the tenderest of care

— Знаешь, что делают львицы, когда партнер не удовлетворяет их сексуальные потребности? — спрашивает Чимин, накручивая волосы Намджуна на палец. — Кусают их за яйца. Чимин клацает зубами у уха в подтверждение серьёзности своих угроз. — Если мой маленький львенок не даст мне поспать хотя бы до десяти… — начинает Намджун, но его голос тонет в сонных бормотаниях в подушку. — Трахнешь меня так, чтобы я не смог ходить? — Столкну тебя с кровати. Чимин смеется, прижимаясь лбом к его теплому плечу. За окном просыпается незнакомый город, открываются магазины, люди спешат на работу, машины заполняют дороги. Но в их маленьком мире среди раскиданных подушек и сбившихся простыней царит тихое спокойствие. То редкое безмятежное спокойствие, которое не вызывает предчувствия надвигающейся беды. Словно в будущем их ждут только миллионы счастливых дней. Чимину не нужен Чикаго с заснеженными улицами и высокими небоскребами. Всё, чего он хочет, — заниматься любовью с Намджуном днями и ночами, лениво целоваться, много обниматься и не вылезать из кровати. Будь его воля, вся неделя в Чикаго прошла бы именно так, но Намджуну такие планы приходятся не по душе. Они отсыпаются до самого обеда, а потом Намджун вытаскивает его в свет. И Чикаго оказывается городом мечты. Не то чтобы Чимин видел много городов за пределами Кореи — его скромный опыт ограничивался одной поездкой в Париж и недавним путешествием в Буэнос-Айрес. Ему не с чем сравнивать, но этот город похож на воплощение всех рождественских фильмов, которые он так любит. Намджун делает каждый момент в сотни раз лучше одним своим присутствием, но, когда он берет Чимина за руку, кажется, будто Last Christmas, мягко льющаяся из громкоговорителей, играет для них двоих. Они приходят на рождественский рынок, где в каждой палатке прячется что-то чудесное: пряничные домики с пряничными человечками, фигурки Санта-Клаусов и оленей, винтажные открытки и музыкальные шкатулки, ленточки, колокольчики и елочные игрушки. Чимин загорается идеей привезти всем подарки и вспоминает даже про племянников Намджуна, Джиён и Сыльги, соседей и своих новых друзей с работы. — Я не ношу такое, — смеется Намджун, разглядывая красно-белый свитер с оленями. — Ты ничего не понимаешь. Наши отношения станут серьёзными, только когда у нас появятся парные свитеры. Это закон всех серьёзных отношений. Заполучив новый свитер, Чимин чувствует себя таким счастливым, что чуть не подпрыгивает на каждом шагу. Они гуляют по парку, разговаривают обо всем на свете и катаются на коньках. У Намджуна краснеет нос, пальцы леденеют, когда они, взъерошенные и уставшие, пьют горячий шоколад, и Чимин пытается согреть его ладони в своих. После долгих прогулок на свежем воздухе у них не остаётся ни сил, ни желания готовить, но в Чикаго так много мест, куда хочется зайти. Они едят в кафе и ресторанах, каждый раз новых. Чимин съедает всё подчистую, даже не придавая этому значения. Панкейки, политые медом, и огромные бургеры, картофельные салаты и стейки из лосося — одного взгляда хватает, чтобы пробудить аппетит. Чимин осознает это лишь после сеанса с психотерапевтом. Он действительно ест, не испытывая вину и не желая засунуть пальцы в рот. Он не подсчитывает калории, ни в чем себе не отказывает и не думает о лишнем весе. И, разворачивая шоколадку, которую оставил на столе Намджун, Чимин бросает взгляд в зеркало и улыбается своему отражению. — Ты мой самый-самый лучший подарок, — шепчет Чимин и, прикрыв глаза, трется о холодный нос Намджуна. — Я определенно сделал что-то очень хорошее, раз жизнь подарила мне тебя. Его слова звучат так банально, но он говорит от всего сердца. Намджун появился так внезапно, вырвал его из привычной жизни, но подарил так много всего, о чем Чимин не смел и мечтать. Благодаря Намджуну он так сильно изменился, что, оглядываясь в прошлое, Чимин не верит, что всерьёз считал свою прежнюю жизнь терпимой и нормальной. Теперь Чимин никому не позволит оскорбить себя или ударить. Он будет защищаться, драться и скорее убьет, чем даст себя в обиду. — А может, это ты мой? Намджун целует его. Снег хлопьями опускается на землю. От бликов уличных фонарей Чимин светится, как ангел. В ночном парке никого, кроме них одних. За всю неделю, проведенную вместе, Намджун ни разу не интересуется работой. Они часто созваниваются и с ребятами, и с родителями, и с Джиён, но говорит в основном Чимин, а Намджун лежит рядом и слушает. Он знает, что Хосок со всем справится, может, даже лучше него самого, а если возникнут трудности, рядом есть Тэхён и Чонгук. Намджун не хочет тратить ни секунды на что-то, кроме Чимина. — А татуировки больно делать? — спрашивает Чимин, очерчивая пальцем контур огненных завитков на руке. Когда Намджун переворачивается на живот, дракон у него на спине оживает, шевелит крыльями, изгибается, словно вот-вот взлетит. — Неприятно. Зависит от места, — улыбается Намджун, замечая, как увлечен Чимин. — Не знал, что тебе такое нравится. Тоже хочешь? — А можно? Ты не против? — Чимин наклоняется, чтобы убедиться, что он не шутит. — Хватит спрашивать разрешения, если ты чего-то хочешь. Это твое тело, делай с ним, что хочешь. Лишь бы это не вредило твоему здоровью. Чимин подпирает голову ладонью и, рассеянно водя пальцем по спине Намджуна, с сомнением хмурится. В детстве он так восхищался татуировками и был уверен, что набьет первую, как только станет совершеннолетним. Но что-то в его жизни пошло не так. — Но я хочу знать твоё мнение. То есть, знаешь, татуировки на омегах… Не хочу, чтобы ты считал моё тело грязным. — Ты слишком волнуешься о всякой ерунде. Твоё тело всегда будет красивым. Самым красивым. Но знаешь, что в тебе ещё красивее? — Намджун привлекает его к себе и целует. — Твоя сила и старательность, ты не опускаешь руки, когда что-то не получается, даже если это тяжело. И твоя забота обо всех вокруг, о людях и животных. Но лучше всего твоя улыбка. Улыбайся почаще. Хочу, чтобы мой омега был счастлив. Чимин смущённо смеётся. Намджун предлагает поискать тату-салон в Чикаго, чтобы это событие стало вдвойне особенным и незабываемым, но Чимин отказывается. Ему нужно время, чтобы взвесить все за и против, собраться с мыслями и морально подготовиться. На это могло уйти много лет, потому что любые перемены — не самая приятная часть жизни. Но Чимин бросается с головой в этот омут. Он находит номер Сумин, девушки, которая помогла ему с документами, и сам записывается на сеанс, как только они возвращаются домой. Намджун соглашается пойти с ним. — Даже за ручку не возьмёшь? — Чимин нервно смеется, пока Сумин готовит оборудование. Он сидит в кресле без футболки и старается отвлечься от мысли, что это самый смелый и необдуманный поступок в его жизни. Это всего лишь глупая шутка, но Намджун притягивает табурет на колесиках к креслу и берет его за руку, одним простым движением заставляя забыть обо всём. Чимин привык к публичным проявлением чувств в своих прошлых отношениях — поправить его одежду, держаться за руки, улыбаться, когда он открывает дверь и отодвигает стул, целомудренные поцелуи в щеку, не пошлые, потому что это может навредить репутации. Это была игра, и Чимин хорошо знал, как в неё играть. Сейчас всё иначе. Он искренне любит Намджуна, хочет касаться его каждую секунду, но не позволяет себе делать это при посторонних. Они не обсуждали это, просто Чимину кажется естественным, что Намджун не захочет афишировать их отношения. Это может пошатнуть его авторитет. Но для Намджуна входит в привычку целовать его при встрече с одинаковой нежностью, когда они наедине и когда их могут увидеть. Его рука часто покоится на плечах или талии Чимина, когда они вместе. Он без раздумий надевает одежду, хранящую цветочный запах, и на шутку Сумин, что они выглядят совсем как парочка, невозмутимо отвечает, что они встречаются. — Больно? Чимин натягивает улыбку. Его предупреждали, что ребра — не лучшее место для первой татуировки, но он был готов к боли и не собирается жаловаться. — Даже приятно. — Мазохист, — усмехается Намджун, но Чимин видит одобрение в его глазах, и больше ему ничего не нужно.

***

— Чимин? — тихо зовет Намджун, проверяя, спит ли свернувшийся на диване омега. — Да? — бормочет Чимин, но не открывает глаза. Он вернулся домой часа три назад, но еще не переоделся и даже не переобулся — его ноги свисают на пол, как будто Чимин превратился в желе и медленно стекает с дивана. Сильный запах кофе почти перекрывает нежный жасмин. Намджун садится рядом. — Ты ужинал? — Хотел подождать тебя. Но уже не хочу ничего есть. Так устал, — Чимин жалобно вздыхает. Всего месяц назад Намджун не допустил бы, чтобы он пропускал ужины, но цифры на весах, переставшие скакать, здоровый аппетит и даже психотерапевт — всё говорит о том, что Чимину гораздо лучше. — Было что-нибудь интересное на работе? — спрашивает Намджун, поднимая ноги Чимина к себе на колени и бережно снимая кроссовки. — Мне сказали, что я очень похож на Пак Чимина. Вот же глупости, мы абсолютно не похожи, — бормочет Чимин, но уголки его губ ползут вверх. — Ты намного лучше, — Поньо лезет под руки, напрашиваясь на ласку, и Намджун гладит ее. — Пошли спать. Чимин недовольно стонет, прижимая к себе Диппи. — Только если ты меня отнесешь. — Отнесу. Иди ко мне. Чимин перебирается на колени к Намджуну и обнимает его за шею одной рукой, а другой — придерживает Диппи и Поньо. Намджун уносит их в свою спальню и осторожно кладет на кровать. Чимин тут же зарывается под одеяло. — Переоденься хотя бы, — Намджун морщится, понимая, что Чимин уснул бы и на полу. Постоянное общение с людьми, раздражительные клиенты и курсы английского, к которым Чимин прилежно выполняет каждое домашнее задание, иногда консультируясь с Намджуном, сильно выматывают его. По правде говоря, Намджун был уверен, что работа в кофейне — романтизированная мечта, навеянная красивыми фотографиями в инстаграме и романтичными книжками, и Чимин продержится пару недель и вернется к прежней жизни. Но Чимин работает так усердно, что мог бы стать работником месяца, если бы их коллектив не состоял всего из четырех человек. — Вытяни руки, — Намджун помогает Чимину приподняться и снимает с него футболку. — С джинсами справишься? Чимин отрицательно мычит и падает на подушки, раскидывая руки в стороны. — Чувствую себя ребенком. Намджун раздевает его и, подождав, пока он уляжется, накрывает одеялом. — А ты? — Чимин с трудом открывает слипающиеся глаза и приподнимается на локте. — В душ. Я же не такой грязнуля, как ты. Спи давай, — Намджун целует его перед сном и выключает свет. Когда он возвращается в постель, Чимин неосознанно тянется к теплу и утыкается носом ему в спину. Намджун накрывает его ладонь у себя на груди и засыпает с рассеянной улыбкой на губах.

***

— Босс, к вам омега. Чимином представился. Хочет вас видеть. Пускать? Намджун поднимает голову и, бросая взгляд на часы, хмурится. Чимин должен быть на приеме у психотерапевта, а не в подпольном казино, о местонахождении которого он даже не знает. Намджун не смог отвезти его сам, поэтому поручил это своему водителю, которому доверял на все сто процентов. Джисон бы точно сообщил, если бы что-то пошло не так. — Пускай. А вы можете идти. Когда дверь снова открывается, на пороге стоит Чимин, сжимая в руках черный ланч-бокс и большой стаканчик кофе. Он отходит в сторону, пропуская двух крупных альф, которые не бросают на него ни единого взгляда. Намджун хорошо их выдрессировал. Дождавшись, когда их оставят наедине, Чимин подбегает к нему. — Я соскучился, — он не выглядит ни испуганным, ни грустным, но Намджун машинально оглядывает его. — Что ты тут делаешь? Чимин слегка теряется и взъерошивает волосы. — Извини, что приехал вот так без предупреждения. Я просто… Ты ведь уехал без обеда, и я подумал, тебе будет приятно, если я принесу что-нибудь перекусить. Что-то вроде сюрприза. Я сделал кофе для тебя, и тут еще пирожные из нашей кофейни. Это ведь ничего? — Конечно, нет. Всё хорошо. Я рад тебя видеть, и я правда проголодался. — Когда Намджун думает, что заботиться больше, чем это уже делает Чимин, просто невозможно, он находит способы удивлять. — Почему ты не у врача? Чимин отстраняется, выпуская Намджуна из объятий, и с интересом осматривает просторный кабинет, отделанный в тёмных тонах. — Он позвонил утром и отменил сеанс. Только не злись на Джисона. Это я подговорил его, а он соблазнился на мой вкусный кофе с печеньками. Я так устал, что мы совсем не видимся. Даже по утрам, — Чимин расстроенно дует губы, делая вид, что это не всерьёз, но Намджун чувствует лёгкую обиду в голосе. Чимин останавливается у скрещенных катан, висящих на стене. — У тебя тут всё совсем не так, как я представлял. Он заглядывает за одну из раздвижных дверей, но не находит там ничего интересного. — И что же ты представлял? — Хм, богатых альф, которые снюхивают дорожки кокаина с голых омег. Может, стриптизёрш? — Чимин подцепляет пальцем лежащий на столе пистолет и вертит его в руках. — Если тут нет стриптизёрш, почему ты вечно здесь торчишь? — Ревнуешь? Намджун расплывается в самодовольной улыбке. Чимин склоняет голову набок, не отпуская пистолет. — А что, если да? — Я всё равно не буду смотреть ни на кого, кроме тебя, даже если вокруг будут десятки голых омег и горячих стриптизёрш, — Намджун опускает руки на его бёдра и рывком подсаживает на стол. С губ Чимина срывается удивлённый вздох, но он тонет в настойчивом поцелуе. «…ни на кого, кроме тебя». Ему жизненно необходимо слышать снова и снова подтверждение, что для Намджуна он по-прежнему красивый, желанный и особенный. Чимин словно нежный цветок, только подпитывает его не вода и солнце, а комплименты и любовь. Чимин тянет его на себя, обвивая руками шею, а ногами — бедра, и Намджуну приходится опереться о стол, чтобы не упасть. Он приобнимает Чимина за талию, проникая ладонью под его толстовку. Мысль о том, что их могут найти в таком положении, самозабвенно целующихся, почти возбуждённых, распаляет сильнее, хотя это практически невозможно. Ни один из подчинённых Намджуна не посмеет зайти без стука. Чимин не соврал, сказав, что соскучился. Это было заметное преуменьшение. В действительности они оба так истосковались, что готовы наброситься друг на друга даже здесь, в самом неподходящем месте. Они спят в одной спальне, то у Намджуна, то у Чимина, много целуются и обнимаются в попытке наверстать упущенное в минуты короткого уединения, но дальше невинных ласк ничего не заходит. — Прошу, скажи, что у тебя здесь завалялись презервативы, — запах Намджуна сводит с ума, и Чимин так сильно хочет большего, что скоро расплачется. Он судорожно расстёгивает пуговицы на рубашке Намджуна и, полностью откидываясь на его руки, льнёт губами к раскалённой коже, целует его грудь и ключицы, так часто, словно их время ограничено. Намджун укладывает его спиной на стол и нависает сверху. Чимин часто дышит и облизывает раскрасневшиеся губы. — Они нам и не понадобятся. — Что? Ты хочешь без них? Но… — Чимин растерянно моргает, но приподнимает бёдра, когда Намджун расстегивает ремень и ширинку и выпускает возбуждённый член из тесного белья. — Ты доверяешь мне? Чимин кивает, не задумываясь ни на секунду. Он позволит делать с собой что угодно. Намджун обращается с ним как с самым дорогим и хрупким произведением искусства. Но самое лучшее — Намджун уважает его и ни за что не навредит. Намджун смотрит в его блестящие глаза и не находит ни тени сомнения, лишь слепое желание и просьбу не останавливаться. Он вжимает Чимина в стол, покрывая его шею влажными поцелуями. — Нас услышат, — бормочет Чимин, стискивая рубашку на спине Намджуна. — Тут хорошая звукоизоляция, — Намджун спускается ниже и задирает толстовку повыше. Чувствуя его губы на своём животе, Чимин судорожно вздыхает и прикрывает рот тыльной стороной ладони. — Никто не услышит. Можешь хоть кричать. — Звукоизоляция, чтобы никто не слышал, как ты трахаешься со всякими омегами? — на автомате выдаёт Чимин и вскрикивает от неожиданности, когда Намджун кусает его. — Хорошо-хорошо, молчу. Чимин извивается под ласками, задыхаясь от страсти, но крепкие руки Намджуна удерживают его бёдра, не позволяют съехать со стола. — Ну уж нет, я хочу тебя слышать, — горячее дыхание обжигает член, и Чимин вздрагивает всем телом, его глаза расширяются. Он резко приподнимается на локтях, его губы приоткрываются, но он не издаёт ни звука, глядя то в глаза Намджуну, то на его язык, огибающий головку. Чимин смотрит, не в силах отвести взгляд. Это так горячо и так неправильно. Альфы не должны этого делать. Разве это не считается унизительным, противным и не мужественным? Чимин хочет попросить его прекратить, он почти делает это, но Намджун наклоняет голову и медленно целует его член от основания до головки, проводит языком. Каждое касание мокрое, горячее, мучительно сладкое, и Чимин способен лишь растекаться по столу. Откидывая голову назад, Чимин шумно ловит ртом воздух. Его глаза плотно закрыты, и ресницы трепетно дрожат, отбрасывая тени на его щёки. Он закусывает губу, но тихие стоны всё равно заполняют комнату. Намджун отстраняется, чтобы упасть в кресло, и Чимин разочарованно двигает бёдрами, напрашиваясь на продолжение. Он выдыхает так жалобно, едва не скулит. Намджун подкатывает кресло, устраиваясь между его ног, обхватывает его член и одним движением насаживается на него ртом, выбивая весь воздух из лёгких. — Боже. Чимин приподнимается, опираясь руками о стол позади себя. Его ноги рефлекторно сжимаются вокруг плеч Намджуна. Ладонь ползёт вниз и путается в волосах его альфы. Чимин слегка надавливает на затылок, желая усилить ощущения. Из горла Намджуна вырываются хриплые звуки, он давится членом, и Чимина обдаёт волной жара. Он испуганно убирает руку. — Прости. Чёрт, чёрт, прости, пожалуйста, я просто… — спутанно начинает он, но Намджун находит его ладонь и возвращает на прежнее место. Он заглатывает глубже. Чимина слегка потряхивает от ярких чувств, бьющих через край. Внутри зажигается огонь, он нарастает, нарастает, пока не охватывает всё тело и взрывается. Чимин сжимает волосы Намджуна в кулак и оттягивает назад. Кровь стучит в висках. Мышцы сокращаются. Ему требуется ещё пара секунд, чтобы осознать, что произошло. Капли спермы стекают по подбородку Намджуна. — О боже, — шепчет Чимин и прижимает ладонь ко рту. — Прости. — Ты первый омега, который кончил мне на лицо, — Намджун смеётся и достает из ящика влажные салфетки. Чимин закрывает лицо руками и падает обратно на стол. — Боже, — повторяет он. — Какой позор. Я не ожидал, что кончу так скоро. — Мне льстит, что тебе так хорошо со мной, — Намджун вытирает лицо, застёгивает рубашку и, откинувшись в кресле, берёт стаканчик кофе, заботливо принесённый омегой. Чимин не шевелится. — Ты живой? — Нет, я умер от стыда, — бормочет он. Намджун с трудом сдерживает смех от того, с какой трагичностью говорит Чимин. Даже сквозь руки видно, как покраснели его щёки. — Всё в порядке, котёнок, — Намджун гладит его по колену. — Ну что ты стесняешься, как девственник? Чимин смотрит на него сквозь пальцы. — Такого у меня ни с кем не было. То есть… Я не думал, что ты решишь сделать это ртом. Боже, это так грязно. — Тебе не понравилось? — удивлённо спрашивает Намджун. Даже в самые жаркие ночи Чимин не был таким шумным и раскрепощённым, как сейчас. Он издавал такие невообразимые звуки, что Намджун готов каждый день делать это, чтобы слушать его стоны. Чимин садится и поправляет одежду. — Мне было хорошо. Очень хорошо. Просто не хочу, чтобы тебе было противно. — Эй, ты мой любимый омега, с чего бы мне было противно? Ты такой горячий, когда хватаешь меня за волосы. Чимин обречённо стонет и пересаживается на колени Намджуна. Ему ни с кем не было так хорошо, но сегодня… Чимина словно выкинуло в открытый космос. Вся Вселенная раскинулась под его ногами, пока он медленно парил на крыльях наслаждения. Это было намного лучше, чем просто «хорошо». — От тебя пахнет мной, — шепчет Чимин, вдыхая запах его волос. — Вдруг теперь все будут болтать лишнего о том, что ты… — Что у меня такой роскошный парень? — перебивает Намджун. — Пусть болтают. Хочу, чтобы все знали, как мне повезло, что такое сокровище, как ты, досталось мне. Намджун трётся носом о его шею, вызывая смех. Чимин расслабляется. Голова по-прежнему кружится. — Мне лучше не приходить сюда, да? — тихо спрашивает он через пару минут. — Ничего страшного, я ведь понимаю, какая неоднозначная у тебя работа. — Приходи сюда, когда захочешь. Тебя пустят ко мне, чем бы я ни был занят. Только… носи с собой оружие, хорошо? Это не самое безопасное место, и времена сейчас неспокойные. Я хочу, чтобы ты всегда мог за себя постоять. Намджун вкладывает свой пистолет в его ладони и сжимает их. Металл холодит кожу. Чимин целует его в щёку и поднимается. На ватных ногах он обходит стол и опускается на стул напротив. — У тебя есть время, чтобы поговорить? Это очень важно для меня, — начинает он, неуверенный, что подобрал правильный момент. Его мысли заплетаются после оргазма, а губы Намджуна всё ещё красные после минета. — У меня к тебе деловое предложение. Намджун вскидывает брови и сразу же садится ровнее, всем своим видом показывая, что он готов слушать. — Какое же? — Я не сказал тебе раньше, потому что сам не знал, надо ли мне это, но сейчас… Я много думал и теперь знаю, что хочу этого. И мне нужна твоя помощь. Мне нужны деньги. Намджун хмурится. Они оформили банковскую карту на имя Чимина, как только ему сделали новые документы, потому что Намджун не хотел иметь доступ к его счетам. Чимин мог тратить деньги на всё, что захочет, и Намджун никогда не проверял его расходы, просто раз в месяц пополнял баланс карты на сумму. Все медицинские счета оплачивает Намджун, а Чимин сам по себе далеко не транжира. Он часто покупает маленькие подарки близким, но на себя почти не тратится. Его самыми дорогими покупками были какие-то элитные виды кошачьего корма. Намджун знал это, потому что Чимин сам показывал всё, что покупает. Получается, что на карточке должна накопиться крупная сумма. — Расскажешь, в чём дело? — Помнишь, ты говорил, что сейчас необязательно учиться много лет в университете, чтобы овладеть какой-то специальностью? Я попросил Джинни-хёна помочь, потому что, ну, он же адвокат. — Как это связано? — Ну, если человек смог разобраться во всех этих бесконечных законах, наверное, в профессиональных курсах он сможет разобраться, — пожимает плечами Чимин и продолжает. — Он помог мне подыскать идеальный вариант, это всё дистанционно, и я смогу заниматься дома. Но там нужно оплатить обучение сразу, а моей зарплаты не хватит. — Я всё оплачу, просто скажи, сколько нужно, и я… — Нет! — обрывает его Чимин и сцепляет ладони в замок. Он пытается подобрать правильные слова, чтобы Намджун понял его чувства, но все причины звучат так по-идиотски. — Понимаешь, я не хочу, чтобы ты оплачивал мои глупые хотелки. У меня есть работа, я могу и сам это делать. Я откладываю понемногу, но этого всё равно не хватает. Дай мне в долг. Можешь даже под проценты. Я тебе всё верну. — Но зачем? Не могу же я раздавать кредиты своему омеге. Мои деньги — твои деньги. Бери, сколько нужно, это пустяки. — Я не хочу всю жизнь просидеть у тебя на шее. Это не пустяки для меня. Почему ты не воспринимаешь меня всерьёз? Я хочу добиться чего-то сам. Хочу доказать хотя бы самому себе, что я тоже что-то могу. Я всю свою жизнь был обязан родителям или Минсоку. Всё, что я имел, всё по сути принадлежало им. Думаешь, я стал таким известным самостоятельно и меня приглашали сниматься в рекламе из-за красивой мордашки? Нет, это всё фамилия и связи Минсока. Это он сделал из меня того, кем я был. Он дал мне всё. — Психологические травмы, например? — с сарказмом спрашивает Намджун. Он никогда не забывал о прошлом Чимина, но от одного имени Минсока внутри просыпается раздражение. У Минсока была возможность сделать Чимина счастливым, для этого требовалось так мало, но он предпочёл ломать его. — Речь не об этом. Я хочу оплатить свои курсы сам, чтобы потом смотреть на диплом и гордиться собой. Пусть он никогда мне не пригодится, зато я буду знать, что способен на что-то серьёзное. Боже, ладно. Это глупая идея. Давай забудем обо всём, — Чимин тоже раздражается, и ситуация грозит стать опасной, но Намджун протягивает к нему руки через стол. — Нет, я понимаю. И я уже горжусь тобой. Ты уже многого добился сам, и, уверен, добьёшься ещё большего. Я одолжу тебе, сколько не хватает, — обещает Намджун, переплетая их пальцы. Чимин улыбается. Его маленькие мечты сбываются одна за другой.

***

Неотложные дела в выходной — не самая приятная штука. Намджун обещает приехать к пяти, чтобы остаток вечера провести вдвоём с Чимином, но что-то подсказывает ему, что, возможно, он задержится до семи. Уже в машине Намджун замечает, что телефона нет в кармане куртки. Намджун возвращается домой тихо, чтобы не разбудить Чимина, планирующего спать до самого обеда. В коридоре он замечает, что дверь кабинета приоткрыта и оттуда доносится тихая возня. Положив руку на пистолет, Намджун медленно заглядывает внутрь. Чимин роется в ящиках стола и нервно кусает губы. Он слышит скрип половиц и вскидывает голову. — Х-хён? — в его глазах промелькает инстинктивный страх, всего на долю мгновения, и вот губы расползаются в напряжённой улыбке. — Я думал, ты уехал на работу. Что-то случилось? А я тут решил сделать уборку в доме, пыль протереть. — Что ты здесь делаешь, Чимин? — Намджун говорит медленно и чётко, но против воли в его голосе звучит ледяная сталь. — Вытираю пыль, я ведь сказал, — повторяет Чимин более твёрдо. Намджун подходит к нему, но омега спокоен. Не стушевавшись под пронзительным взглядом, Чимин направляется к двери, но Намджун резко толкает его к стене, впервые применяя чуть больше силы. — Спрошу иначе: какого чёрта ты копался в моих документах? — Какого чёрта ты так со мной разговариваешь? Я не твой подчинённый, чтобы ты повышал на меня голос, — вспыхивает он, с вызовом глядя в глаза. Намджун осознаёт кое-что важное: раньше Чимин в ужасе вздрагивал от одного взгляда, ожидая удара, но сейчас он будет упрямиться до конца и запугать его не получится. Это злит Намджуна. Он не хочет сомневаться в любимом человеке, но… — Я задал вопрос, Чимин. Будь добр, ответь. — Нет. Намджун бьет кулаком в стену, чтобы обуздать свой гнев, но на Чимина это не производит нужного эффекта. — Что ты творишь? Ты ведь поранишься, — он обхватывает ладонь Намджуна, бережно гладит его костяшки и осторожно целует, прогоняя жжение. — Иди к себе, Минни. Пожалуйста, просто уйди. Чимину не нужно повторять дважды. Он чувствует, как тяжелеют феромоны альфы, и больше не спорит. Намджун открывает ящики в поисках бумаг, которые могли заинтересовать Чимина, но мотивы омеги остаются туманными. — Я слышал шум. У тебя всё нормально? — заглядывает Хосок, встревоженно хмурясь. Намджун смотрит в пустой дверной проём, где скрылся человек, которого он полюбил всем сердцем, и переводит взгляд на Хосока. — Кто-то сливает инфу людям Минсока. Кто-то близкий. Вероятно, кто-то из нас семерых. Среди нас завёлся шпион, Хосок.