Два Кота, Крепость и Кар

      — Туда мы не пойдём.              — Я и не предлагал.              По лицу Гаэтана, по тому, как он развернул корпус в темноту и как вглядывается в неё не моргая, было видно, что хотел предложить.              Марек задерживаться на развилке не стал, иначе бы Гаэтан точно затащил его в «пыточные». Зашагал не тормозя, прочь из плохого крыла в ведьмачье. Эта часть школы технически тоже была ведьмачьей, но дети всегда отщепляли эти коридоры и своими не считали.              — Знаешь, — Гаэтан догнал Яра вместе со светом, — я встречал Айдена год назад. Он снюхался с каким-то Волком и зимовал у них.              — Говорят, в Каэр Морхен хорошо.              — Не спрашивал. Но он рассказывал, что у Волков стол для трав зовут навроде «Унылый Альфред».              — Альфред?              — Ага. И я переспросил. Как-то странно. То ли дело наша Железная Баба.              — Да, красота. Как орудие пыток.              — Орудие пыток и то понежнее зовётся, оно же «дева».              — Правде соответствует. Вряд ли эта дева страшнее Бабы.              — Согласен, страшнее Бабы монстра нет. Но у нас хотя бы баба, а у них мужик какой-то. Помнишь, как говорили? «Первая женщина, в объятиях которой ты заснёшь, малыш…»              — А не «последняя»?              — По случаю.              Уйдёшь от неё другим или не уйдёшь.              — А Волки, получается, в мужицких объятиях засыпают, что ли? Ещё и грустных. Не дело.              — Ну, — протянул Марек, — а женские-то и так у всех были. Мамки там всякие.              — У тебя были?              — Не помню.              — Вот и не ломай легенду.              — Ладно. Тогда у Волков, может, тоже легенда есть. Например… «Последний алкаш, который заставит тебя плакать».              — Фу.              — А чего там Айден, кстати?              И пока ведьмаки шли во двор, Гаэтан рассказывал, чего там Айден, а потом и чего там остальные. Мареку нечего было добавить: давно он никого не встречал. Спрашивал много и слушал, чтобы было что рассказать при встрече. Вычёркивал из списка живых имена.              — Получается, ближайшая вода это Бурчанка? — задумчиво спросил Марек, когда ведьмаки вышли во двор.              — Ага. Неужто ты с реки готов воду тащить?              — Я готов? Не-е.              — Возьмак! — встретила их троллиха радостным криком.              Она устроилась на гаэтановой лежанке в обнимку со здоровенным казаном.              — Кар-кар! — помахал ей Марек.              — Ка-ар! Кар принесть олень. Ждать возьмак Марик. Возьмак Марик знать, как готовить. Знать же?              — Знать. А Кар не знать?              Троллиха пожала плечищами.              — Кар любить сырой. Но возьмак Гатан сырой не есть.              — Хорошая ты невестка, — Марек осмотрел содержимое котла, в который троллиха свалила мясо вперемешку с костями и внутренностями. — Только за женихом не уследила.              — А?!              Троллиха уставилась на Гаэтана, Гаэтан — на Марека.              — Сама посуди. Он целый день тут ковырялся, работал, а теперь воняет хуже нашего ужина.              Кар потопала понюхать жениха, который не успел ничего предпринять для побега. После трения об Марека он и правда пах не по-гаэтански, но тролля этими ароматами удивить было сложно. Кар почесала затылок.              — Нельзя на свадьбе жениху вонять, Кар. Иначе свадьба будет неправильной. Вы же правильную свадьбу хотите?              — Хотеть правильный чтобы, да…              — Тогда надо его помыть.              — Хм… Дело. Марик возьмак мыть Гатан.              — Марек возьмак бы с удовольствием, да только в замке воды нет. Поможешь с реки натаскать, Кар? А то жених без ноги, шурин без руки.              Троллиха закивала понимающе.              — Кар помогать. Токар дорога на рекар не знать.              — Вот Марек тебе дорогу и покажет, заодно мне бурдюк наполнит, — встрял Гаэтан, а на косой взгляд Яра добавил: — А я тебе чертежи обведу. Ты ж криворукий. Чего хотел?              Марек принялся загибать пальцы, начиная с протезов, гипнотизируя Гаэтана железным блеском.              — Меч под серебро, северный доспех, можно без понож, крюк с креплением, большой чехол для эликсиров, арбалет…              — Кто-то злоупотребляет моим радушием. Обойдёшься без арбалета и менторским доспехом со стальным мечом.              — Э-э?              — Нету половины чертежей. Растащили.              — Что, прям оригиналы? Вот гады. Вёдра хоть не спиздили?              Вёдра нашлись на своих местах. Разбитые Гаэтан тут же забрал на нужды растопки и ремонта, а остальными Марек обвешал троллиху. Позволил, одарив братца многозначительным взглядом, водрузить на себя коромысло с бурдюками в ведёрках и отправился указывать Кар дорогу. На четверти пути и марековая ноша переместилась троллихе за плечо. Вспомнить о том, как гоняли Йольта с этим коромыслом в солнцепёк десять миль до реки, десять назад, а потом снова до реки, было, конечно, приятно… Впрочем, совсем не приятно. Традиции возрождать точно не хотелось.              — Кар-кар? — перехрипел стук вёдер Яр.              — Кар?              — А тебе зачем муж?              — Зачем муж… Нужен муж. Грусть без муж.              — А почему не тролль?              — Тролль неправильный муж.              — Почему?              — Почму… — Кар затрещала скулами и глазами забегала. Даже ускорилась, будто пытаясь от собеседника отбиться. — Неправильный и всё. Кар не нравиться тролль.              — О как. Знаешь, Кар, тролли-то врать не умеют.              Троллиха насупилась, зашуршала камнями и кишками. Вечно род её бурлит, когда нервничает.              — Кар не врать…              — Врать, врать. Говори как есть, Кар.              — А Марик возьмак скарзать Гатан?              — Не сказать, если Кар не хочет.              — Тогда не сказать! А то свадьба не есть.              — Значит, буду хранить твой секрет. Ну, невеста, что под фатой прячешь?              — А?              — Секрет говори.              Троллиха закряхтела, подбирая слова.              — Кар, Марик возьмак, не тролль. Кар каралева. Кар заколдовать, и теперь Кар тролль. Но на самый дело не тролль. Каралева. Но у Кар отобрать кар... карылев...              — Королевство?              — У, — кивнула. — И пока Кар снова не каралева, нет у Кар карылевство.              Марек достал медальон и приложил троллихе к плечу. Тот дёрнулся. Значить это могло что угодно, включая магию. Но на скальных троллей ведьмачьи медальоны и без магии дрожали порой охотно из-за определённых ископаемых в каменных панцирях.              — Надо же. А свадьба королеве зачем?              — Так Кар говорить. Заколдовать Кар. Кар каралева очень карсивый, вот и заколдовать. Чтобы Кар стать некарсивый и не каралева. Тролль Кар считать самый некарсивый, вот Кар и превратить в тролль. Скарзать, если некарсивый Кар кто карсивый взять замуж, то Кар расколдовать. Человек Кар считать почти карсивый, на голый птенец похожий.              — Так тебя прокляли.              — Прокарли, — кивнула троллиха.              — Чёртовы невесты, вечно вы нарываетесь.              — Кар не невеста, это Каар у сирена укарсть идея.              — Вот сейчас не понял.              — Ну, Каар, который Кар прокарсть. Она у сирена укарсть про жених. И тогда заколдовать Кар.              — Ага, вы там тёзки, что ли…              — А?              — Имена у вас одинаковые. У тебя и у того, кто проклял.              — Нет. Не одинаковый. Я Кар, а она Каар. Это рот тролль не мочь говорить правильный.              — Понимаю. Но, знаешь, обычно, когда проклинают на свадьбу, имеют в виду любовь, а не ритуал. О чувствах в таких проклятиях речь, что бы это ни значило. А вы с Гаэтаном друг другу скорее… по нужде.              Троллиха отмахнулась, загремев бадьями.              — Каар тупой. Каар скарзать — свадьба, значит, свадьба.              — Как знаешь, Кар. Будем надеяться, что ты права.              — Марик возьмак не скарзать Гатан?              — Не. Хороший будет сюрприз жениху.              — Хороший!              Остальную дорогу, путанную тропу через лес и долины, которая то исчезала, то выползала из ниоткуда, шли относительно молча. Кар мычала и каркала песни под нос, а Марек по большей части не думал ни о чём. Слухов про исчезнувших королевишн он не припомнил, но и неоткуда было — политический уровень новостей волновал его меньше остальных. Разве что королевство уточнил, которое королева вспомнила со скрипом — Карвир. Ковир, то-бишь. Сказать что-либо про срок своего пребывания троллем не смогла — не умела столько считать. Но вранья Яр от неё больше не слышал. Ему не приходилось иметь дела с запертыми в теле огроидов, но все эти неуверенности и неточности в уме невесты, как и плохая даже для тролля речь, напомнили ведьмаку о медленном разложении ума проклятых ликантропов. Кар либо и правда была королевой, либо голова её была не на месте.              Шум воды встретил путников раньше, чем сама река. Яр выдохнул облегчённо: хоть Бурчанка не подвела, не пересохла. Казалось, она с каждым годом только больше злится, вот и сейчас ругалась своими яростными потоками во все берега. Даже проглотила крохотный островок, который всё же периодически выплёвывала.              Марек всмотрелся в него. На секунду решил, что уже ничего не увидит, но был рад (рад ли?) ошибиться. Маленький силуэт мелькнул на островке.              Ведьмак помахал, высоко задирая руку.              Силуэт заторможено повторил.              Яр уже не видел лица, да и нечего там было видеть. Даже очертания давно расплылись, а о хоть каком-либо звуке говорить не приходилось. И всё же Марек приложил руку к остаткам губ и закричал в бурную воду:              — Всё, хорошо, брат! Ты только не двигайся никуда! — закашлялся. — Старший уже идёт!              Ответил на вечный вопрос мальчишки, у которого давно не было сил его задать, но он всегда его задавал.              Троллиха глядела на ведьмака недоумённо: она привидения в рокочущей воде не видела.              Как звали его, Марек не помнил. Не был уверен, что когда-либо знал. Дети Юхерн Бана давали слова и имена куче вещей, мест и точек интереса, а этому мальчику имя дать будто стыдились. Или стыдились, что забыли его.              Кар не могла унести все вёдра за одну ходку, а Марик возьмак, у которого вдруг страшно заболела живая рука, был не очень полезен, поэтому троллихе пришлось совершить до реки ещё два похода. Она убедила Яра (или, скорее, он её убедил), что дорогу запомнила, и ведьмак с ней туда-сюда не таскался — вернулся в замок.              Гаэтан на месте не нашёлся, зато оставил уже обведённые чертежи, и Марек вдруг понял, куда подевалась пара портретов со стен главного зала. Только мечам повезло оказаться на нормальном, хоть и дряблом травяном пергаменте, немного друг на друга наложившись, — остальные схемы нарисованы были на вырванных книжных листах, на некоторых из которых даже что-то читалось, а чертёж перчаток лёг как ни в чём не бывало на затылок какому-то ведьмаку, выпотрошенному из рамы. Ну, хоть не Мареку. О, а ведь на задней стороне его картины даже инициалы имелись, правда, уже не ясно, ведьмака или художника.              Страницы были вырваны из руководства по кожевенному делу, судя по тому, что икры и колени штанов накрыли частично инструкцию к дублению шкур. Теперь Марек не сомневался: следующему «гостю» Юхерн Бана обязательно понадобится что-нибудь выдубить.              Гаэтан объявился только к вечеру. Ему перспектива котлет из несвежего оленя импонировала мало, и он отправился проверить силки. Силки его подвели, зато не подвёл арбалет, и вернулся Гаэтан с рябчиком, а также полными карманами лещины. К его облегчению, Марек с троллихой додумались заниматься своей кухней во внутреннем дворе, там же трапезничали. Гаэтан присоединился к ним с собственной миской и почти с удивлением обнаружил, что запахи над казаном стоят съедобные, а обваленное в панировке мясо — каша какая-то, а не котлеты — даже выглядит аппетитно. Но ведьмак не соблазнился — он ещё помнил, из чего состоит эта мука, и кто прельстился на это мясо до Йольта, в смысле Марека. Кар кулинарные изобретения, которыми очень гордился повар, оценила средне и хрустела сырыми костями со всем, что случайно к ним прилагалось, потому что тщательностью отсева повар этот не отличался.              Ели молча, каждый, получается, своё.              Троллиха, посидев у костра недолго, вернулась к разгребанию обвала. Оставила отдыхающих ведьмаков одних и периодически топала туда-сюда от чародейского крыла до главных ворот под галереей арок, таская камни и бурча мелодии.              — Я не нашёл ножниц, — тихо хрипнул Марек, когда надоело смотреть на звёзды в раме скал.              — Они у меня. Помочь снять гипс?              — Давай. Заодно воды погреем.              В банях обнаружилось, что воды Кар натаскала как и договаривались, хоть и на целую ванну — да на одного.              — Чур я первый отмокаю, — сообщил Гаэтан, разрезая последние шмотки размягчённых бинтов.              — Вообще-то, это всё мне, — возразил Марек, потирая бледную руку, впервые за долгое время дышащую.              — Ой ли. По-моему, это всё — жениху. У тебя разве со дня на день свадьба?              — Эба как мы быстро переобуваемся… Утром от невесты носимся, вечером ищем её в перинах?              Гаэтан пожал плечами.              — Смирился с судьбой, Йо… Марек, вот и ты смирись.              — Не, так дело не пойдёт. Я воду таскал, я первый моюсь.              — Ты руками своими и кружки с реки не принёс.              — А неважно, чьими руками, неважно, Гат. Ты вообще нынче в поте лица разбираешь завал.              — Не, брат, я чужие заслуги себе не причисляю. Кар разбирает. А я в баньке лежу…              Ведьмаки поднялись одновременно. Медленно, глаза друг с друга не сводя.              — Итак, — положил Гаэтан аккуратно.              — Ага? — Марек осклабился.              — Не уступишь.              — Как и ты.              — Предлагаю решить вопрос по-медвежьи.              — Пиздиловкой?              — Именно ею.              Марек одобрительно улыбнулся одним глазом. Гаэтан отшагнул на расстояние прыжка и принялся разминаться. Яр прокашлялся.              — Что же мы, дети малые, вопросы кулаками решать?              Обнажил с бедра кинжал.              Гаэтан принял — достал с пояса свой, тоже не сдержав скромной, еле видимой улыбки. Вторая подачка Мареку за сегодня после снятия гипса. Ничего, в отличие от некоторых, Гаэтан любит играть по-честному. Относительно по-честному, относительно любит.              — До шестой крови, — хрипнул Марек последнее условие. Он ещё помнил, что противнику нравились чётные числа.              — Гаси свечи, братик, — скрипнул тихо, почти нежно, Гаэтан.              Ведьмаки провели напоследок по комнате взглядами, и глаза их сверкнули друг другу готовностью. С этих вспышек традиционно начинались кошачьи игры, когда они были относительно по правилам.              Марек задул свечи, и вместе с ними потухли в кромешной темноте три кошачьих глаза.