***
Для дня, в который Ога собирался отправится буквально на войну, утро начиналось слишком уж сладко. Дурная погода сменилась ясной и снова потеплело. От солнечного луча, засветившего в глаза, он и проснулся. Ну, и еще от того, что Бесопуз возился на кровати рядом. Ога приоткрыл глаза и подложил под щеку ладонь, не спеша вставать. На всем свободном пространстве кровати бесенок разложил деревянных демонических тварей. Они умели рычать, плеваться огнем и царапаться, и Бесопуз разбил свое стадо на два военных лагеря, заставляя воевать друг с другом. По одну сторону оказался двухвостый лев, демонический кот, пернатый черный тэнгу и почему-то плюшевая мышь, которую Бесопуз оторвал когда-то от ключей Мисаки. По другую сторону ютились чупакабра, гигантская жаба, белая летучая мышь и волкодав. Последняя четверка была сильно потрепана: чупакабра потеряла в драке глаз, жаба лишилась ядовитого языка, летучая мышь махала только одним крылом, а на подранного волкодава вообще смотреть было жалко, из чего Ога сделал вывод, что Бесопуз болел за первую команду. Он агрессивно махал кулаками, ведя свое зверье в бой, и запевал без слов, когда его твари одерживали победу над противниками. Ога хотел улечься поудобней, наблюдая за игрушечным боем, но понял, что с его бока скатывается еще кто-то. Он поймал в ладонь фарфорового котенка и хотел поставить его к остальным, но Бесопуз яростно завозражал, пихнул кота ему обратно в руку. — Не! Ба! Дя-бу! Ка-бу!!! — Лан-лан, не шуми. Понял. Кот — стратегически важный объект, за который твои твари рвут друг друга на клочки. — А-дя, — Бесопуз переполз через поле боя, едва не передавив свою армию, и забрался сначала под одеяло, а потом Оге под руку. И уже оттуда завопил еще более воинственно: — АРРР! ДЯ БУ!!! Зверье сцепилось друг с другом, рыча, царапаясь и опаляя одеяло огнем и ядом — кто на что горазд. Битва была яростной, но недолгой. Без чуткого контроля со стороны своего предводителя, одна из армий потеряла преимущество, и в итоге все получили от всех, смешавшись в один яростный клубок. — Херовый из тебя полководец, Бесопуз. Никто не победил, — Ога растрепал волосы на его макушке, усмехаясь. — А-дя! — бесенок подлез ближе и ткнул пальцем в демонического кота, вышедшего из боя с наименьшим количеством ран и довольно потягивающимся на одеяле: — Ба, — показал на поверженного льва: — А-дя ба, — потом на растерявшего половину перьев тэнгу: — Дя-бу айю, — и в конце на плюшевую мышь, оставшуюся валяться на одеяле вне поля битвы, поскольку она была не заколдована: — Ба ка-бу! Ога задумчиво почесал бровь. — Ни хера не понял, — но тут же встрепенулся. — А, понял. Кошак это я, львиная морда — Тоджо, тэнгу — Рыжий синигами, а мышь, видать, Фуруичи. — Дя. — А эти из второй: мышь — монохромный двойник Куросаки, драный волкодав — лже-Саотоме, чупакабра — мой двойник. А жаба кто? Бесопуз активно залепетал на своем, но на этот раз Ога был бессилен. Гадать можно было бесконечно. Он достал из-под одеяла фарфорового котенка. — А это что, ты, что ли? — Бе, — Бесопуз довольный подлез обратно под его руку. — Бе? Бесопуз? — Дя. — Ого, — Ога улыбнулся, — впервые слышу, чтобы ты звал себя по имени. — Бе! — он ткнул пальцем в себя с видом дико важной особы. — Сначала научись говорить и представляться полностью, а потом задирай нос, — Ога поддел кончик его носа, за что получил недовольное ворчание. — Ба, — он ткнул пальцем ему в щеку, — дя-бу! — Ба? Какой я тебе «ба»! — Ога взял его за обе щеки и подергал. — Учи другие буквы, засранец! Скажи: па-па! А не «ба». — Ба! Ба! — Бесопуз нарочно забасил, с оттянутыми щеками вышло еще глупее, и он рассмеялся, хватая Огу за щеки в ответ. — Вафранец, хвафит феня пофорить. Малец вывернулся из рук Оги и спрятался под одеялом. Позабытые демонические твари посыпались со стуком на пол, пока Бесопуз дергал одеяло туда-сюда. — Чего творишь? Бесенок затих. Из-под одеяла послышалось: — Ба. А-дя бе. — Искать тебя? Чего удумал, у нас дел невпроворот, некогда играться. — А-дя!!! — хоть и приглушенное одеялом в голосе бесенка слышалось недовольство будущего темного владыки. Ога закатил глаза и уныло протянул: — Где Бесопуз? — пошарил для приличия по одеяло вокруг, прежде чем дернуть его вверх и заглянуть внутрь. Из темной пещеры пододеялья на него смотрели горящие красным глаза. Бесопуз грозно зарычал, и Ога накрыл его одеялом обратно. «Вот так ночью наткнешься, кирпичей наложишь, если не знать, что это он». Из-под одеяла снова послышалось довольное и требовательное: — Ба. А-дя Бе. — Цк, — Ога тяжко вздохнул и снова пошарил по одеялу. Им в Демонию надо срочно, а они тут херней страдают. — Где ж Бесопуз, сейчас все котлеты без него слямзят на завтрак. Попался! — он снова дернул одеяло вверх, с дикой рожей заглядывая внутрь, сверкнувший красными глазами Бесопуз на этот раз зарычал и дернул одеяло назад, снова прячась. — А-дя! А-дя!!! — Лады, но это последний раз и пора вставать. Ога подтянулся, усаживаясь на кровати и зашарил ладонями по одеялу, подбираясь все ближе. Из-под одеяла слышалось злобное хихиканье. — Где ж, мать его за ногу, его бесовское засранческое величество?! Бесенок весь подобрался, явно готовясь на этот раз выпрыгнуть на Огу исподтишка, так что Ога решил действовать наверняка. — ВОТ ОН ГДЕ! Сорвал одеяло с Бесопуза напрочь и подхватил его подмышки, поднимая наверх и падая обратно спиной на кровать. — Ага! Нашел тебя, маленький засранец! — ИИИ!!! Бесопуз закрутился, хохоча и пинаясь, пока Ога крепко держал его на вытянутых руках. — Думал, сможешь спрятаться от своего папки, бесовская морда? Черта с два! — он опустил его к себе на живот и яростно нащекотал бока, пока по телу не побежали мелкие молнии и комнату не наполнило статическое электричество. — Теперь еще и от смеха будешь молниями бить? Едва справляясь со смехом, красный и встрепанный, Бесопуз оседлал его живот и поднял кулак вверх: — Дя! — Что за заявления такие? Не буду больше тебя смешить, раз так. Бесопуз подтянулся выше, улегся на его грудь и заглянул в лицо, делая большие щенячьи глаза. — Аю? Все-таки иногда общаться с этим мелким было довольно забавно. — Ладно, только если иногда. — Уии!!! — Бесопуз довольно запищал, обнимая Огу за грудь: да куда там, руки еще коротковаты, но попытку пришлось зачесть. Довольный хорошим началом дня, бесенок забубукал свой любимый мотив из мульта Обжоры, попутно болтая ногами и пиная Огу в живот. Тот перевел взгляд в окно, откуда было видно голубое небо с маленькими белыми облаками. Когда Бесопуз только появился в жизни Оги, он был уверен, что это ненадолго. Еще чуть-чуть и сбагрит его кому-нибудь, хоть кому-то! Не могло же быть так, что не было более подходящего родителя для маленького владыки. А теперь что? Кажись, так быстро все не кончится. И будет ли вообще у его внезапного отцовства конец? Только не тот, в котором Бесопуза приканчивает какой-то урод или еще что-то в этом роде. Если бы нашелся прямо сейчас человек, пригодный на роль родителя, который забрал бы бесенка с кучей его проблем, неужто Ога бы его не отдал? Завалился бы этот тип в окно и сказал: «Ваши страдания окончены, господин Ога! Теперь я буду нести тяжкое бремя отцовства и воспитаю из маленького господина достойного члена общества! Если уж не демонийского, то хоть человеческого!» Рука притиснула дрыгающегося малого плотнее, и Ога отвернулся от окна. «Хер те! Пшл нах! Сам его воспитаю!» Где-то в далеком уголке воображения Фуруичи хватался за волосы и пищал по-мышиному: «Вот ты баран, Ога!» Но что ж поделать, если и сам Ога привязался к Бесопузу? Да и после всего, что случилось, после всего, что он сделал… На глаза попалась метка Зевула, оплетающая руку, и Ога улыбнулся самому себе. Даже думать смешно было о том, что он кому-то отдаст теперь малого. Ладонь скользнула по патлатой макушке, привлекая внимание. — Пошли уже завтракать. Нам сегодня еще мочить ушлепанов из зазеркалья, а мы валяемся. Бесопуз поднял голову и свой маленький кулак. — Дя!***
Суставы уже не болели так, как вчера. По чему Саотоме не скучал, так это по лекарствам из Демонии! Дотянуться до налепленного на спину компресса не получалось. Он снял практически все бинты, сидя на ступенях дома и глядя в цветущий сад, окружающий небольшое поместье Гилфаласа. Мысли о райском уголке в Демонии растворились в лучах утреннего солнца, когда несколько милых на вид цветков сожрали огромных цветных бабочек, прилетевших полакомиться их нектаром. А один из подозрительных кустарников в какой-то момент просто выкопался из земли и ушел со своего места, теряя по пути пожухлые листья и лепестки. Саотоме показалось, что куст тяжко вздыхал. — Помочь? — потягиваясь и улыбаясь, Гилфалас спустился по деревянным ступеням вниз. Одетый в одни штаны, он прошлепал босыми ногами по доскам и опустился рядом с Саотоме. Его не расчесанные с утра волосы болтались растрепанной мочалкой. — Чего вскочил в такую рань? Больше не отлеживаешь свою жопку до обеда? — Слишком много дел, некогда валяться. Повернись. Саотоме чуть развернулся, и Гилфалас одним движением сдернул пластырь и марлю, бросая в общую кучу медицинского мусора им под ноги. Зен тоже потянулся, разминая мышцы спины и шеи, пошевелил плечами, сжал и разжал в кулак еще вчера разбитые костяшки. Сегодня на коже остались только свежие шрамы, даже кровавых корочек не было. Взгляд опустился на грудь. — Печать тоже сойдет со временем, сам знаешь, — Гилфалас чуть отстранился и приподнял локоть, показывая свой шрам под ребрами. Совсем бледный, еле видный. Саотоме пришлось приглядываться, чтобы рассмотреть его. Не знал бы — не заметил. Зато были другие. На загорелой гладкой коже тут и там виднелись где-то застарелые, а где-то довольно свежие следы боев. — Смотрю, не терял времени даром, — он кивнул на особенно длинный шрам на груди. — Кто тебя так? — О, долгая история! В Демонии-то всегда есть с кем смахнуться, — Гилфалас рассмеялся, отклоняясь назад, опираясь локтями на ступень выше и вытягивая ноги, подставляясь под первые теплые солнечные лучи. К его голым ступням тут же потянулась трава и мелкий вьюн начал активно цепляться за пальцы, пытаясь впитать как можно больше хозяйской демонической энергии. — Этот шрам выглядит так, будто с поля боя тебя уносили едва живым. — Не волнуйся, у меня для этого есть мой секундант. — Че? На драки берешь типа, который твой труп потом до дома донесет, если что? — Хозяин Гилфалас любит драматично покидать поле боя, истекая кровью и теряя сознание. На пороге появился вчерашний слуга, которого Саотоме до этого момента только слышал, но не видел. Роста он был невысокого, едва метра полтора, но вид имел вполне себе человеческий. Ничем особенным его аура не выделялась, и из дьявольского, по мнению Зена, были только чересчур яркие желтые глаза. Лицо Гилфаласа покрылось красными пятнами, и он замахал кулаком на слугу: — А ну, ступай отсюда, Лулу! Твой трепливый язык только в пчелиный улей пихать! Саотоме рассмеялся, пока Лулу, продолжая бубнить о подробностях хозяйских побед, убирался прочь. Кустарники под крики Гилфаласа начали активно выкапываться из земли и спешили убраться прочь, теряя лепестки цветов. Саотоме пихнул разошедшегося демона в бок. — Слышь, не бузи, королева драмы. Гляди, от тебя все кустарники разбежались. — Я вовсе не драматично падал в обморок. Не драматично! — он рубанул ладонью по воздуху, и несчастная вишня с треском потеряла один из своих сучков. Гилфалас не обратил на нее никакого внимания. — То есть я вообще не терял сознания! Шел на своих двоих, даже после этого, — он ткнул пальцем в шрам на груди. — Так что не представляй все то, что ты себе представлял, морда старая. — Да понял я, понял, — Саотоме со смехом поднял ладони вверх. — Рад, что ты больше не падаешь в обморок при виде крови. Он получил от демона ощутимый тычок кулаком в плечо. — Это было пару раз и двадцать лет назад! Всю жизнь вспоминать будешь? — Ну дык, в мои-то годы только и ностальгировать по бурной молодости. А ты отжигал, мама не горюй, — он похлопал Гилфаласа по плечу. — Сам-то отчудил целого пацана, который аж саму Демонию захватил. — Да, меня не переплюнешь, Гилл, — Саотоме усмехнулся, сунул в рот какую-то травину и тут же скривился, выплевывая горький стебель. — Тьфу, дрянь какая. Закурить бы, эх. — Только запах табачины выветрился, а ты опять, — Гилфалас дернул ногой, и наползшая на него трава поспешила отлепиться. — Когда там твой отпрыск прибывает? Надо перехватить его до того, как он дел наворотит в одиночку. Из твоих рассказов я понял, что он та еще голова бедовая. — А то ж. Весь в меня, засранец, — Саотоме нахмурился, и спокойное демонийское утро потеряло свое очарование. — Если он уже догадался, где найти второй кусок печати, то прибудет… сегодня. — Сегодня! — в голосе Гилфаласа звучала капля разочарования, он нахмурил брови, наклоняясь вперед, опираясь локтями о колени. — Не думаю, что он будет долго ждать. Ведь Хильда все еще в плену. Так что нам надо торопиться, чтобы добраться к месту выхода кроличьей норы. Надеюсь, за двадцать лет ты не забыл, куда ведет твоя печать? Гилфалас достал из кармана щетку и принялся старательно расчесывать волосы, игнорируя вопрос. В саду на все голоса свистели демонийские птицы, и летали демонийские насекомые — Саотоме ощущал движение всей мелкой нечисти вокруг своим вновь обострившимся из-за восстановленной метки чутьем. Узоры Зевула переливались багровыми отблесками, покрывая руку от кисти до плеча. Он пихнул локтем так и не ответившего Гилфаласа. Времени в обрез, и так все утро на болтовню потратили. — Не пихайся, знаю я где выход из норы. — Далеко туда чапать? А то поди еще и лететь придется. Надо обязательно их перехватить, иначе останутся от моего отпрыска и названного внучка два мокрых пятна. Эта зеркальная дивизия и толпа приверженцев главгада те еще мощные пидорасы. — Да не парься, — Гилфалас затянул волосы резинкой, перебросив через плечо и улыбнулся. — Мы их не пропустим, Зен. — Мда? Эт отчегой-то? — Саотоме отстранился, глядя на рассматривающего свои ногти демона. — Ты чо, построил свой дом прямо у этой самой кроличьей норы, остолоп? — Ну, построил, построил! — (еще десяток кустов, теряя лепестки и ворча, убрались прочь, спасая корни и побеги). — Думал, вдруг ты в нее свалишься как-нибудь! Уже и помечтать нельзя было?! Саотоме отвесил демону хорошенького леща. — Эй! — Дубина, а если б в нее кто-нибудь похуже меня свалился? Демон, а тупее человека! Жить у дыры в пространстве, из которой может вылезти далеко не старый знакомый, а какая-нибудь тварь вроде двойника Оги и все тут покрушить. Вот не зря Зен порой переживал, как там Гилфалас в Демонии — странно, что вообще столько лет прожил и не подох драматично в драке с каким-нибудь кустом ядовитых колокольчиков. — Его бы ждал тот еще сюрприз! — пришло время Гилфаласа давать сдачи, и он в отличие от Саотоме дал ему хорошего тумака в ухо. — За какого лошка меня держишь, мудила! — Лан-лан, не кипятись, — Зен потер горящее ухо. — Больно же, гаденыш, а я все ж-таки старый и больной… Гилфалас ткнул кулаком ему в плечо, все еще недовольно кривя губы. — Ну да, прикидывайся теперь старым и больным. Вот гад же! Я прям оскорбился! — Не гневайтесь, хозяин, — на порог снова вышел Лулу, и Саотоме думал, что тот предложит им пойти выпить чайку или позавтракать на худой конец, ибо жрать хотелось уже нереально. Но вместо этого им на головы вылили ушат холодной воды. Лили на голову Гилфаласу, но Саотоме тоже досталось. — Вот, охолонитесь чутка. У вас опять ряска в волосах зацветет, если будете так бурно оскорбляться. Весь старательно наводимый Гилфаласом марафет прилип мокрой водорослью к плечу, челка залепила глаза, с носа капало. Саотоме помотал башкой, разбрызгивая воду с волос. — Хера у тя слуга добрый, прям само уважение. — Слышь %@#*! Лулу, я тебе &^%#@@!!! А потом @*&^! Ты у меня *@##*&!!! — Гилфалас разорался так, что вишня втянула обратно свои бутоны, парочка кустарников забурилась под землю, а оставшиеся садовые цветы стремительно увяли от нецензурщины их господина. Саотоме рассмеялся, слыша знакомую брань. — Наконец-то моя школа. А то классическая литература… — он поднялся следом за демоном, готовым идти и крушить дом, обнял его за плечи, а потом зажал под локтем и накрутил кулаком макушку, чтоб остыл. — Не вопи, Гилл, пошли пожрем лучше и покажешь мне, чо как тут у тебя устроено. За тебя ж, другана, переживал! — Пусти, блядь. Он выкрутился из-под локтя Саотоме все еще пыхтя, но уже потерял воинственный настрой на убийство слуги. Да и пылать демонической мощью перестал, выплеснув раздражение бранью. — Все цветы передохли от твоей истерики, — Саотоме по-доброму обнял его за плечи, ведя в дом. — Опять за свое, скотина! Я не истеричка! — Гилфалас погрозил ему мокрым кулаком. — Да-да, идем жрать, а-то с голоду сдохну, — Зен смеялся. — Тебе все смешно… а у меня, вот! Гляди, опять из-за тебя ряска в волосах выросла! Ее ж вычесывать — просто ад! Ты вычесывать будешь! — Я те скорее все эти патлы пообрезаю, сучонок. Только не дерись, я ж по доброте душевной…***
Тацуми поднялся на ноги, выбираясь из-под обломков стены. Висок пульсировал от боли, по лицу текла черная кровь, и он утер ее рукавом, но только больше размазал. Проклятье! Он потерял свое лучшее оружие против Оги из-за какого-то цветастого урода! С ненавистью он треснул кулаком по столу, и каменная поверхность пошла трещинами. — Велишь казнить тех, кто прошляпил его прилет в замок? — аккуратно ступая по хрустящим обломкам, в полуразрушенную темницу вошла Хильда. Она окинула руины и перепачканного в пыли и крови мужа равнодушным взглядом. Тацуми скривился. Как же бесили ее вечно постное лицо и безэмоциональный тон, с которым она обсуждала с ним его планы. Ее никогда не интересовало ничего, кроме благополучия Вельзевула. И пока Тацуми старался на благо не только себя, но и маленького бесенка, она готова была его поддерживать. Они даже поженились, объединяя свои силы против Вельзевула Третьего и Эна. Ни о какой любви между ними не было и речи. Так было просто удобней. Хильда обрела статус матери Вельзевула, и это возвышало ее в собственных глазах. Тацуми всегда казалось это смешным, но покуда она заботилась о сопляке, он позволял ей задирать нос. Только вот Вельзевул уже давно не беспомощный ребенок. Тацуми прошел по темнице, отпихивая мысками ботинок каменное крошево. Наклонился и поднял с пола розовый лепесток сакуры, поднося ближе к глазам. Зеленые волосы, зеленые глаза — даже черты лица дерзкого нападавшего выдавали в нем особу королевских кровей. А уж их знакомство с поганым говнюком Саотоме не оставляло никаких сомнений. — Бастард Гилфалас, — Тацуми сжег лепесток; легкий пепел сдул врывающийся в темницу ветер. — Видимо, в этом мире они с моим отцом остались в добрых отношениях. — Странно, что ты забыл о нем, — уголки губ Хильды слегка поднялись в насмешке. А вот позубоскалить над его неудачами она была обычно не прочь. Стерва. — Ничего. Что не происходит, все к лучшему, — Тацуми обернулся к ней и подошел ближе, с улыбкой кладя руки ей на плечи. — Скоро Ога сам придет сюда вместе с ребенком, и нам останется только одолеть его. — Нам? Кому это нам? — Хильда отпихнула его руку с плеча, вздергивая нос. — Я не подниму руку на своего господина, пусть даже он из другого мира. А Вельзи ясно дал понять, что не выйдет в бой ни против тебя, ни против своего маленького двойника. Я не позволю тебе принуждать его к участию в твоей войне, он и так достаточно сделал для твоих великих планов. — Дорогая, — Тацуми положил ладонь на ее щеку, оглаживая нежную бледную кожу, оставляя на ней пепельный росчерк. — Я никого ни к чему не буду принуждать. Вельзевул сам возглавит армию тридцати четырех столпов, когда узнает, что Ога и его друзья убили его любимую матушку Хильду. — Что?.. — она попыталась отстраниться, но не успела. Черный клинок вошел в ее грудь наполовину, но Ога надавил сильнее, вгоняя лезвие по рукоять. Ее зеленые глаза расширились от боли, умирающий разум едва успевал понять, что случилось. Хильда вцепилась в его локоть, но быстро осела на пол, и Тацуми помог лечь ей на камни. — Тсс, не шуми, — он прижал палец к ее губам, на которых уже выступила кровь, поднимающаяся из поврежденных легких, не дающая сделать нормальный вдох. — Даже если у меня не выйдет заполучить маленького Вельзевула в этот раз, я воспользуюсь запасным вариантом. И его отражение сойдет, чтобы добавить мне могущества. А там, кто знает, куда приведет путь-дорога. — Нет… Вельзи… — она сжала цепенеющими пальцами рубаху на его груди, и Тацуми улыбнулся. — Спасибо, что помогла его вырастить. После жизни с моим отчимом-садистом я был не так уж хорош в этих отцовских делах. Игры в прятки, чтение книжек на ночь, вытирание детских соплей. Вельзевул никогда бы не стал воевать за своего строгого отца. — Он всегда… любил тебя… мразь… ублюдок… — Хильда отчаянно хваталась за утекающую из ее тела жизнь, но Тацуми видел, как стекленеет ее взгляд, синеют губы, замедляется пульс заполошно колотящегося в агонии раненного сердца. — Это тебя он любил, дорогая. Он обязательно захочет отомстить за твою смерть. Она вдруг улыбнулась, хрипя и с трудом выталкивая из сдавленного горла слова. — Ты проиграешь, Тацуми… Мертвое тело обмякло в его руках, и Тацуми поднялся на ноги, с презрением глядя на труп на полу. — Проигрывает тот, кто слаб. Любовь, привязанность — вот, что делает человека слабым. У Оги слишком много дорогих ему людей, чтобы он мог победить меня одной левой. Жаль, что ты не увидишь, как они с Вельзевулом будут пытаться уничтожить друг друга. То еще зрелище будет.