«Апрельскими утрами сложно спать без занавесок».
Повернувшись на бок, он смотрел в окно: серый пустой двор в багровых оттенках, каждый кирпичик можно было рассмотреть — трещинки, граффити. Сам особняк был неправильной ромбообразной формы, двор больше походил на квадрат недорисованный: пять окон с внутренних сторон и десять окон с внешних сторон, что разделяли переулок на две улочки. Дворик был уютным: четыре скамейки с навесом, беседка, клумбочка, несколько сухих кустиков с набухающими почками. Где-то между остатков сугробов пробивались крокусы: белые, сиреневые, фиолетовые; эти яркие акценты двора притягивали взгляд. Марко повернулся на другой бок, там была стена. Немного глянцевая поверхность размыла образ на три пятна: серо-голубое — пижама, тепло-чёрное — волосы и темно-оливковое — ступни. Данное отражение не давало чётких черт, точного понимания — кто там по ту сторону? Границы разума размыты…«Мне предстоит учиться жить заново…»
Действительно, без матери, без отца и без брата Марко предстояло научиться жить самому…для себя. Солнце поднималось всё выше, лучи ударили первым теплом нового дня в спину. «Сколько времени? — поворот обратно лицом к окну, лучи обласкали поцелуи солнца-веснушки, — часы бы хотя бы повесили…» — грустный выдох. «А чего я лежу то?! — брюнет вскочил с кровати, тело было легким, босым он подлетел к двери, — страшно, — рука сделала привычное движение локтём и дверь поддалась воздействию, — Открыто! — дверь отворилась. Губы растянулись в довольной улыбке, корпус подался вперёд, левая нога наступила на кафель в коридоре. Сердце почувствовало свободу. Свет прорвался в коридор, по щеке пробежался преломленный свет из окна. Вторая нога коснулась кафеля, парень посмотрел в сторону: — Господи! — под дверью стоял Эрвин и ещё какая-то женщина в очках с темно-ржавыми волосами. — Можно просто Ханджи! — она схватила парня за руку, и слегка притянула к себе, — а ты — Марко? — её глаза в очках нездорово блестели, как будто она сама недавно из дурки выписалась. — Можно, кхм, доктор Зоэ, — Эрвин аккуратно надавил на плечо Ханджи. — Да, действительно, что это я, — женщина как-то грустно и криво усмехнулась, — Доктор Ханджи Зоэ. Марко лишь молча стоял босиком в коридоре и не знал что ему сказать: «приятно познакомиться» или «у меня паралич»… Сознание склонялось к первому варианту, нервная система же ко второму.Сложно
— Приятно познакомиться, — брюнет вымученно улыбнулся. — Эй, — лицо Ханджи резко стало серьёзным, взгляд ощущался на лице обжигающим холодом, — так дело не пойдёт, — женщина отпустила спокойно руки Марко и повернулась к Эрвину, — я займусь им, — Смит лишь довольно кивнул, помахал обоим рукой и пошёл из тьмы коридора к свету холла. Ступни кольнуло легкое ощущение холода, по коже пробежалась орава мурашек; в спину же, будто настойчиво стучалось, светило утреннее солнце. Марко увидел свое отражение в очках Зоэ: Стоя против света, лицо его было одновременно и светлым, и тёмным, свет окружал голову так, что казалось, что у него есть нимб, слегка растушеванные тени на лице лежали как на ликах икон.«Вот бы я умел рисовать»
Человек в отражении был Марко приятен, совсем не похож на него.«Хотелось бы быть на него хоть немного похожим»
— Марко, как ты думаешь, — Ханджи легко и как-то по-заговорщески улыбнулась, — сколько сейчас времени? — такой вопрос вроде бы и вытащил парня из размышлений о себе, но его резкость поставила в тупик. — Ну… Эм… — парень на носочках повернулся лицом в палату, глядя в окно — 10:20, — апрельские лучи обласкали явную любовь солнца — веснушки, что оно рассыпало их по его лицу в таком количестве, что и посчитать было бы невозможно. — Почти, — женщина сверилась с часами на своей руке, — 10:18, я тебе в палату верну часы, но для начала, — она посмотрела на него так, будто он сотворил что-то не простительное, — ты наденешь тапки… Марко быстро зашёл в палату и надел тапки. Солнце приятно озаряло стены цвета топленого молока, напоминая чем-то цвет ряженки. Ханджи зашла следом, обойдя палату, она что-то пометила себе в блокноте. — Марко, ты знал, что твои вещи сегодня в 7 утра подкинули под двери нашей больницы с запиской, — парень встал озадаченно. — Брат? — интонация была близка к чему-то согреваемому надеждой. — Нет. — Мама? — теперь в голосе звучало удивление, — и что она хотела? Ханджи прокрутилась на пятках вокруг своей оси, сделав полный круг, почти как секундная стрелка.— Она приходила попрощаться, заодно передала тебе вещи и деньги на первый период стационара, — женщина наблюдала за реакцией.
Не верю.
Как оказалось, семейный квадрат стал треугольником, так как они отказались от своего сына. Позже Ханджи попросила Марко сходить с ней за его вещами. Перед взором Ботта стоял его чемодан с ручкой теплого темно-зеленого цвета, рядом стоял еще пакет с некоторыми вещами и обувью. — Марко, я хочу тебе предложить игру, — парень поднял одну бровь и скептически глянул на Зоэ, — давай разберём твои вещи и те, что тебе напоминают что-то плохое — выкинем? — Давайте, — действительно, надо начинать избавляться от прошлого… Марко стоял напротив чемодана в холле, витраж был наполнен солнечным светом, и готическая роза отдавала на полу насыщенным алым оттенком. В голове застучало сердце, кожа окрасилась в красный. Одновременно от этого Марко почувствовал и страх, и некое возбуждение. Потянув за ручку, чемодан поддался давлению и послушно покатился вслед за Марко в темный коридор. Чемодан был тяжелым, из-за чего его иногда заносило на кафельном полу, сумка неприятно иногда шуршала. В комнате чемодан моментально занял центральную позицию, Доктор Зоэ села на кровать Марко, наблюдая как он открывает с усилием молнию. Крышка была откинута назад. Сверху лежали однотонные футболки, что напоминали в себе палитру «тысяча и один оттенок серого в мире». Парень выбрал три футболки, которые ему захотелось оставить: первая почти в оттенок его кожи, вторая — классическая белая, третья — это поло с кармашком слева, на котором была изображена эмблемка два перекрещенных меча. Остальные футболки он решил выбросить. Дальше решалась судьба джемперов и свитеров: он оставил один коричневый свитер с карамельными полосками и один рождественский: темно-зеленый с ёлкой и оленями. Вещей то было немного, но чемодан почему-то продолжал быть тяжелым. Из штанов он оставил карамельные брюки-бананы и двое джинс. Бельё Марко почти не перебирал, оставил как есть, лишь выкинув пару полурастянутых трусов. Взору открылся бумажный клад — сборники с нотами и один средний чехол. — Ты музыкант? — Ханджи посмотрела на парня немного удивлённо. — Да, играл на фортепиано и кларнете, — взгляд скользнул по чехлу, — но родители были против, так как музыка — это дьявольский промысел, — с губ соскочила грустная усмешка, — как и моя ориентация. — Мальчик мой, — Зоэ села рядом, перебирая ноты, — я в этом вообще ничего не понимаю, но понимаю, что оно тебе нужно. День прошел прогрессивно. Ненужные вещи были собраны в мерзко шуршащий пакет, что парню захотелось Ханджи разрешила разрезать. Дальше всё было как обычно, разговор про семью, где выяснилось, что раньше семья была нормальной, а теперь — нет, что парень занимается музыкой с пяти лет, что закончил колледж с красным дипломом, что в институт он не пошёл из-за родителей. В таком полу игровом формате Марко за 1,5 недели более менее стал походить на человека — начал с Зоэ шутить, ходил с ней на прогулки по городу. По одной из улочек шла парочка: женщина стройного телосложения с темно-ржавой копной и юноша, чьё либо было обласкано солнцем и усыпано его поцелуями. Для Марко Ханджи заменила почти мать — она его приняла таким какой он есть. Пускай гей, пускай доверчиво искренний, но её сильно тревожило, что заходя к нему в палату она видела такую картину: он сидит с кларнетом в руках и смотря в ноты просто перебирает по клавишам и равномерно выдыхает, где-то снова вдыхая полной грудью. Апрель подходил к концу, теплый май уже во всю стучался в окна города пыльцой, майскими жуками и шмелями, первыми яблонями, что оделись в яркий белый наряд. Ханджи заметила, что парень стал более открытым, но ему чего-то не хватает, он явно что-то не может понять, но что же? Но всё оказалось куда проще, после того рокового дня Марко не мог себя воспринимать таким, какой он был… Он хотел стать тем, кем когда-то мечтал быть: джазовым кларнетистом. Стиль его одежды все больше походил на мужскую моду пятидесятых — Тедди Бойз. Мягкие карамельного цвета штаны с высокой посадкой, клетчатой рубашкой цвета темного шоколада в желтую клетку. — Марко, — парень посмотрел на Зоэ, — у меня есть для тебя подарок, — Ботт повернулся к ней. — Мне давно не дарили подарков, — грустная усмешка, будто он что-то такое вспомнил. — Это тебе — она протянула ему листок, где был указан адрес и время, — мы завтра туда вместе сходим, возьми в собой кларнет. — Зачем? — брюнет явно напрягся, жевалки сделали пару неуверенных движений, прежде чем застыть в напряжении. — Мы идём в репетиторий…