Демоны Блэков

      — И эта сумасшедшая, значит, выползла из своей норы! Была я там как-то… уже и не помню, как меня туда занесло, но, скажу я вам, юноша, отвратное местечко. — Женщина посмотрела на собеседника, ища одобрения.       — Угу, понимаю, — не очень участливо отозвался Гарри.       — Даже и не знаю, чем там воняет больше: спиртом или кофе, — с явной неприязнью подмечала она. — И настоящая свалка из безвкусных побрякушек, каких-то тряпок, и везде бутылки, пустые и полные. — Женщина поправила огромные серёжки-кольца.       Гарри подумал, что она в дневном полумраке перепутала и нацепила на свои широкие мочки ушей браслеты, в которые свободно пролезли бы оба его запястья. Он опять небрежно угукнул, после чего взял перо, чтобы наконец начать запись, но вздрогнул. На улице бушевала непогода, раскаты грома, словно бомбарда под ухом, заставляли напрячься, а их частота и громкость ассоциировались с магловскими фильмами про войну. Только когда до мозга дошло, что всё в порядке, это обычная гроза, а не бомбардировка, Гарри смущённо почесал нос. С легкой хрипотцой попросил продолжать.       — Ну, значит, была ночь. Я сидела на кухне. — Гарри мельком глянул на арку, ведущую туда.       Вспомнились некстати жуткие детские сказки отца, на месте дверной рамы фантазия нарисовала вход в мир тьмы, прямо как на одной из иллюстраций в книжке, которая сейчас валяется на чердаке, среди пауков и других его детских игрушек и памятных вещей.       — И тут врывается эта кикимора, — прерывает воспоминания молодого человека женщина. — Я со страху уронила сервизную тарелку!.. Я ведьма слабая, везде свет не зажигаю, и на кухне у меня обычно горит только мой любимый торшерчик, — махнула она рукой в воздухе, словно говоря, что жалеть её не надо. — Мне одной больше и не надо. — Драматизм в речах мисс Сайс соответствовал её тридцатилетнему стажу актрисы в местном маленьком театре.       — Ну да. — Гарри уже заметил, что на одну комнату у женщины приходилось не больше двух светильников. — Прошу, продолжайте.       — Ах, эта ещё так свечу держала, что, Мерлин, в её ужасных очках отражался огонёк, делая её бесцветные глазищи как у голодного зверя. Она как будто обезумела. А волосы! — Она неосознанно поправила свою неуклюже уложенную прическу. — Волосы так развевались, будто ветер трепал, а его не было! Не было, я окна по ночам не открываю, — прошептала женщина, широко распахивая глаза, словно вновь видит всё, как наяву. — Мне аж поплохело, и мороз пробрал. Прям вот до костей, — она вздрогнула, а затем всхлипнула. — Я пошевелиться не могла, стояла и молчала, боялась, что она набросится на меня, а я без палочки. — Мисс Сайс натужно выдавливала каждое слово, словно борясь с истерикой. — А когда эта сумасшедшая заговорила… это был не её голос, — прошептала она по-заговорщицки, — будто несколько мертвецов одновременно заговорили. Схватила меня за руку и не отпускала… — мисс Сайс набрала из графина с отколотой ручкой стакан воды и жадно выпила. А затем, отставив стакан, закатала широкий рукав блузы, показывая несколько небольших, но потемневших дочерна синяков.       Гарри посмотрел на крепкую широкую руку и попытался сопоставить с силой той хрупкой и еле стоящей на ногах виновницы. Обвиняемая дрожала, когда за ней пришли, с трудом смогла связать два слова и в придачу заикалась. Разве та стрекоза могла бы так держать?       — О чём она говорила, мисс Сайс?       Для Гарри время тянулось бесконечно долго и утомительно, но он заполнял протокол с мастерским усердием. Первая серьёзная миссия как-никак. Флимонт, дед Гарри, всегда говорил, что себя нужно показывать с самого начала. Помещение освещалось одной лампой и торшером, принесённым с кухни. От тусклого света почерк Гарри стал совсем неразборчивым, и он уже предвидел, что вечером всё придется переписать. Обычно, в дневное время, этого более чем достаточно, но не сегодня. Солнце над Лондоном в последний раз показывалось дня два назад. И хоть ветер гнал со всей силы — буквально уносил всё, что не было надёжно прикреплено, раскидывал людям капли прямо в лица, обходя преграды зонтов — согнать тучи так у него и не вышло.       — Всякую жуть говорила эта безумная! — потерпевшая театрально прижала руку к сердцу, словно её мучила боль. — Я и двинуться не могла, пока она не закончила. А потом она упала, как мешок, и я уже испугалась, что соседка моя, — она вновь жалостливо всхлипнула, — горе на мою старость, дух испустила! Я мало что запомнила из её бреда… — Женщина опять замолчала, набрала воды и в этот раз вылила в кружку унцию успокоительного зелья. — Про демона говорила, точно помню. Что-то про то, что какой-то ревнивец призовёт его или погубит, хм… я не сильно в слова этой алкоголички вслушивалась, но вроде ещё что-то про множество смертей и рабскую печать было, — последнее она прошептала с дрожью на губах.       Гарри поблагодарил и заверил, что обязательно разберётся с обвиняемой, чувствуя, как уходят последние силы. Голова нещадно болела, виски словно сдавило, похожее он часто замечал у мамы в дождливые дни. Она тогда целый день могла пролежать в тишине, закрывшись от шумного мужа чарами, массируя пальцами больное место. Зелья, к несчастью, не помогали, а магловские обезболивающие Лили использовала только в крайних случаях. Гарри было жалко маму, и потому, будучи ещё совсем ребёнком, часто помогал ей справиться с недугом. Он сидел тихо-тихо, стараясь лишний раз не ёрзать, и делал простые массажные поглаживания. Голова Лили лежала на его коленях, и её волосы медной волной спадали вниз, словно одеялом укрывая ноги мальчика. Весь нехитрый процесс он любовался лёгкой, но напряжённой улыбкой, едва заметными веснушками и густыми ресницами. Маленькие мальчики всегда считают своих матерей самыми красивыми, Гарри думал так же. Он запомнил её черты лица так надежно, что, казалось, даже Обливиэйт не сотрёт из его памяти образ Лили.       Гарри скривился и всё-таки приложил пальцы к вискам — стало немного легче. Он держался одной рукой за перила, когда поднимался в комнату обвиняемой. Неожиданно дом завибрировал, словно его потряс великан, а в окне резанул росчерк яркой молнии. В голове из-за грома взорвалась очередная вспышка боли, а по телу прошлись мурашки, когда уши уловили стоны умирающего — это скрипели старые петли на ставнях.       — Всего лишь сквозняк, обычный ветер, — пытался себя успокоить Гарри. — Чёрт…       В комнате мисс Трелони стоял тот самый запах, который описала недавно мисс Сайс. В первую же секунду лёгкие словно сдавило, а к горлу перекрыли кислород. Рон брезгливо держал в руках книгу, из которой выглядывало несколько пожелтевших листков.       — Даже на работе нет отдыха от чтения, да, дружище? — без азарта пошутил Гарри, и Рон с облегчением посмотрел на него. С явным удовольствием отложил подальше разваливающийся талмуд и подошёл к приятелю.       — Я уже не могу, друг! — он положил широкую ладонь на плечо Гарри. — Дома на каждой ровной поверхности стопки: книги, фолианты и всякое бумажное дерьмо. Гермиона, как обычно: мол, это важно — не трогай, а это очень важно — не дыши на них даже и бла-бла-бла. Я уже, представь себе, газеты не могу читать, тошно от этих букв.       Гарри кисло улыбнулся, поддерживая парня, и посмотрел на сиротливо сидевшую на кресле-мешке женщину. Она смотрела в никуда или всё-таки на ту самую книгу. Поттер подошёл и прочитал название.       — Да тут всё ясно, Гарри! Читала сказки про демонов перед сном, запивая огневиски, вот и случилось, что случилось. — Рон махнул рукой и принялся собираться на выход.       — Я правда ни глотка в тот вечер не сделала. И правда не помню, что случилось. — Мисс Трелони прикусила губу и потёрла кулаком глаза, не снимая очков. Гарри сочувствующе посмотрел на женщину и слегка ей улыбнулся, мол, ничего страшного, в Азкабан вас не посадят. Рон же в это время что-то бурчал, как это обычно делают очень старые люди.       Когда они вышли из дома и остановились на крыльце, осознав, что дождь усилился, рыжий с энтузиазмом хлопнул Гарри по плечу: — Ну что, приятель, айда с парнями в бар?! Мы сегодня отлично потрудились.       Фонари с трудом освещали улицу, каждый раскат грома и сильный порыв ветра заставлял лампочки часто мигать, словно рождественская гирлянда. Благо их вообще кто-то решил зажечь в этом неблагополучном районе.       — Прости, Рон, не сегодня, — он наглядно потёр ноющие виски. — Ещё и близких надо проведать.       Гарри привычно отказался, сославшись на встречу. Хоть она и запланирована на завтра — Рону он не уточнил этот нюанс. Он вообще… В последние два — два с половиной года старался как можно меньше делиться своей личной жизнью с лучшими школьными друзьями. Которых сейчас, к сожалению, не мог даже отнести к категории «неплохие приятели». Такое изменение в их отношениях произошло не сразу, Гарри привык считать, что они потихоньку скатились по склону, издалека имевшим вид ровной дорожки. И только идя по ней, начинаешь замечать, что двигаешься не вверх и даже не прямо, а уверенно шагаешь вниз. С возрастом поведение его бывших однокурсников, его самых преданных гриффиндорцев, стало восприниматься под совсем другим углом, нежели когда они были ещё детьми. Во многих словах и действиях Гарри начал улавливать скрытый смысл, подвох и выгоду. Выгоду для них, но не для него.       Парни распрощались на крыльце и разошлись. Рон аппарировал неизвестно куда, перед этим привычно впихнув Гарри в руки запись разговора с Трелони. Молодой аврор хмыкнул. Его уже совсем не удивляла наглость шестого Уизли, а больше беспокоил вопрос: как долго он будет терпеть подобное? Когда-то его внутренний голос поставил ставку на месяц. Тридцать дней на то, чтобы решиться выставить Рону ультиматум: либо он берётся за работу и прекращает увиливать, либо Гарри меняет напарника, за которым не нужно будет подтирать дерьмо. Месяц для рыжего выдался спокойным и обычным, а вот Поттер внутри выл волком. Каждый раз, собираясь поставить точку в этой проблеме, он не находил в себе мужества. Ведь знал, стоит ему хоть раз заявить подобное, и их иллюзии дружбы — конец. И тут мигал, как старая вывеска над магловским магазином, всё ещё привлекая внимание, но уже чисто из жалости, вопрос: «Нужна ли мне вообще их дружба?». Теперь пришлось выделить время на обдумывание, и сквозь зубы продолжать мириться с ленью и халатностью напарника. Но сегодня… Сегодня, максимум завтра, он определённо покончит с нахальством Рона и разрубит ту тоненькую ниточку, держащую их дружбу.       Гарри было невыносимо сдерживаться от того, чтобы одним махом, без раздумий, пока рыжий ещё стоял рядом, просто не перечеркнуть всё, что было. Прямо в лицо, на пороге постороннего. Но он пытался контролировать свою импульсивность и думать холодно. Благо он знал, где можно сбросить накал, остудить голову и заодно размять кулаки.       В последние две недели Гарри срывался всё чаще и чаще, доводя своих оппонентов в закрытом клубе до кровавого дышащего месива. До тех пор, пока не выдохнется сам и не утихнет его беспричинная агрессия, следы которой он, как преступник, смоет в собственном доме, глубокой ночью, под холодной водой. Возможно, Гарри было бы жаль накануне избитых, парень правда переборщил, но те маглы так же, как и он, платили за бой без правил. Это были честные спарринги, он не применял магию, так что нередко по-крупному доставалось ему самому. В том закрытом клубе собирались все, кто имел деньги и яростное желание набить кому-нибудь морду. На ринг выходили те, кто боролся со своей агрессией, которую целыми днями приходилось сдерживать по отношению к окружающим. Часто там можно было встретить военных в отставке, туда они попадали через мистера Вайтхорда, бывшего морпеха, а в настоящем — хозяина клуба. Для Гарри это место стало знаковым. Теперь у него нет причин бояться, что он сорвётся на близких, не успеет сказать себе «нельзя» раньше, чем замахнётся. Иногда ему страшно было представить, что бы он делал, если бы Сириус не свёл его с клубом Вайтхорда. Но одно точно: Рон бы уже походил минимум на непрожаренный стейк.       Гарри снова посмотрел в небо и скривился от пульсирующей, тянущей боли в висках и затылке, сейчас она усилилась вдвойне. Огляделся, стараясь не делать резких движений, иначе непременно начинало темнеть в глазах. Словно его черепушку наполняла груда острых раскалённых камней, которые в любой момент могут вонзиться из-за малейшего неправильного поворота головы. Определённо, из-за вчерашнего мордобоя ему сейчас так нездоровится. В том, что это сотрясение, Поттер не сомневался, к целителю по такой мелочи, как ему казалось, он решил не заходить.       Вода размыла землю, превратив почву в сплошное болото; грязь вперемешку с помоями вырвалась из условных берегов грядок и растеклась по брусчатому тротуару. И как отправиться домой? Аппарировать с высокой вероятностью расщепления ему не хотелось. Пришлось применить водоотталкивающие чары, вплоть до нижнего белья, не забыв и про волосы, которые он сегодня не к месту уложил. На секунду над ним сверкнула светло-зелёная вспышка молнии. Гарри со стоном зажмурился от ощущения, что она ударила ему прямо в голову.       Домой. Хотелось домой немедленно. Хотелось, чтобы все звуки прекратились, чтобы ласковая мама положила его голову себе на колени и сделала массаж.       Поттер, скрипя зубами, шагнул с крыльца в грязное месиво, совсем не ожидая, что грязь поглотит ботинок целиком; он оступился, покачнулся и, словно ребёнок, повалился назад, неприятно ударяясь поясницей о ступеньку крыльца. Перед глазами вновь закружились призрачные мошки, на пару долгих секунд делая всё вокруг дымным и нечётким. Оба его ботинка набрали вязкой грязи, брюки и подол плаща пропитала тяжёлая влага.       — Мая, — тихо зарычал он, чувствуя, как его раздирает внутри ненависть к сегодняшнему дню, к этой погоде, к этой улице и к этому заданию; и, ощутив маленькую лапку на плече, Гарри устало выдохнул приказ: — Домой, крошка.       Домовушка ворковала над ним не хуже мамы, разве что в голосе была вежливость к хозяину. Он не поспевал за ней и лишь с благодарностью наблюдал, как Мая приносила то новые снадобья, то нежирный ужин, то просто поправляла постель. Чувствовать заботу было приятно, и неважно, что её дарил домовик. Неважно абсолютно, ведь ему стало лучше настолько, что появились силы на работу, которую подкинул Рон.       — Нет-нет, хозяин Гарри, отдыхайте. Погода несёт перемены, нужно ждать. Потом работать.       Гарри бы возразил, но завтра выходной, а значит, можно не включать режим барана и сдаться на милость Маи. Отдохнуть и правда бы не помешало. Его оставили одного в комнате, перед этим укрыв одеялом и потушив свет. С закрытыми глазами парень прислушивался к погоде. Ничего не изменилось. Ветер продолжал стонать и кидаться каплями, рывками барабаня в закрытое окно. ***       Несколько дней назад летучая мышь, по имени Принц, доставила Гарри письмо от Лили, маленький почтальон был возмущён, по крайней мере так охарактеризовал этот писк Поттер, но, добравшись до зажжённого камина, животное разомлело.       — Да, Принц, мне тоже надоел этот холод, — усмехнулся парень, наблюдая за скалящей клыки мышью. — Не свались в огонь, бестолочь.       Они недолюбливали друг друга, мышонок часто путался у парня в волосах, словно специально пытался дёрнуть их побольнее. Гарри же подшучивал над нелепым, по его мнению, видом домашнего питомца мамы, а мышь словно понимала — шипела и пикировала прямо в густые волосы парня. Принц был старым, его морда, словно несуразная пародия на собачью с длинным носом, и тело грызуна были покрыты когда-то чёрной лоснящейся жёсткой шёрсткой, но сейчас уже имевшей седые и выгоревшие клочки; лишь кожаные крылья по-прежнему оставались чёрными и блестящими. Мышонок был у Лили личным почтальоном, сколько себя помнил Гарри, что удивительно, ведь его семейство не живёт дольше десяти лет. Конечно, являясь фамильяром, он будет жить, пока Лили нуждается в нём и подпитывает своей магией. Гарри цыкнул на неугомонно шипящую мышь, это ужасно отвлекало от чтения, к тому же его раздражение к Принцу непроизвольно возросло в последнее время — письма, которые он приносил, расстраивали парня. Хоть он и понимал, что зверёныш не виноват в плохих известиях.       Вот и сейчас письмо, которое Гарри уже сжал до такого состояния, что нормально прочитать содержимое не получится, было из разряда «куда уж хуже». Вынужденная встреча с отцом с последующим серьёзным, но пустым разговором пугала Гарри. Пугала не так, как страшилки или тёмные помещения с боггартами, а как падение в пропасть, из которой не выбраться. Бывший гриффиндорец боялся, что кинется на отца и пришибёт его, так как Джеймс самый что ни на есть раздражающий фактор его мирной, только начинающейся взрослой жизни. Какая поддержка от отца? Какая родительская забота? У Гарри от отца была и остаётся только куча проблем! А ведь уже накопилось столько причин, чтобы проклясть Поттера-старшего, что парень с каждой встречей всё больше боялся не сдержаться. Вот только он не был уверен, кто выйдет победителем в их возможной дуэли, разумом Гарри понимал, что Джеймс ещё ему не по зубам, но вот в мыслях…       Гарри вдохнул как можно больше воздуха, словно пытаясь протолкнуть обратно вставшие в горле проклятья, и медленно выдохнул, в бессилии возводя глаза к потолку. Костяшки пальцев свело судорогой, и, разжав письмо, комком, как есть, он спрятал в карман мантии бумажный шарик. Шаг, рывок аппарации, и вот Гарри уже заносит руку, чтобы постучать в дверь берлоги Джеймса. С духом он так и не собрался, но немного успокоился, заставил сердце не так сильно биться, как учили в аврорской академии, чтобы не выдать своего настроения. Он будет держать себя в руках. Он точно справится с клокочущим гневом. Правда же?       На пороге появился возбуждённый отец с идиотской улыбкой на сухих бледных губах и перекошенными очками на переносице, за оправой которой блестел и метался безумный взгляд. У Гарри потянуло под ложечкой от плохого предчувствия, у него зародилась мысль, будто он только что потревожил душевно больного, отвлекая от гениальной маниакальной идеи.       — Сохатик, ты пришёл. — Выражение лица Джеймса смягчилось, и в уголках его нездорово красных глаз появились добрые морщинки. Мужчина босиком переступил порог и, стоя на холодной мокрой террасе, заключил сына в крепкие объятия, спрятав лицо в сгибе шеи. Можно было бы решить, что он, как обычно, пьян, вот только характерный запах отсутствовал.       «Может, магловские наркотики?» — сам для себя решил Гарри, но уточнять не стал, надо было спасать себя от крепких и неприятных объятий: — Отец, ты задушишь меня. — И хлопнул несколько раз по спине мужчины, попытался отстраниться.       — М-м-м, да, прости, сохатик. — Джеймс сконфуженно отошёл назад и сразу же развернулся, заходя обратно в открытые двери. — Проходи, подсчитай, сколько твой отец, — последнее слово он произнёс брезгливо, с напускным пренебрежением, — с момента твоего последнего прихода выпил бутылок. И доложи обо всём любимой мамуле. Хоть бы раз пришёл, чтобы навестить меня, а не отчитать, как маленького неразумного мальчика! — Он никогда не умел и не старался контролировать свои скачки настроения, мужчина всегда имел импульсивный характер и редко извинялся за поспешно сказанное слово или действие.       Гарри последовал за отцом, слова Джеймса могли бы заставить почувствовать вину, если бы… а что, если бы? Гарри может перечислить множество причин, по которым перестал уважать отца. И поэтому он не видел смысла заходить к нему просто так — не заслужил к себе хорошего отношения. Это в детстве Гарри восхищался им, а сейчас у него появились новые идеалы. Теперь, размышляя взрослыми категориями, парень понимал подноготную многих действий отца и все его скрытые мотивы считал низкими, жалкими и гнусными.       — Что на этот раз? — Джеймс плюхнулся на диван и демонстративно открыл одну из бутылок, отпил прямо из горла, не сводя глаз с сына. — Опять Лили? Я хотел просто увидеться с ней и поговорить, извиниться в конце концов.       — А вместо этого напугал её, — упрекнул Гарри, сев напротив отца в старое кресло, где в далёком детстве прятал в его складках конфеты.       Джеймс потрепал волосы и наклонился вперёд, опираясь локтями на колени. Он не выглядел виноватым, наоборот, смотрел на Гарри вызывающе, смотрел как школьник у директора, словно спрашивал, что плохого он натворил, что его отрывают от важных дел, вроде задирания девчонок на уроках.       — Пойми же, своей настойчивостью ты её пугаешь. Что ты пытаешься этим добиться? Чтобы тебя арестовали? — Последнее было совсем не аргументом. Посадить отца Гарри не мог; даже если бы и хотел, тот сейчас Лорд, и если следовать магическим законам, то Джеймс не сделал ничего из Непростительного списка. Так что оставалось только пытаться надавить хоть на какие-то зачатки совести у Поттера-старшего.       — Эх, сынок, ты не понимаешь. — Конечно, мужчина знал, что его не то что не посадят, а даже не выпишут штраф, но беспокойство сына погрело душу.       — Что ты хочешь? Она порвала с тобой, — чеканил слова парень. — Во взрослом мире, Джеймс, это означает, что человек больше не хочет иметь с тобой ничего общего.       Терпение у Гарри убегало, как песок в часах — очень быстро, и сдерживаться с каждым мгновением становилось до невозможности сложным, не помогала даже аврорская подготовка. Он подскочил с кресла и навис над мужчиной, который равнодушно смотрел на него, продолжая сидеть. Появившаяся ухмылка на лице Джеймса была почти зловещей, такие бывают у преступников, поймавших жертву. Гарри выбило из колеи спокойствие отца, и он пропустил, в какой момент палочка оказалась у того в руке. Заклинание отбросило Гарри обратно в кресло и связало, обездвижив намертво.       — Забываешься. — Спокойствие самого Джеймса было лишь напускным. — Рычишь тут на отца. — Они поменялись местами, теперь уже мужчина нависал над Гарри. «Каким же ты был хорошим мальчиком в детстве». Несмотря на ласковую мысль, он сжал подбородок сына пальцами, заставляя того смотреть прямо в глаза: — Не дорос ещё, щенок. Ты забыл, кто обучал тебя магии? Или забыл, кто вытирал тебе зад, когда ты на горшок ходил? Запомни, не смей скалиться на меня, пока не добьёшься в этой жизни хоть чего-то, сейчас, без меня и моего имени, ты — никто! Ты не ставишь меня ни во что, пусть и так. Возможно, я заслужил, но это не повод кидаться на отца. Усёк? — Джеймс встряхнул Гарри с такой силой, что тот ударился затылком об спинку кресла. Не то чтобы сильно, но вполне ощутимо, особенно учитывая недавнюю травму. Парень стиснул зубы и сощурился, он совсем забыл, каким может быть Джеймс, и тот сейчас, почти по-отечески ласково, напомнил, что вовсе не слабак, каким мог показаться в последнее время. — Сириус жалеет вас, жаль, что я не могу вернуться и напомнить Аврорату, какие раньше были тренировки. Ты до сих пор не скинул путы? — насмешливо поинтересовался мужчина. Он всё ещё держал сына, не давая ему вырваться, а возле шеи водил палочкой, иногда болезненно надавливая. — Мой сын слабак? Ты же понимаешь, будь ты на задании, то был бы уже трупом?       — Я пришёл говорить с тобой о маме, а не на задание, — дёргая невидимые верёвки, пытаясь их ослабить, Гарри шипел не хуже змеи. Зрительного контакта с отцом он не разрывал, мало ли, что взбредёт тому в голову, но на него в ответ лишь насмешливо смотрели. Джеймс отошёл в сторону, давая сыну пространство и чувство ложной безопасности.       — Лили… ну, как я уже говорил, сохатик, я хотел просто и мирно с ней побеседовать. Я скучаю по ней.       — Ты едва не выломал ей дверь. А ещё забросал письмами. В магловском районе! — чеканил сквозь зубы Гарри, продолжая освобождать связанные руки, чары с ног он уже сбросил. — Соседи сходили с ума от такого количества сов.       — Но ведь не сошли? И не выломал же? — Мужчина покачал головой, он не видел причин переживать, и обвинения сына считал лишь следствием чрезмерной привязанности к матери. — Я боюсь, что она душевно не здорова, раз сбежала из семьи, бедная моя Лили, живёт среди маглов, совсем забыла про мужа…       — Бывшего мужа, — поправил его с раздражением Гарри, наконец освободившись от заклинания пут.       — Это можно исправить. — Джеймс усмехнулся, садясь на диван. — Я знаю, как с ней помириться. Я всё проанализировал и понял, с чего пошёл разлад, я всё исправлю, и она прибежит ко мне в объятия, моя прыткая лань. — Мужчина мысленно посмаковал последние слова.       — Не знаю, что ты задумал, но надеюсь, ничего из того, за что можно упечь тебя в Азкабан. Пожалуйста, не порть ей жизнь, — парень поправлял смятую веревками одежду и растирал запястья, зло посматривая на, кажется, безумного отца.       — Да ты что, сохатик? Я ведь люблю её. Я сделаю ей такой подарок, что она снова меня полюбит. Вот увидишь.