула на свое отражение в зеркале, и осталась довольно. ― Сердцебиение, ― сказал Карлайл, проходя в основную часть кабинета, и Сесилия потянулась за ним. ― Оно странное… Ренесми? ― Ренесми? ― повторила Сесилия имя дочери Беллы и Эдварда, удивленно, но без особого непонимания. ― Что она здесь делает? Нечего. Это они оба поняли. И за секунду до того, как Сесилия бы осознала, что к чему, а Карлайл успел бы испытать какие-то чувства от осознания того, кто именно войдет в помещение прямо сейчас дверь распахнулась. Конечно, это была не Ренесми. Карл буквально влетел внутрь, неловко затормозил перед родителями, споткнувшись у порога. Его волосы растрепались от быстрого бега, дыхание было тяжелым, а одежда безбожно смята. Его плечи почти не двигались, он явно старался не дышать. ― Мы не так себе представляли знакомство, но мне срочно нужна помощь, ― прохрипел Карл, тяжело дыша, опираясь ладонями на колени. ― Что… ― начала Сесилия, но тут с задержкой в кабинет вошла Контессина. Она выглядела чуть опрятнее брата, но ее волосам тоже не помещала бы расческа. Ее взволнованные золотистые глаза казались еще больше, чем были обычно, а лицо исказилось чувством вины и испуга. Сесилия почувствовала, как ее сердце сделало кульбит, и забилось также испуганно, как бьется рыба, уже попавшая на крючок и высунутая из воды. Карл поднял взгляд. Его голубые глаза были абсолютно-черными. Черные от голода. ― Нам нужна кровь, ― сказала Контессина. Подумав, добавила. ― Много крови.