Гарри Поттер и Братство Ассасинов

      Альтаир не ощущал ничего. Совершенно. Даже чувство невесомости, которое было всего пару минут назад, куда-то резко пропало. Нет, он не падал, но и не держался на поверхности чего-либо. Он просто был. Существовал. Да, так просто. Попытавшись открыть глаза, что, кстати, стоило около десятка вырванных ресниц, мужчина вполне хорошо ощутил на глазах песок, который исчезать совершенно не хотел. Ла-Ахад всё же смог открыть сначала одно веко, а через секунд тридцать и второе. Перед глазами предстала размытая картинка. Ощущение прострации исчезло. Теперь араб явственно понимал, что лежит на спине, на какой-то скамейке. Это место было незнакомо мужчине. Белое помещение казалось похожим на базарную площадь, только с единственным отличием – здесь имелась крыша. Возле лавочки, метрах в двух, заканчивалась платформа, а в углублении были железяки, которые лежали на деревянных досках. Железки выглядели довольно массивно, да и, как понял Альтаир, они не были предназначены, что бы их поднимал человек. Повернув голову вправо, араб не увидел никаких изменений, кроме того, что платформа уходит дальше, также как и с левой стороны. Коротко вздохнув, мастер ассасин решил осмотреть себя. Он помнил, что был дряхлым девяностолетним стариком, но сейчас ощущал себя так же, как и в свои двадцать лет. И это резко пугало. Холодный пот прошёлся по спине ассасина, холодя душу и вселяя липкий страх и непонимание ситуации.       — Альтаир, — милый девичий голос, который мужчина узнает из тысячи. Мария, его Мария, которую он похоронил уже много лет назад. Но это был не тот голос, который в последний раз слышал араб, а тот, в который он влюбился в первую встречу со своей будущей женой, — Альтаир, я не твоя жена, — голос наполнила грусть, так же как и наполнила она душу ассасина.       — Я… умер?.. — сипло выдавил из себя араб. После долгого молчания голос поддавался слишком плохо. И обычный вопрос, который так часто слышал ассасин от своих жертв, сейчас казался до неумолимого смешным и неуместным, но сам араб так не считал. Он столько всего странного видел за свою жизнь, чего только стоит яблоко Эдема?       — Да. — девушка вышла откуда-то из-за колонны, являя себя Альтаиру. Она была красива, араб даже не кривил душой: чёрные волосы немного завивались, зелёные, цвета свежей травы в мае, глаза сияли задорным огнем. Девушка была не высокая, её голова вряд ли доставала даже до плеча мастера ассасина, но она была на не высоких каблуках. Одета девушка была в чёрный наряд, а в руках держала большую, широкополую, остроконечную шляпу. На её плечах легко висела мантия серебристого цвета, что использовалась как плащ, ведь руки не были вдеты в рукава. На лице блуждала горько-радостная улыбка. Девушка была нежна, но взгляд её глаз, заставлял бегать мурашки по спине даже у бывалого убийцы.       — Я всего лишь хочу спросить, не хотел бы ты получить второй шанс в мире, очень похожем на твой? — остолбенев от такого предложения, Альтаир попытался привести мысли в более или менее нормальный порядок, но те упорно не хотели вставать на нужные полки. Молчание затягивалось. Араб хотел было ответить, что нет, не хочет. Навоевался на три жизни вперёд, но что-то дёрнуло его в тот момент, когда он открыл рот. Как будто что-то сказало за него.       — Да, хочу! — слишком быстро для себя ответил ассасин, удивившись такому своему непонятному порыву. Последний раз такой порыв был когда он сделал самую великую ошибку для себя и Братства, подставив всех под удар. И себя, и Малика, и Кадара. Убив и так плохую репутацию у братьев, которую после долго пытался заработать вновь. А ещё прощение, что так долго пытался вымолить у Малика, который потерял родного брата из-за него. Из-за Альтаира, который, как и сейчас, в тот момент головой не думал. Будто что-то думало за самого Ла-Ахада, ведь так спонтанно поступить может только новичок, недавно вставший на путь Братства. Новичок, который ещё не умеет сам думать и задает много вопросов старшим, на которые ему терпеливо отвечают.       — Тогда прошу, спаси моего потомка. — попросила девушка, всего на миг проявляя, что она далеко не маленькая девочка, на которую так старательно хочет походить. Альтаир на такую смену настроения отшатнулся назад на шаг. Всё же от развитого инстинкта самосохранения, который вдалбливают кулаками, мечами, клинками и ножами в учеников Братства никак не избавиться.       Альтаир на просьбу кивнул, и, нашарив за спиной капюшон своей белой робы, натянул его почти до носа. Сев на красную штуку, которая приехала по тем железякам в углублении, махнул рукой на прощание милой леди, и скрылся в тумане, который наполнил маленькую комнатку.

***

      Эцио всё не мог понять, почему ему так плохо. Вроде бы ничего такого не делал, но подобных ощущений он ещё не испытывал. Подняв руку, чтобы протереть глаза от песка, который скопился там за время его сна, он понял, что не ощущает даже своей руки. Это всё стало настолько странным ещё и в тот момент, когда появилось ощущение некоего полета. Такое чувство было только в детстве, когда Аудиторе снилось, что он падает. Но сейчас он не спал, так почему же ему так плохо? Оставив такие мысли на потом, ассасин ощутил неимоверную боль, которая заставляла проглотить гордость и закричать. Но голос был как будто не его. Слишком детским он был, слишком тонким и неуверенным. Будто бы он только что родился. Но чувство как пришло, так и ушло: также резко и неожиданно.       Следующее пробуждение было довольно лёгким. Потерев глаза руками, Эцио уставился на потолок, что был подозрительно высоким. Или это он был слишком маленьким?       — Где я? — голос отразился от стен и вернулся к задавшему вопрос. Всё то же чувство, будто говорил ребёнок, а не состоявшийся мужик с грубым тембром.       Ради эксперимента Эцио поднял свою руку над глазами и стал её рассматривать. Рука оказалась слишком странной, слишком детской. Повертев конечностью и так и сяк, ассасин наконец опустил её, слегка приподнявшись в кровати, которая тоже была слишком большой. Теперь ассасин смог более или менее разглядеть комнату – она ничем не отличалась от детской, в которой когда-то жил его младший брат Петруччо. Память о младшем брате заставила загрустить, но взяв себя в руки, Эцио продолжил осмотр комнаты: стены были деревянными, выкрашенными в серый цвет, возле большого окна стоял такой же не маленький рабочий стол. У стены, возле входной двери, расположился шкаф, в котором всё было напихано: начиная от игрушек и заканчивая какими-то книгами. Кровать была заправлена в синего цвета постельное белье. Ещё несколько раз повертев головой, и, не заметив ничего странного, Эцио решил, что пора рассмотреть и себя самого. Подойдя к зеркалу, Аудиторе отшатнулся от него, как от больного столбняком: в зеркале отражался он, только когда был в пятилетнем возрасте. В панике став себя ощупывать руками, ассасин всё время удостоверялся, что это далеко не сон. Ведь он почувствовал боль ущипнув себя. Но галлюцинация всё не желала проходить.       — Да, что тут вообще творится?! — голос, казалось, издевался над своим хозяином. Ведь он стал совсем детским и тонким. Чуть ли не срываясь на проклятия в сторону Чезаре и его курительных смесей, Аудиторе, обречённо стал кусать палец, пока случайно не прокусил его. Зашипев от внезапной боли, ребёнок слизал свою же кровь, скривившись от привкуса металла на языке. Это, конечно, неожиданно всё произошло, но отчаиваться не стоит, ведь он мастер ассасин, который должен уметь находить выход из любой ситуации.       Неожиданный хлопок возле уха, быстро привел в чувство. Возле Эцио оказалось какое-то странное существо: более высокое, чем сам мальчик, оно было каким-то серым, лопоухим и лупоглазым, одетым в наволочку. И смотрело на него слишком преданным взглядом, из-за которого у ассасина, даже такого бравого, побежал холодный пот.       — Ниффти, рада, что Господин встал сам! — благоговейно проговорило оно, а после взглянуло на мальчишку, что стоял в ступоре с выражением лица а-ля «кирпич». — Ниффти, надо было разбудить Господина к завтраку, ведь Хозяин снова будет лютовать, что один из Господинов не встал.       Потом существо вдруг остановилось, и начало биться головой об шкаф, приговаривая: «Ниффти плохая! Ниффти начала ругать Господина! Ниффти не заслуживает работать этой семье!». Наконец отойдя от шока, Эцио кое-как сказал, что бы Ниффти не билась головой об шкаф. Существо, предположительно женского пола, взяло и расплакалось, чем ещё больше ввела в ступор Аудиторе.       После недолгого введения в ситуацию, Эцио одели. К слову, это выглядело очень странно со стороны, ведь ассасин желал сам одеться и всё время отказывался от помощи домовушки, которая после каждого высказывания по этому поводу пыталась побиться головой обо что-то. Ассасин наконец смог спуститься в столовую, по пути стараясь не вертеть головой, и не показывать тем самым, что очень удивлён.       В центре огромного помещения стоял длинный стол, за которым сидели два человека. Мужчина и женщина. Они чём-то неуловимо напоминали родителей самого Эцио. Вспомнив вдалбливаемый отцом этикет, хотя от него там и было одно название, мальчик поприветствовал отца и матушку. После Эцио сел на стул, на сиденье которого лежала маленькая записка, оповещающая чьё это место.       Через пять минут в столовую явились ещё трое. Эцио старался более или менее скрыть своё удивление, хотя глаза всё же выдавали его.