***
Когда-то ты перестаешь испытывать беспрекословный страх, незнание и неопытность. Нет, ты это испытываешь, но понимаешь, что это часть тебя. Они будут помогать тебе двигаться вперед. Сначала стыдно, но потом… В её голове метались миллионы мыслей. От той: «Что за хрень и куда смотреть?» до той «Сколько же режимов на этом КТ?». Кан щелкала мышкой, судорожно прокручивая колесиком снимки брюшной полости своего нового пациента. Самое сложное для клинициста – это хорошая ориентация в лучевых дисциплинах. Именно поэтому лучшие гинекологи те, что владеют УЗ-диагностикой, а качественные УЗИ-сты, позволю себе этот сленговый жаргонизм, те, что были хирургами в начале своего долго пути. – Как успехи? – спросил Мин, набирая в руки папки со своими историями болезни. – Не совсем, – она откровенно совсем ничего не поняла, даже после того, как погуглила. Отвратительное ощущение, что ты вроде много знаешь, вроде шесть лет прошли не зря, но, на самом деле, ты полный профан. Прокручивая снимки один за другим, она понимала, где почки, селезенка, печень. Но четкие узлы или ярко-горящие образования были ей не видны. Юнги мягко расставил руки над ней, нависая как туча. Но это была хорошая туча. – Вот смотри, – пару щелчков и всплывающих окон и картина совсем другая, – это артериальная паренхиматозная стадия, то что нам нужно, – указав пальцем на еле светлое очертание печени, он обозначил границы, – правая, левая доля, – еще один щелчок и Мин обвел контуры слегка изменённого округлого образования без четких границ, которое ползло по светлой ткани печени слегка серым очажком, но, когда он снова щёлкнул, контраст словно заиграл. Узел, если его можно так назвать, был хорошо виден. – Опухоль прорастает в правую и левую доли печени с захватом желчного пузыря, – откашлявшись, сказал Юнги. – Ох, – промолвила Кан. В голове складывается не радужное продолжение. Но хоть одно утешает – нет метастаз. Значит, еще можно что-то сделать. Недолго думая, врачи позвали на консультацию заведующего общей хирургией – Пак Соджуна. Выловить его из операционной уже полдела. – Хм, – тихо издал звук Соджун, изучая снимки и анамнез пациента. – Что думаешь? – нетерпеливо спросил Мин. – Резекция или…– тот замолчал. – Трансплантация и химия, – пропыхтел Соджун, погружая руки в шелковистые темные волосы. – Трансплантация , – прогудел Пак, словно ненавидя порой свою любимую работу. – Это возможно? – выкрикнула, спрашивая Кан. Её глаза горели блеском. Она не видела пока ни одного пациента, который вышел из этих стен с приставкой к заболеванию «злокачественное новообразование». Ей хотелось хоть какой-то справедливости для своих маленьких пациентов, хотя бы для одного, хоть шанс. Мин слегка улыбнулся. – Это будет очень тяжело, затратно и, возможно, неэффективно, – ответил Пак. – Но метастазов нет, мы должны попытаться, – она пыталась воодушевить закоренелых циников. Ей хотелось справедливости прежде всего для себя. Повод увидеть свет в профессии, которая очень часто проигрывает смерти. Алена чувствовала упадок сил и выгорание, которое непреодолимо наведывается к каждому врачу повсеместно. Соджун обернулся на неё, задерживая взгляд на юном педиатре. Какая она была в его глазах? Зеленая-презеленая, верила в справедливость, надеялась на чудо и была готова бороться до самого конца со слезами на глазах. Настоящий педиатр. – Это будет долгий путь, и ты не сможешь отказаться, – проронил Пак, смотря прямо в душу девушке. – Теперь ты отвечаешь за него, – жестокий урок. Но, возможно, он будет ей необходим. Вдруг он закончится успехом, и они смогут победить болезнь. Кан верила в это.***
Ежедневный доклад пациентов превращается в повседневную рутину. То, от чего раньше сердце замирало, не вызывает интереса. Но это лишь до поры до времени. Медицина такая область, что сколько ты ни работай, она всегда найдет, чем удивить тебя. Но об этом в другой раз. Чимин стоял за величественной и отремонтированной трибуной, покрытой лаком, что переливалась, кажется, глянцем. Его орлиный взор устремлился на весь зал. Обычно к тому моменту, как он главенствовал за своим пьедесталом, зал намного приуменьшался, оставляя там только ординаторов, но не сегодня. Под карой смерти всем заведующим пришлось остаться. Настолько сильно было его влияние на коллег ака друзей. – Почему никто не уходит? – пошел гул по залу. – Наши наставники остаются? Что за проклятье? Хван скучающе смотрела вперед, пропуская пристальный взгляд Пака. С чего бы это? Но к ее собственному интересу локаторы, которыми она очень была горда, настроились на волну прослушки. Лия, сидевшая на пару рядов ниже, была взбудоражена разговором со своей подругой из отделения гинекологии и Джисоном, что обрамили её с двух разных сторон. – Я в таком восторге, – чуть ли не пищала девушка. Её глаза наполнялись радостью. – Он такой замечательный наставник, учитель, врач, мужчина, – она осеклась. – Крошка Лия, – усмехнулся Джисон, поправляя бейджик на своем слегка помятом халате, – мужчина? Он многозначительно попятил на неё взгляд, та же мгновенно залилась румянцем. – Да-да, – отвечала блондинка. – Запала на мистера бабника Ким Сокджина. Их взгляды сразу направились в сторону новоиспеченного заведующего блока реанимации. Даша тут же заметила это, добавив: «Ах ты ж сучка. Плохая идея». – Очень плохая идея, – как будто прочитав мысли Хван, сказал Джисон. Обе подруги парня резко на него посмотрели с немым вопросом на губах и в глазах. Тот сразу же закатил глаза, словно они упускают общеизвестный и объяснимый факт. Но те продолжали требовать ответа, щипая его. – Разве ты не знаешь про АнДжинов? – тот поперхнулся, уменьшая децибелы своего голоса. Лия, как малышка, хлопала глазами, совершенно не осознавая и не понимая даже половину значения этого не понятного слова. – Ан…кто? Что ты несешь, Джисон? – она толкнула его в плечо, поправляя длинные локоны, аккуратно уложенные в прилежные кудри-волны. Юный ординатор поистине отличалась хорошей кожей, даже после длительного времяпрепровождения в плотных масках под парами антисептиков и кварцованных ламп. – О, – добавила вторая. – Ан и Ким, а точнее Ан и Джин, – она снова охнула. Их взгляды устремились снова на Сокджина, который активно штурмовал телефон, совершенно не обращая на важность заседания, потому что нет ничего важнее, чем дела самого Ким Сокджина. – Та ординатор-хирург? – переспросила Лия в привычной удивительной манере корейцев. – Для тех, кто в бронепоезде, про них тут такие байки ходят. Ты чего? – Джисон не вытерпел и всем корпусом повернулся к подруге. – Да они друг у друга на руках умирали, буквально. Он всю госпитализацию около её кровати просидел, даже в операционную не ходил и домой тоже. Жил в больнице. Даша была очень рада, оставаясь незамеченной и будто вовлеченной в закулисные тайны, которые на самом деле ей и так прекрасно известны. Две сокурсницы замерли от неожиданности, словно им пересказывают какую-то небылицу. – Но она-то к нему не приходила. Они даже не разговаривают. Я вообще её не видела у нас на этаже, – начала отнекиваться Лия, явно негодуя от информации. Джисон лишь ударил себя в лицо от безысходности. Глупее дедов с делирием могли быть только влюбленные в своих наставников студентки. К сожалению, такие сменяют друг друга каждый год. – У него таких одноразок много, понимаешь? Не лезь. Ты станешь лишь пластырем, милая, – подала голос блондинка. Даша про себя подумала: «Так-то». Девушка не понимала, почему её так заботил посторонний разговор. За Настю она не переживала, но, кажется, прикипела к Сокджину. Внутри что-то подсказывало, что возможно они могут стать друзьями. – А вдруг я вылечу его от несчастий и такой разгульной жизни? – глаза горели, как самый настоящий костер в темнейшую ночь. Хван же театрально закатила глаза и подумала: «Я думала точно также. Дура». – Нет, честное слово, деды с деменцией лучше, – вконец отвернулся от подруги Джисон. Бессмысленно и глупо. Наивное девичье ощущение всеобщего спасения и героизма. Это очень мило, когда тебе шестнадцать. Но не когда тебе к тридцати. Здесь нет героев, нет спасителей, только надломленные и сломленные личности, и одним подорожником и открытой ослеплённой любовью юной девы не обойдешься. Ты останешься со сломленной психикой, разочарованием в профессии и в твоем идеальном учителе. – Прощу внимания, еще раз напоминаю, что грядет экзаменационная неделя, – эти слова Пака заставили даже «гостей» конференции напрячься. Он еще раз постучал по микрофону, что раздался противный скрежет. «Приглашенные гости», скорее всего, давным-давно забыли, что такое экзамены, а особенно, когда они длятся неделю. Ужас. – Надеюсь, не придется сдавать ему экзамен, – шепчет Джин на ухо Намджуну. – Тогда одним раздеванием ты точно не отделаешься, – отвечает друг, хлопая того по колену. Легкий смешок проходится по их ряду. Чимин зачитывал специальности и предстоящие экзамены: – С большим сожалением говорю, что не все пройдут через мои руки, но на каждого придется минимум по две специальности, – его голос был строгим и холодным, скорее наставническим. По окончанию объявления ординаторы подошли к трибуне ознакомиться со списком экзаменов и принимающими врачами. Специальность «Терапия» - экзамены: Терапия – Пак Чимин, Хирургия – Ким Намджун, Анестезиология – До Чен. Специальность «Хирургия» – экзамены: Кардиоторакоабдоминальная хирургия – Ким Намджун, Анестезиология – Ким Сокджин, Педиатрия и инфекционные болезни – Мин Юнги. Специальность «Гинекология» – экзамены: Акушерство и гинекология – Ли Донук, Хирургия – Кристофер Бан, Терапия – Пак Чимин. Специальность «Анестезиология» – экзамены: Анестезиология и реанимация – Ким Сокджин, Хирургия – Пак Соджун, Терапия – Пак Чимин, Педиатрия – Мин Юнги. Специальность «Психиатрия» – экзамены: Психиатрия – Чон Хосок, Терапия – Пак Чимин, Реанимация – Ким Сокджин. Специальность «Педиатрия» – экзамены: Педиатрия – Мин Юнги, Терапия – Пак Чимин, Реанимация – Ким Сокджин. – О боже, – с расстройством сказала Ан, закатывая глаза. – Что, что? – Хван тут же схватила её за локоть, вглядываясь в список, – это из-за… Настя сделала пару глубоких вдохов и ответила, – только не кардиоторако…буэ. Маленькая ремарка о Ан, она ненавидела кардиоторакальную хирургию, но не то, чтобы ненавидела, а старалась обходить километрами, милями, фунтами, килограммами, всеми единицами мира эту область хирургии. – Ох, – осеклась Хван,– у меня всего лишь повешенье на терапии от демона, – сказала та, просачиваясь в дверь. Демон, который готов быть худшей версией своих наставников. – Не знаю, как насчет него, а меня можно подкупить, – подмигнул ей темноволосый реаниматолог. – Обнаженку не предлагаю, но ты можешь придумать что-то получше, – Джин был в своем духе, словно не он недавно корчился от боли на больничной койке. Как же быстро летит время. Все его взаимодействия были рядом, но не прямо, и, естественно, направлены на привлечение внимания Ан. – Хочешь знать экзаменационный билет заранее? – спросил Джин у Насти, когда толпа почти рассосалась и лишних ушей совсем не осталось. Та молча остановилась, давая шанс врачу на выпад. – Молчание – знак согласия, – продолжил Ким. – Когда ты позволишь любить тебя? Она закатила глаза: – Очень смешно, – посмотрела по сторонам, – доктор Ким. – Нет, – он схватил её за локоть, – не говори так. Его глаза были как бездонная дюна в ночи, также, как и её отблеск обелисков в шоколадном закате. – Я буду рядом, даже когда ты будешь меня прогонять. Например, сейчас, – неловкий смешок вырвался изо рта. Эта была не насмешка, а, скорее, нервозность. Она чувствовала себя сконфужено и оголенно? Да, словно, кто-то сбросил с неё все оковы и всю защиту. Она была как ранний росток, появившийся из-под асфальта, в полной опасности. – Люди смотрят, что они подумают? – отдернула руку, но лишь ближе придвинулась к Киму. – В этом проблема, ты всегда думаешь, что они подумают, и их мнение, сформированное не тобой, не дает тебе дать шанса никому. Ни мне, ни себе, – он отпустил её, но тем же надолго пригвоздил свои слова в сознании девушки, не давая ни малейшей возможности исчезнуть своему облику ни на секунду.***
В совершенно не в том настроении Настя подошла к стенду с плановыми операциями. Там первой очереди в первой операционной стоит операция с доктором Ли Донуком. Этот врач приковывал к себе внимание многих. В-первую очередь, своим профессионализмом, тактичностью и только во-вторую, третью и четвертую отличным телосложением и идеальной внешностью. Конечно, стандарты красоты каждого человека индивидуальны. Но он по всем меркам считался красавчиком. Так его и прозвали ординаторы и медсестры. Звание дамского угодника или же бабника было занято небезызвестной личностью, хотя именно Донук постоянно был окружен женщинами, но сейчас не об этом. – Что мы знаем о пациентке? – голос спокойный и ровный. Вокруг темноволосого врача кипа ординаторов, среди которых всего лишь два парня. Неудивительно. Идет опрос юных врачей. Он так делает всегда. Те, кто хотят попасть в операционную, должны ответить правильно хотя бы на один вопрос, адресованный именно им, или украсть правильный, выкрикнув быстрее всех. Но это не так легко, как звучит. – Какие показания у данной пациентки? – вопрос был адресован рыжеволосой девушке, что стояла ближе всех. Звали её Дона. Он медленно моргнула. – Тяжелая форма эндометриоза , – тихий и писклявый голосок. Донук вдохнул и напряженно потер переносицу. – Прежде, чем сказать, нужно думать, – ответил тот. Он еще какое-то время смотрел, но тишина его оглушала. Все же позже, спустя минуты три раздался голос Сохи: – рецидивирующие течение эндометриоза с поражением кишечника. Врач одобрительно кивнул: – Вы заработали себе место в операционной самым легким ответом. Кто перечислит показания к радикальному хирургическому лечению и что это такое? Кто думает, что гинекология — это ромашки, конфеты и благодарные пациентки, которые после правильно подобранной гормональной терапии или стимуляции смогли забеременеть, то они просто глупцы. – Ретроцервикальная форма эндометриоза, – раздался мужской голос. Ординатор Хваён проснулся и попал в точку. Его очки отблескивали лучами солнца. – Вторая часть вопроса, – дополнил Донук, – этого недостаточно. Студент лишь откашлялся и продолжил: – операция с экстирпацией матки с удалением или без удаления яичников. – Место в операционной ваше, – Донук одобрительно кивнул. – А как же наша гостья, – добавил врач, – не желает принять участие в битве за трон? Ан тут же напряглась, отталкиваясь от стены. Два окружающих ее хирурга Ким и Чон невольно напряглись, буквально минуту назад обсуждая гинекологов и их пестрые хирургические костюмы. Она же не хотела в этом участвовать, но по взгляду врача поняла, что придется. – Скажите пожалуйста, почему мы пойдем на лапаротомию, а не на лапароскопию, которая является стандартом гинекологии во всем? Сердце бешено билось. В голове лишь одно: «Я профан в оперативной гинекологии, да и вообще в гинекологии». – У пациентки, как уже было сказано, тяжелое рецидивирующее течение с поражение кишечника, – голос девушки был, как и прежде, четкий. Но нервозность выдавали ее заломанные пальцы за спиной и то, как она отшатнулась от стены при ответе. – Вопрос тот же, почему не лапароскопия? – Донук сделал шаг навстречу, он нависал, хоть и был далеко, давил, хоть и говорил тем же тоном, что и всегда. Ан заглотила побольше воздуха и добавила: –Пациентка неоднократно проходила лечение со спаечной болезнью брюшной полости в консервативном ключе, а также на КТ признаки инвазии в кишку с частичной кишечной непроходимостью, – выдох, а щеки то покраснели. Донук молчал с минуту и добавил: – Отлично, жду всех ответивших в операционной. Врач тут же вышел через тоннель ординаторов. Настя тут же выдохнула со звуком, словно её что-то душило. – Этот мужик такой душный, – раздался голос Чонгука. – Ты молодец, – Тэхён погладил Настю по спине, одобрительно улыбаясь. А день только начался.***
В мечтах когда-то Хван загадывала то, что с ней сейчас происходит. Но нет, она не загадывала автомобильную аварию, травмы, как физические, так и психологические. Но, кажется, этот этап жизни чувствовала, как никогда приближенный к счастью. Её яркая улыбка не спадала при мысли об этом вечере. «Ты как праздничная ёлка» – сказала бы ей Ан, но нет. К сожалению, это празднество жизни она пропустит. Выбрала не быть третьей лишней, а точнее, пятым запасным колесом, и вообще у нее дежурство. Снова. – Мы идем на двойное свидание, – маленький писк вывалился из Даши, которая орудовала кистью над своим лицом. Что ей выбрать сегодня? Цветные стрелки, вечерний смоки, классика, нюд, взрыв палитры? Она разрывалась на куски. – Что ему понравится? – спросила она себя, но как бы надеясь на ответ извне от Кан. Та выбирала легкий нюд с оттенками вечерних черных классических стрелок с небольшим закосом на лисий взгляд. – Всё, – ответила та в полголоса. И оказалась бы как никогда права. Но легче от этого не стало. Даша зажмурила глаза, спрашивая себя: – Какая я сегодня? Небольшая тишина резала воздух. Алена даже начала переживать, что та перестала дышать. Но вдруг глаза девушки открылись: – Барби. Сегодня цвет дня – розовый. Розовые стрелки с белым контуром. Легкие пунцовые тени с отблеском страз. Девушка казалась еще более невинной, чем, когда путается в показаниях, анамнезе и вообще своих мыслях. – Хочу, чтобы это был идеальный вечер, – смотрела в зеркало, прикидывая то один, то другой наряд. Внутри трепетали бабочки. Похоже она на самом деле была счастлива. Девушка выбрала кроваво-бордовые шорты из брючного материала, слегка прикрывающие то, что должно прикрываться. А верх отдала предпочтение атласной черной, как ночь, рубашке, струящаяся с плеч, под которой имелась футболка в стеку, слегка открывая вид на округлости верхней части фигуры, те, что зовутся "boobs". Кан же была в противовес светлой, что по волосам, что по стилю. Белоснежные кожаные прямые штаны в сочетании с укороченным кофейным лонгсливом. Всего пару аксессуаров и они были готовы идти на свидание. Неизвестно кто подал идею устроить двойной боулинг. Но это однозначно было удачно. Засидевшись на работе, ты забываешь, что она не твоя темница и в жизни так много всего происходит. Например, насколько сильно тебя могут наполнить встречи с друзьями, громкий смех и приятный кофе после выбитых страйков. Встретившись в здании боулинг-клуба девушки удивились красоте и эстетике этого места. Приглушенный свет идеально сочетался с неоновой подсветкой дорожек, которые бежали, словно нижняя строка прошедших вечерних новостей. Она отдавала синим, белым, голубым и зеленым. – Мои розовые, – вскрикнула Даша, завидя шары для боулинга. – Наши дорожки пять и шесть, – пытался перекричать очевидно очень любимый трек диджея Юнги, вглядываясь в лист, что дал ему сотрудник клуба. Он был, как всегда, спокоен. Алена одарила его притягательной улыбкой и поцеловала в щеку. Внутри Даши что-то переворачивалось от этого. Внутренний маленький ребенок ликовал от милоты. Первый удар совершил Намджун, тут же выбивая страйк. Да, с таким соревноваться будет сложно. – Ого, – воскликнул Юнги от удивления. – Не знал, что с нами страйк-мастер. Тот тут же рассмеялся, передавая ему очередь. Даша же с восторгом одарила Джун комплиментами. – Это великолепно. Ты такой, – она замерла, добавив, – вау. Он еще больше залился румянцем. Кажется, только её комплименты выводили Намджуна из равновесия. Как же хорошо, что общий свет был приглушен и никто этого не видит. – Ты сглазишь меня, и я опозорю нашу команду, – ответил Джун, поправляя очки на переносице. Ему всегда удавалось быть в максимальном бойфренд стиле. Его жесты были легкими, движения плавными и расслабленным. Он всегда был в комфорте. Даша тут же озарилась на него притворной оскорбленностью: – Невозможно! – громко крикнула она. – Это моя задача и только моя, – девушка мягко улыбнулась и мягко положила свою руку в его. Ей бы хотелось, чтобы такие моменты, как можно чаще наполняли её жизнь. Она призналась себе, что готова постоянно держать его руку и улыбаться как дурочка. После нескольких бросков Алены, которые оставляли по бокам пару кегель, Юнги яростно пытался совладать с координацией, шаром и траекторией броска. Иногда удачно, а порой… – Нет, не мой день, – улыбаясь, сказал Мин, плюхаясь на своё место и отпивая приятный молочный коктейль из трубочки. Алена же так яростно хотела порадовать Юнги, что, не рассчитав силу, запульнула шар прямо в потолок. Удачно, что потолочная плитка, которой тот был выложен, лишь слегка сместилась, и никто этого не заметил, кроме их маленькой компании. – Ну силачка До Бон Сун, – Даша задыхалась от смеха, хлопая подругу по спине. Та ответила тем же, отпивая сок из стакана. – Думаю, тебе пора перестать качаться, – заключил Намджун, беря шар в руки. – Я постараюсь не повторять твоих ошибок. Всем четверым компания была приятна и комфортна. После пары сетов, все же заключили, что страйк-мастер по имени Ким Намджун победил. Даша была в восторге, так как её команда обычно всегда была в ауте, так, как и игры с её участием. Помимо внеочередной встречи с Намджуном, это было приятным бонусом в дополнении. После победного танца, она неожиданно для него и для себя заключила парня в приятный, томный поцелуй. Он был полон радости, искренности и страсти. Его губы казались такими мягкими и приятными, что не хотелось отниматься от него ни на миг. Но этика. Никогда нельзя забывать про этику, особенно, когда слышишь пронзительные толчки кашля от друзей. – Может мы вам мешаем? – ухмыльнулся Мин. Алёна подхватила эту идею. – Этот клуб слишком тесноват для ваших чувств. Даша покраснела, а Намджун лишь откашлявшись добавил: – Слегка тесновато, но я привык, – он показательно оттянул горло кофты, которая утягивала шею круглым вырезом. Однозначно хорошее окончание для хорошего вечера. Или только начало?***
– Расскажи-ка мне, принцесса моя, как так получилось, что, работая здесь уже больше полугода, с почти ежедневными установками центральных венозных катетеров, они же «подключички» для тупых, – он набирал воздух в легкие, чтобы еще больше разогнать свою ярость, – тебе, кажется, что ты засандалил катетер в легкое? Если многие слышали в госпитале разные слухи о Пак Чимине и его зверином издевательстве над ординаторами, то они просто мало были знакомы с заведующим реанимации и анестезиологом по совместительству Ким Сокджином. Он не упускал возможности опустить и надругаться всеми словесными потоками, какие только ему были известны, над Джисоном и Минхо. Врач смотрел пронзительно и разъярённо. – Ну он начал кашлять и, тут какая-то эмфизема, кажется, подкожная. У него отдышка и дыхание плохо проводится, – с каждым словом Джисон становился тише и тише, словно мышка. Джин напряженно потер палацами переносицу. – Напомни мне, никогда тебя не подпускать к детям в моем крыле. Давным-давно врачами дали в помощь руки, уши и рентген. Ловкостью рук и без магии, они быстро сделали снимки. С серьезным лицом Сокджин изучал снимок. Он отдавал дань прошлому и любил пленочные снимки, но никак не электронные. Если только это не КТ. Нет столько пленки, сколько срезов во всех режимах КТ. – Поздравляю тебя с пневмотораксом, – заключил врач. – Вызови хирурга и внимательно смотри, как исправлять свои ошибки. Многих такое отношение очень сильно отталкивало от Джина. За каждую ошибку он давал таких люлей, благо не кричал, а то еще мог и перчатками кинуть и парочкой клинков для пущего эффекта. Доктор Пак Соджун уже давно не скрывал, что Ан Анастасия была его любимым ординатором. Часто он отправлял именно её в смежные отделения для консультации, ассистенции и в помощь. Она была его хвостиком, впитывала каждое слово и действие. Он всегда был готов помочь ей и именно поэтому прививал самостоятельность, всегда оставаясь на расстоянии. – Прошу спаси, – взмолился Джисон, как только дверь лифта открылась с характерным писком, – он меня сейчас убьет. Ан слегка улыбнулась, смотря на коллегу. Его растрепанные волосы и бегающие глаза дали знать, что он в изнеможении и полнейшем страхе. – Где твое творение? – спросила девушка, как тут же зашла в первый реанимационный зал, слегка залитый кровью, слегка перекисью, а рядом красовался кислородный баллон. Единственное, что нравилось Насте в торакальной хирургии – это плевральные пункции. Она чувствовала в них себя настоящим врачом. – А ты подготовился, – осмотрела баллон брюнетка, проверяя давление и вентиль. – Он подготовился? – подал голос заведующий. – Скорее метался, как белка, пока мы искали свободный баллон. Настя сделала дыхательную гимнастику. Спокойствие, как говорят психологи, достигается счетом от 10 до 1, и раздражение уйдёт. – Доктор Пак настолько сильно тебе доверяет? – снова комментарий за спиной. – Как самому себе, – ехидно ответила девушка. Её пытливый взгляд уставился на снимок. И правда само не рассосется. Нужна пункция. Однажды Настя наблюдала, как Намджун мастерски делает эту манипуляцию, и подмечала каждое его действие. Обязательно для начала нужно соблюдать все правила септики и антисептики, в том числе с обработкой поля. И, конечно, никогда не забываем про обезболивание. Ординатор решила выбрать не стандартную точку, а 3 межреберье по средней подмышечной линии. Ей казалось так она может в полном объеме осуществить эвакуацию воздуха, нежели из другой, направляя только в верхний синус легкого. Прощупывая грудную клетку пациента, которого Джин и Джисон присадили и удерживали собственным весом, ординатору удалось выбрать нужный проем. – Скальпель, – потребовала Ан. Её глаза из-под маски выглядывали и направлялись прямиком к цели, совершенно не обращая внимания на раздражители. Ассистировать ей вызвалась конечно же Енджи, верная соратница и подруга. – Да, доктор, – отвечала ей, не без толики улыбки. Она заметила, как та сильно выросла как врач, и это не могло не радовать. Разрез словно по учебнику – семь миллиметров. Хоть больница была без операционных на фотоэлементах, но та успела закупить катетеры, которые предотвращали различные сложности с грубым металлическим троакаром и неудобностью дренажа. После необходимой гидропробы, она точно знала, что делать. Усиленный толчок и девушка в плевральной полости. Только делавший человек знает, что это такое. Это как ты всегда знаешь, когда нажать газ при движении, остановится на красный свет светофора, проснутся при невыносимой духоте, только, если ты это испытывал. – Провести нужно сантиметра на два-три от последних дырок, – пояснила Настя, смотря на Джисона. Он был заинтересован и внимателен, если бы мог достал блокнот с учебными записями. – Подключите к аспиратору, – добавила Ан, смотря на Ёнджи. Пару стежков и дренаж устойчиво зафиксирован. Оставаясь в кабинете и снимая с себя халат, очки, маску и перчатки, её не покидало стойко ощущение, что за ней кто-то наблюдает. Не разворачиваясь, девушка добавила: – Ты и сам мог это сделать. – И лишить себя момента встречи с тобой и любования, – Джин откашлялся в кулак, – никогда. Где-то в глубине души она каждый день надеялась, что он выкинет что-то в стиле Джина, чтобы привлечь её внимание. Брюнетка не знала другой себя и другой жизни, когда он не пытался добиться её. На миг Насте показалось, что если она поддастся, то всё закончится, исчезнет, и она и он. Что же ей тогда останется? Не место красит человека, а человек место. И это место красил Джин, по крайне мере, для неё. Девушка тряхнула головой, поправляя волосы. Где-то точно должно быть зеркало, она направилась к нему, и заодно отмыла руки. Приятная холодная вода смывала тальк перчаток и с её кожи. Почему-то кожа была запредельно горяча или же в этих местах было достаточно душно. – Не хочешь поговорить? – спросил Ким, подпирая собой дверной проем. – О твоем ужасном поведении с ординаторами? – она защищалась. Ким отшатнулся и подошел ближе, заключив её руки в свои. Они были противоположностями. Огонь и лёд. Он так хотел растопить все её оковы, что продолжал обжигать лишь себя. – О нас, – отпустил руки. Брюнетка немного заморгала. Ей стало тесно в этой помывочной или какой-то уборной комнате. Она не понимала, где находится. Ан молчала. Ей было тяжело. – Скажи хоть что-нибудь, – Ким требовал. Тихо вдохнув девушка ответила: – Я тебе не доверяю. Никаких нас не будет. Кажется, эти слова дались ей не легко. Когда внутри ты говоришь да, а вслух нет. Девушке было бы легче, если бы он оставил её, продолжил свой разгульный образ жизни и перестал добавиться, обещая любовь. Это только сильнее разбивало сердце. Ему нечего было ответить. Ким знал не понаслышке, что доверие такая хрупкая вещь, которую разбив, уже никогда обратно не соберешь. – Ты спал со всеми медсестрами в этой больнице. То появлялся и уходил, ты умирал, – она замолчала. – Ты тоже, – рявкнул он, но тут же осекся. Внутри накатила волна ярости, снова он завел бешеный механизм Ан. Её глаза горели огнем, который она так тщательно прятала. – Я тоже? Я тоже? – она ткнула его в грудь и потом в живот. – Вот ты несешь всякую хрень, а потом подходишь ко мне с кровавой рубашкой и такой «всё хорошо, Ан. Все нормально, Ан». А что мне делать? Как мне потом смотреть на тебя? – душа рвалась наперекор всему. – Ты нарушил мой душевный покой, пришел и разрушил всё. Решил, что я твоя цель, очередная дура в твоем календаре побед и потом не уходишь, и не уходишь. Да оставь же ты меня в покое! – она кричала и слезы вырвались из её измученных глаз, она сама не поняла, как начала ударять его в грудь рабочей поверхностью ладони. В такие моменты, когда Настя преставала скрываться, а говорила всё как есть, его сердце безумно билось. Она заставляла его биться. – Ты никогда не была целью в календарь. Чёрт, у меня нет никакого календаря, – Джин в непонятках начал мотать головой. – Ты была мне интересна, но, – он подбирал слова, – я никогда раньше не испытывал такого. Это такое безумие, понимаешь? Ты кричишь на меня, а я, словно, не живу, когда ты так не делаешь. А когда смотришь, то у меня просто крышу сносит, – он внимательно смотрел в её глаза, они все еще были красными от слез и такими настоящими, будто живые пески Сахары развернулись прямо перед ним. В ту же минуту Ан не нашла ничего умнее, как просто дать ему пощечину. Непредсказуемо, ярко и громко. Следом пошел второй удар в плечо, грудь, и она схватила его за рабочую рубашку хирургички: – Я тебя ненавижу, – это был самый настоящий вопль. Ким знал, что другой момент, возможно, никогда не настанет. В очередной раз, почувствовав, как тот щелчок при пункции плевральной полости, именно сейчас, нужно это сделать. Парень прижал ей к себе и крепко обнял, так, что она перестала его бить, престала плакать и тихо стояла. Стояла в его объятиях. Он тихо гладил её по голове. – Прости, прости, – шепот отдавался в груди и по её телу. Она стала шмыгать носом. – Если бы только ты простила меня за всё, за всё, что я делал, – продолжил Ким. Он на самом деле этого желал. Губы были наполнены солеными слезами. Чувство крови и слез такой одинаковый и такой знакомый. – Почему ты чаще других видишь меня в слезах? – она вытирала лицо, но они все равно продолжали капать. – Потому что я постоянно тебя до них довожу, – Джин заглянул ей в лицо и большим пальцем провел по кромке нижнего века до виска. – Боже, это невыносимо. – Потому что ты невыносимый, – добавила Ан с каким-то смешком. Ким снова обнял её и добавил: – Ты простишь меня и больше не будешь плакать. Я буду самым лучшим парнем на свете и все тебе будут завидовать. Словно убаюкивая, он качал её из стороны в сторону, а та лишь слегка придерживалась за его руки в области плеч.***
Она заикалась, отвечая на вопросы. Снаружи взрослая девушка, а внутри ребенок. – Сколько вам лет? Документы! – вторила медсестра, оформляя новую пациентку. Этот бесконечный поток вереницы людей заставлял голос грубеть, а иногда даже сипеть. – Двадцать, – тихий и тонкий голосок добавил, – двадцать шесть, – глаза опустились вниз и снова раскрылись, когда уже рядом стоял приятный и статный мужчина. Если бы Тэ не сказали её возраст, он не дал бы ей и больше восемнадцати. – Она что инфантильная? – шепнул ему на ухо Чон. Ноль косметики, потерянный взгляд, а за дверью рвущиеся в бой родственники. – Извините, – расталкивал людей мужчина. – Я отец. Я врач, – в его глазах читалась беспокойство и тревога. Тут же в его руках появилось бумажное направление с диагнозом: Кишечная непроходимость, неуточненная. Фамилии одинаковы. Точно родственники. Позже девушка с заиканием поделится историей о том, как она с друзьями решила поехать в соседнюю провинцию и попробовать мясо оленя. Единственное, что она никогда не ела. И больше ничего. За плотной одеждой сразу и не скажешь, что с ней что-то не так. Правда, подняв майку, Тэхён увидел непомерно огромный живот для худенькой двадцатишестилетней девушки. Словно в ней жило, по меньшей мере, два человека плюсом. – Барабан, – постучав по нему, Тэ услышал характерный звук пустой коробки. Это говорит о том, что кишки перерастянуты и заполнены газом. – Газы отходят? – спросил Чонгук, напряженно, вглядываясь в анализ крови. Норма. – Нет, – тихо последовал ответ. – Мы делали клизмы. Стула нет три дня, – тут же добавил отец семейства. Девушка же, в свою очередь, путалась в показаниях, заикалась, не могла точно сказать, когда именно заболел живот, отходили ли газы и после чего всё это началось. Она тихо мычала, вспоминая последовательность событий. Результатов рентгенографии и УЗИ еще не было, но оба ординатора точно знали, что её надо госпитализировать. Идя по направлению к лифту, Чон выронил: – Взрослая девчонка, но такая… – Видимо, длительная родительская опека, – ответил Тэ. Хотя кто из них не был под длительной родительской опекой? Для них в двадцать шесть лет жить с родителями это норма вещей. Жизнь дорогая, недвижимость вообще неподъемная. Личное пространство — это роскошь. – Что ты думаешь? – Думаю, там какая-то катастрофа, – изрек Ким в точности как Пак Соджун. Сначала ты думаешь, что эти фразочки глупые и старческие, а потом и сам говоришь, как «дед». Нагрузка на кабинет, а точнее отделение рентгенологии всегда было очень высокой, особенно в вечернее время. – Охо-хо, – глаза Чонгука расширились и стали похожи как у героя аниме. – Что? Что? – подбежал к нему друг. Картина однозначно была катастрофой. Вся левая половина живота заполнена огромной расширенной петлей толстой кишки, которая того и гляди лопнет. Если померить диаметр в переносе на реальность, то петля расширена сантиметров до десяти. – Ким! – обратился к ординатору строгий голос. – Что у вас там? Пак Соджун часто брал пятничные дежурства. Он любил проводить выходные дома. Так сам считал. Но ровно с 50% вероятностью приезжал в них на какие-то экстренные операции, где без него никак не могли справиться. Несостоятельность анастомоза кишки, перфорация толстой кишки, ранение селезенки, печени. Всё это он. – Кхм, – откашлялся Ким и вытянулся спину. – Смотрите, – повернул экран на куратора. Тот ни капли не изменился во взгляде. Неужели его ничем не удивишь? – Подробнее, – добавил Пак. Недолгое повествование и врач уже был в курсе о пациентке, что ждет своей участи. Операционная или операционная. По снимку было ясно, что консервативная терапия будет без эффекта. Активная тактика? Хирург всегда должен выбирать. Операция или динамическое наблюдение? – Необходима экстренная колоноскопия. Скорее всего это заворот сигмовидной кишки. Ординаторы удивленно приоткрыли рты и еще внимательнее вгляделись в снимок. Заворот сигмовидной кишки самая частая патология из всех заворотов и одна из редких среди всех кишечных непроходимостей.***
Экстренная колоноскопия – осмотр толстой кишки с нагнетанием воздуха в экстренных условиях, или, по-простому, без подготовки. В эндоскопической операционной приятно отражался голубоватый свет от кафеля стен. Прохладный воздух парил вокруг с разряженными нотками после кварцевания. Всё вкруг казалось неимоверно стерильным. – Прохожу ректосигмоидный отдел, – первый поворот при исследовании непосредственной толстой кишки. По ходу исследования врач-эндоскопист не встретил препятствия, попутно омывая остатками кала и слизи в кишке. Колоноскоп свободно прошел через всю сигмовидную кишку вплоть до селезеночного угла. – Ребят, я свободно прохожу, – его руки были напряжены и сосредоточены, – не вижу препятствия. Это еще больше заставило Пака напрячься, такой случай казался решенным. Развернем сигму на колоноскопии и сделаем самую лучшую операцию. «Самая лучшая операция – это операция, которую удалось избежать». Но нет. Придется транспортировать в операционную общехирургического отделения. Делать широкую лапаротомию. – Операция расставит всё, – произнес Пак. Свет, мотор, начали. Нет, мы не в кино. Здесь будет так: Свет, фентанил, разрез, начали. Ким начал привыкать к этим ритуалам. Белые простыни, белые хирургические халаты, белая маска и белая шапка, такие же белые перчатки. Анестезиолог у изголовья уже кивает, что можно начинать операцию. – Отсос готов? – спрашивает Соджун. –Думаешь понадобится? – возрастная медсестра смотрела на него с недоверием. Она аккуратно присел на стул у стерильного стола с инструментами. Морщины вокруг глаз натянулась, а кожа стала напоминать папирусную бумагу. Ей было очень много лет, и она видала много чего. При раздутом животе надо очень аккуратно «заходить» в брюшную полость. Потому что от твоего движения зависит зайдешь ты в живот или надсечешь, а может даже полностью прорежешь кишку, которая того и ждет, плотно прилегая по ту сторону стенки. – Ну что там? – нетерпеливо спрашивает анестезиолог. Огромные баллоны расширенных петель повалились в операционную рану. Тонкая, толстая расширена в каждой степени. Осматривая брюшную полость руками Соджун не находит препятствия, не находит заворота, опухолей, метастазов в печени. Не находит ровном счетом ничего. – Что за чёрт? – Пак злится. Закрыв глаза, он думает, и никто не смеет его окликнуть. – Чонгук, ставь газоотводную трубку, – добавляет спустя мгновение. Как же это происходит? По-простому: длинный зонд, желательно желудочной, вводится в прямую кишку. Последний должен быть пойман оперирующим хирургом, которой проводит его в толстую кишку по возможности, после чего должно случится чудо. Кишка спадается и непроходимость потихоньку разрешается. Что считается посвящением ординаторов хирургов в отделении? Варианта два: разгребания копростаза вручную и установка газоотводной трубки в операционной. В чем же заключается посвят? А в том, что никогда не знаешь выйдешь ты сухим из воды, или все твои штаны будут в говне.***
/Sleeperstar – Detalies/
После неоднозначной операции каждому хочется расслабиться. Кто-то предпочитает острый суп или лапшу, кто-то фаст-фуд с морем курицы и картошки фри, а кто-то пропустить по бокалу Маргариты, текилы, джина и проснуться на полу незнакомой квартиры. Конечно, Чон и Ким выбирают последний вариант. Достаточно давно их не было видно вместе вне стен больницы. Разные события выводили их на другие площадки. – Всё-таки токсическая дилатация кишечника на фоне мяса, – отпивая джин со льдом процеживает Чонгук. – Это просто удивительно, – ответил Тэхён. – Мы всё время едим разное мясо и это значит, что однажды нас может раздуть до непрохода, и нам будут тыкать колоноскопом в жопу и потом разрежут от меча до лобка, – Чон продолжал свою мысль, улыбаясь и удивляясь одновременно. – Главное, чтобы это делали не такие как мы, – усмехнулся Тэхён. Его квадратная улыбка снова засияла как прежде. Кажется, именно сейчас он вдохнул тот свой непосредственный глоток несвежего и опьяняющего воздуха бара. – Это точно, – рассмеялся в ответ Чон. – Себе я бы точно не дался. Где-то на периферии мигали знакомые лица и выражения лиц. Джисон и Минхо тоже решили расслабиться в баре и какого было их удивление встретить однокурсников. – Сюргикал, – произнесли те на английский манер с оттенком корейского. Чон и Тэ лишь подняли бокалы, приглашая парней за свой стол. Кажется, до этого они ни разу не сидели вот так за одним столом, обсуждая свои дикие смены, кураторов, однокурсников, искренне смеясь и вспоминая различные глупости своей первой недели. – Он заставил меня потом качать всех бабок в отделении с последней койки, – искренне смеялся Джисон. В отделении реанимации есть крылатая фраза: «пациент с последней койки», обозначающий умирающего человека. – А меня чуть не пришиб той каталкой и весь такой СЛР-щик, – смеясь, отвечал Чонгук. Их ругали, над ними измывались, но их учили. Они ненавидели своих кураторов, но где-то в глубине души благодарили за каждое слово, урок, наставление, пинок под зад. – Для меня Соджун это эталон, он такой крутой, – добавил Тэхён. – То, как он закрывает глаза и будто копается в своих чертогах, словно в миллионах электрических проводов, это круто, – выдохнул. Парни одобрительно закивали. – Главное не влюбись в него, – ткнул того под локоть Минхо. Дикий гул раздался рядом. Их это забавило. Темноволосые парни смеялись и свистели, словно дикие звери. – Он хорош, конечно, – не стушевался Ким, – но не в моем вкусе. Его глаза горели, как никогда раньше. Наконец-то Тэхён почувствовал расслабление. Он чувствовал себя нечужим. Внутри раздалось тепло от чего-то непременно хорошего. – И кто же в твоем вкусе? – спросил тут же Джисон, подзывая рукой официанта. – Нам еще того же и в двойном размере. Парни вновь загудели. Эта ночь будет долгой и веселой. – Я… – задумался, – мой типаж, – он поднес руку к лицу и сделал самый умный вид. Кажется, он и правда не знал. Никогда не задумывался. Потому что для него всегда была важна карьера, учеба, медицина, хирургия, но не отношения. В школе он усердно учился. В университете продолжил традицию и сейчас занимается тем же. – Мой типаж, – снова подал голос Ким, – хирургия? – он спросил у себя или у остальных? Дым заполонил всё вокруг. Минхо достал электронную сигарету и смачно затянул в себя клуб дыма. – Может ты хотел сказать хирургини? – пояснил Джисон. – А какие именно? Гинекологи, может травматологи или свои? – он подмигивал глазами по очереди, словно паралитик. – Точно не «наши» – ответил за него Чонгук. – Ан? Или Хеджин? Они же с вами учатся, – снова предположил Хан. Парни покачали головой, словно в такт. Это было табу, сами не знали почему, но точно нет. – Нет, нет, – ответил за них Минхо, отпивая приятный, но горький напиток. – Да, детка. Пить после говняного дня так классно. Возможно, в эту ночь они всё-таки найдут типаж для каждого или вовсе разойдутся по домам и плюхнутся на пол, не дойдя пары метров до теплого одеяла.***
Последний день перед экзаменационной неделей. Все о ней рассказывали. Все ее боятся. Между экзаменами промежуток два дня. У всех по три экзамена, у некоторых по четыре. Неделя, состоящая больше, чем из семи дней. Но всё равно неделя. Как Алёна себя ощущала, приходя в этот день? Можно сказать, неопределенно. Девушка всегда верила, что у нее хорошо развита интуиция, и чутье ее подсказывало, что день будет непростым. Утро начинается не с кофе, а с конференции. Отчеты отделений по поступлениям, экстренным операциям, тяжелым пациентам, умершим. – Я считаю до трёх, – Сокджин держал в руках два стаканчика, предположительно кофе. Он изменил себе и поднялся на пару рядов выше. – Но здесь всегда свободно, вы всегда сидите…– кудрявый темноволосый гинеколог даже не успел договорить, как его перебил холодный взгляд Кима и такой же голос: – Один, – взор был все тяжелее, а студент ерзал на стуле ища поддержку в глазах Ан, Кан и Хван, – два… – Думаю, тебе лучше пересесть, – подсказывает Даша. – Три, – последнее слово и парень как торпеда взлетает с места на три ряда выше. Лишь бы подальше от психованного Кима. Реаниматолог же спокойно садится на крайнее место рядом, протягивая стаканчик Ан. Та вопросительно смотрит то на стакан, то на него. – Горячий шоколад, твой любимый, – отпивая свой кофе, отвечает Джин. – Ты никогда здесь не сидишь, – незамедлительно утверждает Настя. Она делает глоток. И правда, горячий шоколад. – Теперь сижу, – даже не смотрит в её сторону, но приценивается, какой отсюда обзор и как удобно если что, идти докладываться. Он доволен. Девушка же продолжает негодовать, но чувствует, что слова будут излишни и привлекут ненужное внимание. Его же коллеги и вовсе посчитали, что Ким решил не ходить на конференцию. Очередной своевольный поступок врача. Как его только еще заведующим сделали? – Боже, какая честь, с нами сам заведующий реанимации. А автограф дадите? – Даша ярко улыбалась, перегибаясь через Кан. Ей очень хотелось как-то поддеть врача. Сама не знала откуда у нее такое шальное настроение. – Роспись только на груди. Думаю, твой парень будет против, – Джин кивнул стаканчиком в сторону Намджуна, что рассказывал, стоя двумя рядами ниже, про очередную уникальную операцию с уникальной аппаратурой на уникальном сердце или легком. Он не слушал. Хван видела лишь спину. Но даже его спина была прекрасная, стройная и массивная одновременно. Его идеальный халат сидел на нем идеально. Кажется, или она его идеализирует? Если только самую малость. Настя наклонилась чуть в сторону Джина и шёпотом сказала: – Ты не боишься, что пустишь очередной слух своим поведением? – указала на их стаканчики. – Теперь я буду сидеть с тобой здесь каждый день, – добавил он. Еще одно недоразумение с его стороны. Неудивительно. Кан пыталась не обращать внимание на шёпот с двух сторон. Пак Чимин снова объявил о ближайшем старте экзаменационной недели. От этого брала дрожь. Учеба здесь, стипендия и вообще медицинская карьера завесила от этих жалких трех экзаменов. Алена подхватила под руку Ан и тяжело вздохнула. – Что такое? – спросила её подруга. – Как пережить экзамены? – Кан и правда это беспокоило. – С честью и гордостью, – Настя кивнула на нее и четко похлопала по руке, словно отправляя в бой новобранца. С честью и гордостью можно и провалиться. Сегодня был день выписок. Это значит максимальная работа за компьютером и минимальная с пациентами. Все пациенты были стабильны, новых не поступило. Оставалось только печатать, печатать и еще раз печатать, как только поменяют картридж в принтере. – Сходи в приемное, – обратился к Алёне Мин. – Из поликлиники прислали ребёнка. Девушку всю насквозь обдала нервозность, и она не понимала почему именно. В её голове летало, что обыкновенное ОРВИ разучились лечить в поликлинике. Неоднократно она сталкивалась с такими «экстренными» поступлениями. На направление будет написано: «Лимфаденопатия неясного генеза? Лихорадка неясного генеза?». Все под вопросами и ни одного ответа. На вид ребенок семи лет без явных признаков лихорадки. Кожа бледная, негорячая, насморка нет, глаза не отечны. – Выдаем свечки на ночь под 37,8 и 38, – говорила мать, завидя девушку в белом халате. Сделала вывод: «вероятно врач, раз в белом халате». Сейчас очевидно температура была не больше 37,3. Алёна стала осматривать маленького мальчика. Миндалины слегка красные, небные дужки в порядке. Дальше лазать она не стала. При осмотре горла, нащупала увеличенные узлы с двух сторон. Ребенок был слегка квелый. Пишут, что лечатся уже неделю. На градуснике температура 38. На анализе крови лейкоцитоз 15. На свой страх и риск Алёна заключает: – Госпитализируем с шейной лимфаденопатией, сделаем расширенный анализ крови и биохимический. Назначим детоксикационную терапию и антипиретики. Мать осталась довольна таким заключением, хоть и большинство слов не поняла. Внутри же Кан бросало в сомнение. Узлы были достаточно большие на шее. Очень непривычно. Инфекционные патологии часто её обходили, видимо сейчас пришло время познакомиться поплотнее.***
Кан плохо спала эту ночь и предыдущую тоже, и ту, которая следовала перед ней. Не все студенты умели справляться со стрессом экзаменационных недель. Казалось, что шесть лет в медицинском настолько закалили их в своей стали нервов, пересдач и горы книг с тысячами страниц. Они давно позабыли слова художественная литература, а настольной книгой давно стала «Внутренние болезни детей и взрослых». В её голове крутились разные мысли. Вопросы на билеты, ответы правильные и неправильные. Но еще её безмерно беспокоил тот мальчик с непонятной лимфаденопатией. На следующий же день её пришлось уйти на подготовку, а это значит – никаких пациентов и тотальный фокус на теорию и книги. Подойдя к зеркалу, она увидела худшую версию себя. Не выспавшаяся, с бледным оттенком лица и землистым под глазами. – Заберите меня в ад, – проговорила тихо она. Растрепанные волосы торчали в разные стороны, лицо опухло. Кан, что плакала во сне? Неужели всё так плохо? Наперевес ей была активная Хван. Нет, даже не так, она была гиперактивная, можно сказать, истеричная. Когда-то её называли «белкой». Так сегодня она была белкой-летягой, слоняясь по всем комнатам сразу. – Девочки, вы встали? – её голос был громким и пронзительным. Из ванной комнаты послышался невнятный ответ. Ан чистила зубы. И это можно было трактовать, как «да». Какие же сегодня у кого были экзамены? Итак, день первый: для Ан – хирургия от груди до живота, у Хван и Кан профильные – соответственно педиатрия и психиатрия. Ан сплюнула что-то в раковину и вышла со словами: – А насколько этично сдавать профильный билет своему парню? – Не говори, – тут же зашикала Хван. – Она и так на взводе, – еще тише, прикладывая палец к губам. Даше казалось, что она от всего может уберечь всех вокруг. От боли, разочарования, страданий, сомнений. Но каким путем? Избегания? Возможно. – Ты также будешь сдавать Киму. Но отвечая на твой вопрос, я попросила другого экзаменатора, – спокойно произнесла Кан, укладывая волосы в пучок. Сегодня хочется быть побитой студенткой и ждать несложных профильных вопросов. – Он не мой парень, – Ан злилась. Тишина. Комментариев не последовало. Но, как все догадались, даже эта фраза была странной и абсурдной, потому что между ними точно что-то было. – Так, парни, парни, – встряла Даша, – да ну их. – Она накрутила прядь волос на палец, – в смысле сегодня ну их, а так они хорошие. – Не думаешь, что это будет странно выглядеть? Резко Мин уходит и у тебя принимает экзамен другой, – снова продолжила Ан. – Не более странно, чем если он останется, – парировала Кан. Она была раздражена. Но не вопросами, а действительностью. Злые языки шептались о них, как о сладкой парочке. И её это бесило. В первую очередь она хотела быть врачом, а не чьей-то любимицей. – Злые языки, – протянула Даша. – Они везде. Но мы сильнее и мудрее. Она выдержала паузу, показывая руками дыхательную гимнастику, пытаясь разрядить обстановку. Каждая думала о своем. Хван же надеялась не опозорится на весь честной народ, состоящий из Чон Хосока, самого умного мужчины в её профессии, и слушающих рядом. То есть всех. Кан же была стеснена неведением, нервозностью от акцентуации её отношений с Мином и тем, что ей периодически об этом напоминали. И не абы кто, а близкий друг. Почему-то её это задевало. Ан же не переживала. В ней не было сомнений. Она любила абдоминальную хирургию и неплохо в ней ориентировалась, в силу большого количества времени проведенного в стенах больницы и операционной непосредственно. А что касается груди и сердца, то вчера снова всё возобновила в памяти, надеясь, что этого будет достаточно.***
Большой-пребольшой зал конференций. Кажется, он стал еще больше. Эти стены словно давили своей белизной. Каждый ординатор зафиксировался с индивидуальным пропуском и получил билеты и дополнительную задачу. Даша тяжело дышала. Так шумно, что можно было подумать будто у нее одышка. При чем одышка курильщика. Её соседи по цеху были спокойны, размеренно читали вопросы и совсем не подавали виду. Зал потихоньку наполнялся и среди ординаторов неспешно стали появляется экзаменаторы. «Нет, нет, только не экзаменаторы, – думала Хван. Еще чуть-чуть и у неё случится паническая атака. – Возможно ли перестать дышать, прямо… сейчас, – в комнату вошел Пак Чимин и её сердце точно упало в самые пятки. – Нет, не сегодня, демон» – она перевела взгляд на Хосока и досчитала до десяти. Спустя время сердце перестало так биться, и девушка начала вчитываться в вопросы. Кан же опустилась на место, смиренно укладывая приборы для экзамена, изредка бросая взгляд на аудиторию. Её беспокоило небольшое головокружение, но она тут же подавила ощущение страха. – Они трясутся как цыплята, – проговорил Сокджин в отдалении за своим местом приема экзаменующих. – Уверен, что ребята отлично подготовились, – подал голос Намджун. – Очень в этом сомневаюсь, – откликнулся Чимин. Его глаза проходились по рядам, словно тот всех пересчитывал. В его голове вероятно уже зрел план, что будет с теми, кто просто так не пришел. Но в данных реалиях это просто немыслимо. – Как много гинекологов. Их что штук десять? – озадачился Хосок. Единственная и странная тенденция у этой группы ординаторов – светло-розовые костюмы или милые-премилые зверушки на хирургичках, шапках и даже масках, невольно можно перепутать с педиатрами. Эти ребята не любили однотон, они светились радостью, встречая маленьких пациентов, а порой и совсем-совсем крох. – Доктору Ли Донуку сегодня придется изрядно поработать, – Джин качнулся на своем стуле, но почему-то его фраза звучала однозначно двусмысленно. Он невольно встретился с ним глазами. Тот сидел достаточно далеко, но было ощущение, что всё прекрасно понял. – У Донука правило, – вымолвил Мин. – Не спать со студентками, – озарился Джин, – вранье. Он такой же. Ничем не лучше. Его слова звучали очень едко, словно кислота, обжигающая кисти рук. Не зная почему, всё это время Ан смотрела на них, ощущая, что может бросить им вызов, бросить вызов самому экзамену, словно говоря «я тебя не боюсь». Наблюдая за оживленной беседой и взглядом Кима, она обернулась назад на группу гинекологов. Возможно, ранее она дала ему шанс, но сейчас ощущала это тот самый Джин, который вел за ней охоту, не пройдя и месяца от начала её обучения. Она зареклась, что не будет ему верить и престанет акцентировать на нем всё происходящее и сейчас же перестанет следить за его ехидным взглядом. Прямо сейчас. – Экзамен начался! – объявил резко Пак. – Телефоны сложить на край стола, электронные часы, умные очки и чипы из головы тоже. Как и предупреждалось, на подготовку тридцать минут, и пошел конвейер веселья, смеха, слез и разочарований. Каждому своё. Все же знают, что есть тот, кто готов сесть уже через десять минут. Либо слишком умный, либо слишком глупый. – Я готов, – выкрикнули два голоса из разных углов. «Однозначно глупость» – подумали экзаменаторы, завидев сдающих. Чонгук и Минхо по обе стороны смотрели друг на друга и не делали шагов вперед. – Подходите к экзаменаторам, – послышался внушительный и громкий голос Пака. Чон быстро двинулся, словно его место кто-то может занять. Не то, чтобы за его спиной была очередь, скорее наоборот. Хирургов-ординаторов было всего четверо, включая Чонгука. – Давайте билет и задачу, – спокойно проговорил Намджун. Он был сосредоточен, и лишь кончиком пальцев дотронулся до оправы очков. Блики солнца слегка отражались в них, пока глаза читали вопросы: 1) Показания для плевральной пункции, причины. Клиника и диагностика напряженного пневмоторакса; 2) Острая кишечная непроходимость, виды, диагностика, оперативное лечение; 3) Острый тромбоз глубоких вен, причины, диагностика, лечение. – Первый вопрос, – Ким переместил свой взгляд на отвечающего, и у Чона невольно дрогнул мускул. Она помедлил. На одном из рядов слышался шёпот: – Он его завалит, – это был Тэ. – Да не завалит, если он не думал, что его харизма подействует на мужика, – добавила Ан. Коллеги пытались прислушаться к ответу. Поочередно он задавал все больше и больше вопросов, требуя конкретные названия, дозировки препаратов, схемы лечения. Был даже готов принести манекен, на котором Чон должен произвести плевральную пункцию. – Кажется, сейчас мне становится страшно, – тихо проговорила Ан и устремилась в свой билет: «Проникающие ранения брюшной полости. Лечение». Предчувствие было не из лучших. За другим столом во всю разыгрался Джин: – Итак, мой любимый ординатор, – он сделал очень осязаемую паузу и добавил: – удиви меня. – Первый вопрос: шкалы оценки уровня сознания Глазго, four score, – начал Минхо. Джин растянулся на кресле, скучающе смотря на ординатора. Но если он думал, что тот его не слушал, то он ошибался. – А в чем смысл? Что ты будешь делать с этим овощем? – вдруг задает ему вопрос. Минхо обескуражен, не ожидая такого легкого вопроса или же сложного для него. Такая тонкая грань стирается в одну секунду. Он молчит. – Кома 1 или кома 2, или кома неясной этиологии из приемника, что делать? – его взгляд стал более острым, мышцы на лице напряженными, а пальцы сложились в домик. – Уточнить анамнеза, узнать по какой причине произошла кома, на препарат или, – Ли замолчал, судорожно перебирая варианты. – Препарат неизвестен, девочка без сознания, кома 2, голая. Что дальше? – он придвинулся к столу, чтобы еще внимательнее осмотреть Минхо, у того бегали глаза. – Пошлые ответы неуместны. За другим столом во всю разлетались вопросы по лучевой болезни и гипертоническому кризу. У психиатров же казалась самая непринужденная обстановка. – Шизофрения, – спросил Хосок, – расскажи про неё. Даша неспешно выдавала учебные сроки, синдромы, описывала и расшифровывала. – Лекарственная терапия, – следующий вопрос. Она обмякла, замешкалась и неуверенно выдавала предположения. Хосок следил за ней, как за ребенком, который делает первые шаги, оступается, но снова встает. – Расскажите патогенез органических психических расстройств и вообще про них, – Хосок вырисовывал что-то на листе, переводя взгляд на ординатора. Та немного погодя, дала ответ: – Это ряд психических расстройств, связанный с органическим повреждением, например, опухолями в разных отделах головного мозга, или же генерализованной инфекцией. Позже Хван вспомнила конкретику и неврологию начала рассказывать симптоматику опухолевых заболеваний, неопластический синдром и симптоматику галлюцинаторного ряда. Куратор остался вполне доволен её ответом. Шел час-другой. Ординаторы сменяли друг друга, вокруг раздавались различные правильные и неправильные ответы. Алёна ждала своей очереди. В конце Мин сменился на другого педиатра, доктора Су Квона. Билет у Алёны был сносный. Если так можно выразиться. – Дифтерия у детей, – начала свой ответ девушка, – характеризуется, как острое инфекционное заболевание, вызванное токсигенными коринобаткриями, передающимися, в основном, воздушно-капельным путем и особенным образованием фибринозных пленок на месте внедрения возбудителя. Она затараторила так быстро и уверенно свой ответ, что у доктора Су не осталось ни малейшего вопроса. Краткий фронтальный опрос по терапии, возникновению симптомов и осложнений, как Кан не успела оглянуться в её руках первая пятёрка. Настя же очень переживала за свой экзамен, вот только сейчас её накрыла волна волнения и страха. Намджун всё также внимательно всматривался в билет. – Отличные вопросы, с какого хотите начать? Она поперхнулась и ответила: – С любого. Ким поправил очки, сосредоточившись на взгляде девушки, которая пыталась прожечь в нем дыру. – Какая тактика при огнестрельном ранении тонкой кишки? – спросил он, казалось, сразу дополнительный вопрос. Её глаза округлились, она думала меньше секунды и ответила: – Резекция тонкой кишки с наложением анастомоза. – Правильно, – Ким был удивлен, – Но почему не ушить дефект? – При огнестрельном ранении образуется зона молекулярного сотрясения тканей, где потом будет некроз, кишка просто умрет, – к девушке резко пришли воспоминания с лекции третьего курса, когда тема шла о ранах и их заживлении. Это было так неожиданно не то, что для Кима, но и для нее самой. Если бы она могла, сама бы сказала: «Какого черта ты это помнишь?». – Дальше кровотечения из верхних отделов ЖКТ, причины, лечение, – продолжил Ким. Еще некоторое время они говорили по билету, и пару вопросов он задал из своего любимого арсенала по антикоагулянтную терапию тромбозов. Но так как Ан хуже всего знала эту тему, именно её она повторила перед сном, и не прогадала. За ней последовали Хеджин и Тэхён, которые также не отставали от ответов. – Причина синдрома Бурхаве и вообще, что это такое, доктор Ким? – слышался вопрос в воздухе. Тэхён не мешкался, словно с самого начала готовился именно к этому билету: – барогенная травма пищевода, как следствие разрыва, чаще связанного с рвотой, ввиду внезапно повысившегося давления в пищеводе более 150 мм.рт.ст. Также блистательно он рассказал и оперативное пособие, и лечение в послеоперационном периоде. Со скрежетом, спустя еще какое-то энное количество времени экзамен был завершен. На удивление, не было пролито ни одной слезинки, но моральное надругательство однозначно было совершено над ординаторами-анестезиологами и терапевтами в большей мере, чем с другими. – Экзамен завершен удачно! – провозгласил Пак с трибуны, у всех уже были расстёгнуты верхние пуговицы халатов. Жара стояла невыносимая. Девушка с раскрасневшимися щеками обдувались экзаменационными задачами. – Все постарались, кто-то в большей, кто-то в меньшей степени. Думаю, многие вынесли урок, что несмотря на то, что у многих принимали экзамены их кураторы никаких поблажек не будет. Вы будущие врачи и в дальнейшем любая поблажка может стоить чьей-то жизни. Готовьтесь лучше! Пак хлопнул в ладоши, ознаменовывая окончание речи и этого долгого дня. – Я, как мужчина, могу сказать, что хочу на ручки? – задал вопрос Ким Сокджин, собирая бланки ведомостей с оценками. – Даже не смотри на меня, – тут же дернулся Намджун. – Я тебя не понесу. Тихий смешок послышался сзади, но тут же у столов появилась девушка. Ей была Лия – ординатор Сокджина. – Доктор Ким, – обратилась она тонким голоском. – Слушаю. За его спиной тихо на ухо шептал Джун: «Может на эти ручки прыгнешь». Сокджин откашлялся и толкнул его к выходу. – Это был такой интересный экзамен, спасибо, что были в меру суровым, но очень справедливым, – она лепетала, смотря на него взглядом полным надежды, интереса и восхищения. Ким давно научился читать эти взгляды, так как никогда не был обделен вниманием. Никогда. Хотелось ли ему внимания? Возможно. Хотелось ли его от неё? Хороший вопрос.