Ateez and noona

Секретарь — это сотни профессий в одном лице. Даже самых неожиданных. Сегодня же надлежало поработать утопленницей в мокрой драной сорочке, заляпанной темно-зеленой краской для антуража и иногда издавать хриплые и стонущие звуки для атмосферности, не щадя горла своего, в котором и так уже стало першить из-за чересчур холодной локации в виде полуразваленной ванной комнаты и разбитых раковин. Темно. Сыро. Зябко. Хотелось жаловаться на жизнь пробегающим мимо мокрицам и одновременно кривить лицо, когда эти противные белые твари чисто из праздного любопытства подбирались к продрогшим пяткам слишком близко. Обувь ей, конечно, выдали, только размера какого-то гиганта из параллельной вселенной и настолько неудобную, что проще было стоять в одних носках на голом кафеле в позе цапли под прицелами камер в ожидании, когда кто-нибудь из драгоценных айдолов компании наконец-то доберется до этой локации, заставив ее сорваться с места в погоню за ними. Гоняться ни за кем не хотелось. В голове спасительно мелькали воспоминания о кофейном автомате, который предусмотрительно притащила с собой съемочная группа. Бён Хаён уже всуе представила, как преподносит ко рту исходящий жаром напиток и как внутри нее все наполняется теплом и счастьем. А еще сильнее грела мысль, что на карточку уже упал аванс за того самого актера, которого ей сегодня неволей пришлось подменять. «Ох, Хаён, считай, что это твоя подработка на сегодня», — успокаивала она себя, переминаясь с ноги на ногу и прислушиваясь к пронзительным воплям в выдержанной единой тональности, разносящихся на фоне, поражаясь вокальным данным отдельно взятых рэперов. «Кажется, так звучат брачные игры дельфинов», — размышляла Бён, пытаясь как-то извернуться и почесать лопатку, над которой долгое время издевалась этикетка костюма. Осознав, что собственные окоченевшие руки не в состоянии справиться даже с такой элементарной задачей, Хаён примерилась взглядом к дверном косяку, прижалась к нему спиной, надеясь поскорее расправиться с проблемой… — Хёёёёёёёёёёёёён! ААААААААААААА! …и присела от ультразвукового крика, обрушившегося на нее так же внезапно, как первая сессия в университете. Почесав контуженную голову, Бён имела счастье лицезреть пронесшегося прямо мимо нее Минги, который благодаря своему росту, снес собой всю любовно развешенную стаффом паутину, став похожим на рождественскую елку, которую решили нарядить в Хэллоуин. Следом за ним, весело отбиваясь фальшивой отрубленной ногой от коллеги Хаён по несчастью — безголового призрака, вприпрыжку бежал Ёсан, попутно успев вежливо кивнуть Бён в знак приветствия. — Дурдом, — вынесла она вердикт, проводя долгим взглядом процессию и немного радуясь тому, что до квеста с ее локацией им еще далеко, а это значит, что можно немного отдохнуть и приготовиться к предстоящему забегу хотя бы морально. — Соглашусь, — неожиданно поддержали ее. Хаён схватилась за сердце и чуть не села во второй раз. Обмякшую и озябшую тушку вовремя подхватили под локоть и прислонили к надежной стене. — Зачем пугать-то?! — возмутилась Бён, немного придя в себя, и посмотрела на внезапного единомышленника. — Извините, нуна, — раскаялся тот, оказавшись смутно знакомым младшим участником группы. И тут же добродушно улыбнулся: — Но, кажется, это Вы должны были напугать меня. — Ну, тогда: бу! — скривив лицо, выдала Бён, делая вид, что страшно наступает на него, пытаясь если не вырвать сердце, то выпить душу точно. Чонхо сделал вид, что сильно испугался и для полноты картины попытался закатить глаза. Хаён в ответ на такое издевательство только насупилась и сложила руки на груди. — Мы шоу снимаем, ты же пугаться должен и носиться тут по квестам, как все, — в голосе Бён было столько же энтузиазма, сколько и у Чонхо от новости об очередном шоу с пародией на ужастик. Подобные штуки нисколько не волновали его воображение и казались чудовищно скучными, особенно когда задания давали индивидуальные, не позволяя хоть немного помочь старшим непутевым хёнам и поскорее закончить игру. Младший Чхве давно уже со всем справился и пришел на последнюю локацию, но узнал от стаффа, что им все еще не хватало экранного времени с ним, поэтому надо было сделать хоть что-нибудь интересное и запоминающее. Подходящих идей пока не нашлось, но обнаружился соратник по отношению ко всему происходящему, совершенно посторонний человек, которого тут вообще не должно было быть, если бы не внезапно захворавший актер. — Мне осталось только разобраться с Вашей локацией, — Чонхо простодушно пожал плечами, взглядом осматривая жутковатое помещение, в котором Хаён проторчала уже долгих полчаса, на предмет чего-нибудь необходимого для того, чтобы закрыть последнюю карту. — И что я тут должен сделать? — Ты у меня спрашиваешь? — поразилась наглости Бён, забыв о том, что, вообще-то, должна сейчас гоняться за ним и требовать сердце и почку, а не вести диалоги. — На прошлых локациях должны были быть подсказки. — Да? — Чонхо выгреб из кармана десятки каких-то непонятных карточек с подписями, сильно нахмурился, решительно отказываясь думать о том, что ему казалось скучным. Хёны застряли где-то на первых этажах заброшенной больницы, некоторых утащили призраки и серийные маньяки в свои страшные подвалы пить кофе и читать инструкцию к сценарию о том, как правильно делать подобные шоу и не калечить себя, стафф и операторов с камерами. Кажется, такой формат определенно не подходит для их группы. Пока он активно шевелил извилинами, секретарь Бён обхватила себя за дрожащие плечи, невольно присматриваясь к очень теплому на вид джемперу Чонхо, думая о том, как, наверное, в нем тепло и уютно, не то что в этом отвратительном костюме, в который ей пришлось втиснуться только в коротеньких шортах и легкой футболке. Неужели в двадцать первом веке призраки не заслуживают того, чтобы им выдавали теплые вещи? На том свете, оказывается, очень холодно. Хаён оглушительно чихнула, заставив кого-то, впечатлительного и доведенного до ручки, в глубине здания ошарашенно вскрикнуть. — Так, иди сюда, — осознав, что больше не в состоянии терпеть подобное издевательство, угрожающе произнесла Бён, надвигаясь на Чонхо, закопавшегося куда-то под ванну в поисках подсказок. Она наконец-то вспомнила про свою роль антагониста и решила утащить хотя бы одного мембера, уменьшив шансы на завершение квеста, потому что была уверена в том, что другие айдолы до сюда точно не доберутся. Чонхо, не ожидая нападения со стороны простывшего призрака, ударился лбом о ванну, не удержал внутри себя крепкие ругательства, думая о том, что из-за него рейтинг шоу придется поднять, и ловко перехватил леденющие руки, пытающиеся вцепиться ему почему-то не в шею, а в свитер. — Нуна! — взмолился он. — Они же без меня вечность этот квест проходить будут. — Молчи, ты умер! — открыла ему страшную истину Хаён, пытаясь поднять довольно тяжелого Чхве и вывести его из комнаты в тот самый подвал, где коротали время остальные. — Я вполне себе жив! — пропыхтел Чонхо, изворачиваясь и скручивая незадачливого призрака в бараний рог, попутно извиняясь за все подряд. — Тише, у Вас ребра трещат… — Пусти-и-и, — взвыла Хаён, лягаясь и понимая, что ее карьера призрака рухнула так же громко, как металлический таз на чью-то голову в соседнем коридоре. — Я всего лишь хочу законно выпить кофе. — Пожаловалась она, делясь своим нехитрым планом. — Вы хотите меня поймать только из-за кофе? — удивился Чонхо, немного ослабляя хватку и поражаясь тому, что руки Хаён и правда чудовищно холодные. Он как будто только сейчас заметил, что все это время она была в одних носочках и издевательски тоненьких обносках костюма. — Нуна, режиссеры и над Вами издеваются? Бён только жалобно шмыгнула носом и обмякла, невольно пригревшись в чужих объятиях. Она вспомнила, как буквально за час до съемок ей предложили закрыть собой дыру в актерском составе для шоу, и как с неохотой согласилась, понимая, что деньги лишними не бывают, так что жаловаться на кого-то было бесполезно — добровольно подписалась на это. — Работа у них такая, — пробормотала Хаён, собирая себя и свое достоинство в кучу, понимая, что дальше болтаться у него в руках полудохлой рыбешкой как-то чересчур. — Надо стереть последние записи с камер, а то мы как-то увлеклись. Чхве инициативу поддержал и даже сам отправился на поиски хитро размещенных камер, искренне надеясь на добропорядочность звукооператоров, которые не станут пускать в эфир подозрительные диалоги. Сняв первую камеру с потолка, он так и завис с ней в руках, рассматривая и так и эдак, пока задумчиво не пробормотал: — Она не работает. — Чего? — опешила Хаён, отвлекаясь от очень важного занятия в виде нетерпеливых прыжков на месте в попытке хоть как-то согреться. — То есть как? Давно она не пишет? — Без понятия, — честно признался Чонхо, выискивая другие камеры, которые удивительным образом оказались в том же состоянии, что и первая. — Ничего не понимаю. Если камеры отключились только сейчас, то скоро кто-нибудь придет из операторов и наладит их; если же давно, то странно, почему никто до сих пор не хватился. Пока он размышлял вслух, секретарь Бён разом вспомнила все разговоры и перешептывания среди стаффа об этом здании, от которого у всех, даже самых стойких, табуном скакали мурашки, перепрыгивая с правой пятки на левую; будто бы есть городская легенда о том, что тут действительно водятся настоящие призраки и периодически кто-то из местных их видит, но тем не менее это еще ни разу не помешало снимать тут шоу подобного формата, хотя техника решительно отказывалась функционировать в подобных аномальных условиях. Хаён, слишком озабоченная своим финансовым положением и внутренними проблемами, не очень-то прониклась страшилками, а теперь, когда на ее глазах сразу перестало работать несколько камер, ей стало не по себе. Заметив, что нуна готова сорваться в панику, Чхве спокойно подхватил ее под локоть и повел на выход. — К-куда? — пролепетала Хаён не своим голосом, сама уже крепко вцепляясь тонкими пальцами-клещами куда-то Чонхо в бок. Тот только поморщился и мужественно сцепил зубы, убеждая себя, что мужчину украшают не только шрамы, но и синяки под ребрами. — Искать остальных и доложить съемочной группе о неполадках. Все равно им все переснимать придется. Бён согласилась и впервые по-новому рассмотрела стены здания, в котором провела слишком много времени, не придав ему никакого значения. Теперь коридоры заброшенной больницы выглядели гораздо антуражнее и страшнее, и сложно было сказать, отчего на самом деле дрожали колени — от холода или от пробуждающегося с каждой секундой страха. Съемки начались сразу же после того, как солнце скрылось за горизонтом, теперь внутри стояла чернильная тьма, кое-где подсвеченная тусклым лунным светом из разбитых окон, да свечением погнутого фонарика, который использовали для прохождения задания на одной из локаций. Но стоило только взять его во вспотевшие ладони, как от тут же погас, словно насмехаясь. Коридоры сменяли друг друга, но так и остались издевательски пусты, будто бы до этого возбужденные от адреналина айдолы не мчались здесь, снося плечами и длинными ногами косяки и обломки мебели. Даже криков давно не было, будто бы съемки закончились, а их двоих оставили тут и забыли. И с каждым шагом Хаён в это верила все сильнее. — Чонхо, ты веришь в… в потустороннее? — спросила она как бы между делом, но неудержимое клацанье зубами выдало ее с головой. — Ерунда все это, — фыркнул макнэ, крепче перехватывая ее под руку, как будто вел рядом с собой не взрослую женщину, старше его на несколько лет, а свою младшую непутевую и очень пугливую сестрицу. — Вы слишком впечатлительная, нуна. Бён насупилась, одновременно признавая его правоту, но в то же время расстроенная тем, что оказалась в их компании единственной трусихой. Но, может быть, оно и к лучшему. Пока один пытается справиться с трясущимися поджилками, другой пускай взглядом пугает нечисть и решительно выводит их отсюда на белый свет под прожекторы съемочной группы на входе в больницу. Только почему-то даже прожекторов не было видно… Стоило ему только замолчать, как стихло все вокруг, даже звук шагов, словно потонул в поглотившей его тишине. Сердце и то как будто остановилось, не желая перегонять по жилам стремительно стынувшую кровь. Холодный пот выступил у Хаён по спине, когда она почувствовала, как будто чей-то взгляд вонзился ей в спину, прямо между лопатками, словно вынуждая ее повернуться и посмотреть страху в лицо. Но Бён закусила посильнее губу, зажмурилась, призывая себя к спокойствию, и кое-как переставляла ноги, пытаясь подстроиться под уверенный размеренный шаг Чонхо. Она удивилась тому, как это он ничегошеньки не боится, пока его старшие собратья по группе прорезали новые грани в вокале, пугаясь собственной тени в отражении стен, пока сама внезапно не подскочила на месте, когда почувствовала, как по ногам мазнуло чем-то холодным, заставив ее взвиться в воздух настолько неожиданно, что Чонхо не удержал ее. Хаён с визгом полетела носом вперед, чудом успев выставить руки и уберечь лицо. Но по инерции пронеслась дальше, стукнулась лбом и стерла колени. — Нуна! — тут же подскочил к ней Чхве, ориентируясь исключительно на всхлипы и жалобные поскуливания. — Что случилось? Хаён, обняв себя за отбитые коленки, раскачивалась на одном месте, пытаясь хоть как-то унять неприятную боль, и ничего не смогла из себя выдавить, чтобы объяснить, что ее напугало. И не решилась обернуться, чтобы окончательно убедиться в том, что произошло: действительно ли настоящие призраки решили поиздеваться над ней или это ее собственное воображение приняло за страшилку какой-то завалявшийся здесь предмет, на который она случайно наткнулась. — Болит? — она внезапно ощутила большую теплую ладонь Чонхо на лбу, пульсирующем от наливающейся шишки. Бён зажмурилась, чувствуя, как будто от этого прикосновения ей правда стало чуточку лучше. — Что ж Вы такая впечатлительная, нуна… — Произнес Чхве таким ласковым голосом, словно успокаивал маленькую девочку. — Если будете так остро реагировать, то отшибете себе все на свете. — Я дальше не пойду, — отрезала Хаён, посчитав, что с ее впечатлительностью действительно лучше сидеть на месте и ожидать, когда их сами хватятся, а не блудить тут в потемках в неизвестном направлении, пока не заблудятся окончательно. — Мне страшно… — Вам страшно, потому что Вы оцениваете эту ситуацию слишком серьезно и придаете ей большое значение, хотя пугаться абсолютно нечего, — в своем не пробиваемом на излишние эмоции стиле произнес Чхве, пытаясь поднять нуну за руку, но та решительно уперлась всеми конечностями, показывая, что вознамерилась сродниться с полом. — Нуна-а, — протянул Чонхо, присаживаясь напротив нее на корточки, — это просто пустые коридоры с ободранными стенами, никто Вас никуда не утащит. Я тогда пойду без Вас… — Нет! — мигом отреагировала она, вытирая слезы и хватая его за руку, боясь, что он рванет подальше от нее сию секунду. — Не надо меня тут оставлять. — Перспектива быть растерзанной призраками нисколько не вдохновляла. — Тогда идемте со мной, — он вновь осторожно потянул ее на себя, но Хаён уперлась пятками и заныла сильнее, чем раньше, отказываясь дальше исследовать внутренности страшной больницы. Ведь не бывает такого, чтобы внезапно перестали работать все камеры и пропали люди, которые были вместе с ними на одном этаже. — Хаён! — Чонхо так громко рявкнул, что она от неожиданности выпустила его руку и шлепнулась на пятую точку, выпучив глаза. — Возьми себя в руки, наш секретарь не может пугаться каких-то призраков. — Если я боюсь, это не значит, что ты можешь так внезапно называть меня по имени и повышать голос, — запричитала Бён, удивляясь тому, как до сих пор не поколотила его за непозволительную своевольность, но, видимо, страх настолько впитался в нее, что прошлые привычки оказались бессильны. — Я просто пытаюсь заглушить твой страх другими эмоциями, сместить векторы, — попробовал хоть как-то оправдаться Чонхо, неловко почесав в затылке, осознавая, что в другой ситуации никогда бы себе подобной выходки не позволил, но было в этом что-то такое заманчивое и запретное, что под ложечкой сладко засосало, а в груди расплылось чувство удовольствия, которое невольно захотелось продлить. — Получилось? — Немного, — нехотя призналась Хаён, хмуря брови, однако упрямство оказалось сильнее. — Но я все равно останусь здесь. — Это шантаж? — удивительно спокойно спросил Чонхо, глядя на нее взглядом все понимающего преподавателя, видевшего в жизни буквально все. — В смысле? — не поняла Бён, посмотрев на него с искренним недоумением на лице, что даже забыла о ноющей боли в расцарапанных коленях. — Ты же понимаешь, что я тебя тут все равно не оставлю одну? — Хаён только растерянно кивнула, совершенно не догадываясь, куда он пытался ее вывести подобным диалогом. — Тогда я тоже вынужден действовать грязно. — Что? — секретарь Бён только в очередной раз моргнула, не зная даже, что сказать на такое наглое заявление, пока Чонхо вновь не оказался чересчур близко к ней, буквально на уровне ее бледного лица, которому даже не понадобилось дополнительного грима, чтобы превратить ее в настоящего призрака. В этот раз обе ладони Чхве обхватили ее лицо, крепко сжав щеки, и Хаён с удивлением почувствовала чужое дыхание на своих поджатых в скорбном выражении губах. — М-м?! — выдавить из себя ничего в знак протеста не получилось: губы Чонхо смело обрушились на нее, отбирая дыхание и способность мыслить. Она даже представить не могла, что такая ситуация вообще возможна, а между тем айдол умудрился углубить поцелуй настолько незаметно и искусно, что вместо мычания из груди Хаён вырвался предательский стон, заставивший ее мигом покрыться смущенным румянцем, а тело непроизвольно задрожать, но теперь уже не от вездесущего холода. И сейчас ей показалось, что Чонхо стал еще ближе к ней, опустив руки на шею и слегка сжав ее, заставляя Бён сильнее раскрыть рот, позорно сдавая позиции в том бою, в который вступать не желала. Сильные руки теперь уже обхватили плечи, притягивая Хаён ближе к Чонхо, укутывая в крепкие надежные объятия, в которых сегодня она и так тонула слишком часто, а потому и восприняла их с привычным ощущением, как будто уже что-то родное и необходимое. Теплое. Не страшное. Губы защипало от иссушающего жадного поцелуя, на который Чонхо и сам не рассчитывал. Думал лишь только в шутку коснуться губами, подразнить, заставив разъяренную нуну помчаться за ним дальше без всяких предрассудков и страхов, а вместо этого Хаён словно расплавилась в его руках, позволив зайти дальше. А больше указаний ему и не требовалось. Пальцы скользнули под тонкую ткань несуразного драного костюма, мазнули по холодной коже, которая сразу же от легкого прикосновения покрылась мелкими мурашками. Хотелось сильнее укутать Хаён в своих руках, впечатать в собственное тело, делясь теплом и жаром, которого с каждым вздохом становилось как будто бы больше. Он словно превратился в пылающую печь, в то время как Бён была холодна, словно льдина, и тряслась, как напуганный заяц. — Все еще страшно? — прошептал он ей на ухо, убирая в сторону длинные спутанные волосы черного парика, жесткие, как проволока. — Что? — словно не в себе, ответила Хаён, гулко сглатывая и совершенно не осознавая себя ни во времени, ни в пространстве, как будто зависла где-то посередине, поглощенная непонятными для нее эмоциями, какими-то слишком неправильными с одной стороны и такими необходимыми — с другой. Ощущение ткани его джемпера под пальцами казалось самым логичным, что вообще только может быть. Рядом с Чонхо было удивительно надежно. — Не страшно? — повторил он, оглаживая ладонями ее спину и заставляя выгибаться подобно кошке от ласки хозяина. — Теперь можем идти? Все внутри Хаён разом запротестовало даже от малейшей мысли о том, чтобы сию минуту прекратить то, что между ними начало накаливаться, наполнив воздух мелкими яркими искрами, так и вспыхивающими перед глазами и призывающими к действию. Ни за что! Зачем идти дальше по холодным коридорам, когда в объятиях друг друга так тепло и безопасно? Бён казалось, что в тот момент она окончательно сошла с ума, когда сама потянулась к нему, прижалась к его рту губами, чтобы он не смел больше говорить глупости о том, что им опять надо куда-то идти. И постаралась вложить в поцелуй всю чувственность и сладость, что у него сразу же потемнело в голове, отключая любые разумные мысли. И вот уже под его пальцами смялась упругая грудь, а ушей коснулся задушенный стон, поглощенный стенами заброшенной больницы. Казалось, что хватит лишь небольшого усилия, чтобы разорвать нелепый костюм на лоскуты и оголить вожделенное тело, но Чонхо сдержался и помог стянуть его через голову, сразу же приникая к набухшим тугим соскам жарким ртом. Пальцы Хаён тут же запутались в его волосах, мягко массировали голову, вызывая такое наслаждение, что захотелось замурлыкать подобно ласковому коту. Кожа нуны ощущалась словно бархатная, такая драгоценная и нежная, что страшно было хоть как-то случайно повредить ее слишком увлеченным поцелуем или касанием ногтя. Ее можно было ласкать только губами и языком, обводя по контуру каждое очертание выступающих тонких косточек ребер. Она сама льнула к нему, требуя с каждым разом все больше, разгораясь сильнее, как будто впитала через прикосновения и поцелуи его тепло, пока Чонхо не ощутил, что оказался прижат к стене юрким телом, вжимающимся в него все красноречивее. Он с трудом сглотнул вязкую слюну, все еще не осознавая, как они зашли настолько далеко, пока ладонь Хаён не оказалась на его прессе, как бы ненавязчиво касаясь пряжки ремня. И даже не верилось, что эта нуна совсем недавно тряслась от страха, запнувшись в темноте обо что-то, а теперь плевать ей было на то, что, возможно, скоро на них наткнется кто-то из съемочной группы или айдолов, застав в интересном положении. Он услышал, как она взволнованно вздохнула, опускаясь перед ним на колени и кладя обе ладони на чертову пряжку, которой мало было обычного щелчка, чтобы расстегнуться. Бён нетерпеливо с ней расправилась, заставляя уже самого Чонхо сходить с ума от разгоревшегося возбуждения, сделавшего пространство внутри штанов слишком тесным. Чхве даже растерялся от такого напора, никак не ожидая, что Хаён так скоро возьмет в свои тонкие руки инициативу и вскружит ему голову всего лишь несколькими обдуманными касаниями: по красноречиво выступающей ширинке кончиком ногтя, по краю трусов, отогнутому чуть в сторону, чтобы дотронуться теперь до пылающей чувствительной кожи. И теперь уже страшно стало ему: не из-за того, что боялся близости со взрослой нуной, а потому что не хотел слишком отдаться чувствам и хоть как-то навредить ей. Бён была меньше его чуть ли не в два раза, такая легкая и воздушная, стройная, словно упругий прутик, гибкая в своих движениях, так и ластившаяся к нему, призывающая к тому, чтобы наконец-то отбросил в сторону все предрассудки и начал действовать, пока она сама не пришла в себя, начав мыслить головой, а не инстинктами, приправленными подскочившим адреналином. Дыхание у нее было рваное, выдающее нетерпение, настолько сильное, что казалось, будто бы воздух рядом с ней заискрился. Крепкий горячий член удобно лег в узкую ладонь, влажные губы Хаён с готовностью коснулись раскрывшейся розовой головки, мягко лаская края, заставив Чонхо крепко сжать руки в кулаки и откинуть голову назад так резко, что в тот же момент накатившая волна удовольствия столкнулась со вспышкой боли в районе затылка. Чхве зашипел, зажмурив глаза до красных мушек, полностью сосредоточившись на языке и губах Хаён, что продолжали издеваться над его выдержкой дальше, исследуя всю напряженную нижнюю часть тела. Настолько было хорошо, что Чонхо боялся кончить раньше времени, не показав нуне, на что способен. И тогда он, когда Бён чуть отстраняется, чтобы перевести дыхание, запускает пальцы в жестковатые черные волосы парика и дергает, силой натягивая полураскрытый рот на свой член, — таранит стояком приоткрытые губы, задевает острую кромку зубов кожей. Чувствует сопротивление языка и вязкую влагу стекающей слюны, но все равно давит, утапливая ее лицо в свой пах, пропихивая глубже, пока язык не сменяется горячей пульсирующей глоткой, всосавшей его член. Ребристое небо прижимает сверху, головку упруго обнимает влажным жаром. Чонхо давится стоном, не в силах вздохнуть ровно, а Хаён просто давится — бледные, изломанные напряжением пальцы стискивают крепкие бедра. В темноте мало что видно, но Чхве все равно кажется, что он может рассмотреть краешек мокрой, вывернутой губы поверх блеска на члене и нервно трепыхающиеся ресницы. И еще несколько грубых движений до пульсирующей боли в члене и стертых краешков рта Хаён, начавшей уже задыхаться, вонзающей ему глубоко под кожу уже начавшие обламываться ногти. Она всхлипывает, смаргивая слезы, рвется назад, умоляя наконец отпустить ее. — Извини… — с придыханием прошептал Чонхо, опускаясь перед ней на колени и быстро находя распухшие губы, жадно целуя их, чувствуя на языке терпкий вкус собственной спермы. Обе ладони легли на острые лопатки, огладили прохладную, влажную от пота кожу, оставляя легкие розовые отпечатки от ногтей, несколько полос, заставших Хаён вновь всю покрыться мурашками и сдавленно простонать что-то ему в рот. Она теперь уже не сопротивляется, когда он повернул ее спиной к себе, награждая острые плечи россыпью жалящих поцелуев, опускаясь ладонями по бокам все ниже и ниже до самого края коротких тянущихся шорт. — Я сама, — прервала его Бён, кладя руки поверх его, помогая освободить себя от одежды, никак не ожидая того, что тот заставит ее приподняться на коленях, высоко отставив ягодицы, отчего щеки Хаён покраснели еще сильнее от осознания, какой вид Чонхо себе предоставил. Он сильнее расставил ее бедра, и она почувствовала, как мягкий упругий язык влажно скользнул по половым губам, собирая выступившую смазку. Бён плотно сжала губы, не в силах сдержать вновь вырывающиеся из нее стоны, которые с каждым разом становились все громче и непристойнее от ощущения чужого жаркого языка, мягко проникающего в нее и растягивающего вход, заставляя с каждым разом желать все большего и самой насаживаться на него, дрожать от щекочущего столкновения с растрепанной челкой Чонхо, так и падающей ему на глаза. А потом был шлепок, от которого из глаз Хаён полились слезы, а поджилки задрожали от неудержимого возбуждения. И второй, выбивший силу из ног, что в момент стали ватными. Только Чонхо не дал ей распластаться на полу, а притянул ближе к себе, удобнее устроившись у раздвинутых бедер и легко вошел сзади, накрывая Хаён собой, и чуть ли не впечатывая в пол, из-за чего ей пришлось выставить локти и закусить губу чуть ли не до крови из-за острых осколков, вонзившихся в кожу. От первого толчка потемнело в глазах — настолько сильным он был, и настолько сладко стянуло все внутри от проникновения, что все остальное отошло на задний план. Бён вообще ненадолго показалось, что все происходящее — лишь плод ее воображения, слишком реалистичный сон, в котором смешалось чертово шоу, боязнь призраков и вырвавшаяся откуда-то изнутри нее пошлость, что и привела к тому положению, в котором она оказалась теперь. Придавленной, придушенно стонущей, крепко стиснутой в мускулистых руках айдола, в которые никогда не должна была попадаться. Но теперь, если уж увязла, то никакого пути обратно не было. Боялась призраков и холода, сейчас же сгорала от немилосердного жара, не чувствуя собственные ноги, слыша над ухом прерывистые стоны Чонхо, что-то рвано шепчущего ей на ухо, целующего взмокший затылок в районе сбившегося куда-то набок нелепого парика. И шлепки эти, резкое влажное соприкосновение разгоряченной кожи с чужим жарким пахом, — все это казалось из ряда вон, но уже таким невозвратным, что было плевать. Плевать даже на возможность быть застуканными. Плевать на страшные обшарпанные стены, на темные коридоры заброшенной больницы, взирающей на них через провалы выбитых окон. Страшно было только не найти в себе силы подняться. Чонхо же, будто совсем не контролировал ни себя, ни свои движения, настроившись на какой-то невообразимый ритм, двигая бедрами, словно заведенный автомат, совершенно исступленно и дико, не в силах хоть раз вздохнуть полной грудью. Все его внимание сосредоточилось исключительно на теле Хаён, на ее тонкой талии и узкой спине, бледном силуэте, едва вырисовывающемся в темноте. Он мял ее, сжимал в ладонях, словно пластилин, выстраивая в желаемые позы, чтобы взять ее всю без остатка, чтобы затронуть каждый нерв, заставив вскоре взорваться от неминуемого оргазма. Она сдалась первой, чуть ли не плача, дрожа, рванулась из его рук, доведенная до крайней точки сумасшествия. — Тш-ш, еще чуть-чуть… Чонхо ей дал совсем немного свободы, позволяя распластаться на спасительно холодном полу. Хаён даже не сразу поняла, как ее перевернули и закинули ослабшие колени на крепкие плечи, вновь плотно притягивая к себе и проникая в разработанный пульсирующий вход, резко и плавно, что она задохнулась, выгнувшись в пояснице. Чхве лег сверху, тыкаясь носом в шею, целуя вздутую жилу и краешек уха, обводя языком острые грани сережки. Бён, всхлипывая, обхватила его за плечи, крепче прижимая к себе, одновременно желая наконец-то оттолкнуть его и вырваться на свободу, и боясь, что он все же покинет ее, оставив один на один с напугавшими байками о призраках в этой проклятой больнице. Уж лучше будет этот удушающий жар, чем невыносимый холод и одиночество. Губы Чонхо накрыли ее полураскрытый рот одновременно с тем, как напряглись его плечи под пальцами Хаён, как мышцы налились сталью, а толчки стали все резче и короче. И последний — в сопровождении рыка-стона — стал решающим. Тишина. Слышны только безуспешные попытки выровнять сбитое к черту дыхание. И ощущение постепенно деформирующихся ребер под тяжестью разгоряченного тела. — П-пусти, — кое-как пропыхтела Бён, пихая Чонхо в бок. — Так не хочется никуда идти… — пожаловался он, с неохотой скатываясь с нее и помогая приподняться. — Да ладно?! — взвилась Хаён, вспоминая, что буквально недавно именно он заставил ее тащиться неизвестно куда, а тут, видите ли, передумал. — Что же заставило тебя передумать? — Ядовито поинтересовалась она, поражаясь своему странному качеству — после секса превращаться в лютую мегеру. Непослушными пальцами она кое-как отыскала свой костюм, метко загнанный чьей-то ногой в самый дальний угол, и, втискиваясь в него, старательно пыталась не смотреть на чудовищно довольное лицо Чхве, который лениво приводил себя в порядок. — Тесное общение с призраками, — многозначительно ответил он, привычно цепляя ее ошарашенную тушку под локоть и вновь ведя темными коридорами к вожделенному выходу.

***

Съемочная группа на самом деле никуда не делась, а была занята крайне важным делом, которое переплюнуло собой даже само шоу. Когда растрепанные и пыльные Чонхо и Хаён явились под приглушенный свет прожектора на первый этаж, тут вовсю сновал народ, а между ними и знакомые айдолы. И, судя по всему, они даже не заметили, что у них пропал один из главных участников шоу и непосредственно один из актеров. — А что происходит? Почему съемки остановили? — громко поинтересовался Чонхо у режиссера, который выглядел единственным адекватным в этом взволнованном муравейнике. — Ты что, не знаешь что ли? — почему-то сильно удивился тот, посмотрев на макнэ, как на умалишенного. — Мы же всем объявили, что сворачиваем шоу на время, потому что Минги повредил ногу. — Что? — Чхве безошибочно посмотрел в ту сторону, где столпились остальные мемберы, и только сейчас заметил, что в центре прямо на режиссерском стуле восседал Минги и кривил лицо во всех гримасах вселенских мук, какие только возможны. — А как это? — Слишком активно боялся и улетел в шахту на первом этаже, — аки самый настоящий призрак, рядом материализовался Ёсан, заставив притихшую из-за новостей Хаён подпрыгнуть и наконец-то выпустить свою руку из захвата Чонхо. — А ты чем занимался? — Хитро прищурившись, спросил он. — За призраками гнался… — буркнула Хаён и поспешила позорно удрать в сторону фургончика с кофе. — Видимо, догнал, — философски изрек Кан, поражаясь тому, как выражение лица Чонхо до сих пор оставалось каменным и неприступным.