ONLY THE GOOD DIE YOUNG (Полная версия)

Сон Боттичелли, царевна Татьяна, Только Рублёву твой образ писать. Г. Понамарев

Царское Село, 23-е декабря, 1913 - Слава тебе безысходная боль! Умер вчера сероглазый король! Княжна Татьяна перебирала клавиши рояля, вполголоса напевая стихи модной поэтессы, пытаясь положить их на музыку. Правда, получалось не особо, хотя мурлыкавшему у нее на коленях рыжему коту, похоже, нравилось, но он вообще был слушателем терпеливым и невзыскательным. Никому другому она бы и не решилась их спеть. Особенно Ольге! Татьяна любила стихи не меньше старшей сестры, но в отличие от Ольги никогда не пробовала их писать. Даже подобрать к стихам музыку для нее было непросто. Татьяна всегда знала, что Ольга самая красивая, самая умная, самая способная, самая талантливая из них, что она больше всех читает, лучше всех рисует, что у нее самый прекрасный голос... Так и должно было быть - ведь Ольга старшая. Она никогда не завидовала ей. Наоборот. Ольга была для нее каким-то идеалом, совершенно особенным высшим существом, которому позволено больше чем другим. Такие прозаические занятия, как хлопоты по дому, возня с младшими или рукоделие ей были даже не к лицу. Татьяна с этим могла справиться и сама. А вот с музыкой... - А над землей шелестят тополя: «Нет на земле твоего короля»... Татьяна почти сердито захлопнула крышку рояля. Я не хочу думать ни о чем печальном, сказала она себе. НИ ЗА ЧТО. Не в эти дни. Но что делать, если эти мысли сами лезут в голову? Раньше от них можно было отмахнуться или заняться каким-нибудь делом, и это всегда помогало. Но сейчас стоит только вспомнить какую-нибудь историю или песню с несчастливым концом, сразу сжимается сердце и хочется плакать. Такое настроение еще можно простить в обычные дни, хотя все равно безобразие – раскисать вот так... Но уж портить родным праздник... Это и вовсе – бессовестно! Конечно, Татьяна безупречно умела держать себя в руках, но все же хорошо, что у родителей перед Рождеством масса хлопот! Они всегда так внимательны к детям, и меньше всего Татьяне хотелось бы их расстраивать. И так уже сегодня утром она едва справилась с приступом плохого настроения, ее раздражало буквально все. Она сделала довольно резкое замечание Анастасии за то, что та катала за столом хлебные шарики. «Грех пренебрегать даром Божьим, когда на свете столько голодных», - сказала она. Может, и правильно, но уж действительно чересчур резко это прозвучало, даже мама посмотрела на нее укоризненно. Хотя Настя, кажется, не обиделась, она привыкла, что ее постоянно отчитывают. Да и к тому, что Татьяна часто делает замечания сестрам – даже старшей Ольге – тоже в общем-то привыкли. Ее даже прозвали «гувернанткой». Татьяна снова приподняла крышку и нажала несколько клавиш. Кажется, опять расстроен. Хорошо бы получить на Рождество новый рояль, подумала она. Хотя рояль они и так, наверняка, получат. Скорее всего, его подарят Ольге как старшей и как самой искусной музыкантше. Татьяна чуть улыбнулась. Все-таки подарки - это так приятно! Наверно, как обычно елки во дворце зажгут часа в четыре, когда начнет смеркаться. Они в это время будут в саду в ожидании первой вечерней звезды. Когда она покажется в небе, можно будет идти домой к праздничному столу. А в их гостиной у елки будут разложены подарки, каждому на своем столе, подарки от родителей и многочисленных родственников, русских и иностранных. Интересно, что еще подарят, кроме рояля. В обязательном порядке будет много книг, но это тоже больше по части Ольги, она до них самая большая охотница, как и до рисования. Уж она наверняка получит в подарок новые роскошные акварельные краски и пастель. Татьяну гораздо больше порадовал бы новый рабочий ящик с множеством отделений, в том числе и потайных. По совести говоря, Татьяну больше интересовало, какие им подарят украшения, родители всегда с большим вкусом подбирали для них кольца, брошки и браслеты, чаще всего с любимыми отцом сапфирами или аквамаринами в цвет их синих и голубых глаз. Хотя совсем необязательно – например, на прошлое Рождество они с Ольгой получили почти одинаковые маленькие сережки с поделочным камнем. Для Ольги с полупрозрачным розовым кварцем, под цвет ее дивной нежной кожи – этот камень премило сочетался с ее золотистыми волосами и голубыми глазами. К сережкам ей подарили маленькую брошку в виде розочки из того же розового минерала. Камни, которые украшали сережки Татьяны, назывались «лиловые халцедоны», но на самом деле они были скорее сиреневато-серые, строгие и сдержанные. К ним прилагался перстенек с таким же камнем. Но самыми прекрасными украшениями, которые им когда-либо дарили, были броши, одинаковые для всех четырех сестер, броши в виде цветков магнолии, выполненные из перламутра, с выложенными крупным жемчугом серединками. Работа была настолько искусной и тонкой, что перламутровые лепестки были почти прозрачными, а сам цветок казался живым. Татьяна любила украшение не только за его изысканность, оно напоминало ей о лете, о теплых днях, проведенных в Ливадии у моря, дрожании капель дождя на лепестках цветов... О чем-то еще, далеком и почти забытом, как сон. Как будто сюда, в самое сердце зимы и метели занесло настоящий цветок с далекого южного берега. Кажется, поднеси его к лицу и почувствуешь едва уловимый запах солнца. Татьяна решила, что непременно наденет эту брошь на рождество. Правда, Ольга чуть было все не испортила, как-то мимоходом сказав, что, наверно, именно такие цветы носила в волосах русалочка из сказки, и Татьяна сразу опечалилась. «Русалочка» была ее самой любимой сказкой, но ее невозможно было перечитывать или даже вспоминать без слез. У Ольги эта сказка тоже была любимой, и ей в ней нравилось абсолютно все, и финал она, не смотря ни на что, считала прекрасным. А вот Татьяна отчаянно злилась на принца. Как можно было быть таким идиотом! Когда она пересказывала сказку младшим сестрам, то немного изменяла конец. У нее получалось, что принц все же вспомнил Русалочку и потом мучился всю жизнь. Ольга приходила в ужас от такой трактовки. - Неужели ты думаешь, Русалочке бы этого хотелось? - горячилась она, быстро теряя самообладание. – Неужели ты бы сама хотела, чтобы твой любимый всю жизнь страдал? - Он это заслужил, - упрямо отвечала Татьяна. - Просто ты сама никогда еще по-настоящему не любила, - заявляла Ольга, и Татьяна обиженно замолкала. Ей нечего было возразить. Да и как это так – полюбить с первого взгляда? Это было ей непонятно, ни в «Ромео и Джульетте», ни в «Отверженных», хоть она и проливала слезы над этими историями вместе с Ольгой. Если уж на то пошло, история Отелло казалась ей гораздо более правдоподобной. Как это можно понять в один миг, что любишь совершенно незнакомого человека? По одной только внешности? Татьяна в это не верила. Да каким бы красавцем этот человек ни был, нельзя за одно это в него влюбиться! Да и что значит красавец? Татьяна даже не очень понимала, каких мужчин считать красивыми. Она видела много прекрасных картин и скульптур – Адониса, Ахилла, Давида, и они волновали ее, но ей трудно было представить этих людей живыми... Можно восхищаться красотой. Но полюбить, бросив один лишь взгляд на лицо, Татьяне казалось, что это все равно, что полюбить статую. Татьяна взяла на руки лежавшего у нее на коленях кота, словно муфту, запустив пальцы в густой мех на его животе, и подошла к окну. Кот совершенно спокойно отнесся к подобному обращению, он к нему привык еще со времен Петергофа, где Татьяна родилась и провела первые годы своей жизни. То есть, конечно, там, в глубоком детстве у сестер был другой кот, но такой же сибирский и рыжий. С тех пор Татьяна непременно заводила себе именно такого, и некоторые верили, что это все тот же самый... Сестры тоже периодически заводили себе рыжих красавцев, иногда у каждой был свой, но по величине и пушистости Татьянин всегда превосходил остальных. Продолжая тискать кота, Татьяна разглядывала занесенный снегом парк. Гулять ее совершенно не тянуло. Татьяна любила купаться, скакать верхом, кататься на велосипеде, играть в серсо и теннис, на худой конец неторопливо собирать цветы и ягоды вместе с Ольгой, ну, а что можно делать зимой? Она поежилась. Кататься на коньках, кататься с горки? Это быстро надоедает. И потом этот бесконечный холод и снег... Нет, Татьяна вовсе не была неженкой! Наоборот, осенью она до последнего не отказывалась от прогулок верхом, даже в самую слякоть, ветер и дождь, даже когда остальные сестры предпочитали уже экипаж или теплую гостиную. Но зимой, после того как снег ложился плотно и основательно, в ней словно что-то замирало. И она при каждом удобном случае старалась улизнуть от прогулки. И предлогов искать не приходилось, Алексею нельзя было долго гулять и много двигаться. Татьяна охотно проводила время с ним, пренебрегая прогулками. Правда, ей было немного совестно, что ее за это хвалят, как будто она отказывается от чего-то для себя нужного. Одна только и радость зимой – елки! Если бы не праздники, ее и вовсе было бы невозможно пережить, особенно эти декабрьские дни, когда солнце всего на несколько часов появляется на небе. В январе стоят жуткие морозы, но солнца больше, а в феврале ледяные ветры сбивают с ног, но в них уже чувствуется дуновение близкой весны... И понимаешь, что дожить до нее все же можно... но сейчас до этого еще так далеко... Зато – Рождество! Татьяна, накинув кота на плечи на манер воротника, обошла вокруг стоящей посреди гостиной елки, дотрагиваясь до покачивающихся, чуть звенящих украшений, и украдкой вздохнула. В последние годы подарки стали слишком предсказуемыми, она не могла этого не признать. Татьяна скучала немного по тем временам, когда их рождественские столы были завалены разнообразными игрушками, пестрыми, яркими и неожиданными... Ей как-то не хватало кукол в шикарных нарядах, плюшевых собачек, фаянсовых кошечек, и прочей детской дребедени, в которой нет ровно никакой пользы, но которая приносит так много радости, она с удовольствием променяла бы на это все книги, украшения и платья... В разноцветных безделушках тех времен было что-то радостное и беспечное, то, что нельзя было заменить никакими драгоценностями, и что теперь уходило от нее. Своих старых кукол и кукол сестер из дерева, папье-маше и бисквитного фарфора Татьяна по-прежнему берегла и обшивала. И даже дарила им на Рождество конфеты, которые потом отыскивали и съедали Мария и Анастасия. Она не то что бы до сих пор играла в куклы, просто это было традицией. Нужно было беречь игрушки, хотя бы потому, что новых у нее уже не будет. Анастасии-то, может, и подарят еще куклу – ей всего двенадцать, но остальным-то уже вряд ли. Хотя, немного приободрившись, подумала она, в подарках все равно может оказаться что-нибудь интересное! Самым лучшим подарком на прошлое Рождество для нее стало обычное пресс-папье, черный обсидиановый парусник. Татьяна поставила его на своем столе и часто смотрела на него, представляя, что это настоящий корабль, под черными парусами – непременно пиратский. Она придумала для себя тайную игру, в которой команду корабля заменяли разноцветные пуговицы и бусины. Самая большая овальная бусина из поделочного аметиста была капитаном судна, бесстрашным и безжалостным пиратом в фиолетовом бархатном камзоле. Иногда кроме команды на судне появлялись пленники. Так, маленький прозрачно-зеленоватый берилл изображал прекрасную принцессу, которую похитили ради выкупа. Сначала Татьяна придумывала историю о том, что капитан добивался любви принцессы, но она сохранила верность своему принцу, который нашел и освободил ее... Но что-то в этой истории ее не устраивало. Слишком она была предсказуемой, слишком... Скучной. Поэтому скоро она начала придумывать другое – принцесса тоже полюбила капитана... Может, не сразу... Но все-таки она отдала ему свое сердце. Но что же тогда было делать с принцем?.. Вернее, со сломанной пуговицей из темно-красного стекла в позолоченной оправе. Татьяна решила, что у капитана должна быть сестра – прекрасная черноволосая девушка (крупная речная жемчужина неправильной формы). Она влюбится в принца и поможет ему спастись, когда он попадет в плен к пиратам. А потом он вернется за ней и уговорит бежать вместе с ним. А капитан пустится в погоню... Татьяна передвигала ногтем мизинца по пресс-папье разноцветные бусины, сохраняя на лице равнодушно-отсутствующие выражение. Со стороны казалась, что она размышляет над письмом или записью в дневнике, а она уносилась мыслями далеко, с головой окунаясь в захватывающие события и душераздирающие переживания, такие, что сердце билось, как птица в силке, и на щеках проступал румянец. Она бы умерла от стыда, если кто-нибудь хотя бы заподозрил о ее фантазиях, но после каждой игры аккуратно укладывала пиратскую команду вместе с принцем и принцессой в маленькую коробочку из слоновой кости. Даже прятала ее иногда в карман. Татьяна много времени проводила за рукоделием, поэтому никого не удивляло, что она носит с собой коробочку с пуговицами. *** Татьяна вошла в их с Ольгой комнату и чуть не запнулась об Анастасию, которая растянулась на полу, обложившись учебниками и тетрадями. Ее пушистые русалкины косы рассыпались по страницам, где-то сбоку на голове сиротливо торчал маленький белый бантик, придерживая несколько особо буйных прядей, чтобы не лезли в глаза. - Почему ты валяешься на полу? – удивилась Татьяна. - А разве я виновата, что вы завалили все столы и все кровати? Татьяна оглядела комнату. И вынуждена была признать, что больше расположиться и в самом деле негде, в комнате царил предрождественский беспорядок. - Мы же готовимся к празднику! – сказала Мария слегка виновато. – Сегодня надо непременно все закончить. Мы и так не успеваем! - Почему я все успела? – строго спросила Татьяна. - Потому что это ты, - резонировала Анастасия. - Почему не у себя? – спросила Татьяна, присаживаясь на краешек кресла. - Там еще хуже все развалено, - вздохнув, пояснила Мария. - А почему не в классной? - Там Алексей занимается, мама просила не мешать, - ответила Анастасия миролюбиво. Татьяна вздохнула. Уж конечно, когда Алексей и Анастасия находятся вместе в одной комнате, ни о каких занятиях не может быть и речи! Кот спрыгнул у нее с колен, обошел Анастасию, осторожно ступая по листам учебников, словно пересчитывая их, потом сел рядом и осуждающе помахал хвостом. Анастасия в ответ потыкала его перышком. Ольга и Мария сидели у окна, заканчивая мариино вышивание - «По небу полуночи ангел летел», подарок для мама – внося последние штрихи. У Ольги с трудом хватало терпения вышивать самой, она бралась только за небольшие вещицы. Лучше уж лишний часок почитать! Зато она прелестно рисовала, и этот рисунок она придумала для Марии, которая кропотливо переносила его на большую диванную подушку. Фон у подушки был темно-синий, расшитый золотыми звездочками, а сам ангел сидел на золотом полумесяце. Он (вернее, она, ангел, явно был девочкой), не имел ничего общего с теми воздушными и эфирными белокурыми ангелами, которых обычно рисуют на открытках. Он больше походил на саму Марию – симпатичная девушка с румяными щечками, голубыми глазками, пухленькими ручками и пышными темно-русыми волосами, которые Ольга и Мария прошивали сейчас золотыми нитками. Белое платье ангела было украшено золотой каймой. В руках у девушки-ангела была корзинка с незабудками, которые она рассыпала вниз на землю. Венок из таких же незабудок венчал голову ангела, заменяя нимб. Корзинку и серединку каждого цветка тоже нужно было украсить позолотой. Тонкая работа, которую Мария уже не успевала выполнить самостоятельно. Поэтому Ольге приходилось ей сейчас помогать, хотя это и не было ее любимым занятием. А Татьяне нравилось вышивать. Нравилось неторопливо водить иглой и перебирать нитки, а самой в это время уноситься мыслями в свои фантазии и грезы, которые были для нее интереснее любых книг. За вышиванием для нее время летело незаметно. Она уже закончила несколько прелестных вышивок в подарок родственникам. Особенно долго и тщательно трудилась над подарком дяде Георгу. Она замечала, что в последнее время любит его словно бы сильнее остальных дальних родственников. Возможно, потому, что они с папа так похожи, даже между родными братьями редко бывает такое внешнее сходство, а ведь они двоюродные! Да ведь он и мама двоюродный брат – они оба внуки великой королевы Виктории. Татьяна вышила для него почти настоящую икону, использовав самые лучшие белые, золотые и алые нитки. - Это даже жалко отдавать! – воскликнула Ольга, когда увидела. – Произведение искусства! - Произведение рукоделия, хочешь сказать, - засмеялась Татьяна, хотя ей было очень приятно это слышать. - А кто это? – спросила Анастасия. - Георгий Победоносец, разве не видишь? – ответила за Татьяну Мария. - Скорее, Святой Георг, - уточнила Татьяна. – Saint George. Думаю, дяде это будет очень приятно. И потом в Англии это тоже... Очень почитаемый святой. У нас его изображение на гербе, а там георгиевский крест на флагах... - Что-то я не помню такой иконы, - заметила Мария. – Откуда ты это срисовала? - Ниоткуда. Я сама придумала. - Как можно такое придумать! – воскликнула Ольга. – Он совсем как настоящий ангел. - А ты их видела, настоящих? – улыбнулась Мария. - Никто не видел. Но я знаю. «А я видела», - подумала вдруг Татьяна. Потому что на самом деле Ольга была права, такое нельзя придумать, но это образ был с ней уже давно – полустертый в памяти, смутный и все-таки яркий: белый конь, алый плащ, золотые, словно нимб волосы. Образ, который тревожил и томил ее много лет, но теперь, когда удалось хотя бы отчасти перенести его на вышивку, она надеялась, ей станет немного легче. - А почему ты вообще занимаешься сегодня? – спросила Татьяна, перешагивая через сестру. – Нам же на праздники ничего не задали. - Ты рано ушла, – сказала Ольга. – Вот и не знаешь. - А что случилось? Этой осенью Ольге исполнилось восемнадцать лет. Она теперь считалась взрослой девушкой, невестой, носила взрослые платья и делала взрослую прическу, как давно мечтала. Но в остальном ее жизнь не изменилась. Она даже не перешла жить в отдельную спальню, хотя когда-то ей и этого очень хотелось. Ее образование формально считалось законченным, но она по-прежнему посещала уроки вместе с сестрами. Читала или повторяла пройденное. Татьяна иногда, чтобы подразнить ее спрашивала, не хочет ли она выучить что-нибудь еще? Например, освоить латынь или древнегреческий? Или начать изучать углубленно математику и физику? Ольга только отмахивалась. Ей слишком легко все давалось, и она не привыкла утруждать себя излишним прилежанием. Татьяна обладала гораздо меньшими способностями к наукам, но восполняла это усидчивостью и твердостью характера. И самолюбием. Она не могла себе позволить хотя бы в мелочи уступить сестре на уроках. Хотя ей приходилось прикладывать к этому намного больше усилий. Мария была гораздо менее сестер способна к наукам и тягаться с ними даже не пыталась. Что касается Анастасии, то о ее способностях было трудно судить из-за чудовищной лени. Она постоянно отставала по всем предметам, особенно по математике и немецкому. - Тебя сегодня отпустили пораньше, а я задержалась, - пояснила Татьяне Ольга. – И мама зашла к нам в конце уроков... А наша красавица опять оказалась очень плохо готова... К тому же у нее много, эм... Невыученных уроков. Еще за прошлые дни. Вот мама и сказала, если она сегодня все не сделает... то будет ей наказание вместо праздника. - Но это она, надеюсь, не всерьез... – вставила Мария. – Просто нехорошо было ее расстраивать... - Мама расстроилась? – нахмурилась Татьяна. - Не сильно, - Анастасия втянула голову в плечи, стараясь не встречаться с сестрой взглядом. – Ох, полно, я же пообещала, что все сделаю! Значит, сделаю! - Да, вот только мы, знаешь ли, немного рассчитывали на твою помощь сегодня, - вздохнула Мария. - С подарками и вообще. А приходится все самим теперь! - Толку-то от ее помощи, - сказала Татьяна. – Только лишняя суета. Даже к лучшему, что она занята чем-то и не путается под ногами... Кроме как в буквальном смысле. - Мне даже открытки некогда написать! – пожаловалась Анастасия. – Но я потом под машкиными подпись поставлю. - Интересно, наши подарки успеют дойти к рождеству? – задумчиво проговорила Мария. - До Германии, думаю, успеют, - подумав, ответила Ольга. – А вот до Англии вряд ли... - Это ничего, - сказала Татьяна. – Все равно в само Рождество в Англии подарки не открывают. Только 28-го, в специальный день. - Ага, boxing-day, - припомнила Анастасия. – Хорошо, что мы живем не в Англии! Нам подарки будут уже завтра. Интересно, что мы получим! - МЫ получим, - поправила ее Ольга. – Насчет тебя пока ничего неизвестно. Если ты не успеешь кончить свои уроки... - Успею я, успею! Немецкий я уже почти кончила. Перевод, по крайней мере, сделала. Наверно. Думаю, что да. Осталось выучить басню... - Тебе еще два сочинения по французскому написать надо, - напомнила Мария. - Целых два? – ужаснулась Татьяна. - Напишу, это же легко. А вот математика – это все-таки свинство! - Свинство или нет, а делать придется, - беспощадно сказала Ольга. – А то, насчет подарков неизвестно, а вот на выездные елки тебя мама точно не пустит! Будешь всю неделю дома сидеть! Вас и так не наказали с Мари, когда вы гостиную разнесли... - А я-то при чем! – воскликнула Мария. – Это Настька ко мне пристала – давай, мол, сыграем в теннис. - В доме! - А что же делать, если на улице холодно и снег? – спросила Анастасия. – Я же не думала, что получится так... разрушительно. - В средневековой Англии, кстати, теннис вообще был под запретом, - поделилась знаниями Татьяна. – Какой-то король – не помню, какой, его запретил под страхом смертной казни... Считалось, что только очень распутные и развращенные люди в него играют. - Ох, это уж он загнул, этот король... но потом-то разрешили? – с тревогой спросила Мария. - Разрешили, не бойся, головы вам не отрубят... Самое большее – не возьмут на пару выездов. Хотя я бы не огорчилась! Обычные люди проводят праздники дома, в семейном кругу, - вздохнула Татьяна. – А мы всю неделю в разъездах. Некогда даже дух перевести! - Да-да, живо, - подхватила Мария. – Я тут посчитала, мы приглашены на восемь елок! Если считать ту, что у бабушки в Гатчине... И у нас тут во дворце наряжено восемь елок, смешно, правда? - Смешно, - согласилась Татьяна, не улыбнувшись. Ольга уже встревоженно наблюдала за ней. - И все елки мама сама нарядила! - продолжала щебетать Мария. - Я ей помогала! – возмутилась Анастасия. - Совсем немножко! - Она мне больше и не дала! Подумаешь! Я бы могла и целую елку нарядить одна! А то и две! Или даже все. - Воображаю! – засмеялась Мария. – Нет уж, пусть лучше мама этим занимается. - Хотя это несправедливо, - надулась Анастасия. – Мне это тоже нравится. Особенно зажигать и тушить свечки! - Мама может задуть свечку даже на самой верхушке! - И я бы смогла – давай проверим? Вот прямо сейчас – зажжем на немножко, а я потом задую! - Еще чего выдумали! – сказала Татьяна строго. – Настасья, ты занимайся, иначе живо отправишься в свою комнату! Мало у тебя уже неприятностей? - Жаль мама больше не бывает на выездных праздниках, - заметила Мария. - И с нами, наверно, не поедет. Ей это трудно. - Она их просто не любит, - возразила Татьяна. – Не любит, когда слишком шумно и много людей. Ей это всегда было не по душе. А про себя подумала: «Вот и мне это не по душе. Я не могу веселиться или радоваться, когда вокруг толпа незнакомых людей. Не умею и не люблю болтать о пустяках, я могу говорить часами, но лишь о сокровенном и важном, лишь с близкими людьми, а при посторонних теряюсь и молчу. Надеваю на лицо придворную улыбку, говорю дежурные фразы вежливости, но как тяжело они мне даются! Все выходит натянуто и фальшиво. Чтобы не выглядеть сковано и неловко, что недостойно царской дочери, я напускаю на себя вид величественный и недоступный, кажусь людям заносчивой и холодной, они меня не любят. А я так хочу, чтобы меня любили и сама готова любить, но притворяться, что люблю тех, кто мне безразличен, я не стану. Говорят, нужно быть приветливой из вежливости, но в чем тут вежливость, говорить не то, что думаешь? Люди с легкостью вежливы и милы друг с другом, но с такой же легкостью злорадствуют и злословят за спиной, и оставляют друг друга в беде, а я никогда так не поступлю, но кому до этого есть дело, когда я не умею льстиво улыбаться и любезничать всем напоказ». - А я люблю парадные елки, - сказала Анастасия. – Особенно у офицеров. Это так весело! - Тебе все весело, лишь бы не учиться, - с легким укором сказала Ольга. - Я больше всего люблю елку в школе нянь, - вставила Мария. – Там всегда так много аппетитных маленьких деток, они такие душки! - Ужасно милые, правда, - согласилась Татьяна. – Так приятно их подавить! - Я люблю деток, - простодушно призналась Мария. – Даже больше, чем офицеров. - Ты, как великая княжна, должна всем уделять время, - сказала Татьяна и чуть было не добавила, что одно не бывает без другого, но вовремя прикусила язык. Такая шутка могла бы понравиться Анастасии, но вряд ли родителям, когда они об этом узнают. - Я помню, как-то давно на Рождество – мы тогда еще здесь не жили, - поторопилась она перевести разговор на другую тему, - как-то перед приемом мама так оделась, ты ведь помнишь, Ольга? Парадное одеяние, кокошник, много всяких бус и украшений... И ты, когда увидела ее, сказала: «Ах, мама, вы прекрасны, как елка!» Так было смешно. - Как ты можешь об этом помнить? – засмеялась Ольга. – Мне пять лет было! А тебе и того меньше! - А вот помню! - А говорят, Священный Синод собирается издать указ, запрещающий елки, - сказала вдруг Ольга. - Это еще что! – возмутилась Татьяна. – Как они могут в это вмешиваться! - Понимаешь, дело в том, что обычай ставить елки, он же изначально сюда пришел из Германии... И смешивать его с православным праздником... - Рождество это всеобщий праздник, - сказала Анастасия. – Для всех христиан. И потом елка же это просто... Традиция, да? - Чем мне нравится лютеранская вера, - заметила Татьяна, - то, что там церковь не так вмешивается в дела между человеком и Богом! - Но как же без церкви? – удивилась Ольга. - Все равно – Бог важнее. Ольга наморщила лоб. Она редко возражала Татьяне, гораздо реже, чем даже родителям. Но и промолчать сейчас не могла. - Церковь не вмешивается в дела между Богом и человеком, - сказала она. – Она помогает им лучше понять друг друга. - Тогда зачем отнимать у людей радость? Кому помешали елки? Уж конечно, не Богу! - А что мы будем делать в праздник? – внезапно спросила Мария, желая прервать разгорающийся спор. - Кроме подарков и песен? Во что-то играть? - Давайте в прятки! – подала голос Анастасия. Мария покраснела. - Больше я на этот фокус не попадусь. И не надейся. Анастасия захихикала. В прошлый раз во время игры в прятки она спрятала за портьерой свой башмачок, так, чтобы его было немного видно, а сама спряталась поблизости. - Ты занимайся, - напомнила ей Татьяна. – Пиши свои сочинения. - Я уже начала! Татьяна посмотрела сверху вниз на ее тетрадку. - Я вижу, ты написала заголовок. «Тайное всегда становится явным». На примере литературного произведения... Какого? - Я еще не решила. - Кстати, о литературных произведениях, - вспомнила Ольга. – Что мы будем читать завтра вечером? - Давайте «Записки Сиротки» Чарской! То место, где про Рождество, такая прелестная книга. - Или «Елку» Андерсена! - Нет, - быстро возразила Татьяна, - эта сказка слишком печальная. Совсем не рождественская. - А давайте, может, «Щелкунчика» – самая рождественская вещь, и такая аппетитная. - Ты просто хочешь, потому, что там героиню, как тебя зовут, - прищурилась Анастасия. - И вовсе не поэтому! А потому что мне балет понравился! - Надо что-то такое, чего мы еще не читали, - заявила Ольга. – Что-нибудь интересное. Что-нибудь вроде той последней книги Элизабет Мид, да, Таня? - Мда, пожалуй... Правда, мне там не все понравилось. - Мне так вообще не понравилось! – буркнула Анастасия. – Зачем этой глупой девчонке потребовалось признаваться в том, что это она украла деньги? Ведь все так благополучно разрешилось! Я уже вздохнула было с облегчением... - Ты что? – ужаснулась Ольга. – И как бы она жила с этим? С нечестным поступком на сердце? Ты только представь, каково это: что-то скрыть и не признаться. - Представила, - пробормотала Анастасия. Ольга взглянула на Татьяну в поисках поддержки. Та замялась. - Если честно... Мне эта книга тоже не во всем понравилась... - Ты разве не согласна с тем, что нужно стремиться быть честным и сознаваться в неблаговидных поступках? - Ммм... Я предпочту и вовсе их не совершать, таких поступков... Но я просто подумала: та девочка, Мэгги, она беспокоилась о своих родных, когда признавалась... или все-таки о себе? Как часто желая облегчить собственную совесть, мы раним и отталкиваем от себя близких и любящих, лишая их покоя и доверия к нам... Нет, покаяние не всегда благо. - Не можешь же ты и в самом деле так думать! - Дело даже не в этом! – Татьяна решила дальше эту тему не развивать. Все равно Ольгу с ее патологическим неприятием всякой лжи было невозможно переубедить. – А в целом мне эта история показалась фальшивой. Именно с момента кражи... Такая была сложная эта девочка, так переживала по поводу любой мелочи... Для нее даже то, что ее уличили в подслушивании чужого разговора, было трагедией... А потом так просто взяла и присвоила чужие деньги! Это так не вяжется с ее образом, какой был в книге до этого... Что, начиная с этого момента, мне уже все казалось фальшивым. Как плохо сыгранная роль. - А я ее понимаю, - сказала Ольга - Очень во многом мы с ней похожи. Я не про кражу, а про все остальное. Про то, что ей так сложно... И хочется быть хорошей и со всеми дружить, но она не может просто так взять и преодолеть себя... И ничего фальшивого в этом нет... - Не знаю, - неуверенно произнесла Татьяна. – Может быть. Хотя мне-то кажется, ей повезло, что у них в доме открыли пансион, и появилась возможность общаться с такими же, как она... Я ей завидую. Я бы хотела иметь подруг! - А с нами тебе разве плохо? – спросила Ольга несколько ревниво. - Вовсе нет! Но это другое... А насчет того, что нужно было признаться, я с тобой, пожалуй, соглашусь... Хотя бы только потому, что мне бы это было невыносимо, быть всю жизнь кому-то обязанной, знать, что мое преступление покрыли, взяли вину на себя... Всю жизнь чувствовать чье-то превосходство? Ну уж нет. Уж лучше пострадать или... Настя, что ты там строчишь?! У тебя ведь сочинение по французскому! - Но никто же не говорил, что книга не может быть английская, верно? – злорадно откликнулась Анастасия. - Пишу-то я по-французски! Но ты говори дальше! - Еще чего не хватало! Пиши сама! И не болтай больше. Анастасия с тяжелым вздохом вернулась к сочинению, но ее терпения хватило всего на несколько минут. - А давайте на праздниках устроим гаданье! – предложила она вдруг. - На суженого? – усмехнулась Мария. - Ты разве маленькая? – покачала головой Ольга. Анастасия насмешливо прищурилась. - Разве маленькие на суженого гадают? - Гадания – это глупость и дикость, - сказала Татьяна холодно. – Разве что деревенские девки в это верят. А тебе уже стыдно. - Ни во что такое я ни капельки не верю, - сказала Анастасия обиженно. – Просто это весело. Шутки ради. Покидать башмак за калитку... И кольца в воду... - За какую калитку ты собираешься бросать башмак? – спросила Ольга, сдерживая смех. – Надеюсь, не через главные дворцовые ворота? - Гадать это грешно, – настаивала на своем Татьяна. - Да что ты ханжа такая, - вздохнула Анастасия. - Я же еще и ханжа! - А помнишь, у Пушкина Татьяна тоже гадает? – примирительно сказала Ольга. - И у Жуковского, - припомнила Анастасия и тоненьким голоском пропела: - «Раз в крещенский вечерок девушки гадали, За ворота башмачок, сняв с ноги, бросали»... Кто не знает этих строк? Но каждая Светлана, Как настанет Святок срок Все начнет сначала... - Это еще что? – изумилась Татьяна. - Песенка. Я сама придумала, - похвасталась Анастасия. – Конечно, под рояль такую не споешь... А вот под балалайку – очень даже. Спорим, Алексею понравится? - А ведь настоящее гадание - это на самом деле страшно, - сказала Мария, округляя глаза. – Такое, как у Жуковского... Я как представлю... Ночью, одной, в пустом доме... И зеркало, и свеча... И Бог знает, что там можно увидеть! А вдруг кого-то... Нечистого? - Разве что в том случае, если плохо умоешься накануне... – фыркнула Татьяна. - Ерунда какая! - А ты бы не испугалась? - Нет. Бояться такого еще глупее, чем в это верить! - А я бы испугалась, - призналась Ольга. – Но это все равно. Я знаю, кого хотела бы там увидеть, в зеркале. Поэтому мне и гадать не нужно. - И правильно, - согласилась Татьяна. - А ты тоже? – спросила Ольга, как будто между прочим. - Что - тоже? - Знаешь, кого хочешь там увидеть? - Нет, - ответила Татьяна честно. – Но знаю, каким он должен быть. - Что ж, это уже кое-что... - Но, может, хоть воск потопим? – спросила Мария жалобно. - Мы в прошлом году топили. У меня получилась... мышка. - И что бы это значило? – усмехнулась Ольга. Анастасия продолжала напевать: - Свеча горит – душа болит, А зеркало неправду говорит. Не верь ему, оно солжет: Любовь сама тебя найдет. Когда-нибудь она придет И счастье за собою приведет... - Прекрати! Хватит дурачиться! Занимайся! – прикрикнула на нее Татьяна, выйдя, наконец, из себя. – И не мели чушь! Гаданья, балалайки... Песенки какие-то дурацкие... Ты совсем мещанкой стала! У Анастасии задрожали губки, будто она собиралась расплакаться, но в глубине души она, видимо, понимала, что сама виновата, поэтому замолчала и попыталась писать. Ольга и Мария уткнулись в вышивание. Мария тихонечко подтолкнула Ольгу локтем. - Видишь, что с ней делается? И это, точно я говорю тебе, с того дня как вы ездили в Петербург! И ты все еще думаешь, что не из-за этого? - Вот и спроси у нее! - Сама спроси! - Ты же младше! На тебя она не рассердится. - Тебя она зато больше любит! - Что вы там шепчетесь? – нахмурилась Татьяна. – Это, наконец, невоспитанно. - Мы просто думаем, что ты такая расстроенная в последние дни из-за того, что не смогла пойти вместе с Олей на бал, - выпалила Мария, и тут же, испугавшись собственной смелости, замерла, прикусив губу, и широко раскрыла похожие на голубые блюдечки глаза. Татьяна удивленно приподняла брови. - Это еще что? С чего вы взяли? - А почему тогда... Ты ведь сама не своя после вашей поездки в Петербург! - Я же не виновата, что мне уже исполнилось восемнадцать! – чуть не плача сказала Ольга. – И мне по возрасту уже положено присутствовать на таких балах! - А разве тебе там так не понравилась? – поддела Татьяна, но тут же смутилась собственной бестактности. – Брось, Ольга! Стала бы я печалиться из-за таких пустяков! - Я тоже думаю, что не стала бы, - сказала Ольга с некоторым облегчением. - А что такого? - пожала плечами Анастасия. – Я бы, например, очень хотела на настоящий бал. Это так весело! Скорее бы мне исполнилось восемнадцать... - Это и в самом деле довольно весело, - призналась Ольга. – Хотя я и не люблю Зимний Дворец, там так холодно, неуютно... совсем не то, что дома! Но на балу мне понравилось. Вот только тетя Мария Павловна чуть не испортила все настроение. - А что такое? – насторожилась Татьяна. Марию Павловну, тетку их отца, в семье не очень любили – от нее только и жди интриг да неприятностей. - Ах, что говорить! Сначала все ворковала: «Какая хорошенькая у вас Оля, все гадким утенком была, а теперь белым лебедем стала! И как вам не совестно держать такую красавицу в Царском, в глуши, ее надо почаще вывозить в Петербург!» - И что? - А потом... – Ольга покраснела. – Потом завела речь о том... ты, верно, знаешь... что надо бы меня просватать... за ее сына князя Бориса... - Ох, вот глупость! Он же твой двоюродный дядя! - Да... Хорошо, папа ее осадил... Мама бы не потерпела такого разговора! - Но где еще и говорить о таком, как не на балах? – снова вмешалась Анастасия. – На балы специально ходят, чтобы ловить женихов! - Может, некоторые пустоголовые девицы за этим туда и ходят, - проворчала Татьяна, раздосадованная своей недавней вспышкой гнева. – Недоучки вроде тебя. Это, в конце концов, стыдно, Настя! Я через четверть часа спрошу у тебя твою басню! И только попробуй не рассказать! Анастасия надулась, но спорить не посмела, и, зажав ладонями уши, уткнулась в книгу. Мария и Ольга снова склонились над вышивкой, и на несколько минут в комнате воцарилась тишина. Татьяна начала наводить порядок на своем столе, но мысли бродили далеко от этого. Она чувствовала себя ужасно. И из-за того, что накричала на Анастасию, и из-за того, что оказывается, ее хандра всем давно заметна. И с чего она так накинулась на сестренку?.. Анастасия просто очень жизнерадостная и непосредственная. И так легко придумывает разные истории и песенки, ей, Татьяне, ни за что так не суметь... Может, на самом деле она Анастасии немного завидует? Тому, что она не боится так искренне делиться всем, что происходит у нее в голове, даже если это полная чушь, вроде этой дурацкой песенки. Анастасия не боится показаться смешной, не боится выглядеть глупо, она, кажется, уверена, что в любом положении неотразима... Ольга не сочиняет смешных историй, но она пишет стихи и рисует, она тоже может поделиться тем, что рождается в ее воображении... А вот ей, Татьяне, не найти ни слов, ни красок, чтобы выразить те фантазии, которые гнетут ее. Татьяна достала из кармана свою заветную костяную коробочку и начала раскладывать на столе ее содержимое. Задумчиво повертела в руках красную пуговицу-«принца». Кусочек стекла, просвеченный лучом заходящего солнца, казался настоящим драгоценным камнем. - Ай! - взвизгнула внезапно Анастасия. – Он меня укусил! Твой кот меня укусил! Татьяна от неожиданности слишком резко захлопнула коробочку, и она выскользнула у нее из рук. Бусинки и пуговицы разлетелись по столу, некоторые упали на пол. Белая и голубая пуговички в виде маргариток, изображающие фрейлин похищенной принцессы, закатились под кровать. Татьяна едва сдержалась, чтобы не закричать на сестру: «Видишь, что ты натворила»! Она усилием воли взяла себя в руки и начала спокойно собирать со стола бусины. - Ты сама к нему полезла, - сказа она. - Я его просто стукала перышком по голове! Моему Швыбзику это нравится! И он кусает перо, а не меня, если злится! - Просто у моего кота ума больше, чем у тебя и твоей собачонки вместе взятых! - Что ты дразнишься? Мне и так больно! – Анастасия обиженно сосала раненый палец. - Может, нужно перевязать? – обеспокоилась Мария. - Может, еще и гипс наложить? – Татьяна не заметила, что машинально сунула одну из пуговиц в карман. - Не глупи, Мэри. У нее нет и царапины! Татьяна подошла к кровати и заглянула под нее в поисках пуговиц. Заодно заметила еще кое-что. На полу рядом с Анастасией лежала раскрытая книга, зажатая между двумя тетрадками, как в бутерброде. Ее невозможно было заметить, если не наклониться к самому полу, как сейчас сделала Татьяна. - А это что такое? - Где? Ой! Ничего! Но Татьяна уже ухватила книгу. - Ты разве готовишь еще и английский?.. – она взглянула на обложку. Анастасия испуганно притихла. Ольга и Мария, уловив в наступившей тишине что-то нехорошее, встали из-за вышивания. - Откуда это у тебя? – сурово спросила Татьяна. - Ниоткуда. Ну, просто... Взяла почитать. - Где? Настя! - Не скажу, - Анастасия упрямо сжала губы. Татьяна знала, что когда на сестренку находит такое настроение, бесполезно на чем-то настаивать. - Замечательно просто, - сказала она. – Мне, наверно, сразу стоит пойти к мама... И рассказать, что ее распрекрасная младшая доченька не только не думает заниматься, но еще и читает тайком неприличные книжки! - В ней нет ничего неприличного! – взвыла Анастасия. – Я ее даже не читала толком! - А если не читала, откуда знаешь, что неприличного там нет? - Но это же просто сказки! - А сказки еще какими неприличными бывают! Надо все же показать папа и мама это безобразие! Или лучше прямо кинуть в печку, зачем их зря расстраивать. - Ой, жалко, - вступилась за книгу Мария. – Может, там и в самом деле ничего такого уж ужасного не написано. - И потом жечь книги - это варварство, - сказал Ольга. Татьяна немного растерялась. - И все же тайком читать книги - это нечестно, - сказала она. – Ты обманываешь родителей. Они уж наверняка лучше знают, какие книги нам вредны. Папа даже в «Отверженных» заставлял мсье Пьера замазывать некоторые места, прежде чем давать нам читать, а здесь вещь и вовсе сомнительная! - Кажется, здесь дело не в книге, - осторожно возразила Ольга. – Кажется, это из-за самого писателя. Он, кажется, был плохим человеком. Даже сидел в тюрьме. - За что? – спросила Мария. - Я не знаю, - Ольга вздохнула. – Я, правда, однажды спросила у папа... И он очень рассердился. - На тебя? – не поверила Мария. - Не на меня, а вообще... Сказал, что такого и на свете быть не должно, не то, что говорить об этом... А молодой девушке вроде меня и совсем не пристало об этом знать! У Анастасии от любопытства даже нос вытянулся. - Это либо что-то жутко страшное... либо жутко неприличное! Но я, думаю, скорее всего, второе! - Вот почему эту книгу нельзя читать! – заключила Татьяна. - Но разве не может так быть, что человек плохой, а книги хорошие? – спросила Ольга. - Не может, - отрезала Татьяна. – Плохой человек никогда не напишет хорошую книгу. - А может, он... - Что? - Может так быть, что человек хороший, но все его считают плохим! - Хм, - Татьяна сильно сомневалась, что хорошего человека будут считать плохим абсолютно все. - Но книга-то при этом все равно хорошая. - Что ж, - Татьяне и самой уже было любопытно, но все же совесть ее немного мучила. – Допустим. Но я пока ничего хорошего не вижу. То, что Настя хитрит и читает книжки тайком, в этом уж точно ничего хорошего нет. - А давайте вместе почитаем, - предложила Мария. - Верно, - обрадовалась Ольга (Анастасия благоразумно помалкивала). – Если ты так сомневаешься, Таня, давай я вслух почитаю, и если тебе покажется, что здесь есть что-то неприличное, то ты сразу скажешь? Мари, справишься одна? А я вам вслух почитаю... Какую-нибудь одну сказку. Хорошо? – она просительно посмотрела на сестру. Татьяна пожала плечами. - По-моему, ты уже решила. - Но если ты против... Татьяна сама не могла понять, против она или нет. - Что ж, читай, - она протянула книгу Ольге. - Ты тогда выбери, какую сказку, - предложила Мария. Татьяна снова повела плечом. - Мне абсолютно все равно. Где откроется. Она раскрыла книгу наугад. - «Молодой Король», - прочитала Ольга. - Ой, лучше что-нибудь другое, - разочаровано протянула Анастасия. – А то все король да король! Надоело уже! - А те, кого не устраивает, могут идти заниматься в свою комнату! – заявила Татьяна мстительно. Она и сама была несколько разочарована названием, но теперь решила не менять историю на другую. Назло Анастасии. Она вдруг поймала на себе внимательный взгляд Ольги и страшно смутилась. Та иногда смотрела так, будто видела ее насквозь, легко читала самые потаенные чувства и мысли, и в этот момент они были совсем ее недостойны! Но Ольга, конечно, ничего не сказала. По крайней мере, в этот раз. Ничего хорошего от этого чтения Татьяна, разумеется, не ждала. Хотя, надо признать, повествование сразу захватило и очаровало ее, как и остальных сестер. Ольга сначала читала сдержанно, но быстро увлеклась, ее голос стал торжественным и звонким. Мария оставила вышивание и завороженно слушала. Даже у Анастасии с лица исчезало всегдашнее насмешливое выражение. Она тоже не отрывала взгляда от сестры. Одна только Татьяна сидела, опустив голову, как будто ей не так уж интересно, но под столом нервно комкала платок. Уже с самых первых строк ей стало тревожно, почти страшно. Эта сказка была словно отзвук сегодняшнего утреннего стихотворения, только гораздо прекраснее и печальнее. Правда, ничего страшного с героем пока не случилось, но Татьяна была уверена, что непременно случится. Он был слишком хорош, чтобы долго прожить на этом свете. Про таких говорят – они умирают молодыми. И Татьяна обреченно ждала трагического разрешения событий, совсем позабыв, что изначально собиралась изыскивать в сказке что-то непристойное. Правда, когда Ольга дошла до слов: «- Не братья ли богатый и бедный? - Братья, и имя богатому Каин», она запнулась и покосилась на Татьяну. Та нахмурилась, но промолчала. Ольга дочитала уже почти до самого конца: «И вот через оконные витражи на него хлынул солнечный свет, и лучи солнца соткали вокруг него облачение прекраснее того, что сделали ради его роскоши. Мертвый посох расцвел, и на нем распустились лилии, которые были белее жемчуга. Сухой шип расцвел, и на нем распустились розы, которые были краснее рубинов. Белее отборных жемчужин были лилии, и стебли их были чистого серебра. Краснее кровавых рубинов были розы, и листья их были чеканного золота... Он стоял в королевском облачении, и врата изукрашенного драгоценными камнями алтаря отверзлись, и из хрустальных граней дароносицы полился таинственный, дивный свет. Он стоял в королевском облачении, и святые, казалось, ожили в глубоких нишах. В прекрасном королевском облачении предстал он пред ними, и загудел орган, и затрубили в свои трубы трубачи, и запели певчие, и народ в страхе преклонил колени, и придворные вложили мечи в ножны и присягнули ему на верность...» Мария вдруг быстро прижала ладони к лицу, пряча его, и тут же отняла их, но глаза ее подозрительно блестели, как будто с них только что отерли слезы. Анастасия низко наклонила голову, так что волосы совсем закрыли лицо и громко засопела. Татьяна сидела неподвижно – платок давно уже был разорван в лохмотья, и теперь она просто стискивала руки, да так, что ногти глубоко вонзались в кожу. Ольга торжественным как на молитве голосом закончила читать: «И молодой Король спустился со ступеней алтаря и, пройдя сквозь толпу, пошел во Дворец. Но никто не смел взглянуть ему в лицо, ибо оно было подобно ангельскому лику...» Татьяна не выдержала. Слезы, навернувшиеся на глаза, были такими тяжелыми, что не было никакой возможности и дальше их удерживать. Она встала и поспешно вышла из комнаты.