***
Чимин намеревается прошмыгнуть на кухню незамеченным, запить таблетку двумя стаканами теплой воды, которые он выпивает каждое утро, и скрыться в своей новой спальне. Соседство с Намджуном не приносит никаких неудобств, кроме того, что Чимин слышит, когда он заходит в комнату и когда выходит, как разговаривает по телефону и ругается. Чимин быстро привыкает к ощущению его постоянного присутствия. Юнги подыскивает ему хороший ноутбук с доступом в интернет, чтобы он не скучал в одиночестве, а Хосок с радостью соглашается помочь сделать комнату более уютной, покупает плюшевые игрушки и гирлянды, печатает разноцветные плакаты с милыми картинками и мотивирующими фразами и ставит на тумбочку цветы в вазе. О лучшей спальне невозможно и мечтать. Едва ступая босыми ногами по полу, Чимин проходит на кухню и старается не замечать присутствие Намджуна. Это сложно. Он стоит у открытого окна. В руке сигарета, у уха — телефон. Белая рубашка, небрежно расстегнутая на две верхние пуговицы, подчеркивает широкие плечи и накачанную грудь. Рукава закатаны, обнажая сильные руки, покрытые татуировками. Минсок вечно старается выглядеть авторитетно, пользуется услугами стилистов, никуда не выходит без идеальной укладки. Намджуну ничего из этого не нужно, чтобы выглядеть мужественным и властным. Он расслаблен и этим напоминает Чимину смертоносного хищника у водопоя. Отчего-то эта сила больше не пугает так же сильно, как раньше. Намджун откладывает телефон и прожигает Чимина внимательным взглядом. От этого как-то не по себе, но альфа и не думает отворачиваться и уходить, он продолжает следить за каждым его движением. Чимин наливает себе полный стакан воды, залпом выпивает его и наливает еще один. Щеки обдает жаром от всей неловкости ситуации. Зачем так пялиться? Намджун тушит сигарету и подходит так быстро, что Чимин машинально отскакивает и замирает, как испуганное животное в свете фар несущегося грузовика. Он не может пошевелиться, даже когда Намджун молча забирает таблетки и достает инструкцию по применению. — Их принимают после еды, ты в курсе? — интересуется он, пробегаясь глазами по тексту. Чимин теряется. — Знаю. Но я уже позавтракал. Еще до того, как ты проснулся. — Да что ты? — усмехается Намджун, продолжая пристально смотреть ему в глаза. Чимин не выдерживает и отводит взгляд в сторону. — Ну и что же ты ел на завтрак? — С каких пор ты контролируешь мое питание? Я не обязан отвечать на такие вопросы. — Я спросил, что ты ел? Не испытывай мое терпение с самого утра, — спокойствие, с которым Намджун говорит это, вызывает неясную тревогу. — Овсянку, — бормочет Чимин, не решаясь поднять глаза. Намджун подбирается слишком близко к его самому слабому месту. — Не получишь свои таблетки, пока не позавтракаешь у меня на глазах. Я не собираюсь читать тебе морализаторские лекции о том, почему вредно пропускать завтрак, но раз уж я спонсирую приемы таких сильных таблеток, будь добр принимать их по инструкции. — Я же сказал, что уже завтракал. Не могу же я есть так часто. Ну пожалуйста, тебе ведь нужно на работу, а мне нужны мои таблетки. Давай сегодня я их выпью, а послезавтра обязательно докажу, что я позавтракал. Я правда так хорошо покушал, что в меня больше не влезет, — Чимин вкладывает в голос всю свою мягкость, ангельскую кротость и грустно заглядывает в глаза Намджуну, надеясь его разжалобить, но перед ним стоит огромная невозмутимая скала. — Знаешь, Чимин, я ненавижу три вещи: лицемерие, бесхарактерность и ложь. Я не такой глупый, как ты думаешь. У нас закончилась овсянка. Несколько дней назад, но я куплю ее сегодня специально для тебя, раз ты её так любишь. Чимин возмущенно сжимает кулаки, но Намджуна это ни капли не трогает. — Отдай, — шипит он, уязвлённый тем, что Намджун шантажирует его таблетками. — Какая тебе разница? Я взрослый человек и сам могу решать, что мне делать со своим телом и здоровьем. Мне нужно выпить таблетки. Отдай их! Чимин в отчаянии пытается выхватить у Намджуна таблетки, но тот поднимает руку повыше. Чимин закусывает губу, чтобы не расплакаться от досады. Намджун слишком высокий, и он может прыгать сколько угодно, но все равно ни за что не дотянется до заветных таблеток. — Я не желаю тебе зла. Садись. Будешь яичницу с беконом и овощами? Не проронив ни слова, Чимин плюхается на стул и демонстративно отворачивается к окну. Намджун кладет таблетки на столешницу рядом с плитой, так близко, что, если Чимин схватит их, побежит в ванную и закроется на замок, у него есть шанс избежать завтрака. Но ему страшно представить, что сделает с ним Намджун за такую выходку. — Значит, будешь. Чимин поджимает губы, но ничего не отвечает. Намджун молча возится у плиты, не обращая внимания ни на надувшегося омегу, ни на преданные глазки вечно голодного Милки. На лестнице раздаются визги и громкий смех. — Отпусти меня, идиот, — кричит Юнги, когда Чонгук с ним на руках влетает на кухню, весь растрепанный и сияющий, но застывает на месте, увидев, что они не одни. — Ой, — неловко выдает он и осторожно спускает Юнги на пол. — Хён, а мы думали, ты уже на работе. Ого, завтрак, значит, готовишь. Как интересно. А мы… Я просто помогал моему мяу-хену спуститься по лестнице. Ну знаешь, в его возрасте суставы уже не те, — Чонгук снова хохочет и срывается с места, убегая от Юнги. — Я тебе покажу, кто тут старый! — Иногда мне так стыдно за них, — вздыхает Намджун и достает из холодильника еще три яйца и бекон. Юнги возвращается весь запыхавшийся и красный и, прислонив голову к плечу Намджуна, заглядывает в сковородку. — Это нам? Намджун подцепляет лучший кусочек бекона и кормит Юнги, а тот только открывает рот да жмурится от удовольствия. — Вкуснотища. Чур мне побольше бекона! Намджун просит Чонгука разбудить остальных, потому что завтрак скоро будет готов. Юнги включает музыкальный центр, стоящий на подоконнике, и, покачивая головой в такт ритмичной мелодии, достает из морозилки бургеры и ставит их в микроволновку. Пока Намджун поджаривает тосты, Юнги подхватывает их и на одни намазывает шоколадную пасту, на другие кладет авокадо, лосось, яйцо и посыпает кунжутом. Чимин, тайком поглядывающий на них, удивляется, как слаженно они делают завтрак. Если бы перспектива съесть по приблизительным расчетам четыреста килокалорий не омрачала настроение, Чимин проникся бы такой семейной атмосферой: растрепанные ребята, беззаботный смех, негромкая музыка и ненавязчивая забота, которой они окружают друг друга. Юнги переносит тарелки в столовую, а, когда они заканчиваются, его взгляд падает на таблетки. — Это еще что такое? — хмурится он, запрыгивая на столешницу. — Ты заболел, Нам? Намджун ничего не отвечает, и Юнги лишь фыркает и разворачивает инструкцию. Ему требуется всего пара секунд, чтобы сложить в голове кусочки пазла и уставиться шокированным взглядом на Чимина. — Зачем тебе это дерьмо? — Не твое дело! Отдай, — Чимин вскакивает и пытается забрать свои таблетки, но его опережает Намджун. — Сначала завтрак. Сядь на место. Или иди в зал, посмотри телек, займи себя чем-нибудь. Чимин сердито выдыхает. Его разрывает от бессильной злости, на то, что к нему относятся как к ребенку, на то, что его питание контролируют, на то, что ему не отдают таблетки. Но он возвращается на стул. Юнги невесело присвистывает. — Да тут список побочек длиннее, чем все, что я прочитал за свою жизнь. Бронхоспазмы, эрозивно-язвенные поражения, отек Квинке. Фу, какая гадость, — с отвращением морщится он. К нему подходит сонный Тэхён, рассчитывая на объятия, но Юнги слишком занят для этого, и он переключается на Намджуна. — Хён, мне снилось, что вас всех похитили пришельцы. Ужасный сон, — бормочет Тэхён, обнимая его со спины. Намджун смеется и рассеянно треплет его по волосам. — Расскажи мне поподробнее за завтраком, ладно? А сейчас беги в душ. После вчерашней пьянки от тебя воняет, как от сдохшего енота. — А откуда ты знаешь, как воняют сдохшие еноты? Ты когда-нибудь их видел? — с распахнутыми глазами спрашивает возникший из ниоткуда Чонгук и, опираясь руками на колени Юнги, пытается заглянуть в бумажку. — А что ты читаешь? — Ты знаешь, что такое желудочно-кишечные кровотечения? — М-м-м, это когда из-за всяких повреждений или язв в желудке или кишечнике появляются дырки, и через них туда попадает кровь. Можно заметить кровь в рвоте или в… В общем, это очень опасно! Даже умереть можно! — объясняет Чонгук, не замечая, как Чимин с каждым его словом сильнее бледнеет и прижимает руку ко рту. — Прекратите! Вы что, специально это делаете? — выкрикивает он и судорожно осушает стакан воды, который услужливо подает ему Намджун. Весь мир восстает против него, никто не хочет понять. Он задыхается в надвигающихся стенах осуждения. Они растут, а сам он уменьшается в размерах, становится слабым и беспомощным, как в кошмарном сне. — Ничего мы не делаем, просто читаем, что тут написано, — пожимает плечами Юнги. — Мой тебе совет: хватит пить эту дрянь. Не доживешь до моих почтенных лет. Ты в курсе, что они вызывают зависимость? Чем дольше пьешь, тем труднее слезть. Вот и чем ты отличаешься от наркомана? Тем, что эти таблетки стоят как моя почка? — Чимин, как давно ты их пьешь? — встревает Намджун, поворачиваясь к омеге. — Это не имеет значения! Делай уже мой завтрак. Я хочу поскорее со всем этим закончить. — Чимин, как давно? — медленно повторяет Намджун тем самым тоном, который не терпит возражений. — Пять лет. — Пять лет? — переспрашивает Юнги, подаваясь вперед. — Тебе самому-то сколько, малыш? Двадцать? — Двадцать четыре, — бормочет Чимин, желая провалиться сквозь землю. Все вокруг лезут в его жизнь, считают, что могут давать ненужные советы, и пытаются выведать его проблемы. У Чимина всё тело зудит, нога нервно подергивается. — Да какая разница? Почему я должен отвечать на ваши вопросы и слушаться вас? Что сегодня за день такой? — Организм развивается до двадцати одного. Даже при условии, что у тебя рано началась течка, вряд ли к девятнадцати цикл стал достаточно стабильным, в такие периоды опасно принимать блокаторы. Всегда есть риск, и довольно большой, что ты останешься бесплодным или будешь всю жизнь мучиться от последствий, — с искренним беспокойством говорит Чонгук. — Неужели ты готов со всем этим мириться, просто чтобы подавить свою природу? — Откуда у тебя такие глубокие познания? — язвительно спрашивает Чимин. Отлично, не хватало только, чтобы какой-то там Чонгук лез в его интимную жизнь и обсуждал его течки перед всем миром. — Я консультировался с врачом и знаю обо всех рисках. Я взрослый человек, и вы не имеете никакого права лезть в мои личные дела. Вы даже не представляете, что мне пришлось пережить из-за этого ужасного запаха. Я ненавижу его. Ненавижу, ненавижу, ненавижу, — повторяет Чимин, закрывая лицо руками, чтобы никто не видел его слез. Он не может вспомнить, в какой момент ненависть к себе стала чертой его характера, а не просто случайным чувством, возникшим на эмоциях. В детстве он никогда не задумывался, насколько его внешность соответствует стандартам красоты. Бабушка говорила, что он вырастет самым красивым омегой и от альф отбоя не будет, и он ей верил. Всё начиналось невинно. Он отказывался от любимых вкусняшек, чтобы сбросить пару килограммов. Альфам нравятся стройные, и Минсок не был исключением. А в свои девятнадцать Чимин очень хотел понравиться будущему мужу. Между ними разница в семь лет, брак по расчету и противоположные взгляды на жизнь, но Чимин наивно верил, что, если стараться достаточно, у них зародится любовь, искренняя и чистая. Это было похоже на игру: пропустить ужин и лечь спать с пустым желудком, не есть сутки, запивая голод водой, подсчитывать каждую калорию, взвешиваться три раза в день и часами стоять обнаженным у зеркала. Чимин не помнил, когда впервые он увидел тело, состоящее из сплошных недостатков, тело, которому далеко до идеала. Когда он перестал чувствовать себя привлекательным без постоянных диет, макияжа, таблеток и сверкающих украшений. Чем сильнее он худел, тем безупречнее становилось тело в отражении. Чем больше времени тратил на косметические процедуры, тем идеальнее становилось его лицо. Только его организму такие перемены совсем не нравились: кожа становилась сухой и шелушилась, ногти слоились и ломались, но болезненнее всего Чимин воспринимал свой природный запах. Он стал настолько приторно сладким, что Минсок не мог находиться с ним в одном помещении. Таблетки стали вынужденной мерой, но без запаха и течек Чимин почувствовал себя увереннее. И теперь на пике отчаяния он хочет вернуться домой, где всё было привычно, понятно и предсказуемо. — Закрыли тему, — говорит Намджун, раскладывая яичницу по тарелкам. Одну он ставит на стол перед Чимином. — Пошли. Как поешь, отдам тебе твои драгоценные таблетки. Чимин долго смотрит на яичницу с жирными кусками ветчины и овощами, еще горячими, и к горлу подкатывает тошнота при одной мысли, чтобы взять в рот эту гадость. Он поднимает заплаканные глаза на Намджуна в последней надежде на милосердие. — Я правда не голодный. Пожалуйста, не надо. Я не смогу всё это съесть. Мне будет плохо. — Не устраивай цирк, Чимин, — непреклонно отвечает Намджун. — Это просто яичница. Съешь половину, иначе не получишь таблетки. Тэхён уже сидит за столом. Он смеется и пальцем стирает с носа Хосока следы шоколадной пасты. Сокджин с улыбкой наблюдает за ними. Они спокойно кладут пищу в рот, пережевывают ее, глотают, как будто в этом нет ничего сложного. Даже не замечают этого в процессе разговора. Для Чимина это настоящая пытка, на которую его зверски обрекает Намджун. — А чем тебе не нравится яичница? — вдруг спрашивает Чонгук, перехватывая тосты с авокадо. — Я часто видел ее у тебя в историях. И такие бутеры. Я, кстати, из-за тебя и начал их есть. Оказывается, это так вкусно! Кто бы мог подумать! Чимин бросает мрачный взгляд на Чонгука и решает не говорить ему, что вся эта красивая еда отправлялась в мусорку сразу после фотографий для инстаграма. Чимин никогда не стал бы есть на завтрак жареный бекон — куча соли, масла и жира. Ему хочется расплакаться от безысходности, когда он подставляет тарелку поближе и разрезает яичницу на мелкие кусочки. На следующее утро Чимин решает проглотить таблетку, не запивая. Он морщится от горечи и едва подавляет рвотный рефлекс, уговаривая себя, что это лучше, чем есть у всех на виду. Но все его усилия идут насмарку, когда в комнату стучится Хосок и передает, что Намджун зовет его завтракать и «возражения не принимаются». Тот же сценарий повторяется на протяжении всей недели. Каждое утро напоминает какое-то публичное унижение, потому что Намджун не выпускает его из-за стола, пока он не съест хотя бы половину порции, и не оставляет ни шанса избежать этой участи. У Чимина глаз дергается от этих совместных завтраков, но его возмущения никого не интересуют. Он пробует вставать всё позже и позже, чтобы Намджуну надоело ждать его, но тот поразительно настойчив. Однажды Чимин читает всю ночь и выползает из своей спальни только к четырем, рассчитывая, что дома никого нет. Но Намджун сидит перед телевизором в зале, невозмутимо пьет кофе и спрашивает, приготовить ли ему овсянку.***
— Можно к тебе, хён? — зовет Чонгук, заглядывая в кабинет с улыбкой от уха до уха. — Я сделал лазанью, попробуешь? Это новый рецепт. С грибами. — Давай сюда. Намджун не голоден, но Чонгук расстроится, если отказаться. Он трепетно относится к готовке, потому что это один из его способов проявить любовь и заботу к своим близким. — А чем ты тут занимаешься? — спрашивает Чонгук, останавливаясь позади Намджуна и заглядывая на экран. — Ого, это же инстаграм Чимина! Скажи, у него классные фотки, да? Я буквально готов молиться на его фотосессию в цветах. Ты уже дошел до нее? — Какой-то он странный, — задумчиво произносит Намджун, перелистывая идеально-эстетичную ленту. — Ничего не странный, очень даже красивый. Намного лучше, чем эти скучные и безликие профили всяких блоггеров без индивидуальности. А вот у него есть жизнь в фотографиях. Что-то такое особенное. — Я про Чимина, — Намджун сворачивает все вкладки и приступает к лазанье. Чонгук садится напротив и, подперев щеки ладонями, смотрит, как он ест, и хмурится. — Тебе не кажется, что он странно реагирует на некоторые вещи? Он постоянно врет, что ел, и устраивает такие трагедии из-за этих таблеток. Мне уже надоедает каждое утро следить, чтобы он хоть что-то съел, а не глотал их на голодный желудок. Это же ненормально. Чонгук задумчиво хмурится. — Он просто разнервничался, что ты заберешь таблетки навсегда. Встань на его место: он давно их пьет, привык уже, а ты вдруг их отбираешь, — пытается объяснить Чонгук. У него потрясающая способность понимать и оправдывать всех на свете. Он обиженно дуется. — И вообще ничего он не странный! Просто он совсем не такой, как мы, но это не означает, что он странный. Тебе нужно меньше работать, совсем уже забыл, как ведут себя обычные люди в таких ситуациях. Постоянный стресс часто провоцирует потерю аппетита, ты разве не знаешь? — Ты хоть раз видел, как он ест, до того дня? — Не знаю. Не обращал внимания. Чонгук пожимает плечами. Возможно, где-то в глубине души он чувствует, что Намджун прав, но верить в это не хочет. Чимин ни разу не притрагивался к сладкому или фастфуду, но это легко объяснялось тем, что он ведет здоровый образ жизни. Не станет же он поедать чипсы и запивать их газировкой. Но ведь была и здоровая еда... — Он отказался от моей лазаньи, — Чонгук старается сказать это тише, не акцентировать на этом внимание, не показывать, что это его задело. — Да и вообще… кажется, ему не нравится, как я готовлю. — Судя по всему, ему не нравится и как готовлю я. И Хосок тоже, — мрачно отзывается Намджун, всё еще погруженный в свои мысли. — Не забывай, кто он. Конечно, с такими деньгами можно позволить себе быть привередливым в еде. Он не привык к чему-то другому. Чонгук говорит убедительно, в его словах есть смысл, но что-то не сходится. У него нет времени возиться с избалованным омегой, который от скуки не знает, в какие игры играть. Конечно, у него много других неотложных дел, гораздо более важных, чем абсолютно чужой омега, отказывающийся от еды. Но в Чимине слишком много борьбы и противоречий для омеги, который привык к беспечному существованию, не работал ни дня в своей жизни, получая всё по мановению руки, и беспокоился только о том, что ему надеть. Намджун столько раз видел, с какой обворожительной улыбкой Чимин блистал на таблоидах, с какой грацией он двигался и с какой уверенностью заигрывал с камерами. Тот Чимин осознавал свою привлекательность, пользовался ей и получал от жизни всё, а этот вздрагивает от каждого громкого звука, избегает зрительного контакта, истерит по любому поводу, кричит по ночам и ходит по дому, как будто крадется. Намджун даже задумывается, а не похитили ли они брата-близнеца Чимина? Но больше всего Намджуна настораживает этот лихорадочный страх, переполняющий его глаза слишком часто. Это взгляд человека, загнанного в ловушку. Беспомощного животного, обезумевшего от близости смерти. — Я попросил Юнги нарыть что-нибудь на него, — сообщает Намджун, отставляя в сторону пустую тарелку. — Информация в интернете выглядит слишком идеальной. Что-то с ним явно не так. — Так вот куда делся мой мяу-хён. А мне он ничего не рассказал, — Чонгук с досадой качает головой. Он выглядит таким милым, когда обижается, что Намджун не сдерживает улыбку. — Вот же… Совсем обо мне не думает, я тут, может, сижу, волнуюсь, весь истосковался по нему! — Когда-нибудь Юнги убьет тебя за то, что ты его так зовешь, — говорит Намджун, прекрасно зная, что это не так. Юнги скорее сам пойдет на убийство любого, кто скажет что-то против Чонгука. — Он ни за что это не признает, но ему нравится, — Чонгук хитро подмигивает, прежде чем уйти и оставить Намджуна наедине со своими мыслями.