***
Чимин трется щекой о плечо Намджуна и, тяжело вздохнув, открывает глаза. До их спальни долетает детский плач. Сегодня не его очередь убаюкивать девочек, но сердце не выдерживает таких истошных воплей его малышки. Чимин был готов к бессонным ночам и прочим прелестям отцовства, и, конечно, он немного рассчитывал на помощь Намджуна, но понимал, что забота о новорожденных детях — ответственность омег, а не альф. Он не видел в этом ничего несправедливого. Зато видели все остальные. Они считали, что Чимину нужно отдохнуть и физически, и морально, поэтому решили сделать то же, что делали всегда, — распределить обязанности. Они составили расписание и старались следовать ему, но часто что-то шло не так. Чимин понимает, что это один из таких дней, когда заходит в детскую и видит целую толпу вокруг Суён. Чонгук укачивает ее на руках, а Минхо стоит рядом и воркует над малышкой, Хосок и Тэхён пытаются отвлечь ее то на одну игрушку, то на другую, пока Сокджин бежит по лестнице с двумя бутылочками детской смеси. В ногах вертится Бам и скулит, еще не привыкший к появлению младенцев. Милки с котами лежат и наблюдают. Только Юнги безмятежно сидит в кресле и спит, придерживая посапывающую Миён. У него на коленях спит Тоторо, и всем троим нет никакого дела до общей суматохи. Чимин сонно улыбается. Сердце переполняется теплом и нежностью к ребятам и его девочкам. Он слышит шаркающие шаги за спиной и чувствует руки Намджуна на своей талии. — Мы опять встали все вместе? — бормочет Намджун. Чимин хихикает. — Постоянно одно и то же, — шепчет он в ответ и протягивает руки. — Гукки, можно я? Чонгук с обреченным видом передает Суён Чимину и выдыхает. Он любит своих крошечных племянниц, они все любят, но как же сложно уложить их спать среди ночи. Чимин улыбается девочке и напевает ей тихую колыбельную. Намджун целует ее в лоб и обнимает Чимина. Когда Суён перестает плакать, Юнги просыпается и зевает. — В этот раз вы что-то долго. — Конечно, долго. Ты всегда забираешь Миён, потому что она быстро успокаивается и засыпает, а на нас скидываешь самое сложное, — обиженно говорит Тэхён, на что Юнги лишь пожимает плечами. — Сегодня была очередь Чонгука. Я просто решил помочь. — Я думал, сегодня моя очередь, — хмурится Хосок. — Да, и я тоже подумал, что вдвоем мы справимся быстрее, — кивает Минхо. Чимин улыбается. Он часто застает подобную картину, но ни разу не случалось такого, чтобы одна из близняшек заплакала и никто не прибежал уже через пару секунд. Его девочки в надежных руках.***
Когда близняшкам исполнилось два года, Чимин начал работать в местной кофейне, а Намджун сидел с детьми, их жизнь в новой стране окончательно наладилась. Юнги с Чонгуком наконец поженились, и их семейная жизнь была почти идеальной. Юнги не устраивало только одно: их дом. Не то чтобы им не хватало места, даже наоборот, у Юнги был маленький кабинет, чтобы он мог спокойно возиться со своим компьютером. Но в доме с двумя маленькими и очень шумными детьми, двумя большими, но не менее шумными собаками, пятью котами и восьмерыми мужчинами надеяться на покой и личное пространство было очень наивно. К нему постоянно кто-то заходил, его постоянно куда-то звали, ему постоянно что-то приносили, и иногда это доводило Юнги до точки кипения. Ему нужно было свое убежище, место, где можно скрыться от всех и перезарядить батарейки. И однажды он решил: хватит. Маленький домик напротив как раз выставили на продажу, и Юнги ненавязчиво намекнул, что было бы неплохо переехать туда. — Ну я уже договорился с владельцем о цене, и завтра он покажет нам дом, так что можешь собирать вещи, — сказал он с порога. Чонгук, измазанный в краске, удивленно вскинул брови. — А там есть бассейн? — Тут у всех есть бассейн, зайка. Не такой большой, но мы всё равно ходим плавать на побережье, так что какая разница? — А Баму будет где побегать? — Разумеется, будет. — Я хочу свою мастерскую. — Заметано. — Отлично, значит, переезжаем, — улыбнулся Чонгук. Пока они паковали вещи в коробки, Бам носился вокруг, не понимая, что происходит, но радуясь. Остальные восприняли эту новость с меньшим восторгом. Это был всего лишь соседний дом, не такое уж большое расстояние, но Тэхён вздыхал так трагично и говорил, что любимый братик бросает его на произвол судьбы. Им всем было грустно. Они понимали, что это к лучшему, что рано или поздно это случилось бы, что они не смогут до старости жить под одной крышей, но… Казалось, они теряют что-то важное. Они устроили большое и долгое прощание, ожидая, что их жизнь больше никогда не будет прежней, но они постоянно ходили друг к другу, постоянно виделись, и перемены оказались почти незаметными. Но Юнги, облокотившись о стол, умиротворенно смотрит, как Чонгук готовит им завтрак, и чувствует себя счастливым. В повисшей тишине слышно, как во дворе поют птицы и как Бам похрапывает во сне, развалившись на диване. С губ Чонгука не сходит улыбка. — Кофе для моего любимого мяу-хёна, — говорит он и ставит кружку на стол. Юнги смеется с этого глупого прозвища, слегка смущенный заботой Чонгука. Заботой своего мужа. Они женаты два года, но иногда наступают моменты, когда Юнги зависает, словно пораженный молнией: они действительно женаты. — Знаешь, я тут подумал, — начинает Чонгук, садясь напротив. Обеденный стол такой маленький, что их колени сталкиваются. Юнги поднимает глаза на Чонгука и замечает его нерешительность. — Да, зайка? Что-то случилось? — Не совсем, просто в последнее время я много об этом думаю, и это никак не дает мне покоя. Я знаю, ты разозлишься, но мы ведь договаривались делиться друг с другом всем, что нас тревожит, да? Юнги протягивает ладонь и берет Чонгука за руку. — Что за глупости? Я никогда не буду на тебя злиться, ты же мой… — Я хочу ребенка, — выпаливает Чонгук. Его слова, словно окатив Юнги ледяной водой, заставляют его замолчать на полуслове. Чонгук видит его шок и спешит объясниться. — Мы ведь долго женаты и неплохо зарабатываем. Ладно, ты зарабатываешь хорошо, а я — неплохо, но у нас нет проблем с деньгами, правда же? И еще посмотри, как мы хорошо заботимся о Баме, наш малыш так вырос, и он такой послушный. Если мы справились с собакой, значит, справимся и с ребенком, нужно просто… — Только через мой труп! Чонгук слегка вздрагивает. Бам просыпается и, навострив уши, поднимает голову. — Не кричи. Я хочу с тобой поговорить. Просто поговорить, Юнги, необязательно воспринимать всё в штыки. — Тут не о чем говорить. Ты знаешь, что я думаю по этому поводу. Тебе надо, сам и рожай, только как-нибудь без меня. — Поверь, если бы я только мог, — раздраженно отвечает Чонгук, уже предчувствуя свое поражение. — Я же не прошу о чем-то невозможном. Ты боишься, я понимаю, но тебе всего пару часиков будет неприятно, а потом у нас будет малыш. — Меня сейчас стошнит, — побледнев, бормочет Юнги. Чонгук тяжело вздыхает и откидывается на спинку стула. — Ладно. Извини, что начал этот разговор. Всё хорошо, я и так знал, что ты откажешься. В конце концов, я всё равно полюбил тебя, зная, что мы хотим разного от жизни. Юнги стискивает кулаки. — Только не надо делать из меня виноватого. Это тебе не «пару часиков будет неприятно». Это несколько часов ужасных мучений, а до этого еще девять ужасных месяцев, когда твое тело постоянно меняется. Ах да, еще есть вероятность, что потом всю оставшуюся жизнь придется мучиться от последствий. Лучше сразу убей меня, чем заставляй проходить через всё это. Чем больше Юнги говорит об этом, тем сильнее у него трясутся руки, и Чонгук уже в сотый раз жалеет, что решил завести эту тему. Ему хочется обнять Юнги и успокоить, но сейчас лучше не тревожить его и дать время прийти в себя. — Я никогда не стану тебя заставлять. Что ты такое говоришь? — говорит Чонгук. Юнги поднимается со своего места и, забрав свой кофе, уходит в свою комнату. Они живут в одной спальне, вместе спят, вместе проводят время, но им обоим иногда нужно побыть наедине с собой и своими мыслями. Поэтому они решили, что будет лучше иметь еще и отдельные комнаты, куда можно уйти и побыть одному. Чонгук, например, обустроил себе художественную мастерскую на первом этаже, просторную и светлую. В окружении мольбертов, красок и незаконченных картин он чувствует, как все негативные эмоции рассеиваются. В углу мастерской стоит стеллаж с его любимыми комиксами, а рядом — любимое кресло. У Юнги была спальня с плотно задернутыми шторами. Каким бы ярким ни было солнце за окном, в комнате всегда стоит абсолютная темнота. Большую часть спальни занимает огромная кровать. Юнги зарывается под одеяло, закрывает глаза, и все проблемы перестают казаться неразрешимыми. В полдень к ним в гости наведывается Сокджин. Юнги по-прежнему спит в своем логове, Чонгук рисует. — Иногда я совсем его не понимаю, — вздыхает Чонгук, не переставая работать кистью. — Нет, я понимаю, но в то же время не понимаю. Сокджин улыбается, выслушивая его спутанные жалобы. Он сидит у окна с кружкой чая и поглядывает на хмурые брови Чонгука. — Что ты имеешь в виду? — Неужели он совсем не хочет ребенка? Не хочет оставить что-то после себя? Я не понимаю этого. Он ведь так любит детей. Конечно, он никогда в этом не признается, но посмотри, он же без ума от Суён и Миён. И от детей Джиён. И он же воспитывал Тэхёна. Да он всё ещё его воспитывает. Неужели Юнги не хочет своего ребенка? — А когда ты сказал, что понимаешь его, ты имел в виду?.. — направляет его Сокджин, и Чонгук подхватывает мысль. — Конечно, я понимаю, что ему страшно. Я понимаю, какой это стресс для организма и какие могут быть последствия. И он боится боли. Чуть ли не до паранойи, — Чонгук откладывает кисть и смотрит на наброски. — Я люблю Юнги. Сильнее, чем хочу детей. Я и сам не хочу, чтобы ему было хоть немного больно, просто… Мне немного грустно, вот и всё. Ничего страшного. Пройдет. Сокджин обдумывает ответ. Будучи самым старшим, он всегда старался выслушивать проблемы парней и помогать им разобраться, но сейчас Чонгук и сам может справиться, нужно только намекнуть. — Значит, Юнги любит детей, но не хочет иметь своих? Чонгук хмурится и задумчиво кивает. — Поговори с ним еще раз. Всегда можно найти компромисс. Что-то среднее. Что-то, что удовлетворит вас обоих. Чтобы и Юнги не страдал, и ты смог воспитывать ребенка. По лицу Чонгука видно, как много мыслей у него в голове, и Сокджин решает, что сейчас самое время оставить его одного. Подумать и решить, что делать. Чонгук снова заводит тот же разговор через четыре дня. Он лежит на горячем песке и смотрит, как Юнги, надвинув на лоб солнцезащитные очки, прикрывает глаза. Морской ветер обдувает его лицо, с волос стекают капли соленой воды. Они знакомы вот уже тринадцать лет, а Чонгук до сих пор не встречал никого прекраснее, чем Юнги. — Как ты смотришь на то, чтобы взять ребенка из детского дома? — без предисловий спрашивает Чонгук. Юнги приоткрывает один глаз, словно проверяя, шутка ли это. Пару секунд они смотрят друг на друга, и затем Юнги снова подставляет лицо калифорнийскому солнцу. — Ты же хотел своего ребенка. — Я хотел воспитывать ребенка вместе с тобой. А будем ли мы его биологическими родителями — не так ведь важно. — Думаешь, сможешь полюбить чужого ребенка как своего? Относиться к нему как к родному? — Конечно, смогу. — Ты не представляешь, что такое ребенок из детского дома. — Я уже всё обдумал. Да, будет трудно, и, если честно, я понятия не имею, как себя вести с таким ребенком, но я знаю одно: я точно смогу его полюбить. И ты сможешь. Знаю, что сможешь. — Я не знаю, — тихо отвечает Юнги и снова встречается с Чонгуком глазами. — Я не говорю да, но… Ты хочешь маленького ребенка? — Да. — Мальчика или девочку? — Всё равно. Юнги снова задумывается, но Чонгук чувствует, что они пришли к тому самому компромиссу, о котором говорил Сокджин. Они обсуждают все трудности, с которыми могут столкнуться. Чонгук старается развеять его сомнения. Они говорят об этом рано утром и поздно вечером, и, когда наконец решают поделиться планами с парнями, Юнги едва скрывает собственное нетерпение. Он так яростно пытался отгородиться от собственного прошлого, но теперь мысль, что они с Чонгуком могут уберечь хотя бы одного ребенка от того, через что прошел он сам, вызывает в нем странные чувства. Они собирают необходимые документы, обследуются у врачей и проходят специальные курсы. Чонгук ходит весь на нервах, волнуется, что им откажут, может, они слишком молоды или слишком стары, или зарабатывают слишком мало, или их дом недостаточно хорош для будущего малыша, или… Он находит тысячи причин, почему им могут отказать, и даже Юнги начинает тревожиться, но их заявление одобряют. Они собираются поехать в детский дом вдвоем, но за ними увязывается Тэхён, а за Тэхёном — все остальные. Юнги уверен, что заведующая посмотрит на них и немедленно выгонит, но их принимают. Незнакомые стены навевают на Юнги воспоминания о собственном детстве, и, пока им рассказывают о детях подходящего возраста, Юнги говорит, что ему нужно на воздух. Он выходит в коридор и поводит плечами от холода. Кажется, этот детский дом — единственное холодное место во всей Калифорнии, но, может, Юнги сам себе напридумывал. Тихие всхлипы эхом разлетаются по пустому коридору, и, подойдя поближе, Юнги видит на полу плюшевого мишку с оторванной лапой. Чуть поодаль в углу сидит девочка и плачет так, что внутри у Юнги всё сжимается. Так он встречает Джессику, их маленькую Джесс, и все сомнения, сможет ли он подарить чужому ребенку достаточно любви и тепла, тут же рассыпаются. — Молодые пары обычно берут маленьких детей до пяти лет. С девятилетним ребенком придется тяжело, — объясняет заведующая, и Юнги прекрасно это понимает. Чонгук хотел кого-нибудь помладше, но, увидев эту девочку, он изменил свое мнение и, присев перед Джессикой на корточки, серьезным тоном спросил, не против ли она, если они станут ее родителями, и пообещал, что они будут очень стараться. Через десять дней они официально стали родителями и смогли забрать Джесс домой.***
— Ни к чему идти по головам, чтобы добиться успеха, — возражает Чимин. — Достаточно быть очень трудолюбивым и вкладывать душу в то, что делаешь, и тогда всё получится без всех этих грязных штучек. Например, это место. Разве не замечательно, что тот милый старичок всё-таки сдал его в аренду? Это всё потому, что он увидел мою любовь к этому делу. Чимин улыбается, но ответить ему никто не успевает. Колокольчик над дверью весело звякает. К ним заходит новый посетитель, пятый за сегодня, а ведь открылись они всего полтора часа назад. Глаза Чимина загораются восторгом, и, расправив фартук, он убегает принимать заказ. — Он серьезно ни о чем не догадывается? — бормочет Хосок, глядя, как Чимин светится от счастья. Намджун нежно вздыхает и целует Миён в макушку. — Зачем ему идти по головам, если у него есть муж, который расчистит ему путь и пронесет на руках? — О моё наивное дитя, — качает головой Юнги и, сделав глоток кофе, морщит нос. Чимин попросил их прийти, чтобы продегустировать новые напитки и решить, стоит ли добавлять их в меню. У Чимина превосходное чутье. Примерно в 99%, но Юнги попался тот самый 1%. — Боже, как много сиропа. Надо сказать Минни, чтобы не перегибал палку. — Он не наивный, — отвечает Намджун, отламывая кусочек бисквитного пирожного для дочки. — Наш папочка такой умничка, да, радость моя? Скажи, что наш папочка умничка. — Папочка умничка, — повторяет девочка, завороженно глядя на пирожное. Намджун смеется и, придерживая ладонь, осторожно подносит ложку к ее губам. — Не вижу ничего плохого в том, что я помог этому старику разглядеть, какой Чимин потрясающий. У бедняги совсем испортилось зрение, — продолжает Намджун и, услышав визг Суён, поднимает глаза. На улице Чонгук продолжает подбрасывать ее в воздух и ловить. Они оба смеются, играя неподалеку от кофейни. Колокольчик снова звякает. — Пап, пап! Юнги оборачивается и улыбается. Золотистые волосы Джесс растрепались. Чонгук так заботливо заплетал их в красивые косички каждое утро, но их девочка была слишком энергичной. Джессика бросает рюкзак на пол и садится к нему на колени. — Ну что, моя принцесса принесла самые интересные сплетни со школы? — спрашивает он, обнимая дочь, но та первым делом разглядывает столик. — Твоя принцесса жутко голодная. Дядя Чимин положил такой вкусный обед в школу, я съела всё-всё. Предлагаю сплетни в обмен на пирожные. — По рукам. Иди скажи дяде Чимину, что хочешь, но пусть даже не думает кормить тебя бесплатно. Это же бизнес, он разорится, если будет работать себе в минус. — Дай мне побаловать любимую племянницу! — кричит Чимин из служебного помещения. — Её и так все балуют! — Я что, не заслужила? — дуется Джесс, и Юнги смеется в ответ. — Ладно-ладно, заслужила.***
— Это где-то здесь? — спрашивает Сокджин, читая неоновые вывески магазинов, баров и клубов. Тэхён снимает всё на камеру, желая потом смонтировать целое видео о том, как они потерялись в центре Бруклина. Минхо указывает на другой конец улицы. — Вон она! Сжимая ладонь Хосока, он пробивается через толпу прохожих, и остальные следуют за ним. Чимин поднимает Миён на руки, чтобы она не потерялась. — Не тяжело? — спрашивает Намджун, придерживая Суён. Она сидит у него на плечах, прижимаясь щекой к его макушке, и скучающе болтает ножками. — Всё хорошо, — улыбается ему Чимин. — Мы ведь не опаздываем? — Мы приехали за час до открытия! Спорим, Чонгук и не ожидал, что мы заявимся все вместе? — Тэхён смеется, открывая тяжелую дверь перед парнями. На стенде у входа был изображен фрагмент картины, название художественной выставки, и имя Чонгука под ним. — Наш талантливый мальчик, — шепчет растроганный Хосок. Они все верили в Чонгука, в его талант и умение передать чувства через искусство. Даже когда сам Чонгук впадал в творческий кризис и считал себя посредственностью, они не переставали поддерживать его. Когда полтора года назад заявление Чонгука на участие в выставке подающих надежды художников приняли, это казалось свершением его заветной мечты. Но это было лишь началом, и вот теперь они стоят на его собственной выставке. Галерея чем-то напоминает лабиринт, но это только подчеркивает духовные скитания, отображенные на картинах. — Дядя Тэ! — голос Джессики эхом разлетается по пустому помещению, заполненному лишь картинами. Тэхён передает камеру Минхо и со смехом обнимает племянницу. Он не перестает удивляться, как быстро она растет. Подумать только, у его старшего брата дочь-подросток! — Вы пришли, — выдыхает Чонгук, показавшись из-за угла. Следом за ним выходит Юнги. — Думал, ты не успеешь прилететь из Австралии. — Не мог же я пропустить выставку своего лучшего друга, верно? — Тэхён крепко обнимает Чонгука и тихо добавляет. — Поздравляю, Гукки. — Я волновался, что выставка провалится, но теперь вы все здесь и… — Чонгук прикрывает глаза, собираясь с мыслями. — Я так благодарен вам. — Мы гордимся тобой, Чонгук. И это никогда не изменится. Ты самый талантливый художник из всех, кого я знаю, — говорит Сокджин, когда приходит его очередь обнимать Чонгука. — Разве я не единственный, кого ты знаешь, хён? — Даже если бы я знал всех художников мира, мое мнение не изменилось бы. Чонгук смущенно смеется.***
— Ты такой красивый, — всхлипывает Чимин, доставая бумажный платочек, чтобы вытереть слезы. Юнги закатывает глаза, наблюдая за предсвадебными хлопотами со стороны и поглаживая Поньо. — Укладка точно будет держаться? — взволнованно спрашивает Минхо, держа в руках лак для волос. — Да всё будет нормально, не понимаю, чего вы так суетитесь. — А кто так переживал перед своей свадьбой, что его тошнило? — напоминает Чимин. — Эй, мы договорились не вспоминать об этом! — шипит Юнги. — Тебе-то что, ты единственный парень в мире, который вообще не волновался. Даже Намджун весь трясся. — Ему стоило тоже выпить на мальчишнике. Похмелье так расслабляет, — Чимин улыбается своим воспоминаниям и поворачивается к Минхо. — Так, расправим галстук и можно бежать. Ты ведь не хочешь опоздать, верно? Хосок тебя совсем заждался. Они все думали, что Хосок и Минхо поженятся самыми первыми. Чимин следил за их отношениями, как за любимой романтической дорамой, переживал и пищал от умиления. Хосок так боялся довериться новому человеку и остаться с разбитым сердцем, и он так часто сомневался, но Минхо дарил ему необходимую уверенность. Во всем: в будущем, в их чувствах, в доверии, в правильности своего выбора. Как и во всех других, в их отношениях были свои взлеты и падения, но они всегда легко находили общий язык и договаривались. Связывать себя узами брака они оба не спешили. Не потому что сомневались, а потому что это не казалось чем-то важным. Они любили друг друга и без брачных клятв, и единственной причиной, по которой Минхо сделал предложение Хосоку, стало то, что однажды вечером ему стало скучно и он хотел повеселиться. Хосок тоже хотел повеселиться, и они решили пожениться и устроить красивую свадьбу. — Мы собрались здесь в этот прекрасный день, чтобы засвидетельствовать союз… Громкое биение сердца заглушает эти слова. Хосок слышит их откуда-то издалека. Он стоит напротив Минхо, смотрит в его сияющие глаза и не может поверить своему счастью. Взволнованно улыбаясь друг другу, они повторяют слова клятвы. Шесть лет отношений. Шесть лет любви и взаимопонимания. И впереди еще много-много лет совместной жизни. В богатстве и бедности, в болезни и здравии. Не дождавшись заветных «Можете поцеловать жениха», они одновременно подаются вперед, и Минхо закидывает руки на плечи Хосока. Они отмечают свадьбу в ресторане на берегу моря. Музыканты играют их любимые песни. Гости переговариваются вполголоса, обмениваются впечатлениями и воспоминаниями. Родители Минхо прилетели из Кореи, а Хосок позвал только родителей Ким, которые всегда заботились о нем, как о родном. Кроме самых близких, они пригласили некоторых соседей, друзей и коллег с работы. Хосок и Минхо медленно кружатся на танцполе, не обращая никакого внимания ни на музыку, ни на людей вокруг. Они смотрят лишь друг на друга, и весь мир перестает существовать. Медленный танец заканчивается, и, как только музыка сменяется на более веселую и энергичную, Суён с визгом срывается с места, крепко сжимая в одной руке ладонь Миён, а в другой — Сокджина. Рядом прыгает Тэхён, дурачась со своей племянницей. Видя, что всем весело, Намджун выходит из ресторана и улыбается. Чимин сидит у воды и, обнимая свои колени, задумчиво смотрит на закат. Намджун снимает туфли. Ноги утопают в холодном песке. — Познакомимся? Намджун садится рядом и подмигивает ему. Чимин смеется и, прикрывая глаза, медленно тянется к его губам. Волны с тихим плеском разбиваются о песок. До них долетает музыка и радостные голоса, и, целуясь, они оба чувствуют себя такими свободными и счастливыми. — Солнышко, — шепчет Чимин в его губы. — Я люблю тебя. — Я люблю тебя больше. С взъерошенными волосами, расстегнутой на верхние пуговицы рубашкой и звездами, отражающимися в темных глазах, Чимин выглядит таким неземным. Даже сейчас, спустя столько лет, одна его спокойная улыбка, мягкий голос и теплота его дыхания ускоряют бег сердца Намджуна. — Знаю. — Неужели? Ты наконец-то перестал спорить? — усмехается Намджун и трется о нос Чимина своим. — Нет, — Чимин улыбается и отодвигается на пару миллиметров, чтобы заглянуть Намджуну в глаза. — Но ты точно будешь любить меня больше, когда я скажу тебе кое-что. — И что же? — Думаю, у нас будет ребенок. Надеюсь, всего один. Еще одних близнецов я не выдержу. — Что? Ты серьезно? Чимин смотрит Намджуну в глаза, переполненные неверием и радостью, и со смехом кивает. — Я пока не уверен на сто процентов, хотел сделать сюрприз, когда удостоверюсь в этом, но… Я так счастлив, что не могу не поделиться с тобой. — Боже, котенок, — Намджун крепко обнимает его, не находя слов, чтобы описать свое счастье. Этого ребенка они планировали. Время было идеальным. Маленькая сеть кофеен больше не отнимает у Чимина так много сил, у него есть свои постоянные клиенты, преданные сотрудники и относительно стабильный доход. Чимин по-прежнему работает бариста в своей первой и любимой кофейне, но значительную часть обязанностей по управлению у него забрал Сокджин. Поэтому, глядя на свою почти идеальную жизнь, Чимин решил, что не хватает последнего штриха. Третьего ребенка. — Сходишь со мной к врачу? — Шутишь? Конечно, схожу. Чимин улыбается и, утянув Намджуна за собой на песок, прижимается щекой к его плечу. — Нет, я всё-таки люблю тебя больше.***
Намджун часто целует пухлые щечки малыша и, потирая большим пальцем ладошку, улыбается ему. Хёнджун радостно взвизгивает. — Ты так очаровательно стареешь, Намджун, — ухмыляется Юнги, делая глоток холодного пива. — Из дикого волка в домашнего песика. — Мне тридцать четыре, а не восемьдесят. Не рановато ли говорить о старости? Юнги смеется, покачиваясь в гамаке, который Сокджин установил во дворе. — А я вот чувствую себя на все восемьдесят. Скучаю по временам, когда нам было немного за двадцать. Эх, молодость. В голосе Юнги мелькает грусть, и Намджун удивленно поднимает глаза. — Скучаешь по Корее? — Немного. Скорее, по тому, что мы всегда были вместе. А сейчас Чонгук на другом конце страны и вернется только на выходных. Хосок с Минхо на другом конце земного шара, а всё потому, что им взбрело в голову устроить это дурацкое кругосветное путешествие. Сколько лет мы не виделись? — Два месяца, Юнги, — улыбается Намджун. — А как будто годы. И еще Тэхён с Джином непонятно где. — Они в Бразилии. — Я так и сказал. Непонятно где. Я понимаю, Джину тоже нужен отпуск, но зачем было ехать в эти джунгли? Как ужасно. — Ты же знаешь, Тэхёну нравятся приключения. Радуйся, что он хотя бы не один. — Неужели ты не скучаешь по нашей прошлой жизни? По тому, как мы жили все в нашем шикарном особняке? Намджун с улыбкой смотрит, как Хёнджун, его маленький мальчик, сползает с его колен и тянется к Диппи. Кот лениво облизывает его щеки, и Хёнджун радостно размахивает ручками. Намджун боялся, что Диппи сможет ранить кого-то из детей, но самый вредный кот становился настоящим ангелочком как с девочками, так и с Хёнджуном, и позволял им делать с собой что угодно. Жизнь Намджуна сильно изменилась с их переезда, но она не стала скучной. Вертеть в руках весь преступный мир было проще, чем справиться с одним годовалым малышом. Подчиненные хотя бы боялись и слушались его, но Хёнджуну стоило только ослепительно улыбнуться, и, видя очаровательные ямочки, так похожие на его собственные, Намджун сдавался. — Нет. Я совсем не скучаю.***
Чимин снимает кожаную куртку и, потрепав Милки за ушком, тихо проходит в гостиную. Намджун спит на диване, одной рукой обнимая сидящего у него на коленях Хёнджуна, а другой — Суён, уснувшую у него под боком. Чимин улыбается и целует Намджуна в лоб, но тот не просыпается. — Моё солнышко, так устал, — бормочет Чимин. Он слышит шум воды на кухне. Миён стоит у раковины и моет посуду, оставшуюся после ужина, который Чимин пропустил. Он чувствует себя таким виноватым. — Наша маленькая помощница, — Чимин крепко обнимает дочь. — Давай я домою, а ты расскажешь, что нового в школе, да? Прости, что не успел сегодня к ужину. — Ты можешь вытирать, — предлагает Миён, целуя Чимина в щеку. — Папа сказал, у тебя трудности на работе, поэтому мы должны подарить тебе всю свою любовь. Она хихикает, и Чимин с нежной улыбкой гладит ее по волосам. — Твой папа замечательный. — Вы оба. Но я так соскучилась. Папа сегодня учил нас с Суён кататься на велосипеде. Тебя так не хватало. Чимин всегда старался ставить семью выше работы, за все эти годы был всего один раз, когда у него перестало это получаться. Девочки были совсем маленькие, и Чимину пришлось переложить всю заботу о них на Намджуна. Его маленький бизнес приносил одни убытки, и он никак не мог понять, что делает не так. Чимин понимал, что будет легче просто закрыть кофейню и отказаться от мечты. Вести бизнес в одиночку оказалось для него непосильной задачей, но он не мог смириться с этим. Он любил это место всем сердцем. Однажды к нему зашел Сокджин. Он летал в Сеул по делам и недавно вернулся, и Чимин поделился с ним своими проблемами. Взглянув на его счета, Сокджин пришел в ужас и сказал, что больше не подпустит к ним Чимина. Они провели несколько бессонных ночей, сидя на кухне, разбирая бумажки и подсчитывая доходы и расходы. Сокджин совершил настоящее чудо и помог ему удержаться на плаву, и с тех пор они договорились заниматься кофейней вместе. Точнее, Чимин слезно умолял больше не бросать его, еще не зная, к чему всё это приведет. Уже через полгода Сокджин предложил расшириться, подыскал новое место, и их маленькая кофейня превратилась в маленькую сеть кофеен. Но теперь Сокджин решил взять небольшой отпуск и уехал с Тэхёном в путешествие, и Чимину снова приходится следить за всем самостоятельно. В этом нет ничего сложного, но это отнимает время. Чимин ставит вытертую посуду в шкафчик и закусывает губу, стараясь что-нибудь придумать. — Знаешь, а давай завтра устроим выходной. — Выходной был сегодня, пап, — отвечает Миён. — У нас завтра школа. Ее никак нельзя пропускать. — Твоя сестра с этим не согласится. Да ладно тебе, от одного дня ничего не случится. Съездим куда-нибудь все вместе, можно взять велики, и вы покажете, чему научились. — Правда? А вдруг на работе что-нибудь случится, пока тебя не будет? — Ничего не случится. Я хочу посвятить день только вам и никакой работы, — обещает он. — А теперь пойдем, вам с Суён пора спать, уже так поздно. — А ты прочитаешь нам сказку перед сном? — спрашивает Миён, прижимаясь к нему изо всех сил. Чимин улыбается, вспоминая, как всего на прошлой неделе его дочки заявили, что они уже слишком взрослые для сказок на ночь и вообще их больше не нужно укладывать спать. Но вслух он ничего не говорит, только обнимает Миён в ответ. — Конечно, прочитаю. Сонный Намджун выглядит таким милым. Чимин хочет отвести его в спальню, пока он окончательно не проснулся, но Намджун уложил спящего Хёнджуна в кроватку и сказал, что лучше тоже послушает сказку на ночь. Суён запрыгивает в кровать к сестре и обещает, что уйдет к себе сразу после первой сказки, но Чимин прекрасно понимает, что к тому моменту она уже уснет. Намджун ложится между ними, и девочки облепляют его с обеих сторон. Чимин тихо смеется, целует своих маленьких принцесс и с книжкой в руках присоединяется к ним. — Только не усни, — шепчет Чимин Намджуну и целует его перед тем, как начать читать. Девочки, затаив дыхание и прижавшись к отцу, внимательно слушают его тихий голос, заполняющий детскую.