Точка невозврата

– Значит, Шут? Они стояли на балконе магазинчика, точно на носу корабля, за бортом которого плескалась не вода, но море огней. Вместо солёной пены – клубы дыма от жаровен, вместо шума волн – гомон голосов. Праздная весёлость удивительно легко мешалась с удушающим страхом, не заглушала его, а вплеталась смехом в слёзы. Пир накануне чумы. – Я не… не помню, как оно на самом деле было, – виновато произнёс Феликс. – Словно бы… знаешь, меня потеснили в моём же теле. Я потерял контроль. Ощущения потерял. Мог разве что смотреть, как я… как оно движется без моей воли. – И это был он, – Мюриэль устало смотрел вверх, на «впервые взглянувшие на Везувию» звёзды, и тон его можно было счесть за равнодушный. Но Феликс слишком хорошо его знал и слишком хорошо улавливал скрытую тревогу в сухих словах. – Да. Такое не перепутаешь. По правде говоря, карта Шута никогда не отвечала мне. Но я знал точно – это был он. Мюриэль опустил голову и нахмурился. «Это добром не кончится», – читалось в его глазах. Феликс мягко коснулся его плеча. – Всё ведь хорошо, – сказал он. – Я здесь. Живой. Шут вывел меня из подземелья. – А если он потребует тело назад? – Не думаю, – вздохнул Феликс. – Видишь ли, он сказал – не мне, Вальдемару, – что по правилам не должен вмешиваться. Что в его интересах дождаться моей смерти, чтобы обрести утраченное, – он почувствовал, как напрягся при этих словах Мюриэль, потому поспешно закончил: – Но что он не собирается оказывать такую честь Вальдемару. «Никому из вас», – он сказал. Наверное, он о демонах. Он сказал: «Вы и так в своей бесцеремонности зашли слишком далеко, почти изничтожили моих собратьев». Потому он не позволил Вальдемару «ради своей безумной прихоти так грубо нарушать целостность того, что принадлежит Верховным Арканам». – Мало в этом хорошего, – буркнул Мюриэль. – Ты был нужен Вальдемару. Именно поэтому. Может, не появись Шут, он отстал бы от тебя. Не нашёл бы нужного. Теперь… – Я был бы мёртв, Мюриэль, – возразил Феликс. – Не найдя нужного, он просто избавился бы от меня. Он в любом случае избавился бы от меня. – Он не оставит тебя в покое, – мрачно отозвался тот. Внизу раздался взрыв хохота, послышался свист, кто-то захлопал в нетерпении. Толпа разошлась, пропуская в центр круга музыкантов. Музыкантов – в такое время! Где они только умудрились раздобыть инструменты?.. Незамысловатый мотив понёсся по улице, люди пустились в пляс, где-то затянули залихватский напев, едва попадая в мелодию. Раненая, изувеченная, истекающая кровью Везувия продолжала жить и дышать. – Оставит, – произнёс Феликс, глядя вниз, и позволил себе несмелую улыбку. – Завтра мы покончим с Люцио. Раз и навсегда. И всё, всё будет хорошо. * * * Они проиграли. Как сквозь пыльный стеклянный купол, Феликс слышал рёв толпы, улавливал движения призрачных стражников – медленные, точно вязнущие в воздухе. Голова гудела, и он стоял поражённый, раздавленный. Видел, но не мог пошевелиться. Осознавал, но не мог поверить. Воины беззвучно окружили их с Мюриэлем, их зыбкие силуэты закрыли солнце, и весь мир размылся и померк. Феликс помнил, что он не один, но не чувствовал рядом знакомого тепла. Гулкий стук в висках дробил мысли в мелкую крошку. Единственным, на чём получалось фокусироваться, была фигура на другом конце поля. Фигура Люцио. Фигура победителя. – Ну... вот и всё! – раздался его возбуждённый возглас. – Полагаю, итог очевиден! Возражения? О, у Феликса имелись возражения: как насчёт второй попытки? Гул над ареной стоял оглушительный, но Люцио каким-то образом умудрялся его перекрикивать. Его голос эхом отдавался от стен, словно рокочущий клич древнего божества. – Внемли, Везувия! Вы все были очевидцами. Вы все видели, как я разбил своих противников. Теперь вы не посмеете сказать, что игра была нечестной. Я даже великодушно дал им преимущество: в конце концов, их было двое, а я один! Ита-а-ак... Феликс отчётливо ощутил давящий вес на своих плечах. Вес судеб везувийцев, который он возложил на себя, беспечно полагая, что выдержит. И вот стало предельно ясно, каким слабым он на деле был, каким бесхребетным. Мягким, хрупким – ровно таким, каким его упорно не желали видеть остальные. Полагали, что знают его лучше. И вот… С трудом сглотнув ком в горле, Феликс поднял взгляд на Мюриэля. И его пробрала дрожь: настолько тот был бледен. В потемневших глазах его плескалось не отчаяние – растерянность. Как будто он до конца не мог поверить в поражение. …как будто всё это время он ждал другого исхода. Горькое осознание обрушилось на Феликса вперемешку с обрывками воспоминаний. Мюриэль всегда отступал, всегда покидал поле боя. Их первая вылазка в Везувию, столкновение с бандитами – и он опустил руки. Злосчастная стычка в пещере, неоспоримое превосходство Вульгоры – и он был готов сдаться. Наконец, две непростительные потери – Хамгалай и Морга. И вновь лишь горькое принятие поражения в глазах Мюриэля. «Я же говорил, что всё будет именно так. Нам следовало бежать...» А теперь он казался потерянным. Ошеломлённым. Неужели, он был уверен, что у них имелись шансы? Уверен в их победе? Уверен... в них? От этой мысли горло сдавило, и Феликс забыл, как дышать. Он остро ощутил свою вину перед Мюриэлем. За то, что подвёл его. За то, что предал его надежды. За всё. – Суд подошёл к концу! – объявил Люцио. – Время огласить приговор! Прошу, придержите овации! Раскинув руки, он обернулся к противникам и расплылся в диковатой ухмылке триумфатора. – Вы ведь помните правила, – сказал он, – победителю достаётся город, а проигравшие подчиняются его воле. К счастью для вас, я не изменил своего решения. Никаких казней! Я хочу, чтобы воссоединение с моим народом прошло без кровопролития! Отличное начало, правда же? Феликс инстинктивно подался назад в поисках чужой руки. Вцепился в неё до боли, до дрожи. Позвал едва слышно: – Мюриэль... – Мы проиграли. Слова камнями упали Мюриэлю под ноги. Тяжёлые, неподъёмные. Произнося их, он согнулся, понурив голову. Руки не отдёрнул, но и не ответил на прикосновение. Феликсу невыносимо было видеть его таким, чувствовать перетекающую по пальцам жгучую тоску. Тем временем стража расступилась, позволив Люцио встретиться с ними взглядом. Глаза его горели предвкушением. – Прежде всего, я хочу поблагодарить вас, – шагнув ближе, произнёс он, – за то наслаждение, что вы доставили мне настоящей битвой. Вы славные воины, я действительно оценил ваши навыки... – он выдержал драматическую паузу и закончил: – И именно поэтому я решил найти им наиболее подходящее применение. Мюриэль... – его слова прозвучали почти тепло. – У меня для тебя подарок. Ни за что не угадаешь! Повинуясь немому приказу, стражники разом зашевелились. Метнулись к Мюриэлю, и, прежде чем он успел среагировать, ударились в его тело пеленой чёрного дыма. Густой и плотный, он объял его со всех сторон, сковал, сдавил на мгновение. А затем рассеялся под кашель и... лязг? Сердце Феликса пропустило удар. Громадные и увесистые, безжалостно слепящие в лучах солнца – на руках Мюриэля повисли оковы. До боли знакомые (Точная копия тех, что он бросил во тьму роковой ночью в степи!), но чистые, новые, без единой царапинки. Пока что. – Разве тебе не нравится это чудесное украшение? – не унимался Люцио. – Мне, знаешь ли, пришлось повозиться с подбором размера. Гляди-ка, подошло! Феликса охватила ярость. Бесконтрольная, почти нечеловеческая. Он сделал шаг вперёд, загородив Мюриэля собой, и крикнул, задыхаясь от злости: – Ты! Да как ты смеешь... – ...быть щедрым? – с издёвкой перебил Люцио. – Сам себе удивляюсь! Но знаешь что? Великий правитель не должен скупиться, даже когда дело касается его врагов. Да вы больше мне и не враги! Вы мои подданные! Все вы! Говорить с ним было бесполезно. Феликс с тревогой обернулся… – Мюриэль, ты как? …и натолкнулся на непроницаемо-стеклянный взгляд безжизненных глаз. – Нет! – вскричал он, вцепившись Мюриэлю в руку. – Не позволяй ему сломить тебя! Мюриэль! Не слушай его! – Феликс в отчаянии обнял его лицо, пытаясь заставить отвлечься от цепей. – Не смотри на них! Смотри на меня! Ну же! Смотри на меня... – ...зачем? – прозвучало так глухо, что Феликса прошибли мурашки. Это не был голос Мюриэля. Это был голос незнакомца-отшельника, скрывавшегося в лесу от прошлого и страхов. – Он победил. Это конец. – Вовсе нет! – забормотал Феликс вновь, силясь придать себе убедительности. – Посмотри же: мы живы! И мы будем живы... и... – Нет, – Мюриэль слабо подался назад, выставив перед собой скованные руки. – Это не жизнь. Эти цепи... они хуже могилы. – Но они не твои! – Мои. И всегда были. И Мюриэль умолк, застыл, словно статуя, монумент скорби. Между тем Люцио снова обратился к Феликсу, и в голосе его зазвучало ядовитое сочувствие: – Ну-ну, Феликс, прояви хоть каплю уважения! Дай ему насладиться подарком. В конце концов, ты не единственное, что у него есть, – добавил он с самой ехидной из улыбок. Он знал, что это подействует. Знал, что Феликс обернется, дрожащий от ненависти, попытается ответить – а может, и напасть. Люцио откровенно наслаждался произведённым эффектом. – Ты такой нетерпеливый, – продолжил он, щурясь от удовольствия. – Совсем как я. Очень понимаю – и потому не заставлю тебя ждать дольше. Он щёлкнул пальцами, и громадные двери вдалеке распахнулись с глухим скрежетом. От затаившейся в проёме тьмы отделилась фигура, не узнать которую Феликс не мог. Он. – Добрый... день, полагаю, – произнёс Вальдемар, неторопливо приближаясь к центру арены. – Прошу прощения, не так-то просто определять время суток, находясь под землёй. Как бы то ни было, я рад видеть всех присутствующих. Несмотря на обращение к залу, его взгляд – хищный, цепкий, – остановился точно на Феликсе. Угроза мерцала кроваво-красным под чуть опущенными ресницами. – Нехило вздремнул, я смотрю! – осклабился Люцио, скрестив руки на груди. – Ты пропустил такое представление! Я тебе этого не прощу! – Нехило поработал, как ты выражаешься, – передразнил Вальдемар совершенно бесстрастным тоном и пожал плечами: – Прощать меня или нет – дело твоё. Мне абсолютно всё равно. Что с твоим обещанием? Феликс напрягся. Обещание? Очередная сделка? Что на этот раз? – Ещё один член нашего клуба нетерпеливых! – фыркнул Люцио, махнув рукой. – Как и договаривались: он твой. Он твой?.. Сомнений быть не могло, Люцио кивнул именно в сторону Феликса. Заострившаяся ухмылка Вальдемара подтвердила опасения. Феликс почувствовал, как ноги становятся ватными. Но не успел он до конца вникнуть в ужас сказанных слов, как услышал звон цепей – и в тот же момент Мюриэль вскинул перед ним руку в защитном жесте. – Лжец! – выпалил он, прожигая Люцио взглядом, в котором гнев не оставил и тени губительной горечи. – Ты же обещал обойтись без смертей! – Эй, возьми слова назад! – возмутился тот. – Я что, кого-нибудь на плаху отправляю? – Тогда почему он здесь?! Вальдемар осуждающе качнул головой, негромко цокнув языком: – Ну и ну, как грубо... – и тут же нарочито вежливо улыбнулся. – Я здесь, потому что таков приговор. Твоему дорогому другу предстоит принять участие в череде увлекательных экспериментов – во благо человечества, разумеется. Мы пришли к выводу, что это наиболее подходящая участь для того, кто столь яростно стремится жертвовать собой ради защиты других. В конце концов... – он снова обратился к Феликсу и многозначительно понизил голос: – Смерть ведь не единственно возможный вариант, верно? Мюриэль заслонил Феликса так стремительно, точно желал укрыть от стрел. Руки его напряглись, он бросил короткий взгляд через плечо и рявкнул: – Феликс! Беги! «Завтра, если я проиграю… обещай мне, что убежишь. Просто убежишь.» Феликс застыл, намеренный и теперь отказаться, намеренный быть с Мюриэлем до конца. Но тот точно угадал его мысли и пробормотал решительно: – Ты вернёшься за мной после. Иначе пропадём оба. Беги! Это был приказ на грани с мольбой – почти заклятие. Феликс не смог ослушаться. Не мешкая больше, он сорвался с места и бросился прочь, к возвышавшейся вдалеке арке, за которой призывно простиралась площадь. Простиралась свобода. Феликс и сам не понимал, откуда вдруг взялись силы, но ладони его уже вспыхнули текучим сиянием, готовым оформиться в щит, или импульс, или что угодно ещё. – Нет-нет, так не пойдёт, – услышал он за спиной – и в то же мгновение потерял равновесие. Что-то с негромким перезвоном обвилось вокруг его тела и рвануло назад так, что он едва сумел приземлиться на руки. Стало трудно дышать, в воздухе запахло гарью. Превозмогая обжигающую боль, Феликс попытался встать, но не смог. И понял: цепи. Его сковали цепи – совсем не похожие на те, что скрепляли кандалы Мюриэля. Тонкие, угольно-чёрные, переливающиеся густым алым свечением, они словно вовсе не были материальны, но сдерживали саму его душу. – Глупый маленький маг! – раздался насмешливый голос Люцио. – Ты правда думал, что сможешь сбежать от своих долгов? У нас с тобой сделка, не забыл? Проигравшему не уйти от желания победителя. Бессильная обида затопила Феликса, выжигая нутро… и схлынула, едва на плечи ему бесшумно опустились ледяные ладони. Вальдемар с нескрываемым удовольствием впитал в себя его нервную дрожь. Феликс не видел его лица, но мог без труда представить улыбку, с которой квестор глядел на него. – Нарушаем обещания, м-м? – ласковый шёпот заставил волосы на затылке зашевелиться. – Послушные волшебники так себя не ведут. А я хочу, чтобы ты был послушен. Иначе нам будет так сложно сработаться... Феликс хотел было огрызнуться, но цепь кольцом сдавила горло, не позволив вырваться ни единому звуку. – Нет-нет, меня не интересуют твои тщетные протесты и оскорбления, – сказал Вальдемар. – В них нет смысла, а я не выношу бессмысленных вещей. А теперь – вставай. И Феликс встал, безвольно увлекаемый чужой силой. Только сейчас он вдруг ощутил, какой плотной была тишина, объявшая Колизей. Ни выкриков, ни топота ног, ни свиста. Толпа безмолвствовала. Охваченный тревогой, Феликс завертел головой в поисках знакомых лиц. И выцепил их. Зловеще спокойные, почти нарисованные, они выглядели бледными масками на безжизненных манекенах. Верно: тогда, на Лазарете, Люцио сказал, что намерен сделать Везувию своей очередной игрушкой. А значит… – Это тоже тебе, – с этими словами Люцио швырнул Вальдемару конец магической цепи, которую тот подхватил без единого усилия. Неужели, так всё и закончится? Ведь нет же, нет! Феликс порывисто обернулся к Мюриэлю. Надо было, просто необходимо было докричаться до него, хотя бы взглядом встретиться!.. Но призрачные стражи сомкнулись вокруг него беспросветной стеной, окончательно разделив их с Феликсом. Люцио между тем шагнул на середину арены и широким жестом обвёл трибуны. Голос его сотряс саму землю. – Итак, дамы и господа, представление подошло к концу! Надеюсь, вы остались довольны! Сегодня Колизей обрёл свою былую славу, и впредь эта арена увидит ещё не одно захватывающее зрелище! В твою честь, Везувия! В вашу честь, мои дорогие подданные! А теперь встаньте и хлопайте! Хлопайте! И публика поднялась. Синхронно, покорно, беззвучно. Словно вышколенные солдаты, словно единый рой, они вскинули руки, следуя приказу своего повелителя. И мир потонул в громе аплодисментов.