the tenderest of care

Чимина прошибает холодный пот. В глазах альфы есть что-то пугающее, склизкое, холодное, и это заставляет желудок сжаться. Чимина накрывает внезапное осознание: Минсок смотрел на него с таким же переплетением отвращения, жестокости и похоти. Чимин так отвык, что он не сразу распознает этот взгляд. — Это туалет для омег. Вы зашли не туда. Чимин стряхивает воду с рук и направляется к двери. Мужчина толкает его к стене. Ударившись затылком, Чимин жмурится от острой боли. — Хватит играть со мной. По глазам вижу, ты меня хочешь. Уже весь течешь, да? Настойчивые руки трогают его тело, опускаются вниз, медленно, с явным наслаждением. — Пусти, — шепчет Чимин, утопая в панике. — Пожалуйста, я не хочу. Отпусти меня, я никому не скажу. Честно. Он пытается увернуться от грубых ласк, дергается, пинается, но застывает, как только пальцы, как змеи, проскальзывают под джинсы. Чимин прижимается к стене, моля бога, чтобы кто-то из ребят заметил его долгое отсутствие. Чтобы кто-то, как по волшебству, ворвался и спас его. — Не надо. Нет-нет, — взвизгивает он, забившись в чужих руках. — Расслабься, тебе понравится, — альфа облизывает губы, придавливая руки Чимина над головой. Внутренности сводит от ужаса, немого, безотчетного. Чимин чувствует на себе горячее дыхание, испорченное алкоголем, пальцы, касания, слова, липкие, унизительные. Его трясет. Первый удар приходится на предплечье. Чимин не понимает, что делает, но, воспользовавшись изумлением альфы, скатывается вниз. «Дерись так, как если бы твоя жизнь зависела от этого». Когда альфа теряется в пространстве, Чимин бьет коленом в живот, один раз, второй. Намджун учил наносить удары по самым уязвимым местам. Чимин не думает дважды, он просто бьет. Альфа падает на пол и, поднимаясь, рычит от злости. — Ах ты сука… Чимин срывается к двери. Всего пара секунд возни с замком, но их хватает, чтобы альфа схватил его со спины. Чимин отталкивается ногой от двери, они пошатываются, борясь друг с другом, пока их не уносит к раковинам. Никакого чуда не произойдет. Чимина никто не спасет, кроме него самого. Его руки сжимаются вокруг волос альфы и с силой бьют головой о раковину. Альфа кричит, матерится, угрожает, но Чимин бьет снова и снова, видя, как кровь капает на грязный кафель. Кто-то выламывает дверь, вокруг становится слишком громко и душно. Чимин бросает альфу, кажется, потерявшего сознание, и расталкивает людей на своем пути. Он вылетает на улицу и продолжает бежать. Ночной воздух путается в его волосах. Белые кроссовки шлепают по лужам, скользят по мокрым листьям, Чимин падает несколько раз, но, не чувствуя боли, вскакивает. Ему сигналят машины, когда он перебегает дорогу на красный. Когда Чимин приходит в себя и останавливается, он беспомощно оглядывается по сторонам. Поблизости никого. Уже давно за полночь, нормальные люди спят. А Чимин потерялся в огромном городе, совсем один. Чимин заходит в небольшой сквер, садится на скамейку и притягивает колени к груди. С рассеченной брови течет кровь. Щеки влажные, хотя он не помнит, как плакал. Хочется поскорее смыть с себя кровь, грязь и чужие прикосновения. Он достает телефон. — Хён, — шепчет Чимин, когда гудки прерываются. — Чимин? Что случилось? — Забери меня, пожалуйста. Мне так страшно. — Сейчас приеду. Ты в клубе? — Нет. Я сбежал, и я… Я не знаю, где я. Я в каком-то… парке? Не знаю, тут очень темно и никого нет. Над головой мигает и потрескивает уличный фонарь. Шелковая рубашка совсем не греет, Чимин ругает себя за такую опрометчивость. Его кожанка, наверное, так и висит на спинке стула в клубе. — Всё хорошо. Я найду тебя. Сиди там и никуда не уходи. Я сейчас на работе, доеду до тебя минут за 10-15. Договорились? Сможешь подождать? — Поговори со мной, — шепчет Чимин, закрывая глаза. — Пожалуйста, я тут совсем один. Тут так холодно. — Хорошо, — Намджун ненадолго замолкает. — Расскажи мне, что произошло. Сможешь? — Один парень. Альфа. Он приставал ко мне. Уже не в первый раз. Он трогал меня. Везде, — с отвращением вспоминает Чимин. Кожа вся чешется, зудит, словно он не мылся целый месяц. — Я ударил его. Старался делать, как ты меня учил. — Ты умничка. Я знал, что ты справишься. Я так горжусь тобой. Намджун волнуется слишком сильно, его голос такой успокаивающий, но напряженный, нервный, словно он говорит с человеком, который стоит на мосту и собирается спрыгнуть. Чимин бросается к нему в руки, едва видит, как он выходит из машины. Намджун прижимает его к себе так крепко, что невозможно пошевелиться. Но Чимину это так нужно — почувствовать себя в полной безопасности. — Ты как? Что-то болит? Тебе нужно в больницу? — Намджун отстраняется, чтобы оглядеть его, но Чимин снова тянется к нему. — Не отпускай меня. — Не отпущу. Всё хорошо, я здесь. Я рядом. Поехали домой. Намджун сталкивается с главной проблемой: Чимин вцепился в него намертво и наотрез отказывается разрывать объятия. Когда никакие уговоры не помогают увести его в машину, Намджун вызывает своего водителя и укутывает продрогшего Чимина в свою куртку, так, что только макушка торчит. Чимин засыпает у него на коленях, пока они едут по ночной автостраде. Намджун с радостью отнес бы омегу в кровать и дал бы отоспаться, но его ссадинами нужно заняться. Намджун подсаживает его на столешницу и достает аптечку. — Где ты умудрился коленки разбить? — бормочет он, осторожно промывая их от грязи. Чимин даже не морщится. Лучше бы он плакал, кричал, злился, а не сидел так безучастно, с опущенными плечами и потухшим взглядом, как мотылек с оторванными крылышками, еще живой, но переставший бороться. — Извини. Я столько шума поднял. Тебя оторвал от дел. Ничего такого не случилось. Я просто испугался. Отреагировал слишком бурно. — Я с тобой с ума сойду, — отвечает Намджун и, покончив с коленями, распрямляется. Он бережно стирает засохшую на лице кровь и промокает рассечение. — Даже не думай извиняться. Я этому уроду голову оторву за то, что посмел тронуть тебя без разрешения. — Он почти ничего не сделал. Наверное, подумал, что я флиртую, и всё. Ну знаешь, разжечь интерес. Такое иногда случается. Просто не поняли друг друга. — Ты говорил, что тебе это не нравится? Чимин кивает. Намджун осторожно клеит пластырь и приглаживает взлохмаченные волосы омеги. — Ладно, скажи мне: у тебя кружится голова? Тошнит? Если ты ударился, может быть небольшое сотрясение. Намджун пытается поймать зрительный контакт, но Чимин не хочет смотреть ему в глаза. Он качает головой. — Поговори завтра с Юнги, хорошо? С ним тебе будет спокойнее поделиться этим. Я не знаю, как помочь и как не сделать хуже, а Юнги… Он хорошо поймет, что ты чувствуешь, — пальцы Намджуна пробегаются по щекам, приподнимая его лицо к себе. — Одно я могу сказать точно, ты не виноват. Ни в чем, слышишь? Он понимал, что делает. Знал, что ты не хочешь. Просто ему было удобнее притвориться, что это не так. Чимин прикрывает глаза и упирается лбом ему в грудь. — Отнести тебя в кровать? — Не хочу оставаться один, — шепчет Чимин, хватаясь за футболку Намджуна. — Можно остаться у тебя? Чимин спит беспокойно, часто просыпается в холодном поту, шарит по кровати и всегда находит руки Намджуна у себя на животе. Руки, которые не отпускают его всю ночь.

***

— Постой-постой, — злится Юнги. — Вас не было три дня, и первое, что ты собираешься сделать, это трахнуть меня? Может, хотя бы поешь? Проходя мимо приоткрытой двери, Чимин едва не спотыкается о свои ноги и останавливается. — Я соскучился. Боже, я так скучал по тебе. Всё остальное подождет, — Чонгук говорит так тихо, что его слова еле различимы. Кровать скрипит под весом двух тел. По ту сторону двери жаркие придыхания, мокрые поцелуи и тихие полустоны ясно дают понять, что пора сматываться. — Я не хочу, Чонгук. Да отпусти ты меня уже, — Юнги задыхается, и ноги Чимина прирастают к полу. «Пожалуйста, я не хочу. Отпусти меня». — Тебе понравится, обещаю. «Расслабься, тебе понравится». — Ты глухой? Я сказал, нет, — голос Юнги звучит твердо, уверенно, без отчаяния и страха, сплошное раздражение, хотя у самого Чимина уже трясутся руки. Чимину хочется забежать в комнату и спасти Юнги, защитить его, но тело не поддается. Он начинает задыхаться, проваливаясь в бездну парализующей паники. Сквозь небольшую щелку Чимин видит, как Юнги уворачивается от поцелуев и отталкивает руки. Чонгук хмурится и садится рядом. — Но почему? — Меня достало, что я для тебя лишь средство удовлетворения твоих нужд. Может, я поговорить хочу. Как насчет спросить, как у меня дела, чертов ты эгоист? — Юнги кидает подушку в лицо удивленного Чонгука. — Зачем мне спрашивать, если я и так знаю? О, да прекрати. Не делай из себя жертву. Мы постоянно были на связи, я всегда интересуюсь твоими делами. — Да что ты говоришь? — язвительно спрашивает Юнги. — Накинулся с порога, хоть бы привет сказал. Спи сегодня один, я переночую в другой комнате. — Что я сделал не так? Хотя бы объясни. — Ты даже не понимаешь. Отлично. Поговорим, когда до тебя дойдет. Давай, Чонгукки, будь смышленым мальчиком. Юнги встает с кровати и поспешно надевает футболку, но Чонгук подходит совсем близко, нависая над ним. Его запах сгущается, обволакивает, душит, но, пока Чимин едва не сгибается под его силой, Юнги и бровью не поводит. — Давай, иди к своему Тэхёну, — рычит Чонгук. — Ты же у него собираешься переночевать, да? Он для тебя всё. А я так, всегда на втором месте. Неужели он во всем лучше меня? Звонкая пощечина заставляет Чимина вздрогнуть и вернуться в реальность. Юнги говорит что-то совсем тихо и выходит из спальни. Его волосы взъерошены, дыхание слегка сбито. Их взгляды пересекаются, и к щекам Чимина приливает жар. Не сказав ни слова, Юнги проходит мимо. Чонгук из спальни так и не выходит, но за дверью что-то рушится и с треском ломается.

***

Юнги стучит по дверному косяку, отвлекая Чимина от возни с цветами. — Малыш? Мы можем поговорить о том, что ты услышал? Чимин снимает перчатки и отбрасывает их на пол. — О том, что Чонгук чуть не изнасиловал тебя? Или о том, что он ударил тебя? — тихо уточняет он, поправляя горшки в цветущей оранжерее. Глаза Юнги становятся вдвое больше. — Что? Гукки? Нет, конечно. Боже, малыш, всё совсем не так, — Юнги садится на маленькую скамейку рядом с Чимином. — Не знаю, что тебе там взбрело в голову, но Чонгук никогда не сделает мне больно. Я доверяю ему на все сто процентов. Это я ударил его по лицу, мы оба вспылили, а Чонгук еще включил режим ревнивого альфа-самца. Меня тошнит от этого. Еще и Тэ приплел. Это серьезно было последней каплей. То есть... Иногда Гукки становится таким невыносимым, но мы уже помирились. Я хочу, чтобы ты не волновался. Ты выглядел таким напуганным. Извини, мне стоило успокоить тебя, но я был весь на взводе. — Ты просил остановиться, а он не останавливался, — безэмоциональным тоном замечает Чимин. Юнги тяжело вздыхает. — Чимин, я понимаю, к чему ты клонишь. То, что случилось с тобой… Мне очень жаль. Безумно. Страшно даже подумать, что этот мудак мог с тобой сделать. Ты боишься, что такое случится снова, видишь угрозу во всех. Но не проецируй эти воспоминания на нас с Чонгуком. Он никогда меня не ударит. И не... — Юнги не договаривает, только морщится. — Я не проецирую и не боюсь. Я уже забыл о том, что произошло. — Тогда почему ты снова заперся в себе? Ни с кем не говоришь, ничего не ешь, не проводишь с нами время. Мы уже забываем, как ты выглядишь, потому что ты только и сидишь в своей комнате. Чимин хочет возразить, что всё это неправда, но не может. Он часто выходит. Только когда дома никого. Он по-прежнему много разговаривает с Намджуном. Только с ним. Они часто ужинают вдвоем, сидя на полу в спальне Чимина. Всех остальных он избегает. — Просто помни, что у тебя есть мы. Пожалуйста, Чимин. Если тебе нужно с кем-то поговорить или… — Юнги тянется, чтобы обнять его, но Чимин резко поднимается и отходит на пару шагов. — Я помню. Спасибо. Я очень ценю это. Правда. Чимин сбегает раньше, чем Юнги успевает что-то ответить, и прячется в своей комнате, в своем уютном гнездышке. Он правда любит ребят и не знает, что бы делал без их поддержки, но иногда всего этого становится слишком много. Случившееся в клубе отпечаталось в нем намного больше, чем он готов признать.

***

Чимин просыпается от осторожных прикосновений. Намджун сидит на ковре у кровати и рассеянно перебирает его волосы. Чимин приоткрывает один глаз и ловит улыбку Намджуна. Рядом с любым другим альфой было бы страшно и неловко находиться таким беззащитным, лежа в беспорядке из чужой одежды и подушек. Но Чимин подпускает Намджуна ближе, стирает четкие границы между ними еще в тот момент, когда позволяет ему увидеть свое гнездо. — Вставай. Нам нужно съездить кое-куда. Нахмурившись, Чимин бросает взгляд на окно. Когда он засыпал, светило солнце, но сейчас на улице стемнело. — Куда? — Чимин неохотно садится и свешивает ноги с кровати, борясь с желанием снова завалиться лицом в подушку. Он почти падает обратно, но Намджун возвращает его в прежнее положение. — Пока сказать не могу. Оденься во что-нибудь удобное и неприметное. — Неприметное? Я надеялся, что, раз ты разбудил меня, мы поедем хотя бы в ресторан. Намджун смеется и с Тоторо на руках встает с пола. — Хотя бы? — он приподнимает бровь. — Ладно, завтра отвезу тебя в ресторан, а сегодня займемся делами. Через пятнадцать минут будь готов. Чимин ненавидит спешку, особенно когда он только встал с кровати и не до конца проснулся. Он спускается в гараж за пять минут до назначенного срока. — Мы едем не в город? — спрашивает Чимин, оглядываясь по сторонам и замечая, что они едут не по обычной дороге. Чимин доверяет Намджуну. Больше, чем кому-либо еще. Но, когда они сворачивают к заброшенным складам на причале незнакомого городка, Чимин нервничает. Вокруг так тихо, только моторные лодки покачиваются у дощатого дока. — Считай, у нас особое задание. Это ненадолго. Займет меньше получаса. — Ты же не хотел втягивать меня в криминал. Ты сам говорил, — испуганно бормочет Чимин. — Люди такие непостоянные создания, правда? — Намджун усмехается и, припарковавшись в тени, берет его за руку. — Тебе не нужно ничего делать. Только если ты не захочешь сам. Я всё время буду рядом. Ты веришь мне? Чимин смотрит ему в глаза, гадая, что же он задумал. Ему не нравится эта идея. — Верю. Намджун протягивает ему свой пистолет. На всякий случай. Железные двери склада медленно открываются перед ними. Внутри человек десять, может, больше, все безликие, одетые в черное. Они склоняют головы, когда входит Намджун. Чимин еще никогда не видел, чтобы в его взгляде таких теплых глаз было столько стали и льда. Запах гнилой рыбы и водорослей заставляет сморщиться. Но Чимин чувствует что-то еще. Что-то, напоминающее кровь. Намджун делает жест рукой, и несколько мужчин расступаются, пропуская вперед двух других, тащащих какой-то крупный мешок. Чимин неосознанно пятится, хватаясь обеими руками за локоть Намджуна и крепко сжимая его. На свет выволакивают совсем не мешок, а альфу с завязанными за спиной руками. От сильного толчка он падает на колени. С головы сдирают черный мешок. Его избитое лицо обезображено настолько, что в нем сложно узнать человека. Но Чимин навсегда запомнил этот запах. — Это он, верно? — спрашивает Намджун, впервые смотря на омегу. Он знает ответ, но Чимин всё равно кивает. — Не надо, нет, — альфа начинает хрипеть, дергаться, извиваться в чужих руках, когда Намджун приближается. — Чимин просил так же? Сколько еще омег просило тебя остановиться? Отвечай, когда я с тобой разговариваю, — Намджун стискивает волосы на затылке, заставляя его поднять лицо к свету. — Извинись. — Я ничего не делал. Клянусь. Это ошибка. Он сам всё вертелся передо мной и… Удар с ноги заставляет альфу взвыть. Он падает на бок. Белки глаз, обезумевших от страха и невыносимой боли, ярко выделяются на окровавленном лице. Чимин вскрикивает, но тотчас зажимает себе рот. Он видел Намджуна злым не раз — сейчас в его действиях нет агрессии, только холодная беспощадность. — Я сказал, проси прощения, — медленно повторяет Намджун. Альфа судорожно дергается, пытаясь отползти от Намджуна, и смотрит на Чимина расширившимися от отчаяния глазами. — Мне жаль. Извини. Так жаль, — с жаром повторяет он в надежде, что сердце омеги дрогнет и он милосердно заступится за него. Намджун подходит к Чимину и, обнимая за плечи, вынуждает отвернуться. — Извиняешь? Одно твое слово, и его отпустят. Думаю, он усвоил урок и больше никого не тронет. — А если нет? Его убьют? — бесцветно спрашивает Чимин. — Тебе не нужно знать детали. Но обещаю, он будет жалеть об этом до последнего вздоха. Они смотрят друг другу в глаза мучительно долго. Чимин разворачивается и уходит на улицу. Его легкие шаги оглушают в повисшей тишине. Кажется, даже альфа, валяющийся на полу, шокирован. — Разберитесь тут, — слышит он короткий приказ и шаги за спиной. Намджун подходит сзади и обнимает его. Чимин откидывает голову ему на плечо и смотрит на звезды у них над головой. — Это неправильно. Мне следовало простить его. Ты разочарован? — Я горжусь тобой, Чимин. — Почему? Тебе доставляет это наслаждение? Жестокость, убийства, то, что тебя боятся, считают чуть ли не монстром… И я теперь тоже таким становлюсь. Чимин чувствует эти изменения почти на физическом уровне. Пак Чимин, который каждый день находил силы на фальшивые улыбки, терпел скотское отношения мужа и наивно надеялся, что когда-нибудь его все-таки полюбят — этот Пак Чимин ни за что не допустил бы насилие. Он бы умолял Намджуна отпустить альфу. Он бы принял эти извинения, ему бы не понадобилась месть. Но, кажется, этот Пак Чимин умер не только для всего мира, но и для себя самого. Чимина не приводит в ужас, что он обрек человека на мучительную смерть. Он хочет, чтобы приводило, но нет. Яд удовлетворения течет по его жилам, наполняет сердце. Чимин привык, что во всех случившихся с ним проблемах винили его, он даже не помнит, заступался ли кто-нибудь за него раньше. Но Намджун на его стороне. Намджун из-под земли достал его обидчика. Намджун убьет за него. — Это никому не может нравиться, но есть поступки, которые невозможно простить. Этот урод был готов до последнего винить тебя. Я не позволю никому делать тебе больно и уйти безнаказанным, — голос Намджуна, звучащий так жестко, смягчается, когда обращается к Чимину. — Я горжусь тем, каким сильным и смелым ты стал. Ты не растерялся ни тогда, ни сейчас. Я знаю, как тебе больно и страшно. Но у тебя есть я. Чимин переворачивается лицом к Намджуну и заглядывает в его глаза, угольно-черные в ночной темноте. Он видит в них свое отражение и много-много тепла. Намджун смотрит на него, будто он особенный. И Чимин ему верит. Каждому слову, каждому прикосновению и взгляду. — Спасибо, — Чимин приподнимается на цыпочки и касается губами его щеки. Намджун слегка поворачивает голову, их лица так близко, что дыхание греет кожу, и на мгновение, на самый короткий миг, Чимин уверен, что они поцелуются. По-настоящему. Он взволнованно облизывает губы, выдавая свои мысли с потрохами, Намджун опускает на них взгляд, едва заметно улыбается. Сердце Чимина колотится так сильно, словно и оно хочет вырваться из груди и прыгнуть в руки Намджуна. Он думал, что испытал весь спектр эмоций за одну неделю, но это томительное предвкушение, нежность, трепет и радость — всё впервые. Намджун медленно приближается, но в последнюю секунду, когда внутри Чимина уже готовы были взрываться целые галактики, он склоняется ниже и принюхивается. Чимин чувствует его дыхание на своей шее, его холодный нос, его руки на своей талии, и тело предательски слабеет от внезапной близости. — Чимин, — шепчет Намджун, отстраняясь на секунду. Его губы расцветают в улыбке неверия, восхищения и радости, когда он снова вдыхает еще совсем слабый, но такой сладкий запах, струящийся от шеи омеги. — Это жасмин.