Госпожа бабочка

Впервые, когда Гакупо встретил её взглядом, его тело сошло с ума: сердце бешено колотилось, ударяясь о грудную клетку, как о боксёрскую грушу, а разум, будто в тумане, никак не мог оклематься и держать себя в руках. Его душу навсегда пленили глаза цвета моря. Движения прекрасного, легкого, словно пушинка, тела свели мужчину с ума. А ямочка, незаметная, пока прекрасная особа не улыбнется, заставляла бедное сердечко биться в экстазе. Всё, пиши пропало. Можно было собирать тапочки, халатик и ехать в больничку. Диагноз «помешательство» на лицо. Больной однозначно такого никогда не чувствовал. Чувство эйфории от одного незначительного взгляда или улыбки. Не подумайте, он был далеко не романтиком. Для него девушка была лишь игрушкой на одну ночь, не более. Гакупо был прекрасным любовником. Змей-искуситель, проще говоря. Иногда девушки и сами прыгали к нему в кровать, только чтобы получить удовлетворение. Да и сам мужчина был далеко не против. Гакупо в любой момент мог заполучить понравившуюся ему даму. Ну, правильно: высок, красив, умён, да и словами нежными бросается. Ну как такому отказать? Правда, вся нежность тут же улетучивалась, попади ты ему в кровать. В сексе Гакупо был далеко не нежен. Девушки никогда не обходились без вырванных клоков волос, ссадин, синяков и царапин. Хотя в этом они тоже находили какую-то изюминку. Возможно, в каждой женщине дремлет истинная мазохистка. Гакупо было всё равно, он грубо оприходовал каждую. Мужчина лишь брал своё: сильно сжимал упругие бёдра, царапал белоснежную кожу, сильно сдавливал и кусал соски, сжимал запястья, так что после этого оставались синяки, а когда ему надоедало нянчиться, он просто грубо трахал её*. Кукла лишь изнеможенно стонала и смешивала боль с наслаждением. Он мог делать самые абсурдные вещи с игрушкой, но никогда не смыкал губ в поцелуе. А после бурной ночки мужчина выкидывал потёртую барби куда подальше. Если бы Гакупо был цветком, это была бы роза. Не раз уколовшись об его острые шипы, девушки всё равно желали его и лелеяли. С Бабочкой всё было наоборот. Он боялся неосторожного движения или брошенного слова, дабы не поломать хрупкие крылья. Может, это покажется глупым, но мужчину лихорадило от одного брошенного взгляда небесных глаз в его сторону, от одной мягкой улыбки, предназначенной ему, от звонкого, словно звон маленьких колокольчиков, смеха. От этих самых простых вещей Гакупо переставал дышать. Кровь кипела в жилах, когда ему хоть раз удавалось коснуться её белоснежной, словно снег, кожи. Его сводило с ума все, что связано с ней, особенно сладко-пряный запах корицы. Аромат порой затуманивал разум мужчине. Это был его личный дурман, от которого он не мог отказаться. Он благодарил Бога за то лишь, что каждое утро мог слышать её милое сопение у себя на плече, за то, что мог зарыться носом в шелковистые кудри девушки. Мужчина хотел жадно целовать её пухлые губы, крепко обнимать и просыпаться только в её объятиях. Иногда это желание превращалось в целую манию. Он был одержим ей, да и сам этого не отрицал, но понимать, что любит, всё ещё не хотел.