Убийцы не могут не убивать,
шантажисты – не шантажировать,
а воры – не красть.
У них руки чешутся.
Это их и губит.
— Стюарт Тёртон
Делвин Мелори рассказал, что разыскиваемый Триной и Цицероном эльф — это вечный скиталец, однако дороже, чем в Крысиной Норе, он ворованную броню не продаст. В начале выждет, найдет покупателя, а затем — выгодно реализует. И только после этого Эппл сможет куда-то сдвинуться. Найти его сложно, если не знать, что он проникает в оставленные ненадолго дома, всë же не зря этот эльф получил славу лучшего взломщика: каждый раз ему приходилось взламывать самые разнообразные замки, ночевать на чердаке, а затем уходить, не оставив никаких следов своего присутствия. Это было залогом того, что никто не догадается о его маленькой хитрости. Только два человека знали о таком увлечении, и Слышащей несказанно повезло, что Делвин был одним из них. Дэнни Эпплхоллоу — босмер, известный тем, что забирал всë не приколоченное. После его работы в доме, горшки с цветами могли остаться на своих местах разве что для облегчения поднимаемого груза. Как всегда в таких делах: первым делом вора заботит лишь то, что дороже можно будет продать позже. Не каждый охотно работает за муку, в основном хочется найти рыбу по-крупнее. На фоне этого факта мало кто смог бы поверить, что Дэнни способен прожить в доме несколько дней, не присвоив себе ничего ценного. С другой стороны — в этом был смысл, ведь хозяева в следующий раз не оставят свою недвижимость без тщательного присмотра. Не каждому вору было под силу взламывать дорогие, сложные замки, но для Дэнни их будто не существовало. Именно поэтому он забирался туда, куда никто не мог, чтобы его ни один человек не нашел. В данный момент, в городе пустовал один дом, чьи хозяева уехали, забрав всë ценное. Не смотря на пустоту внутри, дом был хорошо заперт на дорогой, сложный замок. И, если верить Делвину, то там, где нет хозяев, а к тому же сложные замки, точно должен быть Дэнни Эпплхоллоу. Оставалось только выследить момент, когда можно будет войти вслед за тем, кто в полумраке начнет открывать дверь или влезет в окно. Вот только перешептываясь и обсуждая план, молодые члены Темного Братства вдруг встретились с новым подарком судьбы: кто-то пришел к нужному дому и, заозиравшись, постучал. Этот стук имел определенное звучание, словно азбука морзе. Едва услышав, что с другой стороны кто-то отпер замок, Цицерон подбежал к незнакомцу в плаще и привычным угрожающим жестом прижал кинжал к чужому горлу. — Тише, крики тебе не помогут, — сказал Хранитель, еще крепче хватаясь за пойманного парня. Уже через мгновение они вместе стояли по другую сторону порога, Слышащая быстро ворвалась следом и закрыла за собой дверь, отрезая начавшийся конфликт от любопытных глаз горожан. — Я не видел их, — пискнула жертва в руках Цицерона. — Заткнись, — рыкнул человек из тьмы, отходя от незваных гостей на безопасное расстояние. — Я впечатлен. Сами догадались про мой секрет? — Беги, — попросил зажатый в тески Цицерона эльф, — не думай обо мне. — Да я и не собирался, идиот, — фыркнул Эпплхоллоу, сделав шаг в сторону он попал под свет единственной лампы, которая, наконец, осветила его лицо. — Я узнал вас по девчонке. Честно говоря, не поверил бы, что она из Гильдии. — Порой внешность обманчива, — усмехнулась Трина, выходя из-за спины Цицерона вперед. — Внешность многое может сказать, — не согласился эльф, проводя пальцем по шраму на лице, который шел ото лба до щеки, слегка задевая правое веко. В тусклом свете лампы блеснул стеклянный кинжал, Трина быстро узнала две глубокие царапины на его ручке, которые когда-то появились после падения на камни — это был кинжал Цицерона. — На нас нашим же оружием — ну, ни стыда, ни совести! — Говоришь как тот, кто не имеет к Гильдии воров никакого отношения, — Эппл пожал плечами, — ну, раз вы меня нашли, то предлагаю вернуть все, что я у вас забрал — это всё еще у меня. Я всё возвращаю, а вы отпускаете моего идиота, выходите и забываете про меня. Уйти со своими вещами без драки — для Трины это звучало весьма заманчиво. Именно увидев эту радостную мысль на ее лице, Цицерон вдруг резко заговорил, смещая право голоса Слышащей горячим желанием поставить противника на место. — Ты хоть знаешь, с кем говоришь, злокрысëныш? — Шут глупо показал язык, будто желая всеми силами посмеяться над его наивностью. — Никто не выживет, переходя дорогу Темному Братству. Не вы, глупцы, даëте нам право выбирать, это мы снисходим до того, чтобы оставить вас в живых! Но не сегодня. — Значит, так, — фыркнул босмер, с готовностью покрутив клинком в руках. — Братство… Какая удача! — с радостным смешком пропищал парень, запертый в тисках Цицерона, абсолютно забывший, что у его шеи острое лезвие. — Я так долго вас искал… Объездил весь Скайрим! — И еще Цицерона называют чокнутым, — проворчал Шут, покосившись на свою жертву. — Нет, вы не понимаете, я нуждаюсь в… — Скоро мальчик не будет ни в чем нуждаться. — Я на вашей стороне! Я хочу быть одним из вас! — вдруг выкрикнул некто в капюшоне. — И с чего бы нам тебе верить? В следующую секунду в сторону босмера полетел огненный шар, тот не успел отпрыгнуть с места и с криком занялся оранжевым пламенем. Это не было похоже на обычное скудное пламя, которым орудовали юные маги. То, что сделал заложник Цицерона, было проявлением более высокого уровня колдовства. Не смотря на юный возраст, он работал как опытный маг. Пока его собрат горел, парень откинул капюшон. Похоже, он, наконец, разглядел ошарашенную Слышащую, вышедшую из тени. — Ты же помнишь меня, да? Я все еще должен! Трина повернулась к молодому альтмеру и вдруг удивленно округлила глаза: — Ты же… Тот волшебник из Вайтрина!***
В самом деле, Судьба — смешная компаньонка. Еще недавно Трина видела в торговой столице жалкого мальчишку, который только начал свое путешествие по Скайриму. Он производил впечатление простака с домашним образованием. А теперь этот вчерашний простофиля не моргнув глазом сжег заживо человека. При этом он лишь улыбнулся, сказав, что погибший был ему вроде как братом. Как босмер и альтмер могли быть братьями? Все очень просто — единой у них была только мать. Которую старший, к слову, практически не знал, так как всю жизнь промотался за надменным отцом. Зато мальчик получил прекрасное образование и это, в принципе, все, чем его мог побаловать родитель. Необходимых вещей, таких как: внимание, любовь, забота, да и простое человеческое понимание, были непозволительной роскошью. Об этом члены Темного Братства слушали, рассевшись за столом. Руманаро Ларенхе, предпочитавший своему имени сокращение Лонх, радушно откупорил одну из краденных его братом бутылок эля. — Я знаю, где он спрятал вещи, вы сегодня же уйдете со своим добром, если заберете меня с собой. — Почему мы должны доверять тебе? Минуту назад ты прикончил своего брата! — Трина все еще не верила, что светлый, лучезарный мальчик перед ней — хладнокровный убийца. — А, это… Да он и братом был-то только отчасти. Полукровных братьев у меня еще два, и этот был не самым полезным, честно говоря. — Зачем тебе в Темное Братство? — не унималась Слышащая. — Хочется богатства или власти? — Нет, пфф, — он показательно закатил глаза и махнул рукой, при всем при этом продолжая выглядеть как безобидный хороший малый, — за подобным к вам не идут. — И что же тебе надо? Эльф вздохнул. — Мне нужен Ситис. — Ситис? — переспросила девушка, украдкой посмотрев на Цицерона, что все последнее время сидел, как воды в рот набрав. — Отец Ужаса, под крылом которого можно обучиться поистине превосходно избавляться от своих целей. Я хочу обучиться тому, как пробраться в самые потаенные места и как убивать самыми различными способами. Убирать того, от кого необходимо избавиться Братству, того, от кого хотелось бы избавиться мне, — он пугающе невинно улыбнулся, — мы необходимы друг другу, в конце концов. Лицо Цицерона не выражало ни одобрения, ни порицания. Ассасин сидел, скрестив руки и обдумывая все увиденное. — Такая сила дает и ответственность… — Добро пожаловать на путь Ситиса, — вдруг перебил Слышащую Цицерон. Она ошарашенно обернулась, рассматривая обнаглевшего компаньона. — Семья нуждается в новых детях, — словно отвечая на немой вопрос, изрек Цицерон, беспристрастно смотря Главе в глаза, — хладнокровный убийца — отлично, следовательно, прекрасно справится и с первым заданием. Это Трина помнила еще со времен прихода Рун в Братство: перед посвящением в Семью новичок обязан выполнить задание по убийству определенной цели. Это мог быть кто-то из контрактов, а мог быть и случайный человек с улицы. За такое убийство новичок ничего не получал, если награда вообще причиталась, то ее отдавали куратору, давшему задание. Уличать новобранца организации ассасинов в том, что он убийца, было глупо, конечно. Однако от понимания, что этот малый со всем своим обаянием легко предаст кого угодно, пробегали мурашки по коже. Он ведь без раздумий убил брата, который, ведя незаконную деятельность, все же приютил его, пригрев, как оказалось, змею. Думая обо всем этом, Слышащая все больше не хотела сталкиваться с подобным персонажем в своей деятельности. Его прошлое не внушало доверия начавшемуся будущему. Хотя, похоже, Цицерону это не мешало. — Я не подведу, честно, — эльф выглядел радостным как ребенок, которому на день рождения вручили дорогой цветной конструктор. Он хихикал и даже хлопал в ладоши, выглядя вполне искренне. Такой мальчишка, лет шестнадцати отроду, с обезоруживающе наивными глазами, ни в коем случае не выглядел опасным. По крайней мере было понятно, почему брат решил впустить его в свою жизнь. Молодой полукровка-альтмер умел произвести впечатление наивного простачка. Возможно, он даже отчасти таким и являлся. Подобные мысли сами посещали голову просто от внешнего вида новичка Братства. — К слову, я все еще должен тебе десять септимов. — Вам. — Что? — Хочешь быть в Братстве — умей соблюдать иерархию, — спокойно ответил Цицерон, улыбнувшись. Кажется, он начинал привыкать к мыслям о том, что альтмер практически стал частью Семьи. — Прошу прощения за бестактность, вы абсолютно правы, — эльф сделал сдержанный, но от того не менее радостный поклон. — Похвальное рвение, не правда ли, Слышащая? Девушка вздохнула, окончательно сдаваясь под напором ситуации: — Конечно.***
Лонх обеспечил незадачливых путешественников повозкой, в которую помог сгрузить броню и иные немногочисленные, но ценные вещи, спрятанные легкой рукой его покойного брата в обусловленных местах. Трина про себя отметила тревожную мысль, что если вор рассказывал брату хоть о какой-то части схрона, то это говорило о доверии внутри их братских отношений. Что же он за эльф такой, что так легко сжигает доверившегося родственника, пусть даже тот был последним ворьëм? Цицерон был даже вроде как доволен всей сложившейся ситуацией. Их путешествие приобрело неожиданный поворот, который Шут считал весьма удачным, а впереди ждал интересный путь в Вайтран, сопровождаемый возможным новым собратом. В целом, по мнению Шута, все было прекрасно. — Нагрузились, — незатейливо начал разговор стражник, охранявший ворота города с внешней стороны. Второй стражник, специально или по случайности исчез из виду. Из-за того, что большинство из них ходило в шлемах, в такие моменты казалось, что где-то в толпе служивых прячется юнец, что все еще побаивается Братства и предпочитает не лезть в их дела. — И где же вы, бездари, такую добычу нашли? Даже в тряпках звучит дорого, а у вашего брата вся́ одежда в заплатках, — было понятно, куда косит стражник — он хотел припугнуть и получить небольшое вознаграждение за свое молчание о том, что он, вроде как, видел незаконного. — Вот ты, разве можешь оплатить что-то из загруженного в повозку? Цицерон показался вдруг нарочито спокойным, когда его лицо становилось таким расслабленным, не оставалось сомнений — Шут думает. По-чаще бы он занимался этим делом! Не столько потому что иначе ведет себя как дурак, сколько из-за того, что Трине нравилось такое лицо имперца, оно вдруг становилось невероятно правильным. Именно для таких задумчивых выражений отчасти и создавалось это лицо с грустными янтарными глазами. — Эй, я тебя спрашиваю, — он направился к Цицерону, — ты можешь оплатить хоть что-то из того, что сейчас перенес? Цицерона развернули лицом к стражнику, Шут был пугающе спокоен. Такое умиротворенное лицо означало только одно: он обдумывает скорость удара, чтобы неожиданно нанести урон человеку напротив. Нет-нет! На финишной прямой снова вляпаться в какую-то мутную историю со стражником? — Цуцик, — своим голосом Трина вывела имперца из опасного транса, он вскользь посмотрел на госпожу и вдруг глупо улыбнулся. — Бедный дурак только грузит вещи, он делает то, что ему приказывают! Он любит служить! Такой глупый глупец и дурацкий дурак! Что-то сделал не так? Опять? — Да, придурок, ты хоть знаешь, где находишься? — стражник начал потешаться над Шутом, абсолютно не понимая, с кем ведет дела. — В этом городе нельзя и пальцем пошевелить без нужных связей. А вы двое — неизвестные новички, которые пришли сюда воровать. Я знаю это, но за определенное вознаграждение могу забыть. И забывать каждый раз, когда вы будете приносить мне благодарность. Ты меня понял? Или мне то же самое объяснить шлюшке, что с тобой рядом? Трина не знала, что ответить. Победа была так близка, что хотелось молча сесть и уехать, не дожидаясь Лонха с остатками припасов. Но чëрт знает, что в башке у охранника: на пути еще столько мелких постов, расположенных вдоль дороги, где их могли бы остановить… Или догнать. Отвратительно осознавать, насколько прогнившая система давит на всех, у кого появляется медяк в кармане. Да… даже если не появляется, всë равно: связи — вот главная валюта Рифтена. Можно выглядеть как урод, вести себя соответственно, но пока ты козыряешь с правом говорить от имени семьи Черный Вереск или Гильдии — тебе мало что угрожает впринципе. Лонх вышел как раз до того, как ситуация начала приобретать багровый окрас. Он не совсем понимал, что же происходит, просто продолжал заниматься своими делами, тихо поглядывая на конфликт. Когда охранник обернулся в его сторону, то эльф улыбнулся и, Трина была готова поклясться в том, что это одна из самых безобидных и жизнерадостных улыбок, которые ей только приходилось видеть. Грязному охраннику будто явился ангел с фрески, если в этом мире вообще были бы ангелы. Лонх хлопнул по-девчачьи густыми ресницами и его лицо казалось таким прекрасным, что оно в миг становилось глупым. Так всегда бывает, когда дело касалось красивых людей, ведь задумчивое лицо искажает физиономию человека в неспокойную гримасу, которая заражала тягостью самого бытия. А у красоты было глупое лицо, не отягощенное мелочами жизни. В таких людей гораздо легче влюбляться, возможно, потому что казалось, что у них нет никаких проблем. Они нежны и совершенно чисты в своëм неведении проблем окружающего мира. Одновременно с этим, такие лица становились нередко блеклыми, им было легко затеряться в толпе, едва прекратив контакт глаз с собеседником. Эльф Лонх был из таких красавчиков, глядя на которых, ты не видел ничего, кроме пустой оболочки. Наверное, именно поэтому стражник сделал вид, будто не заметил его. Что он может спросить у пустого места? Парень располагал к себе своей красотой, одновременно с этим он оставался абсолютно невидим в некоторых ситуациях. И только в такие моменты Слышащая начала понимать какие же прекрасные преимущества затаились в закромах их нового собрата. Отвернувшись от эльфа, будто от пустого места, стражник вновь презрительно обратился к Цицерону: — Монеты. Или ты и твоя шлюха никуда не уедете отсюда. Шут закивал головой, потянувшись к наплечной сумке среди сгруженных вещей. — Конечно, дурак не хочет проблем, бедный Цицерон так напуган! — в его руках в самом деле зазвенел кошель с монетами. Трина села в повозку и ткнула Лонху на место, чтобы он сел. Она знала, что за лебезением Шута скрывалось что-то нехорошее. И ей не хотелось устраивать по дороге от города гонки от местных сторожил. — Прошу прощения, не крушите глупого глупца! — Так, вали отсюда, — стражник взял мешочек с монетами, проверил на наличие пришитых аббревиатур, и убрал у карман, однако Шут не сходил с места, — всë, я же сказал: катись из гор… Он наклонился вперед к невысокому имперцу, как вдруг замер без возможности вдохнуть или даже открыть рот. При наклоне под шлемом открылась щель шеи, куда молниеносно был воткнут кинжал Цицерона. Идеальное убийство: жертва обречена, задыхается, но не может закричать. — В этом городе вы больше вообще ничем не пошевелите, — шепнул Шут, забирая из чужого кармана свой кошель. — Вот же чёрт, Цуцик, — шикнула Трина, хлопнув сидящего у управления эльфа по спине, — вперед, погнали! Шут запрыгнул в повозку как раз перед тем как та тронулась с места. — Он не был в городе, — вдруг сказал Цицерон, отряхнувшись от несуществующей пыли и гордо подняв вверх нос, — приказ был про город, без счёта Крысиной Норы… — Не душни, Цуцик, — девушка вздохнула, — сворачиваем с дороги. — Хорошо, — с какой-то ноткой радости сказал эльф и дернул поводья, направляя лошадь в траву. — Новое слово, — Шут захлопал в ладоши, садясь возле Главы, — Слышащая такая интересная! — Если нас поймают, то грубым поведением и подвалом мы не открестимся: впереди будет самая настоящая тюрьма! Цицерон засмеялся, его смех постепенно перешел в кашель. — Ты не умеешь вести переговоры, — вздохнула девушка. — Так почему тогда Слышащая не вмешалась? Она не нашла, что же ответить на этот вопрос. Не верила ли она в то, что Цицерон может напасть на стороннего человека? Верила, конечно. Возможно, даже отчасти надеялась на это. Внезапное озарение не внушало радости: она сама не остановила ассасина, прекрасно зная о его плане. Как она может что-то ему высказывать за это? Да, неприятное событие, но нужно было проявлять больше воли, если жизнь стражника что-то вообще значила с этом уравнении. Но нет, произошедший случай лишь доказывал то, что в глубине души ей было плевать на жизнь человека лишь за то, что он оказался достаточно наглым и грубым, в таком контексте она сама была не многим лучше Цицерона. Даже наоборот: он вполне мог признать свою сущность, а Слышащая хотела быть гораздо лучше того, кем она на самом деле являлась. И обида за такое простое неприятное осознание переполняла еë донельзя, от чего девушка, сжав кулаки, лишь шикнула: — Идиот, — словно почувствовав, что ей стало отчасти легче, она несмело повторила свои слова еще раз, — идиот… — Третий раз — и Слышащая подтвердит, что в самом деле думает так. Цицерон улыбнулся, он выглядел как человек, которого ни коим образом не зацепило сказанное Главой в сердцах. — Слышащая знает, почему молитвы читают три раза? Первый — это простая озвучка текста, второй — вкладывает понимание произнесенного в уста. Ну, а третий — это подтверждение того, что ты действительно согласен со всем озвученным. Между ними должно быть время, тогда в каждом слове будет смысл. Так скажите же, — он слегка наклонился вперед, — повторите еще раз то, что говорили ранее, если хотите. Ресницы Слышащей дрогнули. Она ненадолго отвернулась, сделав вид, что еë отвлек некий посторонний звук со стороны. Но имперец знал, что истинная причина заминки — внезапный порыв добра. Девушка с белыми волосами в самом деле не могла себе позволить просто так макнуть человека лицом в грязь. Даже если это были не совсем грязь и не совсем лицо: ей не хотелось быть несправедливой. Может, в этом чувстве и заключалась вся еë исключительность? Было что-то, что он упускал, это чувство неприятно скребло голову где-то в районе темечка. Наверное, именно там копошатся самые тревожные мысли. Размышления о подноготной Слышащей и расчëт возможных неудач в бою шуршали именно в этом месте. Может, разгадка истории новой Слышащей и была для Цицерона расчëтом одной большой неудачи. Той, по результатам которой он так и не осознал голос Матери. Исходя из этого, Драконорождëнная становилась ребусом, хоть Шут и не знал, что это такое. Скорее всего, какая-то сложная задачка, с которой справится не каждый желающий. Это уже было похоже на правду: тяжело было понять, чем движима девчонка, с рыком дракона скидывающая изгоев со скал. — А что означает, если человек повторяет что-либо четвëртый раз? — спросила вдруг Трина и Цицерон понял, что всë это время смотрел ей куда-то в висок. — То же самое, что пятый, седьмой, да и шестнадцатый раз — это полное помешательство на том, о чем говоришь. Трина поджала губы. А имперец вдруг счастливо хохотнул. — Ты молился в убежище пятнадцатый раз, — задумчиво произнесла Трина. — Наверное, это о чём-то говорит, — пожал плечами Шут. Они замолчали. Озвученное ранее натолкнуло Трину на интересные размышления, в то время как Цицерон не смел портить еë поток мыслей. Лонха не особо интересовало, чем же они занимаются, он улыбался и подгонял лошадь впереди. Жизнерадостность эльфа казалась Трине скорее маниакальной и неправильной, хотя, возможно, это чувство обострилось исключительно из-за случая с сжиганием человека заживо. Никакой вины за убийство брата… Безэмоционально. Нет, не то слово. Более подходящей формой было бы слово «бессердечно». Да, это именно то, что было лучшим описанием их нового знакомого. Даже у Цицерона были какие-то сокрытые внутри эмоции, реакция на всë, что происходит вокруг. А эльф даже не старался сделать вид, что его что-то беспокоит. Трина повернула голову, вдруг вспомнив свои размышления о том, что у красоты глупое лицо. Цицерон сидел с закрытыми глазами, кажется, у него болела голова. Шут всë еще скрывал свою простуду, но его щëки горели, выдавая правду. Эльф, ведущий повозку, был в самом деле глупцом, его кукольное личико и милая улыбка распологали к себе именно по этой причине. Вы наврядли найдëте кого-то, кто смог бы сочетать в себе красоту и ум именно потому, что часто одно противоречило другому. В стандартном понимании, конечно. В мире, откуда прибыла Слышащая, косметика могла преобразить кого угодно, подчеркнув нужное, а иногда и вовсе нарисовав несуществующее. Но если убрать такую маленькую хитрость, то у читающего, тревожного человечка, проклевываются круги под глазами, морщины от вечно хмурых бровей и многие другие прелести осмысленной жизни. Жизнерадостные глупцы не могут себе позволить тратить своë время на такую ерунду: их лицо почти всегда спокойно или счастливо, глаза не тронуты слезами, а спина не прогнута под ношей депрессивных эпизодов. Они не думают о том, как живýт другие, на чëм строится общество, откуда следует брать деньги, как развивается политика и почему, в конце концов, они оказались там, где изволят стоять. Глупость непомерна красива, но лишь тот, кто познал мысль, сможет увидеть прекрасное в мудрёных записках, сонливых глазах уставшего человека, горбинке на носу или же неровной осанке. Причудливость добавляет красок тому, кто живëт, задумываясь обо всëм вокруг. И Цицерон вдруг показался Трине одним из тех, кто много думает. Его легкая хмурость, маскирующая головную боль, придавала лицу приятный оттенок задумчивости. Шут всегда старался изобразить идиота, но лишь его нетронутое игрой лицо могло показать, что за дурачеством скрывается личность, отягощённая умом. Цицерон распахнул глаза, улыбнулся и втянул шею, будто ему за шиворот пытались вылить ведро холодной воды. — Слышащая загадочно смотрит, хочет что-то сказать? Она опустила взгляд, но головы не отвернула. Может, действительно, что-то стоило подметить. — Мы ответственны за тех, кого называем друзьями, — тихо ответила она и Шут поморщил нос, плохо расслышав, о чем ведет речь Слышащая. Девушка прекрасно понимала, что еë мысль не ясна, от чего постаралась продолжить, — почему рядом со мной нет того, кого я называла другом? Почему он заперся, боясь за свою шкуру, пока я мотаюсь по его делам? В свете последних событий он боится своей смерти. Но как он относится к моей? Я занимаю процентов шестьдесят от его роста, а он посылает девчонку решать все его проблемы. Почему не крепкого наëмника? — Он был бы лучше хрупкой Слышащей, — заметил Цицерон и нервно сглотнул, когда Трина недовольно нахмурилась в его сторону. — Не пришлось бы… Попадать в беду со стражниками. Экономия времени! — Да уж. Я не… Повозку тряхнуло, когда огромный полип паутины прилетел в еë бок. Девушка сразу панически схватилась за горло, будто боясь, что перестанет дышать, завидев хозяина биологического снаряда. Цицерон вынул кинжалы и бросился в бой, когда борт повозки качнулся обратно, прижатая к стенке Слышащая разглядела как Шут в прыжке напал на огромного паука, выныривающего из кустов. Восьмилапое чудовище выглядело больше самого Хранителя, оно ощетинилось и зашипело, пытаясь схватить лапой юркого скомороха. Эльф, поднявшийся на переднем сиденьи, радостно присвистнул. На его лице было еще меньше напряжения, чем у Цицерона, а именно: нисколько. Альтмер был счастлив как мальчишка, запускавший воздушного змея, вот только вместо этого он взрывал огненными шарами пауков в районе ядового мешка, от чего повсюду брызгала мутная, дурно пахнущая жидкость. Трина в мнгновении ока оказалась в дурдоме, где двое радостных сумасшедших резали страх ее детства, умноженный в размерах на среднего велацераптора. До плеча кто-то дотронулся, но едва она подняла взгляд, столбенея от ужаса ядовитых хилицеров, как в воздухе свистнул клинок и с визгом многолапое существо рухнуло на спину за пределы повозки. Цицерон был доволен своей меткостью и Слышащая была даже не против того, что произошло. Лучше умереть он неудачного броска Шута, чем сдохнуть от страха в лапах паукообразного. — Треклятые кусты, — только и смогла выдать она, пытаясь замаскировать свой обножившийся страх перед гадкими пауками. Цицерон, возвращаясь, хлопнул эльфу звонкий подзатыльник. — Как смел ты подвергать опасности Саму Слышащую? Извинись перед своей будущей Госпожой! Трина опешила, но вида не подала. Хоть Шут и весьма сильно перевернул ситуацию, сделав из нешелохнувшейся девчонки буквально хозяйку Темного Братства, ей было весьма неловко. — Оу, — эльф неловко улыбнулся, только понимая, что за птица перед ним в глазах той организации, куда он собрался вступать, — я правда должен извиниться. Лонх встал на колено и опустил голову, будто собрался принести клятву Верховному королю Скайрима. Цицерон удивился, но одновременно с этим был весьма доволен. По его глазам казалось, будто он впервые принял эльфа как собрата по оружию. Неверное, это потому что они оба были теми еще психами. Такими разными, но такими отшибленными! — Вот так-то, — Цицерон запрыгнул обратно в повозку, — Слышащая не обязана сражаться. Но она обязана получить защиту, — он указал эльфу его место у поводьев и улыбнулся. Имперец казался очень опытным членом Братства, за секунду в его лице отразился оттиск недовольного наставника, а не былого дурака. Новое удивительное преображение рыжего имперца. Трине нравилась такая перемена, и та еще не успела до конца развеяться, когда Шут повернулся к девушке и состроил игривую мордашку. — Цуцик, — Трина покосилась в сторону и удостоверившись, что эльф не следит за ними, повернулась к имперцу, — спасибо. — Слышащие на моей памяти никогда не были главными бойцами, — ответил Шут, разминая запачканное запястье, — но им это было и не нужно. — Ты застал и других Слышащих? — поинтересовалась девушка, не без доли удивления, поскольку она думала, что эта должность пустовала чуть ли не столетиями. По крайней мере, именно такое ощущение у нее появилось после разговоров в Братстве при живой Астрид. Цицерон поджал губы, смотря вперед, сквозь ограждение повозки. Кажется, тема его сильно задела. Трина буквально видела, как он медленно и тяжело вздохнул. Затем Шут натужно улыбнулся, но на этот раз даже не скрывая неестественности этой улыбки. Как будто хотел предупредить, внушить мысль о том, что продолжать тему разговора — плохая идея. — Застал. Коротко, обрывисто выдохнув, ответил Цицерон. Трина не могла припомнить, когда ей удавалось настолько сильно задеть Шута. Возможно, от недостатка опыта общения с ним, но девушку постоянно ошеломляла сама мысль о том, что в глубине такого психа могло усиживаться живое сердце, вмещающее те самые человеческие чувства, что считаются элементами слабости. Умышленно или нет, но Цицерон показал свою Ахиллесову пяту. Еще несколько месяцев назад, когда у ее ног валялся окровавленный Шут, Трина не могла и подумать, что у него есть какая-то слабость. Она выровнялась, чтобы не смотреть в сторону компаньона. Однако, образ прошлого все же не хотел уходить из ее головы. Трина попала в организацию не в самое простое время. Тогда Темное Братство еще представляло из себя шайку под руководством Астрид, ее незыблемый авторитет среди собратьев ставил новенькую в неудобное положение. С одной стороны чаши весов был приказ убить шута, который напал на самообъявленную Главу, а с другой — порывы члена старого Братства, который выполнял требования законов. Он не чувствовал вины, но можно ли было сказать, что он в самом деле не виновен? Конечно, виновен, но лишь в том, что не умеет приспосабливаться к бесконечно меняющемуся миру. Цицерон был предан и упрям, но всё же эти качества скорее пробуждали уважение, чем желание покарать его. К тому же Шут умел выживать. Убегая от разъяренного оборотня Арнбьорна, он добрался до убежища в Данстаре и активировал находящиеся там ловушки на случай, если кто-то пройдет мимо Черной двери. Даже призраки, живущие в покинутом убежище по воле Ситиса, признали в Цицероне праведного Хранителя и принялись его защищать. Битва с ними была весьма утомительна, но под конец своего пути Трина уже поняла, что не хочет Шуту смерти. За дверью комнаты, которая когда-то являлась пыточной, на холодном полу лежал окровавленный Цицерон. Он забился в самый дальний угол своей норы как заправский хищник, убегающий от недруга. Но они не ненавидели друг друга. Смотря с позиции убегающего и догоняющего, в конце длинного пути, они не ощущали вражды. Цицерон держался за живот, его лицо и руки были в крови. И все же он улыбался, будто был рад видеть новую Слышащую. До сих пор у него остался серьезный шрам поперек груди, оставленный тяжелой лапой оборотня. След от того дня, когда Цицерон, захлебываясь и улыбаясь багровыми зубами, говорил о том, как ждал её. Слышащая должна была принять правильное решение. И она достала склянку с зельем лечения. Потому что посчитала, что Шут не заслуживал смерти. Потому что Цицерон был предан тому Темному Братству, в котором Трина нуждалась. Телега скрипнула, когда Шут решил на ходу пересесть к длинноухому кучеру. Похоже, имперец либо хотел избежать возможности продолжить неприятный разговор со Слышащей, либо нуждался в разговоре с эльфом. Через минуту уже послышалось хихиканье откуда-то спереди. Трина перебралась поближе к носу повозки. Заросли вблизи Рифтена минули, теперь на горизонте была видна река, чье название Драконорожденная доподлинно не знала. Благо, их не захапала стража, пока они удалялись от хладнокровного убийства. И сколько мороки из-за дорогущих доспехов! Трина ненароком посмотрела в сторону драгоценного груза. В голове вновь возникли слова Цицерона: «если он — твой друг, то почему сейчас с тобой я, а не он?» — Слышащую не укачало? — спросил откуда-то сверху Шут и улыбнулся. Она покачала головой. — Скорее бы добраться до Вайтрана, — выдохнула девушка, уткнувшись в сложенные руки. — Изучая карты перед приездом в Скайрим, я запомнил любопытную дорогу, по которой можно сократить путь, — Лонх повернул голову к Трине. — Когда добьюсь успехов благодаря хорошей памяти, я обязательно верну вам долг. Ведь я ничего не забыл. Его тон мог быть в равной степени сюсюкающим и угрожающим в зависимости от контекста. В целом, этот эльф казался Трине куда менее живым, чем в своё время Цицерон. И пугал он куда больше, особенно если вспомнить, насколько при первой встрече юноша производил впечатление непрезентабельного простачка. Тот, кто заживо сжег брата, а потом как ни в чем не бывало, стоял и говорил с Темным Братством… И улыбался? Эльф в самом деле выглядел счастливым и все, что происходило с ним в течение нескольких последних часов — нисколько не омрачило его существования. Хотя, не смотря на их различия, почивший Дэнни не всерьëз называл своего брата плохими словами — лишь хотел, чтобы Братство оставило его в покое. Как бы Трина не злилась на вора за проступок с кражей доспехов, а человечности в нëм было явно больше, чем в том, кто сел за управление их повозкой. Лонх перестал задавать наводящие вопросы по иерархии Темного Братства, всë же он должен был для начала пройти испытание, которое ему мог бы выдать кто-то вышестоящий по рангу. Правда, неизвестно, мог ли таким человеком оказаться Цицерон: всë же пост Хранителя был немного «вне системы» — в некоторых книгах его даже не упоминают, поскольку мумия Матери Ночи долгие годы хранилась в месте, где ее не могла тронуть гниль. И только после угрозы обнаружения гробницы, Мать Ночи пришлось вывезти и вновь ввести забытую должность Хранителя. Поэтому во всех подробностях про уход за Нечестивой Матроной можно было прочитать либо в очень древних рукописях, либо в записях Цицерона, куда он переписывал все необходимые действия. Вероятно, Шут понимал, что мало кто будет перерывать весь архив, а вероятность умереть, забрав знания с собой, у паяца никогда не была равна нулю. От чего-то ситуация Слышащую удручала. Во время небольшой остановки возле скромной деревушки, она не спешила разговориться с эльфом. Отчасти, в ее душé просыпалась утробно рычащая кошка, недовольная нежелательной компанией. Во времена Астрид Братство наполняли в том числе и не самые хорошие люди, но Трина позитивно надеялась, что подобный период никогда не вернется. Похоже, она была более благородного мнения о самой организации после знакомства с Шутом. Самозабвенное служение павилам — это не для всех. За пределами пяти догм Темного Братства некоторых членов организации могло мало что волновать. Наверное, это само собой разумеещееся, когда дело касается ремесла убийц. Она сидела почти у самого колеса, оперевшись на борт повозки. Нужно было размяться, однако, желания шевелиться не было и в помине. Особенно в присутствии Лонха — этот тип своей простецкой улыбкой навивал мурашки. Он представлял собой большую зеркальную иллюзию и это ощущение не давало покоя Слышащей — всë же один раз она смогла обмануться, посчитав эльфа милым парнем, у которого всë в жизни еще молодо-зелено. Даже моложавая вампирша Бабетта никогда не могла ее своим видом так обмануть. — Что в кармане дурака? — Цицерон перевесился за борт, забавно улыбаясь Трине перевëрнутой улыбкой. — Не пугай меня, — не смотря на то, что она не дрогнула, появление Шута было весьма неожиданным. — Рулет для дамы, — имперец протянул бумажный свëрток, слегка пропитанный довольно жирным кремом, — цветы для Мамы… — Цицерон в доказательство вдохнул аромат пестрого букета горноцветов, а потом снова улыбнулся, — и яд для драмы. Условия про птичек в городе Цицерон помнит. — Ты купил яд? — Вечное Дитя будет радоваться, — нашелся тот, — дурак обменяет редкий ингридиет на нечто ценное, когда будет возможность. Чтобы не быть голословным, он помахал перед глазами Слышащей небольшим синим пузырьком, больше похожим на ампулу. — Редкий яд, какой и в империи не сыщешь! Повезло. — Ты пришел похвастаться? — Ах! Какая злая-злая Слышащая. Никакой радости малочам! Она вздохнула, поднимаясь со своего места. Даже разминаться ей совершенно не хотелось. Одно присутствие Лонха раскалило ситуацию. Ей обсолютно не хотелось, чтобы подобный кадр нашел свое место в еë Темном Братстве. Может, будет шанс отказать ему? Только как… — Слышащая много думает о ерунде. Лонх подтвердит, что к жизни нужно относиться проще. Правда, мальчик? — Конечно, — подойдя ближе, он по-прежнему выглядел как довольно прелесный альтмерский юноша с едва завитыми светлыми волосами и добрейшей улыбкой. Но Трина всë еще не могла стараеть из памяти, как этот улыбающийся чëрт без укола в глаз перешагивал через труп сожженного заживо брата. — А, пока лошадь на водопое, можем как раз проверить магические способности, если они есть. У вас же было желание учиться магии? — он добродушно покусывал травинку, говоря о привычных для себя вещах. Вот прямо милашка да и только. — Даже не знаю, — неопределенно ответила девушка, не смотря остроухому красавчику в глаза. — Пара простых тестов, я начну, — он взял ее за руку и повëл в сторону от повозки, не дожидаясь официального согласия. Цицирон откусил яблоко и с внимательным прищуром следил за просиходящим. Расстояние между ним и Слышащей было небольшим, на полторы секунды быстрого рывка с борта. Не смотря на внешнюю расслабленность, Шут всегда был готов к неприятным поворотом. Вот только Трина об этом не знала, шагая за магом она с надеждой обернулась в сторону Цицерона, но имперец лишь игриво помахал ей ручкой. С виду — наивный дурак, но на деле он оценивал появившееся между ними расстояние в две секунды, если заранее подготовить ногу для прыжка. — Нужно стоять ладонями вверх, — Лонх повернул ее руки, как этого требовал тест, — и закрыть глаза. Это было последнее, что она хотела бы делать в присутствии этого психа, но ситуация заставила еë подчиниться. — Нужно представить, как руки становятся твëрдыми, холодными, сейчас я сделаю шар света и он должен будет продержаться на этих ладонях. Глаза открывать не нужно. С воображением у Трины всегда был полный порядок. Однажды она даже расчесала себе всю спину из-за того, что увидела как соблазненные ванильными духами муравьи облепили еë подругу. До конца дня казалось, что мураши следуют за своей второй жертвой. Вспоминая этот случай, она поморщилась, поскольку в голову неприятно вступила боль. Так всегда было, когда дело касалось детальных воспоминаний из предыдущей жизни. Неприятное явление, конечно, к этому тяжело привыкнуть. — Нужно сфокусироваться, — эльф напомнил о своëм существовании, поправив ее расставленные в стороны ладони. Где-то на фоне хрустел яблоком Цицерон. Трина задумалась о том, что каменными ладошками было бы забавно его стукнуть, чтобы Шут вскинул брови, удивившись твëрдому удару. На самом деле его тяжело было пронять хоть чем-то, даже оборотень Арнбьорн не смог добить уставшего имперца. Нужно думать о каменных руках, которые бы не смог нагреть даже шар солнца, положенный на ладонь. Такие руки, что даже Шут не захочет получить подобную аплеуху! — Даже неплохо, — удивленно отозвался эльф. Трина открыла глаза и испуганно откинула руки в стороны, не ожидая увидеть, что их объяло пламя. Два огненных шара упало справа и слева от нее. — Я создал магические объекты, но у вас есть талант удерживать их в руках — это точно поможет в изучении магии. — Слышащая — сплошной талант, — подлизывался из повозки голос Цицерона. Трина почувствовала, будто в тот момент она случайно сдала тест на профпригодность. И это означало только одно: она может начать заниматься магией.***
Лонх по натуре был пиромантом: его тянуло к огню. Не смотря на то, что в этой стихии он был мастером, Слышащая предпочла научиться чему-нибудь другому. Да, конечно, у огня были преимущества в области убийств, но вот Трину как-то не особо волновало, чего хочет увидеть от магии эльф. Вовремя чихнувший Цицерон подал интересную идею. В своих начинаниях девушка решила больше апеллировать к магии восстановления, из-за чего разучила слабое заклинание лечения. Оно казалось куда более полезным, хоть и не особо крутым. Уже ночью они прибыли в новую деревню, до Вайтрана было рукой подать, но Слышащая была явно измотана путешествием. Да и Лонх тоже валился с ног, хоть и не жаловался. Поскольку эльф был новичком, да еще и на испытательном сроке перед вступлением в Братство, ему комнаты не полагалось. Он ночевал на вещах в телеге, которую оставили в сарае постоялого двора. Трина сняла комнату, но свободна была только одна. Цицерон козырнул, взвалил на себя мешок с тяжелым доспехом, который Слышащая отказалась оставлять вместе с другими вещами в повозке, памятуя о воровитости некоторых эльфов, а затем направился в сторону новой комнаты. Благо, та была двухместной. — Может, стоит взять что-нибудь, чтобы согреться? — беспечно размышляла Трина, шагая практически налегке, по сравнению с Шутом. Они пропутешествовали уже пол ночи, а это не самое теплое время суток. К тому же в Скайриме. Да уж, по-хорошему хотелось встать завтра ближе к обеду, чтобы без лишней суеты добраться до Вайтрана за несколько часов. Она не видела смысла в том, чтобы торопиться к Ази. В конце-концов, они не договаривались о том, что она должна выхлестнуться на благо такого посредственного задания. Зайдя в комнату и скинув груз в свободный угол, Цицерон вздохнул. Ему следовало бы чаще заниматься нагрузками до изнеможения, а то так к тридцати годам можно будет начинать сдавать позиции. Возможно, причина усталости крылась еще и в нежданной простуде. Хорошая отговорка, но про себя он всё же боялся, что время, проведенное на посту Хранителя, ухудшило его навыки. Так всегда было: он вечно искал, за что же себя можно поругать, будто от наставника в своё время ему доставалось недостаточно. Шут сел на кровать и упал, разложив руки в стороны. По спине гудела неприятная усталость, которой он был совсем не рад. Оставалось только надеяться, что её причиной служила тоска от долгой поездки в повозке. Слышащая стояла на пороге. Ей не нравилось то, что она видела в комнате. А именно — кровать. Одна двухспальная кровать. Это не то, что обычно называют «двухместным номером». Скорее уж, пристанище для молодоженов или одного очень плотного богача. Хотя, в остальном, комната казалось весьма комфортной. В ее центре находилась низкая тахта без спинок. Цицерон развалился на ней, свесив обе ноги с правого борта, от чего одежда прекрасно вырисовывала его фигуру. Имперец держался, чтобы не начать улыбаться. Он чувствовал, как его рассматривают со стороны, изучают, и этот взгляд был настолько осязаем, словно ладони, спускающиеся по груди. Хотелось распахнуть усталые глаза и посмотреть, каким же женским взглядом его удостоили, но чутье подсказывало, что от одного неверного движения момент будет упущен. Такая хрупкость… Как же легко все сломать! Он вздохнул слишком громко и с тихим шелестом одежды Трина отвернулась, ее деликатный интерес упорхнул как бабочка. — Однако, это досадно, что в комнате только одна кровать. — О, Цицерон может не спать! — ответил он, открывая глаза, но теперь не видя ничего, кроме спины девушки, которая села на углу тахты. — Нет уж, — тон Трины звучал по-матерински грозно: нотки раздраженности с примесью заботы, — ты должен выспаться. И я тоже. — Ох, — Шут изобразил гаденькую ухмылочку, крадучись подбираясь к спутнице, — так, Слышащая решила быть поближе к Цицерону? — Он подобрался к ее уху и, разгоряченный чужим интересом, прошептал, — тогда выспаться будет трудно… Трина повернула голову. И Цицерон замер, когда увидел в глазах девушки лишь скрываемую панику, от чего тут же резко отстранился. Вдруг ему всë стало так ясно: страх быть близко, краснота щек от шуток… Так она еще… — Хах! Цицерон просто шутит! — максимально задиристо выдал имперец, рассмеявшись своим самым неподдельным смехом. Ему правда хотелось смеяться. Где-то внутри его начинала колотить нехорошая дрожь, но Шут всеми силами отринул подходящие к разуму навязчивые воспоминания. Оставалось только смеяться — ведь только смех облегчал боль. Трина не делила его смех на нервный и веселый, она попросту не слышала разницы, да и не понимала, что ее вообще нужно искать. Это хорошо. Чем хуже она понимает, что же у Шута на сердце — тем лучше для всех. Увидев на дне ее глаз понимание и жалость, Цицерон попросту не сможет больше игнорировать то, что происходит в его голове. А Слышащей и не нужно ничего знать, да? Она ведь просто девчонка, которая так легко заражает его милыми глупостями! Так быстро передает ему свои эмоции, что стоит ей испугаться и — ах! Даже у Цицерона вдруг начинает трепетать сердце, улавливая все, что в этих больших глазах! Какая глупость… Глупый, глупый Цицерон! Трина уже не была так испугана, но все же оставалась достаточно напряжена. Шут корил себя за то, что так легко смог повешать между ними границу. И все же было в ее движениях что-то благородное — может, она и впрямь выходец из какого-то голубого дома? Аристократы тоже ходят по темным дорожкам, знаете ли! — Ну, что же, — решив загладить свое безумство, Шут аккуратно взял чужую руку. Он старался держать ее нежно, как держат теряющий лепестки осенний бутон. Чтобы она могла без труда вырваться, если вдруг не пожелает, чтобы к ней прикасались. Но Слышащая замерла, кажется, она и сама не понимала, что же происходит. — Я никогда не сделаю Слышащей больно, — Цицерон пообещал и медленно опустился лицом ниже. Сначала он хотел потереться о мягкую кожу лицом, затем — просто прикоснуться лбом в знак преданности. Но он ее поцеловал. Шут сам не понял, как случайная мысль превратилась в действие. Пока Слышащая не отреагировала, он что-то пропел, вскочил с места и сказал, что принесет что-нибудь для согрева. Единственной наградой, помимо смущения, было лишь осознание, что минутное недоверие все же покинуло голову Слышащей. Это хорошо. Не хватало еще, чтобы она думала обо всех его глупостях. Пусть размышляет хотя бы не о всех. Только о тех, что ложатся приятно на душу! Тогда она станет счастливее. И эта эмоция так легко передастся ее спутнику — ведь он как губка впитывает все, что даёт ему Слышащая.