Десять секунд

Богатая на вид машина останавливается около железного кованого забора, источающий немой страх и восхищение перед хозяевами территории. Не малоизвестный, пугающий клан Ли очень серьезно относился к всей этой мишуре, словно желая напугать ещё при первом брошенном в богатую сторону взгляде. Доён каждый раз, как видит все это — хмыкает, не испытывая должного страха. Лишь смех над подобной изящностью, внутри которой кроется настоящее уродство . Всё же этот клан жаден до всего, что им принадлежит и речь не только о территории. Пусть Ли не так могущественны как Ким - они всё же опасны. Весьма опасны. Если смотреть по статистике, то одни из самых могущественных способностей появлялись в семьях их клана, что внушало радость и романтичный страх лишь у помешанных на фанатизме девчонок. Хорошо, что Джемин не из этих. Этот мальчишка вообще загадка обоих кланов. Однако Ким почему-то уверен, что в его анализах обнаружат примеси их грязной крови. Какая ирония... Клан, который топит за чистоту крови сам является чернью. Благо, Ли не знают о Розле. Пока-что не знают. До самого особняка приходится добираться пешком по вымощенной белыми камнями дорожке едва позволяющей вместиться по-трое. Такие же белые бордюры с не менее красивым, элегантным орнаментом по горизонтали приводили приезжих в восторг. Всех мелочей этого места, если хорошенько рассмотреть, не сосчитать. Их красота будет соответствовать требованиям клана. Впереди заслышался громким эхом собачий лай. Наверное, единственные кто не прячется под массой лжи и фальши, никак не скрывая своих чувств и обязанностей в клане Ли – были только их дворовые собаки. Красивые, короткошерстные далматинцы, блестящие своими пятнами на солнце. Поистине прекрасные и опасные. Они смотрят хитро, вынюхивая любое подозрительное движение; не лают, а просто гортанно рычат стоит сделать лишний жест. Они не нападут до момента когда это прикажет сделать хозяин. Приближаются, звеня цепями на шее и будут обнюхивать, быстро ведя мокрыми носами. В их глазах тьма отражается, мутная и без блеска. У обычных собак таких глаз нет. Здесь в клановом поместье все пропитано туманом, холодом и восхищением; силой и каким-то покоем. Будь более благоприятные условия, Доён бы с большим удовольствием навещал это место как можно чаще. За всеми этими размышлениями, гость не заметил за спиной подошедшего одного из хозяев сего места. – Опять пришёл засорять мозг сыну главы? – слышится чуть звонкий голос. Доён вздыхает, оборачиваясь. За его спиной стоял один из выродков Ли — Донхёк, который именует себя другой версией своего имени: – Хэчан... Юноша стоял, сложив руки за спиной, зло смотря на будущего главу и его настрой едва-ли можно было назвать дружелюбным. — Да-да, он самый. — подтверждает мальчишка, гипнотизируя взглядом что-то за спиной Доёна. Стоит парню закрыть глаза, как сверху на Кима высыпается целая груда камней. Вот только не одна из глыб не задела Доёна. — Надо же... Меня удивляет то, что выродок Кимов мог сотворить такое мощное заклятие со мной. — Ядовито выплевывает Донхёк, но взгляд не меняется. В нём нет, такой желанной Доёном досады. — Не стоит недооценивать семьи моего клана. Тем более тебе, Ли. — Доён возвращает Хэчану весь его яд, заставляя скривиться от того, насколько уродливо, некрасиво и неправильно звучит фамилия Донхёка на устах Кима. По взгляду Хэчана можно прочесть, что он хочет убить Доёна. Вспороть живот, выпотрошить все внутренности и развесить гирляндой по забору. Может тогда эти псы Кимы заимеют должное уважение к ним. — Тебе здесь не рады... — угрожающе говорит Донхёк, рыча от злости, чуть-ли не скрипя зубами. — Правда? — ехидно улыбается Доён, перешагивая через камни, которые на него несколько секунд ранее обрушил Хэчан. — А я думал, что ты скучаешь по мне. Хэчан-и, м? — Не смей так меня называть, — более спокойно говорит Ли, смотря глаза в глаза Доёну, человеку, на которого не действовала только его способность из всего рода. Ким оказался проворнее и хитрее, лишая Хэчана власти над ним. Ли, помнится Доёну, в ту ночь чуть глотку не перерезал Киму и, если бы не Чону, который вовремя успел оттолкнуть брата, Доён был бы мёртв. — Знаешь Хэчан, — хмыкает Ким, поддевая рукой подбородок Ли, заставляя младшего смотреть на себя. — Очень смешно наблюдать за человеком, зная что это безжалостный убийца.. Но сейчас, против меня ты – ничто. Доён хочет сказать ещё что-то, но его чуть ли не с ног сбивает сильный порыв ветра. Чудом устояв на ногах, Доён поворачивает голову в сторону, откуда внезапно подул ветер, но там уже никого не было. — Ты слишком близко к нему... По плечам и рукам Донхёка заскользили руки другого парня, а после он перед ним на колени опускается, обнимая Хёка за ногу, прижимаясь, будто прощения просит. — Ничто? — саркастично хмыкает Ли, усмехаясь, после опускает взгляд и тянет руку вниз. — Марк, — зовёт того Донхёк, вплетая руку в чёрные волосы на голове парня, чуть заметно улыбнувшись, — Встань. Парень сразу подчиняется, заходя за спину, как послушная собачонка, просто обожающая своего хозяина. Хэчан и так, наверное, был хозяином не только Марка (который Минхён вообще-то), добровольно натянувшего ошейник на себя и поводок от него в руки вложил этому монстру; но и хозяином собственной семьи, будучи единственным мужчиной. Доёну искренне жаль его младших сестёр, у которых время от времени на руках появлялись синяки и кровоподтеки, но они всё-равно с горящими глазами, полными счастья и гордости рассказывали о своём брате, а потом, вытянув руки для объятий — неслись к нему со всех ног. Кажется Хэчан что-то умалчивает о своей способности, даже от своего двоюродного брата. Марк вновь проводит руками по плечам Хэчана, с такой нежностью, будто бы он был его любовником (в чём, кстати, Доён не сомневается). У этих двоих глаза такие стеклянные что, кажется, будто ещё вчера они лежали в могиле мёртвые, но вот сейчас стоят перед Доёном, живее всех живых. Секунда и четыре ярко-голубых глаза смотрят на Кима выжидающе. Да, возможно, Доён и имеет некие привилегии в бою против Донхёка, но против их двоих, наверное не устоит даже Еын, которая тоже телекинетик. У неё нет никаких скрытых особенностей её способности. У неё вообще ничего нет, в том доме, она с родне призраку — все о ней знают, но никто не замечает. Вокруг шеи Марка, в начале тускло, а позже всё чётче и чётче начинает обвиваться какая-то субстанция, которая похожа лозу. Эти сгустки энергии сереют, а после приобретают голубой оттенок, этот же цвет копируют глаза, начисто перекрывая коричневую радужку глаз обоих. Голубая лоза обвивает и плечи Марка, переходя к плечам Хэчана, обвивает грудную клетку и заканчивается в ладони Донхёка. Вот как выглядит усиленное действие телекинеза. Вот так выглядит их связь. Четыре светящихся глаза всё ещё неотрывно смотрели на Кима, а ладонь Хэчана была раскрыта. Если он сожмёт её — завершив сплетение их связи, начнётся бой. Донхёк щит, а Минхён — меч, который будит резать и кромсать любого, кто встанет на пути его щита. Он жизнь за него положит, и после смерти восстанет, преследуя врагов Хэчана. Пока не истребит всех — не успокоится. — Сдаюсь. — выдыхает Ким, прикрывая глаза, чуть склоняя голову вниз, отходя на несколько шагов, а когда он поднимает голову вновь видит стеклянный взгляд Хэчана. Минхён не смотрит. Он стоит на коленях, обнимая хозяина за ногу, голову опустив вниз. — Вот и отлично. У тебя не больше часа. После, я хочу, чтобы ты покинул территорию нашего клана. — диктует условия Хэчан. Доён раздражённо выдыхает, обещая себе, что когда-нибудь вырвет из глазниц эти ярко-голубые глазки и в крови заставит захлебываться их обладателя. Однако Ким остаётся спокоен, молча проглатывая условия Ли и кулаки сжимает, сдерживаясь, чтобы не врезать Хэчану. Всё-равно этот Марк подставится под удар. — Свободен, — ехидно выбрасывает Ли и разворачивается, поднимая Минхёна за волосы на ноги, уводя в глубь парка.

* * *

Джено улыбается, прикрывая глаза и отходит от окна, усаживаясь за свой инструмент — фортепиано. Ли просто души не чаял в нём и чуть ли не боготворил. Джено казалось, что нет в мире инструмента, который бы мог так описать бурю эмоций и страсти в мелодии, как это удавалось фортепиано. Быстро разворачивая ноты, делая вид, что играет сонату Andante Баха по второму кругу, Ли дожидается Доёна, фигуру которого он высматривал в окне. Джено погружается в музыку с первых же нот, делая вид, будто не слышал как кто-то вошёл в помещение, тихонечко прикрывая за собой дверь. У Ли на губах расцветает улыбка, но он не отрывается от клавиш, позволяя себе закрыть глаза и наслаждаться мелодией, льющийся из под его пальцев. Доён присаживается рядом, обнимая парня за талию, губами касаясь шеи, но Джено ведёт плечом, ловко уворачиваясь от Доёна, при этом не переставая играть. Ким понимает, что теперь он должен дождаться, пока соната не закончится, чтобы поговорить с Ли. Не видя в этом проблемы, он отсаживается, не подозревая того, что задумал Джено. Парень, в очередной раз, хочет подловить Кима, чтобы обидеться, закатить истерику и услышать от него такое простое, но нужное "прости". Однако, сколько бы раз он не пытался, Доён выворачивает всё наизнанку, заставляя извиняться самого парня. И в этот раз, Джено почти уверен, Доён найдёт до чего докопаться. Наконец, соната подходит к завершению и Ли, без единой ошибки заканчивает произведение. Если бы сам Бах сейчас смотрел на Джено, на его игру, то подскочил бы первым, забываясь в овациях. Вот только в зале повисает тишина. Музыкант чувствует спиной взгляд Кима, но не реагирует. Выжидает, прислушиваясь к его душе. Хоть с виду, Доён казался спокоен, Ли знал, что происходит у него внутри. Он слышит злость, тревогу и усталость. Может что-то скрывает, а может просто с катушек слетел. Джено не удивился бы, если это было правдой. Жаль, что он не может прочитать то, что скрывает его разум. Вздохнув, парень встаёт со стула, отыскав под крышкой тряпочку первый решается поломать тишину. — Я слышал, что глава клана Ким женится во второй раз, — как-будто невзначай говорит Джено, даже не удостоив взглядом Доёна. Слишком много чести. — Да. А что это за тон, Джено? — чуть хмурясь, спрашивает Доён, складывая руки. Ну вот. — Мне просто надоело быть покорным мальчиком… .– тихо шепчет Ли, протирая чуть влажной тряпочкой несуществующую пыль с фортепиано. — А ты не подумал, что мне это может не понравиться? — Я просто спросил про свадьбу твоего отца… Я не вижу в этом ничего плохого, и того за что бы ты мог разозлиться на меня, — фыркает Джено, а после глаза закатывает, швыряя тряпку на круглый розовый столик. Раньше его тут не было ибо он даже не вписывается в интерьер. Видимо, одна из его сестёр утром забыла за собой прибрать. Джено бы разозлился, вынес бы его во двор, как и другие вещи которые он находит в своём зале, если бы не был так рассеян и раздражён сейчас. И вновь из-за одного человека. — Ли Джено, — спокойно, но строго, даже властно говорит Доён, смотря своими чёрными глазами в спину парня. — Я уверен, что твоему поведению есть объяснение. Если же нет, то я очень разочарован… Джено знает, что ничего хорошего для него эти слова не несут в себе, поэтому поджимает губы и выдыхает, поворачиваясь к Доёну. Он уже смотрит в свой телефон, тыкая пальцем по клавиатуре. Как Ли и думал, Ким вновь зацепился за что-то, даже не дав шанса Джено раздуть скандал и обидеться. –Доён…– зовёт того младший, но никакого внимания со стороны Кима не получает. Тогда Ли кусает внутреннюю сторону щеки и подходит к старшему, садясь рядом, обвивает своими ручками его плечо. — Братик, Доён… Прости, я не хотел так говорить, — начинает свою игру Джено. — Я просто расстроен из-за ссоры с Донхёком. — сочиняет Джено. Он ведь сегодня ещё даже не виделся с телекинетиком. Однако Доён ведётся. Он всегда ведётся. Откладывает телефон и смотрит в глаза Ли. — Он что-то сделал? — Джено кивает. — Что он сделал? Хватка рук на плече Доёна становится сильнее. — Он… Тэён… Этих двух слов вполне хватает, чтобы Ким всё понял и приобнял Джено. — Хорошо, — выдыхает Доён, поглаживая парня по спине. — Я прощаю тебя, но в следующий раз лучше сразу говори о таком. Джено кивает, ковыряя ногтём пуговицу на рубашке Доёна. — Хочешь сходим на его могилу? — Нет… — шепчет Ли, — После того, как мы ходим к нему, ночью мне снится… Мне снится он… — А вот это вот Джено не выдумал. Каждый раз после того, когда Ли постоит у могилы старшего из братьев — ночью снится страшный сон. Доён вздыхает, прекрасно зная, кто «он» снится младшему. Юнцинь. Говорят, что страх перед именем вселяет ещё больший ужас перед его носителем. Доён бы и рад оспорить это, вот только не так глуп. И, тем более, не слеп. Он способен понять, почему все от страха трясутся, стоит только прозвучать имени Тэна. Это он понимает, а понять не может, зачем всё это нужно было самому Юнциню? Неужели для мести? — Джено, малыш, — зовёт парня Доён, поднимая голову того за подбородок. — Донхёк разрешил мне тут находиться только час. — Вот чёрт, — фыркает Джено, воротя нос от противных сигарет, которые достал Ким. — Ты уже с ним успел пересечься... Джено не спрашивал, а утверждал, однако Доён всё-равно кивает, закуривая без разрешения. Знает, всё же, что Ли не откажет ему. Знает и пользуется этим в угоду себе и своим интересам. Ли ненавидит, когда Доён курит, но всё равно глаз оторвать не может от дымящийся никотиновой трубочки, которую Доён периодически к губам подносит и затягивается. «Можно ли умереть, если сделать слишком глубокую затяжку?» — проносится в голове Джено мысль. Потому что, если да, то он начнёт курить. Он будет как Ким — выходить на балкон, садясь на красивый чёрный стул, выплавленный в стиле эпохи рококо; закидывать ногу на ногу и, обводя взглядом пейзаж открывшийся из окна, затягивался горьким, едким никотиновым дымом, выпуская ядовитые облака вверх. Был бы Джено художником — то непременно бы запечатлел картинку, вставшую в его воображении, на холсте. Однако Джено даже кисти в руках не держал, не то, чтобы писать картины. Зато Ли Джено музыкант. Он запечатлел все свои фантазии в нотах. Потому что, так красивее. Потому что, так всегда было проще... Доён уходит, оставив невидимый отпечаток губ на шее младшего. Джено смотрит ему вслед и накрывает ладонью место, где остался поцелуй, ощущая будто какую-то фантомную боль и жжение. Отбросив от себя эти мысли, он достаёт из фортепиано дирижерскую палочку. Усиленное действие его способности, или, как угодно, его «связь» — это ультразвуковая разрушительная волна, способная уничтожить всё. И только Джено может ей управлять с помощью нот, однако. Это не так просто, как может показаться на первый взгляд. Джено вздыхает, прикрывая глаза и только он хочет поднять палочку, как его отвлекает мелодия другой души. Он цокает, сразу узнавая эти ноты. — Донхёк, — говорит он, даже не поворачиваясь к двери. — Я знаю, что ты за дверью. Либо уходи, либо говори, что хотел. После этого дверь распахивается и в комнату заходит Донхёк, хихикая. — Хорошая работа, братик. — А где второй? — спрашивает музыкант, а Хёк кивает в сторону дверного проема, где и стоял Марк. — Ещё ни разу ты его не заметил, — ехидничает Донхёк, складывая руки на груди. — Мне даже интересно, сто такого в моём Марке, что даже ты его не видишь? — Ничего, — уверяет того Джено, фыркая. — Его душа очень тихая и так, как он является частью тебя, то я слышу симбиоз ваших душ, где преобладает твоя. И всего-то. Хэчан хмыкает, не веря. На самом деле Джено и сам не совсем уверен в своей правоте. Только вот иначе объяснить он это не может, поэтому верит в свои слова. — Ответ неверный, — перебивает Донхёк его мысли, возвращая к реальности. — Ты прав, наши души и жизни находятся в подобии симбиоза, но... — телекинетик делает свою излюбленную паузу, длиною почти в минуту. — Никто не над кем не доминирует. Проблема в тебе. Джено предупреждающе смотрит на него, однако Донхёк только руками в стороны разводит. — Суди сам, способность Марка идеально отточена и доведена до совершенства. Ты, всё ещё учишься управлять своей... — Покиньте кабинет. Оба! Мне нужно заниматься, — перебивает брата Джено, указывая на дверь. Хэчан лишь вздыхает. — Как скажешь, — вновь пауза, — братец. Последнее слово, сказанное Хэчаном, оседает противно на подкорках сознания Джено. — И да, — Хёк останавливается в дверях, оборачиваясь, — Я не хотел как либо тебя задеть. Это всего-лишь предостережение. Если так может Марк, то значит и другие смогут. Подумай хорошо над этим.

* * *

Церемония состоится ближе к десяти часам вечера. Священник сможет подъехать только в это время, а с утра, проходила массовая подготовка к этой свадьбе. Служанки носились из одного угла в другой, натирая до блеска и так чистый банкетный зал, который по своим размерам был чуть меньше арены в Колезее. Хотя, мы говорим о клане Ким. У них, должно быть, в крови роскошь с примесью яда. Казалось, они были созданы для того, чтобы их ненавидели, но всё-равно боялись. Боятся — значит уважают. Наблюдая за всей этой суматохой, будущий представитель клана лишь морщится, понимая, что ему придётся тоже через весь этот маскарад пройти, но уже на собственной свадьбе. Странно, что ещё репортёры не подошли. Только Ким успевает об этом подумать, как в зал входит женщина с микрофоном в руке, а за ней и юноша с камерой и прочей аппаратурой в руках. Взгляд Доёна невольно скользит по женщине. Стройная фигура: красивые ноги, пышные грудь, бёдра, и тонкая талия. Женщина была похожа на мешок, который перевязали тугим ремнём посередине. Это сравнение вызвало улыбку на лице Доёна. Пока парниша колдовал над аппаратурой, журналистка вертела головой туда-сюда, пытаясь зацепить взглядом хоть кого-то из уважаемой семьи. Доён вновь усмехается, тушит сигарету и, с аристократичной грацией сливается в сад, пока его не заметили камеры, но вот незадача... — Ах, лучше бы я попал под надзор видеокамеры, — саркастично хмыкает Ким, замечая будущую жену отца. Та, не понимая и слова, просто поклонилась и улыбнулась Доёну. Парень кланяется в ответ, надевая на лицо улыбку. — Здравствуйте, — здоровается он на английском, — Волнуетесь? — Здравствуйте... Если честно, то да... Волнуюсь очень сильно. Но... Даже не столько о свадьбе, сколько о своём сыне Джорже. Вдруг, ему будет некомфортно тут? — женщина опускает голову вниз, а Ким понимает, что мать из Лилии очень хорошая. — Не беспокойтесь, матушка, я позабочусь о Джорже, пока вас не будет рядом, — говорит Ким, кланяясь, подавая мачехе руку. — Доён... Вы так любезны! Джоржу очень повезло! Теперь же у него есть такой замечательный брат... — Лилия не может прекратить улыбаться, хоть и видно, что она улыбается не по-настоящему. В её словах так мало искренности, что становится даже мерзко. Ким не в первый раз сталкивается с лицемерием и пусть, не искренность Лилии связана с нервотрепкой от предстоящей свадьбы. Доёну всё равно. — Знаете, ваш сын намного лучше вас. Он не пытается скрыть свои эмоции, что удивительно, учитывая место, в котором он находится. Да, он хочет казаться смелым, но на самом деле, просто боится. — Насмехаясь, плюётся ядом Доён. Он несколько секунд наблюдает за растерянным лицом Лилии, а после: — Да, и, кстати... До меня дошли слухи, что вы забыли этот разговор, — шепчет Ким на корейском, а глаза на пару мгновений блестят красным. Лилия Розле прикрывает глаза, а после того, как открывает, уставляется на Доёна чуть удивлённо. — Простите, я вас не заметила... Вы давно тут стоите? — спрашивает она. — Нет, — врёт Доён, улыбаясь. — Я лишь хотел пожелать вам удачи на свадьбе. Да, и... Вам бы пора готовиться. Ким кланяется женщине, оставляя её наедине со своей тревогой. Однако, не пройдя и нескольких метров, его останавливает Джемин, не подвижной стеной вставая на пути Кима. — Я всё слышал и видел, — чуть ли не рычит Розле, уничтожая взглядом Доёна, от чего у старшего даже мурашки по рукам бегут. — Не смей больше никогда приближаться к моей матери, ты понял? Джемин не даёт возможности ответить, уходя к матери, задевая Доёна плечом.

* * *

Торжество началось ровно в десять.

Люди выстроились в ряды перед священником: гости ближе к двери, а родня и старейшины впереди. Жених, вместе со своим сыном и, по совместительству свидетелем стоят у красивой резной арки. Она была выкрашена в аристократичный красный, а наверху, разинув пасть, из которой торчало два змеиных языка, красовался дракон — животное, которое изображалось на гербах и, как никогда лучше, описывала весь клан. Джемин, пока что ещё Розле, стоял напротив Доёна, сверля старшего брата злым взглядом. Ким на него не смотрел, но мальчишка, почему-то был уверен, что старший внутри насмехается над ним. Двери по-тихоньку отворились и в зал вошла Лилия. Джемину пришлось отвести взгляд от Доёна и улыбнуться. Не по-настоящему, конечно, но он должен сделать вид, что счастлив за маму. Лили тоже улыбается пока идёт и шуршит обёрткой от букета. Она наряжена в красивое белое платье, с кружевами и незамысловатыми узорами, вышитыми золотой нитью. Так забавно, что Кимы презирают других аристократов за показушность, но сами являются точно такими же. Невеста подходит к алтарю и жених подаёт ей руку, чтобы помочь подняться по ступенькам. — Дорогие влюблённые...— священник начинает произносить речь, а Доён плавно ведя глазами, пробегается по лицам присутствующих. Брата он замечает в первом ряду, но сам Чону не замечает Доёна. Он вообще никого не замечает, пока в комнате находится она. Предмет его обожания стоит чуть поодаль, скрестив руки на груди, скучающе изучая взглядом арку с драконом. Еын знает, что Чону смотрит на неё. Знает, но не смотрит в ответ. Почему? Знал бы ещё кто, ведь о игре, которую она ведёт, лишь одному Богу известно. Наконец, настало время доя того, ради чего и была сделана вся эта церемония: обручение. Момент, когда мужчина и женщина произносят клятву любви и верности друг другу. И всё бы ничего, но все видели эти притворно-приторные улыбки, излучающие счастье, а самое отвратительное было то, что никто ничего не собирался с этим делать. Наверное единственной, кто верил в весь этот маскарад была Лилия. —Я беру тебя, Ким Суждун, в законные мужья. Я отказываюсь от своей девичьей фамилии и жизни, в которой не было тебя. — Лилия на секунду замолчала. Было видно, что она волнуется. Суджун тепло улыбается ей, беря за руки, создавая иллюзию поддержки. Она улыбается в ответ и продолжает, — Клянусь, что буду хранить верность тебе, любовь, уважение, до нашей смерти. Обещаю вложить максимум сил для того, чтобы постоянно вдохновлять тебя проявлять свои лучшие качества, которыми тебя одарил Господь, неустанно поддерживать во время болезни и в здравии. Пауза, которая длится каких-то несколько секунд, кажутся вечностью. Перед всеми здесь присутствующими и перед Богом я Лилия Розле торжественно клянусь, что буду стараться оберегать тебя от всех тягот и лишений, которые выпадут на нашу долю, поддерживать в радости, помогать в новых начинаниях. Обещаю стать верной, любящей женой и быть ей до тех пор, пока нас не разлучит смерть. Клятвы произнесены, молодожены поцеловались, а теперь, следуя традиции Кимов, муж и жена должны провести ночь раздельно, причем женщина останется с родителями мужа, чтобы те обучили её правильно говорить, правильно носить вещи.. Ещё бы дышать правильно научили... В зале остаются лишь два человека — колючая роза клана и её вечный слуга. Чону, смотря издалека на Еын, ощущает себя Петрарко, который любовался локонами Лауры. Так же, как в четырнадцатом веке тот влюблённый дурак воспевал её, как доказательство существования божеств, Ким готов петь о том, что Еын сама вся и есть божество, ибо в ней идеально всё: руки, губы, фигура.. Её волосы. Её мимолётные взгляды, которые могут подкосить выдержку Кима и пошатнуть гордость, даже заставить отказаться от неё. И вот её взгляд, немного игривый и острый, словно тот знаменитый экскалибур, вонзается в грудь Чону. Они одни в этой комнате, поэтому Ким отпускает себя, падая на колени перед ней, руки опуская на бёдра нежно ведя вверх до края чёрной строгой юбки-карандаш. — Нуна... Позволь прикоснуться к тебе... Я так хочу сделать это вместе с тобой... Позволь... — горячий шёпот проходится мурашками по ножкам девушки, поднимаясь по спине. — Дурашка, Чону, — игриво шепчет она, наклоняясь к парню, — Ты уже меня касаешься. Ручка Еын подхватывает воротник Чону и она тянет парня на себя, заставляя подняться на ноги и целует. Чону млеет в её руках, забывая как дышать, желает никогда не просыпаться, если это сон. Однако Еын прикусывает больно губу парня и на кровать его толкает, усмехаясь. — Не тормози, Чону, — шепчет томным голосом она, садясь сверху, рукой проведя по линии челюсти. Чону подмечает насколько правильно и красиво его имя звучит из её уст. Дальше происходит какое-то безумие. Происходит нечто невероятное, словно сон: Еын снимает с себя блузку, открывая вид на стройную девичью фигуру, укладывая руки мужчины к себе на талию. — Нуна... Это всё реально? — спрашивает Чону, всё ещё находясь в каком-то подобии гипноза. Однако этим вызывает лишь смешок девушки. Она наклоняется к нему кусая за шею, так, что там явно останется отпечаток как клеймо. — Такой милый, — говорит она, вплетая руку в его волосы с силой сжимая, да так, что парень ахает, слегка щурясь. — Разве так может иллюзия? Чону тихо стонет, когда девушка проводит ноготочками по его груди, наверняка царапая кожу. А он ведь даже не успел понять, когда она расстегнула его рубашку. — Тебе нравится, когда тобой манипулируют женщины? — язвит она, резко поворачивая его голову за щеки, принуждая смотреть в глаза. — Мне нравится, когда мной манипулируешь ты.— парирует Ким и тянет руку к её лицу, однако Еын перехватывает его руку, закрепив над головой. — А не боишься? — На ухо шепчет та. — Очень сильно. Но люблю тебя сильнее, — прикрывая глаза и на выдохе шепчет Чону. — Дурашка...— хихикает Ын, оставляя ещё один засос на шее парня. Еын закрепляет обе руки парня над головой, связывая их его же галстуком, и добирается до ремня. Чону смотрит на неё, не в силах сопротивляться. Штаны, вместе с нижним бельем отлетают на пол, а Чону прикрывает глаза, слегка краснея, открывая ей свой внутренний мир вместе с нагим телом. И почему с другими девушками было всё так просто? Почему с ними он не ведёт себя как четырнадцатилетний мальчишка, у кого то это первый раз. — Нуна, можно я...— не успевает он договорить, как Еын перебивает его, закрывая рот парня ладошкой. — Нет. Она строго на него смотрит, будто предупреждая, если он хоть одно слово скажет без разрешения — ему не поздоровится. Еын ненавидела, когда её не слушались и очень жестоко за это наказывала, заставляя просто молить о пощаде и прощении. Чону знает, он сам через это прошел. А сейчас выгибается, томно дыша и шипя, когда чувствует руки девушки у основания члена и чувствует себя сигаретой, которую только что подожгли, намереваясь докурить до фильтра, растягивая удовольствие подольше. — Смотри.— звучит приказ. Чону распахивает глаза, внимательно наблюдая за тем, как девушка элегантно расстёгивает свой бюстгальтер, откидывая на кресло. Дальше она ведёт ручками вниз, доходя до края юбки. Ын улыбается, не прерывая зрительный контакт и тянет собачку вниз, расстегивая юбку, которая ползёт вниз по ножкам девушки, оставляя и её полностью обнажённой. Чону сглатывает, осматривая каждый сантиметр её открытой кожи, пытаясь надолго запомнить, но, сколько бы он не смотрел, ему всё мало. В голове уже бардак, думать не хочется совершенно, но, благо, ему и не нужно. Еын уже все за него придумала и решила, правда не сказала об этом самому парню. Вот только пока рядом она, Чону совершенно всё равно на себя, свою судьбу, гордость и даже жизнь. «Влюблённый кретин» — назвал бы его брат и был бы прав. Но Ким не может этому сопротивляться, думая, что он ещё отчаяние Петрарко, потому что стонет, когда Еын резко и без предупреждения насаживается на его член, вздыхая, блаженно прикрывая глаза. — А ты больше, чем я думала, Ким Чону... — И весь твой... Еын понадобилось немного времени, чтобы привыкнуть к размеру парня, а после она делает толчок на пробу, вызывая стон и мурашки у парня. Еын он касается таким невинным, таким послушным, будто бы и правда ручной пёсик. Ын упирается ладошками в торс парня, вновь поднимаясь и так же резко насаживаясь, ахнув от небольшого дискомфорта. Однако последующие действия, начали приносить кайф обоим. Голос девушки, отражался от стен, звуча на два тона выше, а может он отражался в голове Кима, создавая такую иллюзию. Спустя пару минут, которые показались Чону вечностью, девушка всё же развязывает есу руки, передавая инициативу парню. На этот раз, он не робеет, подхватывая Еын под плечиками, аккуратно укладывая на спину на кровать, продолжая резкие толчки, которые начала девушка. Чону томно дышит ей на ушко, целуя периодически шею, останавливаясь лишь на пару секунд, переводя дух. Они не знали, сколько длилось это безумие, но предчувствуя свой конец — Ким выходит из неё, кончая себе в руку, смотря на Еын и переводит дыхание. — Тебе понравилось? — тихо спрашивает Ын, протягивая ручки к его лицу. — Да.— кивает Чону, вытирая руки о простынь. — Это хорошо. А теперь, я хочу узнать каков твой язычок в действии. Сделаешь это для меня? Чону сделает. В этом даже сомневаться глупо. Оставив на губах Ын лёгкий поцелуй, он спускается поцелуями до низа живота. После кидает взгляд наверх и касается языком половых губ девушки, слыша легкий вздох, продолжая манипулировать языком, слыша стоны Ын, которые становились всё громче, пока в один момент она не схватила парня за волосы, потянув наверх. Секунда и Чону чувствует как простынь промокает и усмехается, гордясь собой, что смо довести именно эту девушку до оргазма. — Признаю, — усмехается она, прикрывая глаза, убирая волосы с лица. — Я недооценивала твои способности. Прошу прощения за это. Чону улыбается, ничуть не обижаясь за эти слова. К тому же, это вроде бы как комплимент. Он накрывает её одеялом, обнимая за талию, засыпая, не замечая тихого шепота за спиной, пока окна облепляет густой туман, вырисовывая за окном миллионы причудливо-кошмарных силуэтов.

* * *

Джемин плохо спит. Ему снится какая-то девушка и Тэн. Его загадочный знакомый бросает слишком подозрительные взгляды и говорит какие-то ужасные вещи.

«...Родились. Разве этого недостаточно?»

«... мальчишка не должен знать об этом....»

«... я постараюсь сделать это быстро...»

А дальше непонятная вспышка и крик девушки.

— Нет! — вскрикивает Джемин, распахивая глаза которые в темноте сверкнули жёлтым светом.

— Что такое? — спрашивает у парня мать на ломаном копейском, но Джемин не отвечает. Лишь бросает что-то вроде «мне срочно нужно к отчиму» и выбегает из комнаты прямо в пижаме с динозаврами.       Как ребёнок, ей богу.

* * *

Дженни выглядывает в окно, замечая сгущающийся туман и хмурится. Сейчас раннее утро, а день уже заранее испорчен этим противным туманом. Она не любила непогоду и того, кто заставляет туман сгущаться своим дьявольским танцем. Руби Джейн рвано вздыхает, не желая покидать лабораторию, однако то, что она обнаружила в крови Розле не терпит умалчивания. Она срочно должна рассказать обо всём главе или хотя бы Доёну. Хоть она прекрасно знала чьих рук дело эта непогода и безумно боялась его, долг перед собственным кланом оказался куда значительнее и усилил её страх за свою жизнь. Дойти нужно было всего лишь до другого кампуса. Всего каких-то пятьсот метров. Дженни с опаской посматривает за окно, в конечном итоге собирая всю свою волю в кулак — выходит из кабинета, закрыв его. Вот только кажется, что после того, как она вышла из кабинета, туман стал в два, а то и в три раза гуще. Холодный липкий страх окутал всё нутро девушки. Она прижимает папку к груди и идёт прямо, ориентируясь по внутреннему компасу и по памяти. Вот только не пройдя и половины пути, Джейн услышала за своей спиной страшный смех и остановилась, обернулась, поворачивая по сторонам головой. — Кто тут? — неуверенно спрашивает она, пятясь спиной вперёд. Колени начинают подрагивать, а когда она спиной врезается в чужую холодную грудь — вообще чуть ли не подкашиваются. — Твой ночной кошмар. — шепчет ей на ушко Тэн и обнимает за талию, опуская голову ей на плечо. Дженни так и замирает, боясь даже вздохнуть лишний раз. — Ты так изменилась. Выросла. Стала прям настоящей леди... ,— начинает он. — Я помню тебя ещё совсем мелкой. Однажды, ты приехала с братьями к нам в гости и весь приём пряталась за спиной Доёна. У тебя ещё были смешные хвостики с разноцветными резиночками. Казалось, что Тэн пришёл к подруге детства, чтобы поговорить по душам и, предаться воспоминаниям и погрустить. Тэну действительно грустно, ведь когда-то давно эта милая девчонка, совершенно не вписывающаяся в семью клана Ким, покорила одиннадцатилетнего Юнциня. Помнится, у них было даже что-то типа первого свидания: прогулка по роскошному парку на территории клана Ли (который с годами практически не меняется), букет из ромашек и невинный поцелуй в щечку. Он даже почти влюбился. «Я не хочу видеть вас рядом» Не выражая никаких эмоций сказал Доён, который был на год старше Юнциня. Тогда-то, юный Цинь и начал понимать, почему родители так плохо относятся к этому клану. «Ой, вы ещё подеритесь из-за девчонки» Сказал рядом стоящий Тэён, который подслушал весь разговор. Дженни понимает, что отвлеклась на воспоминания, слишком поздно. Тэн всё ещё держал её за талию одной рукой, а второй наматывал на палец её локон. Она рассматривает его лицо, подмечая, что он тоже сильно изменился. Его детские неровные черты лица сейчас выпрямились и стали острыми и броскими. При первом же взгляде, случайном или же нарочно брошенным на Тэна, можно было сказать, что в его жилах течёт непростая кровь. — Ким Дженни... .— Тэн опаляет шею Джен своим дыханием и её собственное имя кажется ей настолько красивым. Неужели, это потому, что её имя звучит из его уст? Тэн прижимает её к себе ближе, так, что ей приходится ручками упереться в его грудь. — Что ты делаешь? — шепчет она, впервые решаясь посмотреть в глаза парню, но встречает в них только лёд и пустоту. — Отдай мне эту папку и идём со мной. Дженни, я уведу тебя далеко от этого проклятого места. Ты будешь жить как в сказке. Клянусь, что мир будет валяться у твоих ног, только если ты согласишься уйти и быть со мной. Быть моей. Ким требуется несколько секунд, чтобы понять и принять то, что она услышала. Только что, тот самый Ли Юнцинь, которого так боится глава её клана, обещал ей подарить весь мир и своё сердце в обмен на информацию, которая была в этой папке, которую она сжимает в руках. — Что будет, если я откажусь? — Мне придётся тебя убить, — ни секунды не медля отвечает Тэн, но чуть позже продолжает. — А потом мы уничтожим весь ваш клан. «Мы?» — хочется спросить Дженн, но вместо этого: — Что мои братья тебе сделали такого, что ты готов уничтожить весь клан? — даже как то плаксиво парирует Дженни. Ей всё сложнее и сложнее держать себя в руках рядом с ним. — Родились. Разве этого недостаточно? — отвечает вопросом Тэн, заставляя отвести девушку взгляд. — Я тоже Ким, получается ты и меня ненавидишь? — Нет. Ты другая. Ты всегда была такой. Любопытной и доброй девочкой. В тебе нет этого яда, которым смердит от твоих братьев. Ведь ты единственный ребёнок в этом поколении, у кого нет способности. Тэн бьет по больному, заставляя девушку зажмуриться, на рефлекторно прижимаясь ближе к Тэну. Именно из-за того, что природа решила не наделять её каким-то особенным даром, её практически не замечали. Дженни было даже хуже, чем этой Еын, взявшейся из ниоткуда. И ладно бы плевать на то, что её не замечают двоюродные братья, сёстры, даже на старейшин плевать. Её обижало то, что она была призраком даже в собственной семье. — Прости... Юнцинь, я... . Я должна отдать эту папку Доёну или его отцу. — девушка поджимает губы, пальчиками сжимая документ. Она правда хочет уйти, чтобы навсегда покинуть этот дом, но чувство долга оказывается выше всего. — Ты же подозреваешь, что я знаю, что храниться в этой папке? — говорит Тэн, поймав её подбородок, заставляя посмотреть в глаза. — Джорж Розле, он же Джемин. Ты обнаружила в крови парнишки молекулы, которых нет в крови ни у одного из кланов... ,— Чёрт. — Мальчишка не должен знать об этом, а Доён ему точно всё расскажет, напугав сильнее. Дженни хлопает глазками, не зная как поступить. Она не любит Тэна, но почему-то уверена, что с ним будет счастлива. Однако её не отпускает какое-то подобие преданности своей семье и клану в целом. Она хочет доказать, что даже без способности, она будет полезна клану. Поэтому вертит головой в стороны. — Прости... .— шепчет она и слышит вздох парня. — Ты всё же выбрала их... ,— разочарованно говорит Тэн, выпуская девушку из объятий, отходя на шаг от неё. — Не беспокойся, я постараюсь сделать это быстро. Следующая секунда происходит как будто бы записана на плёнку. Откуда ни возьмись появляется вспышка – Дженни сразу вскрикивает от резкой боли во всём теле. Чувство, как будто переломали каждую кость, вытащили и в пыль перетёрли, и насыпали обратно. Последнее, что она видит – это Тэн – у которого глаза светятся холодным синим. Туман начинает рассеиваться в то время, как Джемин, задыхается от слёз и от того, что что-то давит ему на грудь, будто кто то очень сильный положил на парня булыжник и не отпускает. Давит, желая задавить его им и отчаянием, которое подступает на пороге гибели. В то утро рассвет был красным. Алые лучи заливали крыши и стены кимовского особняка, будто разрушая оставшиеся клубы тумана, которые не хотели растворятся вслед за своим хозяином. Джемин, сквозь пелену слёз, видит этот туман и начинает понимать, почему то имя не произносится в этом доме. Оно несёт опасность, неудачи, смерть.