***
Чимин просыпается от какой-то возни. Намджун пристегивает его ремень безопасности. — Спи-спи. Просто предупредили о турбулентности. Не хочу, чтобы ты поранился. Чимина словно окатывает ледяной водой. Он широко раскрывает глаза, хватаясь за руку Намджуна. — Что? В смысле «о турбу…» — Чимин не договаривает, потому что самолет потряхивает. — Боже, мы что, падаем? — Тише. В этом нет ничего страшного. Это всё равно что плохие дороги, только в небе. — Мы умрем, и мои коты останутся сиротами, — вцепившись в подлокотники, бормочет Чимин. — Знал же, что надо было остаться дома. — Успокойся, никто не умрет, — Намджун кладет руку поверх его ладони. — Дыши, хорошо? Смотри, вот так. Вдох-выдох. Может, тебе дать воды? С Чимином всё в полном порядке, он даже не задыхается, просто слегка вспотел от страха, и руки похолодели, но Намджун выглядит таким встревоженным, словно Чимин на грани нервного срыва. — Не надо. Всё хорошо. Я просто не ожидал этого, — тряска слабеет, становясь едва ощутимой, но Намджун не убирает руку, а Чимин льнет к нему. — Впрочем, умереть не так страшно, как знакомиться с твоими родителями. — Ты боишься моих родителей? — Намджун удивленно приподнимает брови, не ожидая такого расклада. Ему казалось, что Чимин тревожится из-за перелета, но никак не из-за того, что будет после. — Вдруг я им не понравлюсь? Я так хочу им понравиться. Судя по вашим рассказам, они такие хорошие, но вдруг они увидят, какой я, и… Что они обо мне подумают? Какой-то никчемный омега, который сидит на шее у их сына, да еще и псих к тому же. Идеальный комплект. Чимин даже не представляет, как он переживет, если родители Намджуна отнесутся к нему враждебно. — Если еще хоть раз назовешь себя никчемным, я больше не буду тебя обнимать, — вопреки своим словам Намджун крепче прижимает его к себе. — Скорее случится апокалипсис, чем ты не понравишься моим родителям. Тебя невозможно не полюбить.***
Первое, что замечает Чимин, когда выходит из самолета, — Буэнос-Айрес яркий, настолько, что приходится щуриться. У людей вокруг загорелая кожа и улыбчивые лица. Второе, что замечает Чимин, — отовсюду доносится незнакомый ему язык, он с трудом понимает вывески, написанные на английском, но люди говорят на испанском, так быстро, что у Чимина кружится голова. Он держится поближе к Намджуну, чтобы не потеряться. Их встречает отец Намджуна, высокий альфа лет пятидесяти с проседью в черных волосах и морщинками у глаз. Он представляется как Ким Дохва, пожимая Чимину руку. С трудом втиснувшись между Юнги и Тэхёном, Чонгук радуется, что муж Джиён не смог вырваться с работы и они прилетят только через несколько дней. — Если бы Чимин сел к Намджуну на колени, места было бы больше, — замечает Юнги и, не обращая внимания на покрасневшие щеки Чимина, продолжает. — Вон Хосоку некуда сесть, а ты, малыш, самый легкий. — Если бы Тэхён не раздвигал ноги и сел нормально, у Хосока было бы место, — шипит Чимин. — Да ладно вам, ребят, я и сам могу сесть на Намджуна, — примирительно говорит Хосок. Чимин уверен, что сгорит от стыда, потому что отец Намджуна, сидя на водительском месте, всё прекрасно слышит и видит, но всё внутри бунтует против предложения Хосока, и он перебирается на колени альфы. — Ты такой милый, когда стесняешься, — шепчет Намджун, обнимая его за талию. — Я всё ещё помню те приемы, которым ты меня учил, хён, — так же тихо отвечает Чимин. Когда приезжает Джиён с мужем и двумя детьми, просторный дом наполняется уютом, смехом и теплом. Погрузившись в предпраздничные хлопоты, они ездят по магазинам, закупаются продуктами и подарками, украшают дом, гуляют по городу. Со стороны можно было подумать, что у семьи Ким не трое детей, а семеро. Хосок рассорился со своими родственниками много лет назад. У Юнги и Тэхёна родителей не было и вовсе, а о происхождении Чонгука Чимин совсем ничего не знал. Может, поэтому они так тянутся к родительскому теплу. И всё же первые дни Чимина удивляет, с какой отеческой гордостью Ким Дохва слушает про успехи ребят. Он водит их на футбольные матчи, в кафе и бары, как своих собственных сыновей. Удивляет, с какой материнской нежностью Ким Юна кормит их домашней едой, треплет по волосам и шутливо ворчит, что они слишком редко звонят. Но еще больше Чимина удивляет, с какой легкостью его самого принимают в семью. — Откроешь, Минни? — спрашивает госпожа Ким, когда в дверь стучат. Чимин закрывает книжку со сказками, которую он читал маленькой Суа, и, улыбнувшись ей, направляется к двери. На пороге стоит девушка. То, что она альфа, Чимин понимает с первого взгляда. На ее лице ни грамма макияжа, длинные темные волосы, собранные в хвост, растрепались, но эта легкая небрежность лишь подчеркивает ее уверенность в себе. Чимин открывает рот, чтобы поздороваться, но не успевает. — Сыльги! — Намджун неверяще смеется, подходя к двери. — Думал, ты по-прежнему в Китае. Давно ты здесь? Намджун подходит к девушке, и они обмениваются объятиями, которые, по мнению застывшего рядом Чимина, длятся чуть дольше, чем дружеские. — Сколько лет не виделись. А ты неплохо выглядишь для своих лет, — ухмыляется Сыльги, отстраняясь от Намджуна. — Кто бы говорил. Ты же старше меня, — Намджун вдруг вспоминает про Чимина и поворачивается к нему. — Знакомься, это Сыльги. Мы, можно сказать, выросли вместе. А это Чимин. — Очень приятно. Чимин хочет сказать то же самое, но что-то внутри него чувствует угрозу. Так в их жизни появляется Кан Сыльги, девушка из дома по соседству, которая часто заходит к ним в гости и вписывается в их быт так идеально, словно всегда была его частью. Сыльги знают все, кроме Чимина. И, очевидно, любят ее тоже все, кроме Чимина. Чимин старается с ней подружиться, ведь она такая веселая, искренняя и непринужденная. Такая идеальная, что аж выть охота. О таких, как она, говорят «душа компании», но рядом с ней Чимин чувствует себя уязвимым. — Ого, это ты, Чонгукки? — спрашивает Чимин, разглядывая фоторамки, висящие на стене. — Такой милый. Счастливому Чонгуку с фотографии на вид лет пятнадцать. Он держит в руках удочку, а рядом стоят Сокджин и отец. — Ага, — Чонгук улыбается, предаваясь ностальгии. — Я прожил тут как-то больше года. Веселое было время. Чимин хочет порасспрашивать Чонгука об этом, но его взгляд падает на фотографию повыше, где Намджун обнимает девушку, подозрительно похожую на Сыльги. Им вряд ли больше двенадцати, но Чимин настораживается. — Кажется, они довольно близки, — мрачно бормочет Чимин. У Намджуна появились какие-то важные дела с Сыльги, связанные с работой, и они оба уехали еще утром. Снова. Видимо, дела действительно серьезные, раз Намджун не нашел свободной минуты, чтобы зайти к Чимину и пожелать доброго утра. — О, уже нет. То есть, конечно, в прошлом были, но сейчас не думаю. Они не виделись типа… лет пять? Очень долго, — говорит Чонгук, скорее чтобы успокоить Чимина. К ним подходит Джиён, интересуясь, пойдет ли Чимин с ними в парк аттракционов. — А ты хорошо знаешь Сыльги? — вырывается у него раньше, чем успевает спохватиться. — Неплохо, а что? Мы часто играли вместе в детстве: я, Сыльги и мои братья. Все шутили, что они с Намджуном — жених и невеста. Ох уж эта первая любовь. Так смешно вспоминать это сейчас. — У них были отношения? — Чимин переводит взгляд на фотографию. — Это слишком громко сказано. У всех, наверное, было что-то такое в детстве, даже у моей Суа уже есть «жених», а ей всего пять. В любом случае, они расстались, когда им было около пятнадцати. Намджун уехал учиться в Штаты, а Сыльги — в Китай, — рассказывает Джиён, спускаясь по лестнице на первый этаж. Чимин следует за ней попятам. — Если хочешь знать мое мнение, у них бы всё равно ничего не вышло. — Почему? — Какой бы чудесной девушкой ни была Сыльги, она альфа, и их отношения были бы постоянной борьбой за власть. Я не имею ничего против таких отношений, просто Намджуну нужен покой и комфорт хотя бы дома. Ему нужен кто-то, кто будет с ним на одной волне, кто-то, дополняющий его. Ты, например. Сердце Чимина подпрыгивает от неожиданности. Все вокруг настолько устали, что они ходят вокруг да около, что намекали об этом вполне открыто. Даже мама Намджуна однажды сказала, что всегда мечтала, чтобы у ее сына появился такой же хороший омега, как Чимин. И пора бы Чимину собрать всю свою храбрость и сказать Намджуну, что он хочет с ним встречаться. Но каждый раз, когда ему кажется, что он готов начать этот разговор, на горизонте его мыслей появляется Сыльги. Чимин надеялся, что в Аргентине они с Намджуном будут больше времени проводить вместе, но они только отдаляются, и Чимин начинает тонуть. Он подавляет все неправильные чувства, пока их не становится так много, что они затапливают его целиком. Он видит в Сыльги не милую девушку, которая искренне пытается подружиться с ним, а соперницу, которая пытается отобрать у него Намджуна. Соперницу, у которой намного больше шансов. — Смотри-ка, вы стоите под омелой. Все смотрят на изящную веточку омелы, висящую ровно над тем местом, на котором случайно остановились Намджун и Сыльги. Они непринужденно улыбаются и, оправдываясь традицией, обмениваются дружескими поцелуями в щеку. Не то чтобы только Чимин имеет право целовать Намджуна, здесь, в Аргентине, целовать друг друга в щеку — всё равно что пожимать руку при встрече, к этому нужно относиться проще, но… Бывшая девушка Намджуна целует его. Во всех рождественских мелодрамах есть поцелуи под омелой. Они всегда самые романтичные и самые милые, и Чимин с трудом сдерживает злые слезы от осознания, что у этой Сыльги есть всё, чего нет у него самого. И ее даже невозможно ненавидеть. На месте Намджуна он бы и сам выбрал свою первую любовь, а не омегу, которому нужен психотерапевт, просто чтобы нормально питаться и не сойти с ума. Вишенкой на торте разочарования становится решение Сыльги вернуться в Корею, чтобы уладить какие-то деловые вопросы. И билеты она берет, конечно, на тот же рейс. — Я сяду с Тэ, — говорит Чимин, собираясь пройти мимо Намджуна, но Сыльги опережает его. — Извини, но по билетам мое место рядом с Тэхёном, а твое — с Намджуном, и мне не хотелось бы меняться, — улыбается она и оставляет его позади. Чимин молчит, смотря в окно. Намджун тоже молчит, только смотрит он на Чимина. — Хотя бы расскажи, на что ты обижаешься, чтобы я знал, что сделал не так, — просит он, когда Аргентина светлым пятном остается позади. — Всё хорошо. Я не обижаюсь. — Правда? — Намджун берет его руку, заставляя разжать пальцы, и поглаживает темные лунки на ладони, оставшиеся от ногтей. — Не обижаешься, значит? Чимин ничего не отвечает и выдергивает руку. — Возможно, тебе поднимет настроение твой рождественский подарок, — начинает Намджун, пользуясь тем, какой Чимин любопытный. — Подарок? Но мы же договаривались, что будем дарить друг другу подарки, когда вернемся. Это нечестно. Я оставил подарок для тебя дома, — хмурится Чимин, но на его щеках появляются ямочки от едва сдерживаемой улыбки. — А что ты мне подаришь? — Ты ведь говорил, что хочешь увидеть мир. Вот мы с тобой и посмотрим Чикаго. Я сдал наши билеты, так что у нас есть целая неделя. Заодно попрактикуешься в английском. — Мы с тобой? — повторяет Чимин. — Да, Минни. Ты и я. Только мы вдвоем. — А как же твоя работа? И моя? И ребята? Они расстроятся, что мы бросим их. Всё это кажется шуткой, чем-то абсолютно нереальным, ведь разве можно вот так спонтанно бросить всё и остаться в другой стране, ничего не обсуждая и не планируя? — Ребята знают. Они только рады избавиться от нас. Я всё уладил и с работой, и с тем, где мы будем жить. Тебе остается только радоваться. Ты ведь рад, правда? Радость — непозволительное преуменьшение, потому что, бросаясь в объятия Намджуна и зажмуриваясь так, что перед глазами вспыхивают звезды, Чимин на седьмом небе. С каждым биением сердца в нем отдается мысль, как сильно он любит Намджуна. — Извини. Я так глупо себя веду. Сам не знаю, чего хочу. — Брось, у всех бывает плохое настроение, я всё понимаю. Но я не умею читать твои мысли. Если ты не говоришь со мной, как я смогу понять, чем ты расстроен? Чимин отодвигает лицо от его груди, и Намджун с улыбкой оставляет поцелуй на кончике носа. — Я просто не хочу тебя потерять. Но вы с Сыльги были постоянно вместе, и мне казалось, что ты забываешь про меня. То есть… Тебе-то с ней, конечно, интереснее, чем со мной, у вас море воспоминаний, она красивая и умная, да еще и твоя первая любовь. Так всегда бывает: она появилась, и теперь мне придется только ждать, когда ты поймешь, что она идеально тебе подходит. А потом вы начнете встречаться, и ты будешь уделять ей всё свое время, а я буду смотреть фильмы в компании своих котов и объедаться мороженым. Чимин уже в красках представляет свою смерть от тоски и одиночества, когда Намджун смеется и, закрыв глаза, прислоняется к его лбу своим. — Сыльги и правда очень красивая и умная, я уважаю ее и восхищаюсь многими ее талантами. Но я уже понял, что мне идеально подходишь ты. У тебя слишком богатая фантазия. — Но ты постоянно был с ней, а не со мной, — Чимину стыдно признаваться в своей слабости, но он такой эгоист, когда речь заходит о Намджуне. Ему хочется заполучить всё его время только себе. — А как я мог быть с тобой, если ты постоянно куда-то уходил то с кем-то из ребят, то с Джиён, то с моими родителями? — Я просто не хотел смотреть, как Сыльги уводит тебя. — Господи, Чимин, ты меня убиваешь, — Намджун вздыхает как-то обреченно и откидывается на спинку сиденья. — С чего ты взял, что я ей нужен? У Сыльги уже кто-то есть в Китае, ей и без меня хорошо. И ты очень ей понравился. Это она подсказала показать тебе Чикаго. Знаешь, почему? Потому что я ужасно по тебе скучал, хотя мы жили в одном доме. Чимин снова загорается. — Ты скучал по мне. Ох, хён, и как я жил без тебя, такого идеального? — счастливо мурлыкает он, прикрывая глаза. В аэропорту Чикаго они долго прощаются. Хосок просит почаще звонить и присылать фотографии, а Юнги советует хорошенько оторваться и кидает многозначительный взгляд на сумку Чимина, заставляя его покраснеть. Чикаго похож на сверкающую зимнюю сказку. Они прилетают вечером, и город встречает их яркими огнями рекламных баннеров и витрин магазинов. В Аргентине всегда светило солнце, и они ходили в одних футболках и шортах, но здесь всё заметает снегом. Чимин успокаивается, только когда Намджун дает обещание на мизинчиках, что они обязательно построят снеговика. Квартира, которую снял Намджун, совсем маленькая, однокомнатная, с тесной кухней, двуспальной кроватью и потрясающим видом на ночной город. На стенах висят рождественские венки и гирлянды, и эти украшения не такие шикарные, как дома, но о большем Чимин не может и мечтать. Ведь они с Намджуном впервые по-настоящему остаются одни. Рядом нет никого из парней, нет родственников или домашних животных, они только вдвоем, и Чимин знает, что в ближайшую неделю всё так и останется. Намджун уходит в магазин купить что-нибудь поесть, пока Чимин ставит чайник, разбирает их вещи и принимает душ. Намджун возвращается с пакетом еды, двумя коробками пиццы и снежинками в волосах. Его щеки покраснели от мороза, и он такой невероятно красивый, что Чимин берет его за руку и уводит в глубь квартиры, даже не дав снять с себя верхнюю одежду. — Мы стоим под омелой, хён, — шепчет Чимин, закусывая губу в улыбке. Намджун смотрит на пластиковую веточку омелы, которой явно не было, когда он уходил, и смеется. — Чимин, я так… Чимин поднимается на цыпочки всего на пару миллиметров, чтобы дотянуться до холодных губ Намджуна и согреть их поцелуем. Он чувствует морозное дыхание на своей коже и мокрые следы от растаявшего снега на его плечах. — …люблю тебя, — тихо выдыхает Намджун и отодвигается ровно настолько, чтобы встретиться с ним глазами. — Ты станешь моим альфой? Обещаю, я постараюсь поскорее вылечиться. Я хочу делать тебя счастливым, так сильно хочу. Они оба знают ответ. Возможно, осталось слишком много недосказанностей, слишком много вещей, с которыми им только предстоит разобраться, но всё это сейчас неважно. Чимин знает, что они справятся. Вместе. — Ты уже делаешь меня самым счастливым, мой хороший, мой любимый. Намджун гладит его по спине и обнимает крепче. Они снова тянутся друг к другу, и этот поцелуй совершенно другой, более глубокий и чувственный. Чимин медленно стягивает с Намджуна куртку и отбрасывает ее на тумбочку у двери, туда, где лежат неразобранные пакеты с едой и остывающая пицца, до которой больше никому нет дела. Намджун подхватывает Чимина на руки с такой легкостью, словно он воздушный. Наслаждаясь мгновением, которого они ждали так долго, они не разрывают поцелуй. Чимин сжимает коленями бедра Намджуна, зарывается пальцами в волосы, приподнимая его лицо поближе к себе. — Мне не хватит одних поцелуев, — шепчет Чимин и откидывает голову в сторону, когда Намджун целует каждый миллиметр его кожи от уголка губ до ключиц. Он двигается навстречу губам Намджуна, желая больше прикосновений и меньше одежды. — У меня нет презервативов, — горячее дыхание Намджуна вызывает волну мурашек на влажной коже, его нос потирается о чужую метку, и Чимин ничего не хочет сильнее, чем целиком принадлежать ему одному. — У меня есть, — выдыхает Чимин, прикрывая глаза, его ресницы дрожат от сладкого предвкушения, и, если бы Намджун не держал его так крепко, он бы упал. — Ты так сильно этого ждал? Намджун издает тихий смешок, но Чимин чувствует под своей ладонью, как сильно колотится его сердце. При мысли, что это он, Чимин, заставляет сердце Намджуна биться быстрее, внутри всё загорается. — Видимо, Юнги ждал этого сильнее, — Чимин сбивчиво смеется, прерываясь на частые поцелуи, которыми он осыпает лицо Намджуна. — Он сказал, что у него в сумке нет места, и положил их ко мне. А я ведь поверил ему, такой дурак. — Хорошо, что у нас есть Юнги, — бормочет Намджун, укладывая его на кровать. Чимин сильнее обхватывает ногами тело Намджуна, пока не чувствует спиной мягкую поверхность постели. Он хватается за края свитера и снимает его с Намджуна. Плевать, что будет завтра, послезавтра, через год или через пять, сейчас Намджун смотрит на него как на главное сокровище своей жизни, и Чимин чувствует себя по-настоящему любимым. Чимин скользит руками по его обнаженным плечам и спине, не до конца веря в происходящее. Но губы Намджуна на его животе, ребрах, груди ощущаются такими реальными, и Чимин сам задирает футболку повыше, пока не сбрасывает ее окончательно. Следом за ней на пол падают его шорты и джинсы Намджуна, и рука Чимина нащупывает под подушкой смятую пачку презервативов. — А если бы я отказался? — спрашивает Намджун, медленно стягивая с него нижнее белье. — И ты бы устоял передо мной? — хитро прищуривается Чимин, но он стремительно краснеет, когда, поймав его ногу, Намджун оставляет нежный поцелуй на щиколотке. Никто, кроме Намджуна, не целовал его так по-особенному, что внутри разгорался целый пожар. Намджун целует его лодыжки, колени, бедра, и Чимин почти уверен, что на его теле не остается ни одного не целованного места. — У меня давно никого не было, — предупреждает Чимин, притягивая Намджуна к себе. — Мы можем остановиться. Прямо сейчас. Хочешь? — Нет. Я хочу тебя. Так сильно хочу, боже, — Чимин опускает руки Намджуна на свои бедра, и собственное тело, такое неидеальное в каждом изгибе, сейчас кажется безупречным, словно он смотрит на себя глазами Намджуна. — Просто ты… ты не мог бы начать с пальцев? — Я и так собирался. Поцелуи, нежный шепот и неторопливые движения помогают Чимину расслабиться, но он все равно рефлекторно напрягается, чувствуя давление пальцев. Намджун начинает с одного, и он с легкостью проскальзывает внутрь. Эти ощущения слишком странные, непривычные, раньше Чимин занимался этим сам, чтобы быть готовым. Он не доверял терпеливости своих партнеров и знал, что Минсоку будет противно растягивать его. Но Намджун совершенно другой, он осторожен, внимателен и прислушивается к тому, как реагирует тело Чимина, и это лишь одна из сотни причин, почему его так сложно не любить. Чимин утыкается в плечо Намджуна, крепко обнимая его торс, когда он медленно входит. Рождественские гирлянды загораются и потухают в полумраке спальни, освещая их силуэты. Тени на стенах покачиваются в такт плавным движениям их тел. Лицо Намджуна сияет синим, они целуются в темноте, и всё становится красным, когда Чимин закрывает глаза. Намджуна так много, он переполняет его тело, сердце, душу, и Чимин забывает о существовании мира за пределами комнаты, наполненной их стонами, сбившимся дыханием и слишком громким биением сердец. За окном взрываются фейерверки, и внутри Чимина тоже что-то взрывается. Его потряхивает от оргазма. Намджун часто дышит ему в волосы и целует в висок. — Это был лучший секс в моей жизни, — ничуть не преувеличивая, говорит Чимин и растягивается на подушке. Любовь к Намджуну окрыляет его, и улыбка никак не сходит с его лица. Намджун гладит его по волосам и собирается укрыть обнаженное тело, но Чимин его останавливает, толкает на подушку и садится ему на бедра. — Уверен, это не всё, на что ты способен. — Ты всегда такой ненасытный? — усмехается Намджун и, ласково заправляя прядь за ухо, обнимает его за талию. — Я слишком долго этого хотел. Ты же не думаешь, что я отпущу тебя так быстро? — шепчет Чимин, сокращая расстояние между их лицами до миллиметров. — Я не отпущу тебя вообще никогда, — отвечает Намджун с улыбкой и, приподнимаясь, сталкивает их губы в поцелуе.