How to Disappear Completely

— Я должна тебе кое-что рассказать, — сказала Хеленд, когда вторая чашка чая Ириэля почти полностью остыла. — Но раз уж у тебя плохой день, можем оставить это на потом. — Ты наконец повысишь меня до Бригадира? — спросил он, прорываясь к легкомысленной атмосфере. Она фыркнула. — Я говорила тебе, это не произойдёт, пока ты не вскроешь хотя бы простой замок. — Я могу вскрыть простой замок. Даже сложный могу. — Нет, не можешь. Ты можешь наколдовать заклинание, а это не вписывается в моей Гильдии. Либо делай как положено, либо не делай вообще. Мне надо думать о репутации! Боги, такими темпами Джулан повысится до Бригадира раньше тебя. Ирэ приложил заднюю часть ладони ко лбу в псевдоужасе, затем наклонился вперёд, положив локти на стол, а подбородок на переплетённые пальцы. — Расскажи мне свои новости, — сказал он, — лучше я сейчас их узнаю, чем потом испорчу ещё один день. Прямо сейчас мне не может стать ещё хуже. — Не будь так уверен, — пробормотала она, пробирая пальцами свои бумаги и избегая его взгляда. — Боюсь, я допустила очень глупую ошибку, когда разговаривала со старым другом, который, как я думала, не станет разбалтывать. «Ты помнишь Синтерил?» сказала я, «Ты никогда не поверишь кем стал её сын!» я знаю, и мне жаль. У меня не было права говорить о тебе, и в свою защиту, я сказала, что ты восхитителен, просто не в том, на что рассчитывала Син. Что, как ты знаешь, комплимент. Ириэль застыл, его пальцы настолько сильно сжимали друг друга, что казалось, будто их кости сольются. — Почему ты мне это говоришь? — Потому что, боюсь, чёртов эмигрант настучал. — Хеленд дошла да шкафчика и открыла его сложным движением отмычки, которая всегда была наготове у неё в рукаве. Она достала объёмный свиток, запечатанный воском, и положила перед Ириэлем. — Это приехало, пока тебя не было. Это от неё, да? Он заставил себя посмотреть на него. Старая вычурная печать его матери, которую она отказывалась не использовать, её идеальный почерк, которым было написано его имя. Бумага, к которой она прикасалась, и которую лично отправила ему. — Она знает где я, — сказал он, пытаясь изобразить обвиняющий тон, но в его рту он превратился в пустое онемение. — Я знаю, — несчастно сказала Хеленд. — Мне очень жаль. Обещаю, если она объявится здесь, я лично её ударю ещё до того, как она подберётся к тебе. Он помотал головой. — Она никогда этого не сделает. Она никогда бы сюда не приплыла. Плохо уже то, что она знает… что-то знает… о боги. — Всё портилось из-за одного только присутствия свёртка бумаги. Он пялился на него. — Что мне делать? — Там может быть что-то важное. Он очень длинный — посмотри! Тебе, наверное, не стоит просто игнорировать его. — Она ободряюще положила ладонь на его руку, но он отдёрнул её и обхватил свою грудную клетку. — Я не могу его прочесть. Я не могу впустить её. Мне плевать что она хочет мне сказать, я не могу. — Он был бледен как моллюск, а его дыхание стало слишком быстрым. Хеленд помрачнела. — Было ошибкой рассказывать тебе. Я позову Эрера, тебе нужно-. — Нет! — он дёрнулся вперёд, и она забрала кружку от него, пока он её не опрокинул. — Он мне не нужен, я смогу… я смогу справится сам. Сглотнув, он скастовал Усмирить, осторожно его модулируя, пока не стал дышать медленнее, давая себе драгоценные моменты чистого мышления. В этом одолженном пузыре временного спокойствия, он нашёл решение. — Я хочу чтобы ты открыла его и прочитала, — сказал он. — И рассказала мне только то, что, по твоему мнению, я должен знать, А потом сожгла. Она на момент приковала к нему взгляд, а затем кивнула. Она понесла свиток к плетёному стулу в углу, который обычно занимал Эрер Даротирил, и оставалась там полчаса, пока Ириэль беспокоился и пропускал колдовство меж пальцев. В конце концов, она вернулась и встала рядом с ним, натянутая как тетива. — На самом деле было три предмета, — сказала она. Её лицо с трудом изображало безмятежность. — Первым было письмо. Ты был прав. Ты не хочешь знать что там написано. Он знал, что не стоило спрашивать, но всё же спросил. — Вообще ничего? Она помотала головой, крепко сжав губы. — Мне жаль. Я была не права, она совсем не смягчилась, — движение в уголке её губ было почти незаметным. — Прочтение этого вернуло меня в прошлое. Ирэ почувствовал свежий удар совести. — О боги, Хел, мне не стоило заставлять тебя это читать. Я просто не подумал, блять, блять, мне так жаль, я-. Она отмахнулась от его извинений, уверенная развязность вернулась в её голос, будто никогда его и не покидала. — Нет, нет, нет, даже не начинай. Ты попросил меня его прочесть, я согласилась, и я бы снова это сделала. Сделаю, если она отправит ещё. Я в порядке. Дни, когда меня волновало что такие как она думают, давно прошло, а следовательно, моя задача — защищать от этого тебя, и я не отступлю. Он пожевал губу, и кивнул. — Ты сказала, что письмо — это только одна часть. Что на счёт остальных? — Я покажу тебе. Она разложила их на столе, одно рядом с другим: сложное генеалогическое диаграммы, результаты анализов крови, и семейные древа с рождениями, свадьбами и смертями, расписанными на столетия назад. Ему не нужно было рассматривать их, он уже прекрасно знал что это. Он видел их столько раз, что даже научился подавлять желание закричать и выбежать из помещения. — Аури-Эль… это моя родословная. — Его мать раньше сидела над этим до поздней ночи. Иногда она объясняла это ему, особенно последнюю страницу со множеством кандидаток на женитьбу, и с возможными положительными качествами, которые можно развить в детях от таких браков. В начале списка было имя Фирионве, которое сейчас было так злобно зачёркнуто, что аж бумага порвалась. — Вот почему мы должны избавиться от кастовой системы и прийти к общественному равенству, — часто говорила ему она. — Родословная — вот что действительно важно, но мы об этом забыли и заперли себя в правила, которые предотвращают лучшие сочетания. Вот почему я посчитала своей миссией уйти из касты и выйти за твоего отца, и вот почему мы должны поженить тебя с Фири. — Знаешь, я ведь раньше её восхвалял, — мягко сказал он Хеленд, его певучий лилландрильский акцент вырывался сильнее в ответ на её акцент. Детские воспоминаний вторгались в речь. — Она была такой сильной, моя мама. Она, казалось, всегда знала что правильно и как за это сражаться. Она была той, кто придёт в школу и отчитает учителя за то, что меня наказали, потому что я не был непослушным, просто чувствительным, и что за обучение они проходили, раз не заметили этого? То есть, она и сама была учительницей. Помнишь её маленький класс? Знаешь, она это любила… обучать детей из разных каст. Освобождение через обучение. Не удивительно, что они приняли меня в Башню, они, наверное, просто хотели, чтобы она перестала писать им письма. Боги… она могла получить всё, что хотела, когда настроит на это свой разум. Пока не появился я. Мне всегда было интересно, что бы произошло, если бы она меня приняла. Казалось очень нечестным, что она могла так стойко сражаться за столько вещей, но никогда не за эту. Он сверлил взглядом список имён, линий и кровавых печатей, пока его взгляд не потерял фокус. — Зачем ей присылать всё это мне сейчас? Хеленд дала ему последний листок. — Я думаю это связано с этим. Изгнание из семьи, чтобы жить с новым титулом. Мои поздравления. Он прочёл бюрократическую бумажку, не украшенную никаким орнаментом, слова на которой были написаны суровой рукой. …именем порядка и провозглашения Верховным Кинлордом… индивид, прежде наречённый… отныне безвозвратно и навечно… всех кровных прав, родовых уз и связей… Он содрогался от сухого, острого смеха, а бумага выпала из его рук опавшим листком. — Наконец-то официально! Я Лишённый! Можно нам ещё тортик? Я хочу устроить вечеринку! Когда он это сказал, она поняла, что у него снова истерика. — Шшшш, всё в порядке. Мы опять запрём это в шкафу, и у тебя будет время подумать и решить, что ты хочешь-. — О, я решил! Мы это сожжём! Всё это. — Ириэль. — Она принудила его остановить бегающий взгляд и посмотреть на неё. — Ты не должен. Письмо, ладно. Но остальное тебе понадобится, если ты когда-то захочешь вернуться на Саммерсет. Это может быть неприятно, но эти документы — это твой законный статус. Без них ты не существуешь. Он улыбнулся ей. — Вот именно! Разве не прекрасно! Она помотала головой. — Я не могу позволить тебе этого сделать. — Ты не сможешь меня остановить! — восторженно сказал он. — Ты не моя мать! — внезапно, он её обнял. — Хотя я хотел бы, чтобы ты ей была. Было бы лучше. Но прямо сейчас ты не она, и я это сделаю. Ты не понимаешь? Я смогу оставить всё позади — мою кровь, мою семью, мою страну и все тупые ярлыки, которые они хотят на меня повесить! — Ты не можешь сделать этого без безрассудного вовлечения огня? Ты только всё усложняешь. — Почему? Я никогда не вернусь. Я им не нужен. Они мне не нужны. Я могу всё оставить, никогда не думать о возвращении. Всё кончено! Эксперимент под именем Ириэль из Лилландрила был колоссальной ошибкой! Я всё выброшу, заберу с собой всё, что узнал, и начну всё с начала. — Ладно. Ладно. — она нахмурила брови. На кухне была печь, но не было камина. — Просто погоди с фаерболами, пока я не принесу что-то, чем можно накрыть стол. Мюриэль с ума сойдёт, если мы разведём костёр на её драгоценном даггерфольском дубе. Когда она вернулась, у неё был большой металлический поднос и ещё одну кипу документов, которую она положила на стол текстом вниз. — А это что? — Мои документы, — она пожала плечами. — Что? Я не вернусь. И на них всё равно не то имя. Если мы устроим кровное жертвоприношение, так давай сделаем его побольше. Сперва, однако, мы приготовим торт для последующей вечеринки. Он хихикал. — Мы? — Да, мы! Я научу тебя как. Кто-то же должен! — Потому что я бедный сирота без матери? — Возможно. Но ещё потому что это жизненно необходимый навык в этой гильдии, и если ты справишься, я могу позволить тебе стать Бригадиром. — Оно перевела взгляд наверх, когда дверь кухни открылась. — О, слава Аэдра, эшлендер наконец проснулся! Джулан, если ты съел всю мою комунику, я лично тебя освежую. А потом отправлю с голыми костями собирать ещё ягоды. Передай мне тот кувшин! Даже несмотря на то, что он всё время провёл в слезах по той или иной причине, Ириэль всегда потом считал эту вечеринку единственной в своей жизни, которой он полностью насладился.