Всё, что останется

      Капитан Джек Харкнесс вздрогнул, вернувшись в сознание. Первый вдох оцарапал пересохшее горло… и последняя тень зацепилась за него; она ухватилась и проползла следом в настоящую реальность, вбросила резкий яд в воздух.              П р е д а т е л ь с т в о .       Сделав своё подлое дело, она, дразнясь, ускользнула обратно, в небытие — где ей самое место, — оставив после себя только холодный след беспричинной тревоги. Несколько мучительных мгновений разум оставался обескуражен, не осознавал, отравленный тенями, что такое настоящая реальность; часть воспоминаний, казалось, была утеряна; иногда подобное случалось с ним как следствие смерти — но была ли здесь смерть? Да или нет? Он безнадёжно метался в поиске ответов — дразнивших, манивших, но ускользавших при первом же намерении дотянуться; ложные солнца в тумане растерянности. Усилием воли Джек угомонил его, заставил мечущуюся мысль остановиться; заставил себя осмотреться по сторонам: всегда, рано или поздно, даже в жизни бессмертного, наступает момент, когда необходимо набраться храбрости и взглянуть на то, что оставил после себя. Обычно он заранее знал, что увидит. Мир, населённый призраками; могилы под ногами; страх на оборванной странице; сожаление на холодном камне, пригретом печальным скольжением руки; закостенелый ужас бытия, увековеченный руинами обрушившейся цивилизации. Окружающий мир рано или поздно становился прямым отражением его внутреннего — разбитого; потерянного в самом себе; стремительно пустеющего.       Вдох — он открывает глаза.       Дыхание свежего воздуха приветливо потрепало его по волосам. Джек лежал на тесноватой кровати, придвинутой к самому окну… а вокруг него не было ровным счётом ничего необычного. Только приятное тепло, ощущения мягкости и свежего постельного белья. Совершенный тихий покой — и больше ничего.       Выдох. Кошмар, как и любой другой сон, стремительно истаивал, и мрачный образ рассыпался, ускользал песочными струями сквозь пальцы. Джек никак не собирался препятствовать его исчезновению — пусть. Как бы то ни было, позже он будет возвращаться — снова, и снова, и… Пусть возвращается. Пусть терзает его — сколько угодно. Такова его ноша. Расплата за то, что он сделал и чему позволил произойти.       Светало. Сквозь прозрачно-белые невесомые занавески без труда проникал золотистый свет встающего солнца, насыщенный энергией чистой радости.       Пробудившись от беспокойного видения, Джек ненароком потревожил мужчину, мирно сопевшего под боком, в его объятиях. Когда тот пошевелился, Джек несколько удивился — точно забыл о его присутствии. Он… они провели так целую ночь?       Конечно. Разве же бывает иначе, когда кто-то оказывается ночью в одной постели с капитаном Харкнессом?       Встревоженный мужчина повозился, бессознательно придвинулся обратно, ближе к Джеку, ещё не готовый отпустить свой сон. Джек тихо радовался прикосновению, когда тёплые руки спящего обвили его талию: согревающее ощущение мягкой, разнеженной сном кожи живого создания было куда приятнее скользких теней и всепроникающего холода.       Только потом, пару минут спустя, этот мужчина подле него сонно приоткрыл глаза, обратившись лицом к Джеку, и улыбнулся — чисто и светло, как улыбаются маленькие дети, окружённые заботой и комфортом, абсолютно счастливые.       — Доброе утро, мой капитан, — прошептал он на выдохе.       Встретившись взглядами, Джек не сдержал ответной улыбки. Перед очарованием его молодого лица, перед этим миловидно растрёпанным полусонным образом любая взволнованность нисходила на нет.       Тлеющий отблеск тревожного видения докучливо маячил на краю сознания, по-прежнему норовил отравить внутреннее состояние, исказить восприятие. Но Джек вновь и вновь отгонял демонов и призраков прочь, с глаз долой — с улыбкой.       Он с любовной нежностью провёл пальцами по розоватой щеке: очертил скулу, минуя маленький побледневший шрам, опустился к челюсти и напоследок ласково щекотнул под подбородком.       — Доброе утро, мистер Джонс.       Улыбка на лице Янто засияла вновь; Джек вдруг почувствовал, как же сильно скучал по ней за то короткое время в тревожной дремоте… или, может, гораздо дольше, чем хотел бы помнить.       — Как спалось сегодня моему любимому землянину? — со смешинкой поинтересовался Джек, погладив Янто по голове. — Всё хорошо?       — Всё замечательно, — отвечал Джонс, чуть щурясь из-за лучей солнца. — Разве может быть иначе в такой обстановке… с такой компанией? — дождавшись встречной полуусмешки, он бережно коснулся кончиками пальцев его щеки — его улыбки. — Но… о тебе не скажешь того же, да?       — Ты так хорошо меня знаешь…       Джек продолжал улыбаться, не прерывая зрительного контакта. Он старался сделать всё возможное, чтобы каждое слово звучало с той же искренней теплотой, которую он испытывал при виде своего возлюбленного:       — Уверен, что ты так же хорошо знаешь, насколько непростые у меня отношения со… сном и сновидениями в целом.       — Да… да, знаю. И это печально. В особенности тем, что внешнее вмешательство здесь никак не сработает — значит, я бессилен. Я никак не могу тебе помочь.       Не в силах переносить вид того, как Янто расстраивается, пусть даже и слегка, Джек поймал его за кисть руки, поднёс её к губам и обходительно поцеловал в тыльную сторону ладони.       — Конечно можешь, — он улыбнулся, прежде чем оставить ещё один поцелуй. — Более того: уже помогаешь. Ты ведь мой ангел-хранитель.       Он был рад наблюдать, как приём сработал: Янто вновь заулыбался, с лёгким — по-особенному привлекательным — оттенком смущения.       — Скажешь тоже…       Джек чуть потянул его за руку на себя, чтобы обронить парочку-другую поцелуев выше по белому предплечью.       — Верно, я-то скажу. И ещё не такое скажу, если потребуется…       Вместо ответа Янто только скромно посмеивался, наблюдая за его действиями. Он прикрыл глаза, улавливая то, как от вкрадчивых жестов его любовника пробежала лёгкая волна мурашек по шее вниз — вероятно, сколько бы времени они ни провели вместе, ощущение особой трепетности таких случайных деликатных моментов никогда не иссякнет. На самом деле, Янто на это надеялся.       Джек отпустил руку, позволив Янто обнять его за шею, и тот прижался к нему снова, пряча лицо от солнца на его плече. «Мой ангел-хранитель» — он вслушивался в как бы мимолётно сказанное собой же ранее, крепче обнимая возлюбленного за плечи…       Светлая реальность, казалось, была где-то рядом с ним — но в то же время и нет. Расколотая, раздробленная, застрявшая в тисках настоящего и кошмара; полуисчезнувшие образы видения бесцеремонно вторгались в его настоящее, а в тёмном уголке сознания намертво застряло: его вина. Только его вина. Беспокойная совесть всё продолжала упрямо всаживать ржавые иглы угрызений в чувствительные участки тела.       Джек упорно отгонял маячившее жутким привидением воспоминание — о цене, в которую ему обошлось настоящее. В том числе — тепло милых сердцу объятий этих расслабленных рук; эта полусонная улыбка на нежных розовых губах; этот очаровательный тихий смех.       Всё, что он сделал, было ради настоящего. До каких пор прошлое будет преследовать и терзать его?       … Тёплое дыхание и прикосновение губ к шее вынудило Джека вернуться полностью в настоящий момент.       — Новый день, а?.. — выдохнув, Янто оставил нежный поцелуй на его ключице. — Боюсь, сегодня нам уже пора покинуть это уютное гнёздышко, — он спустился чуть ниже и ближе к груди, поцеловал его ещё. — Снова.       — Ты прав.       Никак не препятствуя его движениям, Джек наблюдал, мягко поглаживая пальцами его обнажённую спину и легко улыбаясь. Оставив ещё несколько лёгких поцелуев на ключицах и груди любовника, Янто отстранился, чтобы встретиться с ним взглядами.       — Куда же мы отправимся дальше?       — Не знаю. Жизнь — открытая дорога.       Янто, посмеиваясь, приподнялся на локте и выразительно посмотрел на него, чуть склонив голову набок.       — Не рановато ли для бессмертных мудростей?       Лёгкой рукой он касался обнажённого тела любовника под одеялом, аккуратно и неторопливо, невесомо поглаживая, рисуя случайные узоры.       — Да? Раз так, может, в столь ранний час и всякие важные вопросы можно отложить, как думаешь?       Джека всё более чем устраивало; он улёгся удобнее, повернувшись на спину, и долго улыбался, пока не отрываясь смотрел на Янто. Свет, падающий с окна, путался в тёмных вьющихся волосах — уже давненько заскучавших по стрижке, — что создавало в его образе завораживающую иллюзию свечения, с определённого ракурса казавшегося идущим изнутри. В самом деле, как у ангела. Взгляд Джека зацепился за слегка приоткрытые губы валлийца; и вот он уже почти отпустил суть начавшейся беседы, отвлечённый столь притягательным видом и заманчивыми перспективами.       В следующее мгновение губы растянулись в ответной улыбке. Воспользовавшись преимуществом поменявшегося положения Джека, Янто широким движением руки провёл по его груди, поглаживая, и шёпотом отозвался:       — Может…       Затем, оставив ладонь лежащей под солнечным сплетением, он тихо выдохнул, в лёгкой задумчивости на мгновение отведя взгляд в сторону:       — Но закончится ли когда-нибудь всё это?..       — Ах, значит, ты хочешь, чтобы оно закончилось? — почти обиженно отреагировал Джек, тоже приподнимаясь на локтях.       — Нет… на самом деле, нет, не хочу. Точно не сейчас.       Янто убедительно улыбнулся и чуть надавил на него ладонью, призывая остаться в изначальном положении. Джек поддался, и Янто вновь принялся неторопливо поглаживать его, поднимаясь обратно к плечам.       — Но, знаешь ли, мне, как и любому другому среднестатистическому землянину, не помешало бы, к примеру, наличие перспективы обзавестись однажды постоянным жилищем… стабильность, надёжность, понимаешь?       — Значит, со мной ты чувствуешь себя недостаточно надёжно?       — Эй, такого я не говорил.       — Но ты это подразумевал. Выходит, ты думаешь, что я — недостаточно хорошая кандидатура для совместного сотворения стабильности? Верно?       — Так, нет. Закругляйся.       Ещё какие-то недолгие секунды Джек старался сохранять вид напускной обиды, но в итоге всё же не выдержал и вновь заулыбался.       — Так и быть. Но только потому что это слишком хорошее утро.       — Так и быть, — вторил ему Янто, легко улыбаясь в ответ. — В конце концов, у нас ведь ещё остаётся в запасе целых три с лишним часа…       Джек довольно ухмыльнулся, услышав это.       — Что же. Раз так, то я тем более уверен, что за это время ты успеешь что-нибудь придумать.       Ничего на это не ответив, Янто, как будто посерьёзнев в лице, на секунду отстранился, но только затем, чтобы принять более удобное и, определённо, выгодное положение, нависнув над ним, попутно продолжив изящными поглаживаниями ладонью спускаться вниз по телу Харкнесса. Позже, проследив за его более чем очевидной реакцией, он требовательно поцеловал Джека в губы. И мгновение затянулось, в трепетном предвкушении, как неустойчивая нота в задержании. Джек, в своей манере инициативно отвечая ему, сначала поглаживал Янто по плечам, затем постепенно опустил руки ниже по его спине, плавно, к пояснице; ненавязчиво обхватил ногами его за бёдра и притянул к себе, резче, чем намеревался, вместе с тем подавшись своими бёдрами навстречу, нисколько не скрывая наслаждения от созревающего вожделения, осязая дразнящее трение… Прекрасно ощущая возбуждение партнёра и всецело довольствуясь этим, между поцелуями, пьянящими волнами разгонявшими кровь по телу и становившимися всё крепче, Джек поймал момент, чтобы отпустить пикантный полувыдох-полустон в губы своего любовника, чуть крепче сжав объятия. Янто чуть отстранился, чтобы выразительно посмотреть на него — на лице Джека тут же снова засияла улыбка.       — В чём дело?       С трудом не поддаваясь соблазну, Янто долго смотрел на эту невозможную улыбку.       — А… разве сейчас моя очередь выбирать? — наконец выдохнул он.       — Никак запамятовал?.. — ухмыльнувшись, он перевёл лёгкую руку со спины к животу любовника, поглаживая и поддразнивая его. — Даже собственное недовольство моим выбором нашего текущего местоположения?       — С кем не бывает. К тому же, здесь оказалось не так уж плохо…       Янто сперва провёл пальцем по его щеке, затем оставил под челюстью нежный долгий поцелуй, демонстративно не отдавая должного внимания нежно-небрежным прикосновениям к своему телу, подкрадывавшимся всё ниже. Но тем не менее, почувствовав, как шаловливая рука скользнула ему под бельё, ответил на это более грубым поцелуем в шею, напрасно скрывая шумный выдох.       — «С кем не бывает», ха?.. А я-то думал, что это ты из нас двоих организованный… — Джек широко улыбался, довольный тем, что добился-таки обратной реакции.       С трудом подавив негодующий вздох, Янто, понимая, что неизбежно поддавался призывному воздействию дразнящих прикосновений партнёра, склонился близко к нему, заглянув в глаза.       — Ах, думаешь сомневаться в моей организованности?       В ответ Джек не нашёл ничего, кроме очередной усмешки с оттенком игривого коварства.       Совсем скоро всё свелось к тому, что слова растворились в тихом игривом смехе, вкрадчивом шёпоте и любовно ласковых поцелуях.       … Это было хорошее утро. Спокойное. Утро, каким каждое теперь было.       Вскоре после горячего утреннего секса и освежающего прохладного душа, Янто Джонс занимался тем, что готовил яичницу на завтрак. Никуда не поспешая, не волнуясь о вероятностях того, что миру сегодня будет угрожать что-то непременно страшное либо попросту отвратительное, и он должен будет принимать непосредственное участие в том, чтобы угрозу устранить. “Непривычно” — ощущение, от которого Янто всё никак не мог освободиться. Он чересчур свыкся с состоянием “всегда настороже”, волей-неволей ожидая от жизни чего-то внезапного, плохого, разрушительного. «Мы никогда не в безопасности» — в прежние дни сознание напоминало об этом каждую минуту. Но сегодня ничего не случится. Как и завтра; ни даже, возможно, за месяцы вперёд.       Золотистый свет ещё довольно долго скрашивал пространство свежими утренними оттенками. На дешёвом видавшем виды радио тихонько шуршало что-то вполне симпатичное; запах готовящегося завтрака и свежесваренного кофе вносил нотки бодрости в атмосферу в помещении; умеренная прохлада ненавязчиво заползала через приоткрытую форточку…       Хотя временами Янто чувствовал, что скучал по тем беспокойным утрам в Торчвуде, которые никогда не бывали монотонными, наполнялись волнениями, риском, особенно последние пару лет. Теперь оставалось только вспоминать, как раньше он ни свет ни заря уже был “при параде”, в своей строгой рабочей одежде, неизбежно готовый ко всему, возможному и невозможному, настолько рано, что даже вообразить трудно — в настоящем необходимость ранних подъёмов удачно отпала за ненадобностью. Или как Джек мог разбудить его ни свет ни заря срочным звонком или… как угодно иначе, если ночь они проводили вместе. И вслед за напряжённым утром шёл не менее напряжённый, зачастую чрезвычайно длинный, день, полный неоценённым по достоинству тяжким трудом, снова всяческими невозможностями и рисками… а иногда, впрочем, бывало, что и ничем, кроме разговоров и смеха — очень редко. Затем — слишком короткая ночь, в которую никогда нельзя было втиснуть всё необходимое… и снова опять — утро. И казалось, что так будет всегда.       Теперь всё в прошлом.       Янто всегда ставил скорее на то, что не доживёт до момента, когда появится возможность “сойти с трассы”. Не верил, что такая возможность вообще существует. Однако вот они — вдвоём, вместе — в стороне от всего… Только они.       Джек с плохо скрываемым удивлением смотрел на сложенную в виде улыбающейся рожицы яичницу, невольно разведя руками.       — Вау. Кто же это?       — О, это… Джозеф, — многозначительным тоном проговорил Янто.       Он ещё находился на расстоянии, разливая кофе по кружкам и вернулся к столу как раз в тот момент, когда Джек, спустя задумчивость, выдал загадочное: «Ага…», наконец взявши в руки вилку.       Расставив кружки и затем заняв своё место, Янто сразу принялся за свою порцию. Но минуту спустя так и не дождавшись от Джека вразумительного ответа, он прямолинейно взглянул на него:       — Джозеф? Нет?       — Что? — спустя мгновение, он всё же сообразил, в чём дело. — А. Нет. Даже близко — нет.       Джек давно перестал эмоционально реагировать на эти попытки и относился к ним как к неизбежной данности, уже почти достигнув стадии совершенного смирения.       — Тогда… Джоэль?       Вместо ответа, Джек уклончиво хмыкнул, не переставая невозмутимо орудовать ножом и вилкой, отрезая кусочки от своего завтрака.       — Джошуа?       — Ради всего святого, Янто. И не говори с набитым ртом. Разве мы это уже не обсуждали?.. — он чуть отвернулся и произнёс, как будто бы самому себе: — При несколько иных, правда, обстоятельствах.       Янто не предоставил ему никакого ответа, не поддаваясь на откровенную провокацию, только пытливо смотрел на него с непроницаемым выражением лица. Джек, не продержавшись и секунды, рассмеялся.       Пока они выселялись, мужчина на ресепшен-стойке — “Роб”, немногозначно сообщал значок на груди, — смотрел на них с не меньшим подозрением, чем когда они только въехали и взяли этот номер с пометкой “для молодожёнов”. Тогда Джек просто не мог упустить момента и отшучивался: «Вы не подумайте, мы не женаты. Пока», — и улыбка сверкала на его лице самым очаровательным образом, пока лицо Роба оставалось каменным. Янто отмалчивался, стараясь перестать чувствовать стыд; да и вообще, скорее уж луна свалится на землю, а земля на солнце, чем это случится — думалось ему. За тройку суток пребывания в этом крохотном городке, где данный мотель в самом деле был единственным приемлемым вариантом для остановки, Янто успел презреть Роба целиком и полностью, но всё же оставался вежливым до конца. Он всерьёз начал задумываться избавиться от этой привычки. В конце концов, нынче всё меняется. Почему его поведенческие привычки должны оставаться прежними? С другой стороны, Джек, судя по всему, меняться не собирался. Без всякого зазрения совести, он в своей известной флиртующей манере то и дело приставал то к Робу, то к кому-либо ещё из персонала. Янто целесообразно закрывал на это глаза, допуская, что других развлечений всё равно не предвидится, да и, в конце концов, его самого в какой-то мере забавляло за этим всем наблюдать.       После светлого нежного утра всего за каких-то жалких пару часов на улице всё посерело, заморосил дождь. Оказавшись беззащитным без зонта, Янто прижимался к Джеку, держа его под руку, пока они приближались к машине — обязательно в самом дальнем конце парковки.       … Янто снова был за рулём. На самом деле, в настоящее время он был за рулём практически постоянно. И ехали они зачастую в тишине. Всё оттого, что Джек в определённый момент просто начинал молча смотреть в окно, погружался в свои мысли и часами мог просидеть так, даже не поворачивая головы. Янто был способен физически чувствовать эту специфичную ауру вокруг него — смешение напряжённой задумчивости, остаточной обеспокоенности… скорби и самопорицания. Янто всё понимал — словами передать нельзя было, как он понимал, — потому не трогал его в такое время. За что сам Джек был невыразимо благодарен. К тому же, эти его моменты раздумий всегда совпадали с собственным желанием Янто посидеть в тишине, наедине с произвольными мыслями, какими бы они ни были. Через какое-то время Джек всё же “возвращался”, интересовался, не устал ли его партнёр и не нужно ли его подменить, а Янто в подавляющем большинстве случаев отвечал, что всё в порядке.       С тех пор как… Торчвуда не стало, благополучие Янто являлось для Джека первостепенной задачей. У них ничего не осталось, кроме друг друга. И на самом деле, оба в большем не особо-то нуждались.       Было непросто, потому что призраки и отголоски прошлого не давали покоя никому. Янто не мог оставить их, потому что боль не проходила, потому что он не мог найти верного способа, чтобы пережить её, наконец, и отпустить. Джек старался, но едва ли мог ему помочь, потому как сам был повязан с этими призраками… по-своему.       Джек знал, что Янто тоже снятся кошмары. И в настоящем времени ещё чаще, чем в прежнюю жизнь, ночами он, бывало, подолгу держал его в своих объятиях содрогающимся во сне, уповая только на то, что теплом своего тела сможет помочь ему примириться с видением. Не рассказывать сны или делать вид, будто он ничего не помнит или ничего не происходило вовсе, конечно, сугубо его выбор, но Джеку было больно замечать это, особенно в те редкие, но печальные, дни, когда Янто безо всяких причин отстранялся, старался сокрыться, закрыться в себе как прежде, подавляя всяческие переживания.       Может, если Джек признается ему в том, что на самом деле произошло, как они оказались здесь и сейчас, на что он пошёл и к чему это привело, станет легче. Может, тревога и вина перестанут терзать его. Может, кошмары — у них обоих — прекратятся, наконец. Может, Янто презрит его и оставит — будет прав. Это не такая страшная цена за его жизнь. Джек любит его, а значит как-нибудь справится и с разрывом, если Янто так будет нужно. Главное, чтобы он был в порядке.       В конце концов, однажды Джек пообещал — прежде всего, самому себе — рассказывать ему обо всём.