Бездна

Пятница. Прошла ровно неделя с того памятного нереального происшествия в туалете для мальчиков на седьмом этаже. Если бы Драко Малфой до сих пор не лежал в медпункте, я успокоился бы, решив, что это просто кошмарный сон. Но нет. Драко был в палате, и его друзья навещали его, ходили к нему. Судя по подслушанным, конечно, совершенно случайно разговорам, с Драко все в порядке. Просто приходит в себя после потрясения и набирается сил после огромной потери крови. Также я узнал, что шрамов у него не останется, слава Мерлину. Всю неделю, я тайно надеялся, что Драко отшибло память, когда он сильно ударился головой при падении, или когда выпил какое-нибудь зелье Мадам Помфри, или когда задумался над безумием и фантастичностью произошедшего. Мало ли что? Я даже смог почти до конца увериться, что Малфой ничего никому не расскажет. Да кто ему поверит?! Но дни летят с пугающей быстротой, приближая день полного выздоровления Драко. С одной стороны, жду этого дня, потому что скучаю по нему. Мне нужно самому увидеть его, чтобы понять и успокоиться — все обошлось, он жив и здоров. Да и из эстетических соображений: невероятно приятно видеть Драко, наблюдать за ним, замечать его. Он красивый. С другой стороны, боюсь этого дня. Сердце многое говорит: «он забыл», «он не станет», но разум твердит обратное: «он мечтает отомстить», «он хочет растоптать тебя морально», «он все разболтает, а ты не сможешь опровергнуть эти слухи, потому что правде перечить нельзя»… — Мадам Помфри сказала, что… — Тсс! Тише говори, МакГонагалл сегодня злая, как мегера, — еле слышно шикает на подругу Забини. — Так вот, мадам Помфри сказала, что выпустит Драко в воскресенье вечером, — шепчет Паркинсон, пока МакГонагалл говорит что-то Невиллу раздраженным тоном. Идет уже вторая по счету пара Трансфигурации, когда слышу беседу близких друзей Драко, которые так удачно сели позади. Значит, в понедельник все и решится. Остается только томительное ожидание нелегкой мести или вселенского «обошлось». * * * Суббота. — Профессор Флитвик прекрасно знает, чему нас надо учить, — строго говорит Гермиона за завтраком. — Ну, согласись же, что мы уже давно должны были начать проходить Увеличивающие чары, а мы все еще топчемся на Уменьшающих, — Рон нагружает тарелку третьей порцией омлета. — Их даже дети за несколько часов осваивают, а мы над ними уже четвертую пару пыхтим! — Ты их так и не освоил, между прочим! — Освоил! — Рон невольно краснеет. — А вот и нет. Я видела на последнем занятии, Рональд, что ты так и не смог уменьшить табуретку! И не ври мне. Рон фыркает и с обиженным сопением прячется за блюдо. — Всем доброго утра! — Джинни со слегка взъерошенными волосами плюхается рядом на скамейку. — Как спалось? — Отли… Не успеваю ответить на вопрос, как рядом с нашим столом нарисовывается Забини: — Эй, Поттер, это тебе, — кидает сложенный пополам листок бумаги рядом с моим завтраком, рядом с овсянкой. Кидает и возвращается к змеям. — Не думаю, что тебе стоит это читать, Гарри, — хмурится Джинни и пытается выдернуть листок из моих рук. — Да, Гарри, лучше не стоит. Вспомни, как две недели назад Роб кинул мне записку на Заклинаниях, я развернул, чтобы почитать, а внутри оказались чары скунса. Я потом три дня вонял. А ведь Роб из Райвенкло, — Невилл насупивается, — а слизеринцы могут выдумать что-нибудь и похуже. Но я знаю, от кого это и знаю, что там нет никаких чар и проклятий. Там есть только буквы. Слова из букв. Слова, которые наверняка принесут страшную головную боль, ведь Драко может приносить только ее. Жгучую, ядовитую, ноющую боль. Без тени сомнения и дрожи в руках разворачиваю лист. «Как дела, Потти? Смакуешь последние деньки хорошей жизни? Недолго тебе осталось, так как меня выпишут совсем скоро. Наслаждайся, пока можешь. Скоро я всем все расскажу, и все отвернутся от тебя. Всем станет противно даже видеть тебя. Жду не дождусь дня начала твоих кошмаров, мальчик-который-голубь. P.S. Надеюсь, испортил тебе настроение». В правом нижнем углу нарисован маленький карикатурный голубь, он отчаянно машет крыльями. — Что там? — Джинни склоняется над плечом в попытке прочесть. Быстро комкаю написанную в стиле Драко записку и прячу в карман. Я, Рон и Гермиона настороженно переглядываемся. Вот и настал этот день — все прогорело окончательно. Щемящая надежда и наивная вера, что Драко забыл, одумался и прочее, просыпались пеплом на мою больную голову. Значит, пора посвятить друзей в мою беду, в горе. В мой страх. Больше нельзя молчать. Уродливая «малфоевская правда» скоро выползет наружу и моя правда, моя чистая история невероятного нежного чувства покроется грязью малфоевского видения ситуации. * * * Рон и Гермиона сидят на диване, я пристроился на ковре поближе к камину. Мы в гостиной. А так как время близится к трем часам ночи, все разбрелись по своим спальням, вот и получается, что мы одни и некому подслушать разговор по душам. — Гарри, в чем дело? Мы же видим, что-то происходит, но не можем понять, что именно. Расскажи, — Гермиона смотрит умоляюще. — Что эта была за записка, от кого она, Гарри? Отворачиваюсь и разглядываю огонь в камине. Проходит минута, прежде чем начинаю говорить. — Она от… Малфоя. Рон уже было открывает рот, но я не даю ему и слова сказать. — Я прошу вас просто выслушать меня. Не перебивая, — серьезно смотрю на друзей. — Разве это сложно — просто выслушать до конца? Хорошо? Переглядываются и быстро кивают. Видно, мой серьезный тон их сильно напугал, слова же испугают еще больше. Черт, как тяжело говорить об этом. — Вы знаете о моих симпатиях к девушкам. К Чжоу, к Мэг, и к твоей сестре, Рон — к Джинни. — Я внимательно смотрю на Рона. — Но уже некоторое время, — пауза, — несколько лет, мне нравится один парень. — Поворачиваю голову к огню опять, не хочу видеть шокированные лица. — Это не значит, что я гей. Это просто один парень. Мне больше никто моего пола не нравится. Просто, — замолкаю, — это странно... но мне он очень сильно нравится. Вы не думайте, ничего пошлого не имею в виду, просто, — опять это слово, — просто он… неземной. — Пауза. — Этот парень — Малфой, — чего уж тянуть. Тишина и не смотрю на друзей. И так знаю, какой ужас сейчас написан на их лицах. Потрескивание огня. — Так вот, в ту пятницу, когда состоялась наша… э-э-э… дуэль, произошло кое-что непоправимое. Ну… он узнал что… что мне нравятся парни. То есть мне не нравятся парни. Но он думает, что мне нравятся все парни, понимаете? Он не догадывается о моих чувствах к нему, просто думает, что я гей. Он… он тогда наговорил мне кучу гадостей. Сказал, что все растреплет о… о моем… он сказал что всем расскажет что я… я грязный педик, и сказал, что все от меня отвернутся. Я рассвирепел тогда и… и, в общем, так получилось…что он оказался в медпункте. — Как странно это слышать. — А сегодня утром Забини передал записку от него и там Малфой сообщил, что втопчет меня в грязь, когда выйдет в понедельник. — Тишина, пустая тишина с потрескиванием из камина. — Скажите что-нибудь, если после этого вы все еще мои друзья. Смотрю на них в упор. У Рона самое тупое выражение лица, которое я когда-либо видел, а Гермиона нахмурила брови. — Просто ответь на мои вопросы, хорошо? — Ровный голос Гермионы — бальзам на мои раны. На этот раз уже киваю я. — Тебе нравится только Малфой из всех парней. Я правильно поняла? — Да, — легкий вопрос. — Как именно он узнал о том, что тебе нравятся именно парни, а не только он? Кровь прибыла к щекам. Прикрываю глаза, и пробую справиться с судорожным дыханием. — Мы дрались, и не спрашивайте, почему. Дрались, и у меня просто… встал. Рон издает жалкий писк, а Гермиона становится пунцовой. — И он подумал, что у тебя на всех парней такая реакция? Глаза от чего-то увлажняются, это все как-то больно. — Да. Он даже мысли не допустил, что я влюблен, — слово не воробей, оно вылетело, и я его уже не поймаю, — в него, в своего врага. Ему проще считать, что я озабоченный гей. Разговаривать об этом, как окунаться в ледяную прорубь. — Так он прав? Мне лучше повеситься сразу? — голос дрожит в ожидании приговора. — Что ты, нет! Все… все не так плохо, Гарри, — Гермиона взбудоражена. — Влечение к мужчинам, это… хм… нормально. Дамблдор тоже гей. — Что?! — одновременно кричим мы с Роном. — Ну, да… и он это не скрывает, в его автобиографиях написано. Да и вообще все знают и никто не стал к нему хуже относится. Так что, Гарри, не беспокойся, тот факт, что тебе нравятся мужчины, вовсе не так ужасен, как тебе накрутил Малфой. Просто Малфой явный гомофоб. Прости, Гарри, — Гермиона виновато улыбается, — он всего лишь нашел еще один способ тебя достать. Вот и все. — То есть, то, что я, возможно, не такой как все, не означает ничего ужасного и непоправимого? — Нет, конечно. Гораздо непоправимее и ужаснее, на мой взгляд, это твое… эм-м… — хмурится, стараясь высказываться мягче, — твое увлечение Малфоем. Я надеюсь, со временем это пройдет, и тебе понравится кто-нибудь другой. — Не думаю. Это уже довольно долго длится. — Я понимаю, он красив… — Гермиона! Как ты можешь такое говорить?! — шокировано кричит Рон. — Ну и что? Это правда. Он очень красивый, все девушки замечают, но ни одна нормальная девушка не подойдет к нему. В общем, уродливая красота у него, внутри он весь червивый. — Гермиона с сожалением качает головой. — Бедная Паркинсон, как она страдает, а он бессердечный. Говорят, у него действительно какие-то проблемы с психикой… — Не могу поверить, что ты сплетница, — взмахивает руками Рон. Гермиона укоризненно смотрит в ответ: — Я не спл… — Я вижу его насквозь, но его душа, его дрянная душа не кажется мне отвратительной. Друзья обернулись на меня с сочувствием во взглядах. — Все будет хорошо, Гарри. Малфой просто выдает желаемое за действительное. Никто не будет тебя дразнить или обзывать. Ну, разве что сам Малфой и его свита, но они и раньше это делали. А все остальные, уверяю тебя, к этому отнесутся нормально, так что не беспокойся. — Да, Гарри, я, конечно, ошарашен и все такое, но поверь мне, мы будем рядом, что бы ни случилось. Теплые улыбки развеяли тьму в душе, тьму, которую поселил там Драко.