Брошь с аметистом

Шумные потоки дождя лились по стёклам. Это и разбудило её — громкий шелест, — и почти сразу же вспыхнула в висках боль. Эмили, открыв на секунду глаза, снова закрыла веки: так было лучше. Пусть вернуться в мягкое беспамятство не удалось, но темнота на удивление успокаивала; можно было представить, что ничего не происходит, ничего плохого, есть только сон без сновидений, нескончаемый сон и ничего больше. Одно из окон, кажется, приоткрыли: нос уловил прохладу и запах размокшей земли с улицы, но гуще всего пахло откуда-то полынью, словно платье пропиталось ею. Эмили попыталась вдохнуть свежего воздуха, но между рёбер стояла колючая тяжесть. Она подождала немного, надеясь, что всё пройдёт, и слушала, как шлёпаются крупные дождевые капли. Сейчас ночь или вечер? Или, быть может, утро? Нет, снаружи так же темно, да и комната совсем другая. Придётся возвращаться в действительность, даже если совсем не хочется. Но что это за комната? Высокое кресло под окном, раскрытые шторы какого-то тёмного цвета. Явно не коттедж Костова. Эмили наморщила лоб, пытаясь вспомнить, что случилось перед тем, как она оступилась и упала в спасительную тьму. Тогда почти наступил вечер, и она с кем-то разговаривала, кого не ожидала увидеть. Кажется, даже улыбалась, несмотря на нервную натянутость. Они шли по мосту. Кровь. Это слово пришло из ниоткуда, заставило сердце пропустить удар. Кровь, там была кровь. Эмили приподнялась на локтях, невзирая на гудящую голову. Чья это кровь, откуда ей взяться? Она наспех ощупала себя, чтобы убедиться, что нигде не ранена, отбросила плед. Ничего, это просто нижние юбки прилипли к ногам от пота. Эмили отлепила их, и её снова бросило в жар. Тогда что произошло? Кровь. Багровая лужа на мощённой булыжником мостовой. И — подкатывает тошнота — тело. Не нужно, не нужно было вспоминать. Эмили зажмурилась, чувствуя гулкие удары пульса в висках. Так, спокойно, что бы ни было, оно позади. Может, человек ещё жив? «Глупая, какая же ты глупая». Нет, у него тоже было много крови, тогда, в Лондоне. Может, и этому человеку повезло остаться в живых? Она, как наяву, увидела пропитанную красным белую рубашку и потемневший шейный платок угольного цвета. «Не может». Платок лежал у него на груди, как чёрные крылья какой-то обессиленной мелкой птицы, и откуда-то доносилось запоздалое «не смотрите» знакомым голосом. В тот момент дрожало всё: оледеневшие за считанные мгновения руки, губы, колени и мир вокруг. Потом мир пошатнулся, или это была она сама, вместо холода грудь обдало кипятком, а сердце застучало громко, как колокол. Она взмахнула руками, как будто могла ухватиться за густеющий вокруг воздух или руку, хотя бы руку, но вечер раскололся надвое и с головокружительной быстротой стал темнеть, темнеть, темнеть. Эмили помотала головой, только заметив, что до сих пор еле дышала. Мышцы окоченели от напряжения. Она стала растирать плечи, то ли чтобы почувствовать их вообще, то ли чтобы согреться, и заметила, что одна из длинных перчаток надорвана. Почему? Об этом никаких воспоминаний не было. Провела пальцами по ткани, по виднеющейся в просвете коже: взад-вперёд, пытаясь уловить ощущения, пока не появилось тепло и щекочущее покалывание. Уже лучше. Она выдохнула, оглядываясь по сторонам. За окном блестели от влаги длинные ветви деревьев, а тусклый оранжеватый свет фонаря шёл как будто бы снизу. Второй этаж? Столик в углу пуст, теперь, когда глаза привыкли к окружающей обстановке, стало понятно, что мебель, как и то высокое кресло, в чехлах. Кажется, этой спальней давно не пользовались: запах ночного дождя смешивался с запахом сырости. Эмили наконец встала, держась за холодный лакированный столбик кровати, и прислушалась. Шаги на лестнице. Сюда или нет? Кажется, нет. Только где это «сюда»? В скольких комнатах случалось оказаться, это точно не одна из них. По спине пробежал неприятный холодок. Уже поздно. Находиться в незнакомом доме в такое время недопустимо. Что-то мешало выйти и узнать, в чём дело, но медленно тянулись минуты, стучал по стеклу дождь, и в конце концов страх остаться на всю ночь непонятно где переселил. Эмили поискала во мраке туфли и нашла их с другой стороны кровати, обулась и с замирающим сердцем подошла к порогу. Ладонь уже легла на изогнутую ручку двери, но не поворачивала её. А если и хозяин этого дома незнаком ей? Что если он тот, кто?.. «Хотел бы этот кто-то навредить, давно бы уже сделал это». Догадка убедила не полностью, но придала чуть-чуть уверенности. Но а вдруг всё-таки? «Лучше не станет, если останешься здесь», — отрезала Эмили и с глубоким вдохом вышла в коридор. Темноту рассеивал огонёк свечи в подсвечнике, дёрнувшийся от сквозняка. Эмили плотно притворила за собой дверь и посмотрела по сторонам. Слева, уже в десятке шагов, тьма стояла плотная, и чёрными прямоугольниками виднелись закрытые двери, одна за другой. Справа коридор был короче, и широкая полоса света исходила из одной комнат. Значит, туда. С каждым пройденным шагом дрожь охватывала всё сильнее. Тихо звучали голоса, но пока не получалось ни различить их, ни разобрать, о чём они говорят. В какой-то момент почудилось, будто свет из жёлтого становится приглушённо-розовым, и Эмили моргнула, чтобы отогнать видение. Так уже было, когда она пробиралась в призрачном полумраке по нижней палубе — хорошо, хоть сейчас стены не качаются. «Тогда я была совсем одна…» Она подняла подбородок: до комнаты осталось совсем ничего. Звякнула о блюдце чашка. — … не случилось? — спросил голос. — Вы уверены? Сердце радостно подпрыгнуло в груди. Это Костов, он здесь! Все страхи о том, что вокруг ночь, а дом совсем незнаком ей, развеялись, даже замёрзшие ладони потеплели. Костов здесь, а значит, больше нечего бояться. Она почти дошла, дверь была открыта. Отсюда можно разглядеть пустую кованую дровницу и кусочек мраморно-белого камина. — Уверен, — отрывисто бросил другой. — Отделается потрясением, но с ней всё в порядке. Второй говоривший тоже показался знакомым, и несколько секунд Эмили провела, пытаясь вспомнить, кто это, прежде чем поняла, что говорят о ней. Она пока не решалась вступить в круг света и заглянуть внутрь. — А… человек? — Ему повезло меньше. Послышался долгий, прерывистый выдох. Человек? Неужели это тот господин с чёрным шейным платком? Всё-таки умер. Осознание смерти липкими лапами сжало внутренности. — О нём что-то известно? — продолжал между тем Костов. Даже теперь, погрязший в проблемах, он нашёл время спросить о несчастном. Эмили устыдилась мыслей о мнимой безучастности мужчины, что занимали её вчера — или днём, боже, это было всего лишь днём. — Беднягу, судя по всему, зарезал какой-то проходимец. Кошелька при нём не нашли. — Полиция опознала убитого? — Во всяком случае, не в моём присутствии, — не сразу ответил третий, а голова у Эмили едва не закружилась. «Это он». Если это не коттедж Костова, это может быть только… и верно, человек, с которым она разговаривала, с которым шла по мосту… — Я понял, — сказал Костов. — Но мисс Транси и вы, маркиз… Как так получилось, что вы оказались рядом? Лицо пошло горячими пятнами. Вот оно, вот оно. Она видела его днём, скучающего, едва взглянувшего на неё, и решила, что всё и в самом деле закончилось, что рухнули все прежние, такие давние чаяния и надежды. Но потом чёрт дёрнул выйти на обед за теми французскими сэндвичами, которыми в первый день после приезда угостил её Костов. А Эмили всего лишь захотелось почувствовать хоть что-то — хорошее, знакомое. Почувствовала. С лихвой. — … потом, вечером, в «Красной маске», — как будто следовал за её мыслями Уильям. — Мы встретились совершенно случайно. Я не сразу узнал её, признаться, но потом вызвался проводить. Мне показалось странным, что… простите, Костов, мисс Транси выглядит совсем не так, как… Да и когда она пришла в себя, только и смогла попросить, чтобы мы вам позвонили, и опять уснула, доктор дал ей капли. Мы и позвонили, ваша служанка любезно подсказала, где вас искать. Но почему мисс Транси хотела видеть вас? О боже. Эмили сжала ладони, сделала шаг вперёд сама не зная зачем, но ослабевшие ноги не слушались, и она прислонилась к стене. Прохладные обои холодили щёку. Сейчас он им расскажет? И тогда всё в самом деле будет кончено. Но несмотря ни на что, это был не страх. Пускай. Пускай так, тогда хоть что-то переменится, что-то станет ясно. Она как в полусне приблизилась, не зная, боится ли, что её заметят, или надеется на это, и не верила, что в комнате до сих пор стояла тишина. Расскажет? Над камином показалось какое-то движение, и Эмили замерла. «А… всего лишь зеркало». Лорд Генри, как всегда, в чёрном, сидел спиной, под окном Костов (а тень мелькнула именно его) закинул ногу на ногу и с разрешения хозяев закурил. Только Уильям сидел позади, в кресле, лицом к камину, и ей не хотелось знать, что будет, если их взгляды пересекутся. Интересно, виден ли ему отсюда в отражении коридор? — Разве вы с ней были до этого знакомы? — напомнил в свою очередь о вопросе лорд Генри. Эмили могла смотреть только на Костова и иногда — украдкой, как будто он мог почувствовать её волнение, — на Уильяма. На бледном лице читалось явное недоумение и, что хуже всего, подозрение, от которого маркиз очень старался избавиться. Сначала она не догадалась — от какого именно, в первую секунду. Но потом смущение от одной мысли накрыло с головой. Какая дикость. Однако… Видит бог, этого следовало ожидать. Со стороны, разумеется, картина вырисовывается не самая приятная. Эмили бы ни за что не рассказала ему всё как есть: не хотела, слишком стыдилась того, что случилось, но устыдилась бы ещё больше, если бы знала раньше, как неправильно всё можно понять. Пускай Костов расскажет. Правда в любом случае лучше, чем всякие выдумки. — Ну что ж, — заговорил наконец мужчина. — Нет, что до мисс Транси, мы с ней в самом деле познакомились только на корабле. Меня, помню, удивило не меньше вашего, что девушка её положения, да и возраста, путешествует совсем одна, без опекуна или хотя бы прислуги, но вы знаете, что предрассудков у меня не много. Значит, так уж вышло, подумал я, мало ли, почему её никто не сопровождает, девочку встретят во Франции. Но её никто не встретил. Она мне сама сказала об этом, да я, верно, забыл. Мисс Транси упоминала, что едет в гости к кузине, которая живёт в Париже, я решил, надо же, какое совпадение, и раз мы отправляемся туда вместе, не худо бы присмотреть за ней. Мне это ничего не стоило. Но потом, — он сжал ладонь, как будто у него болели пальцы. — Потом она мне рассказала, почему одна, в поезде. Многие бы на моём месте поступили так же. Многие, у кого имеется возможность, я имею в виду. А у меня была, так что… — Постойте, — остановил его Уильям. — О чём вы? Так почему — одна? Тот замолчал, колебаясь. Подбирает слова? Такое действительно непросто объяснить. Эмили почти вплотную прижалась к дверному косяку. — В романах, вы знаете, дамы убегают от жестокого мужа, когда не могут получить развод. Мисс Транси, разумеется, слишком юна, чтобы это оказалось правдой. Но брат у неё был. Уильям непонимающе нахмурил брови. — Брат? Я встречал её брата, графа Алоиса Транси. Вежливый молодой человек, хоть и бывает не слишком приветливым. Но что вы хотите этим сказать? Костов пожал плечами. — Ничего. Наверно, за закрытыми дверями маска радушного аристократа с него спадает, не знаю. Или он считает, что с сестрой незачем любезничать. Я видал девиц, которым претит строгий надзор семьи и они влюбляются в первого попавшегося офицера, чтобы он увёз их из надоевшего дома. Но пересекать Канал одной, в самом деле? Несколько грубых слов обычно не подталкивают к настолько серьёзному шагу. — А что же кузина? Почему всё-таки мисс Транси просила вызвать вас, я этого не понимаю. Даже отсюда Эмили расслышала короткий смешок и приготовилась к тому, что услышит дальше, хотя самое худшее уже было позади. — Потому что никакой кузины не было. Нет, возможно, где-то она и есть, но явно не в Париже. Никто не ответил. По выражению лиц Карров стало ясно, что они поняли, у кого на самом деле «гостила» Эмили во Франции. Костов тоже заметил это и серьёзно сжал губы. — Могу вас уверить, что мне не за что оправдываться: не произошло ничего из того, что могло бы запятнать чью-либо репутацию. Я считаю, за всё время нашего знакомства я не давал вам повода думать иначе. — Да, — наконец прочистил горло лорд Генри, — не будь это вы, история получилась бы в высшей степени скандальной. Вот и всё. Это случилось. Он, нет, они знают. И хотя от этой мысли ещё шатало, по крайней мере не придётся больше врать. Кровь отхлынула от лица. Всё уже случилось. Как будто ветер перелистнул страницу. Теперь нужно писать следующую заново. Её могут упрекнуть во лжи, но хотя бы больше не надо будет придумывать, что говорить, как держать себя, бесконечно краснеть. Эмили сама удивилась облегчению, которое чувствовала. Ей даже захотелось войти, но она остановила себя. Потом подумала ещё раз и, вздохнув, постучала о косяк. Внутри всю её потряхивало. Сейчас кто-нибудь подойдёт, и уже нельзя будет сделать вид, что она не подслушивала. Нет, хватит. «Делала вид ты уже достаточно». Послышались шаги. Она не смотрела в зеркало, ждала, пока сама увидит, кто перед ней, и крепко сжала ладони за спиной, чтобы успокоиться, прийти в чувство. Это оказался лорд Генри, сидевший к двери ближе всех. «Хорошо, что не Уильям». Кому-кому, а ему смотреть в глаза она сейчас боялась больше всего на свете. Но и это сделать придётся. Удивлённым лорд Генри не выглядел, только заметил негромко: «Вижу, вам лучше», и пригласил войти. Даже бросив короткий, не дольше секунды, взгляд на своё отражение над камином, Эмили заметила, как густо алели у неё щёки. — Добрый вечер, — первой поздоровалась она. Всё до смешного походило на тот другой вечер, когда путешествие только началось. Правда на этот раз даже остальные не выказывали особого изумления от её прихода, или по крайней мере хорошо его скрывали, будто то, что она появилась здесь посреди ночи или который теперь час, вещь само собой разумеющаяся. — Вы бледны, мисс Транси, садитесь, — поспешил сказать Уильям. Она слабо улыбнулась и прошла, придерживая платье, к диванчику под окном, где сидел Костов: других мест всё равно не было. Мужчина отодвинул колени в сторону, давая пройти. Никто ничего не говорил, но Эмили ощущала на себе пристальные взгляды. О чём они думают? Пытаются связать ту мисс Транси, с которой знакомы, с тем, что только что услышали? — Хотите чего-нибудь? Чаю, молока? — спокойно предложил лорд Генри, но и его лицо не покидала тень напряжённого размышления. Эмили сначала хотела отказаться, но подумала, что если согласится, то сможет выиграть для всех время. — Да, спасибо. Он подошёл к камину и позвонил в колокольчик, так же молча вернулся на своё место. Ночная прохлада из раскрытого окна бархатистой влажностью ложилась на плечи. Костов докурил, стряхнул пепел в блюдце и поднялся закрыть окно, но Эмили тихо попросила оставить так. Ей сейчас очень нужно самообладание — и холод, который может его принести. В голове было кристально пусто, абсолютно. Ни одного слова, мало-мальски уместного в этот момент, да и что может быть сейчас уместно? Вряд ли хоть одна книга по этикету описывала, что делать в таких случаях. А жаль, было бы очень кстати. Через какое-то время служанка, в чёрном платье и белом фартуке, принесла чай. Тишина и накатывающая сонливость, несмотря на озноб, нет-нет да смазывали ощущение реальности, и Эмили как будто балансировала на грани сна. Она взяла чашку двумя руками, грея пальцы. Что-то нужно будет сказать. В конце концов, самое худшее они уже знают. — Я не знаю, что делать, — вырвалось у неё вслух, и от удивления, что она сказала это, Эмили быстро пришла в себя. Её глаза встретили светло-карие глаза Уильяма справа от себя. Внимательные, словно он пытался понять, как не догадался о правде раньше. Внимательные и… нет, не жалостливые — жалости от него Эмили бы точно не выдержала. Но что-то в них было такое, что заставило отвести взгляд. — Правда не знаю, — повторила она, чтобы не молчать. «Теперь им всё известно, мне незачем скрывать что-то». — Я не думаю, что могу вернуться домой, в Англию. И совсем не хочу. Но я понимаю, что… так тоже не получается. Вот так, — и она оглядела гостиную. Её не перебивали, хотя ей и очень этого хотелось — чтобы кто-то взял на себя разговор. На неё смотрели и ждали, что она скажет, даже невозмутимый лорд Генри. И Эмили чувствовала, что не может позволить себе замолчать, даже если подбирала слова на ходу. — Просто идёт время, и я не знаю, что будет дальше, и никто не знает. Но так очень… сложно, — она проглотила ком в горле и ощутила на ресницах слёзы, хотя вовсе не собиралась плакать. — Я не хочу возвращаться домой, потому что уже не может быть как раньше, уже никак не будет, правда. Но я вовсе не хочу мешать другим людям, потому что не знаю, что делать со своей жизнью. Если всё вокруг — сон, то говорить можно что угодно, не так ли? — Я так хотела, чтобы в один день мне вдруг просто стало ясно, что и как. Чтобы всё встало на свои места. Но чем дальше, тем лучше я понимаю, что так не будет, и что нужно что-то делать уже сейчас, но боже, я не знаю что. Я думала, — горло сдавило, — что главное только уйти оттуда, и всё будет хорошо. Я так думала, потому что не верила, что у меня получится. Мне казалось, что как было раньше, всегда так будет, что всё просто не может кончиться. А оно кончилось, я сама всё закончила. Едва ощутимо легла на плечо тёплая-тёплая ладонь, но Эмили чувствовала, если замолчит сейчас, то задохнется, захлебнётся невысказанными словами. Даже если они звучат невыносимо глупо. «Совсем не как леди», — промелькнуло на грани сознания. «Ну и ладно». — Но всё как будто бы было хорошо. Мне так много раз могло не повезти. Только выразив вслух, она в самом деле это осознала. Боже, её могли вернуть в первый же вечер, или на следующее утро Алоис мог бы послать в Лондон Клода. Миссис Хантли могло по несчастливой случайности вовсе не оказаться дома, Уильям мог не отплывать в тот же самый вечер. В конце концов, ей могли не продать билет, и весь путь до Дувра был бы напрасен. Но ей везло, чёрт возьми, ей всё время везло, а счастья в итоге это не прибавило. Она была словно листок, подхваченный бурной рекой. Эмили сделала глоток некрепкого зелёного чая и оставила подрагивающую в руках чашку на блюдце. Так хотелось сказать: «Я всё сделаю, только скажите — что», но она сдерживалась изо всех сил, потому что знала, что ни к чему хорошему это не приведёт, как не приводило до сих пор. — Я думала… Костов говорил, что можно написать кузену. Да, у Алоиса есть кузен, но он тоже ничего не сделает. Что он может сделать?.. Наверное, всё-таки лучше написать. Я напишу. Тогда, может, станет понятнее. Слова путались между собой. Её опять стало очень клонить в сон, а запах полыни откуда-то неподалёку дурманил. — Напишете, когда вам будет получше, — приветливо сказал Костов. — Ну, время у нас есть. Эмили так давно не слышала этого его голоса, что выдохнула от облегчения. Костов снова с ней, значит всё будет хорошо. Она напишет, правда напишет… пускай только он останется. Веки закрывались. — Но всё же, — вырвал её из полусна лорд Генри. — Граф Транси, каким бы ни был, остаётся вашим братом и может потребовать объяснений. Ему тоже нужно написать. — Не потребует, — покачала головой Эмили. — Он может решить, что кто-то вывез вас с собой. — Нет, он знает… но даже если бы не знал. Он бы не сильно расстроился, если бы так и случилось. Просто бы позлился, что это сделали без его разрешения. Она понимала краешком мысли, что говорит не думая, но это была правда. Наверно, единственное, что его занимало с тех самых пор, — вопрос «как она посмела?». Эмили прикрыла глаза и облокотилась о спинку дивана. Да, точно. Как она посмела сама решить, что с неё хватит, посмела что-то сделать. Полузабытый голос «брата» звучал близко и одновременно далеко. — Если мисс Транси напишет кузену, то он наверняка передаст и графу Транси, — задумчиво произнёс Уильям. — Отсюда можно телеграфировать, чтобы было быстрее. Короткое послание, что мисс Транси в порядке и где она. А уже письмо с объяснением отправить виконту позже. Как вы на это смотрите? Эмили подумала, что он спрашивает брата, но Уильям обращался к ней. Что скажет Друитт, когда узнает? Расстроится, что из всех его стараний подарить графу сестру ничего не вышло? Или же пожмёт плечами, мол, такова судьба, и начнёт рассказывать об очередной красавице, которую встретил на балу. Что сделает Алоис? Но она не стала думать об этом сейчас и устало согласилась. — Да, будет лучше телеграфировать. Так или иначе, придётся что-нибудь написать. Будет правда лучше, если вначале она ограничится коротким сообщением, где находится, и когда получит ответ (если получит), посмотрит, что делать дальше. Так и будет. — Я дам адрес. — Костов прав, это можно сделать завтра, — остановил её младший Карр. — Не нужно сейчас напрягаться. Мы так и не спросили, как вы себя чувствуете? Я боялся, что вы сильно ударились головой, когда упали. И… извините за перчатку. Эмили сонно опустила взгляд. Вот почему она порвана. Подняла глаза обратно. Зачем он так на неё смотрит? И этот запах, горький и терпкий, как хвойные иголки. Как сосновые венки… Эмили попыталась отогнать ненужное сравнение, когда осознала, кому принадлежит полынный аромат. Теперь ясно, почему её платье пахнет так же: наверно, когда она лишилась чувств, именно Уильям помог ей добраться до этого дома. Осознание, что они делят один запах на двоих, неожиданно смутило. Румянец залил щёки. Она отвернулась к Костову, а потом и вовсе встала с диванчика, но покачнулась. Дрогнули не вовремя колени. «Не надо, только не снова». Мужчина успел удержать её, и Эмили снова стало так тепло. Обеспокоенный, поднялся Уильям. Сзади скрипнул стул лорда Генри. Если бы можно было никуда не уходить… остаться вот так, в безопасности. Какой-то. «А моя сестра к услугам любого, правда?» Упрёк из ниоткуда плеснул в лицо холодной водой. Эмили постаралась выпрямить позвоночник, но вышло только немного поднять голову. Нос уткнулся в плоскую пуговицу жилета. Обмякла снова. «Только сегодня». Завтра она снова будет спокойной и правильной, и не станет вести себя так неразумно, как сейчас. Но это будет завтра, а теперь лампа в гостиной начинала гореть как-то смазано. Или это сонливость, а может, слёзы, которые она пыталась сдержать весь вечер, если не дольше, туманили веки.