Но куда?
Этого даже сам Жан не знал, ведь в своих раздумьях он часто терялся в городе, так как всегда останавливался писать пейзажи. В его альбомах чаще всего проживали пейзажи города, иногда зарисовки животных, цветов, какие-то народные орнаменты по заданиям в институте, но люди… он не мог запечатлеть детали…ведь всегда взгляд через толпу на здания не может захватить того, через что рисовались пейзажи. Это была вечная дилема Кирштайна. Ведь были люди, что как здания — моментально отпечатывались в глазах: кто-то как ажурный особняк, кто-то как угловатый Кубизм, кто-то как Шехтелевский Модерн. Этот поиск натуры был для Жана проблемой, так как задание по натуре он так и не сдал, за что снова начал ковырять заусенцы. Переулок за переулком проскользнули мимо сознания, подсознательно Жан узнавал куда он идет… Перед взором из переулка показался фасад двухэтажного старого особняка: над дверью был витраж, имитирующий готическое окно с розой, облицовка была выполнена в белых тонах, лента фундамента была коричневой с чёрными, будто дырки в зубах, заплатками.«И вот я снова здесь.»
Жан остановился на углу переулка, разложил табуретку, достал планшет и пастель и сел писать. Он начал последний пейзаж из задания перед сессией: шестьдесят пейзажей. Нанося на бумагу штрих за штрихом, он всё больше обращал внимания на свои руки: белая кожа была разрисована шрамами от расковырянных болячек, пальцы напоминали больше чешую из-за расковырянных заусенцев, обгрызенные ногти…Вдох.Выдох.Вдох.
Витраж на картине был более тусклым, нежели в жизни. Прохладный воздух начал окутывать уши, весь город напевал свои вечерние ритмы, лишь в окружающих больницу переулках царила тишина, обыденная для субботы. Последние растушевывания и пейзаж окончен. — Лошадиная рожа, а ты чего тут забыл? — эта интонация… Жана скрючило, будто он съел самый кислый лимон на всей планете. — И тебе не хворать, Птиц Затрахен, — собеседник с рычанием выдохнул. — Я же просил меня так не звать, — рядом на бортик бордюра сел парень больше похожий на айдола: большие зеленые глаза, будто из малахита, длинные каштановые волосы были собраны в косичку. — Эрен, ты же тоже знаешь моё имя, — рядом с Эреном сели ещё два человека, — привет, Микаса и Армин. Рядом с Йегером сидела восточной внешности девушка, больше напоминающая участницу фитнес-бикини: каждая её мышца была идеальна, а бледная кожа была словно мрамор. Последний же перечисленный Жаном парень был Армин: он был самым низким в компании, сидел немного отстраненно и смотрел на фасад больницы. Микаса на приветствие лишь сухо кивнула, обозначая свою незаинтересованность в данном разговоре. — Жан, слушай, а почему ты решил изобразить это здание? — вопрос Арлерта был странным. — «Почему?» — Жан задумался отрываясь от планшета, переводя взгляд от здания к работе и от работы к зданию, — если бы я знал…- ответ был более чем понятным и одновременно оставлял горькое послевкусие. — Ты как всегда, живущий пейзажами, -блондин хихикнул. — Да…«Ведь там нет людей»
Мимолётные спутники покинули Жана, оставив его наедине с мыслями. Завтра утром был сеанс, так как пары были лишь вечером. Жан угрюмо посмотрел вслед Эрену и его компании, теперь одиночество стало его собеседником. Устало выдохнув, парень глянул на планшет — перед ним было его отражение: красная роза в витраже- его сердце, а остальное здание- попытка отгородиться от людей и ответственности перед ними. От картины сильно веяло холодом, будто в неё Кирштайн вложил всё что хотел бы сказать.«Я одинок»
«Я беспомощен»
«Мне нужен собеседник»
Парень начал упаковывать все свои принадлежности, встал с раскладной табуретки, потянулся до хруста в позвонках. По спине пробежался холодный сквознячок, который будто бы хотел пощекотать. Закинув чехол с планшетом и табуреткой и кейс с пастелью себе на плечо, Жан посмотрел еще раз на вход в больницу. «Туда нам надо» — в голове эта фраза прозвучала с некой издёвкой. Еле переставляя затёкшие ноги парень пошел домой, разглядывая, как туман аккуратно опускался где-то на окраины города. Словно кондор, туман большими крыльями обнимал и прятал маленькие домики на окраинах. Дойдя до дома, парень спокойно зашел в подъезд, поднялся на второй этаж. Глядя на темно-бордовую дверь, обтянутую кожзамом он выдохнул с облегчением, одним движением локтя рука поднялась, пальцы согнулись, оставляя распрямленным только указательный.звонок в дверь
За дверью начался шум, движение по звуку стало приближаться к двери, в глазке на двери мелькнул свет, потом кто-то его закрыл, всё притихло. Ключ повернулся и дверь открылась. — Мам, я дома, — Жан зашел в прихожую, обнял мать, поставил на пол свой груз и аккуратно закрыл входную дверь. — Теперь, точно дома, — голос Г-жи Кирштайн звучал спокойно и ласково. Вечер семейство провело за чашкой кофе из джезвы и молчанием. Дома ни Жану, ни его матери разговаривать было не нужно- они понимали друг друга без слов. Разойдясь по своим комнатам, они немного позанимались своими делами и уснули. В районе восьми утра Жан открыл глаза, сквозь нежно-зелёные шторы свет нового дня аккуратно ласкал комнату, играя тенями на шкафах, кровати и столе. «Доброе утро, Трост! С Вами» Бодрое утро» на 65.4 fm» — тихо раздались откуда-то с кухни, — Мама опять слушает громко радио, — утром глаза были ближе к гречишному мёду. Пока сознание возвращалось из мира Морфея, глаза потихонечку приближались к оттенку ржаного солода. Блики на глазах были словно пузырики — нежные, маленькие, проскальзывая с лучами солнца то вниз, то вверх. По радио продолжали вещать про зарядку, погоду, новости и ключевые даты. Жан сел в постели, спустив ноги в тапки. Холодный воздух ласкал голый торс молодого человека. Утренние шаловливые лучи бегали по его прессу, заигрываясь с тенями, что чётко обрисовывало рельеф его тела. Руки начали подниматься вверх, мышцы напряглись, голова запрокинулась назад, открывая рот в глубоком зевке. Сквознячок прокрался под одеяло, будоража мужское начало парня. По лицу проскользнула недовольная гримаса. Член дрогнул от утренней прохлады. Жан встал с постели, четыре шага к комоду, и на теле появились трусы. Сонные движения были медленным и плавными, что непривычно смотрелось при угловатой внешности. Надев джинсы и бесформенную рубашку, парень вышел из комнаты и направился в туалет, затем в ванную. Руки умело и одновременно небрежно собрали волосы в фонтанчик на темечке. Пальцы сдавили тюбик зубной пасты, нанося содержимое на щетинки зубной щетки. От однообразных движений кистью при чистке зубов, Жан начинал кимарить, изредка вырываясь из сонного состояния. Закончив с умыванием, молодой человек вытер лицо полотенцем. Кофе и тосты с ветчиной придали молодому человеку немного сил. Парень вышел с кухни в коридор, надев кроссовки и кожаную куртку, он покинул дом. Полчаса прогулки по прохладному апрельскому Тросту немного взбодрили Жана. Выдыхаемый воздух только у самых губ образовывал маленькое облачко пара, которое моментально расходилось в остальном пространстве. Руки в карманах: указательный палец всё так же расчесывал заусенцы на большом. левый уголок нижний губы закусывался почти до крови. В глазах отражались: витрины магазинов, машины, пешеходы, дома, дорога, которая с асфальтовых дорожек всё ближе к старому Тросту переходила в брусчатку. Жан свернул на знакомую улицу, в глазах уже отпечатались маленькие домики, что окружали вчерашний пейзаж, словно рамка картину. К крыльцу подходила женщина, что видел в прошлый раз. Темно-ржавые волосы блестели на солнце как медная проволока. Она зашла в здание, Жан последовал её примеру и тоже зашёл во внутрь. Дверь уже намного легче поддалась навстречу, из-за чего Кирштайн чуть не получил ей в нос.«Жан, пора уже бодорствовать, алло».
В предбаннике Жан похлопал себя по щекам, эхо от этих похлопываний разлетелось моментально. Ещё немного бодрости пришло к сознанию. Войдя в холл молодой человек спокойно пошёл к окошку регистрации, сегодня там сидел коротко стриженный парень с янтарными глазами. Волосы были седо-пепельными, прям как выгоревшая до тла вишня. Жан смотрел на него, аккуратно постучал в пластиковый бортик. — Здравствуйте, извините, — глаза человека по ту сторону окна плавно поднялись от бумаг к лицу Кирштайна, — я записан на приём к доктору Смиту, — парень обратно опустил глаза в журнал, пролистал пару страниц, палец был поставлен на какую-то строчку, провел пальцем вдоль, ещё раз посмотрел на Жана. — Проходите, доктор Смит Вас ожидает, — Кирштайн посмотрел и увидел странное для него имя и подумал про себя: «Конни», может быть Константин? Не знаю.» Ноги сами принесли к кабинету Эрвина. Жан осторожно постучал в кабинет. «Войдите!» -громогласный голос прозвучал эхом и донёсся до холла. В кабинете звучал ещё какой-то голос, парень зашёл очень робко, стараясь не мешать Эрвину. — Эрвин, ты только представь, он сидит и в полном одиночестве пытается играть, может я всё-таки могу сводить в репетиторий? — женщина что-то непонятное пыталась изобразить руками. — Доктор Ханджи, — мужчина театрально покашлял, намекая на присутствие ещё одного человека в его кабинете, — если Вы считаете нужным, то можете его сводить. — О! — этот звук был ближе к утробному, что Жана напугал немного. Ханджи вышла из кабинета, немного подпрыгивая приставными шагами, закрыв за собой дверь. — Здравствуй, Жан! — мужчина улыбнулся своему пациенту, посмотрев на парня, он подошел к окну, и ловкими движениями распахнул жалюзи, — ты не пугайся, как врач — она восхитительна, — плечи слегка дрогнули от смеха, — с головой погружается в свою работу, заботясь о каждом как о своих детях. Жан лишь понимающе покивал, не понимая, что именно хочет до него донести Смит. Эрвин чеканным шагом подошел к своему креслу и сел, он изучающе смотрел на Жана. Тени на скулах делали лицо немного приближенным к замку Зацвей — четкие грани кубов зданий и идеальные волны башен. — Как твои дела? — обыденный толчок ногой в пол раскрутил мужчину в кресле, как в центрифуге, — приступов паники больше не было? — Нет, больше не было, — парень выдохнул, — но я стал замечать за собой странность, которую мне сложно объяснить даже самому себе, — руки соединились в замочек, несколько пальцев хрустнули костяшками. — Интересно, рассказывай, — Эрвин пододвинулся к столу и опустил подбородок на пальцы, упираясь локтями в столешницу. — Раньше я не задумывался, но я не понимаю очень многих своих чувств, — парень сглотнул, поджал губы, — из-за этого я не понимаю что чувствуют люди и не могу их понять, а тем более запечатлеть. — То есть ты из-за непонимания себя не можешь рисовать людей, — Жан кивнул, — хммммм, давай так, как ты думаешь, что я сейчас чувствую? Врач сделал максимально суровое лицо, насупил брови, верхняя губа искривилась будто в легком оскале, нижнее веко слегка прищурилось, из-за чего вид у Эрвина был максимально суровый и устрашающий. — Вы, злитесь? — парень взглядом бегал по лицу в попытках понять. — Очень простая эмоция, но ты близок, — лицо моментально приняло вновь дружелюбный вид, — я понял! — мужчина улыбнулся и встал с кресла, — ты понимаешь элементарные эмоции, но их более сложные вариации не понимаешь, — парень смотрел на мужчину с непониманием и одновременным интересом, ведь ему объясняли что с ним не так. — И-Д-Е-Я! — Эрвин по-детски улыбнулся, — пойдём-ка со мною, я тебе кое-кого покажу, — Смит вышел из кабинета и пригласил к прогулке юношу, — к нам недавно на реабилитацию лег парень, достаточно смышлёный и умный, понимающий очень многое, но, — мужчина остановился у холла и повернул налево, — его эмоции имеют будто два слоя защиты. — Это как? — Жан выглядел как персонаж мультиков — через чур утрированные эмоции. — Сначала ты видишь элементарные: радость, страх, гнев, а дальше либо светлая печаль, либо грустная радость, а потом еще более сложные смешения, он как открытая книга, но и как книга на самом непонятном языке, — Кирштайн шел нога в ногу с Эрвином и начал заинтересовываться этим «кое-кем».«Ведь если есть люди с такими смешениями эмоциональной палитры, значит и у меня получиться стать таким же, понять других»
Эта мысль грела Жана, оба остановились у двери, там слышались шаги, шумное дыхание, будто кто-то дышит через трубочку.«Стук — стук — стук»
«Марко, это я — доктор Смит Эрвин»
«Я могу тебя кое с кем познакомить?»
По звуку шаги стали приближаться, ручка опустилась вниз и в дверном проёме показался один шоколадный глаз, который с интересом пробежался по Эрвину, далее более заинтригованно по Жану. — Здравствуйте, доктор Смит, — голос словно горячий шоколад с маршмеллоу, грел слух и душу, — конечно, проходите, — дверь полностью распахнулась. В глазах Жана отпечатался образ парня: ростом он был примерно сто девяносто пять — сто девяносто восемь сантиметров; темные волосы были близки по цвету к коре дуба; лицо пропорциональное: прямой нос, пухлые и немного розоватые губы, высокие скулы и небольшие щечки; слегка смуглая кожа была обильно усыпана веснушками от щек до шеи и куда-то дальше под одежду; большие глаза цвета горького шоколада изучающе смотрели на Кирштайна, будто пожирая его. — Марко, познакомься, это, — Эрвин показал жестом руки на Жана, — мой подопечный Жан. Жан, а это подопечный доктора Зоэ — Марко.«Марко… что-то итальянское…»
— Приятно познакомиться, — на лице моментально появилась улыбка, правая рука была протянута для рукопожатия. — Взаимно, — Жан не стал пытаться строить из себя примерного сыночка и просто на протянутую руку дал пять, стараясь сделать атмосферу не такой официальной. Улыбка с лица Ботта моментально исчезла, — «она была фальшивой», — лицо Жана выдавало его с ног до головы, что он не рад фальшивой улыбке, но дальше, пока Эрвин что-то спрашивал у Марко, селфхармер начал наблюдать за выражением лица парня. То улыбка, то как-то странно изогнутся брови, будто в усталой радости, потом что-то промелькнёт и понятно, что парень в печали, но голос и лицо бодрое.«Блять, как это понимать, твою ж…»
Эмоции были словно здание Испанского Модерна — извивающиеся, мягкие, непонятной формы, что-то было в этом притягательное. Незаметно для себя, в памяти отпечатался образ: Солнце зарылось в волосах Марко, создавая бликами будто яркую обводку его головы, похожую чем-то на нибм, свет попадал на ту сторону лица, что была ближе к окну и один глаз был наполовину цвета кофейной пенки. Усыпанная веснушками кожа выглядела как велюр, что блестел на солнце. Горсти веснушек напоминали семьи, которыми растут грибы, которые были рассыпаны по лицу и плавно и завораживающе забегали под вырез на футболке.Перед глазами был не человек, а произведение искусства
Быстро договорив, Смит подхватил Жана под локоть и вывел из палаты, что тот даже не сумел сориентироваться и попрощаться с новым знакомым. Дойдя в полной тишине до кабинета Эрвина Кирштайн просто пытался понять, как ему его зарисовать на бумаге. Дверь кабинета знакомо скрипнула и двое оказались в кабинете. — Жан, ну что, понял что-то? — Парень на автомате пожевывал губу, — Жан? Глаза бешено бегали по столу в поиске листка и карандаша. — Я понял, — широкие брови врача насупились, — я могу его перенести на бумагу…Впервые, эта фраза была произнесена Жаном так уверено.
Впервые, живущий пейзажами решил сам нарисовать человека…